Страница:
Отрезвляюще действует здоровый человеческий разум, с которым Григорий Ефимович выступил против преждевременного празднования победы. Он не был сторонником торжественного вступления царя в павший Лемберг и полагал, что это еще не окончание войны; действительно, несколько месяцев спустя русские были изгнаны из Лемберга, и враг далеко продвинулся на российские территории.
Очень беспокоило его постоянно ухудшавшееся продовольственное снабжение тыла. Он не раз призывал принять энергичные меры против спекуляции продуктами и, в конце концов, разработал настоящую продовольственную программу, которой нельзя отказать в разумности.
Когда летом 1915 года начались крупные поражения, старцу удалось убедить императрицу, что в такой критической ситуации сам царь должен взять на себя командование армией. И хотя все министры высказались против этого плана, несмотря на длительную нерешительность Николая отставить и тем сильно обидеть своего дядю, в конце концов, Григорию удалось добиться снятия великого князя с поста главнокомандующего и отправки в самое удаленное место военных действий, на Кавказ.
В высшей мере удивительным было то, каким образом Распутин, этот «крестьянский канцлер», умел убедить в пригодности самых различных кандидатов на их посты. Ему не приходило в голову тщательно исследовать политическое прошлое кандидата, как это обычно делали придворные чиновники и сам император; он не спрашивал, на каком счету у членов царской семьи находится данное лицо: для его простецкого разума решающей была внешность человека. Если речь шла о назначении нового начальника полиции, Распутин приглашал кандидата к себе или сам разыскивал его и в течение нескольких минут внимательно смотрел ему в глаза, в чем и заключалось «испытание».
Из-за того, что политикой занимался властный и влиятельный человек, ни малейшим образом не заботившийся об общепринятых принципах политики и дипломатии, возникла чрезвычайно своеобразная и единственная в своем роде ситуация: тончайшие уловки и искуснейшие интриги разбивались об этого мужика, принимавшего решения не из тончайших тактических и дипломатических соображений, а руководствуясь настроением.
Несмотря на то что он помог прийти к власти и получить звание определенному числу продажных и неспособных людей, нельзя сказать, что император сделал бы без его влияния лучший выбор. С уверенностью можно утверждать, что те министры, которые благодаря Распутину были уволены, с избытком заслужили того, чтобы старец первым признавал и исправлял их заблуждения.
А вот его нередкие вмешательства в судебные дела совершались в интересах виноватого или осужденного, но никогда не были против них. Неизвестно и не доказано ни одного случая, когда Распутин заключил бы в тюрьму или сослал в Сибирь своего личного противника, как это делали почти все власть имущие; напротив, каждый, которому удалось бы убедить Григория, что с ним обошлись несправедливо на суде, мог рассчитывать на его помощь и поддержку. Когда старый военный министр Сухомлинов был обвинен и арестован только потому, что нужен был «козел отпущения», Распутин сделал все возможное, чтобы освободить из заключения своего бывшего врага. Знаменательно в этом отношении письмо императрицы к мужу:
— Ты не можешь действовать против воли мамы, иначе я оставлю тебя и с тобой все будет кончено! Учти это! — Семенившему рядом секретарю Григорий Ефимович презрительно бросил, указывая на разнесенного в пух и прах Штюрмера: — Он не захотел повиноваться, но я сломаю ему шею, если он не послушается!
По отношению к тем министрам, кто сохранил свой пост без его протекции, он вел себя невероятно вызывающе. Когда Распутин в первый раз встретился с министром Маклаковым, он его полностью проигнорировал, на прощание высокомерно погрозил крючковатым указательным пальцем и сказал:
— Послушай, ты, ну-ка, подойди ко мне! — Маклаков в смущении действительно сделал несколько шагов к Распутину, после чего тот грубо сказал ему: — Обрати внимание на то, что я тебе сказал! Пройдет еще много времени, прежде чем из тебя выйдет хороший человек, который будет угоден Богу! А теперь, — закончил он, повернувшись к министру спиной, — теперь ты можешь идти!
Очень странным может показаться один случай, когда Распутин «испытывал душу» одного кандидата в министры. Это случилось незадолго до убийства Столыпина, когда «истинно русские люди» намеревались сделать министром внутренних дел губернатора Нижнего Новгорода толстяка Александра Николаевича Хвостова. Именно тогда при дворе началась неразбериха и те члены «Союза русского народа», кому было разрешено принимать участие в этой акции, использовали эту возможность, чтобы представить императору Хвостова в самом лучшем свете. Наконец, царь стал серьезно заниматься назначением Хвостова министром внутренних дел, но прежде поручил «другу» добыть более полные сведения о кандидате.
Распутин немедленно отправился в Нижний Новгород и однажды появился в рабочем кабинете ничего не подозревавшего губернатора.
— Вот и я! — скромно объявил он. — Папа послал меня, чтобы я испытал твою душу, мы думаем сделать тебя министром внутренних дел!
Услышав это от стоявшего перед ним крестьянина в грубых сапогах и лохматой шубе, глава Нижнего Новгорода, тучный Хвостов, разразился громким хохотом. Он ни минуты и не думал серьезно относиться к словам этого мужика и принял все за веселую шутку. Но Григорий Ефимович очень оскорбился, когда увидел такое неуважение к себе, молча повернулся, подхватил свой посох и покинул губернаторский дворец. Но вечером, перед самым отъездом, он еще раз появился у Хвостова, только на мгновение приоткрыл двери и прокричал довольно угрожающим и злым голосом:
— Я как следует наградил тебя! Я послал донесение о тебе в Царское Село!
