Форвард Ив. Анимист

Ив Форвард
Анимист

   Натану, который верит в меня
   Особенная благодарность д-ру Роберту Л. Форварду, Люку Кэмпбеллу и Дональду Тсангу.
   А также персоналу и студентам (людям и прочим) программы обучения экзотических животных зоопарка при колледже Мурпарк.

Глава 1

   Ночь окутала Жадеитовый остров. Где-то в темноте еле слышно плескалось море.
   Мерцание факелов освещало стены и башни Колледжа анимистов, возвышающегося на гребне горы над джунглями и морем. Ниже, на пологих склонах, темнели леса лимуров с сияющими кое-где огоньками светляков или фонарями прячущихся в кронах деревьев домов. Вдоль берега горели более яркие и многочисленные огни жилищ хуманов. Больше всего света, шума и музыки было на границе земель хуманов и лимуров - дорожке, спускающейся от колледжа к морю.
   Повсюду шатры - словно на стволы массивных деревьев надеты пышные юбки. Они защищали гуляк от того, что лимуры могут уронить сверху, а обитателей крон - от дыма и запахов кухни, а также шума. Хуманы, лимуры и даже несколько грызов бродили между шатрами, болтали, пили, обменивались товарами, кричали. Было Торжище - празднество всех видов жителей архипелага, поощряющее труд к взаимной выгоде.
   И правильно, устало подумал Алекс, когда маленький, но проворный ремесленник-лимур принялся методично и жестоко избивать хумана, спьяну налетевшего на прилавок с сухофруктами. В потасовку вмешались другие хуманы, а потом и лимуры, и вскоре на развалинах прилавка бушевала великолепная драка в облаке клочков меха, ошметков кожи и богохульств. Тем временем какой-то грыз осторожно подобрался и начал сгребать рассыпанные фрукты в мешок. Может, на других островах еще сохранялся изначальный религиозный смысл Торжища, на Жадеите это была только традиция - одна из многих наряду с оскорблениями, предрассудками и кровной местью. Алекс пожалел, что не остался дома, в колледже.
   - Ур-р-ра! Гуляем! - завопила прямо над ухом Джосин.
   С другой стороны раздался смех Фила, еще одного его друга: Джосин запустила в дерущихся тыкву-горлянку. Обошлось - пьянящего душа никто не заметил. Все трое уже сильно набрались, и Алекс, виновник торжества, больше всех. Без помощи Джосин и Фила он вряд ли удержался бы на ногах. Поскольку они были довольно высокими, а Алекс низеньким, то вся троица походила на шатающуюся букву «W».
   - Т'крен, по-моему, нам бы лучше вернуться, - с трудом выговорил Алекс, когда его затащили в шатер. - У меня завтра еще стока дел…
   - Да ладно тебе, - фыркнула Джосин. - Послушаешь всякую болтовню, получишь кулон, а потом свалишь, и мы никогда больше не увидим нашего любимого такре.
   - У него выпуск без диплома, - мягко возразил Фил, помогая Алексу плюхнуться на деревянную скамью и делая знак совершенно замотанному хозяину-лимуру. - Он вернется после поиска , ведь правда же, Алекс?
   - Придется, - пробормотал Алекс. Ему было плохо. Он сидел, но шатер, казалось, по-прежнему ходил ходуном.
   - И все равно он уже больше никогда не сможет выпить с нами, своими лучшими такренами, - настаивала Джосин.
   Дипломированным анимистам запрещалось пить алкоголь и вообще принимать опьяняющие вещества в любой форме. Алексу казалось, что он уже напился на всю жизнь вперед. «Такрен» на языке лимуров означало что-то вроде «родной брат или сестра», но хватило бы одного взгляда, чтобы понять: эти трое не связаны родственными узами. У всех троих волосы были коротко пострижены, как и положено студентам, но на этом сходство заканчивалось. Фил, высокий и элегантный, был на десять лет старше Алекса. Джосин, наоборот, на год младше, и энергия била в ней ключом. Сам Алекс был едва пяти футов ростом и довольно хрупкий, с бледной кожей (посмуглевшей в вечном лете Жадеита) и темными глазами и волосами северянина. Ему исполнилось шестнадцать, и, несмотря на разницу в возрасте, он завтра оканчивал колледж, а обоих друзей ждало еще несколько лет учебы.
