Страница:
Вельдан глубоко, размеренно вздохнула и вынудила себя успокоиться. Как ни обидно ей признавать это, Тулак права. Притом же у них и так достаточно неприятностей, чтобы еще затевать свары.
— Ладно, Элион, — сказала она. — Признаю твою правоту — по совету того самого человека, о котором ты так лестно отзывался.
— Что?! Ты хочешь сказать, что она все это слушала?
— Я же говорила, что она — принимающий телепат. Впредь, Элион, будь поосторожнее с тем, что говоришь о людях у них за спиной.
— Так она слышала, что я назвал ее отродьем и…
— Слабоумной старухой, — мрачно подсказала Тулак. — Совершенно верно. Я слышала все от первого до последнего слова — и долго этих слов не забуду, можешь ему это передать. Я просто предвкушаю ту минуту, когда познакомлюсь лично с этим наглым щенком. Неудивительно, что ты его терпеть не можешь!
— Она тебя слышала, Элион, — сообщила Вельдан. — Можешь сам представить, как она довольна.
— Ладно, тогда прошу прощения, но сейчас речь не об этом. Вельдан, я уверен, что с Тиришри что-то случилось. Она не стала бы так бесследно пропадать по собственной воле.
Чародейка нахмурилась.
— Правду говоря, вначале я считала, что ты преувеличиваешь, но теперь, по зрелом размышлении, полагаю, что ты прав. Это совсем не похоже на Шри.
— Тогда что же нам делать? И как быть с Этаном? Я не смогу устроить засаду в одиночку. Первую часть плана Шри мы выполнили. Она хотела, чтобы мы —я и Тормон — подстерегли гвардейцев, которых послали отыскать его тело, и переоделись в их форму, чтобы потом подобраться поближе к отряду Блейда, не вызывая ничьих подозрений. Теперь все готово, но пока Тиришри хранит молчание, я не смогу даже узнать, когда отряд покинет лесопилку, — да и сейчас они, наверное, уже тронулись в путь. Кроме того, без Тиришри мы ничего не сможем сделать — солдат слишком много. Мне нужна либо ее помощь, либо ваша — а я не могу получить ни того ни другого.
— Можно слабоумной старухе кое-что предложить? — ядовито-сладким голоском пропела Тулак.
— Да, пожалуйста, — отозвалась Вельдан. — Я только скажу об этом Элиону, а потом передам ему твои предложения.
Молодой чародей не был склонен пускаться в споры.
— Я сейчас в таком отчаянном положении, что готов выслушать кого угодно, — мрачно сообщил он.
Тулак скорчила гримасу.
— Святая задница! — пробормотала она. — Как же мне не терпится поскорей познакомиться с этим нахальным мальчишкой! Так приятно будет поучить его хорошим манерам.
Вельдан ухмыльнулась:
— Хочешь, я ему это передам? Тулак хихикнула:
— Нет, не стоит. Пускай это будет приятный сюрприз. — И вновь посерьезнела. — Ладно, хватит об этом. Мой план выгоднее, чем засада на тропе, но осуществлять его придется дольше, а времени у нас немного. — Она глубоко вздохнула. — Знаешь, Элион, форма, которую вы добыли, нам, похоже, еще пригодится. Вельдан, помнишь, я тебе говорила, что нижние туннели выводят прямиком в Храм? Так вот, мой план таков…
Элион, уединившийся ради мысленного разговора в пещере, слушал теперь, как Вельдан подробно излагает идею Тулак.
— Да ты спятила! — воскликнул он наконец. — Обе вы спятили! Спасать Этона в самом сердце вражеской крепости? Да ведь это значит самим сунуться в ловушку!
— О ловушке и речи быть не может! — возразила Вельдан. — У нас будет преимущество внезапности. Никому там и в голову не придет, что враг может появиться прямиком из Храма! Потом, если ты сумеешь как-нибудь на пару минут отвлечь стражу, мы с Казом унесем иерарха в пещеры. Ты же знаешь, Каз очень проворен…
— Проворней арбалетного болта? Словно и не слыша, Вельдан продолжала:
— Я знаю, что за раз он может выдохнуть только один сноп пламени, но, чтобы отогнать стражу, больше и не понадобится. Потом, когда мы выберемся наружу через другой выход…
— Ты хотела сказать «если выберемся»!
— Когда мы выберемся наружу, мы сможем бежать через вершину горы, куда людям не добраться, и направимся прямиком к проходу в Гендиваль.
— Превосходно. А я, стало быть, останусь на милость Блейда, нового иерарха и разъяренной толпы. Как мило, что ты все же вспомнила обо мне! Мне останутся сущие пустяки: живым и незамеченным выбраться из города, добраться до перевала — и я считай что дома, в теплой постельке. Может, лучше я буду удирать от стражи через вершину горы, а ты останешься в городе?
— И не мечтай, слизняк!— прорычал Каз.
Элион чувствовал, что Вельдан с трудом сдерживает раздражение.
— Мы все затаив дыхание ждем твоих гениальных предложений, — сладким голоском сообщила она.
Элион стиснул кулаки, заскрипел зубами и выругался. Ох, попадись ему сейчас эта тощая дрянь…
— У меня нет других предложений, — сказал он наконец, — и тебе это хорошо известно. Ладно, ты победила. Расскажу Тормону, что к чему, а потом мы двинемся вниз — не спеша. Что-то нам неохота наткнуться сейчас на отряд Блейда. Дай мне знать, если будет весточка от Тиришри, ладно? Если она все же объявится, может быть, ей удастся найти более разумный выход из положения.
— Не волнуйся, я и сама не в восторге от этого плана, хотя ничего лучше нам все равно не придумать… Элион?
В мысленном голосе Вельдан мелькнуло колебание.
— Что еще? — настороженно отозвался он.
— Тулак только что спросила меня, кто такая Шри. Я отвечу. Я расскажу ей все.
— Вельдан! — возопил Элион. — Клянусь всеми безднами ада, что ты творишь ? Не смей! Ты же знаешь, что закон Тайного Совета… — Он осекся, вспомнив похожий разговор, который состоялся у него прошлой ночью с Тиришри, когда он хотел пошарить в незащищенном разуме Сколля… Разве то, что хочет сделать Вельдан, так же плохо? — вкрадчиво осведомился внутренний голос. Да нет, не совсем… Наоборот. По правде говоря, в этом нет ничего дурного.
— А, ладно, — сказал Элион. — Рассказывай, если считаешь, что это нам поможет. У меня нет времени с тобой спорить. Пускай тебя воспитывает Кергорн.