Губернатор сначала снова громко рассмеялся, но потом засомневался, как бы в угрожающих речах посетителя не было действительно чего-либо серьезного. Губернатор велел позвать почтмейстера и приказал показать данную Григорием Ефимовичем телеграмму. Как же нехорошо стало у него на душе, когда через час он держал в руках текст!
С этого момента Хвостов прилагал все усилия, чтобы как можно чаще встречаться с Григорием Ефимовичем, обращаясь к нему с самой изысканной вежливостью. Он готов был открыто целовать ему руки, но прошло несколько лет, прежде чем волею случая, во время какой-то пирушки, ему удалось сблизиться со старцем. Когда Распутин вскоре после этого встретился с царем, он заявил, что у него была возможность вновь испытать душу Хвостова и он находит, что тот изменился в лучшую сторону. Через несколько дней тучный губернатор стал наконец министром внутренних дел.
Премьер-министр Борис Штюрмер, преемник старого Горемыкина, также был назначен на должность благодаря протекции «друга». «Этот старик, — заявил Григорий, когда ему назвали Штюрмера в качестве кандидата, — уже давно хочет стать министром! Еще тогда, когда я жил на Английском проспекте, он вместе с женой пришел ко мне и попросил меня сделать его министром. Вот и прекрасно, он очень хороший человек и справится со своими обязанностями!»
Потом в квартире одной второразрядной актрисы старец встретился с Борисом Штюрмером, «испытал его душу» и после того, как экзамен окончился удовлетворительно, посоветовал императору ввести в должность этого кандидата, что вскоре и было сделано.
Время пребывания Штюрмера у власти означало пик политического влияния Распутина. Новый премьер-министр, обязанный своим постом только протекции Григория Ефимовича, безоговорочно повиновался каждому его приказу. По меньшей мере раз в неделю Штюрмер неизменно встречался с «крестьянским канцлером», эти встречи были довольно романтичны, так как проходили по ночам в Петропавловской крепости, куда Распутин имел доступ благодаря посредничеству своей ученицы, дочери коменданта крепости Никитина. Лидия Никитина, красивая девушка, была ярой поборницей старца, она ждала Распутина вечером у его квартиры и провожала в крепость, где затем появлялся премьер-министр. В ее светлой девичьей комнате в доме коменданта Петропавловской крепости до самого утра проходили совещания Распутина и Штюрмера, во время которых обсуждались важнейшие распоряжения, указы и назначения.
Но Штюрмер не оправдал ожиданий, он оказался чрезвычайно честолюбивым и тщеславным, тогда как его способности оставляли желать лучшего. Все его помыслы и желания сводились к одному — председательствовать на ближайшей большой конференции по мирному урегулированию военного конфликта, и он мысленно уже видел свое имя в исторических книгах будущих поколений рядом с фон Нессельроде, Меттернихом и Бисмарком. Но его деловые качества никак не могли сравниться с его амбициями, и скоро император и его «друг», разочаровавшись, отвернулись от него.
Тем временем у Григория Ефимовича появилось особое расположение к вице-президенту Государственной думы Протопопову, с которым он познакомился в «клинике» своего друга Бадмаева. Протопопов был милым человеком с располагающими манерами. Он страдал прогрессирующим параличом; эта болезнь привела к тому, что состояние крайнего возбуждения сменялось у него полной апатией. Иногда остроумной шуткой или удивительно мягкими замечаниями он умел обворожить всю аудиторию, а бывало, не мог произнести самые простые слова благодарности. Уже много лет он был постоянным пациентом тибетского врача, и его давно наметили на высокую государственную должность.
Познакомившись с Протопоповым в один из благоприятных моментов, Григорий Ефимович немедленно решил, что этот приятный и умный человек должен взять на себя министерство внутренних дел. Царь сначала колебался, потому что Протопопов принадлежал к левому крылу в Думе. Понадобилась настойчивость императрицы и Распутина, чтобы Николай перестал сопротивляться и назначил Протопопова министром.
В самый последний момент начался спор, и Распутину пришлось лично приехать в Царское Село, чтобы направить дела своего подопечного в нужное русло. В Петербург он вернулся в тот же день, и то, что он, торжествуя, рассказал в салоне своей почитательницы госпожи Головиной, лучше, чем что-либо другое, свидетельствует об особенных отношениях между императором и «другом», имевшим теперь славу не только спасителя больного наследника, но и доверенного советника в решающих государственных делах.
— Я снова все уладил! — воскликнул Распутин, падая на стул. — Мне только нужно было прийти к самому! Первый человек, с кем я столкнулся во дворце, была Анна. Она могла только плакать. «Ничего не получается, — воскликнула она, — он не хочет, только ты можешь помочь, Григорий Ефимович!» И я немедленно вошел. Я сразу же увидел, что мама исполнена гнева и упрямства тогда как папа, насвистывая, ходит взад и вперед по комнате. После того, как я слегка прикрикнул на них, они немедленно образумились! Мне достаточно было пригрозить, что я опять уеду в Сибирь и оставлю в беде их и ребенка, и они полностью согласились со мной. — Тот, кто поворачивается спиной к Богу, — сказал я, — смотрит в лицо дьяволу! — Кто-то внушил им, что то-то и то-то плохо; что они в этом понимают? Абсолютно ничего! Только бы послушали меня! Я знаю, что Протопопов хороший человек и верит в Бога! Только в этом все дело!