   - Состязание выпивох! - Джосин схватила керамическую кружку и так стукнула по столу, что та разлетелась вдребезги. Потом вытащила нитку полированных костяных бусин, служивших для расчета. - Плачу за всех! Состязание выпивох! Вытаскивай крепкое пойло, м'тошо так-такуни! Тик! - крикнула она хозяину на несколько невнятном лимурском.
   Это была грубость, и лимур сердито прижал уши, но пошел к бочкам с новыми кружками.
   - На тебе крепкое пойло, несносный хуман, - ворчал он под нос на своем языке.
   Еще один лимур соскочил с ветки у них над головами прямо за стол; Фил и Джосин отшатнулись. Хозяин, ухмыляясь, поставил на стол поднос с кружками - перед тонкими пушистыми пальцами ног новоприбывшего.
   - Так, значит, состязание выпивох? - промурлыкал лимур.
   Золотые глаза на черной лисьей мордочке придавали ему злобный вид. Густой мех был пестрым - черно-бело-коричневым, - а длинный, пушистый, прямой хвост метался, как у кошки. Лимур был размером с Алекса. На руках и ногах у него были длинные и тонкие пальцы без когтей, но поднятая в пародии на улыбку хуманов губа обнажила острые белые зубы. Самым зловещим считался густой меховой «воротник» на шее и плечах, указывающий, что это самка - доминирующий и более агрессивный пол данного вида.
   Она уселась за их стол - нарочитое нарушение этикета - и схватила одну из кружек, пристально глядя на них.
   - Школяры, судя по остриженным шкурам. Катака знает, что вы здесь?
   - Ой, мехмех, да какое главному анимисту дело? И вообще мы не из этого дурацкого колледжа, правда же, такрены? - быстро соврала Джосин.
   Алекс и Фил покачали головами; Алекс свалился со скамьи, и ему пришлось забираться обратно.
   - Студентам нельзя удирать. Особ'но мне, - пьяно объяснил он, цепляясь за стол.
   - Только потому, что ты, по крайней мере, дважды в год пытаешься сбежать, такре, - упрекнула его Джосин. - Да и вообще, мы не оттуда.
   - Очень на это надеюсь, - проворчала лимурка. - Участие студентов в постыдном пьяном дебоше на Торжище было бы страшным позором для Катаки.
   - Мы просто путешественники, - заявил Фил.
   - Музыканты, - добавил Алекс.
   - Идиоты, вот вы кто, - фыркнула Джосин и, толкнув их, схватила кружку. - Ты тоже выпей, пушистик, - пригласила она лимурку. - Мы, хуманы, всегда можем перепить наших отсталых кузенов-приматов.
   Алекса чуть не вырвало от страха, ведь Джосин таким образом, возможно, нарвалась на безотлагательный смертельный поединок, но собеседницу это скорее позабавило, чем обидело. Слегка дернув хвостом, она подняла кружку, и они выпили.
   Алекс, хотя уже был пьян, страшно хотел пить, а новый напиток с привкусом фруктового сока действительно оказался очень хорош. Он не мог быть очень крепким: Алекс не чувствовал в нем алкоголя, и он был гораздо лучше пальмового вина и забродившего кокосового молока, которые они пили раньше. Совсем другой вкус.
   Лимурку звали Хашана, и, как оказалось, Катака ей нравится не больше, чем трем студентам… м-м… путешественникам. Несмотря на прежние попытки схитрить, скоро они уже болтали с Хашаной, как старые друзья, и даже рассказали, что у Алекса завтра выпуск.
   - Ну что же, поздравляю.
