Форстен Уильям Р.. Сигнал сбора

   Один из артиллеристов протянул ему свое оружие, и Эндрю повел своих людей обратно к деревне. Стараясь не смотреть на лежащие на земле тела, он постарался быстрее их миновать. За поворотом тропы небольшое количество новродцев перестраивали ряды, готовясь вновь вступить в бой.
   — Залп! — прокричал Эндрю.
   Ружья взлетели на плечи и извергли огонь. Новые заряды забиты шомполами в стволы, и оружие вновь готово к стрельбе.
   — Вперед шагом марш!
   С мушкетами наперевес рота рассыпалась по всей ширине тропы. Просвистела стрела, и один солдат со стоном свалился прямо под ноги Эндрю. Арбалетный болт воткнулся в пустой рукав полковника и застрял в нем.
   Впервые в жизни ему пришла в голову мысль, что он представляет собой легко различимую мишень, но от этого ему только сильнее захотелось разбить врага.
   Второй залп с двадцати ярдов, третий, четвертый…
   Они дошли до конца леса и наконец увидели горящую деревню. Между пылающих домов несколько сотен воинов в панике неслись к своим лошадям, привязанным на другом конце деревни. Многие уже были верхом и с громкими криками потрясали оружием.
   Справа вновь донесся высокий звук рога. Повернув голову, Эндрю увидел Ивора, выезжающего с дружиной из леса в четверти мили от них. Разворачивая коней, Новродцы в страхе поскакали на восток. Еще до того, как Ивор успел подскакать к янки, последние Новродцы пропали из виду.
   — Капитан Майна, — хмуро сказал Эндрю. — Устройте перекличку и отнесите наших раненых и мертвых на корабль.
   Выйдя из-под тени леса, Эндрю направился к Ивору. Внезапно он почувствовал легкое головокружение и дрожь в коленях. К горлу подступила тошнота, и ему стоило больших усилий, чтобы сдержаться. Эндрю всегда испытывал такие ощущения после боя, это была естественная реакция его организма на то хладнокровие, которое он проявлял минутой раньше. При воспоминании о груде тел рядом с пушкой его голова заболела, как после хорошего удара. Южане хотя бы знали возможности артиллерии. А сейчас это было просто убийство, и Эндрю опять ощутил позыв к рвоте.
   Но они попали в ловушку. Это очевидно. Их там поджидали.
   Ивор подъехал на коне к Эндрю, отдав на скаку команду остальным своим воинам преследовать неприятеля.
   — Калин — а где Калин?
   Эндрю всерьез забеспокоился. Толстяк был рядом с ним на корабле, и на берегу он его видел, а что потом? Вдруг, как по волшебству, из клубов дыма появилась фигура переводчика…
   — Ну и где же тебя носило? — спросил Эндрю.
   — Там же, где всегда, когда начинается битва, — честно ответил Калинка. — Я спрятался.
   — Пожалуй, ты еще умнее, чем я думал, — рассмеялся Эндрю. — Ни к чему мирному человеку вмешиваться в спор воинов.
   — Что, хороший был бой? — прервал их беседу Ивор.
   — Можно и так сказать, — коротко ответил Эндрю. — Хочешь посмотреть?
   Втроем они направились обратно к реке.
   Миновав поворот тропы, Ивор резко натянул поводья, и его битюг встал на дыбы. Широко раскрыв глаза, боярин смотрел на картину бойни. Спешившись, он осторожно обошел груду тел новродцев, а потом перевел взгляд на поваленные ядром деревья. Затем Ивор посмотрел Эндрю прямо в глаза.
   — Хорошо, что я все-таки решил не воевать с вами, — тихо сказал он.
   — Хорошо, — повторил по-русски Эндрю. Ивор подошел к телу священника и ногой перевернул его лицом вверх.
   — Хална, священнослужитель из Новрода. Значит, теперь Церковь противостоит мне в открытую.