А своему секретарю Григорий Ефимович в тот вечер сказал:
— Мы ошиблись в этом борове Хвостове, он настоящий болван, даже если один из правых! Я скажу тебе, что все, принадлежащие к правому крылу, дураки! Поэтому теперь мы выбрали левое и сделали Протопопова министром! — Затем он гордо указал на свой грубый крестьянский кулак, с силой потряс им и вскричал: — В этих пальцах я держу российское государство!
Глава седьмая
Очень беспокоило его постоянно ухудшавшееся продовольственное снабжение тыла. Он не раз призывал принять энергичные меры против спекуляции продуктами и, в конце концов, разработал настоящую продовольственную программу, которой нельзя отказать в разумности.
«Он предлагает, — говорит в одном из писем императрица, — что в течение трех дней должны курсировать поезда только с мукой, маслом и сахаром, и рассчитывает, что один поезд за час могут нагрузить сорок старых солдат. Необходимо отправлять такие грузы один за другим, но не в один город, а один в Петроград, другие в Москву, несколько вагонов нужно отцеплять в различных местах, так чтобы постепенно вся страна снова была как следует накормлена… Пассажирские поезда нужно отправлять лишь в ограниченном количестве, и к ним должны быть прицеплены вагоны с маслом и мукой из Сибири. Он заранее говорит, что специалисты заявят о нереальности этого плана, не давай себя запугать, так как то, что непременно должно произойти, всегда можно осуществить каким-либо образом…»Но самое сильное доказательство своей власти Распутин предъявил тогда, когда ему удалось сместить с поста своего бывшего покровителя, а позднее смертельного врага, главнокомандующего Николая Николаевича. Великий князь, в доме которого Распутин был принят сначала с распростертыми объятиями, сразу понял, что этот «отвратительный мужик» угрожает его собственному положению, и с этого времени всеми средствами пытался настроить императора против Распутина. Вместе с ним и его супруга, и ее сестра, обе «черногорки», держались в отдалении от старца, но это вскоре не могло не привести к полному отчуждению между царской семьей и женщинами, первыми открывшими Распутина. Тот в свою очередь был обо всем подробно осведомлен и стал прямо-таки фанатично ненавидеть великих князей, тем более что Николай Николаевич в начале войны ответил на письмо, в котором Григорий извещал о своем прибытии на фронт, следующим образом: «Только приди, я велю тебя повесить!» С того времени Григорий Ефимович использовал каждую возможность, чтобы настроить императора и его супругу против Николая Николаевича.
Когда летом 1915 года начались крупные поражения, старцу удалось убедить императрицу, что в такой критической ситуации сам царь должен взять на себя командование армией. И хотя все министры высказались против этого плана, несмотря на длительную нерешительность Николая отставить и тем сильно обидеть своего дядю, в конце концов, Григорию удалось добиться снятия великого князя с поста главнокомандующего и отправки в самое удаленное место военных действий, на Кавказ.
* * * *
Теперь уже при принятии важного решения всегда спрашивали совета «друга». Вскоре никто не мог надеяться получить министерское кресло, не пройдя прежде «испытание» у Распутина. Не выдержав его, министр, не понравившийся Григорию, редко оставался на прежнем посту. Единственным исключением был Сазонов; несмотря на то, что Григорий ненавидел его, тот смог продержаться у власти в течение нескольких лет.В высшей мере удивительным было то, каким образом Распутин, этот «крестьянский канцлер», умел убедить в пригодности самых различных кандидатов на их посты. Ему не приходило в голову тщательно исследовать политическое прошлое кандидата, как это обычно делали придворные чиновники и сам император; он не спрашивал, на каком счету у членов царской семьи находится данное лицо: для его простецкого разума решающей была внешность человека. Если речь шла о назначении нового начальника полиции, Распутин приглашал кандидата к себе или сам разыскивал его и в течение нескольких минут внимательно смотрел ему в глаза, в чем и заключалось «испытание».
Из-за того, что политикой занимался властный и влиятельный человек, ни малейшим образом не заботившийся об общепринятых принципах политики и дипломатии, возникла чрезвычайно своеобразная и единственная в своем роде ситуация: тончайшие уловки и искуснейшие интриги разбивались об этого мужика, принимавшего решения не из тончайших тактических и дипломатических соображений, а руководствуясь настроением.
Несмотря на то что он помог прийти к власти и получить звание определенному числу продажных и неспособных людей, нельзя сказать, что император сделал бы без его влияния лучший выбор. С уверенностью можно утверждать, что те министры, которые благодаря Распутину были уволены, с избытком заслужили того, чтобы старец первым признавал и исправлял их заблуждения.