   Хашана залпом осушила кружку. Все четверо пили на равных, хотя Алексу, который говорил меньше друзей, показалось, что хозяин вроде бы наполняет кружку лимура из другого бочонка. Ей-то, наверное, дает пойло получше этого фруктового сока, подумал он про себя, но поскольку Хашана предложила заплатить за всех, промолчал. Он понимал, что выпил больше, чем следовало, и теперь был рад притормозить. И по-прежнему чувствовал себя пьяным; в сущности, даже еще хуже, чем раньше. Наверное, от сидения в шатре.
   - Н-да, неплохо для мальчишки-раба, а? Джосин хлопнула Алекса по плечу, снова сбивая его на землю.
   - Джосин! - прикрикнул Фил. - Ну же, помнишь, мы договорились не упоминать об этом?
   Алекс снова забрался на скамью, лицо его было странного бледно-малиново-зеленого оттенка.
   - Ой, черт, прости, - охнула Джосин. - Вот, выпей-ка еще.
   Алекс взял кружку и сделал большой глоток, чтобы спрятаться от пристального взгляда Хашаны.
   - Раб? Неужели? В колледже?
   Ее хвост подрагивал. Алекс устало кивнул; он был пьян, и ему было все равно. Реальность то словно бы расплывалась, то снова приобретала четкость, так что, возможно, это не имело значения.
   - Ага, его родители были так бедны, что им пришлось продать его, - объяснила Джосин, размахивая кружкой. - Но его заметил поисковик колледжа и купил. И понимаешь, после выпуска он отправится в духовный поиск.
   - А потом, когда у меня будет аним, вернусь сюда, - добавил Алекс, для выразительности тыча пальцем в крышку стола. - Сюда. Заканчивать обучение.
   - А потом его купят.
   Фил дружески хлопнул приятеля по спине, так что тот стукнулся головой о стол.
   - Наймут! - запротестовал Алекс, уткнувшийся носом в стол.
   - Ага, наймут, чтобы погасить долг…
   - У лимуров нет рабов, - холодно сказала Хашана. - Странно, что Катака допускает это.
   - Ш-ш-ш! Эт-то с-с-се-екрет, - прошипела Джосин, подмигивая. - Он один такой. За меня заплатил отец.
   - За меня тоже, - добавил Фил.
   - А что об этом думаешь ты, мальчик? - спросила Хашана; она пушистыми пальцами схватила Алекса за короткие волосы и подняла его голову со стола, чтобы видеть лицо. - Каково это - быть купленным или проданным?
   - Мерзко, - пробормотал Алекс. - Столько времени - а я вещь. Шесть лет дерьма, работы, пота, уроков - и в конечном счете я по-прежнему… вещь.
   - Но теперь эта вещь стоит гораздо дороже, - заметил Фил.
   - Не намного. - Алекс допил кружку и попытался встать на ноги. - Вот, погляди на меня. Маленький. Тощий. Хуман. Мне надо связать саблезубого льва или что-то в этом роде, чтобы завоевать хоть какое-то уважение. Ха!
   И он, потеряв сознание, повалился на компанию лимуров, которым это вторжение совершенно не понравилось. Джосин и Фил попытались вытащить приятеля и сами оказались в гуще шумной драки, к которой вскоре присоединились и прочие посетители бара, кроме Хашаны, которая спокойно забралась на стропила, и Алекса, который пришел в себя настолько, что смог уползти.
   Он смутно сознавал, что что-то не так. Этот самый фруктовый сок явно был настоящим алкоголем - и очень даже крепким. Алекс не мог идти - только ползти. Он нашел дыру в ткани шатра и вывалился в грязь. Представители всех рас спотыкались об него, ругались, пихали его. Алекс упал, покатился, его вырвало. Это, кажется, не слишком помогло. Он продолжал ползти, его окружила темнота.
   - Ты дал тилку хуманам ? - недоверчиво спросил Кинтоку.
   Анимиста-лимура вызвали из колледжа, когда лимурская полиция вытащила наконец Джосин и Фила из свалки. Оба были без сознания и едва дышали.
