Форстен Уильям Р.. Сигнал сбора

   Суздальцы высыпали наверх. Некототорые поспешно заряжали последний патрон. Строй их начал распадаться и отступать.
   — Кин!
   Эндрю обернулся. К ним галопом мчался Ганс, за ним стремительно приближался его полк.
   — Стройся для стрельбы залпом! — крикнул Эндрю.
   В то время как Первый Суздальский, истекая кровью, погибал в тридцати футах от них, Ганс лихорадочно строил своих людей, посылая проклятия налево и направо.
   И вдруг Первый разом хлынул назад, а тугары, взревев от восторга, ринулись за ними и стали запрыгивать в окопы и вылезать с другой стороны.
   — Первый Суздальский, отходите, отходите! — кричал Эндрю, а ему вторил голос Ганса.
   — Второй Новродский, первый ряд, огонь!
   Не успевшие отойти солдаты Первого бросились на землю, но слишком многих накрыло волной огня. Тугар расстреливали почти в упор.
   — Второй ряд, огонь!
   Еще одна волна пламени.
   — Первый ряд, огонь!
   Отступая назад, Эндрю увидел, как по дороге к ним бегут еще два полка с трепещущими на ветру знаменами. А потом с реки донеслось стаккато взрывов. Вода около брода закипела и забурлила, когда «Оганкит», выйдя из-за поворота, обнаружил себя, ударив смертоносным залпом по флангу наступающего войска.
   Эндрю посмотрел назад, туда, где стоял Второй Новродский, отбрасывая мушкетными залпами тугар назад, выбивая их с захваченных позиций. Новродцы также падали, пораженные стрелами с вражеского берега.
   Четвертый Суздальский, построившись справа от позиции новродцев, внезапно также добавил огня. Но через реку волна за волной продолжала накатывать тугарская пехота. Они снова и снова уничтожали наступавших, но у врага было сто тысяч воинов, а у Эндрю только десять. Он видел, как Блэк пытается вновь построить остатки своего полка.
   «Они могут позволить себе терять солдат, а я не могу», — мрачно подумал он.
   Эндрю посмотрел на восток. Ему казалось, что прошло уже много часов с начала битвы, но солнце поднялось всего на две ладони над лесом. Их ожидал длинный и трудный день, и, вспомнив, что он больше не простой пехотный офицер, а командующий армией, он отступил назад, за линию огня, и его помощники, повсюду следовавшие за ним, вздохнули с облегчением. Их одержимый битвой командир был все еще жив.
   — У нас впереди длинный день, джентльмены, — сказал Эндрю, глядя на их нервные лица, — поистине длинный.
 
   — Верни их, — произнес Кубата ровным тоном. Музта с удивлением воззрился на своего главнокомандующего.
   — Но мы же тесним их!
   — И истекаем реками крови. Половина олькты раздавлена. Прикажи им отступить.
   — Возможно, ты прав, — ответил Музта и кивнул горнистам, которые стали дуть в свои длинные нарги.
   Постепенно шум битвы на противоположной стороне реки стал затихать. Музта не мог не чувствовать гордости за своих воинов. Ни один не покинул строй, никто не показал свою спину противнику, когда они переходили реку и с поднятыми луками посылали град стрел во врага.
   Вражеский огонь ослабевал, лишь артиллерийские орудия продолжали реветь, превращая берег реки в кучу упавших деревьев и разорванных на куски человеческих тел
   Воинственный клич послышался на том берегу и степенно затих. Теперь мы знаем, что большая часть их оружия — кроме того, которое носят одетые в синее янки, — не может стрелять дальше шестидесяти шагов, а мы можем на сто двадцать, — сказал Кубата — Бессмысленно продолжать жертвовать нашими воинами в этой ловушке.
   — Но мы тоже пустили им кровь, — возразил Музта.
   — Это, конечно, было хорошо. Но в этом узком месте наша огромная сила подобна длинному мечу, у которого только самый кончик способен разить. Мы должны обойти их и ударить с тыла.
