Страница:
Какое-то время оглушенные ракхи не могли двинуться с места. Дэмьен не знал, видели ли они раньше, как колдуют люди, или это убийство было для них вдвойне ужасным, потому что они не имели понятия, какая сила совершила его. Как бы то ни было, теперь стало ясно, что Таррант владеет силой, с которой приходится считаться. Дэмьен явственно видел, как злобный страх и иерархический инстинкт, ненависть и благоговейное потрясение боролись в их полузверином, получеловеческом разуме.
— Еще будут возражения? — спокойно спросил Таррант. Если таковые и были, никто не отважился высказаться. Холодный огонь охватил силуэт посвященного, стоявшего так близко к Дэмьену, что его коснулось дыхание ледяного пламени — в тысячи раз холоднее, чем простой лед или зимний пронизывающий ветер. Потом человеческое тело внезапно исчезло, и на его месте над землей возникла великолепная хищная птица, на этот раз черная, и перья ее сверкали подобно осколкам обсидиана, и когти отливали огненным гранатом. Могущественный облик был явно рассчитан на то, чтоб поразить ракхов; те действительно попятились, когда сверкающие крылья тяжело взмахнули над их головами, и вокруг них поднялся и поплыл густой запах, который наверняка означал страх.
Дэмьен увидел, как Сиани вложила свою руку в руку Сензи, как тот стиснул ее крепко и бережно. И почувствовал, как что-то внутри сжалось, словно от потери, когда она обратилась за помощью к другому. Ревность? «Это неразумно, — сказал он себе. — Особенно по отношению к Зену». Но вдруг ему пришло в голову: а знал ли он когда-нибудь дружбу, похожую на ту, какую смогли сберечь эти двое, мог бы он вообще обрести ее, хотя бы на время пути? Простое пожатие — такое легкое и все же такое красноречивое — заслуживалось годами.
Он заставил свои мысли вернуться в настоящее, заставил себя вслед за своими спутниками посмотреть на лежащего ракха. Тот уже начал разлагаться, как будто сама плоть стремилась поскорее исчезнуть с лица земли. Пока они смотрели, густо-багровые черви-падальщики подползли к расплывавшемуся телу. Дэмьен поднял взгляд на Тарранта и вздрогнул, как ни сдерживался. Догадался о смертоносном голоде, что сжигал его изнутри, лелеемый его собственной природой. Так тщательно контролируемой. Так хорошо замаскированной за утонченной внешностью.
«Благодарение Богу, он на нашей стороне… Пока».
Когда за ними пришли, снаружи стоял ясный день, и трое людей зажмурились, выйдя из сумрачной тесноты их палатки-тюрьмы на ослепительный дневной свет. В поселке стояла тишина, лишь несколько обитателей поселка слонялись вокруг, с очевидной неохотой делая свои домашние дела и стараясь побыстрей скрыться в тени расшитых палаток. Порой какая-то детвора выскакивала наружу. Раздавался резкий окрик взрослого, и мальцы вновь прятались в родительский темный приют. Очевидно, ракхи были ночными существами.
— Вы идете, — объявила старая ракханка. Ее желтовато-белый мех окрасили в такой цвет годы, а может, горе. Женщина-красти стояла рядом с ней, также и мужчина из этой группы. С ними были еще несколько ракхов, но их позы ясно говорили, что это подчиненные; Дэмьен сосредоточил внимание на главной троице.
Их провели через лагерь к большому, витиевато разукрашенному шатру в самом центре поселка. Старуха ракханка прошипела несколько коротких слов в дверной проем и получила такой же короткий ответ. Она ступила внутрь и кивком подозвала людей. Из двери несло знакомым запахом — животный мускус, отдающий кислятиной. Страх? Дэмьен нагнулся, вошел… и увидел живую картину печали, скорбь столь горестную, что даже чуждый облик не мог скрыть ее силы, и душа священника сочувственно потянулась к ней. Он оглядел палатку, пока Сиани и Сензи входили следом, и заметил, что украшения закутаны в вычерненную сажей ткань, вышивки повернуты лицом к стене, ковры свернуты, открывая сухую мертвую землю. В центре помещения стояла на коленях женщина; она подняла глаза, когда Дэмьен обратил на нее внимание. Ее мех был залеплен толстым слоем черной грязи, что явно было обычаем печали, глаза покраснели от бессонницы. Рядом с ней на простом тканом коврике неподвижно лежало тело мужчины. По его слабому дыханию можно было догадаться, что он не мертв. По его открытым глазам, которые смотрели в никуда, можно было догадаться, что он не спит.
Сперва Дэмьен подумал было, что они привели его сюда для Исцеления, но потом сообразил, что этот народ ничего не знает о его призвании, и, значит, у них были другие цели. Он посмотрел на женщину-красти, ожидая объяснения, и увидел безмерную ярость, наполнившую ее глаза. Ярость относилась не к нему.
Старуха обратилась к священнику на своем наречии из свистящих гласных и гортанного шепота; женщина-красти перевела.
— Она говорит — видите, он пустой. Совсем. У людей разум состоит из многих частей, так что, когда они съедают ваши мысли, они могут съесть только часть души. Но когда они едят ракха, они съедают все. Один мозг, одна душа, одно сердце. Один съедобный кусок для едоков. Все исчезает, кроме жизни.
— Когда это случилось? — спросил Дэмьен. Красти коротко переспросила старуху, затем ответила:
— Пять ночей назад. Он был в дозоре у реки. Следующий дозорный нашел его… таким.
Дэмьен почувствовал, как Сиани сжалась за его спиной, как ее страх сгустился во вполне осязаемую прослойку между ними. Она завороженно слушала. Значит, демоны, которые поглотили ее память, побывали и здесь. Только что покинув землю людей, они остановились перекусить… чем придется.
Он посмотрел в глаза мужчины — пустые, совсем пустые! — и подумал, сколько еще было жертв. Демоны возвращались домой, и путь их устилали пустые тела. Отец небесный, сколько это будет продолжаться? Сколько еще страданий встретят они, если будут следовать за демонами их путем?
— Мы идем убивать, — провозгласил священник. — Есть вероятность, что, когда они умрут, память их жертв может восстановиться. Если вы хотите того же, что и мы…
Он не договорил. В этом не было необходимости. Для ракхов он оставался чужаком, но они были достаточно разумны, чтоб понять, что именно лежит на чаше весов. Не только выздоровление Сиани, восстановление Сиани. Безопасность их племени. В конечном счете — безопасность их расы.