— Ну, с Кергорном я уж как-нибудь столкуюсь! — В голосе Вельдан прозвучало неподдельное облегчение. — А между тем вот увидишь, так будет намного проще.
— Поговорим после, когда мы с Тормоном спустимся с перевала. — Элиону не терпелось закончить разговор, но прежде, чем мысленная связь с Вельдан прервалась, он услышал, как она говорит своей приятельнице-старухе, повторяя слова мысленно прежде, чем произнести их вслух:
— Видишь ли, Тулак, границы Каллисиоры — то, что мы называем Завесами, — на самом деле вовсе не пределы мира. Кроме Каллисиоры, есть и другие края, где живет множество самых диковинных существ. Рядом с некоторыми из них даже Каз выглядит самым обыкновенным Мы считаем, что мир был создан в незапамятные времена древней расой, которая обладала невиданным могуществом и непостижимыми познаниями…
Элион, не в силах скрыть отвращение, поспешно прервал связь. Как только может Вельдан выдавать ценнейшие тайны Совета болтливой старухе, туземке из страны суеверных и невежественных дикарей! Раздраженный сверх меры, он резко встал, чтобы пройтись по морозу и хоть как-то остудить свою злость — и тут его мыслей точно коснулся невесомый солнечный зайчик: Вельдан смеялась. Она и не думала прикрывать щитом свои мысли, и сейчас Элион ощутил, как она веселится, рассказывая Тулак о том, кто такие феи воздуха. Элион шумно выдохнул… и лишь сейчас осознал, что крепко, до боли стиснул зубы.
Вельдан. Ненавижу эту женщину! Какое право имеет она сидеть, болтать и смеяться с этой чужачкой? Какое право имела она не погибнуть в таком чудовищном оползне? Как ей удалось выжить? Это нечестно! Какое право имеет она жить, если Мельнит мертва ? Ненавижу эту женщину за то, что она жива.
Элион без сил опустился на землю, потрясенный собственной жестокостью. Впервые со дня смерти Мельнит он осознал, сколько в нем накопилось злобы, гнева, безрассудной ненависти. Потрясенный таким открытием, он долго сидел в темноте и безмолвно оплакивал свою погибшую напарницу. Затем пробрался к выходу из убежища и опустился на колени, так жадно глотая ледяной горный воздух, словно надеялся этим очистить свою душу от тьмы и скверны. Немного успокоившись, Элион с угрюмой решимостью спросил себя: неужели он и вправду жалеет, что Вельдан не погибла в оползне после того, как Мельнит встретила свою смерть в лабиринте ак'загаров? Неужели ему и вправду было бы лучше, если б обе они были сейчас мертвы?
Нет. Во имя милосердия — конечно же, нет! Вельдан и так достаточно пострадала в тот ужасный день. С удивлением Элион обнаружил, что искренне жалеет ее. Сегодня он говорил с Вельдан впервые с тех пор, как дракен чудом вынес их обоих из подземных владений ак'загаров и доставил домой, — Элион почти ничего не запомнил из того кошмарного путешествия. Сегодня он украдкой поглядел на Вельдан глазами дракена — и ужаснулся ее бледности и худобе, не говоря уж о новых ссадинах и ушибах, которые получила она, побывав в оползне. И тем не менее Элион ясно понимал, что эта жалость ничего не меняет.
Если бы смерть Вельдан могла вернуть мне Мельнит, если бы каким-то чудом я сумел сторговаться с провидением, я убил бы Вельдан собственными руками.
— Покойся с миром, малышка Дерли, — прошептала Рохалла. — Если б только я могла отдать свою жизнь, чтобы вернуть тебя, ты же знаешь, я бы сделала это с радостью… но, может быть, тебе лучше там, где ты сейчас. По крайней мере ты больше не больна и не чувствуешь ни холода, ни голода…
— Ты уж прости, девонька, но я старался как мог. — Голос могильщика отвлек Рохаллу от горестных мыслей. — Сама ведь видишь, река слишком близко, только начнешь копать, и уже вода проступила…
Рохалла отвернулась от свежей могилы, черневшей на девственно-белом снегу. Тельце девочки, обернутое в ветхое заплатанное одеяльце, в руках Рохаллы казалось невесомым. Девушка крепко прижала к себе мертвую сестренку, не в силах представить, как та будет лежать, совсем одна, в холодной глинистой жиже, которая уже скопилась на дне могилы. Увы, больше ничего Рохалла сделать для нее не может.
— Этого достаточно, — безжизненным голосом проговорила она и сделала глубокий вдох, чтобы удержать слезы. Закрыв глаза, девушка опустила крохотное тельце в могилу и содрогнулась от ледяного прикосновения грязной воды.
— Прощай, Дерли, — прошептала она.
Вытерев руки о юбку, Рохалла повернулась к могильщику и вручила ему пригоршню монет — все деньги, которые минувшей ночью получила от Пресвела.
— Спасибо тебе. Знаю, ты сделал все, что мог, и лучше уж такая могила, чем погребальные костры. Мне была нестерпима мысль, что моя Дерли попадет туда.
Могильщик кивнул.
— Удачи тебе, девонька, — негромко сказал он. Рохалла покачала головой:
— У кого сейчас есть удача?
Почти ослепнув от неизбежных слез, она повернулась и побрела прочь от могилы, так ни разу и не оглянувшись.
Обратная дорога с кладбища казалась в одиночестве вдвое длинней прежнего. Одного за другим Рохалла схоронила всех своих близких на этом заброшенном кладбище за стенами города. Теперь, впервые в жизни, она осталась по-настоящему одна. «Я — последняя в семье, — подумала девушка. — Когда придет мой черед, некому будет похоронить меня…» Она постаралась отогнать эту мрачную мысль — в ее нелегкой жизни давно уже не было места жалости к себе, но, бредя по топкой грязи, которая раньше была дорогой к городу, Рохалла все слышала, как в ее голове настырно звенит слабый тонкий голосок, словно плачет заблудившийся ребенок: Что теперь со мной будет ?
Верь, говорила мать. Верь в Мириаля. Он сохранит тебя. Что ж, Рохала и вправду верила. Даже если Он отвернулся от нее, когда она стала шлюхой, ведь не мог же Он наказать за этот грех ее невинных братьев и сестричек? Все свои сбереженные медяки Рохалла тратила на благовония и жертвы в храме. Она молилась денно и нощно, когда малыши заболели один за другим, — и что проку в этих молитвах было ей или им? Мириаль ниспослал своим приверженцам бесконечный, убийственный дождь. Мириаль отнял у нее всех, кого она любила.