   Музта посмотрел на противоположный берег.
   — Мы знаем только одно место, где можно перейти реку вброд, — сказал он.
   Тогда мы должны найти другое место. Сегодня ночью я отправлю три умена Тулы и два умена Зана на север. Они будут оставаться далеко от реки, отправляя к ней только разведчиков, пока не найдут место для переправы.
   Музта посмотрел на запад, где свет вечных небес висел низко над горизонтом. Это был действительно длинный день.
   — Мой карт.
   Музта увидел Аргуна, командира олькты, сидевшего верхом на залитой кровью лошади.
   — Мы сделали все, что могли, — устало сказал Аргун. — Те, с которыми мы воюем, не скот. В них, кажется, вселились демоны из загробного мира.
   — И все же мы полакомимся ими, — произнес Музта невозмутимо.
   Он посмотрел на Аргуна, как будто хотел задать ему какой-то вопрос, но не решался. Но командир олькты догадался, что тревожит кар-карта, лицо его исказилось от боли, и он покачал головой.
   — Гарт, твой младший, — прошептал он и повернул коня прочь.
   Музта отошел от своих приближенных в сторону, и даже Кубата не пошел за ним. Глядя на садящееся солнце, Музта молился, чтобы самый любимый из его сыновей пересек небеса, не страшась демонов, и нашел покой в царстве света. И кар-карт тугарской орды плакал в одиночестве.
   — Как ты боялся, Эндрю, так и случилось, — сказал Ганс, стряхивая капли дождя со своей накидки и садясь за грубо сколоченный стол. Кроме койки, двух стульев и этого стола, другой мебели в штабной палатке не было.
   — Они обошли нас справа. Примерно в тридцати милях вверх по течению. Негодяи нашли тот верхний брод. Наши разведчики оставались в укрытии и насчитали по меньшей мере десять тысяч, перед тем как вернуться.
   — Хотел бы я, чтобы мы могли его прикрыть, — мрачно произнес Эндрю. — Но тогда наша армия оказалась бы разделенной. Если бы они атаковали нас здесь, то подразделения выше по реке были бы отрезаны.
   — Ну что ж, к тому времени, когда они доберутся сюда, пройдет еще дней пять, а мы ведь для того все это и затеяли.
   — Это все за счет трех сотен мертвых и почти семисот раненых. Это десять процентов, Ганс, — мрачно ответил Эндрю. — От Первого Суздальского полка остался только скелет.
   — Но теперь у нас есть дополнительно полторы тысячи мушкетов и пятнадцать новых артиллерийских орудий, — невозмутимо заметил Ганс. — Это стоит таких жертв.
   — Который час? — спросил Эндрю.
   — Почти полночь.
   — Если они совершат переход сегодня ночью, то могут оказаться у нас на флангах уже к полудню, — сказал Эндрю задумчиво, разглядывая схематично составленную карту, разостланную на столе. — Ладно, через два часа мы сворачиваем наши позиции здесь и отводим наши силы на пять миль, вот сюда. — Он показал на карте большую поляну, которая на севере сливалась с полями, на западе была ограничена рекой, а на востоке густым лесом.
   — Можем ли мы рисковать, давая сражение на открытом пространстве? — усомнился Ганс. — У нас еще много часов до их прихода — окопаемся в деревне и поставим орудия колесо к колесу. Задержим их до ночи, а затем отойдем к следующей деревне. — Он посмотрел на карту.
   — К Тиру. Мне нужно послать сообщение Калину, чтобы он привел несколько тысяч рабочих и они выкопали там позиции для нас.
   Ганс встал и затем, будто против воли, спросил:
   — Ты понимаешь, что, если они обойдут нас с флангов, мы потеряем все?
   — Нам нужно выиграть время, — сказал Эндрю устало. — Я знаю, что это рискованно, но, Бог свидетель, нам позарез нужно время.
 
   — Дивизионы, огонь!
