Юлия Галанина
Волчий замок
Часть первая
ВЕЧНЫЙ ГОРОД
Бежит на юг, поворачивает на север,
Кружит, кружит на бегу своем ветер,
И на круги свои возвращается ветер…
(Экклесиаст, гл.1, стрф. 6.)
ГЛАВА I
Рим.
Вечный Рим.
Рим, куда ведут все дороги.
В том месте, где проулок дель Гротте выходит на площадь Цветущее поле, в скромной, но приличной гостинице остановились две молодые женщины.
Красивая и знатная, судя по манерам дама в синем платье и ее закутанная в белое арабское покрывало камеристка. Они были без свиты и дорожных сундуков.
Ну и что? Веселый город Рим видел на своих улицах и не таких гостей…
Путешественницы разместились в отведенной комнате на последнем этаже и теперь каждое утро садились у высоких, полукруглых окон. Дама в синем вышивала, девица в платье цвета дубовой коры просто глазела по сторонам…
На самом-то деле Жаккетте просто не верилось, что она сейчас находится в том же самом месте, где живет наместник Бога на земле. В самом обычном, хоть и необычном городе. Неужели он тоже может смотреть сейчас из окна и видеть то же самое, что видит и она, Жаккетта? Странно и чудно…
Это был тот редкий случай, когда Жаккетта бездельничала, а Жанна работала в поте лица. Она спешно заканчивала вышивать лик Девы Марии, намереваясь поднести его Папе Римскому на аудиенции, которой еще надо было добиться.
В Риме они были уже третий день…
Словно какая-то сила, одобряя принятое Жанной на крепостной стене Родоса решение, протянула невидимую путеводную нить до Рима, по которой они без приключений добрались до Вечного Города.
Жанна размышляла.
Такое, казалось бы нехитрое дело, начатое в Триполи, в доме черного евнуха, чтобы не так скучно тянулись дни осады – вышить разноцветной шерстью кусочек полотна, – постепенно вылилось в сложное, грандиозное дело, потребовавшее колоссальных затрат умственной энергии.
А все почему?
Потому что только глупцы дарят Папе Римскому что-то просто так.
Люди разумные подносят дар, который ненавязчиво, но постоянно напоминал бы о дарителе.
Иначе зачем тратиться на подарок? У наместника бога на земле и так все есть…
Примерно такие мысли витали в голове Жанны, когда она заканчивала покрывало Святой Девы.
Ради такого великого замысла пришлось потратиться на большие прямоугольные пяльцы. Умелец одной из лавочек поблизости туго и равномерно натянул на них ткань.
Маленькие пяльцы из дома нубийца Жанна тут же отдала Жаккетте, всей душой веря, что после этого титанического труда больше в своей жизни ни одной строчки не сделает.
В новых пяльцах вид у дамского рукоделия стал весьма внушительным. Жанна даже удивилась, насколько хорошо все получилось. Монашенки, наставницы монастыря св. Урсулы, воспитывавшие капризную наследницу графства де Монпез? умели учить даже вопреки желаниям учениц.
Фигура Девы была готова. Оставалось решить, как увековечить себя.
Жаль, что ни времени, не свободного места на полотне не оставалось для трогательной картинки «Видение Пречистой Заступницы графине де Монпеза, несчастной узнице свирепого султана».
Просто сердце кровью обливается, когда подумаешь, как бы мило все смотрелось! Увы, придется обозначить свое присутствие лишь гербом и девизом, труд тоже немаленький.
Жанна вздохнула и принялась вдевать новую нить.
Сначала, в первый день, она попыталась было приставить к вышиванию и Жаккетту, но та, в кои-то веки сумела сообразить, что бывают вещи, которые лучше не знать и не уметь. Разоблачить мерзавку Жанне не удалось, пришлось делать все самой.
Герб славного рода де Монпез?… Как там его блазонировали [1]?
«В поле небесного цвета серебряный единорог».
Как же все хорошо друг к другу подходит:
небесно голубой цвет – символ целомудрия, честности, верности и безупречности,
серебро из добродетелей означает чистоту, надежду, невинность и правдивость, а из мирских свойств – благородство, откровенность, белизну,
единорог же вообще самый выразительный символ силы, чистоты и целомудрия.
Не герб – картинка!
И что самое приятное, все эти качества просто букетом собрались в ней, Жанне, даже странно, что так все сошлось!
Жанна растроганно вздохнула и принялась наметывать контур герба.
«Удобно, что женщинам не надо изображать тарч [2], можно ограничится просто ромбом, да и шлем вышивать не придется. Хотя, с другой стороны, обидно – половина красоты герба теряется. Несправедливо это.
Надо еще подумать, каким образом герб покойного мужа присоединить. Можно просто присоединить его к отцовскому гербу с правой стороны.
Можно поместить его в рассеченный щит на правую половину, а можно вышить герб герцога де Барруа поверх отцовского герба в центре, в маленьком ромбе. Но не хочется единорога портить.