Вера в этого так называемого бога — не что иное, как паутина лжи, ханжества и жестокого обмана. Теперь Рохалла это знала. Когда умерли ее родители, она вынуждена была пожертвовать чистотой своей юности, чтобы выжить. Сегодня же она лишилась не просто телесной невинности — но веры.
Терзаемая голодом и горем, измученная долгим уходом за больными малышами и ночными бдениями на стылых улицах, Рохалла почти ощупью брела вперед — и тут ее нога провалилась в глубокую сточную канаву, присыпанную предательским снегом. Потеряв равновесие, девушка ничком рухнула в липкую вонючую жижу — и в этот миг ее терпение лопнуло.
Выпрямившись, она соскребла с лица ледяную мерзкую слизь, и ярость, давно уже тлевшая в ее сердце, наконец полыхнула слепящим огнем.
Проворно вскочив на ноги, Рохалла погрозила кулаком равнодушному небу. Грязь ручьями текла по ее лицу, смешиваясь со слезами.
— Я не верю в тебя, Мириаль! — пронзительно крикнула она. — Бог не может быть таким жестоким! Больше я не стану в тебя верить! До конца своих дней я буду проклинать твое имя!
На миг девушка замерла, почти уверенная, что сейчас ее поразит небесная стрела.
— Ты слышишь, Мириаль? — снова крикнула она. — Я в тебя не верю!
— Да, но, быть может, Он верит в тебя. Ошеломленная, Рохалла смахнула с лица грязь и слезы — и увидела, что к ее грязной загрубевшей руке протянулась чужая рука — чистая, изящная, холеная. Это был вчерашний клиент, тот, кого Рохалла холодно прогнала прочь.
— Сударь… — тихо проговорила она, стараясь не выдать голосом своего гнева. Ей была нестерпима мысль, что этот человек увидел ее в такую унизительную минуту. «Он же обладал моим телом, — в ярости подумала Рохалла. — Неужели ему нужно еще отнять у меня остатки гордости и самоуважения?»
Мужчина едва заметно улыбнулся ей. Он был напряжен и беспокоен — совсем не похож на вчерашнего себя, богатого и самоуверенного.
— Меня зовут Пресвел, — тихо сказал он. — Я служу у леди Серимы.
Рохалла задохнулась. Клиенты никогда, никогда не называли своих имен! Неужели этот глупец не понимает, что отдает себя на ее милость? Впрочем, сейчас ей было на это наплевать.
— Что тебе нужно? — резко спросила она. — Я уже сказала тебе прошлой ночью, что больше не буду торговать собой. И я только что похоронила свою маленькую сестру, так что… — Рохалла не договорила, захлебнувшись рыданиями.
— Я знаю, знаю. — Он взял ее под руку — ласково, крепко, но совсем не настырно. Откуда-то возник и лег на ее ладонь девственно-белый носовой платок с такой тонкой вышивкой, что Рохалле стыдно было стирать им с лица вонючую грязь.
— Жаль, что я не могу выразить, как глубоко сострадаю твоему горю, — так же тихо продолжал он. — Мне совестно беспокоить тебя в такую минуту… но если б ты не сказала, что утром придешь сюда, я никогда не смог бы тебя разыскать.
— А зачем ты меня искал? Сколько раз повторять тебе, что я больше не шлюха? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
— Потому что я могу помочь тебе. Нет, ничего не говори! Просто выслушай меня, ладно?
Рохалла пожала плечами:
— Какая разница? Я иду домой. — Она сунула ему грязный платок. — Можешь идти со мной, если уж тебе приспичило. Вряд ли я смогу остановить тебя.
Пресвел вновь напряженно улыбнулся:
— Ты только позволь мне говорить. Рохалла, я хочу кое-что предложить тебе. Прежде чем я скажу, что именно, запомни одно — платы за услугу я с тебя не потребую. Я не ищу себе ни любовницы, ни жены, хотя если… если когда-нибудь в будущем ты сочтешь меня достойным своего внимания, я буду счастлив, но сейчас… сейчас попытаемся стать просто друзьями.
— Ты, кажется, что-то хотел мне предложить? — перебила его Рохалла — и тут же прикусила язык. И зачем только она поощряет этого безумца?
— Верно. — К Пресвелу вдруг разом вернулась вся его самоуверенность. — Понимаю, после того, что ты пережила, было бы жестоко предлагать тебе позаботиться о маленькой девочке, но леди Серима только что удочерила наследницу, и малышке отчаянно нужна няня. Ужасная история: бедняжка только что осиротела, притом своими глазами видела, как убили ее мать, но этого я тебе не говорил, и ты никому не повторишь эти слова, если тебе дорога жизнь. Малышке года четыре, и после смерти матери она даже не может говорить. Ей очень нужен человек, который будет любить ее и заботиться о ней от всего сердца. Леди Серима не умеет обращаться с детьми и, по правде говоря, их не любит. — Он снова взял Рохаллу за руку. — Пожалуйста, согласись! Ты будешь жить в самом большом особняке на Эспланаде, у тебя будет .сытная еда и добротная одежда, уют и безопасность. У девочки будет няня, которая станет холить и лелеять ее, девушка с добрым и нежным сердцем, привыкшая заботиться о малышах. Вот увидишь, все окажутся в выигрыше! Прошу тебя, согласись. Скажи: «Да»!
Рохалла бесстрастно поглядела на него:
— А ты? Что выиграешь ты? Пресвел покачал головой.
— Ничего, — внятно сказал он. — С одной стороны, я лишь проиграю, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Но, видишь ли, у меня особые отношения с леди Серимой. Хоть я всего лишь ее помощник и никогда не. был ее любовником — хвала Мириалю, этого она от меня не требовала! — леди Серима желает, чтобы я целиком и полностью был предан только ей. Если б она только заподозрила, что у меня есть любовница, она убила бы меня на месте или, самое меньшее, вышвырнула на улицу. Видишь теперь, какую власть надо мной ты обрела? Видишь, как я тебе доверяю? Я представлю тебя леди Серимее как дочь старого друга моей семьи — хотя, конечно, прежде нужно будет подыскать тебе другую одежду и отмыть от грязи. Мы будем работать вместе и — надеюсь — станем друзьями. Это все.
Рохалла нахмурилась, все еще колеблясь.
— Ты сказал, что проиграешь только с одной стороны… Пресвел улыбнулся ей.
— С другой — я выйду победителем. Я ведь уже сказал, что люблю тебя. Больше всего на свете я желаю, чтобы ты была счастлива и не должна была зарабатывать на жизнь непосильным трудом. Это для меня куда важнее, чем все мои мечты. Прошу тебя, Рохалла, — не упусти этот счастливый случай.