   Пятьдесят орудий, стоя почти колесо к колесу на линии в сотню ярдов, стреляли одновременно, очищая поле от тугар, ломая ряд за рядом еще до того, как они успевали приблизиться на пятьдесят ярдов из отдаленного леса. Перегруппировываясь, атакующие двигались вперед, подбадривая себя дикими воплями и улюлюканьем.
   — Заряжай картечь!
   — Дави их в лепешку, вот что я скажу! — вскричал О’Дональд. — Ей-богу, не видел ничего подобного с тех пор, как мы отбили атаку Пиккета!
   Верхом на коне, Эндрю смотрел в бинокль. Это была пятая атака, отраженная ими менее чем за три часа. Только один раз тугарам удалось приблизиться настолько, чтобы воспользоваться луками. С реки орудия «Оганкита» оказывали поддержку своим огнем, простреливая поле под углом и внося свою лепту в побоище.
   Лес справа дымился — там, где тугары, продвигаясь все дальше и дальше, пытались подобраться к их флангам. Там была уже целая суздальская дивизия, и туда же перемещалась еще одна бригада, чтобы встать углом.
   О’Дональд возбужденно осматривал свои укрепления и наблюдал, как один за другим командиры батарей и орудийных расчетов поднимали руки, давая знать о своей готовности.
   О’Дональд выбросил сжатую в кулак руку:
   — Дивизионы, огонь!
   Тысячи чугунных ядер сметали все на своем пути Эндрю отвернулся, его затошнило, когда ряды наступавших исчезли, будто их не было. Атака захлебнулась; тугары, развернувшись, стали отступать.
   — Заряжай ядрами! — закричал О’Дональд.
   — Дай им уйти, — спокойно сказал Эндрю.
   — Этим мерзавцам-людоедам?! Мы же можем уничтожить еще какое-то количество их! — возмутился О’Дональд.
   — Тем не менее они храбрые воины. Ради Бога, мы же разбили их. К тому же, — торопливо добавил Эндрю, — нам нужно экономить боеприпасы.
   Поглядев на запад, Эндрю с облегчением увидел, что через час уже начнет темнеть. До сих пор тугары не проявляли желания сражаться ночью. Он подождет пару часов и выйдет из боя первым, чтобы отойти к Тиру и завтра продолжать удерживать их.
 
   Сатанея от ярости, Кубата скакал по усыпанному трупами полю. Пять дней их держали у брода. А каждый из следующих пяти дней проходил одинаково. По утрам людей не было видно. Тугары строились в ряды, отправляли разведчиков, а затем еще одна деревня оказывалась у них на пути, и густые леса мешали их правому флангу, а река с этим проклятым боевым кораблем мешали левому. «Но мы, по крайней мере, узнали, на что способно их оружие на колесах», — подумал он мрачно. Его самого однажды чуть не убили с расстояния в четыреста шагов; воину, стоявшему рядом с ним, снесло выстрелом голову. Наступать на них в лоб — безумие.
   Дважды они посылали Тулу с вечера в засаду. Просидев в засаде всю ночь, при утреннем свете он бросался в атаку и обнаруживал, что враг опять ушел.
   Кто бы ни был этот человек, он ему нравится, подумал Кубата мрачно. Хорошо бы взять его живым, из него получился бы хороший любимец, с которым, несомненно, стоило бы поговорить. Возможно, его даже можно будет научить прислуживать. Но если даже его не возьмут в плен, то, может быть, надеялся Кубата, удастся отведать его мозгов и сердца.
   Повернувшись в седле, Кубата мрачно уставился на Алема:
   — Шаман, меня не волнует, останутся ли ночные духи довольны, или огорчатся, или будут визжать от ярости. Я хочу, чтобы эта армия выступила сегодня ночью.
   Алем мрачно покачал головой:
   — Тугары не скачут верхом по ночам и не сражаются. Это навлечет на нас проклятие.
   — Тогда скажи своим сподручным, лепечущим всякий вздор, что ты разговаривал с небесами и они обещали тебе не проклинать нас.