— Это ваша цель? — спросила старуха ракханка.
— Да.
— Поэтому вы пришли сюда?
— Только поэтому, — заверила ее Сиани.
— И мы, и Таррант, — добавил Сензи.
Ракханка обдумала ответ. Она подумала про каждого из них, по очереди — и по ее лицу скользнула быстрая тень, когда она думала про их отсутствующего спутника. Наконец она указала на бездушное тело, что лежало перед ними, и потребовала:
— Вы поможете этому.
Дэмьен колебался.
— Если мы убьем этих демонов, он может выздороветь. Но мы можем сделать это, только если вы отпустите нас.
— И вашего… друга, — напомнила она холодно. — Того, кто убил ракха. Скажи о нем.
— Таррант — оружие, — резко ответил Дэмьен. — Он может обернуть Фэа против этих тварей лучше, чем любой из нас. Если вы хотите, чтобы демоны были убиты, а этот мужчина обрел себя, — он указал на тело на коврике, — тогда он нужен нам. Мы четверо должны действовать вместе.
Она тихо шипела, но не отвечала. Видимо, слова Дэмьена ей не понравились.
— Мы подумаем, — промолвила она наконец. С неприязнью. — Мы поговорим с ракхами касты «хрис». Из нашего рода. — Она посмотрела на младшую женщину, которая объяснила:
— Ваша судьба больше не в руках наших воинственных мужчин. Не зависит от их настроения. Так что, пока вы себя ведете как следует… вам не причинят зла. Вы поняли? Ни вам, ни вашему имуществу. Если будете вести себя как следует.
— Мы поняли, — спокойно сказала Сиани.
— Когда вернется убийца?
Дэмьену потребовалось какое-то время, чтобы понять, кого она имеет в виду.
— Таррант? — Он поколебался. — Может быть, за полдень, может, до ночи не вернется.
Он пытался понять, как много эта женщина знает про них. Знает ли она, что Тарранта можно убить солнечным светом?
— А может, и еще позже.
— Тогда придете, — приказала старуха. — Мы будем говорить, все ракхи и четыре человека. Вместе. — Она взглянула на тело, лежащее на подстилке, на измазанную грязью женщину, горестно склонившуюся над ним, и прошептала: — Кое-кого мы ненавидим даже больше, чем вас.
— Еще будут возражения? — спокойно спросил Таррант. Если таковые и были, никто не отважился высказаться. Холодный огонь охватил силуэт посвященного, стоявшего так близко к Дэмьену, что его коснулось дыхание ледяного пламени — в тысячи раз холоднее, чем простой лед или зимний пронизывающий ветер. Потом человеческое тело внезапно исчезло, и на его месте над землей возникла великолепная хищная птица, на этот раз черная, и перья ее сверкали подобно осколкам обсидиана, и когти отливали огненным гранатом. Могущественный облик был явно рассчитан на то, чтоб поразить ракхов; те действительно попятились, когда сверкающие крылья тяжело взмахнули над их головами, и вокруг них поднялся и поплыл густой запах, который наверняка означал страх.
Дэмьен увидел, как Сиани вложила свою руку в руку Сензи, как тот стиснул ее крепко и бережно. И почувствовал, как что-то внутри сжалось, словно от потери, когда она обратилась за помощью к другому. Ревность? «Это неразумно, — сказал он себе. — Особенно по отношению к Зену». Но вдруг ему пришло в голову: а знал ли он когда-нибудь дружбу, похожую на ту, какую смогли сберечь эти двое, мог бы он вообще обрести ее, хотя бы на время пути? Простое пожатие — такое легкое и все же такое красноречивое — заслуживалось годами.
Он заставил свои мысли вернуться в настоящее, заставил себя вслед за своими спутниками посмотреть на лежащего ракха. Тот уже начал разлагаться, как будто сама плоть стремилась поскорее исчезнуть с лица земли. Пока они смотрели, густо-багровые черви-падальщики подползли к расплывавшемуся телу. Дэмьен поднял взгляд на Тарранта и вздрогнул, как ни сдерживался. Догадался о смертоносном голоде, что сжигал его изнутри, лелеемый его собственной природой. Так тщательно контролируемой. Так хорошо замаскированной за утонченной внешностью.
«Благодарение Богу, он на нашей стороне… Пока».
Когда за ними пришли, снаружи стоял ясный день, и трое людей зажмурились, выйдя из сумрачной тесноты их палатки-тюрьмы на ослепительный дневной свет. В поселке стояла тишина, лишь несколько обитателей поселка слонялись вокруг, с очевидной неохотой делая свои домашние дела и стараясь побыстрей скрыться в тени расшитых палаток. Порой какая-то детвора выскакивала наружу. Раздавался резкий окрик взрослого, и мальцы вновь прятались в родительский темный приют. Очевидно, ракхи были ночными существами.
— Вы идете, — объявила старая ракханка. Ее желтовато-белый мех окрасили в такой цвет годы, а может, горе. Женщина-красти стояла рядом с ней, также и мужчина из этой группы. С ними были еще несколько ракхов, но их позы ясно говорили, что это подчиненные; Дэмьен сосредоточил внимание на главной троице.
Их провели через лагерь к большому, витиевато разукрашенному шатру в самом центре поселка. Старуха ракханка прошипела несколько коротких слов в дверной проем и получила такой же короткий ответ. Она ступила внутрь и кивком подозвала людей. Из двери несло знакомым запахом — животный мускус, отдающий кислятиной. Страх? Дэмьен нагнулся, вошел… и увидел живую картину печали, скорбь столь горестную, что даже чуждый облик не мог скрыть ее силы, и душа священника сочувственно потянулась к ней. Он оглядел палатку, пока Сиани и Сензи входили следом, и заметил, что украшения закутаны в вычерненную сажей ткань, вышивки повернуты лицом к стене, ковры свернуты, открывая сухую мертвую землю. В центре помещения стояла на коленях женщина; она подняла глаза, когда Дэмьен обратил на нее внимание. Ее мех был залеплен толстым слоем черной грязи, что явно было обычаем печали, глаза покраснели от бессонницы. Рядом с ней на простом тканом коврике неподвижно лежало тело мужчины. По его слабому дыханию можно было догадаться, что он не мертв. По его открытым глазам, которые смотрели в никуда, можно было догадаться, что он не спит.