Вопреки своему горю и безмерной усталости, Рохалла вдруг обнаружила, что тоже улыбается.
— Хорошо, — сказала она. — Попробую. — И вдруг все сомнения и страхи с новой силой нахлынули на нее. — Но в один день из шлюхи превратиться в няньку — ты уверен, что у меня получится?
Пресвел сжал ее руку.
— Я считаю, что у тебя получится все — стоит только пожелать. Правда, в этом деле я не объективен.
Глава 26. НА ПУТИ К ЗАКАТУ
— Ладно, Элион, — сказала она. — Признаю твою правоту — по совету того самого человека, о котором ты так лестно отзывался.
— Что?! Ты хочешь сказать, что она все это слушала?
— Я же говорила, что она — принимающий телепат. Впредь, Элион, будь поосторожнее с тем, что говоришь о людях у них за спиной.
— Так она слышала, что я назвал ее отродьем и…
— Слабоумной старухой, — мрачно подсказала Тулак. — Совершенно верно. Я слышала все от первого до последнего слова — и долго этих слов не забуду, можешь ему это передать. Я просто предвкушаю ту минуту, когда познакомлюсь лично с этим наглым щенком. Неудивительно, что ты его терпеть не можешь!
— Она тебя слышала, Элион, — сообщила Вельдан. — Можешь сам представить, как она довольна.
— Ладно, тогда прошу прощения, но сейчас речь не об этом. Вельдан, я уверен, что с Тиришри что-то случилось. Она не стала бы так бесследно пропадать по собственной воле.
Чародейка нахмурилась.
— Правду говоря, вначале я считала, что ты преувеличиваешь, но теперь, по зрелом размышлении, полагаю, что ты прав. Это совсем не похоже на Шри.
— Тогда что же нам делать? И как быть с Этаном? Я не смогу устроить засаду в одиночку. Первую часть плана Шри мы выполнили. Она хотела, чтобы мы —я и Тормон — подстерегли гвардейцев, которых послали отыскать его тело, и переоделись в их форму, чтобы потом подобраться поближе к отряду Блейда, не вызывая ничьих подозрений. Теперь все готово, но пока Тиришри хранит молчание, я не смогу даже узнать, когда отряд покинет лесопилку, — да и сейчас они, наверное, уже тронулись в путь. Кроме того, без Тиришри мы ничего не сможем сделать — солдат слишком много. Мне нужна либо ее помощь, либо ваша — а я не могу получить ни того ни другого.
— Можно слабоумной старухе кое-что предложить? — ядовито-сладким голоском пропела Тулак.
— Да, пожалуйста, — отозвалась Вельдан. — Я только скажу об этом Элиону, а потом передам ему твои предложения.
Молодой чародей не был склонен пускаться в споры.
— Я сейчас в таком отчаянном положении, что готов выслушать кого угодно, — мрачно сообщил он.
Тулак скорчила гримасу.
— Святая задница! — пробормотала она. — Как же мне не терпится поскорей познакомиться с этим нахальным мальчишкой! Так приятно будет поучить его хорошим манерам.
Вельдан ухмыльнулась:
— Хочешь, я ему это передам? Тулак хихикнула:
— Нет, не стоит. Пускай это будет приятный сюрприз. — И вновь посерьезнела. — Ладно, хватит об этом. Мой план выгоднее, чем засада на тропе, но осуществлять его придется дольше, а времени у нас немного. — Она глубоко вздохнула. — Знаешь, Элион, форма, которую вы добыли, нам, похоже, еще пригодится. Вельдан, помнишь, я тебе говорила, что нижние туннели выводят прямиком в Храм? Так вот, мой план таков…
Элион, уединившийся ради мысленного разговора в пещере, слушал теперь, как Вельдан подробно излагает идею Тулак.
— Да ты спятила! — воскликнул он наконец. — Обе вы спятили! Спасать Этона в самом сердце вражеской крепости? Да ведь это значит самим сунуться в ловушку!
— О ловушке и речи быть не может! — возразила Вельдан. — У нас будет преимущество внезапности. Никому там и в голову не придет, что враг может появиться прямиком из Храма! Потом, если ты сумеешь как-нибудь на пару минут отвлечь стражу, мы с Казом унесем иерарха в пещеры. Ты же знаешь, Каз очень проворен…
— Проворней арбалетного болта? Словно и не слыша, Вельдан продолжала:
— Я знаю, что за раз он может выдохнуть только один сноп пламени, но, чтобы отогнать стражу, больше и не понадобится. Потом, когда мы выберемся наружу через другой выход…
— Ты хотела сказать «если выберемся»!
— Когда мы выберемся наружу, мы сможем бежать через вершину горы, куда людям не добраться, и направимся прямиком к проходу в Гендиваль.
— Превосходно. А я, стало быть, останусь на милость Блейда, нового иерарха и разъяренной толпы. Как мило, что ты все же вспомнила обо мне! Мне останутся сущие пустяки: живым и незамеченным выбраться из города, добраться до перевала — и я считай что дома, в теплой постельке. Может, лучше я буду удирать от стражи через вершину горы, а ты останешься в городе?
— И не мечтай, слизняк!— прорычал Каз.
Элион чувствовал, что Вельдан с трудом сдерживает раздражение.
— Мы все затаив дыхание ждем твоих гениальных предложений, — сладким голоском сообщила она.
Элион стиснул кулаки, заскрипел зубами и выругался. Ох, попадись ему сейчас эта тощая дрянь…
— У меня нет других предложений, — сказал он наконец, — и тебе это хорошо известно. Ладно, ты победила. Расскажу Тормону, что к чему, а потом мы двинемся вниз — не спеша. Что-то нам неохота наткнуться сейчас на отряд Блейда. Дай мне знать, если будет весточка от Тиришри, ладно? Если она все же объявится, может быть, ей удастся найти более разумный выход из положения.
— Не волнуйся, я и сама не в восторге от этого плана, хотя ничего лучше нам все равно не придумать… Элион?
В мысленном голосе Вельдан мелькнуло колебание.
— Что еще? — настороженно отозвался он.
— Тулак только что спросила меня, кто такая Шри. Я отвечу. Я расскажу ей все.
— Вельдан! — возопил Элион. — Клянусь всеми безднами ада, что ты творишь ? Не смей! Ты же знаешь, что закон Тайного Совета… — Он осекся, вспомнив похожий разговор, который состоялся у него прошлой ночью с Тиришри, когда он хотел пошарить в незащищенном разуме Сколля… Разве то, что хочет сделать Вельдан, так же плохо? — вкрадчиво осведомился внутренний голос. Да нет, не совсем… Наоборот. По правде говоря, в этом нет ничего дурного.