Вышью отдельным гербом справа».
Решив так, Жанна рядом с ромбом решительно наметила треугольник. Но бывают моменты, когда решительность ни к чему. Игла уколола палец.
Жанна ойкнула и бросила шитье. Торжественного настроения как ни бывало. Опять забурлила злость на камеристку – ну где это видано, чтобы девица из деревни не умела вышивать?
– Жаккетта! – прижимая к пальцу платок, резко сказала Жанна. – Объясни мне, будь так добра, чем ты занималась дома до того, как попала в замок?
Жаккетта сразу поняла, что госпоже опять неймется приобщить ее к вышиванию, поэтому она осторожно ответила:
– Родителям по хозяйству помогала.
– И в чем заключалась твоя помощь? – мягко спросила Жанна.
– Дом убирала, с братьями нянчилась, в коровнике да в курятнике работала… – на всякий случай не стала врать Жаккетта.
Жанна поморщилась.
– Неужели ты ни разу иголки в руках не держала?
– Нет! – раскрыв пошире глаза, сказала Жаккетта. – У нас платья старшая сестра штопала. Мне и некогда было – в коровнике вечно дел невпроворот!
– Я очень удивляюсь выбору моей матушки! – в сердцах бросила Жанна. – И как это она тебя в коровнике разглядела? Нашла место, где горничную единственной дочери брать!
– Госпожа Изабелла меня не в коровнике разглядела! – обиделась Жаккетта. – Она меня на празднике св. Жака заметила, я ей на подол наступила. Случайно…
– Ну-у, теперь я ничему не удивляюсь. Матушка взяла тебя с тайной надеждой, что ты и у меня по шлейфу гулять станешь, как по площади! – фыркнула Жанна. – Ей почему-то не нравились фасоны и расцветки моих платьев. Завидовала, я так думаю!
Палец утих, Жанна успокоилась и опять принялась за вышивку.
Пробивала острая игла полотно. День клонился к вечеру.
Жанна думала, что уже завтра надо идти в папскую канцелярию. А страшно. Страшно идти, но и бежать некуда…
Жаккетта продолжала смотреть на необъятный по ее меркам город.
«Вот ты какой, Рим!» – удивлялась она. – «Ты здесь и я здесь, вот странно! И куда только судьба не забросит!»
Жанна затянула последний узелок. Вышитое полотно было готово.
– Завтра с утра мы идем в канцелярию! – громко и резко сказала она, прогоняя свои страхи. – И сделай милость, отлепись, наконец, от окна!
Вечный Рим.
Рим, куда ведут все дороги.
В том месте, где проулок дель Гротте выходит на площадь Цветущее поле, в скромной, но приличной гостинице остановились две молодые женщины.
Красивая и знатная, судя по манерам дама в синем платье и ее закутанная в белое арабское покрывало камеристка. Они были без свиты и дорожных сундуков.
Ну и что? Веселый город Рим видел на своих улицах и не таких гостей…
Путешественницы разместились в отведенной комнате на последнем этаже и теперь каждое утро садились у высоких, полукруглых окон. Дама в синем вышивала, девица в платье цвета дубовой коры просто глазела по сторонам…
* * *
…Жаккетта смотрела из окна скромной гостиницы на мириады куполов, колоколен и крыш. Город, конечно, поражал воображение, но с другой стороны казался чересчур настоящим. Реальная грязь на улицах, много разрушенных зданий. Разве таким должен быть город с титулом Вечный?На самом-то деле Жаккетте просто не верилось, что она сейчас находится в том же самом месте, где живет наместник Бога на земле. В самом обычном, хоть и необычном городе. Неужели он тоже может смотреть сейчас из окна и видеть то же самое, что видит и она, Жаккетта? Странно и чудно…
Это был тот редкий случай, когда Жаккетта бездельничала, а Жанна работала в поте лица. Она спешно заканчивала вышивать лик Девы Марии, намереваясь поднести его Папе Римскому на аудиенции, которой еще надо было добиться.
В Риме они были уже третий день…
* * *
Путешествие от Родоса до Италии оказалось прямым и спокойным.Словно какая-то сила, одобряя принятое Жанной на крепостной стене Родоса решение, протянула невидимую путеводную нить до Рима, по которой они без приключений добрались до Вечного Города.
Жанна размышляла.
Такое, казалось бы нехитрое дело, начатое в Триполи, в доме черного евнуха, чтобы не так скучно тянулись дни осады – вышить разноцветной шерстью кусочек полотна, – постепенно вылилось в сложное, грандиозное дело, потребовавшее колоссальных затрат умственной энергии.
А все почему?
Потому что только глупцы дарят Папе Римскому что-то просто так.
Люди разумные подносят дар, который ненавязчиво, но постоянно напоминал бы о дарителе.
Иначе зачем тратиться на подарок? У наместника бога на земле и так все есть…
Примерно такие мысли витали в голове Жанны, когда она заканчивала покрывало Святой Девы.