Сперва Дэмьен подумал было, что они привели его сюда для Исцеления, но потом сообразил, что этот народ ничего не знает о его призвании, и, значит, у них были другие цели. Он посмотрел на женщину-красти, ожидая объяснения, и увидел безмерную ярость, наполнившую ее глаза. Ярость относилась не к нему.
Старуха обратилась к священнику на своем наречии из свистящих гласных и гортанного шепота; женщина-красти перевела.
— Она говорит — видите, он пустой. Совсем. У людей разум состоит из многих частей, так что, когда они съедают ваши мысли, они могут съесть только часть души. Но когда они едят ракха, они съедают все. Один мозг, одна душа, одно сердце. Один съедобный кусок для едоков. Все исчезает, кроме жизни.
— Когда это случилось? — спросил Дэмьен. Красти коротко переспросила старуху, затем ответила:
— Пять ночей назад. Он был в дозоре у реки. Следующий дозорный нашел его… таким.
Дэмьен почувствовал, как Сиани сжалась за его спиной, как ее страх сгустился во вполне осязаемую прослойку между ними. Она завороженно слушала. Значит, демоны, которые поглотили ее память, побывали и здесь. Только что покинув землю людей, они остановились перекусить… чем придется.
Он посмотрел в глаза мужчины — пустые, совсем пустые! — и подумал, сколько еще было жертв. Демоны возвращались домой, и путь их устилали пустые тела. Отец небесный, сколько это будет продолжаться? Сколько еще страданий встретят они, если будут следовать за демонами их путем?
— Мы идем убивать, — провозгласил священник. — Есть вероятность, что, когда они умрут, память их жертв может восстановиться. Если вы хотите того же, что и мы…
Он не договорил. В этом не было необходимости. Для ракхов он оставался чужаком, но они были достаточно разумны, чтоб понять, что именно лежит на чаше весов. Не только выздоровление Сиани, восстановление Сиани. Безопасность их племени. В конечном счете — безопасность их расы.
— Это ваша цель? — спросила старуха ракханка.
— Да.
— Поэтому вы пришли сюда?
— Только поэтому, — заверила ее Сиани.
— И мы, и Таррант, — добавил Сензи.
Ракханка обдумала ответ. Она подумала про каждого из них, по очереди — и по ее лицу скользнула быстрая тень, когда она думала про их отсутствующего спутника. Наконец она указала на бездушное тело, что лежало перед ними, и потребовала:
— Вы поможете этому.
Дэмьен колебался.
— Если мы убьем этих демонов, он может выздороветь. Но мы можем сделать это, только если вы отпустите нас.
— И вашего… друга, — напомнила она холодно. — Того, кто убил ракха. Скажи о нем.
— Таррант — оружие, — резко ответил Дэмьен. — Он может обернуть Фэа против этих тварей лучше, чем любой из нас. Если вы хотите, чтобы демоны были убиты, а этот мужчина обрел себя, — он указал на тело на коврике, — тогда он нужен нам. Мы четверо должны действовать вместе.
Она тихо шипела, но не отвечала. Видимо, слова Дэмьена ей не понравились.
— Мы подумаем, — промолвила она наконец. С неприязнью. — Мы поговорим с ракхами касты «хрис». Из нашего рода. — Она посмотрела на младшую женщину, которая объяснила:
— Ваша судьба больше не в руках наших воинственных мужчин. Не зависит от их настроения. Так что, пока вы себя ведете как следует… вам не причинят зла. Вы поняли? Ни вам, ни вашему имуществу. Если будете вести себя как следует.
— Мы поняли, — спокойно сказала Сиани.
— Когда вернется убийца?
Дэмьену потребовалось какое-то время, чтобы понять, кого она имеет в виду.
— Таррант? — Он поколебался. — Может быть, за полдень, может, до ночи не вернется.
Он пытался понять, как много эта женщина знает про них. Знает ли она, что Тарранта можно убить солнечным светом?
— А может, и еще позже.
— Тогда придете, — приказала старуха. — Мы будем говорить, все ракхи и четыре человека. Вместе. — Она взглянула на тело, лежащее на подстилке, на измазанную грязью женщину, горестно склонившуюся над ним, и прошептала: — Кое-кого мы ненавидим даже больше, чем вас.
33
— Цель нашего похода, — объявил Джеральд Таррант, — убить демона и освободить нашего товарища. Ничего больше.
Дэмьен знал его достаточно давно и чувствовал, что за внешним спокойствием Охотник скрывает дикое бешенство — но скрывает хорошо. Ракхене, что слушали его ровную речь, даже не подозревали, как ему хочется убить их всех, как бесит его необходимость вести подобные переговоры, торговаться за свободу вместо того, чтобы просто взять ее. Дэмьен не сомневался ни на минуту, что развращенной душе этого человека куда приятней было бы разорвать эти тела, раздавить эти души и превратить их селение в руины за дерзкую попытку встать на его пути. И священник молился, чтобы какое-то понятие о чести, которое оставалось еще у Охотника, заставило его смягчиться.
Наконец они согласились оказать ему — и его спутникам — некоторое внимание. Демонстрация его смертоносного колдовства, казалось, вызвала у ракхов не только страх, но и недоброе уважение; теперь, когда люди собрались вместе, с ними больше не обходились как с животными, скорее как… с заряженным оружием, решил Дэмьен. Да Таррант и был оружием. Заряженным, взведенным и готовым к бою.
Краем уха он слушал посвященного, описывавшего их странствия, верней, их дипломатично отредактированную версию, которая подходила к теперешним обстоятельствам. При этом священник исподволь изучал аудиторию. Должно быть, большая часть деревни собралась здесь этой ночью, разместившись вокруг них концентрическими кругами. Ракхов было столько, что самых дальних не достигал свет костра; только случайные вспышки зеленых глаз за гранью светового круга выдавали их присутствие. В центре, вокруг самого костра, сидели люди и их судьи-ракхене: старейшины, мощнорукие пышногривые мужчины и, конечно, семеро двуязычных Краст. Это все настолько плохо сочеталось, что трудно было представить, что они придут хоть к какому-то соглашению, особенно в таком неясном случае.