— А, ладно, — сказал Элион. — Рассказывай, если считаешь, что это нам поможет. У меня нет времени с тобой спорить. Пускай тебя воспитывает Кергорн.
— Ну, с Кергорном я уж как-нибудь столкуюсь! — В голосе Вельдан прозвучало неподдельное облегчение. — А между тем вот увидишь, так будет намного проще.
— Поговорим после, когда мы с Тормоном спустимся с перевала. — Элиону не терпелось закончить разговор, но прежде, чем мысленная связь с Вельдан прервалась, он услышал, как она говорит своей приятельнице-старухе, повторяя слова мысленно прежде, чем произнести их вслух:
— Видишь ли, Тулак, границы Каллисиоры — то, что мы называем Завесами, — на самом деле вовсе не пределы мира. Кроме Каллисиоры, есть и другие края, где живет множество самых диковинных существ. Рядом с некоторыми из них даже Каз выглядит самым обыкновенным Мы считаем, что мир был создан в незапамятные времена древней расой, которая обладала невиданным могуществом и непостижимыми познаниями…
Элион, не в силах скрыть отвращение, поспешно прервал связь. Как только может Вельдан выдавать ценнейшие тайны Совета болтливой старухе, туземке из страны суеверных и невежественных дикарей! Раздраженный сверх меры, он резко встал, чтобы пройтись по морозу и хоть как-то остудить свою злость — и тут его мыслей точно коснулся невесомый солнечный зайчик: Вельдан смеялась. Она и не думала прикрывать щитом свои мысли, и сейчас Элион ощутил, как она веселится, рассказывая Тулак о том, кто такие феи воздуха. Элион шумно выдохнул… и лишь сейчас осознал, что крепко, до боли стиснул зубы.
Вельдан. Ненавижу эту женщину! Какое право имеет она сидеть, болтать и смеяться с этой чужачкой? Какое право имела она не погибнуть в таком чудовищном оползне? Как ей удалось выжить? Это нечестно! Какое право имеет она жить, если Мельнит мертва ? Ненавижу эту женщину за то, что она жива.
Элион без сил опустился на землю, потрясенный собственной жестокостью. Впервые со дня смерти Мельнит он осознал, сколько в нем накопилось злобы, гнева, безрассудной ненависти. Потрясенный таким открытием, он долго сидел в темноте и безмолвно оплакивал свою погибшую напарницу. Затем пробрался к выходу из убежища и опустился на колени, так жадно глотая ледяной горный воздух, словно надеялся этим очистить свою душу от тьмы и скверны. Немного успокоившись, Элион с угрюмой решимостью спросил себя: неужели он и вправду жалеет, что Вельдан не погибла в оползне после того, как Мельнит встретила свою смерть в лабиринте ак'загаров? Неужели ему и вправду было бы лучше, если б обе они были сейчас мертвы?
Нет. Во имя милосердия — конечно же, нет! Вельдан и так достаточно пострадала в тот ужасный день. С удивлением Элион обнаружил, что искренне жалеет ее. Сегодня он говорил с Вельдан впервые с тех пор, как дракен чудом вынес их обоих из подземных владений ак'загаров и доставил домой, — Элион почти ничего не запомнил из того кошмарного путешествия. Сегодня он украдкой поглядел на Вельдан глазами дракена — и ужаснулся ее бледности и худобе, не говоря уж о новых ссадинах и ушибах, которые получила она, побывав в оползне. И тем не менее Элион ясно понимал, что эта жалость ничего не меняет.
Если бы смерть Вельдан могла вернуть мне Мельнит, если бы каким-то чудом я сумел сторговаться с провидением, я убил бы Вельдан собственными руками.
— Покойся с миром, малышка Дерли, — прошептала Рохалла. — Если б только я могла отдать свою жизнь, чтобы вернуть тебя, ты же знаешь, я бы сделала это с радостью… но, может быть, тебе лучше там, где ты сейчас. По крайней мере ты больше не больна и не чувствуешь ни холода, ни голода…
— Ты уж прости, девонька, но я старался как мог. — Голос могильщика отвлек Рохаллу от горестных мыслей. — Сама ведь видишь, река слишком близко, только начнешь копать, и уже вода проступила…
Рохалла отвернулась от свежей могилы, черневшей на девственно-белом снегу. Тельце девочки, обернутое в ветхое заплатанное одеяльце, в руках Рохаллы казалось невесомым. Девушка крепко прижала к себе мертвую сестренку, не в силах представить, как та будет лежать, совсем одна, в холодной глинистой жиже, которая уже скопилась на дне могилы. Увы, больше ничего Рохалла сделать для нее не может.
— Этого достаточно, — безжизненным голосом проговорила она и сделала глубокий вдох, чтобы удержать слезы. Закрыв глаза, девушка опустила крохотное тельце в могилу и содрогнулась от ледяного прикосновения грязной воды.
— Прощай, Дерли, — прошептала она.
Вытерев руки о юбку, Рохалла повернулась к могильщику и вручила ему пригоршню монет — все деньги, которые минувшей ночью получила от Пресвела.
— Спасибо тебе. Знаю, ты сделал все, что мог, и лучше уж такая могила, чем погребальные костры. Мне была нестерпима мысль, что моя Дерли попадет туда.
Могильщик кивнул.
— Удачи тебе, девонька, — негромко сказал он. Рохалла покачала головой:
— У кого сейчас есть удача?
Почти ослепнув от неизбежных слез, она повернулась и побрела прочь от могилы, так ни разу и не оглянувшись.
Обратная дорога с кладбища казалась в одиночестве вдвое длинней прежнего. Одного за другим Рохалла схоронила всех своих близких на этом заброшенном кладбище за стенами города. Теперь, впервые в жизни, она осталась по-настоящему одна. «Я — последняя в семье, — подумала девушка. — Когда придет мой черед, некому будет похоронить меня…» Она постаралась отогнать эту мрачную мысль — в ее нелегкой жизни давно уже не было места жалости к себе, но, бредя по топкой грязи, которая раньше была дорогой к городу, Рохалла все слышала, как в ее голове настырно звенит слабый тонкий голосок, словно плачет заблудившийся ребенок: Что теперь со мной будет ?