А вот его нередкие вмешательства в судебные дела совершались в интересах виноватого или осужденного, но никогда не были против них. Неизвестно и не доказано ни одного случая, когда Распутин заключил бы в тюрьму или сослал в Сибирь своего личного противника, как это делали почти все власть имущие; напротив, каждый, которому удалось бы убедить Григория, что с ним обошлись несправедливо на суде, мог рассчитывать на его помощь и поддержку. Когда старый военный министр Сухомлинов был обвинен и арестован только потому, что нужен был «козел отпущения», Распутин сделал все возможное, чтобы освободить из заключения своего бывшего врага. Знаменательно в этом отношении письмо императрицы к мужу:
«И тогда наш друг сказал, что генерала Сухомлинова надо выпустить, чтобы он не умер в заключении, что это было бы жестоко. Никогда не надо бояться отпускать заключенных и возвращать грешников к праведному образу жизни, арестованные с их страданиями более благодарны в божьих глазах, чем мы. Он сказал примерно так. Любой, даже самый дурной, испытывает мгновения, когда его душа восстает и очищается путем страшных мук — в такой момент надо протянуть ему руку, чтобы спасти его, прежде чем он будет потерян для нас в горе и отчаянии».Кому он симпатизировал, за того мог чрезвычайно энергично заступиться даже перед императором. Когда однажды царь выразил недовольство по отношению к защищаемому Распутиным премьер-министру Штюрмеру, Распутин немедленно телеграфировал ему строго и лаконично: «Не трогай старика!» Но с той же строгостью он бранил и собственных любимцев, если у него был повод сердиться на них. Тому же Штюрмеру, которого Григорий еще недавно так решительно защищал перед императором, вскоре пришлось услышать от Распутина грубые ругательства. Премьер-министр осмелился промедлить с выполнением приказа царицы, после чего «друг» отчитал его словно школьника:
— Ты не можешь действовать против воли мамы, иначе я оставлю тебя и с тобой все будет кончено! Учти это! — Семенившему рядом секретарю Григорий Ефимович презрительно бросил, указывая на разнесенного в пух и прах Штюрмера: — Он не захотел повиноваться, но я сломаю ему шею, если он не послушается!
По отношению к тем министрам, кто сохранил свой пост без его протекции, он вел себя невероятно вызывающе. Когда Распутин в первый раз встретился с министром Маклаковым, он его полностью проигнорировал, на прощание высокомерно погрозил крючковатым указательным пальцем и сказал:
— Послушай, ты, ну-ка, подойди ко мне! — Маклаков в смущении действительно сделал несколько шагов к Распутину, после чего тот грубо сказал ему: — Обрати внимание на то, что я тебе сказал! Пройдет еще много времени, прежде чем из тебя выйдет хороший человек, который будет угоден Богу! А теперь, — закончил он, повернувшись к министру спиной, — теперь ты можешь идти!
Очень странным может показаться один случай, когда Распутин «испытывал душу» одного кандидата в министры. Это случилось незадолго до убийства Столыпина, когда «истинно русские люди» намеревались сделать министром внутренних дел губернатора Нижнего Новгорода толстяка Александра Николаевича Хвостова. Именно тогда при дворе началась неразбериха и те члены «Союза русского народа», кому было разрешено принимать участие в этой акции, использовали эту возможность, чтобы представить императору Хвостова в самом лучшем свете. Наконец, царь стал серьезно заниматься назначением Хвостова министром внутренних дел, но прежде поручил «другу» добыть более полные сведения о кандидате.
Распутин немедленно отправился в Нижний Новгород и однажды появился в рабочем кабинете ничего не подозревавшего губернатора.
— Вот и я! — скромно объявил он. — Папа послал меня, чтобы я испытал твою душу, мы думаем сделать тебя министром внутренних дел!
Услышав это от стоявшего перед ним крестьянина в грубых сапогах и лохматой шубе, глава Нижнего Новгорода, тучный Хвостов, разразился громким хохотом. Он ни минуты и не думал серьезно относиться к словам этого мужика и принял все за веселую шутку. Но Григорий Ефимович очень оскорбился, когда увидел такое неуважение к себе, молча повернулся, подхватил свой посох и покинул губернаторский дворец. Но вечером, перед самым отъездом, он еще раз появился у Хвостова, только на мгновение приоткрыл двери и прокричал довольно угрожающим и злым голосом:
— Я как следует наградил тебя! Я послал донесение о тебе в Царское Село!
Губернатор сначала снова громко рассмеялся, но потом засомневался, как бы в угрожающих речах посетителя не было действительно чего-либо серьезного. Губернатор велел позвать почтмейстера и приказал показать данную Григорием Ефимовичем телеграмму. Как же нехорошо стало у него на душе, когда через час он держал в руках текст!
«Анне Вырубовой, Царское Село, — было написано на бланке. — Передай маме, что Хвостовым управляет милость божья, но у него отсутствует еще кое-что!»Жирное лицо губернатора совсем отекло, от ужаса круглые глазки закатились. Значит то, что этот крестьянин ему сказал, было правдой, и он мог бы стать министром! Спустя несколько дней Хвостов с пачкой документов поспешил в Петербург и попросил аудиенции у государя по «срочному государственному делу». Он был принят, но сразу же вынужден был признать, что император был настроен как угодно, только не благосклонно. Едва он изложил суть своего незначительного дела, как тут же был отпущен.
С этого момента Хвостов прилагал все усилия, чтобы как можно чаще встречаться с Григорием Ефимовичем, обращаясь к нему с самой изысканной вежливостью. Он готов был открыто целовать ему руки, но прошло несколько лет, прежде чем волею случая, во время какой-то пирушки, ему удалось сблизиться со старцем. Когда Распутин вскоре после этого встретился с царем, он заявил, что у него была возможность вновь испытать душу Хвостова и он находит, что тот изменился в лучшую сторону. Через несколько дней тучный губернатор стал наконец министром внутренних дел.