«Да все тут ясно, — угрюмо подумал Дэмьен. — Они хотят нас убить. Точка. Мы боремся за то, чтобы выжить. Несмотря на то, что мы чаще пользуемся словами, чем оружием, это все равно похоже на битву».
Он попытался незаметно подвинуться поудобнее. Почва была каменистой, и одежда, которую дали ему ракхене, ничуть не смягчала острые края булыжников. Ему так и хотелось высказаться по поводу любезности хозяев, но он остановил себя, решив проявить благодарность хотя бы за такое радушие. Его личные вещи уплыли вместе с лошадью Бог знает куда. Его единственная одежда была на нем, когда он попал сюда, промокшая и промерзшая до каменной твердости. Когда старейшины-ракхене решили дождаться возвращения Тарранта, они снабдили его чем могли… и трудно было обвинить их в том, что фигуры ракхов так отличаются от его собственной. Самая просторная одежда, которую они могли предложить, — платье наподобие кимоно, украшенное разноцветными пиктограммами, — на несколько дюймов не сходилось на его груди, и в конце концов под него пришлось поддеть нижнюю рубаху — эту функцию выполняла женская накидка. Он должен был выглядеть на их вкус чрезвычайно странно… Но это было лучше, чем подставлять открытую грудь холодному ветру. И не стоило выставлять напоказ свое относительно безволосое тело в племени, где этот признак ассоциировался с женщинами и слабаками.
Скреплял все эти покрывала толстый кожаный пояс, с которым он отказался расстаться даже на мгновение. Он не отважился проверить его содержимое, когда за ним наблюдали, — ракхи могли понять, как он им дорожит, и отобрать пояс, как отобрали меч, — но как только люди были предоставлены самим себе, он расшнуровал его и извлек два драгоценных контейнера. Оба были целы — слава Богу! — хотя немного повреждены. На боку серебряной фляжки красовалась изрядная вмятина — должно быть, ее сильно стукнуло; хрустальный флакон, по-прежнему наполненный чистым золотым сиянием Огня, покрылся паутиной трещин, которые дополняли узор его гравированной поверхности, но пока еще был достаточно прочен, чтоб внутри уцелело несколько капель жидкости. Священник почувствовал такое облегчение, увидев, что Огонь цел, что даже во рту появился его привкус. Помоги им, Боже, если они лишатся этого, самого драгоценного оружия.
Таррант закончил свое повествование, но пока еще нельзя было сказать, удалось ли ему вызвать сочувствие. Лица ракхене были непроницаемы.
— Вы пришли убить одного демона? — испытующе переспросила старуха.
Ответил Дэмьен:
— Мы проследим, чтобы умер именно этот демон, потому что нам надо освободить нашего друга. Что до остальных… — Он колебался. Что они хотят услышать? Какие слова обеспечат его отряду безопасный путь? — Мы хотим, чтобы все они сгинули. Мы не хотим, чтобы они пожирали жизни. А вы? Но сумеем ли мы вчетвером сделать что-нибудь, покажет время.
Высокопоставленные ракхи перешептывались на своем языке; в их речи временами проскальзывали английские слова — обычно жутко исковерканные, — но они помогали прояснить ситуацию. Дэмьен заметил, что одна из женщин — красти была почти обнажена, ее минимальная одежда скорее подчеркивала, чем скрывала ее полные, тяжелые груди, темные соски, округлые бока и бедра. Слушая переговоры, она без конца ерзала и не могла сосредоточиться на чем-нибудь больше минуты. Время от времени ее глаза обращались на одного из мужчин внутри круга и впивались в него с бесстыдным желанием. «У нее что, течка?» Почему-то эта мысль раздражала Дэмьена.
— На востоке от нас не только демоны, — наконец объявила старуха. — Там есть человек.
Дэмьен увидел, что Сензи, сидевший напротив, застыл. Да и его собственное сердце при этом внезапном сообщении забилось вдвое быстрее.
— Что за человек? — переспросил он. — Где?
Ясно было, что для точного ответа старухе не хватает слов.
— В Лема, — попыталась объяснить она. — Это место дальше на востоке, перед водой. В месте гроз. Асссст!
Явно раздраженная, она повернулась к красти. Женщина, которую они видели в Морготе, взяла слово:
— Наш народ зовет его Домом Гроз, потому что когда человек впервые пришел туда и возвел свою цитадель, там случилась большая буря. Молнии освещали небо до самых лун, гром так гремел, что говорить было невозможно. Таких гроз здесь не бывает. В этих землях. Никто не знает почему.
— Кто этот человек? — повторил вопрос Дэмьен. — Что он здесь делает?
Женщина-красти быстро переговорила со старшими, потом объяснила:
— Его называют Тот, Кто Связывает. И по-другому еще, но так же описательно. Он пришел сюда больше века назад и обосновался в той части нашей земли, которую мы зовем Лема. Ни один ракх не видел его, но потоки заражены всякой дрянью, и пахнет человеком, и под восточным краем Завесы растекается зловоние.
— Больше века… — прошептала Сиани.
— Больше, чем может прожить человек, — согласился Таррант. И объяснил ракхам: — Нельзя отгородиться от смерти простым заклинанием. Люди этого не могут. Тот, о ком здесь идет речь, либо посвященный, либо… он принес ужасную жертву.
— Или все вместе, — угрюмо подытожил Дэмьен.
Ракхи поговорили между собой на своем рычаще-лающем языке: без сомнения, решали, как много могут открыть людям и в каком виде.
— Приведи ее, — наконец распорядилась старуха, и мужчина-недомерок послушно выбежал из круга.
Несколько минут спустя он вернулся, таща за собой на веревке крохотную женщину. В отличие от других, она была одета в однотонную рубаху, и мех ее был редким и клочковатым. Затравленный, мечущийся взгляд делал ее похожей на зверька больше, чем любого ракха, — по контрасту они казались разумными вдвойне.
— Она пришла с востока много больших месяцев назад, — перевела красти. — Ее приютило одно из южных племен, здесь, на равнинах. Наши «хрис» послали за ней этим утром.