   — И кто-то знал, что сегодня мы будем в Суздале. Это нападение было задумано для того, чтобы выманить нас сюда и, возможно, чтобы убить меня, — заметал Эндрю.
   — Кто как не Раснар? — мрачно отозвался Ивор. — Я знаю, что мой брат Михаил бежал в Новрод, так что налицо заговор.
   — И что же ты собираешься предпринять? — спросил Эндрю.
   — Ничего.
   — Ничего? В самом центре твоего города затаилась змея!
   — Он верховный священнослужитель Руси, — резко ответил Ивор. — Если я открыто выступлю против него, мне придется воевать не только с Новродом, а еще с Вазимой, Кевом, Загдорсом — всей Русью. Мой отец отобрал некоторые привилегии у его отца. Поэтому теперь меня поддерживает знать всех городов. Они не будут помогать Церкви в борьбе со мной, потому что это ослабит их собственные позиции. Но и я не могу бросить Раснару прямой вызов. Так что мне придется вести себя так, будто это был обычный налет, как водится между соседними городами.
   — Это безумие, — не сдержался Эндрю.
   — Когда ты лучше узнаешь наш мир, ты больше не будешь так говорить, — оборвал его Ивор. — Твои люди собрали богатый урожай голов для моей стены. После этой схватки мой престиж вырос, и другие теперь дважды подумают, прежде чем напасть на меня. От тебя немало неприятностей, Кин, но и пользы тоже. Боярин вновь сел на своего огромного коня.
   — Увидимся в городе — у нас вечером будет пир. Да, наши разногласия разрешились сами собой. Твой солдат умер еще до того, как я уехал, так что отпала необходимость в суде. Теперь народ снова будет любить вас.
   Эндрю остолбенело смотрел вслед боярину, скачущему назад к деревне.
   — Он сошел с ума!
   — Все мы всего лишь его игрушки, — шепнул ему Калинка. — Не секрет, что вражда между знатью и Церковью скоро приведет к открытым столкновениям. Крестьяне боятся бояр, и попов боятся не меньше, так что, кто бы ни победил, для нас все останется по-прежнему. А что касается тебя, то, когда дерутся волки, победитель все равно съест лису.
   Джон Майна во главе свой роты спустился к реке.
   — Что показала перекличка, Джон? — спросил Эндрю.
   — Ничего хорошего, сэр. Десять человек убиты, тринадцать ранены, но они поправятся. Четверых убило во время первой атаки, и с них сняли все, что на них было. Так что теперь у неприятеля есть мушкеты и боеприпасы.
   — Твою мать, — процедил сквозь зубы Эндрю.
   Так вот зачем они затеяли этот рейд, подумал он. Чтобы заполучить несколько ружей и узнать, как ими пользоваться.
   — Это еще не все, — продолжил Майна.
   — Что еще?
   — Не хватает двух человек, сэр. Никто не видел, чтобы их убили. Боюсь, они попали в плен.
   — Кто они?
   — Один — это Брайан Сэдлер.
   — А второй?
   — Готорн, сэр.
 
   Насмерть перепуганный Винсент старался не смотреть на пытку, но не мог отвести глаз от ужасающего зрелища.
   Прошлой ночью его, как мешок с зерном, забросили на спину лошади и связанного отвезли в Новрод.
   Каждый вдох давался ему с трудом — наверное, несколько ребер было сломано. Но сейчас это беспокоило его меньше всего.
   — Заставь ружье стрелять!
   То, что здесь происходило, было настоящим средневековым кошмаром. Брайан Сэдлер был привязан к стулу, а на голове у него был металлический обруч с винтами у висков.
   — Заставь ружье стрелять! — ревел священник.
   — Поцелуй меня в задницу! — простонал Сэдлер.
   Священник улыбнулся и повернул один из винтов на пол-оборота. Тело Сэдлера изогнулось дугой от боли, и он дико закричал.
   Всхлипывая, Винсент пытался разорвать веревки, стягивавшие его по рукам и ногам. Священник перевел взгляд на него, усмехнулся и продолжил допрос.