Верь, говорила мать. Верь в Мириаля. Он сохранит тебя. Что ж, Рохала и вправду верила. Даже если Он отвернулся от нее, когда она стала шлюхой, ведь не мог же Он наказать за этот грех ее невинных братьев и сестричек? Все свои сбереженные медяки Рохалла тратила на благовония и жертвы в храме. Она молилась денно и нощно, когда малыши заболели один за другим, — и что проку в этих молитвах было ей или им? Мириаль ниспослал своим приверженцам бесконечный, убийственный дождь. Мириаль отнял у нее всех, кого она любила.
Вера в этого так называемого бога — не что иное, как паутина лжи, ханжества и жестокого обмана. Теперь Рохалла это знала. Когда умерли ее родители, она вынуждена была пожертвовать чистотой своей юности, чтобы выжить. Сегодня же она лишилась не просто телесной невинности — но веры.
Терзаемая голодом и горем, измученная долгим уходом за больными малышами и ночными бдениями на стылых улицах, Рохалла почти ощупью брела вперед — и тут ее нога провалилась в глубокую сточную канаву, присыпанную предательским снегом. Потеряв равновесие, девушка ничком рухнула в липкую вонючую жижу — и в этот миг ее терпение лопнуло.
Выпрямившись, она соскребла с лица ледяную мерзкую слизь, и ярость, давно уже тлевшая в ее сердце, наконец полыхнула слепящим огнем.
Проворно вскочив на ноги, Рохалла погрозила кулаком равнодушному небу. Грязь ручьями текла по ее лицу, смешиваясь со слезами.
— Я не верю в тебя, Мириаль! — пронзительно крикнула она. — Бог не может быть таким жестоким! Больше я не стану в тебя верить! До конца своих дней я буду проклинать твое имя!
На миг девушка замерла, почти уверенная, что сейчас ее поразит небесная стрела.
— Ты слышишь, Мириаль? — снова крикнула она. — Я в тебя не верю!
— Да, но, быть может, Он верит в тебя. Ошеломленная, Рохалла смахнула с лица грязь и слезы — и увидела, что к ее грязной загрубевшей руке протянулась чужая рука — чистая, изящная, холеная. Это был вчерашний клиент, тот, кого Рохалла холодно прогнала прочь.
— Сударь… — тихо проговорила она, стараясь не выдать голосом своего гнева. Ей была нестерпима мысль, что этот человек увидел ее в такую унизительную минуту. «Он же обладал моим телом, — в ярости подумала Рохалла. — Неужели ему нужно еще отнять у меня остатки гордости и самоуважения?»
Мужчина едва заметно улыбнулся ей. Он был напряжен и беспокоен — совсем не похож на вчерашнего себя, богатого и самоуверенного.
— Меня зовут Пресвел, — тихо сказал он. — Я служу у леди Серимы.
Рохалла задохнулась. Клиенты никогда, никогда не называли своих имен! Неужели этот глупец не понимает, что отдает себя на ее милость? Впрочем, сейчас ей было на это наплевать.
— Что тебе нужно? — резко спросила она. — Я уже сказала тебе прошлой ночью, что больше не буду торговать собой. И я только что похоронила свою маленькую сестру, так что… — Рохалла не договорила, захлебнувшись рыданиями.
— Я знаю, знаю. — Он взял ее под руку — ласково, крепко, но совсем не настырно. Откуда-то возник и лег на ее ладонь девственно-белый носовой платок с такой тонкой вышивкой, что Рохалле стыдно было стирать им с лица вонючую грязь.
— Жаль, что я не могу выразить, как глубоко сострадаю твоему горю, — так же тихо продолжал он. — Мне совестно беспокоить тебя в такую минуту… но если б ты не сказала, что утром придешь сюда, я никогда не смог бы тебя разыскать.
— А зачем ты меня искал? Сколько раз повторять тебе, что я больше не шлюха? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
— Потому что я могу помочь тебе. Нет, ничего не говори! Просто выслушай меня, ладно?
Рохалла пожала плечами:
— Какая разница? Я иду домой. — Она сунула ему грязный платок. — Можешь идти со мной, если уж тебе приспичило. Вряд ли я смогу остановить тебя.
Пресвел вновь напряженно улыбнулся:
— Ты только позволь мне говорить. Рохалла, я хочу кое-что предложить тебе. Прежде чем я скажу, что именно, запомни одно — платы за услугу я с тебя не потребую. Я не ищу себе ни любовницы, ни жены, хотя если… если когда-нибудь в будущем ты сочтешь меня достойным своего внимания, я буду счастлив, но сейчас… сейчас попытаемся стать просто друзьями.
— Ты, кажется, что-то хотел мне предложить? — перебила его Рохалла — и тут же прикусила язык. И зачем только она поощряет этого безумца?
— Верно. — К Пресвелу вдруг разом вернулась вся его самоуверенность. — Понимаю, после того, что ты пережила, было бы жестоко предлагать тебе позаботиться о маленькой девочке, но леди Серима только что удочерила наследницу, и малышке отчаянно нужна няня. Ужасная история: бедняжка только что осиротела, притом своими глазами видела, как убили ее мать, но этого я тебе не говорил, и ты никому не повторишь эти слова, если тебе дорога жизнь. Малышке года четыре, и после смерти матери она даже не может говорить. Ей очень нужен человек, который будет любить ее и заботиться о ней от всего сердца. Леди Серима не умеет обращаться с детьми и, по правде говоря, их не любит. — Он снова взял Рохаллу за руку. — Пожалуйста, согласись! Ты будешь жить в самом большом особняке на Эспланаде, у тебя будет .сытная еда и добротная одежда, уют и безопасность. У девочки будет няня, которая станет холить и лелеять ее, девушка с добрым и нежным сердцем, привыкшая заботиться о малышах. Вот увидишь, все окажутся в выигрыше! Прошу тебя, согласись. Скажи: «Да»!
Рохалла бесстрастно поглядела на него:
— А ты? Что выиграешь ты? Пресвел покачал головой.
— Ничего, — внятно сказал он. — С одной стороны, я лишь проиграю, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Но, видишь ли, у меня особые отношения с леди Серимой. Хоть я всего лишь ее помощник и никогда не. был ее любовником — хвала Мириалю, этого она от меня не требовала! — леди Серима желает, чтобы я целиком и полностью был предан только ей. Если б она только заподозрила, что у меня есть любовница, она убила бы меня на месте или, самое меньшее, вышвырнула на улицу. Видишь теперь, какую власть надо мной ты обрела? Видишь, как я тебе доверяю? Я представлю тебя леди Серимее как дочь старого друга моей семьи — хотя, конечно, прежде нужно будет подыскать тебе другую одежду и отмыть от грязи. Мы будем работать вместе и — надеюсь — станем друзьями. Это все.
Рохалла нахмурилась, все еще колеблясь.