Явно нервничая, женщина ступила в круг света; Дэмьену показалось, что она готова стрелой рвануться в укрытие при первом признаке опасности. Священника тянуло успокоить ее, избавить от ужаса, но он знал, что ему не хватит навыков, языка, знаний. Да и вряд ли она вообще подпустит человека так близко. Он заставил себя оставаться на месте, пока она приближалась, и ничего ей не говорить, но его Просто трясло от вынужденного бездействия.
Приведенная упала на колени в центре круга, лицом к старейшинам племени. Женщина мягко обратилась к ней:
— Ты из Лема.
Девушка поколебалась, затем кивнула. Дэмьен догадался, что она почти не владеет английским.
— Расскажи нам, — приказал старший мужчина. — Расскажи нам на языке людей, что ты там видела.
Она оглянулась на круг, кажется, только сейчас заметив людей. И чуть не закричала, но крик замер на ее губах; рванулась было бежать, но остановилась. Дэмьен взглянул на Тарранта, на его сосредоточенный взгляд. Творение. Успокоение? Нет. Что-то гораздо более жестокое. Не в его характере было заниматься Исцелением. Но результат тот же.
— Я вижу… Лема… — Несчастная судорожно, глубоко вздохнула; под ее глазами блеснула влага. — Я вижу… мой народ в страхе. Много ушло кормить голодных, исчезли из семей. Многие годы так было. Много таких, кто ест души. Все голодные. Всегда голодные. — Она задрожала, и порыв страха донесся до Дэмьена; эмоции ракхов раздражали земное Фэа. — Все ракхи боятся. Все работают днем, неправильно, живут на солнце, чтоб освободиться от страха. Днем больно, асссст, но безопасно. Да? Безопасней, чем во тьме. Они охотятся во тьме.
— Расскажи нам про голодных. — Голос Тарранта, ровный и глубокий, был полон властного спокойствия. Дэмьен почти видел связь, которую посвященный установил с безумно испуганной женщиной — возможно, потому что и сам был связан с Охотником, хотя сейчас канал не действовал. Он чувствовал гипнотическую силу посвященного, как будто та была направлена на него. Как будто это в него, а не в женщину, вливалось знание английского языка и вместе с тем вынужденное спокойствие.
— Они пришли с востока, — прошептала она. — На больших лодках, какие делают люди. Через Огненное Море. Много, много лет назад. Их было мало. И долго еще их было мало. Они охотились, как звери, ночью. Несколько ракхов погибло, но не очень много. Некоторые… — Женщина запнулась, вздрагивая, как будто воспоминания причиняли ей боль. — Они ели мысли ракхов. Они оставляли тела, но ели разум. Иногда ракхи охотились на них сами, убивали их. Но голодные прятались. Очень хорошо прятались. Приходили потом, позже. Но всегда их было мало. Раньше.
Она обвела взглядом круг, всматриваясь в слушателей. Ее глаза надолго задержались на Тарранте, и внезапно Дэмьен понял, что за Творение успокоило ее. Нет — что за внушение сделало ее с виду такой спокойной, пока Таррант с острым наслаждением впитывал ее ужас. Священник инстинктивно рванулся вперед и с усилием остановился. «Ты ничего не сможешь сделать, — горько сказал он себе. — Он нуждается в этом. Он приступил к трапезе. Если лишить его пищи, лишить страха, который гнездится в ней, он пойдет и сам внушит кому-нибудь страх. А это будет гораздо хуже, не так ли?» Но душа его болела, пытаясь освободиться от тягостных пут. Дэмьен напомнил себе: «Власть Тарранта — единственное, что удерживает ее ясное сознание». И только это удержало его от вмешательства.
«Будь ты проклят, Охотник. За то, что нужен нам. Будь ты проклят за все».
— Расскажи нам про этого человека, — подсказала старуха.
— Я… — Женщина не решалась, борясь с ужасом. Дэмьен не поднял взгляд на Тарранта, боясь увидеть, каким удовольствием светятся его глаза. Если бы увидел, мог бы убить. — Я думаю… это началось, когда пришел человек. Стало больше пожирателей. Вдруг намного больше, и они принялись охотиться стаями. Целые семьи ракхов исчезали. Я вижу… Я вижу… — Она тряхнула головой в раздражении, нужные слова никак не приходили. — Ракхи без разума, ракхи с половиной разума, мертвые, искалеченные, израненные, их так много… — Ее голос прервался, ее плечи тряслись. — Лема наполовину мертва, многие пытаются убежать, но голодные охотятся на границах…
— Ты спаслась, — мягко сказала старая женщина.
Беглянка утвердительно кивнула: «Да».
— Очень немногим удается уйти, — вздохнула она. — Очень трудно. В Лема нет ездовых животных, какие есть у вас, надо идти пешком… Но идти надо не один день, а ночью приходят они…
Она спрятала лицо в ладонях и вздрогнула; короткие взвизги доносились из спутанного меха — должно быть, так плачут ракхи.
После короткого совещания старейшин женщина-красти сообщила людям:
— Она больше ничего не сможет рассказать вам, даже на ее собственном языке. Все, что у нее осталось, — это частица памяти и страх.
— Мы понимаем, — тихо проговорил Дэмьен. Он видел, как Таррант растворяет связь, — с сожалением, как ему показалось, — и ждал, пока юноша, который привел сюда беженку, уведет ее. Ждал, пока до нее перестанут доноситься голоса, — это обсуждение могло причинить ей новую боль.
Затем он начал:
— Они захватили целый край.
Янтарные глаза красти обратились к нему. Трудно было понять, что выражало ее непроницаемое лицо.
— Похоже, что так, — тихо подтвердила она.
— С помощью человека. Кто он — господин? Слуга? Возможно, их создатель, если это посвященный. — Дэмьен шумно вздохнул. — Неудивительно, что вы так ненавидите нас.
— Это наименьшая из причин.
Но тут заговорил Сензи, и в голосе его прозвучала непривычная сила:
— Послушайте! Вы все хотите того же, что и мы. Убить этих тварей. Спутать их планы. Если вы позволите нам уйти, позволите нам сделать то, зачем мы пришли, разве это не поможет вашему народу? — Он помолчал. — Разве не этого вы хотите?