Премьер-министр Борис Штюрмер, преемник старого Горемыкина, также был назначен на должность благодаря протекции «друга». «Этот старик, — заявил Григорий, когда ему назвали Штюрмера в качестве кандидата, — уже давно хочет стать министром! Еще тогда, когда я жил на Английском проспекте, он вместе с женой пришел ко мне и попросил меня сделать его министром. Вот и прекрасно, он очень хороший человек и справится со своими обязанностями!»
Потом в квартире одной второразрядной актрисы старец встретился с Борисом Штюрмером, «испытал его душу» и после того, как экзамен окончился удовлетворительно, посоветовал императору ввести в должность этого кандидата, что вскоре и было сделано.
Время пребывания Штюрмера у власти означало пик политического влияния Распутина. Новый премьер-министр, обязанный своим постом только протекции Григория Ефимовича, безоговорочно повиновался каждому его приказу. По меньшей мере раз в неделю Штюрмер неизменно встречался с «крестьянским канцлером», эти встречи были довольно романтичны, так как проходили по ночам в Петропавловской крепости, куда Распутин имел доступ благодаря посредничеству своей ученицы, дочери коменданта крепости Никитина. Лидия Никитина, красивая девушка, была ярой поборницей старца, она ждала Распутина вечером у его квартиры и провожала в крепость, где затем появлялся премьер-министр. В ее светлой девичьей комнате в доме коменданта Петропавловской крепости до самого утра проходили совещания Распутина и Штюрмера, во время которых обсуждались важнейшие распоряжения, указы и назначения.
Но Штюрмер не оправдал ожиданий, он оказался чрезвычайно честолюбивым и тщеславным, тогда как его способности оставляли желать лучшего. Все его помыслы и желания сводились к одному — председательствовать на ближайшей большой конференции по мирному урегулированию военного конфликта, и он мысленно уже видел свое имя в исторических книгах будущих поколений рядом с фон Нессельроде, Меттернихом и Бисмарком. Но его деловые качества никак не могли сравниться с его амбициями, и скоро император и его «друг», разочаровавшись, отвернулись от него.
Тем временем у Григория Ефимовича появилось особое расположение к вице-президенту Государственной думы Протопопову, с которым он познакомился в «клинике» своего друга Бадмаева. Протопопов был милым человеком с располагающими манерами. Он страдал прогрессирующим параличом; эта болезнь привела к тому, что состояние крайнего возбуждения сменялось у него полной апатией. Иногда остроумной шуткой или удивительно мягкими замечаниями он умел обворожить всю аудиторию, а бывало, не мог произнести самые простые слова благодарности. Уже много лет он был постоянным пациентом тибетского врача, и его давно наметили на высокую государственную должность.
Познакомившись с Протопоповым в один из благоприятных моментов, Григорий Ефимович немедленно решил, что этот приятный и умный человек должен взять на себя министерство внутренних дел. Царь сначала колебался, потому что Протопопов принадлежал к левому крылу в Думе. Понадобилась настойчивость императрицы и Распутина, чтобы Николай перестал сопротивляться и назначил Протопопова министром.
В самый последний момент начался спор, и Распутину пришлось лично приехать в Царское Село, чтобы направить дела своего подопечного в нужное русло. В Петербург он вернулся в тот же день, и то, что он, торжествуя, рассказал в салоне своей почитательницы госпожи Головиной, лучше, чем что-либо другое, свидетельствует об особенных отношениях между императором и «другом», имевшим теперь славу не только спасителя больного наследника, но и доверенного советника в решающих государственных делах.
— Я снова все уладил! — воскликнул Распутин, падая на стул. — Мне только нужно было прийти к самому! Первый человек, с кем я столкнулся во дворце, была Анна. Она могла только плакать. «Ничего не получается, — воскликнула она, — он не хочет, только ты можешь помочь, Григорий Ефимович!» И я немедленно вошел. Я сразу же увидел, что мама исполнена гнева и упрямства тогда как папа, насвистывая, ходит взад и вперед по комнате. После того, как я слегка прикрикнул на них, они немедленно образумились! Мне достаточно было пригрозить, что я опять уеду в Сибирь и оставлю в беде их и ребенка, и они полностью согласились со мной. — Тот, кто поворачивается спиной к Богу, — сказал я, — смотрит в лицо дьяволу! — Кто-то внушил им, что то-то и то-то плохо; что они в этом понимают? Абсолютно ничего! Только бы послушали меня! Я знаю, что Протопопов хороший человек и верит в Бога! Только в этом все дело!
А своему секретарю Григорий Ефимович в тот вечер сказал:
— Мы ошиблись в этом борове Хвостове, он настоящий болван, даже если один из правых! Я скажу тебе, что все, принадлежащие к правому крылу, дураки! Поэтому теперь мы выбрали левое и сделали Протопопова министром! — Затем он гордо указал на свой грубый крестьянский кулак, с силой потряс им и вскричал: — В этих пальцах я держу российское государство!