   Священнослужитель сидел молча, скрестив свои длинные волосатые руки.
   — Послушай, шаман. Ты знаешь, и я знаю, что твоя сила — это просто обман. Старые обычаи живут, когда все соблюдают их, и поэтому, сражаясь с мерками, или узбами, или какими-либо людскими племенами, тугары всегда хотели, чтобы все происходило при свете и все видели бы доблесть нашего оружия. Но сейчас мы сражаемся с людьми, для которых слава не главное. Я не хочу снова напрасно терять своих воинов таким образом. — Он кивнул на сотни тел, чьи силуэты напоминали каких-то призраков в бледном сиянии двух лун. — Люди отходят и успевают подготовиться. Даже сейчас я уверен, что с той стороны поля, — он указал на юг, — они уходят. Завтра утром они будут в следующей деревне, и нам придется пробиваться через два узких прохода между холмами. Если позволить им собрать там свои силы, мы заплатим тысячами жизней, чтобы проложить себе путь.
   — Он прав, — сказал Музта, подъезжая к Алему. — С твоего согласия или без него, но я последую совету Кубаты. И я должен напомнить тебе, — сказал кар-карт, наклонившись к шаману, — что я предпочитаю, чтобы мои воины сражались без суеверного ужаса, который представляет собой полную чушь.
   — Должен ли я напомнить моему кар-карту, что неразумно тревожить духов, — заметил ровным тоном Тула, чья темная фигура была едва различима в лунном свете.
   — Я знаю это, Тула, — бросил ему Музта. — И я знаю также, что, если мы проиграем, у тебя будет еще один повод винить меня. Как командир левого фланга, ты поведешь своих людей вперед сегодня ночью, но, клянусь духами наших отцов, лучше скачи изо всех сил, — холодно добавил он.
   — Когда я в последний раз сражался здесь, — сказал Кубата, глядя на Тулу, — то видел за первым перевалом тропу, уходящую вверх, на холмы, — я говорил тебе о ней. Она должна вести куда-нибудь. И будет лучше, если я сам поведу наших воинов в эту атаку, — продолжал Кубата, глядя на Тулу с вызовом. — Я знаю эту местность. Это просто вопрос изменения их позиции, и, может быть, мы сможем уничтожить их еще в поле.
   Тула проворчал что-то и удалился. Алем посмотрел на собравшихся вокруг него. Он запомнит это тяжкое оскорбление, и если скоту в самом деле удастся остановить их наступление, у него не будет сомнений, кого следует винить в этом.
   — Я скажу моим помощникам, — холодно объявил Алем.
   — Мы выступаем сейчас же! — прорычал Кубата. — Я хочу, чтобы еще до заката солнца мы увидели стены Суздаля.

Глава 17

   Он чувствовал, будто что-то внутри него предупреждает о надвигающейся опасности. Не в состоянии заснуть ни на минуту, Готорн вскочил на ноги.
   Проклятье, начинался дождь. Ну вот, теперь и он научился ругаться. Он ругается, убивает, он даже познал свою жену до того, как их должным образом обвенчали. Что с ним стало? — печально размышлял Готорн.
   Догоревший костер шипел под холодным моросящим дождем, который обволакивал утомленную армию постепенно поднимающейся влажной дымкой. Небо на востоке стало чуть светлее. Скоро рассвет.
   — Моему капитану не спится?
   Готорн подошел к костру и уселся рядом с Дмитрием. Дмитрий, явно солгавший о своем возрасте при зачислении в армию, налил чашку горячего чая и передал ее своему командиру.
   — Что-то не так, Дмитрий, — тихо заметил Готорн.
   Дмитрий смотрел на Готорна, поглаживая свою седую бороду; его старое, иссеченное морщинами лицо расплылось в улыбке.
