Страница:
«10 февраля: вчера около полуночи у Распутина появился какой-то мужчина, скорее всего Мануйлов, ушедший спустя некоторое время. В 11 часов утра пришла госпожа Вишнякова с какой-то незнакомой дамой, но Распутин не принял их. В 11 часов 40 минут пришла Мария Головина, в 11 часов 45 минут — фрейлина Лидия Никитина. В 12 часов 40 минут пришли госпожа Гар и какая-то дама, в час 20 минут госпожа Соловьева, также с какой-то дамой. В 2 часа Распутин вызвал машину № 224 и в 2 часа 10 минут уехал в ней вместе с Марией Головиной».
Как только открывалась дверь, и на лестнице появлялась величественная фигура Распутина, толпу праздных, плохо одетых людей охватывало легкое возбуждение: они кланялись, снимали шляпы, некоторые подходили к нему и подобострастно желали доброго утра.
Он отвечал на их приветствия, добродушно и снисходительно улыбаясь. Он знал их всех и уже давно привык, уходя из дома или возвращаясь, встречать их на лестнице или в швейцарской. Он умел отличать агентов друг от друга: одних оплачивал Глобичев, начальник охраны, другие были из полиции, третьи служили у полковника Комиссарова, были еще шпики из дворцовой агентуры генерала Спиридовича и, кроме того, особо доверенные лица премьер-министра, министра внутренних дел, крупных банков, дельцов и иностранных послов. Так как все они не доверяли друг другу, то стремились лично узнавать как можно больше о жизни Распутина.
Григорию Ефимовичу льстило такое особое внимание к своей персоне. Агенты не только охраняли его безопасность, но и утверждали его в высоком мнении о себе. Когда он думал, как вся Россия заботилась о его жизни, какие усилия прилагались для сохранения его безопасности, на лице его появлялась довольная улыбка.
Разумеется, от его здравого крестьянского ума не оставалась скрытой и другая сторона такого надзора, и он прекрасно понимал, что это была не только охрана, но и слежка, и едва ли он мог сделать что-то, что завтра же не было бы известно всему Петербургу.
Но такая двойная деятельность полицейских, с одной стороны, охранявших его безопасность, а с другой — следивших за ним, при этом избегая друг друга, не беспокоила Распутина и не стесняла его. В их присутствии он вел себя, как обычно, с той беззаботностью и прямотой, которую приобрел благодаря покровительству царской семьи, страху врагов и преданной любви своих поклонниц. Он не имел ничего против полнейшей осведомленности придворных дам и господ, министров, полицейских чинов и директоров банков о том, сколько раз он возвращался домой пьяным и когда у него проводила ночь знатная дама или простая швея.
Его друзья из полицейского департамента и министерств иногда передавали ему то, что агенты доносили о нем, но это его никогда особенно не волновало; только иногда, когда ему казалось, что сыщики сообщили ненужные подробности или что-то неправильно поняли, он начинал немного злиться, требовал от шпионов объяснений, обзывал их крепкими крестьянскими ругательствами, после чего примирительно просил, чтобы они в будущем все-таки избегали таких сообщений.
Верные долгу, полицейские механически записывали во всех подробностях наблюдения такого рода:
Если ему это удавалось, он подтрунивал над одураченными агентами и рассказывал им всякие байки: о том, где он был, какие гнусные поступки совершил, какие важные дела провернул, тогда как они об этом не имели ни малейшего понятия. «Что бы подумали, — говорил он с добродушной насмешкой, — придворные дамы, господа министры и директора банков, если бы узнали, где я сегодня был и что делал!»
Тем не менее он часто испытывал жалость к постоянному ненасытному любопытству агентов и довольно искренне рассказывал им то, чего они еще не знали. Со временем он стал доверять агентам генерал-майора Глобичева; им разрешалось сопровождать его по утрам в церковь или в баню, и часто по пути он обсуждал с ними очень важные политические или личные проблемы. Ему нравилась их преданность, их почтение к нему, он чувствовал, что они не просто пытались завоевать его доверие, выполняя свои обязанности, но испытывали в общении с ним настоящую радость, истинное наслаждение. Эти плохо оплачиваемые, незаметные, бедные чиновники часто от души веселились, когда Распутин отпускал довольно резкие, грубые шуточки и передавал им придворные сплетни.
Но и такое личное расположение не мешало им сообщать о Григории Ефимовиче даже такие подробности, о которых тот убедительно просил молчать. Конечно, они обещали выполнять его пожелания, но, на деле, тут же сообщали начальству не только тщательно скрываемые дела, но и просьбу Распутина.
Несмотря на все это, они очень хорошо относились друг к другу: агенты любили своего Григория Ефимовича, а Григорий Ефимович любил своих агентов, особое предпочтение отдавал Терехову, Свистунову, Попову и Иванову.
С самого раннего утра агенты озабоченно сновали по вестибюлю, размышляя, как бы пробраться в квартиру. Спустя довольно продолжительное время на лестнице появился Распутин с маленькой племянницей Аннушкой; он был в хорошем настроении, позволил нескольким агентам сопровождать себя к заутрене и беседовал с ними самым дружеским образом. Когда по возвращении из церкви дошли до дверей квартиры Распутина, агенты услужливо предложили Аннушке помочь снять пальто, что Распутин снисходительно разрешил. Таким образом, несколько полицейских, к черной зависти их коллег, переступили порог прихожей.
В тот день Распутина просто засыпали приятными новостями. Едва он вошел, как, сияя от радости, подбежали домашние и показали множество роскошных и дорогих подарков, присланных за это время. Тут же позвонил телефон: Анна Вырубова желала «почтенному батюшке» счастья во всем и сообщила, что скоро придет; почти сразу же после этого пришел почтальон и принес чрезвычайно теплую поздравительную телеграмму от царской семьи.