   — Заставь ружье стрелять! Сэдлер плюнул ему в лицо.
   Палач завернул винты еще туже. Истошные крики истязаемого слились с мольбами Готорна, просившего остановить это безумие.

Глава 7

   Священник подошел к Винсенту и протянул ему мушкет:
   — Ты показываешь, как он работает. Я прекращаю это.
   «Боже милосердный, как ты допустил это?» — подумал Винсент. Он мог остановить мучения товарища, но тогда эти люди узнают их важнейший секрет.
   — Не делай этого! — сквозь слезы выкрикнул Брайан. — Они используют это против наших.
   Палач снова повернулся к нему. Взявшись за винт, он хотел снова повернуть его. Однако на этот раз неожиданно вмешался другой священник, который все это время молча стоял в темном углу камеры. Встав перед стулом, он принялся о чем-то спорить с истязателем, показывая на Сэдлера и качая головой.
   Как понял Винсент, тот говорит, что еще один поворот винтов убьет Брайана. Из носа Сэдлера текла кровь, а глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит.
   В конце концов палач улыбнулся, как бы согласившись на новое предложение. Он ослабил винты, по телу Сэдлера пробежала дрожь, и он бессильно откинулся на спинку стула.
   Священник вышел из камеры. Несколько секунд спустя он вернулся, и лицо Винсента посерело от страха.
   В руках палача была плетеная корзинка, почти шести футов в длину и фут в поперечнике.
   Внутри корзины с угрожающим шипением извивалась темно-зеленая змея. Когда она открывала пасть, в свете факела зловеще блестела пара острых зубов.
   — Нет, только не это! — завизжал Сэдлер. — Господи, этого я не перенесу!
   В камеру вошло двое слуг, которые пододвинули к Брайану высокий стол. Палач поставил на него корзину и открыл в ней дверцу. Развязав правую руку Сэдлера, слуги начали засовывать ее в отверстие в корзине.
   — Боже, помоги мне! — стонал Сэдлер.
   — Хватит! — отчаянно закричал Готорн. — Я покажу вам, только перестаньте!
   Священник улыбнулся Винсенту и сделал знак подручным отпустить Сэдлера.
   Готорна отвязали от стены, и палач сунул ему в руки мушкет.
   — Сделай огонь и дым, — приказал он.
   Весь дрожа, молодой квакер поставил винтовку Спрингфилда на пол дулом вверх и сказал, чтобы ему принесли патрон и коробку с капсюлями.
   Когда Винсент кончил заряжать оружие, палач был уже рядом, готовый ударить его кинжалом, если он попробует что-нибудь предпринять.
   Винсент осторожно поднес винтовку к плечу, нацелил ее на зарешеченное окно и спустил курок.
   Находившиеся в камере Новродцы испуганно отскочили от него.
   Готорн протянул винтовку обратно священнику, который осторожно взял оружие. Понюхав ствол, он вдохнул запах серы, вскрикнул и мрачно посмотрел на юношу.
   Взяв коробку с патронами, он достал завернутый в бумагу заряд и, следуя указаниям Винсента, сорвал бумажную оболочку, насыпал в дуло пороху и загнал туда пулю. Взведя курок, вставил пистон.
   Готорн указал на спусковой крючок и продемонстрировал, как держать оружие.
   Священник поднес мушкет к плечу и направил его прямо в лицо Винсенту.
   «Господи, пусть он сделает это», — взмолился про себя юноша. Он знал, что, вступив в армию, уже нарушил законы своей веры, а теперь еще научил человека новому способу убийства. Так что такое наказание было бы справедливым.
   Священник гнусно ухмыльнулся.
   Медленно повернувшись, он приставил ствол к голове Сэдлера.
   — Встретимся в аду! — бросил ему Брайан. Прогремел выстрел. Мозги и кровь разнесло по всей камере.
   Винсент согнулся в приступе рвоты, на что его тюремщики отреагировали взрывом грубого смеха.