   - Они попросили чего-нибудь покрепче, - пожал плечами хозяин. - Это было самое крепкое.
   - Был тут кто-нибудь еще? Я знаю этих двоих. Должен был быть еще один.
   - Был еще один. По-моему, самец. Маленький. Сейчас я его не вижу, - ответил хозяин. Кинтоку выругался.
   - Алекс. Ну, приятель, если по твоей милости…
   Он вытащил из шерсти на спине кожистый сверток, и тот развернулся в маленького крылана. Прочие лимуры отступили, бормоча и закрывая уши при этом проявлении силы анимиста. Анимизм являлся единственным типом волшбы, который лимуры допускали, но и к нему относились настороженно.
   Кинтоку переглянулся со своей анимой, погладил кончиком пальца мягкую шерстку, и летучая мышь тихонько зачирикала в ответ.
   - Миска, ищи Алекса. - Он вздохнул. - Опять. Неистово хлопая крыльями, летучая мышь сорвалась с места, едва не задев выход из шатра.
   Алекс был как в тумане: полз по чему-то вонючему, потом свалился в канаву. Внезапно он понял, что остался один и - на мгновение - свободен. Несмотря на тошноту, это чувство опьяняло. Где-то в темноте вроде бы шумело море; если он сумеет найти берег, то, возможно, найдет лодку, может быть, сумеет выбраться с острова. Мысль, что завтра ему так и так позволят уехать, мелькнула и пропала.
   Как упомянул Фил, он уже не раз пытался сбежать. И тщетно, всегда тщетно. Анимисты всегда находили его - благодаря разнообразным анимам, которые бегали быстрее, видели дальше и всегда выслеживали его по запаху и звуку. А потом приходили работники колледжа и забирали его.
   Алекс пытался объяснить, заставить их понять - бесполезно. Хуманы из колледжа, кажется, считали его неблагодарным, полагая, что, раз ему дали кров, еду и образование, он не имеет права даже мечтать о побеге. С ним никогда не обращались хуже, чем с другими студентами. Но, однако, он не был свободен.
   На этот раз он успел уже добраться до берега, когда над головой раздался писк летучей мыши и среди пальм мелькнула мохнатая тень. Когда подошел Кинтоку - его глаза почти светились от гнева, - Алекса вырвало прямо на лимура. Потом он потерял сознание.
   Небо становилось светлее, а шум - все громче. Запевалами обычно выступали обезьяны-ревуны; они начинали с коротких воплей, которые быстро становились настолько громкими, что разносились на много миль и действенно будили всех прочих. Далее вступал хор больших кошек, а к их несмолкающему, визгливому реву добавлялся кашель гиен. Потом, словно протестуя против шума, подключались псовые: лаяли, тявкали, выли (волки тише и ниже всех). Пронзительный свист доносился из загонов для куньих, ревущий лай - из колонии ластоногих на берегу. Снова и снова кукарекали петухи в курятниках, издавали шипящие крики траусы, а местные попугаи либо подражали другим животным, либо просто испускали хриплые вопли. Вносил свой вклад и копытный скот - фыркал, блеял, мычал, ревел, - а мириады существ поменьше помалкивали, повинуясь инстинкту скрытности. Наконец, когда из-за горизонта показалось солнце, заливая море золотым светом, раздался жутковатый слаженный хор щебечущих завываний: обитающие в колледже лимуры приветствовали рассвет.
   Алекс застонал и попытался засунуть голову под подушку, чтобы спрятаться от звуков. Не помогло. Не помогало все шесть лет, но мысль, что сегодня он в кои-то веки действительно мог бы поспать, заставила его попытаться. Похмелье, по крайней мере, было не очень сильным: аллопат колледжа заставил его выпить множество очищающих препаратов для подготовки к сегодняшнему дню.