Такое количество радостных вестей несказанно обрадовало и развеселило Распутина. Глаза его сияли, потому что в этот день он более, чем когда-либо, чувствовал, как его любят и почитают. С радушной улыбкой он повернулся к агентам и пригласил опрокинуть стаканчик мадеры за его здоровье и побыть с ним еще немного, вместе повеселиться.
Те не заставили просить себя дважды. Исполненные искренней благодарности, они пили вино Распутина и восхищались присланными ему подарками, в то же время осторожно отмечая их в своих записных книжках. Там были разного рода предметы из золота и серебра, ковры, столовые приборы, украшения для жены и дочерей Распутина, прекрасная мебель, картины, вина, пирожные и разные сладости; к каждому дару прилагалась визитная карточка. С некоторым удивлением, полицейские обнаружили и карточки своих собственных начальников: полковника Комиссарова, генерала Глобичева и других высоких чинов, а рядом визитки знатных дам, известных артисток, банкиров, дипломатов, дельцов.
Особенно лихорадочно забегали карандаши по бумаге, когда в квартире Распутина стали появляться гости и начался праздничный завтрак. Произносились речи, превозносившие значение Распутина для блага российского государства. Сам Распутин был в восторге и пил за здоровье каждого вновь прибывшего, пока, наконец, уже к вечеру, устав от чрезмерного напряжения, не сник. Но после небольшого отдыха он продолжил торжество в узком кругу, и к концу дня уже ни один из участников празднества не держался на ногах.
Полицейские также оказались втянутыми во всеобщую радостную суматоху и подливали Распутину еще и еще. Но скоро им пришлось приступить к выполнению своих прямых обязанностей, на этот раз не в качестве соглядатаев, а охранников Распутина. Рано утром в квартиру ворвались двое мужчин, вооруженных револьверами, и заявили, что их жены провели ночь у старца и они пришли отомстить за этот позор. Пришлось предупредить Распутина и обеих дам, немного задержать ворвавшихся, тем временем проводить женщин по черной лестнице, а затем показать дрожавшим от бешенства мужчинам, что в комнатах Распутина никого нет.
Но не всегда агентам требовались специальные предлоги, чтобы войти в квартиру Распутина: иногда достаточно было того, что Григорий Ефимович скучал. Тогда он сам приглашал сыщиков составить ему компанию и беседовал с ними обо всем, и даже о самой высокой политике.
Один из таких разговоров оказался настолько важным, что начальник полиции во время изучения докладов своих подчиненных даже остолбенел от неожиданности и удивления, а когда замешательство прошло, поспешил к министру, чтобы сообщить ему об этом.
Распутин вернулся домой рано утром совершенно пьяным, шатаясь, добрался до квартиры и попытался заснуть. Но ему это не удалось, и, мучимый головными болями, он снова появился на лестнице и пригласил сыщиков к себе на чай. Приятно удивленные, те последовали за ним и сели вокруг стола с пыхтевшим самоваром.
Какое-то время Распутин ел молча и размышлял о чем-то, опершись тяжелой от вина головой о ладонь. Наконец один из агентов спросил:
— Григорий Ефимович, почему ты печалишься? О чем задумался?
— Мне сказали, — ответил Распутин, озабоченно глядя перед собой, — что я должен решить, что же делать с Государственной думой. Я не могу ничего придумать! А что скажешь ты?
Агент, задавший Распутину этот неосторожный вопрос, уклончиво ответил:
— Я не должен думать, Григорий Ефимович! Иначе у меня будут неприятности с властями!
Распутин вновь на несколько минут замолчал, потом опять повернулся к сыщику и пробурчал:
— Знаешь что? Я пошлю в Думу царя, чтобы он лично открыл ее заседание. Если он сам туда поедет и поговорит с депутатами, они не отважатся говорить о плохом.
Когда это сообщение поступило в полицейское управление, оно сработало подобно взорвавшейся бомбе, так как стало известно сверхнеожиданное решение царя, нарушая все традиции, самому лично открыть заседание в Думе. Полицейские чины и министры понимали, что план, который им сообщил мучимый головными болями Распутин, был способен подтолкнуть царя к шагу величайшей политической важности.
Конечно, лишь изредка сообщения агентов были такими важными: обычно они ограничивались информацией о том, когда Григорий Ефимович проснулся, кто к нему приходил, когда он ушел из дома и в каком состоянии, пьяный или трезвый, в сопровождении женщин или один, в котором часу вернулся домой.
24 декабря сыщик записал:
«Около семи часов вечера Распутин принял Осипенко, секретаря митрополита Питирима; приблизительно часом позднее на машине приехали княгиня Шаховская, Александра фон Пистолкорс и какой-то неизвестный офицер, после чего все вместе уехали. В восемь часов вечера у дома остановилась машина с графиней Ольгой Крейц и дочерью государственного советника Головина. Головина поднялась в квартиру Распутина и быстро вернулась в сопровождении крестьянки Лапатинской; потом они поехали в Александро-Невскую лавру». 7 февраля:
«В дворцовом автомобиле приезжала госпожа Вырубова и потом уехала вместе с секретарем Распутина».
Часто бывало, что на Гороховую улицу приезжали целые компании, чтобы увезти Распутина на пирушку в «Виллу Роде», в «Донон», к цыганам или на частную квартиру. Тогда Григорий Ефимович вместе с друзьями весело проходил через вестибюль, а тайные агенты молча стояли, прижавшись к стене, и скромно записывали имена всех участников такого мероприятия.