Глава седьмая
Покаяние великого грешника
Если царица после обеда была одна или с подругой Анной, она доставала из ящика изящного дамского секретера записки, которые «друг» сочинил во время странствий по святым местам. Эти записки были на больших и маленьких мятых листах бумаги, вырванных из дешевой тетради, и написаны неуклюжим крестьянским почерком, где каждая буква, казалось, была наклеена на бумагу. Строчки, криво набегавшие друг на друга, были то короткие, то длинные, то круто поднимались вверх, и создавалось впечатление, что одно слово громоздится на другое.
Да и сами записки лежали в беспорядке; они все были в пятнах, скомканы, многие слова на краях стерлись или размылись: ведь странник в течение всего путешествия хранил их в грязном вещевом мешке среди бесчисленных мелочей, необходимых ему для пропитания.
Теперь императрица целыми днями сидела за письменным столом и нежными холеными пальцами разбирала эти грязные бумажки. Она разбирала спутанные закорючки, снова и снова перечитывала листочки, пока смысл не становился ей ясным и понятным, затем брала роскошное серебряное перо, украшенное бриллиантами, и аккуратно, слово в слово, переписывала письма пилигрима в альбом в сафьяновом переплете.
То тут, то там она исправляла грубые грамматические ошибки, слишком непривычно и неуклюже построенные предложения, изменяла просторечные слова и обороты, но в общем оставляла текст таким, каким нацарапал его крестьянин на обрывках бумаги. И чем чаще перечитывала царица слова Распутина, тем более усиливалось в ней чувство, что никогда прежде она не читала ничего более прекрасного, более возвышенного. Когда она переписывала их в свой альбом, ее охватывал настоящий экстаз, на щеках снова появлялись характерные красные пятна, она начинала нервно, прерывисто дышать.
Никогда еще императорское достоинство не придавало ей такого чувства уверенности в себе, какое она ощущала теперь, переписывая в свой альбом «мысли» Распутина. Всем сердцем она была искренне убеждена, в том, что то, чем она сейчас занимается, возвышеннее и благороднее всего, что она могла бы свершить, выполняя мирские обязанности царицы русской. Григорий Ефимович, посланный Богом «друг», находился выше всех светских властей, и когда Александра разбирала и переписывала его слова, ее охватывало такое чувство, будто изначально они были продиктованы самим Богом. Григорий Ефимович записал эти «мысли» в форме назиданий для своей императрицы, и она отчетливо ощущала, что на это его благословил сам Бог.
Разве могла на долю какого-нибудь человека, даже самой императрицы, выпасть большая милость, чем право первой начисто переписывать Божьи слова, продиктованные святому Григорию Ефимовичу? В блаженном восторге отдавалась Александра своему занятию, окунала украшенное бриллиантами перо в дорогую чернильницу и заносила путевые записки божественного «друга» в альбом в сафьяновом переплете.
Зашел я и в пещеры и увидел саму простоту, там нет ни золота, ни серебра, а божьи мученики покоятся в скромных деревянных гробах. Тогда я подумал, как же сильно давит на нас изобилие и вызывает в нас тоску. Сам Бог благословил эти чудесные пещеры. Его рука вырубила их в камне, и там святые люди скрывались от врагов.
И теперь у праведника множество противников, потому что брат сражается с братом и ни один не хочет признать другого. Раньше, во времена мучеников, православных верующих угнетали чужеземцы и язычники, а теперь мы сами терзаем друг друга, теперь священник преследует священника, сын отца. Исполняется предсказание Божье о приближении конца света.
Келья Иова в пещерах была маленькой и узкой, но он был счастлив, спокоен и терпелив в своей печали. Давайте и мы будем жить в простоте и в узкой келье молиться Богу, тогда мы сможем заслужить прощение Господа!
Но прекраснее всего, когда солнце вот-вот погрузится в морскую пучину, оно исчезает за горами, смеркается, и по всей воде разливается чудесная тишина. Затихают птичьи голоса, а человек вспоминает о своем детстве, сравнивает этот покой с мирским шумом и тихонько беседует сам с собой.
Затем, после того, как уже долгое время нельзя было увидеть ни деревца, ни листика, показывается берег, и снова начинаешь радоваться божественной природе и благодарить Создателя за то, что он породил все это.
Когда волны становятся выше, душа начинает беспокоиться, человек теряет ясное сознание и, будто в тумане, беспомощно ходит по судну. Та же самая болезнь поражает нас и на суше, только мы ничего об этом не знаем, потому что там нас поднимает одна и та же волна, которой мы не чувствуем. Но на море все видят эту болезнь, тогда как на берегу она скрыта. Потому что дьявол соблазняет наши души, но сознание — это большая волна, и даже если бы на море не было бы волн, они все равно бушуют в нас.
В этом соборе можно увидеть кафедру евангелиста Иоанна, так же, как и мощи святого Ефима, и столбы, к которым Спаситель был прикован цепями. Мы находимся в том месте, где проповедовал Иоанн и, кажется, будто мы еще слышим его голос.
В Константинополе есть церковь, где святого Андрея, по воле Спасителя изображавшего сумасшедшего, посетила Божья Матерь. Я подошел к этому месту, но увидел только невысокую стену, развалины и сад, за которым высится греческая церковь. Мое сердце дрогнуло, когда я подумал о том, как защищала она своих приверженцев и теперь старается успокоить нас, одарить своей милостью. Она является благочестивым и грешникам, слышит все молитвы, знает наши страдания и просит за нас перед Божьим престолом.