   — Вот почему ты мне так нравишься, мой капитан, и я люблю слушать тебя. Другие капитаны-янки всегда говорят, что все будет хорошо. А ты не играешь с нами в игры, будто мы дети. Да, я тоже чувствую, что-то не так, — тихо проговорил Дмитрий. — Я знаю тугар. Они не глупый народ. Пять раз мы ускользали от них по ночам. Сегодня — шестая ночь. Боюсь, что они следуют за нами по пятам.
   — Подними всех остальных. Пусть выставят линию сторожевого охранения, — тихо сказал Готорн. — А я пойду поговорю с полковником.
   Готорн пробирался через низкий кустарник на мерцающий огонек костра и наконец вышел в круг света. Винс Россиньоль, который всего несколько месяцев назад был сержантом, сидел, опершись спиной о дерево, и потягивал маленькими глотками чай из чашки. Готорн подошел к нему и отдал честь.
   — Сэр, это, может быть, прозвучит смешно, но в воздухе витает что-то… Я приказал всем моим солдатам встать под ружье на весь остаток ночи.
   Россиньоль устало кивнул и поднялся на ноги.
   — Только что сообщили от Ганса. Он тоже что-то чувствует. Мы дадим людям поспать до рассвета, а при первых лучах солнца отойдем к перевалу.
   Россиньоль посмотрел на небо, покрытое низкими темными тучами.
   — Проклятый дождь, если он так и будет идти, эти кремневые затворы станут бесполезны. Черт возьми, я бы хотел, чтобы…
   — Тугары!
   Готорн резко обернулся. Раздался глухой хлопок мушкета, еще один, и вдруг со всех сторон на них обрушилось душераздирающее улюлюканье тугар, которое было так похоже на знакомый вопль мятежников-южан.
   — Господи Иисусе! — вскричал Россиньоль и сделал несколько шагов назад с недоумевающим выражением на лице. Руки его слабо хватались за стрелу, вонзившуюся в грудь, а затем, как будто его ноги превратились в водяные мешки, он сполз на землю и застыл.
   — Капитан!
   Готорн инстинктивно пригнулся. Он услышал свист стали, рассекающей воздух у него над головой, и затем вопль боли. Подняв голову, он увидел возвышающегося над ним тугарина с мечом в руках. Тугарин сделал несколько нетвердых шагов и упал. Над ним стоял Дмитрий, а штык его был воткнут в спину тугарина.
   Еще одна фигура, круша все на своем пути, выскочила из леса. Дмитрий, низко нагнувшись, изо всех сил ударил это существо в живот, отбросив его в сторону.
   — Капитан, сделайте что-нибудь! — крикнул Дмитрий.
   — Проклятье, Россиньоль не должен был умирать!
   Джонсон, его помощник, и Мэй из роты А были ранены и отправлены в тыл. Он был теперь единственным янки во всем полку, кто мог взять на себя команду!
   Дмитрий отступил и посмотрел на Готорна.
   Вокруг раздавались дикие крики, лес, казалось изрыгал все новые тени, боевой клич тугар смешивался с воплями страха и паники застигнутых врасплох людей.
   — Сынок, сделай что-нибудь, что угодно, — сказал Дмитрий тихо, схватив Готорна за плечи и глядя ему прямо в глаза.
   Как будто очнувшись от сна, Готорн кивнул. Он не видел ничего вокруг, кроме глаз Дмитрия.
   — Баглер!
   — Здесь, сэр! — Насмерть перепуганный мальчик подбежал к нему.
   — Труби сигнал сбора, труби изо всех сил!.. Дмитрий, когда люди подойдут, стройтесь в квадрат и разворачивайте знамена.
 
   Выйдя из палатки, Эндрю посмотрел на лес с восточной стороны, откуда доносился нарастающий гул битвы. Галопом примчались несколько разведчиков.
   — Они на другой стороне поля! — прокричал разведчик. — Тысячи выскочили откуда ни возьмись.
   Проклятье! К нему тут же подскочил ординарец и пристегнул ему шпагу к поясу, другой подвел Меркурия, пытаясь, в то же самое время оседлать его.
   Рядом с ним осадил на полном скаку свою лошадь Ганс.