Как только вся компания выходила из дома, сыщики подбегали к воротам и украдкой давали знак автомобилю, стоявшему на противоположной стороне, шофер которого находился на службе у полиции. Будто случайно тот подъезжал к шедшей по улице компании, и не было ничего странного в том, что Распутин и его друзья садились именно в эту машину, появившуюся перед ними в самый нужный момент.
Тем временем к дому № 64 подъезжал другой автомобиль, в который молниеносно вскакивало несколько агентов и который на определенном расстоянии следовал за машиной с Распутиным.
После того как Григорий Ефимович и его друзья выходили из машины и входили в какой-нибудь дом, агентам чаще всего удавалось мгновенно найти контакт с привратником этого дома. В общественных заведениях привлекались официанты и цыгане, и, соблазнив их деньгами, удавалось уговорить их время от времени незаметно покидать зал и подробно рассказывать сыщикам, что происходит внутри, кто находится рядом с Распутиным, что они пьют и едят, о чем разговаривают.
14 декабря было записано:
«В ночь с 13 на 14 декабря Распутин около двух часов утра покинул дом № 11 на Разъезжей улице в сопровождении двадцативосьмилетней жены почтенного господина Ясинского и в автомобиле отправился в Новую Деревню, в ресторан „Вилла Роде“. Учитывая довольно позднее время, его не хотели впускать, но Распутин начал колотить в дверь и оборвал звонок. Дежурному полицейскому он заплатил пять рублей, чтобы тот не мешал ему. После чего он со своей спутницей поехал в дом № 49 послушать цыганский хор Масальского и пробыл там до десяти часов утра. Затем оба, уже достаточно навеселе, отправились на квартиру Ясинской, откуда Распутин в двенадцать часов дня вернулся домой. Вечером он поехал в Царское Село».
17 декабря:
«Сегодня за Распутиным заехал автомобиль княгини Долгорукой и отвез его в отдельный номер гостиницы „Астория“. Там вскоре появился генерал Клейгельс, бывший градоначальник Петербурга, и оставался у Распутина до шести часов утра».
20 декабря:
«Распутин в сопровождении секретаря митрополита Питирима Осипенко отправился на Песочную улицу к почтенному господину Книрше, куда позднее были привезены из „Виллы Роде“ цыганский хор и два ящика с вином. Около двух часов ночи через окно можно было видеть, как Распутин плясал».
5 января:
«Распутин, Осипенко, служанка Дуня и Мюллер в конке отправились на квартиру Мюллера, взяв с собой корзину с вином».
13 января:
«Сегодня Распутин в сопровождении госпожи Иваницкой, какого-то неизвестного офицера и двух дам был в доме № 14 по Лиговской улице в гостях у вдовы государственного советника Митинского. В пять часов он вместе с офицером и госпожой Иваницкой ушел оттуда и вернулся домой. Иваницкая была немного навеселе, она надела сюртук Распутина и в таком виде уехала вместе с офицером. Распутин в автомобиле, присланном Поперманном, отправился в гостиницу „Европейская“, где шумела пирушка. В ней принимали участие Поперманн, кандидат юридических наук Коварский, директор международного банка граф Татищев и две неизвестные дамы».
21 января:
«Распутин с Марией Гар, одной из своих почитательниц, поехал к княгине на Песочную улицу, а потом один отправился в дом № 36 на Бассейной к актрисе Лерма, любовнице Мануйлова. Кроме Мануйлова, там еще был премьер-министр Штюрмер».
29 января:
«Сегодня вечером Распутин вместе с Филипповым были в ресторане „До-нон“».
11 марта тайные агенты сообщали:
«В 10 часов 15 минут мы наблюдали за Распутиным на Гороховой и проследовали за ним до дома проститутки, крещеной еврейки Грегубовой, откуда Распутин отправился в баню».
21 марта:
«Распутин вместе с Николаем Глазовым поехали в гостиницу „Норд“ к куртизанке Евгении Тереховой и оставались там два часа».
15 апреля:
«Распутин в сопровождении своего друга, настоятеля Мартьяна из Тюмени, заходил в дом № 45 по Лиговской улице к почтенному господину Пестрикову. Так как того не было дома, он принял участие в пирушке, которую устроил сын Пестрикова с несколькими студентами. Играл какой-то музыкант, много пели, и Распутин плясал со служанкой».
Если случалось, что привратники не соблазнялись деньгами, усердные тайные агенты карабкались по карнизу дома, где находился Распутин, и там, вытянув шеи, пытались заглянуть в окна. При этом они наблюдали иногда странные и загадочные картины, объяснить которые были не в состоянии.
Так, 14 мая они докладывали:
«Вчера в пять часов пополудни Распутин отправился к Белковской и Царевой в дом № 15 по Малой Садовой улице. Около десяти часов вечера окна квартиры были без света, но тем не менее агенты тайной полиции смогли установить, что одна из женщин прошла через более светлую залу и заглянула в темную комнату, в которой сидело несколько мужчин. Позднее мы увидели, как Распутин, явно подозревая опасность, выскочил из комнаты, схватил шляпу, трость и выбежал на улицу. За ним последовали двое мужчин, и мы услышали, как один сказал: „Вот он идет!“ Затем они снова вернулись в дом. Распутин вскочил в проезжавшую мимо машину и стоя ехал до Литейного проспекта, все время проверяя, не следует ли кто-нибудь за ним».
14 октября:
«Распутин вернулся домой в час ночи в пьяном виде, обругал привратницу и упрекнул, что она приняла взятку от одного министра в размере двадцати пяти рублей. Затем заметил: „Он хотел меня похоронить, а теперь я его похороню!“»
6 октября:
«Распутин был в квартире купца Поперманна из Самары и спустя пять часов пьяным вернулся домой, поцеловал Поперманна на прощание. Поднимаясь по лестнице, спросил, не ждет ли его кто-нибудь на квартире. Когда ему ответили, что там две дамы, он спросил: „Они хорошенькие? Очень хорошенькие? Это хорошо, такие мне нужны!“ Около семи часов он покинул дом и подарил привратнице десять рублей; он производил впечатление заспанного».