Я видел многих людей, встречал истинных христианок, день и ночь читавших Священное Писание, что доставляет им истинную радость. Есть также и болгары, действительно верующие в Божье царство и любящие Христа. Я убедился, что турки носят такие же одежды, что и христианские евреи. Я думаю, что и для них исполнится слово Божье. И тогда, несмотря на кажущееся различие в одежде, возникнет единая православная Церковь.
На азиатском берегу Средиземного моря, в глубине большой бухты, лежит Смирна! Там есть несколько очень красивых греческих церквей, среди них одна на том месте, где самаритяне после разговора с Яковом поверили в Спасителя. Еще там есть церковь на том месте, где проповедовала Божья Матерь; там же лежат мощи святого Георгия.
Недалеко от Смирны находятся развалины города Эфезуса; там жил апостол Иоанн, там он заканчивал свое Евангелие, и поэтому в этом месте морские волны с особой силой разбиваются о берег, чтобы разбудить жизнь. Недалеко от Эфезуса находится остров Хиос, где в третьем веке был до смерти замучен святой Исидор.
Мы пересекли Средиземное море, и наш пароход больше нигде не останавливался. Боже мой! С какой силой зажигали апостолы веру по всему побережью и неустанно созидали последователей господних! Но греки слишком гордились своей философией, и поэтому Бог наказал их, отдав власть туркам.
Греческие священники умеют читать и писать и прекрасно ведут богослужение, которое проходит здесь очень торжественно. Но духовная нищета высока. Священнослужитель, не познавший ее, страдает, но тот, кто несет покорно свой крест, прекрасен и в скромной рясе и пользуется любовью народа. Почему так много людей склоняется теперь к чужой вере? Потому, что в церкви больше не царит Святой Дух, — много слов, а храм пуст. Некоторые священники боятся, что их станут принимать за обыкновенных монахов, а монахи ленивы и жиреют в монастырях.
В городе Родосе много чудесных садов, в середине февраля там цветут деревья и цветы. Великое благодеяние Божье в этом месте!
Да и сами записки лежали в беспорядке; они все были в пятнах, скомканы, многие слова на краях стерлись или размылись: ведь странник в течение всего путешествия хранил их в грязном вещевом мешке среди бесчисленных мелочей, необходимых ему для пропитания.
Теперь императрица целыми днями сидела за письменным столом и нежными холеными пальцами разбирала эти грязные бумажки. Она разбирала спутанные закорючки, снова и снова перечитывала листочки, пока смысл не становился ей ясным и понятным, затем брала роскошное серебряное перо, украшенное бриллиантами, и аккуратно, слово в слово, переписывала письма пилигрима в альбом в сафьяновом переплете.
То тут, то там она исправляла грубые грамматические ошибки, слишком непривычно и неуклюже построенные предложения, изменяла просторечные слова и обороты, но в общем оставляла текст таким, каким нацарапал его крестьянин на обрывках бумаги. И чем чаще перечитывала царица слова Распутина, тем более усиливалось в ней чувство, что никогда прежде она не читала ничего более прекрасного, более возвышенного. Когда она переписывала их в свой альбом, ее охватывал настоящий экстаз, на щеках снова появлялись характерные красные пятна, она начинала нервно, прерывисто дышать.
Никогда еще императорское достоинство не придавало ей такого чувства уверенности в себе, какое она ощущала теперь, переписывая в свой альбом «мысли» Распутина. Всем сердцем она была искренне убеждена, в том, что то, чем она сейчас занимается, возвышеннее и благороднее всего, что она могла бы свершить, выполняя мирские обязанности царицы русской. Григорий Ефимович, посланный Богом «друг», находился выше всех светских властей, и когда Александра разбирала и переписывала его слова, ее охватывало такое чувство, будто изначально они были продиктованы самим Богом. Григорий Ефимович записал эти «мысли» в форме назиданий для своей императрицы, и она отчетливо ощущала, что на это его благословил сам Бог.
Разве могла на долю какого-нибудь человека, даже самой императрицы, выпасть большая милость, чем право первой начисто переписывать Божьи слова, продиктованные святому Григорию Ефимовичу? В блаженном восторге отдавалась Александра своему занятию, окунала украшенное бриллиантами перо в дорогую чернильницу и заносила путевые записки божественного «друга» в альбом в сафьяновом переплете.
Размышления о моих странствиях в Киево-Печерской лавре
Из Петербурга я прибыл в святую Киевскую лавру и называю Петербург светом. Но светская жизнь наполнена повседневными мыслями, тогда как здесь, в монастыре, царят покой и тишина. Когда ко мне нисходит образ Божьей матери и звучит хор, тогда замирают душа и сердце, и забывается повседневная жизнь.Зашел я и в пещеры и увидел саму простоту, там нет ни золота, ни серебра, а божьи мученики покоятся в скромных деревянных гробах. Тогда я подумал, как же сильно давит на нас изобилие и вызывает в нас тоску. Сам Бог благословил эти чудесные пещеры. Его рука вырубила их в камне, и там святые люди скрывались от врагов.
И теперь у праведника множество противников, потому что брат сражается с братом и ни один не хочет признать другого. Раньше, во времена мучеников, православных верующих угнетали чужеземцы и язычники, а теперь мы сами терзаем друг друга, теперь священник преследует священника, сын отца. Исполняется предсказание Божье о приближении конца света.