— Сейчас это будет нелегко, — заявила старшая из женщин. — Раньше — да. Четыре человека, четыре лошади, оружие, припасы, планы. Вы идете на восток и, может быть, умираете. А может, и нет. Может, вы убиваете тех, кто пожирает души ракхов. Но теперь… — Она многозначительно помолчала. — Людям теперь мало просто уйти. Просто быть свободными. Четыре человека, две лошади, половина припасов, мало оружия. Если вы пойдете вот так, вы умрете наверняка. Вы проиграете. — Голос старухи ясно давал понять, что именно это беспокоит ее. — Понимаете? Я достаточно ясно говорю? Или перевести?
— Не надо, — тихо сказал Сензи. — Мы поняли.
— Освободить вас сейчас, сделать только это — все равно что убить вас. Почему бы не просто убить? Куда легче, разве нет? И мы получим ваши вещи. Но если люди свободно уйдут — если они уйдут убивать Темных, — тогда ракхи должны помочь. А помогать людям… — Она выразительно содрогнулась.
И тут заговорила Сиани:
— Вы уже все решили.
Та поколебалась, затем кивнула:
— Мы решили.
— И?.. — требовательно вопросил Дэмьен. Старуха взглянула на красти. Та хладнокровно произнесла:
— Вам нужны верховые животные. У нас есть ксанди. Вам нужно оружие. Наше оружие примитивно по сравнению с вашим, но с его помощью тоже можно пролить кровь. Еще у нас есть пища и одежда про запас и масло для ваших фонарей. — Она искоса взглянула на Дэмьена. И добавила уже несколько суше: — Вам нужен проводник.
Он кивнул в знак согласия:
— Ракх.
— Краст. Один из тех, кто знает ваш народ так же хорошо, как и свой. Кто знает нашу землю, где живут наши родичи. Кто проведет вас на восток целыми и невредимыми, чтобы вы сделали то, что должны сделать… Освободили наш народ от ужаса, так же, как и свой. Это сделка, — заключила она. — Послужите нам, как вы служите себе. Или умрите — и мы проиграем все вместе.
— Небогатый выбор, — заметил Дэмьен.
Красти ухмыльнулась, обнажив острые зубы:
— Больше предложить нечего, человек. Итак, что скажешь?
Священник посмотрел на своих товарищей и увидел в их глазах то, что ожидал. Кивнул и повернулся к красти.
— Мы согласны, — объявил он. — Благодарим вас.
— Вы дадите слово, — предупредил старейшина. — Вы вернетесь сюда и расскажете все, что увидели. Понимаете?
Дэмьен знал его достаточно давно и чувствовал, что за внешним спокойствием Охотник скрывает дикое бешенство — но скрывает хорошо. Ракхене, что слушали его ровную речь, даже не подозревали, как ему хочется убить их всех, как бесит его необходимость вести подобные переговоры, торговаться за свободу вместо того, чтобы просто взять ее. Дэмьен не сомневался ни на минуту, что развращенной душе этого человека куда приятней было бы разорвать эти тела, раздавить эти души и превратить их селение в руины за дерзкую попытку встать на его пути. И священник молился, чтобы какое-то понятие о чести, которое оставалось еще у Охотника, заставило его смягчиться.
Наконец они согласились оказать ему — и его спутникам — некоторое внимание. Демонстрация его смертоносного колдовства, казалось, вызвала у ракхов не только страх, но и недоброе уважение; теперь, когда люди собрались вместе, с ними больше не обходились как с животными, скорее как… с заряженным оружием, решил Дэмьен. Да Таррант и был оружием. Заряженным, взведенным и готовым к бою.
Краем уха он слушал посвященного, описывавшего их странствия, верней, их дипломатично отредактированную версию, которая подходила к теперешним обстоятельствам. При этом священник исподволь изучал аудиторию. Должно быть, большая часть деревни собралась здесь этой ночью, разместившись вокруг них концентрическими кругами. Ракхов было столько, что самых дальних не достигал свет костра; только случайные вспышки зеленых глаз за гранью светового круга выдавали их присутствие. В центре, вокруг самого костра, сидели люди и их судьи-ракхене: старейшины, мощнорукие пышногривые мужчины и, конечно, семеро двуязычных Краст. Это все настолько плохо сочеталось, что трудно было представить, что они придут хоть к какому-то соглашению, особенно в таком неясном случае.
«Да все тут ясно, — угрюмо подумал Дэмьен. — Они хотят нас убить. Точка. Мы боремся за то, чтобы выжить. Несмотря на то, что мы чаще пользуемся словами, чем оружием, это все равно похоже на битву».
Он попытался незаметно подвинуться поудобнее. Почва была каменистой, и одежда, которую дали ему ракхене, ничуть не смягчала острые края булыжников. Ему так и хотелось высказаться по поводу любезности хозяев, но он остановил себя, решив проявить благодарность хотя бы за такое радушие. Его личные вещи уплыли вместе с лошадью Бог знает куда. Его единственная одежда была на нем, когда он попал сюда, промокшая и промерзшая до каменной твердости. Когда старейшины-ракхене решили дождаться возвращения Тарранта, они снабдили его чем могли… и трудно было обвинить их в том, что фигуры ракхов так отличаются от его собственной. Самая просторная одежда, которую они могли предложить, — платье наподобие кимоно, украшенное разноцветными пиктограммами, — на несколько дюймов не сходилось на его груди, и в конце концов под него пришлось поддеть нижнюю рубаху — эту функцию выполняла женская накидка. Он должен был выглядеть на их вкус чрезвычайно странно… Но это было лучше, чем подставлять открытую грудь холодному ветру. И не стоило выставлять напоказ свое относительно безволосое тело в племени, где этот признак ассоциировался с женщинами и слабаками.
Скреплял все эти покрывала толстый кожаный пояс, с которым он отказался расстаться даже на мгновение. Он не отважился проверить его содержимое, когда за ним наблюдали, — ракхи могли понять, как он им дорожит, и отобрать пояс, как отобрали меч, — но как только люди были предоставлены самим себе, он расшнуровал его и извлек два драгоценных контейнера. Оба были целы — слава Богу! — хотя немного повреждены. На боку серебряной фляжки красовалась изрядная вмятина — должно быть, ее сильно стукнуло; хрустальный флакон, по-прежнему наполненный чистым золотым сиянием Огня, покрылся паутиной трещин, которые дополняли узор его гравированной поверхности, но пока еще был достаточно прочен, чтоб внутри уцелело несколько капель жидкости. Священник почувствовал такое облегчение, увидев, что Огонь цел, что даже во рту появился его привкус. Помоги им, Боже, если они лишатся этого, самого драгоценного оружия.