14 ноября:
«Распутин пришел домой навеселе вместе с Татьяной Шаховской, потом ушел с ней и вернулся только около двух часов ночи сильно пьяный».
23 ноября:
«Распутин пришел домой в пять часов утра совершенно пьяный».
3 декабря:
«Распутин вернулся от Филиппова сильно навеселе».
5 декабря:
«Распутин вернулся пьяным в три часа утра».
7 декабря:
«Распутин пришел домой в семь часов утра; он был сильно пьян».
12 декабря:
«В 9 часов 50 минут утра Распутин пришел вместе с Варваровой; очевидно, он ночевал у нее».
2 января:
«Распутин пришел домой пьяным в час ночи».
8 января:
«Распутин вернулся от секретаря наградной канцелярии Нордмана около трех часов утра в сопровождении трех дам. Эти дамы оставались у него еще два часа».
14 января:
«Распутин вернулся домой в семь часов утра; он был совершенно пьян. С ним были Осипенко и какой-то неизвестный мужчина. Они разбили стекло в воротах; было видно, что еще раньше он где-то падал, так как у него распух нос».
18 января:
«Распутин пришел домой в половине восьмого в сопровождении двух мужчин и женщин; он был абсолютно пьян и прямо на улице пел песни. Незнакомцы проводили его до квартиры и затем ушли».
22 января:
«В пять часов утра Распутин пришел домой с Осипенко, неизвестным мужчиной и какой-то женщиной; он был совершенно пьян».
26 мая:
«Распутин с проституткой Грегубовой приехал домой в автомобиле купца Моделя. Он был абсолютно пьян, страстно целовал Грегубову и гладил ее по щеке. Когда Грегубова ушла, Распутин послал за живущей в том же доме портнихой Катей; но ее не было дома».
В течение многих лет на письменных столах охраны, полиции и министерств накопились целые груды таких протоколов. Постоянно поступали сообщения, когда Распутин встал, кто у него был, с кем он вышел из дома и в каком состоянии вернулся.
Из всего многообразия жизни, бесчисленных побуждений, особенностей, слов, настроений и событий, агенты с удивительным трудолюбием выбирали все, что происходило в краткие промежутки времени на пути между воротами и дверью в квартиру, по дороге в баню, церковь или к знакомым.
А в полицейских канцеляриях затем прилагались все усилия, чтобы с помощью сообщений с лестницы реконструировать образ этой такой богатой, пестрой и противоречивой жизни и таким образом на основании педантичных, но в то же время ничего не говорящих, наблюдений создавался своеобразный набросок человеческой личности.
Несмотря на все недостатки, этот портрет, составленный из докладов полицейских агентов, хотя и неполный, неточный, являлся ценным документом, потому что был вообще единственным документальным изображением старца, так как таинственная фигура Григория Ефимовича всегда оставалась непостижимой и недосягаемой не только для проницательных агентов, но и для их начальства, все они пытались уловить сущность наблюдаемого в цепочке ничтожных формальностей, из тысяч мелких наблюдений.
Собрание всех полицейских рапортов о Распутине, этот гротескно искаженный, но все-таки, несомненно, интригующий документ, вскоре превратился в величайшую ценность и переходил из рук в руки: министры, великие князья, принцессы, иностранные послы, дельцы и придворные заранее записывались на него и были счастливы, если им удавалось получить «Записки с лестничной клетки» хотя бы на несколько дней.
Глава девятая
* * * *
Но с особым вниманием и точностью агенты отмечали передвижение самого чудотворца, его внешний вид, настроение и каждое слово. Довольно часто Распутин появлялся на лестнице в неряшливом домашнем халате и отправлялся к привратнице или портнихе Кате; в такие моменты в его исполненной чувственности огромной фигуре было что-то звериное. И агенты ограничивались сухими замечаниями подобного рода:«9 мая: Распутин посылал привратницу к массажистке, но та не пришла. После чего Распутин пошел к живущей в этом же доме портнихе Кате и потребовал, чтобы та „составила ему компанию“. Портниха возразила, что у нее нет костюма, но тем не менее Распутин заявил: „Приходи ко мне на следующей неделе, и я подарю тебе пятьдесят рублей!“»Когда бы Григорий Ефимович ни выходил из своей квартиры, собираясь пойти в церковь или в баню, или если у ворот его ждал автомобиль, чтобы отвезти его на «Виллу Роде» или в Царское Село, он всегда был одет строго и торжественно, на нем был черный кафтан, дорогая шуба, зимние сапоги и бобровая шапка. В такие моменты он превращался в глазах шпиков в почтенного «барина», и они испытывали бы к нему почти искреннее благоговение, если бы не его морщинистое, обветренное лицо, выдававшее в нем крестьянина.
«2 июля: Распутин посылал привратницу за массажисткой, но той не было дома. Тогда он лично отправился в квартиру № 31 к портнихе Кате. По всей видимости, его туда не пустили, потому что он снова спустился по лестнице и потребовал от привратницы, чтобы та его поцеловала. Но та высвободилась из его объятий и позвонила в его квартиру, после чего появилась служанка и увела Распутина».
Как только открывалась дверь, и на лестнице появлялась величественная фигура Распутина, толпу праздных, плохо одетых людей охватывало легкое возбуждение: они кланялись, снимали шляпы, некоторые подходили к нему и подобострастно желали доброго утра.