Келья Иова в пещерах была маленькой и узкой, но он был счастлив, спокоен и терпелив в своей печали. Давайте и мы будем жить в простоте и в узкой келье молиться Богу, тогда мы сможем заслужить прощение Господа!
На море
Что я могу сказать о морской тиши? Когда я из Одессы направился к морю, меня сразу же окружила чудесная тишина, моя душа радовалась и тихонько дремала. Я видел, как блестели легкие волны, и мне больше ничего не требовалось. Когда я утром проснулся, когда заговорили со мной, их движение услаждало мое сердце. А когда из-за моря медленно поднялось солнце, душа человеческая в его сиянии забывает все заботы и постигает книгу житейской мудрости. Море заставляет нас забыть будни, оно призывает нас думать о многом, и наши мысли приходят сами по себе, без затруднений и усилий. Море безгранично, но и человеческая мудрость не знает конца.Но прекраснее всего, когда солнце вот-вот погрузится в морскую пучину, оно исчезает за горами, смеркается, и по всей воде разливается чудесная тишина. Затихают птичьи голоса, а человек вспоминает о своем детстве, сравнивает этот покой с мирским шумом и тихонько беседует сам с собой.
Затем, после того, как уже долгое время нельзя было увидеть ни деревца, ни листика, показывается берег, и снова начинаешь радоваться божественной природе и благодарить Создателя за то, что он породил все это.
Когда волны становятся выше, душа начинает беспокоиться, человек теряет ясное сознание и, будто в тумане, беспомощно ходит по судну. Та же самая болезнь поражает нас и на суше, только мы ничего об этом не знаем, потому что там нас поднимает одна и та же волна, которой мы не чувствуем. Но на море все видят эту болезнь, тогда как на берегу она скрыта. Потому что дьявол соблазняет наши души, но сознание — это большая волна, и даже если бы на море не было бы волн, они все равно бушуют в нас.
В Константинополе
Что я со своим ничтожным человеческим умом могу сказать о великолепном соборе святой Софии? Этот собор, будто облако за горизонтом. О несчастье, как же Бог был возмущен нашей гордыней, если отдал такую святыню неверным туркам! Господь должен услышать мою молитву и вернуть нам эту церковь, после чего она станет его ковчегом!В этом соборе можно увидеть кафедру евангелиста Иоанна, так же, как и мощи святого Ефима, и столбы, к которым Спаситель был прикован цепями. Мы находимся в том месте, где проповедовал Иоанн и, кажется, будто мы еще слышим его голос.
В Константинополе есть церковь, где святого Андрея, по воле Спасителя изображавшего сумасшедшего, посетила Божья Матерь. Я подошел к этому месту, но увидел только невысокую стену, развалины и сад, за которым высится греческая церковь. Мое сердце дрогнуло, когда я подумал о том, как защищала она своих приверженцев и теперь старается успокоить нас, одарить своей милостью. Она является благочестивым и грешникам, слышит все молитвы, знает наши страдания и просит за нас перед Божьим престолом.
Путешествие по Средиземному морю
Мы прибыли в Митилен: это небольшой городок, где проповедовал апостол Павел и зажег в душах тридцати мучеников огонь веры. Город хорош своим расположением на горе лицом к морю. Сам Бог водил нас его дорогами! Чем дольше мы идем, тем чаще нам попадаются места, где может быть спасена душа. Становится ясно, что русский человек не напрасно экономит каждую копейку и старается посетить эти святые места.Я видел многих людей, встречал истинных христианок, день и ночь читавших Священное Писание, что доставляет им истинную радость. Есть также и болгары, действительно верующие в Божье царство и любящие Христа. Я убедился, что турки носят такие же одежды, что и христианские евреи. Я думаю, что и для них исполнится слово Божье. И тогда, несмотря на кажущееся различие в одежде, возникнет единая православная Церковь.
На азиатском берегу Средиземного моря, в глубине большой бухты, лежит Смирна! Там есть несколько очень красивых греческих церквей, среди них одна на том месте, где самаритяне после разговора с Яковом поверили в Спасителя. Еще там есть церковь на том месте, где проповедовала Божья Матерь; там же лежат мощи святого Георгия.
Недалеко от Смирны находятся развалины города Эфезуса; там жил апостол Иоанн, там он заканчивал свое Евангелие, и поэтому в этом месте морские волны с особой силой разбиваются о берег, чтобы разбудить жизнь. Недалеко от Эфезуса находится остров Хиос, где в третьем веке был до смерти замучен святой Исидор.
Мы пересекли Средиземное море, и наш пароход больше нигде не останавливался. Боже мой! С какой силой зажигали апостолы веру по всему побережью и неустанно созидали последователей господних! Но греки слишком гордились своей философией, и поэтому Бог наказал их, отдав власть туркам.
Греческие священники умеют читать и писать и прекрасно ведут богослужение, которое проходит здесь очень торжественно. Но духовная нищета высока. Священнослужитель, не познавший ее, страдает, но тот, кто несет покорно свой крест, прекрасен и в скромной рясе и пользуется любовью народа. Почему так много людей склоняется теперь к чужой вере? Потому, что в церкви больше не царит Святой Дух, — много слов, а храм пуст. Некоторые священники боятся, что их станут принимать за обыкновенных монахов, а монахи ленивы и жиреют в монастырях.
В городе Родосе много чудесных садов, в середине февраля там цветут деревья и цветы. Великое благодеяние Божье в этом месте!