   Двое соседей по комнате уже вылезли из гамаков и начали одеваться, так и не проснувшись окончательно. Фил - с подбитым глазом - тоже мучился от похмелья. Другой сосед, Микель, схватил веревку гамака Алекса и начал раскачивать его. (Джосин, конечно, была в девчоночьей спальне… если не отправилась уже на поиски новых приключений.)
   Микель раскачивал гамак все сильнее и сильнее. Алекса, наверное, вырвало бы, если бы осталось чем.
   - А-а-а-алекс, вста-а-ава-а-ай, - пропел Микель.
   - У м'ня выпуск. Мне не н'до, - промычал в подушку Алекс.
   - Самодовольный щенок, - фыркнул Микель и крутанул гамак. Но Алекс привык к этому и не упал, хоть и повис в конце концов на перевернувшемся гамаке, как ленивец. - Будь ты настоящим студентом, тебя бы исключили после подвигов вроде вчерашнего. И сделали бы это еще много лет назад.
   Несколько сильных ударов по полотняной крыше у них над головами дали знать, что лимуры закончили обряд встречи рассвета и теперь прыжками направляются от ритуальных насестов к дневным трудам.
   - Оставь его в покое, Микель. - Фил поморщился. - Никого из нас не выгнали бы. Даже директор когда-то был молод.
   - Однако Катака была сильно расстроена. А Кинтоку, похоже, хотелось повесить твою шкуру на стену - после того, что ты сделал с его шкурой. Тебе лучше убраться до того, как он придет искать тебя. - Микель начал натягивать башмаки.- Или ты снова собираешься бежать? Мехмех, Алекс, мог бы по крайней мере научиться убегать успешно.
   Алекс болтался под гамаком, пытаясь перевернуться, но безуспешно.
   - Я-то сегодня уезжаю отсюда, Микель, а тебе до этого еще до-о-олго, первогодок в чистенькой рубашечке. Микель сделал вид, что не слышит.
   - Ты тоже мог бы отправиться пораньше, Алекс, - довольно доброжелательно посоветовал Фил. - Если больше не увидимся до твоего отъезда - желаю удачи.
   - Ага, и смотри не убейся, - добавил Микель, натягивая комбинезон из промасленной парусины для утренней уборки.
   Фил уже надел простую свободную полотняную одежду для занятий медитацией. У Микеля впереди еще долгие месяцы тяжелой работы в зверинце колледжа, тогда как Фил продвинулся до более метафизических аспектов обучения анимистов, хотя по-прежнему продолжал работать с кое-какими видами.
   Обучение в Колледже анимистов не было ни престижным, ни легким. Многие студенты уходили, не выдержав тяжелой, грязной, бесконечной работы. Других исключали за неспособность придерживаться строгих правил или оправдать ожидания преподавателей. Некоторые уходили по другим причинам… но это был их выбор, выбор свободных людей. У Алекса права выбора не было. Он всего лишь имущество и не мог уйти. Неудача означала наказание, иногда очень суровое: на теле юноши осталось немало шрамов от палки профессора-хумана. Лимуров вчера ночью не побеспокоили - либо же они приберегли для него что-то другое. Алекс не понимал, что лимуры, превыше всего ценившие свободу, втайне восхищаются его силой духа.
   Алекс перестал цепляться за гамак и тяжело свалился на базальтовый пол. Микель закатил глаза, Фил отвесил ему дружеский подзатыльник, и они вышли из маленькой спальни, захлопнув сплетенную из прутьев дверь.
   Алекс оделся и собрал вещи, мысленно ворча. Формально как выпускник он имел право на уважение младшекурсников, пусть даже они старше и выше его. Но на практике этого, вероятно, не будет, пока он не вернется в колледж с анимом. Надо надеяться, это будет какое-то особенно эффектное и экзотическое существо, и они все очень пожалеют, что так поступали. И девчонки тоже будут поражены… Большинство студентов-хуманов колледжа было женского пола, что должно бы означать повышенные шансы для немногочисленных мужчин. Но на практике девочки были склонны видеть в Алексе друга - из пресловутого «давай будем просто друзьями». Да это и не имело особенного значения: романтические увлечения редко сохраняются, если человека видишь каждый день, часто покрытым грязью и фекалиями.