Он отвечал на их приветствия, добродушно и снисходительно улыбаясь. Он знал их всех и уже давно привык, уходя из дома или возвращаясь, встречать их на лестнице или в швейцарской. Он умел отличать агентов друг от друга: одних оплачивал Глобичев, начальник охраны, другие были из полиции, третьи служили у полковника Комиссарова, были еще шпики из дворцовой агентуры генерала Спиридовича и, кроме того, особо доверенные лица премьер-министра, министра внутренних дел, крупных банков, дельцов и иностранных послов. Так как все они не доверяли друг другу, то стремились лично узнавать как можно больше о жизни Распутина.
Григорию Ефимовичу льстило такое особое внимание к своей персоне. Агенты не только охраняли его безопасность, но и утверждали его в высоком мнении о себе. Когда он думал, как вся Россия заботилась о его жизни, какие усилия прилагались для сохранения его безопасности, на лице его появлялась довольная улыбка.
Разумеется, от его здравого крестьянского ума не оставалась скрытой и другая сторона такого надзора, и он прекрасно понимал, что это была не только охрана, но и слежка, и едва ли он мог сделать что-то, что завтра же не было бы известно всему Петербургу.
Но такая двойная деятельность полицейских, с одной стороны, охранявших его безопасность, а с другой — следивших за ним, при этом избегая друг друга, не беспокоила Распутина и не стесняла его. В их присутствии он вел себя, как обычно, с той беззаботностью и прямотой, которую приобрел благодаря покровительству царской семьи, страху врагов и преданной любви своих поклонниц. Он не имел ничего против полнейшей осведомленности придворных дам и господ, министров, полицейских чинов и директоров банков о том, сколько раз он возвращался домой пьяным и когда у него проводила ночь знатная дама или простая швея.
Его друзья из полицейского департамента и министерств иногда передавали ему то, что агенты доносили о нем, но это его никогда особенно не волновало; только иногда, когда ему казалось, что сыщики сообщили ненужные подробности или что-то неправильно поняли, он начинал немного злиться, требовал от шпионов объяснений, обзывал их крепкими крестьянскими ругательствами, после чего примирительно просил, чтобы они в будущем все-таки избегали таких сообщений.
Верные долгу, полицейские механически записывали во всех подробностях наблюдения такого рода:
«14 января: В 4 часа 30 минут дня Распутин с банкиром Рубинштейном и двумя дамами отправились в Царское Село. Сопровождавшему их агенту он недовольно бросил: „Один из вас доложил вашему начальству, будто у меня на коленях сидела какая-то женщина. Непорядок, что вы сообщаете о таких вещах. Ваша обязанность — охранять меня, а не распространять подобные сплетни!“»Несмотря на такие незначительные недоразумения, Распутин разговаривал с охраной довольно дружески. Иногда он по-детски радовался, если удавалось ускользнуть от их наблюдения, с хитрой, лукавой улыбкой потихоньку покинуть квартиру, незаметно спуститься по черной лестнице и вскочить в проезжавшую мимо машину.
Если ему это удавалось, он подтрунивал над одураченными агентами и рассказывал им всякие байки: о том, где он был, какие гнусные поступки совершил, какие важные дела провернул, тогда как они об этом не имели ни малейшего понятия. «Что бы подумали, — говорил он с добродушной насмешкой, — придворные дамы, господа министры и директора банков, если бы узнали, где я сегодня был и что делал!»
Тем не менее он часто испытывал жалость к постоянному ненасытному любопытству агентов и довольно искренне рассказывал им то, чего они еще не знали. Со временем он стал доверять агентам генерал-майора Глобичева; им разрешалось сопровождать его по утрам в церковь или в баню, и часто по пути он обсуждал с ними очень важные политические или личные проблемы. Ему нравилась их преданность, их почтение к нему, он чувствовал, что они не просто пытались завоевать его доверие, выполняя свои обязанности, но испытывали в общении с ним настоящую радость, истинное наслаждение. Эти плохо оплачиваемые, незаметные, бедные чиновники часто от души веселились, когда Распутин отпускал довольно резкие, грубые шуточки и передавал им придворные сплетни.
Но и такое личное расположение не мешало им сообщать о Григории Ефимовиче даже такие подробности, о которых тот убедительно просил молчать. Конечно, они обещали выполнять его пожелания, но, на деле, тут же сообщали начальству не только тщательно скрываемые дела, но и просьбу Распутина.
Несмотря на все это, они очень хорошо относились друг к другу: агенты любили своего Григория Ефимовича, а Григорий Ефимович любил своих агентов, особое предпочтение отдавал Терехову, Свистунову, Попову и Иванову.
* * * *
Если сначала Распутин беседовал с агентами только по дороге в баню, в церковь или при случайной встрече, оставляя квартиру скрытой от их взоров, то позднее он почувствовал к некоторым сыщикам такое доверие, что стал иногда пускать их в комнаты. Это обстоятельство сыграло большую роль в день именин Распутина в 1916 году. Полковник Комиссаров самым строжайшим образом приказал своим агентам под любым предлогом обязательно проникнуть в квартиру Распутина и подробно сообщить обо всех событиях дня, ибо в полицейском департаменте предполагали, что придут подарки от «самых знатных особ», и надеялись сделать из этого определенные выводы.С самого раннего утра агенты озабоченно сновали по вестибюлю, размышляя, как бы пробраться в квартиру. Спустя довольно продолжительное время на лестнице появился Распутин с маленькой племянницей Аннушкой; он был в хорошем настроении, позволил нескольким агентам сопровождать себя к заутрене и беседовал с ними самым дружеским образом. Когда по возвращении из церкви дошли до дверей квартиры Распутина, агенты услужливо предложили Аннушке помочь снять пальто, что Распутин снисходительно разрешил. Таким образом, несколько полицейских, к черной зависти их коллег, переступили порог прихожей.