— Ты сказал, что проиграешь только с одной стороны… Пресвел улыбнулся ей.
— С другой — я выйду победителем. Я ведь уже сказал, что люблю тебя. Больше всего на свете я желаю, чтобы ты была счастлива и не должна была зарабатывать на жизнь непосильным трудом. Это для меня куда важнее, чем все мои мечты. Прошу тебя, Рохалла, — не упусти этот счастливый случай.
Вопреки своему горю и безмерной усталости, Рохалла вдруг обнаружила, что тоже улыбается.
— Хорошо, — сказала она. — Попробую. — И вдруг все сомнения и страхи с новой силой нахлынули на нее. — Но в один день из шлюхи превратиться в няньку — ты уверен, что у меня получится?
Пресвел сжал ее руку.
— Я считаю, что у тебя получится все — стоит только пожелать. Правда, в этом деле я не объективен.
Глава 26. НА ПУТИ К ЗАКАТУ
Элион никогда прежде не бывал в Тиаронде. Хотя город был расположен почти что по соседству с Гендивалем, до сих пор дела Тайного Совета приводили Мельнит и ее напарника либо в южные, прибрежные земли Каллисиоры, либо и вовсе в иные края по ту сторону Завес. Молодой чародей, как и большинство его собратьев по ремеслу, был охоч до новых мест и впечатлений, а потому сейчас едва сдерживал любопытство, вместе с Тормоном и Сколлем спускаясь по засыпанной снегом тропе и огибая отрог горы, чтобы попасть на гигантское плато, раскинувшееся у подножия Тиаронда.
Чародей и его спутники ехали верхом, хотя Тормон без особой охоты — что и неудивительно — согласился вновь привести в город своих бесценных сефрийцев. Вороные шли в поводу, а Элион и Тормон ехали на лошадях тех самых гвардейцев, у которых позаимствовали форму. Что до Сколля, он сменил ослицу на гнедую лошадку Элиона, и при этом не обошлось без подначек со стороны молодого чародея, который уже предвкушал вид мальчишки, дрыгающего ногами в первом же встречном сугробе. Тем меньше оказалось у Элиона поводов для веселья, когда с самого начала выяснилось, что гнедая строптивица в руках Сколля смирна как ягненок.
История, которую они собирались, доехав до города, изложить стражникам у ворот, была по сути своей правдива. Госпожи Тулак больше нет на лесопилке, объезжать новых коней лорда Блейда некому, а потому Сколль ведет их назад, в конюшни Священных Пределов. Лорд Блейд послал двоих гвардейцев из своего отряда сопровождать свое бесценное имущество. Элион надеялся, что вид сефрийцев отвлечет внимание стражников от того, что возвращаются в город совсем не те гвардейцы, которые вчера его покинули.
По правую руку от путников катилась бурная река, раздувшаяся от бесконечных дождей, слева высился, ощерясь утесами, почти отвесный отрог. Вершину его укутала облачная пелена. За отрогом, вдоль подножия горы простиралось заснеженное плато, окаймленное с запада рекой; нагорье, располагавшееся на другом берегу реки, давным-давно расчистили и, завезя с равнины плодородную землю, устроили на нем террасы. Над террасами возвышался поросший лесом пик. На востоке плато примыкало к подножию города, а затем, по словам Тормона, исчезало в непроходимом лабиринте скал, расселин и трещин, из которых состоял северо-восточный склон горы.
Элион с легким неодобрением посматривал на этот унылый, безлюдный, продутый всеми ветрами пейзаж. Плато, ровное и гладкое, как столешница, тянулось примерно на милю от городских стен — и вдруг разом обрывалось, точно некий гигант топором отхватил изрядный кусок земли. Эти равнины под городскими стенами занимали фермерские усадьбы — приземистые каменные строения, возведенные с расчетом на постоянный сильный ветер. Скудные поля, раскисшие под бесконечными дождями, сейчас присыпало снегом, но вид у них оттого не стал менее жалкий.
Чародей зябко поежился.
— Знаешь, — сказал он Тормону, — я никогда не мог понять, отчего жители Каллисиоры возвели свою столицу в таком неприглядном безжизненном месте. Наверняка ведь было бы куда разумней построить город на равнинах либо на южном побережье океана — и доступ легче, и земли побогаче, да и морская торговля приносит куда больше прибыли. — Дрожа от холода, Элион теснее запахнул плащ. — К тому же и климат внизу, на равнинах не в пример мягче. Почему же правители этой страны предпочли мерзнуть на краю света, в таком унылом, бесприютном и негостеприимном краю?
Тормон пожал плечами:
— Понятия не имею. Впрочем, я не больно-то верующий, а мои соотечественники в большинстве своем горячие приверженцы Мириаля. Быть может, поскольку наш правитель еще и верховный жрец, столицу и решили разместить там же, где Священный Город, — то есть именно здесь.
В это утро на раскисшем тракте было почти безлюдно. И неудивительно, подумал Элион. Урожай погиб, продавать или покупать на рынке нечего. К чему тратить силы, мокнуть и мерзнуть просто так, за здорово живешь? Местные жители скорее всего сидят сейчас по домам и молятся своему богу, чтобы ниспослал им лучшие времена.
Копыта коней с чавканьем месили дорожную жижу. Около мили дорога тянулась вдоль разлившейся, бурой от глины реки, через которую невдалеке от городских ворот был перекинут каменный мост в три пролета. Ниже по течению за мостом река впадала в широкий грохочущий поток, окаймлявший дальнюю сторону плато. Шумно соединившись к югу от громадных городских ворот, обе реки со стремительным ревом неслись дальше уже как единое целое.
Тормон, которому не терпелось отыскать дочь, едва сдерживал возбуждение. Элион не на шутку опасался, что в таком состоянии торговец может невольно выдать их в разговоре со стражей.
— Куда течет эта река? — спросил он, чтобы отвлечь спутника от навязчивых мыслей.
— На юг, — ответил Тормон. — Она пересекает все плато и с его края низвергается вниз. Посмотрел бы ты, какой там здоровенный водопад! Край плато — почти отвесная стена длиной в добрых две тысячи футов.
— Тогда как же, во имя всего сущего, сюда добираются люди? — резко спросил чародей. Он смутно подозревал, что суровый проницательный торговец в глубине души просто насмехается над ним.
— Нет, Элион, это чистая правда! — вмешался Сколль, храбро бросившись на защиту Тормона. Чародей еще раньше заприметил, что с тех пор, как торговец прикончил на перевале солдата, мальчишка к нему так и льнет, ловя на лету каждое слово. Надо же, подумал Элион, только вчера ночью этот человек чуть не вышиб из парня дух, а нынче вдруг стал для него героем и образцом для подражания. Кто их поймет, этих людей?