Ради такого великого замысла пришлось потратиться на большие прямоугольные пяльцы. Умелец одной из лавочек поблизости туго и равномерно натянул на них ткань.
Маленькие пяльцы из дома нубийца Жанна тут же отдала Жаккетте, всей душой веря, что после этого титанического труда больше в своей жизни ни одной строчки не сделает.
В новых пяльцах вид у дамского рукоделия стал весьма внушительным. Жанна даже удивилась, насколько хорошо все получилось. Монашенки, наставницы монастыря св. Урсулы, воспитывавшие капризную наследницу графства де Монпез? умели учить даже вопреки желаниям учениц.
Фигура Девы была готова. Оставалось решить, как увековечить себя.
Жаль, что ни времени, не свободного места на полотне не оставалось для трогательной картинки «Видение Пречистой Заступницы графине де Монпеза, несчастной узнице свирепого султана».
Просто сердце кровью обливается, когда подумаешь, как бы мило все смотрелось! Увы, придется обозначить свое присутствие лишь гербом и девизом, труд тоже немаленький.
Жанна вздохнула и принялась вдевать новую нить.
Сначала, в первый день, она попыталась было приставить к вышиванию и Жаккетту, но та, в кои-то веки сумела сообразить, что бывают вещи, которые лучше не знать и не уметь. Разоблачить мерзавку Жанне не удалось, пришлось делать все самой.
Герб славного рода де Монпез?… Как там его блазонировали [1]?
«В поле небесного цвета серебряный единорог».
Как же все хорошо друг к другу подходит:
небесно голубой цвет – символ целомудрия, честности, верности и безупречности,
серебро из добродетелей означает чистоту, надежду, невинность и правдивость, а из мирских свойств – благородство, откровенность, белизну,
единорог же вообще самый выразительный символ силы, чистоты и целомудрия.
Не герб – картинка!
И что самое приятное, все эти качества просто букетом собрались в ней, Жанне, даже странно, что так все сошлось!
Жанна растроганно вздохнула и принялась наметывать контур герба.
«Удобно, что женщинам не надо изображать тарч [2], можно ограничится просто ромбом, да и шлем вышивать не придется. Хотя, с другой стороны, обидно – половина красоты герба теряется. Несправедливо это.
Надо еще подумать, каким образом герб покойного мужа присоединить. Можно просто присоединить его к отцовскому гербу с правой стороны.
Можно поместить его в рассеченный щит на правую половину, а можно вышить герб герцога де Барруа поверх отцовского герба в центре, в маленьком ромбе. Но не хочется единорога портить.
Вышью отдельным гербом справа».
Решив так, Жанна рядом с ромбом решительно наметила треугольник. Но бывают моменты, когда решительность ни к чему. Игла уколола палец.
Жанна ойкнула и бросила шитье. Торжественного настроения как ни бывало. Опять забурлила злость на камеристку – ну где это видано, чтобы девица из деревни не умела вышивать?
– Жаккетта! – прижимая к пальцу платок, резко сказала Жанна. – Объясни мне, будь так добра, чем ты занималась дома до того, как попала в замок?
Жаккетта сразу поняла, что госпоже опять неймется приобщить ее к вышиванию, поэтому она осторожно ответила:
– Родителям по хозяйству помогала.
– И в чем заключалась твоя помощь? – мягко спросила Жанна.
– Дом убирала, с братьями нянчилась, в коровнике да в курятнике работала… – на всякий случай не стала врать Жаккетта.
Жанна поморщилась.
– Неужели ты ни разу иголки в руках не держала?
– Нет! – раскрыв пошире глаза, сказала Жаккетта. – У нас платья старшая сестра штопала. Мне и некогда было – в коровнике вечно дел невпроворот!
– Я очень удивляюсь выбору моей матушки! – в сердцах бросила Жанна. – И как это она тебя в коровнике разглядела? Нашла место, где горничную единственной дочери брать!
– Госпожа Изабелла меня не в коровнике разглядела! – обиделась Жаккетта. – Она меня на празднике св. Жака заметила, я ей на подол наступила. Случайно…
– Ну-у, теперь я ничему не удивляюсь. Матушка взяла тебя с тайной надеждой, что ты и у меня по шлейфу гулять станешь, как по площади! – фыркнула Жанна. – Ей почему-то не нравились фасоны и расцветки моих платьев. Завидовала, я так думаю!
Палец утих, Жанна успокоилась и опять принялась за вышивку.
Пробивала острая игла полотно. День клонился к вечеру.
Жанна думала, что уже завтра надо идти в папскую канцелярию. А страшно. Страшно идти, но и бежать некуда…
Жаккетта продолжала смотреть на необъятный по ее меркам город.
«Вот ты какой, Рим!» – удивлялась она. – «Ты здесь и я здесь, вот странно! И куда только судьба не забросит!»
Жанна затянула последний узелок. Вышитое полотно было готово.