   Дверь в камеру отворилась, и вошел чернобородый воин. Винсент настороженно уставился на бородача, мгновенно распознав в нем того самого человека, который затеял с ним стычку на дороге.
   Священник протянул ружье Михаилу, который взвесил на руке тяжесть мушкета и осклабился. Схватив коробку с патронами, он вытащил один заряд, сорвал с него бумагу, высыпал на ладонь порох и сказал что-то священнику, согласно кивнувшему в ответ.
   — Ты покажешь это волшебство, — резко бросил он Винсенту. — Если откажешься, то… — Не закончив фразы, палач многозначительно показал на корзину со змеей. — Поспи и подумай.
   — Откуда ты знаешь наш язык? — не сдержал любопытства Винсент, хотя сам едва стоял на ногах от боли и ужаса.
   Старый священник вдруг весь как-то скрючился, изображая из себя калеку.
   — Янки, помогите мне, — проблеял он, протягивая руку.
   Пораженный Винсент вспомнил, что он видел этого человека около Форт-Линкольна, где тот изображал нищего. Он даже дал ему однажды медную монетку и пару раз говорил с ним, испытывая жалость к несчастному.
   Довольно расхохотавшись, священник выпрямился.
   — С этим, — показал он на ружье, — мы пошлем кого-нибудь убить вашего Кина, а может, и его женщину.
   Затем он снова ткнул пальцем в сторону корзины и, продолжая смеяться, вышел из камеры. Двое его подручных разрезали веревки, все еще стягивавшие Сэдлера, и выволокли тело ногами вперед, а еще один взял корзину со змеей, прихватил единственный факел и последовал за ними.
   Михаил ушел последним. Подойдя к Винсенту, он оскалился и нанес юноше сильный удар кулаком в область желудка, от которого тот согнулся пополам. Посмеиваясь, Михаил захлопнул за собой дверь, и послышался звук задвигаемого засова.
   Всхлипывая, Готорн лежал на полу, сжавшись в комочек и сознавая, что завтра утром ему придется умереть, чтобы не выдать знание, которое может погубить его друзей.
 
   Касмар поставил на стол чашки с чаем, и Патриарх жестом приказал ему удалиться.
   — Пей, не бойся, — успокаивающе предложил Раснар. — Клянусь, что в них нет яда.
   Сидящий на другом конце стола Ивор улыбнулся и отодвинул свою чашку в сторону.
   — Обижаешь, — промурлыкал священник.
   — Обижайся сколько хочешь. Я не так глуп, чтобы пить что-нибудь в твоем доме.
   — Ну ладно, ладно. Я не такой дурак. Если бы ты умер от какой-нибудь болезни сразу после посещения моих палат, молва назвала бы меня виновником твоей смерти. Я знаю не один пример, когда человек был облыжно обвинен после того, как разделил трапезу с врагом, которого вскоре угораздило отдать концы. Если я убью тебя, Ивор, я проделаю все куда тоньше, и будь уверен, что вместо меня обвинят кого-нибудь из моих врагов.
   — И что же тебя останавливает, если ты такой могущественный?
   — Знаешь, старый соперник, может быть, я нуждаюсь в тебе, как и ты во мне.
   Ивор откинулся в кресле и поправил очки.
   — Каждому из нас было бы лучше, если бы другой умер. Эта борьба за власть между нами продолжается уже много лет. Мой отец лишил твоего отца светской власти. Твоя Церковь отстранена от управления государством, и ты хочешь это изменить.
   — Но, друг мой, близится расплата, — мягко возразил Раснар. — тугарам нравился тот расклад сил, который твой отец так опрометчиво нарушил. Церковь правила знатью, а знать — крестьянами. Под нашей властью все подчинялись тугарской орде и выживали благодаря соблюдению их законов о корме. Я тебе еще вот что скажу. Хотя Церковь управляла всеми городами, мы не вмешивались, когда вы, бояре, затевали свои дурацкие междоусобицы. Все это соответствовало воле тугар, ибо города были разделены и не мечтали о сопротивлении.