   Алекс собрал вещи; их было немного. В холщовом мешке лежали пара штанов, носки, трусы, рубаха. Его рабочие рубахи выгорели, покрылись выцветшими пятнами - признак студента шестого курса. На нем была полотняная одежда и хорошие кожаные башмаки, непромокаемые, но со следами помета множества разных видов. Еще он носил куртку из шерсти ламы с кожаной отделкой по вороту, рукавам и краям - теплую, но легкую. Вся одежда была некрашеной, оставаясь серой, белой, коричневой или зеленой от природы.
   Деревянный свисток, сделанный для зачета по резьбе, кусок веревки с завязанными узлами, коробочка с сыромятной мездрой, издававшей резкий щелкающий звук, если надавить большим пальцем, и кожаный ремешок с несколькими петушиными шпорами. Камешек-талисман - почти совершенно круглый, серо-зеленый - отправился в карман; Алекс нашел его на пляже, пока вместе с отцом ждал работорговца. С того дня все изменилось - и к лучшему, так что, возможно, камешек был немножко волшебным - совсем чуть-чуть, так что анимисты ничего не заметили.
   На шею он повесил кожаный кошелек. В нем хранились разные мелочи, которые могли оказаться ценными при торговле: зуб тирга, пара обсидиановых лезвий, завернутых в кусок шерсти, подобранная пара ярких перьев пустельги, завернутых в обрывок бумаги, крохотный глиняный горшочек с двумя унциями цибетина*.[Цибетин - пахучий секрет, вырабатываемый железами виверры или циветты (род похожих на куниц хищных млекопитающих в Юго-Восточной Азии; к виверровым относятся, например, мангусты); употребляется в парфюмерии и медицине.] Еще в кошельке была целебная мазь от оводов и крохотная жемчужина неправильной формы. Архипелаг - тысячи островов и множество рас с различными культурами и стандартами цен - жил торговлей: бесполезное для одного могло оказаться заслуживающим любопытства для другого или предметом вожделений для третьего. Только металлы, редкие и драгоценные, были абсолютной величиной. Бронза больше годилась для орудий труда, а серебро и золото были настолько редки, что использовались только в ювелирных изделиях.
   Еще у него на шее висело ожерелье из четок, каждая из которых означала прослушанные курсы и пройденные уровни обучения. Самую большую, плоский диск из твердой глины с отпечатком его большого пальца и несколькими символами, Алексу выдала вчера ночью Катака, ректор колледжа.
   Он тогда сидел, измученный рвотой, и пил очередную дозу отвратительного тошнотворно-сладкого снадобья, приготовленного доктором Педдаэ, аллопатом и ветеринаром колледжа. Катака появилась откуда-то сверху, как заведено у лимуров.
   Она была серой, с белым воротником на шее и плечах, симметричными черными пятнами на груди и боках и черным хвостом. Глаза ярко-оранжевые с узкими щелями зрачков. К выражению ее лица с мерками хуманов подходить было нельзя, но по положению хвоста и ушей Алекс видел, что она в ярости, хоть и сдерживается, как могут только лимуры.
   Лимуры, откровенно говоря, хуманов презирали. Почти половину студентов колледжа составляли лимуры, но совсем немногих из них Алекс мог считать друзьями. Остальные не желали знаться с ним.
   - Ты. Незрелый. Глупый. Легкомысленный, упрямый и бестолковый. Просто безобразие выпускать такое позорище, но лишь бы избавиться от тебя хоть на время.
   Она швырнула керамический значок прямо в лицо Алексу, тот больно ударил, но Алекс успел поймать его и растерянно пробормотал, уважительно склонив голову:
   - Спасибо, мирр'тика ши шинта…
   - До отъезда повидайся с директором-хуманом, - холодно сказала Катака, прервав длинную тираду с официальным выражением уважения и благодарности. - Ему надо кое-что объяснить тебе.