   — Они внезапно напали на наш фланг. Похоже, что дивизия Хьюстона начала отступать! И этот дождь, Эндрю. Если дождь станет сильнее, мушкеты начнут давать осечку.
   — Так, значит, они все-таки пошли в атаку до рассвета, — сказал Эндрю, глядя на покрытые туманом поля. — Этот военачальник наконец сообразил и нарушил свой обычай.
   Эндрю вскочил в седло. Впереди уже начали грохотать орудия, и тут первые темные фигуры тугар показались в тумане.
   Эндрю придержал лошадь, наблюдая.
   Пo крайней мере, эта позиция впереди была сильной, — правда, если тугары зашли с фланга, то могли опрокинуть ее за час.
   С каждой секундой рев битвы становился все громче и громче.
   — Ганс, если они прорвутся справа, скачи к Хьюстону и спасай его. Мы будем удерживать позиции в центре дивизией Барри и артиллерией. Дивизия Киндреда останется в резерве. Они прикроют перевалы в двух милях позади. Если они уже сильно прорвали наш фланг, то могут попытаться зайти к нам в тыл. А теперь действуй!
 
   Удовлетворенно ухмыляясь, Музта наблюдал, как его воины потоком хлынули на передовые позиции врага. Им удалось смять их правый фланг, и когда свет раннего утра рассеял туман над полями, он почувствовал, что план Кубаты срабатывает. Теперь все, что оставалось сделать старому воину, — это расширить фронт атаки и затем захлопнуть ловушку.
 
   — Двигайтесь! — кричал Готорн. — Держитесь квадратом! Мы должны сохранить его!
   Они учились этому на учебном плацу, под мирным небом. Теперь они делали это в бою, посреди леса, под дождем, а тугары с луками и боевыми топорами напирали на них со всех сторон. Теперь под его командованием было уже два полка; пока он шаг за шагом отступал, все еще удерживая правый фланг от полного поражения, Третий Суздальский был загнан в ряды Одиннадцатого.
   Наконец лес кончился и началось открытое поле. В миле от себя он увидел нескончаемый поток воинов, движущихся по дороге на юг. Вдруг сзади донесся звук, внушающий ужас любому солдату. Это был ружейный огонь с тыла, со стороны перевалов. Враг был прямо за ними.
 
   — Атакуйте их, атакуйте! — рычал Кубата, стоя в стременах.
   Он не забыл того, что он увидел на перевале несколько месяцев назад. Потребовалось несколько часов, чтобы найти в темноте это ответвление дороги, но он был уверен, что оно должно куда-то привести. С трудом передвигаясь в темноте, он вел своих воинов вперед, в ночь, пока наконец они не наткнулись на узкую дорогу. В свете раннего утра Кубата понял, что он на правильном пути, когда они обошли узкий проход по гребню холма и повернули на запад, к сожженной деревне.
   Там враг окажет сопротивление — он понял это, когда перед ним возникла линия укреплений. Но если духи предков помогут ему спуститься с этих холмов, то перевал падет и враг будет лишен надежды на отступление.
 
   Эндрю чувствовал, как в душе его поднимается холодный ужас. Слава Богу, что он послал дивизию Киндреда обратно, усилив ту единственную бригаду, которую он оставил в качестве резерва на перевале. Но смогут ли они удержаться?
   Нарастающий рев послышался за ним, и даже через пелену дождя и тумана он увидел темные клубы дыма от мушкетов, стрелявших в двух милях позади.
   Из леса справа вышли последние остатки дивизии Хьюстона, за ними рекой лилась темная масса тугар.
   Пока что им удалось вывести большинство подразделений. Потому что в возникшей сумятице атака тугар оказалась не ударом молота, а скорее серией плохо рассчитанных по времени укусов.
   — Мы потеряли там по меньшей мере два полка! — закричал Ганс, примчавшись справа. О’Дональд был рядом с ним.
   Эндрю мрачно кивнул.