В тот день Распутина просто засыпали приятными новостями. Едва он вошел, как, сияя от радости, подбежали домашние и показали множество роскошных и дорогих подарков, присланных за это время. Тут же позвонил телефон: Анна Вырубова желала «почтенному батюшке» счастья во всем и сообщила, что скоро придет; почти сразу же после этого пришел почтальон и принес чрезвычайно теплую поздравительную телеграмму от царской семьи.
Такое количество радостных вестей несказанно обрадовало и развеселило Распутина. Глаза его сияли, потому что в этот день он более, чем когда-либо, чувствовал, как его любят и почитают. С радушной улыбкой он повернулся к агентам и пригласил опрокинуть стаканчик мадеры за его здоровье и побыть с ним еще немного, вместе повеселиться.
Те не заставили просить себя дважды. Исполненные искренней благодарности, они пили вино Распутина и восхищались присланными ему подарками, в то же время осторожно отмечая их в своих записных книжках. Там были разного рода предметы из золота и серебра, ковры, столовые приборы, украшения для жены и дочерей Распутина, прекрасная мебель, картины, вина, пирожные и разные сладости; к каждому дару прилагалась визитная карточка. С некоторым удивлением, полицейские обнаружили и карточки своих собственных начальников: полковника Комиссарова, генерала Глобичева и других высоких чинов, а рядом визитки знатных дам, известных артисток, банкиров, дипломатов, дельцов.
Особенно лихорадочно забегали карандаши по бумаге, когда в квартире Распутина стали появляться гости и начался праздничный завтрак. Произносились речи, превозносившие значение Распутина для блага российского государства. Сам Распутин был в восторге и пил за здоровье каждого вновь прибывшего, пока, наконец, уже к вечеру, устав от чрезмерного напряжения, не сник. Но после небольшого отдыха он продолжил торжество в узком кругу, и к концу дня уже ни один из участников празднества не держался на ногах.
Полицейские также оказались втянутыми во всеобщую радостную суматоху и подливали Распутину еще и еще. Но скоро им пришлось приступить к выполнению своих прямых обязанностей, на этот раз не в качестве соглядатаев, а охранников Распутина. Рано утром в квартиру ворвались двое мужчин, вооруженных револьверами, и заявили, что их жены провели ночь у старца и они пришли отомстить за этот позор. Пришлось предупредить Распутина и обеих дам, немного задержать ворвавшихся, тем временем проводить женщин по черной лестнице, а затем показать дрожавшим от бешенства мужчинам, что в комнатах Распутина никого нет.
Но не всегда агентам требовались специальные предлоги, чтобы войти в квартиру Распутина: иногда достаточно было того, что Григорий Ефимович скучал. Тогда он сам приглашал сыщиков составить ему компанию и беседовал с ними обо всем, и даже о самой высокой политике.
Один из таких разговоров оказался настолько важным, что начальник полиции во время изучения докладов своих подчиненных даже остолбенел от неожиданности и удивления, а когда замешательство прошло, поспешил к министру, чтобы сообщить ему об этом.
Распутин вернулся домой рано утром совершенно пьяным, шатаясь, добрался до квартиры и попытался заснуть. Но ему это не удалось, и, мучимый головными болями, он снова появился на лестнице и пригласил сыщиков к себе на чай. Приятно удивленные, те последовали за ним и сели вокруг стола с пыхтевшим самоваром.
Какое-то время Распутин ел молча и размышлял о чем-то, опершись тяжелой от вина головой о ладонь. Наконец один из агентов спросил:
— Григорий Ефимович, почему ты печалишься? О чем задумался?
— Мне сказали, — ответил Распутин, озабоченно глядя перед собой, — что я должен решить, что же делать с Государственной думой. Я не могу ничего придумать! А что скажешь ты?
Агент, задавший Распутину этот неосторожный вопрос, уклончиво ответил:
— Я не должен думать, Григорий Ефимович! Иначе у меня будут неприятности с властями!
Распутин вновь на несколько минут замолчал, потом опять повернулся к сыщику и пробурчал:
— Знаешь что? Я пошлю в Думу царя, чтобы он лично открыл ее заседание. Если он сам туда поедет и поговорит с депутатами, они не отважатся говорить о плохом.
Когда это сообщение поступило в полицейское управление, оно сработало подобно взорвавшейся бомбе, так как стало известно сверхнеожиданное решение царя, нарушая все традиции, самому лично открыть заседание в Думе. Полицейские чины и министры понимали, что план, который им сообщил мучимый головными болями Распутин, был способен подтолкнуть царя к шагу величайшей политической важности.
Конечно, лишь изредка сообщения агентов были такими важными: обычно они ограничивались информацией о том, когда Григорий Ефимович проснулся, кто к нему приходил, когда он ушел из дома и в каком состоянии, пьяный или трезвый, в сопровождении женщин или один, в котором часу вернулся домой.
24 декабря сыщик записал:
«Около семи часов вечера Распутин принял Осипенко, секретаря митрополита Питирима; приблизительно часом позднее на машине приехали княгиня Шаховская, Александра фон Пистолкорс и какой-то неизвестный офицер, после чего все вместе уехали. В восемь часов вечера у дома остановилась машина с графиней Ольгой Крейц и дочерью государственного советника Головина. Головина поднялась в квартиру Распутина и быстро вернулась в сопровождении крестьянки Лапатинской; потом они поехали в Александро-Невскую лавру». 7 февраля:
«В дворцовом автомобиле приезжала госпожа Вырубова и потом уехала вместе с секретарем Распутина».
Часто бывало, что на Гороховую улицу приезжали целые компании, чтобы увезти Распутина на пирушку в «Виллу Роде», в «Донон», к цыганам или на частную квартиру. Тогда Григорий Ефимович вместе с друзьями весело проходил через вестибюль, а тайные агенты молча стояли, прижавшись к стене, и скромно записывали имена всех участников такого мероприятия.