– Завтра с утра мы идем в канцелярию! – громко и резко сказала она, прогоняя свои страхи. – И сделай милость, отлепись, наконец, от окна!
ГЛАВА II
Поход в любую канцелярию, где нет знакомого лица, или записки от влиятельной персоны, или хорошей смазки колесиков любого дела в виде золотых кружочков, неизбежно превращается в тягучую, нудную процедуру.
Жанна никаких иллюзий на этот счет не питала и после первого посещения резиденции Его Святейшества даже не расстроилась.
В конце концов из всего можно извлечь пользу. Пусть медленно вращаются зубчатые колеса церковно-чиновничьей машины, если это происходит в Риме, то можно и подождать. Вышивка, слава богу, закончена, а Великий Город не даст скучать.
Сегодня же вечером надо принять ванну и смыть пыль, осевшую на нее, Жанну, за то время, пока она надрывалась за пяльцами. И достать из своего надежного хранилища – нижней юбки, где спрятаны драгоценности, какое-нибудь новое украшение. Ведь в каждом монахе спрятан мужчина, иначе римские матроны не были бы так вызывающе красиво одеты!
… Когда они поднялись на Ватиканский холм, Жанна, повинуясь внезапному порыву, решила исповедоваться и направилась в базилику святого Петра [3], построенную, по преданию, на месте гибели апостола.
Жаккетта осталась на площади перед церковью.
Ее пугало обилие кругом лиц духовного звания, спешащих по делам или просто прогуливающихся. И пристальные взгляды в ее сторону.
Чувствуя смущение, страх и неловкость, Жаккетта, как в броню, машинально закуталась в свое белое арабское покрывало с головой, оставив только щелку для одного глаза, как учила ее госпожа Фатима.
Она даже не сообразила, что именно восточное покрывало и заставляло прохожих выделять ее из толпы.
В это время из ворот Ватиканской резиденции папы выехала кавалькада всадников, спешащих на соколиную охоту.
На руках у охотников, вцепившись в специальные перчатки, сидели невозмутимые соколы. Их маленькие головы были покрыты расшитыми колпачками.
Восточные одежды всадников поражали разноцветьем, как и роскошное убранство их коней.
Главный в кавалькаде – невысокий упитанный мужчина в светлых одеждах и тюрбане – сидел в седле с царским достоинством. Лицо его было надменно и непроницаемо.
Открыв рот, Жаккетта смотрела на их приближение. Она дала бы голову на отсечение, что это мусульмане: турки или арабы. Но в Ватикане? В столице христианского мира?! Без оцепления стражи с мечами наголо?
Главный всадник смотрел вперед, но видел ли он дорогу? А может, он видел вместо Рима другой город, не менее большой и великолепный?
Конь нес его затверженным маршрутом и люди расступались перед ним, шепча друг другу, что раз уж этот человек даже перед наместником бога на земле не склонил коленей, лишь поцеловал его в плечо при первой встрече, лучше убраться с его пути подобру-поздорову.
Вдруг всадник на секунду отвел свой неподвижный, нацеленный на холку коня взгляд: в его поле зрения попала женская фигурка в белом покрывале с каймой.
К изумлению свиты он повернул коня.
Жаккетта, оцепенев, смотрела, как надвигается на нее громадный конь и с его высоты взирает на нее надменный господин.
Остановив коня так, что Жаккетта оказалась стоящей около правого стремени, всадник что-то отрывисто спросил Жаккетту.
– Извините, господин, я не понимаю! – виновато сказала Жаккетта и откинула с головы покрывало.
Разочарование промелькнуло на лице всадника, когда он увидел ее синеглазое лицо.
– Дитя, но почему на тебе эта одежда, это покрывало? – сказал он по-французски. С акцентом, но правильно. Было видно, что ему пришлось много говорить на французском языке.
– Мы с госпожой плыли по морю, нас захватили пираты и продали в Африке, в Триполи. Там я попала в гарем шейха Али Мухаммед ибн Мухаммед ибн Али ибн Хилаль Зу-с-сайфайн. – объяснила Жаккетта, подняв голову и смотря в глаза господину. – Шейх звал меня Хабль аль-Лулу.
– Ты говоришь, шейх Али? – вдруг лицо всадника немного оживилось. С него спала ледяная неподвижность. – Сын шейха Мухаммеда ибн Али ибн Мухаммед ибн Хилаль? Я знавал его, мы встречались в Багдаде! Где они сейчас? Я давным-давно не получал известий о них. Почему ты здесь? Тебя выкупили?
– Шейх не отдал бы меня ни за какие деньги! – чуть-чуть возмутилась Жаккетта. – Он любил меня и я любила его… Но шейх Мухаммед был убит берберами зената.
– Да примет его бессмертную душу великий Аллах, да раскроются перед ним ворота рая, пусть легко минует он лезвие аль-Сираха и смоет печаль своих земных забот в струях аль-Кавсара! – пробормотал всадник. – Продолжай, дитя, хотя новости твои горьки, как полынь.