Таррант закончил свое повествование, но пока еще нельзя было сказать, удалось ли ему вызвать сочувствие. Лица ракхене были непроницаемы.
— Вы пришли убить одного демона? — испытующе переспросила старуха.
Ответил Дэмьен:
— Мы проследим, чтобы умер именно этот демон, потому что нам надо освободить нашего друга. Что до остальных… — Он колебался. Что они хотят услышать? Какие слова обеспечат его отряду безопасный путь? — Мы хотим, чтобы все они сгинули. Мы не хотим, чтобы они пожирали жизни. А вы? Но сумеем ли мы вчетвером сделать что-нибудь, покажет время.
Высокопоставленные ракхи перешептывались на своем языке; в их речи временами проскальзывали английские слова — обычно жутко исковерканные, — но они помогали прояснить ситуацию. Дэмьен заметил, что одна из женщин — красти была почти обнажена, ее минимальная одежда скорее подчеркивала, чем скрывала ее полные, тяжелые груди, темные соски, округлые бока и бедра. Слушая переговоры, она без конца ерзала и не могла сосредоточиться на чем-нибудь больше минуты. Время от времени ее глаза обращались на одного из мужчин внутри круга и впивались в него с бесстыдным желанием. «У нее что, течка?» Почему-то эта мысль раздражала Дэмьена.
— На востоке от нас не только демоны, — наконец объявила старуха. — Там есть человек.
Дэмьен увидел, что Сензи, сидевший напротив, застыл. Да и его собственное сердце при этом внезапном сообщении забилось вдвое быстрее.
— Что за человек? — переспросил он. — Где?
Ясно было, что для точного ответа старухе не хватает слов.
— В Лема, — попыталась объяснить она. — Это место дальше на востоке, перед водой. В месте гроз. Асссст!
Явно раздраженная, она повернулась к красти. Женщина, которую они видели в Морготе, взяла слово:
— Наш народ зовет его Домом Гроз, потому что когда человек впервые пришел туда и возвел свою цитадель, там случилась большая буря. Молнии освещали небо до самых лун, гром так гремел, что говорить было невозможно. Таких гроз здесь не бывает. В этих землях. Никто не знает почему.
— Кто этот человек? — повторил вопрос Дэмьен. — Что он здесь делает?
Женщина-красти быстро переговорила со старшими, потом объяснила:
— Его называют Тот, Кто Связывает. И по-другому еще, но так же описательно. Он пришел сюда больше века назад и обосновался в той части нашей земли, которую мы зовем Лема. Ни один ракх не видел его, но потоки заражены всякой дрянью, и пахнет человеком, и под восточным краем Завесы растекается зловоние.
— Больше века… — прошептала Сиани.
— Больше, чем может прожить человек, — согласился Таррант. И объяснил ракхам: — Нельзя отгородиться от смерти простым заклинанием. Люди этого не могут. Тот, о ком здесь идет речь, либо посвященный, либо… он принес ужасную жертву.
— Или все вместе, — угрюмо подытожил Дэмьен.
Ракхи поговорили между собой на своем рычаще-лающем языке: без сомнения, решали, как много могут открыть людям и в каком виде.
— Приведи ее, — наконец распорядилась старуха, и мужчина-недомерок послушно выбежал из круга.
Несколько минут спустя он вернулся, таща за собой на веревке крохотную женщину. В отличие от других, она была одета в однотонную рубаху, и мех ее был редким и клочковатым. Затравленный, мечущийся взгляд делал ее похожей на зверька больше, чем любого ракха, — по контрасту они казались разумными вдвойне.
— Она пришла с востока много больших месяцев назад, — перевела красти. — Ее приютило одно из южных племен, здесь, на равнинах. Наши «хрис» послали за ней этим утром.
Явно нервничая, женщина ступила в круг света; Дэмьену показалось, что она готова стрелой рвануться в укрытие при первом признаке опасности. Священника тянуло успокоить ее, избавить от ужаса, но он знал, что ему не хватит навыков, языка, знаний. Да и вряд ли она вообще подпустит человека так близко. Он заставил себя оставаться на месте, пока она приближалась, и ничего ей не говорить, но его Просто трясло от вынужденного бездействия.
Приведенная упала на колени в центре круга, лицом к старейшинам племени. Женщина мягко обратилась к ней:
— Ты из Лема.
Девушка поколебалась, затем кивнула. Дэмьен догадался, что она почти не владеет английским.
— Расскажи нам, — приказал старший мужчина. — Расскажи нам на языке людей, что ты там видела.
Она оглянулась на круг, кажется, только сейчас заметив людей. И чуть не закричала, но крик замер на ее губах; рванулась было бежать, но остановилась. Дэмьен взглянул на Тарранта, на его сосредоточенный взгляд. Творение. Успокоение? Нет. Что-то гораздо более жестокое. Не в его характере было заниматься Исцелением. Но результат тот же.
— Я вижу… Лема… — Несчастная судорожно, глубоко вздохнула; под ее глазами блеснула влага. — Я вижу… мой народ в страхе. Много ушло кормить голодных, исчезли из семей. Многие годы так было. Много таких, кто ест души. Все голодные. Всегда голодные. — Она задрожала, и порыв страха донесся до Дэмьена; эмоции ракхов раздражали земное Фэа. — Все ракхи боятся. Все работают днем, неправильно, живут на солнце, чтоб освободиться от страха. Днем больно, асссст, но безопасно. Да? Безопасней, чем во тьме. Они охотятся во тьме.
— Расскажи нам про голодных. — Голос Тарранта, ровный и глубокий, был полон властного спокойствия. Дэмьен почти видел связь, которую посвященный установил с безумно испуганной женщиной — возможно, потому что и сам был связан с Охотником, хотя сейчас канал не действовал. Он чувствовал гипнотическую силу посвященного, как будто та была направлена на него. Как будто это в него, а не в женщину, вливалось знание английского языка и вместе с тем вынужденное спокойствие.