Как только вся компания выходила из дома, сыщики подбегали к воротам и украдкой давали знак автомобилю, стоявшему на противоположной стороне, шофер которого находился на службе у полиции. Будто случайно тот подъезжал к шедшей по улице компании, и не было ничего странного в том, что Распутин и его друзья садились именно в эту машину, появившуюся перед ними в самый нужный момент.
Тем временем к дому № 64 подъезжал другой автомобиль, в который молниеносно вскакивало несколько агентов и который на определенном расстоянии следовал за машиной с Распутиным.
После того как Григорий Ефимович и его друзья выходили из машины и входили в какой-нибудь дом, агентам чаще всего удавалось мгновенно найти контакт с привратником этого дома. В общественных заведениях привлекались официанты и цыгане, и, соблазнив их деньгами, удавалось уговорить их время от времени незаметно покидать зал и подробно рассказывать сыщикам, что происходит внутри, кто находится рядом с Распутиным, что они пьют и едят, о чем разговаривают.
14 декабря было записано:
«В ночь с 13 на 14 декабря Распутин около двух часов утра покинул дом № 11 на Разъезжей улице в сопровождении двадцативосьмилетней жены почтенного господина Ясинского и в автомобиле отправился в Новую Деревню, в ресторан „Вилла Роде“. Учитывая довольно позднее время, его не хотели впускать, но Распутин начал колотить в дверь и оборвал звонок. Дежурному полицейскому он заплатил пять рублей, чтобы тот не мешал ему. После чего он со своей спутницей поехал в дом № 49 послушать цыганский хор Масальского и пробыл там до десяти часов утра. Затем оба, уже достаточно навеселе, отправились на квартиру Ясинской, откуда Распутин в двенадцать часов дня вернулся домой. Вечером он поехал в Царское Село».
17 декабря:
«Сегодня за Распутиным заехал автомобиль княгини Долгорукой и отвез его в отдельный номер гостиницы „Астория“. Там вскоре появился генерал Клейгельс, бывший градоначальник Петербурга, и оставался у Распутина до шести часов утра».
20 декабря:
«Распутин в сопровождении секретаря митрополита Питирима Осипенко отправился на Песочную улицу к почтенному господину Книрше, куда позднее были привезены из „Виллы Роде“ цыганский хор и два ящика с вином. Около двух часов ночи через окно можно было видеть, как Распутин плясал».
5 января:
«Распутин, Осипенко, служанка Дуня и Мюллер в конке отправились на квартиру Мюллера, взяв с собой корзину с вином».
13 января:
«Сегодня Распутин в сопровождении госпожи Иваницкой, какого-то неизвестного офицера и двух дам был в доме № 14 по Лиговской улице в гостях у вдовы государственного советника Митинского. В пять часов он вместе с офицером и госпожой Иваницкой ушел оттуда и вернулся домой. Иваницкая была немного навеселе, она надела сюртук Распутина и в таком виде уехала вместе с офицером. Распутин в автомобиле, присланном Поперманном, отправился в гостиницу „Европейская“, где шумела пирушка. В ней принимали участие Поперманн, кандидат юридических наук Коварский, директор международного банка граф Татищев и две неизвестные дамы».
21 января:
«Распутин с Марией Гар, одной из своих почитательниц, поехал к княгине на Песочную улицу, а потом один отправился в дом № 36 на Бассейной к актрисе Лерма, любовнице Мануйлова. Кроме Мануйлова, там еще был премьер-министр Штюрмер».
29 января:
«Сегодня вечером Распутин вместе с Филипповым были в ресторане „До-нон“».
11 марта тайные агенты сообщали:
«В 10 часов 15 минут мы наблюдали за Распутиным на Гороховой и проследовали за ним до дома проститутки, крещеной еврейки Грегубовой, откуда Распутин отправился в баню».
21 марта:
«Распутин вместе с Николаем Глазовым поехали в гостиницу „Норд“ к куртизанке Евгении Тереховой и оставались там два часа».
15 апреля:
«Распутин в сопровождении своего друга, настоятеля Мартьяна из Тюмени, заходил в дом № 45 по Лиговской улице к почтенному господину Пестрикову. Так как того не было дома, он принял участие в пирушке, которую устроил сын Пестрикова с несколькими студентами. Играл какой-то музыкант, много пели, и Распутин плясал со служанкой».
Если случалось, что привратники не соблазнялись деньгами, усердные тайные агенты карабкались по карнизу дома, где находился Распутин, и там, вытянув шеи, пытались заглянуть в окна. При этом они наблюдали иногда странные и загадочные картины, объяснить которые были не в состоянии.
Так, 14 мая они докладывали:
«Вчера в пять часов пополудни Распутин отправился к Белковской и Царевой в дом № 15 по Малой Садовой улице. Около десяти часов вечера окна квартиры были без света, но тем не менее агенты тайной полиции смогли установить, что одна из женщин прошла через более светлую залу и заглянула в темную комнату, в которой сидело несколько мужчин. Позднее мы увидели, как Распутин, явно подозревая опасность, выскочил из комнаты, схватил шляпу, трость и выбежал на улицу. За ним последовали двое мужчин, и мы услышали, как один сказал: „Вот он идет!“ Затем они снова вернулись в дом. Распутин вскочил в проезжавшую мимо машину и стоя ехал до Литейного проспекта, все время проверяя, не следует ли кто-нибудь за ним».