   Ганс придержал коня и, посмотрев на юг, беззвучно выругался. Эндрю понял, что старый сержант изучает ситуацию.
   Если Киндред сломается, мы в ловушке.
   — Мы уходим с этого чертова места, — сказал Эндрю. — Киндред должен удержать перевал. Я покидаю эту позицию. Если мы прорвемся, то пойдем прямо в Суздаль. Я предполагал, что мы сможем удержаться на перевале еще несколько дней, но теперь слишком поздно. Отправь сообщение в город о том, что время вышло и пора всем перебираться из цехов в город. Действуй.
   Ганс крикнул своим помощникам, и через секунду вестовые помчались по всем направлениям.
   — О’Дональд, оттаскивай батареи назад.
   Лицо командующего артиллерией было изборождено складками из-за усталости. Отдав честь, он поспешил к линии фронта, выкрикивая команды. Через несколько минут половина орудий уже двигалась в тыл. Тугары между тем наступали, ободренные прорывом позиций. Они ликовали.
   Эндрю сидел неподвижно, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Он знал по опыту, что отступать гораздо тяжелее, чем наступать. Теперь он ощущал эту тяжесть на своих плечах. В воздухе висела паника. Несколько полков, тянувшихся мимо него, больше напоминали толпу беженцев, чем воинское подразделение. И он дал им пройти — бессмысленно было бы пытаться построить их сейчас. Враг наступал справа всего в двухстах ярдах. Эндрю видел, как через поле отходит последнее из формирований, сохранившее свой боевой порядок, четкий квадрат из людей, двигавшихся очень быстро. Время от времени они резко останавливались, гремел залп, а затем движение продолжалось. Когда прошли разрозненные остатки дивизии Хьюстона, орудия, остававшиеся на передовой, стали покидать свои позиции. О’Дональд приказал оттягивать их постепенно канатами, что позволяло орудийному расчету перезаряжать пушки на ходу. Остановившись на секунду, они стреляли, затем проходили еще тридцать-сорок ярдов и стреляли снова. Стрелы сыпались вокруг лих дождем, и с десяток орудий, чей расчет был полностью уничтожен, пришлось оставить на поле. Но тугары, боявшиеся пушек, не подходили к ним близко.
   Отступая вместе с артиллерией, Эндрю чуть не заплакал от облегчения, разглядев за дымом битвы, что О’Дональд разместил целый дивизион из тридцати шести орудий за резервным бруствером.
   Еще один дивизион отступил под его защиту, еще один дивизион сумел сформировать вторую линию обороны на южном перевале. Уже подготовленный к бою дивизион успел выстрелить двойным зарядом картечи, опрокинув атаку тугар, которые были уже в сотне ярдов от него.
   Северный перевал был менее чем в полумиле от них, когда им снова пришлось отступить. Бог свидетель, Киндред держится, понял Эндрю, когда клубы дыма поднялись на холме в нескольких сотнях ярдов вверх по склону.
   Но теперь им придется вытаскивать его тоже, иначе, когда пройдут последние отступающие подразделения, наступит очередь Киндреда быть атакованным с флангов.
   Эндрю мрачно изучал обстановку и, остановившись в деревне к северу от перевала, он понял, что нужно сделать. Не поручить ли это Тридцать пятому, подумал он, когда тот проходил мимо него. Он старался подавить свои чувства, чтобы они не повлияли на его решение. Несколько секунд он взвешивал «за» и «против», а затем приказал полку проходить. Это ядро профессионалов понадобится ему позже. Сейчас нельзя было жертвовать им.
   — О’Дональд, одна батарея остается здесь! Нам нужно время! — прокричал Эндрю, показывая на бруствер, подготовленный ранее рабочими Калинки.
   О’Дональд кивнул, соглашаясь. Теперь они должны были выиграть время, чтобы вызволить Киндреда.
   — Я займусь этим, — крикнул О’Дональд.
   — Пэт, прикажи кому-нибудь другому — ты отступаешь вместе со мной.