   — Никто не говорит о сопротивлении, — нервно сказал Ивор. — Это было бы безумием. Во всей Руси не наберется двадцати тысяч воинов, а в орде сотни тысяч всадников. Но мы здесь обсуждаем не тугар, а тебя и твои козни.
   — Нельзя забывать о тугарах, — парировал Раснар. — Это они установили наш миропорядок, и так было всегда. Менять его без их разрешения — вот это безумие. Тебе и всей русской знати не грозит участь попасть в яму, а Церковь испокон веков продает индульгенции людям более низкого происхождения. Вместе мы правим крестьянами, собираем налоги и предотвращаем неприятности, которые могли бы привести к гибели всех нас.
   — Большие зернохранилища и склады серебра уже наполовину заполнены в ожидании их появления через три с половиной года, — перебил его Ивор. — Я позаботился, чтобы к тому времени все было в порядке, так что тебе не о чем беспокоиться.
   — Меня пугают твои планы, связанные с этими янки, — резко ответил Раснар. — Я все понял еще в первый вечер после того, как они сокрушили твои катапульты. Я увидел этот огонь в твоих глазах, Ивор Слабые Глаза. Ивор скривился, услышав это прозвище. Когда-то у него были слабые глаза, но янки исцелили их. Сейчас он предпочитал, чтобы его называли Ивор Хозяин Янки, и насмешка Раснара уязвила его. Да, у него были планы объединить всю Русь под своей властью. Со времен царя Ивана, который жил двадцать поколений назад, такое никому не удавалось. Даже тугары уважали Ивана и взяли одного из его сыновей в свое бесконечное путешествие вокруг мира. Когда тот вернулся, Иван передал ему свой трон. Так началось царствование легендарного Ивана Великого.
   Если ему удастся объединить всю Русь, возможно, он договорится с тугарами, чтобы большая часть корма была взята из Новрода, и таким образом еще сильнее укрепит свою власть после ухода орды.
   Но, как и раньше, только Церковь была полностью освобождена от повинности перед тугарами. У Церкви все еще сохранялись огромные сокровища, которые священники использовали для взяток тугарам и для того, чтобы натравливать друг на друга бояр. Ивору были необходимы эти деньги. У его отца не хватило храбрости отобрать их, но при помощи янки он даже может попробовать низвергнуть церковную власть и захватить все ее богатство.
   — Мы ведь здесь говорим не о тугарах, — раздраженно повторил боярин. — Один из твоих священнослужителей возглавил атаку на янки, а значит, и на меня.
   Раснар издал короткий смешок.
   — Это не смешно, — разъярился Ивор, ударив кулаком по столу. — Двое янки взяты в плен. Что с ним произошло? Я должен что-то сказать Кину.
   — Скажи ему, что они мертвы. Убиты при попытке к бегству.
   — Не верю. Они могут показать тебе, как работает оружие янки.
   — Мы и сами можем это узнать, — бросил Раснар, отмахиваясь от Ивора рукой, как если бы эта тема не представляла для него никакого интереса.
   — Если повторится что-нибудь подобное, я велю схватить нескольких монахов из ближайшего монастыря и повешу их гнить на городской стене!
   — Ты не посмеешь, — прошипел Патриарх. — Священники, монахи и монахини подчиняются мне, а не тебе. Только тронь кого-нибудь из них, и я закрою все церкви в твоей земле и скажу людям, что тугары будут набирать свой корм исключительно из твоих подданных. Я скажу им о своем намерении сообщить тугарам о том, что знать и купечество устраивают заговор с целью бросить вызов орде и должны быть наказаны. Тогда купцы объединятся со мной, позабыв о тех налогах, которые когда-то на них наложила Церковь.