   С этими словами лимурка подпрыгнула и исчезла в лабиринте зелени, расползшейся над базальтовыми камнями колледжа.
   Алекс закончил укладывать скудные пожитки и в последний раз оглядел комнату, которая так долго была его домом. Потом повернулся - и дверь за ним захлопнулась. Навсегда.
   Но тут же вернулся. Гамак тоже принадлежал ему: он сделал его во время курса по сетям и силкам. Алекс отцепил его, сложил и запихнул в мешок. Потом вышел из комнаты в последний раз.
   Директор по работе с хуманами занимался студентами-хуманами. В это время дня он обычно был в зверинце: проверял, все ли обитатели живы и утащили ли студенты - и хуманы, и лимуры - корзины и лопаты. Разыскивая его, Алекс прошел по зданию колледжа, составленному из шестиугольных базальтовых плит (некогда здесь стоял храм, уже давно заброшенный, и теперь территория была застроена лимурскими строениями из дерева, бамбука и прутьев). Покинув темные стены, он спустился по извилистой тропинке между загонами для животных, разделенных на секции по видам: травоядные, крупные плотоядные, мелкие плотоядные и так далее. Некоторые загоны были построены из камня и разделены внутри на забранные стеклом или решетками клетки. В некоторые были встроены собственные очаги, чтобы подогревать полы для нежных видов, которые с трудом выносили даже мягкие зимы Жадеита. Имелись и открытые загоны, и деревянные сараи и стойла, и каменные ограды с прутьями из редкой и драгоценной бронзы: только она достаточно крепка, чтобы удержать некоторых животных. Лабиринт с открывающимися лишь в одну сторону воротами и подъемными дверями вел от загона к загону. Здесь содержались животные со всего архипелага; одни были потомками анимов прошлого, других по случаю привозили и разводили в надежде, что в один прекрасный день они, возможно, снабдят кого-нибудь анимом.
   Вообще анимисты верили, что у всего - животных и даже растений, камней и погоды - есть душа. Иногда эти души можно увидеть глазами анима. И конечно, есть множество богов и духов, обычно не обладающих материальной формой. Но только у животных - и только млекопитающих - достаточно общего на метафизическом уровне с млекопитающими-анимистами, чтобы могли появиться животные-партнеры, обычно называемые «анимулэ». Далеко не каждый аним может быть совместим с каждым анимистом. В сущности, считалось, что вероятность установления связи анимиста с любым данным анимом весьма незначительна. Своего анима еще надо было найти. Для этого и предпринимался духовный поиск.
   Профессор Синд объясняла это, показывая им стеклянные свистки, используемые для дрессировки.
   - Если я дуну вот в этот, - говорила она, - вы все слышите звук?
   Класс кивал. Она брала другой свисток и дула в него.
   - А это слышите?
   Студенты-хуманы качали головами, а студенты-лимуры важно кивали.
   - Это вопрос… высоты звука. Похоже, все анимы существуют на разных уровнях звука; каждый отдельный аним может услышать только определенный уровень.
   Алекс быстро шел мимо загонов, то и дело останавливаясь, чтобы проститься с друзьями - и студентами, и животными. Несмотря на возбуждение, связанное с выпуском, к горлу подкатил комок, когда Мотати, одна из его немногих друзей-лимуров, проявила совершенно нетипичную эмоциональность и робко обняла его, прижавшись мягкой шерсткой к лицу. На глаза навернулись слезы, когда он почесал сквозь прутья решетки совсем старого льва, пока урчащий зверь, по привычке, приобретенной в младенчестве, мирно посасывал кончик хвоста. Лев прожил здесь дольше Алекса, и тот знал, что, хоть и вернется, больше не увидит старика. Он погладил тусклую гриву, внимательно следя, чтобы зверь вдруг не повернулся и не откусил палец. Кое-кто из новичков, занятых ежедневной уборкой, смотрел на него с завистью: в первые годы обучения студентам запрещалось разговаривать с животными, прикасаться к ним или даже смотреть им в глаза.