* * * *
В конце ежедневного рапорта обязательно было описание возвращения Распутина домой. После того как шофер автомобиля, в который он садился в ранние утренние часы на Гороховой улице, давал подробный отчет, агенты часто сопровождали своего подопечного вверх по лестнице до двери в квартиру, с одной стороны, чтобы помочь ему, отяжелевшему от вина, а с другой — чтобы схватить то или иное восклицание. После чего карандаши в последний раз за день принимались за работу и записывали в блокнотах возвращение святого человека.14 октября:
«Распутин вернулся домой в час ночи в пьяном виде, обругал привратницу и упрекнул, что она приняла взятку от одного министра в размере двадцати пяти рублей. Затем заметил: „Он хотел меня похоронить, а теперь я его похороню!“»
6 октября:
«Распутин был в квартире купца Поперманна из Самары и спустя пять часов пьяным вернулся домой, поцеловал Поперманна на прощание. Поднимаясь по лестнице, спросил, не ждет ли его кто-нибудь на квартире. Когда ему ответили, что там две дамы, он спросил: „Они хорошенькие? Очень хорошенькие? Это хорошо, такие мне нужны!“ Около семи часов он покинул дом и подарил привратнице десять рублей; он производил впечатление заспанного».
14 ноября:
«Распутин пришел домой навеселе вместе с Татьяной Шаховской, потом ушел с ней и вернулся только около двух часов ночи сильно пьяный».
23 ноября:
«Распутин пришел домой в пять часов утра совершенно пьяный».
3 декабря:
«Распутин вернулся от Филиппова сильно навеселе».
5 декабря:
«Распутин вернулся пьяным в три часа утра».
7 декабря:
«Распутин пришел домой в семь часов утра; он был сильно пьян».
12 декабря:
«В 9 часов 50 минут утра Распутин пришел вместе с Варваровой; очевидно, он ночевал у нее».
2 января:
«Распутин пришел домой пьяным в час ночи».
8 января:
«Распутин вернулся от секретаря наградной канцелярии Нордмана около трех часов утра в сопровождении трех дам. Эти дамы оставались у него еще два часа».
14 января:
«Распутин вернулся домой в семь часов утра; он был совершенно пьян. С ним были Осипенко и какой-то неизвестный мужчина. Они разбили стекло в воротах; было видно, что еще раньше он где-то падал, так как у него распух нос».
18 января:
«Распутин пришел домой в половине восьмого в сопровождении двух мужчин и женщин; он был абсолютно пьян и прямо на улице пел песни. Незнакомцы проводили его до квартиры и затем ушли».
22 января:
«В пять часов утра Распутин пришел домой с Осипенко, неизвестным мужчиной и какой-то женщиной; он был совершенно пьян».
26 мая:
«Распутин с проституткой Грегубовой приехал домой в автомобиле купца Моделя. Он был абсолютно пьян, страстно целовал Грегубову и гладил ее по щеке. Когда Грегубова ушла, Распутин послал за живущей в том же доме портнихой Катей; но ее не было дома».
В течение многих лет на письменных столах охраны, полиции и министерств накопились целые груды таких протоколов. Постоянно поступали сообщения, когда Распутин встал, кто у него был, с кем он вышел из дома и в каком состоянии вернулся.
Из всего многообразия жизни, бесчисленных побуждений, особенностей, слов, настроений и событий, агенты с удивительным трудолюбием выбирали все, что происходило в краткие промежутки времени на пути между воротами и дверью в квартиру, по дороге в баню, церковь или к знакомым.
А в полицейских канцеляриях затем прилагались все усилия, чтобы с помощью сообщений с лестницы реконструировать образ этой такой богатой, пестрой и противоречивой жизни и таким образом на основании педантичных, но в то же время ничего не говорящих, наблюдений создавался своеобразный набросок человеческой личности.
Несмотря на все недостатки, этот портрет, составленный из докладов полицейских агентов, хотя и неполный, неточный, являлся ценным документом, потому что был вообще единственным документальным изображением старца, так как таинственная фигура Григория Ефимовича всегда оставалась непостижимой и недосягаемой не только для проницательных агентов, но и для их начальства, все они пытались уловить сущность наблюдаемого в цепочке ничтожных формальностей, из тысяч мелких наблюдений.
Собрание всех полицейских рапортов о Распутине, этот гротескно искаженный, но все-таки, несомненно, интригующий документ, вскоре превратился в величайшую ценность и переходил из рук в руки: министры, великие князья, принцессы, иностранные послы, дельцы и придворные заранее записывались на него и были счастливы, если им удавалось получить «Записки с лестничной клетки» хотя бы на несколько дней.
Глава девятая
Отец Григорий принимает
Посетитель, позвонивший в квартиру Распутина, сначала видел перед собой пожилую, среднего роста, кругленькую женщину в черном платье и белом платке на голове; Дуня, дальняя родственница старца и в то же время его служанка, мерила вошедшего недоверчивым взглядом серых глаз и спрашивала ворчливым голосом: «Вы приглашены? Да? Ну, тогда входите».
Если гость предварительно не записывался, тогда Дуня подробно узнавала о цели его визита и подвергала настоящему допросу. И только получив исчерпывающие ответы на все вопросы, она в своих стоптанных башмаках проходила через прихожую и исчезала за одной из дверей, чтобы сообщить о госте. Спустя несколько минут, она вновь появлялась и говорила либо: «Григория Ефимовича нет дома», либо: «Григорий Ефимович просит».
Если гость предварительно не записывался, тогда Дуня подробно узнавала о цели его визита и подвергала настоящему допросу. И только получив исчерпывающие ответы на все вопросы, она в своих стоптанных башмаках проходила через прихожую и исчезала за одной из дверей, чтобы сообщить о госте. Спустя несколько минут, она вновь появлялась и говорила либо: «Григория Ефимовича нет дома», либо: «Григорий Ефимович просит».