«Слаще им не быть…» – подумала Жаккетта и продолжила:
– Шейх Али боролся за то, чтобы вернуть утраченную со смертью отца власть. Он ушел из пустыни в свою усадьбу в Триполи и там собирал своих воинов, искал союзников, занимал золото у пиратов. Но когда он уже собирался идти обратно в пески и начинать войну, враги напали на усадьбу и убили его. В живых осталось совсем немного людей, я и моя госпожа в том числе. Нам удалось вернуться сюда.
– Мир его праху, значит, только у вод Кавсара суждено нам встретиться вновь! Он умер, как подобает мужчине, в бою.
– Господин, а кто Вы? – не удержалась Жаккетта, испугавшись, что узнав все про шейха, всадник отъедет, так и оставшись загадкой.
– Здесь меня зовут принц Джем, – невесело улыбнулся всадник. – Ты слышала мое имя?
Жаккетта кивнула.
Так значит вот он какой, младший сын султана Баязета, который, чтобы не быть убитым братом, нынешним турецким султаном, с помощью госпитальеров бежал в Европу и теперь живет здесь, мусульманин в христианском мире, как пленник в золотой клетке, как пугало, которым западные владыки стращают его старшего брата.
Принц Джем задумчиво смотрел в лицо бывшей Хабль аль-Лулу.
Жаккетта открыто смотрела в лицо принцу.
Вокруг шумела равнодушная римская толпа. Только свита, застыв в отдалении, молча ждала.
– Скажи, – внезапно спросил принц Джем. – Ты бы хотела видеть своего шейха сейчас здесь, на моем месте?
Жаккетта отвела синие глаза от его лица, окинула взглядом площадь. Прикрыла веки и вызвала образ Господина, каким он запомнился ей.
…Шейх Али жил борьбой, свободой и властью. Для него и Триполи-то был тесной клеткой, откуда он рвался в пустыню, навстречу палящему солнцу и красному морю песков. Там для него была жизнь… И опять память воскресила зарево над усадьбой, догорающий черный шатер Господина и мертвый шейх, сжимающий шамшир, рядом с трупом своей борзой…
Жаккетта открыла глаза и подняла их на принца.
– Нет, господин… – тихо сказала она. – Там он умер быстро, наслаждаясь битвой. На этой земле он умирал бы постепенно, день за днем, час за часом. Для него это было бы хуже смерти. Я рада, что не вижу его здесь. Извините…
Принц Джем опять заледенел лицом и тронул коня.
– Да хранит тебя Аллах! – сказал он на прощание.
И когда Жаккетта отступила в сторонку, чтобы не мешать встрепенувшейся свите, принц обернулся к ней.
– Ты права, глупая девочка, шейх Али счастливее меня! – бросил он и больше уже не оборачивался.
Она повернулась и пошла в базилику к госпоже.
На створках огромных металлических дверей в верхней их трети были изображены большие фигуры Девы и Спасителя, восседающих на троне. Средние части занимали изображения святого Петра и святого Павла, а внизу изображались сцены казней апостолов.
Жаккетта, стараясь глядеть только на Богоматерь, внушающую ей наибольшее доверие среди всех изображенных строгих лиц, быстро приблизилась к двери и дернула кольцо ручки. Тяжелая створка неожиданно легко раскрылась и Жаккетта проскользнула под своды базилики.
Впопыхах она прищемила край покрывала. Боясь привлечь внимание своей возней, неуместной под сводами храма, она присела на корточки и принялась высвобождать покрывало.
На глаза ей попалась сценка, изображенная внизу створки, сразу примирившая ее с дверью: восседая на осле, куда-то ехал во главе процессии человечек, наверное мастер, а за ним тянулись его помощники, каждый со своим орудием, кто с зубилом, кто с молотком.
Освободив покрывало, Жаккетта встала и повернулась.
Размеры базилики и убранство поразили ее. Но рассмотрев поподробней богатство церкви она не успела – к выходу уже шла Жанна, получившая отпущение грехов и теперь такая же непорочная, как и святая Дева.
– Ну вот, дай мне, Господи, сил пройти этот путь! – выдохнула Жанна. – Пойдем, нам пора.
Появлялись на свет ожерелья, сережки, браслеты. Мягко отсвечивали красным, синим и зеленым в пламени свечи украшавшие их камни.
Жанна, представляя, как утрет она нос местным красавицам, расслабилась и совсем упустила из виду, что в гостинице и стены имеют уши, а любопытный глаз щелку всегда найдет.
Внимательный глаз в проеме замочной скважины с интересом разглядывал, как обычная нижняя юбка открывается в необычном свете, становясь источником хорошего состояния.
Жанна выбрала украшения и велела Жаккетте зашить оставшиеся обратно.
Наступила ночь.
После полуночи Жаккетта проснулась, то ли от шороха, то ли от шуршания. И обострившимся от чувства опасности зрением увидела, как по темной комнате движется к выходу темный человек. И что-то уносит.