— Они пришли с востока, — прошептала она. — На больших лодках, какие делают люди. Через Огненное Море. Много, много лет назад. Их было мало. И долго еще их было мало. Они охотились, как звери, ночью. Несколько ракхов погибло, но не очень много. Некоторые… — Женщина запнулась, вздрагивая, как будто воспоминания причиняли ей боль. — Они ели мысли ракхов. Они оставляли тела, но ели разум. Иногда ракхи охотились на них сами, убивали их. Но голодные прятались. Очень хорошо прятались. Приходили потом, позже. Но всегда их было мало. Раньше.
Она обвела взглядом круг, всматриваясь в слушателей. Ее глаза надолго задержались на Тарранте, и внезапно Дэмьен понял, что за Творение успокоило ее. Нет — что за внушение сделало ее с виду такой спокойной, пока Таррант с острым наслаждением впитывал ее ужас. Священник инстинктивно рванулся вперед и с усилием остановился. «Ты ничего не сможешь сделать, — горько сказал он себе. — Он нуждается в этом. Он приступил к трапезе. Если лишить его пищи, лишить страха, который гнездится в ней, он пойдет и сам внушит кому-нибудь страх. А это будет гораздо хуже, не так ли?» Но душа его болела, пытаясь освободиться от тягостных пут. Дэмьен напомнил себе: «Власть Тарранта — единственное, что удерживает ее ясное сознание». И только это удержало его от вмешательства.
«Будь ты проклят, Охотник. За то, что нужен нам. Будь ты проклят за все».
— Расскажи нам про этого человека, — подсказала старуха.
— Я… — Женщина не решалась, борясь с ужасом. Дэмьен не поднял взгляд на Тарранта, боясь увидеть, каким удовольствием светятся его глаза. Если бы увидел, мог бы убить. — Я думаю… это началось, когда пришел человек. Стало больше пожирателей. Вдруг намного больше, и они принялись охотиться стаями. Целые семьи ракхов исчезали. Я вижу… Я вижу… — Она тряхнула головой в раздражении, нужные слова никак не приходили. — Ракхи без разума, ракхи с половиной разума, мертвые, искалеченные, израненные, их так много… — Ее голос прервался, ее плечи тряслись. — Лема наполовину мертва, многие пытаются убежать, но голодные охотятся на границах…
— Ты спаслась, — мягко сказала старая женщина.
Беглянка утвердительно кивнула: «Да».
— Очень немногим удается уйти, — вздохнула она. — Очень трудно. В Лема нет ездовых животных, какие есть у вас, надо идти пешком… Но идти надо не один день, а ночью приходят они…
Она спрятала лицо в ладонях и вздрогнула; короткие взвизги доносились из спутанного меха — должно быть, так плачут ракхи.
После короткого совещания старейшин женщина-красти сообщила людям:
— Она больше ничего не сможет рассказать вам, даже на ее собственном языке. Все, что у нее осталось, — это частица памяти и страх.
— Мы понимаем, — тихо проговорил Дэмьен. Он видел, как Таррант растворяет связь, — с сожалением, как ему показалось, — и ждал, пока юноша, который привел сюда беженку, уведет ее. Ждал, пока до нее перестанут доноситься голоса, — это обсуждение могло причинить ей новую боль.
Затем он начал:
— Они захватили целый край.
Янтарные глаза красти обратились к нему. Трудно было понять, что выражало ее непроницаемое лицо.
— Похоже, что так, — тихо подтвердила она.
— С помощью человека. Кто он — господин? Слуга? Возможно, их создатель, если это посвященный. — Дэмьен шумно вздохнул. — Неудивительно, что вы так ненавидите нас.
— Это наименьшая из причин.
Но тут заговорил Сензи, и в голосе его прозвучала непривычная сила:
— Послушайте! Вы все хотите того же, что и мы. Убить этих тварей. Спутать их планы. Если вы позволите нам уйти, позволите нам сделать то, зачем мы пришли, разве это не поможет вашему народу? — Он помолчал. — Разве не этого вы хотите?
— Сейчас это будет нелегко, — заявила старшая из женщин. — Раньше — да. Четыре человека, четыре лошади, оружие, припасы, планы. Вы идете на восток и, может быть, умираете. А может, и нет. Может, вы убиваете тех, кто пожирает души ракхов. Но теперь… — Она многозначительно помолчала. — Людям теперь мало просто уйти. Просто быть свободными. Четыре человека, две лошади, половина припасов, мало оружия. Если вы пойдете вот так, вы умрете наверняка. Вы проиграете. — Голос старухи ясно давал понять, что именно это беспокоит ее. — Понимаете? Я достаточно ясно говорю? Или перевести?
— Не надо, — тихо сказал Сензи. — Мы поняли.
— Освободить вас сейчас, сделать только это — все равно что убить вас. Почему бы не просто убить? Куда легче, разве нет? И мы получим ваши вещи. Но если люди свободно уйдут — если они уйдут убивать Темных, — тогда ракхи должны помочь. А помогать людям… — Она выразительно содрогнулась.
И тут заговорила Сиани:
— Вы уже все решили.
Та поколебалась, затем кивнула:
— Мы решили.
— И?.. — требовательно вопросил Дэмьен. Старуха взглянула на красти. Та хладнокровно произнесла:
— Вам нужны верховые животные. У нас есть ксанди. Вам нужно оружие. Наше оружие примитивно по сравнению с вашим, но с его помощью тоже можно пролить кровь. Еще у нас есть пища и одежда про запас и масло для ваших фонарей. — Она искоса взглянула на Дэмьена. И добавила уже несколько суше: — Вам нужен проводник.
Он кивнул в знак согласия:
— Ракх.
— Краст. Один из тех, кто знает ваш народ так же хорошо, как и свой. Кто знает нашу землю, где живут наши родичи. Кто проведет вас на восток целыми и невредимыми, чтобы вы сделали то, что должны сделать… Освободили наш народ от ужаса, так же, как и свой. Это сделка, — заключила она. — Послужите нам, как вы служите себе. Или умрите — и мы проиграем все вместе.
— Небогатый выбор, — заметил Дэмьен.
Красти ухмыльнулась, обнажив острые зубы:
— Больше предложить нечего, человек. Итак, что скажешь?
Священник посмотрел на своих товарищей и увидел в их глазах то, что ожидал. Кивнул и повернулся к красти.
— Мы согласны, — объявил он. — Благодарим вас.
— Вы дадите слово, — предупредил старейшина. — Вы вернетесь сюда и расскажете все, что увидели. Понимаете?