— Дальше за водопадом, — продолжал Сколль, — есть место, где в складках скалы проложена узкая тропа. Кое-где она врезается в склон, кое-где уходит туннелем в глубь горы.
— Мальчик прав, — прибавил Тормон. — Это убийственно тяжкий путь, в сто раз хуже, чем окольная дорога через Змеиный Перевал. И там, и там невозможно провести фургон, не имея опыта и крепких коней. Вот почему торговцы, которые добираются-таки до Тиаронда, заламывают такие баснословные цены.
Чародей покачал головой:
— Как я уже сказал, было просто нелепо размещать столицу в таком недоступном месте.
Чародей и его спутники ехали верхом, хотя Тормон без особой охоты — что и неудивительно — согласился вновь привести в город своих бесценных сефрийцев. Вороные шли в поводу, а Элион и Тормон ехали на лошадях тех самых гвардейцев, у которых позаимствовали форму. Что до Сколля, он сменил ослицу на гнедую лошадку Элиона, и при этом не обошлось без подначек со стороны молодого чародея, который уже предвкушал вид мальчишки, дрыгающего ногами в первом же встречном сугробе. Тем меньше оказалось у Элиона поводов для веселья, когда с самого начала выяснилось, что гнедая строптивица в руках Сколля смирна как ягненок.
История, которую они собирались, доехав до города, изложить стражникам у ворот, была по сути своей правдива. Госпожи Тулак больше нет на лесопилке, объезжать новых коней лорда Блейда некому, а потому Сколль ведет их назад, в конюшни Священных Пределов. Лорд Блейд послал двоих гвардейцев из своего отряда сопровождать свое бесценное имущество. Элион надеялся, что вид сефрийцев отвлечет внимание стражников от того, что возвращаются в город совсем не те гвардейцы, которые вчера его покинули.
По правую руку от путников катилась бурная река, раздувшаяся от бесконечных дождей, слева высился, ощерясь утесами, почти отвесный отрог. Вершину его укутала облачная пелена. За отрогом, вдоль подножия горы простиралось заснеженное плато, окаймленное с запада рекой; нагорье, располагавшееся на другом берегу реки, давным-давно расчистили и, завезя с равнины плодородную землю, устроили на нем террасы. Над террасами возвышался поросший лесом пик. На востоке плато примыкало к подножию города, а затем, по словам Тормона, исчезало в непроходимом лабиринте скал, расселин и трещин, из которых состоял северо-восточный склон горы.
Элион с легким неодобрением посматривал на этот унылый, безлюдный, продутый всеми ветрами пейзаж. Плато, ровное и гладкое, как столешница, тянулось примерно на милю от городских стен — и вдруг разом обрывалось, точно некий гигант топором отхватил изрядный кусок земли. Эти равнины под городскими стенами занимали фермерские усадьбы — приземистые каменные строения, возведенные с расчетом на постоянный сильный ветер. Скудные поля, раскисшие под бесконечными дождями, сейчас присыпало снегом, но вид у них оттого не стал менее жалкий.
Чародей зябко поежился.
— Знаешь, — сказал он Тормону, — я никогда не мог понять, отчего жители Каллисиоры возвели свою столицу в таком неприглядном безжизненном месте. Наверняка ведь было бы куда разумней построить город на равнинах либо на южном побережье океана — и доступ легче, и земли побогаче, да и морская торговля приносит куда больше прибыли. — Дрожа от холода, Элион теснее запахнул плащ. — К тому же и климат внизу, на равнинах не в пример мягче. Почему же правители этой страны предпочли мерзнуть на краю света, в таком унылом, бесприютном и негостеприимном краю?
Тормон пожал плечами:
— Понятия не имею. Впрочем, я не больно-то верующий, а мои соотечественники в большинстве своем горячие приверженцы Мириаля. Быть может, поскольку наш правитель еще и верховный жрец, столицу и решили разместить там же, где Священный Город, — то есть именно здесь.
В это утро на раскисшем тракте было почти безлюдно. И неудивительно, подумал Элион. Урожай погиб, продавать или покупать на рынке нечего. К чему тратить силы, мокнуть и мерзнуть просто так, за здорово живешь? Местные жители скорее всего сидят сейчас по домам и молятся своему богу, чтобы ниспослал им лучшие времена.
Копыта коней с чавканьем месили дорожную жижу. Около мили дорога тянулась вдоль разлившейся, бурой от глины реки, через которую невдалеке от городских ворот был перекинут каменный мост в три пролета. Ниже по течению за мостом река впадала в широкий грохочущий поток, окаймлявший дальнюю сторону плато. Шумно соединившись к югу от громадных городских ворот, обе реки со стремительным ревом неслись дальше уже как единое целое.
Тормон, которому не терпелось отыскать дочь, едва сдерживал возбуждение. Элион не на шутку опасался, что в таком состоянии торговец может невольно выдать их в разговоре со стражей.
— Куда течет эта река? — спросил он, чтобы отвлечь спутника от навязчивых мыслей.
— На юг, — ответил Тормон. — Она пересекает все плато и с его края низвергается вниз. Посмотрел бы ты, какой там здоровенный водопад! Край плато — почти отвесная стена длиной в добрых две тысячи футов.
— Тогда как же, во имя всего сущего, сюда добираются люди? — резко спросил чародей. Он смутно подозревал, что суровый проницательный торговец в глубине души просто насмехается над ним.
— Нет, Элион, это чистая правда! — вмешался Сколль, храбро бросившись на защиту Тормона. Чародей еще раньше заприметил, что с тех пор, как торговец прикончил на перевале солдата, мальчишка к нему так и льнет, ловя на лету каждое слово. Надо же, подумал Элион, только вчера ночью этот человек чуть не вышиб из парня дух, а нынче вдруг стал для него героем и образцом для подражания. Кто их поймет, этих людей?
— Дальше за водопадом, — продолжал Сколль, — есть место, где в складках скалы проложена узкая тропа. Кое-где она врезается в склон, кое-где уходит туннелем в глубь горы.
— Мальчик прав, — прибавил Тормон. — Это убийственно тяжкий путь, в сто раз хуже, чем окольная дорога через Змеиный Перевал. И там, и там невозможно провести фургон, не имея опыта и крепких коней. Вот почему торговцы, которые добираются-таки до Тиаронда, заламывают такие баснословные цены.
Чародей покачал головой:
— Как я уже сказал, было просто нелепо размещать столицу в таком недоступном месте.