   Ивор не отвечал. Отец Раснара однажды уже осуществил эту угрозу, когда бояре отстранили служителей Церкви от светской власти в Суздале и отобрали у них право собирать налоги с купцов. Но тогда до возвращения тугар оставалось еще девятнадцать лет. Было несколько крестьянских бунтов, но в итоге бояре восстановили контроль над ситуацией, и Раснару пришлось пойти на попятный, когда он занял кресло Патриарха.
   — Если ты это сделаешь, я убью тебя, — спокойно промолвил наконец Ивор, смотря на Раснара через стол.
   — И получишь крестьянский бунт. Хотя эта чернь боится и ненавидит нас, своего ада они боятся еще больше.
   Негромко выругавшись, Ивор откинулся на спинку кресла.
   — Не кипятись, дружище, мы можем достичь соглашения.
   — Говори, — холодно приказал Ивор.
   — Помоги мне уничтожить этих янки, и я забуду о наших разногласиях.
   — Чушь. Это полезные союзники.
   — Ты играешь с огнем. Я знаю, что они не демоны, а люди вроде нас. В Первой Летописи говорится о том, как наши предки много лет назад прошли сквозь свет и оказались здесь. Мы знаем, что майя на западе и Рим с Карфасом на востоке и на юге попали сюда таким же образом. Но твои янки отличаются от нас. Как они поступят, когда придет время одному из пяти пойти на корм тугарам?
   Ивор промолчал. Ответ уже был ему известен. Эти люди не понимают, что значит выбирать меньшее зло из двух, когда приходится жертвовать некоторыми, чтобы выжили остальные. И у них было оружие, оружие более могущественное, чем страшные боевые луки орды. Но если хотя бы один тугарин падет от руки янки, за его смерть заплатит жизнью тысяча, ибо таков был закон.
   Ему нравился Кин; в какой-то степени он даже считал его своим другом и поэтому заступился бы за него и за тех, за кого бы тот попросил. Но Ивор знал, что Кин не позволит забрать ни одного из своих людей. Это было ясно хотя бы по тому, как сильно однорукий вождь переживал вчерашние потери и пленение одного из солдат, Готорна. Кин требовал незамедлительного марша на
   Новрод и грозился, что отправится в поход вне зависимости от решения Ивора.
   — Твое молчание говорит о твоих мыслях лучше, чем любые слова, — вкрадчиво заметил Раснар.
   — У нас еще три года, а за это время они приспособятся к нашим обычаям, — неуверенно произнес Ивор.
   — Ты дурак, — выплюнул слова Патриарх. — Я понял, что они опасны в тот момент, когда увидел их мощь. Я знаю, зачем они нужны тебе, — ты хочешь использовать их против других князей, надеясь, что сбудется твоя дурацкая мечта и ты станешь новым Иваном. Не говоря уж о том, что ты хочешь натравить их на меня. Но сначала они покончат с тобой, или это сделаю я!
   — Поп, если я услышу еще одну угрозу, мне станет безразлично, подвергнешь ты меня анафеме или нет, и сегодня же ночью эта церковь сгорит дотла.
   «Ивор, ты так предсказуем, — подумал Раснар. — Считаешь себя очень умным, и в какой-то степени ты прав, но в то же время ты просто хвастливый шут, как и большинство знати. Вы, как глупые дети, ссоритесь и деретесь из-за песчаных замков, а в итоге только разрушаете их своей возней». Ослепленный гневом Ивор был очень опасен, и поэтому теперь надо было проявить особую осторожность.
   — Позволь сделать тебе предложение, — вслух произнес Раснар. — Мои люди в Новроде приютили твоего единокровного брата Михаила. Они и сейчас ему помогают, и он заручился поддержкой Влада и Бороса.
   Ивор гневно фыркнул.
   — Признаюсь, что вчерашнюю стычку организовал именно Михаил, надеясь уничтожить янки и убить Кина, но, к сожалению, все пошло не так, как было задумано, — продолжил Патриарх, раздраженно поводя плечами.
   — Почему ты мне это говоришь? — прорычал Ивор.