Не успев спросонья сильно испугаться, Жаккетта резко бросилась к нему и уцепилась за то, что он утаскивал.
– Госпожа, юбка!!! – завизжала она, обеими руками вцепляясь в ткань.
Ночной вор уже открыл дверь и выскочил в темный коридор, вытаскивая туда же добычу с прицепившейся к ней Жаккеттой.
Но тут подоспела Жанна и тоже мертвой хваткой ухватила свою собственность.
Вор в коридоре тянул юбку к себе, девицы в комнате к себе.
Время шло.
Ярость Жанны и тяжесть Жаккетты потихоньку перевешивали.
Вор решил активизироваться и перехватить юбку поближе к ее середине. И Жаккетта рядом со своей рукой увидела чужую волосатую кисть.
Она поступила совершенно естественно по своим понятиям: нагнулась и изо всех сил укусила наглого похитителя нижней юбки.
Коварно укушенный вор выпустил от неожиданности добычу и предпочел ретироваться.
Жанна и Жаккетта грохнулись на пол.
– Ты держи обеими руками, а я свечу зажгу! – скомандовала Жанна.
Жаккетта кивнула и, сидя на полу, крепко держала драгоценную юбку, чуть было не покинувшую их навсегда.
Пережить в компании с ней путешествие на корабле, пиратский плен, гарем, осаду, опять пиратский корабль, синюю лодку, Кипр, галеру, Родос, еще одну галеру – и в Риме лишится ее навсегда? Ну уж фигушки!
Жанна, ругаясь, как моряк, грохотала чем-то у столика.
– Может, надо хозяина гостиницы позвать? – предложила Жаккетта.
Судя по шуму и все усиливающейся крепости выражений, госпожа вполне могла прокопошиться до рассвета.
– А кто поручится, что он не в сговоре с этим мошенником? – Жанна уронила очередной предмет.
– Тогда городскую стражу! – предложила другой вариант Жаккетта.
– И что ты им скажешь? Нижнюю юбку, мол, украсть хотели? – прошипела Жанна. – Счастье еще, что он еще приготовленные на сегодня украшения не нашел. Я их под подушку положила. Нет уж, никого звать не надо, сами разберемся. Вот только свечу зажгу.
Жаккетте надоело сидеть на полу и ждать света. Она поднялась и, не выпуская юбки, подошла к Жанне.
– Давайте я. А Вы держите.
Жанна с облегчением вцепилась в юбку и Жаккетта смогла запалить огонь.
– Быстро одеваемся! – скомандовала Жанна. – Сидим до утра, а как рассветет, съезжаем из этой помойки! Если сегодня он просто пришел, то завтра сначала головы нам отрежет, а потом юбку заберет. Где твой нож?
Остаток ночи они просидели на краю Жанниной кровати, забаррикадировав дверь столиком.
Вор не появился.
Жанна никаких иллюзий на этот счет не питала и после первого посещения резиденции Его Святейшества даже не расстроилась.
В конце концов из всего можно извлечь пользу. Пусть медленно вращаются зубчатые колеса церковно-чиновничьей машины, если это происходит в Риме, то можно и подождать. Вышивка, слава богу, закончена, а Великий Город не даст скучать.
Сегодня же вечером надо принять ванну и смыть пыль, осевшую на нее, Жанну, за то время, пока она надрывалась за пяльцами. И достать из своего надежного хранилища – нижней юбки, где спрятаны драгоценности, какое-нибудь новое украшение. Ведь в каждом монахе спрятан мужчина, иначе римские матроны не были бы так вызывающе красиво одеты!
* * *
В то же утро, когда Жанна первый раз посетила владения папы, у Жаккетты произошла встреча, о которой госпожа не узнала.… Когда они поднялись на Ватиканский холм, Жанна, повинуясь внезапному порыву, решила исповедоваться и направилась в базилику святого Петра [3], построенную, по преданию, на месте гибели апостола.
Жаккетта осталась на площади перед церковью.
Ее пугало обилие кругом лиц духовного звания, спешащих по делам или просто прогуливающихся. И пристальные взгляды в ее сторону.
Чувствуя смущение, страх и неловкость, Жаккетта, как в броню, машинально закуталась в свое белое арабское покрывало с головой, оставив только щелку для одного глаза, как учила ее госпожа Фатима.
Она даже не сообразила, что именно восточное покрывало и заставляло прохожих выделять ее из толпы.
В это время из ворот Ватиканской резиденции папы выехала кавалькада всадников, спешащих на соколиную охоту.
На руках у охотников, вцепившись в специальные перчатки, сидели невозмутимые соколы. Их маленькие головы были покрыты расшитыми колпачками.
Восточные одежды всадников поражали разноцветьем, как и роскошное убранство их коней.
Главный в кавалькаде – невысокий упитанный мужчина в светлых одеждах и тюрбане – сидел в седле с царским достоинством. Лицо его было надменно и непроницаемо.