   — О, просто чтобы ты знал, какими возможностями я обладаю.
   — И что ты хочешь предложить?
   — Я могу устроить так, чтобы с Михаилом произошел несчастный случай, так что вся Русь сочтет, что это дело рук Влада или Бороса. Затем я поверну знать Новрода против их боярина, раскрыв, что он заключил со мной союз против тебя. Хотя между Новродом и Суздалем нет особой любви, знать не поддержит того, кто пользуется помощью Церкви, чтобы избавиться от противника. Остальное просто. Ты идешь в поход на Новрод, местная знать перейдет на твою сторону, и ты захватишь город. Когда придут тугары, ты устроишь так, чтобы большую часть налогов и корма поставили Новродцы. В итоге ты ослабишь своего главного врага, и Суздаль после ухода тугар станет самым мощным городом.
   — А взамен я избавляюсь от янки, — прошептал Ивор.
   — Разумеется. У меня есть люди, разбирающиеся в том, как отравить воду. Сначала ослабим их, потом уничтожим.
   — Ты воплощенное зло, — прошипел Ивор.
   — Я реалист. Конечно, за мою помощь я потребую долю от имущества янки. Готов даже уступить тебе все большие дымилки, одна из которых так здорово бабахнула во вчерашней схватке.
   Ивор сверлил Раснара взглядом, не в силах вымолвить ни слова.
   — Ты понимаешь, что, в конце концов, у тебя нет выбора, — тихо уговаривал его священник.
   Пылая гневом, боярин поднялся из-за стола.
   — Мы совершали ошибку, когда удерживали друг друга от активных действий. Боялись, что другой узнает секрет их оружия. И вот они живут и пугают тебя сильнее, чем ты готов это признать, — заключил Раснар.
   — Я могу управлять ими, а если потребуется, избавлюсь от них.
   — Твой чай остыл, — улыбнулся Патриарх.
   Ивор смахнул чашку со стола и направился к двери.
   — Какая жалость. Такая хорошая заварка, — вздохнул Раснар. — Я знаю, что в итоге мы придем к согласию, потому что иначе тебе не выпутаться из твоих трудностей. Янки — это палка о двух концах, Ивор, и ты взялся не за тот.
   Когда за боярином захлопнулась дверь, Раснар не удержался от смеха, впервые после появления янки. Он хорошо знал Ивора. Как боярин тот был получше многих. Но он чересчур много думал о своем величии и был слишком властолюбив. На этой слабости можно было сыграть.
   Конечно, он согласится. Если он хочет, чтобы Русь пережила следующее нашествие орды, ему придется согласиться, а Церковь заберет обратно свои права, так как Ивор будет полностью от нее зависеть, прежде чем все закончится. И кроме того, несколько сотен трубок янки весьма помогут укреплению авторитета Церкви среди бояр, после того как с Ивором будет покончено.
   Только сегодня утром он получил донесение, что были взяты в плен двое солдат и что после должных увещеваний они откроют секрет волшебного порошка.
   Посмеиваясь, Раснар встал, вылил в огонь нетронутое содержимое своей чашки и вышел из комнаты.
 
   Пиршество удалось на славу. Музта медленно ехал мимо убойных ям, в которых громоздились груды человечьих костей. Все согласно обычаю: черепа в одной куче, ребра в другой, а берцовые кости в третьей.
   И все же эпидемия опережала их, унося жизни половины обитателей деревень еще до того, как туда прибывали первые сборщики свежего мяса. Еще четверть скота была слаба и изуродована болезнью, а следовательно, несъедобна.
   Орде требовалось пятнадцать сотен голов скота в день, не считая прочей еды. Выбрав двух из десяти, они двигались дальше. Теперь же для того, чтобы прокормиться, им приходилось надевать символические уздечки на шеи всех здоровых особей, отборного сорта и нет, молодых и старых.
   Музта оставил невеселые раздумья и бросил взгляд на деревню, из которой доносились скорбные крики немногих выживших.