Открыв рот, Жаккетта смотрела на их приближение. Она дала бы голову на отсечение, что это мусульмане: турки или арабы. Но в Ватикане? В столице христианского мира?! Без оцепления стражи с мечами наголо?
Главный всадник смотрел вперед, но видел ли он дорогу? А может, он видел вместо Рима другой город, не менее большой и великолепный?
Конь нес его затверженным маршрутом и люди расступались перед ним, шепча друг другу, что раз уж этот человек даже перед наместником бога на земле не склонил коленей, лишь поцеловал его в плечо при первой встрече, лучше убраться с его пути подобру-поздорову.
Вдруг всадник на секунду отвел свой неподвижный, нацеленный на холку коня взгляд: в его поле зрения попала женская фигурка в белом покрывале с каймой.
К изумлению свиты он повернул коня.
Жаккетта, оцепенев, смотрела, как надвигается на нее громадный конь и с его высоты взирает на нее надменный господин.
Остановив коня так, что Жаккетта оказалась стоящей около правого стремени, всадник что-то отрывисто спросил Жаккетту.
– Извините, господин, я не понимаю! – виновато сказала Жаккетта и откинула с головы покрывало.
Разочарование промелькнуло на лице всадника, когда он увидел ее синеглазое лицо.
– Дитя, но почему на тебе эта одежда, это покрывало? – сказал он по-французски. С акцентом, но правильно. Было видно, что ему пришлось много говорить на французском языке.
– Мы с госпожой плыли по морю, нас захватили пираты и продали в Африке, в Триполи. Там я попала в гарем шейха Али Мухаммед ибн Мухаммед ибн Али ибн Хилаль Зу-с-сайфайн. – объяснила Жаккетта, подняв голову и смотря в глаза господину. – Шейх звал меня Хабль аль-Лулу.
– Ты говоришь, шейх Али? – вдруг лицо всадника немного оживилось. С него спала ледяная неподвижность. – Сын шейха Мухаммеда ибн Али ибн Мухаммед ибн Хилаль? Я знавал его, мы встречались в Багдаде! Где они сейчас? Я давным-давно не получал известий о них. Почему ты здесь? Тебя выкупили?
– Шейх не отдал бы меня ни за какие деньги! – чуть-чуть возмутилась Жаккетта. – Он любил меня и я любила его… Но шейх Мухаммед был убит берберами зената.
– Да примет его бессмертную душу великий Аллах, да раскроются перед ним ворота рая, пусть легко минует он лезвие аль-Сираха и смоет печаль своих земных забот в струях аль-Кавсара! – пробормотал всадник. – Продолжай, дитя, хотя новости твои горьки, как полынь.
«Слаще им не быть…» – подумала Жаккетта и продолжила:
– Шейх Али боролся за то, чтобы вернуть утраченную со смертью отца власть. Он ушел из пустыни в свою усадьбу в Триполи и там собирал своих воинов, искал союзников, занимал золото у пиратов. Но когда он уже собирался идти обратно в пески и начинать войну, враги напали на усадьбу и убили его. В живых осталось совсем немного людей, я и моя госпожа в том числе. Нам удалось вернуться сюда.
– Мир его праху, значит, только у вод Кавсара суждено нам встретиться вновь! Он умер, как подобает мужчине, в бою.
– Господин, а кто Вы? – не удержалась Жаккетта, испугавшись, что узнав все про шейха, всадник отъедет, так и оставшись загадкой.
– Здесь меня зовут принц Джем, – невесело улыбнулся всадник. – Ты слышала мое имя?
Жаккетта кивнула.
Так значит вот он какой, младший сын султана Баязета, который, чтобы не быть убитым братом, нынешним турецким султаном, с помощью госпитальеров бежал в Европу и теперь живет здесь, мусульманин в христианском мире, как пленник в золотой клетке, как пугало, которым западные владыки стращают его старшего брата.
Принц Джем задумчиво смотрел в лицо бывшей Хабль аль-Лулу.
Жаккетта открыто смотрела в лицо принцу.
Вокруг шумела равнодушная римская толпа. Только свита, застыв в отдалении, молча ждала.
– Скажи, – внезапно спросил принц Джем. – Ты бы хотела видеть своего шейха сейчас здесь, на моем месте?
Жаккетта отвела синие глаза от его лица, окинула взглядом площадь. Прикрыла веки и вызвала образ Господина, каким он запомнился ей.
…Шейх Али жил борьбой, свободой и властью. Для него и Триполи-то был тесной клеткой, откуда он рвался в пустыню, навстречу палящему солнцу и красному морю песков. Там для него была жизнь… И опять память воскресила зарево над усадьбой, догорающий черный шатер Господина и мертвый шейх, сжимающий шамшир, рядом с трупом своей борзой…
Жаккетта открыла глаза и подняла их на принца.
– Нет, господин… – тихо сказала она. – Там он умер быстро, наслаждаясь битвой. На этой земле он умирал бы постепенно, день за днем, час за часом. Для него это было бы хуже смерти. Я рада, что не вижу его здесь. Извините…
Принц Джем опять заледенел лицом и тронул коня.
– Да хранит тебя Аллах! – сказал он на прощание.
И когда Жаккетта отступила в сторонку, чтобы не мешать встрепенувшейся свите, принц обернулся к ней.
– Ты права, глупая девочка, шейх Али счастливее меня! – бросил он и больше уже не оборачивался.
* * *
Жаккетта не стала провожать взглядом всадников. Ей захотелось уйти с площади.Она повернулась и пошла в базилику к госпоже.
На створках огромных металлических дверей в верхней их трети были изображены большие фигуры Девы и Спасителя, восседающих на троне. Средние части занимали изображения святого Петра и святого Павла, а внизу изображались сцены казней апостолов.
Жаккетта, стараясь глядеть только на Богоматерь, внушающую ей наибольшее доверие среди всех изображенных строгих лиц, быстро приблизилась к двери и дернула кольцо ручки. Тяжелая створка неожиданно легко раскрылась и Жаккетта проскользнула под своды базилики.
Впопыхах она прищемила край покрывала. Боясь привлечь внимание своей возней, неуместной под сводами храма, она присела на корточки и принялась высвобождать покрывало.
На глаза ей попалась сценка, изображенная внизу створки, сразу примирившая ее с дверью: восседая на осле, куда-то ехал во главе процессии человечек, наверное мастер, а за ним тянулись его помощники, каждый со своим орудием, кто с зубилом, кто с молотком.
Освободив покрывало, Жаккетта встала и повернулась.
Размеры базилики и убранство поразили ее. Но рассмотрев поподробней богатство церкви она не успела – к выходу уже шла Жанна, получившая отпущение грехов и теперь такая же непорочная, как и святая Дева.
– Ну вот, дай мне, Господи, сил пройти этот путь! – выдохнула Жанна. – Пойдем, нам пора.
* * *
Вечером уже успевшая впасть в грех зависти к красоте и богатству нарядов римских дам Жанна занялась своей нижней юбкой, пока Жаккетта приводила в порядок ее платье.Появлялись на свет ожерелья, сережки, браслеты. Мягко отсвечивали красным, синим и зеленым в пламени свечи украшавшие их камни.
Жанна, представляя, как утрет она нос местным красавицам, расслабилась и совсем упустила из виду, что в гостинице и стены имеют уши, а любопытный глаз щелку всегда найдет.
Внимательный глаз в проеме замочной скважины с интересом разглядывал, как обычная нижняя юбка открывается в необычном свете, становясь источником хорошего состояния.
Жанна выбрала украшения и велела Жаккетте зашить оставшиеся обратно.
Наступила ночь.
После полуночи Жаккетта проснулась, то ли от шороха, то ли от шуршания. И обострившимся от чувства опасности зрением увидела, как по темной комнате движется к выходу темный человек. И что-то уносит.
Не успев спросонья сильно испугаться, Жаккетта резко бросилась к нему и уцепилась за то, что он утаскивал.
– Госпожа, юбка!!! – завизжала она, обеими руками вцепляясь в ткань.
Ночной вор уже открыл дверь и выскочил в темный коридор, вытаскивая туда же добычу с прицепившейся к ней Жаккеттой.
Но тут подоспела Жанна и тоже мертвой хваткой ухватила свою собственность.
Вор в коридоре тянул юбку к себе, девицы в комнате к себе.
Время шло.
Ярость Жанны и тяжесть Жаккетты потихоньку перевешивали.
Вор решил активизироваться и перехватить юбку поближе к ее середине. И Жаккетта рядом со своей рукой увидела чужую волосатую кисть.
Она поступила совершенно естественно по своим понятиям: нагнулась и изо всех сил укусила наглого похитителя нижней юбки.
Коварно укушенный вор выпустил от неожиданности добычу и предпочел ретироваться.
Жанна и Жаккетта грохнулись на пол.
– Ты держи обеими руками, а я свечу зажгу! – скомандовала Жанна.
Жаккетта кивнула и, сидя на полу, крепко держала драгоценную юбку, чуть было не покинувшую их навсегда.
Пережить в компании с ней путешествие на корабле, пиратский плен, гарем, осаду, опять пиратский корабль, синюю лодку, Кипр, галеру, Родос, еще одну галеру – и в Риме лишится ее навсегда? Ну уж фигушки!
Жанна, ругаясь, как моряк, грохотала чем-то у столика.
– Может, надо хозяина гостиницы позвать? – предложила Жаккетта.
Судя по шуму и все усиливающейся крепости выражений, госпожа вполне могла прокопошиться до рассвета.
– А кто поручится, что он не в сговоре с этим мошенником? – Жанна уронила очередной предмет.
– Тогда городскую стражу! – предложила другой вариант Жаккетта.
– И что ты им скажешь? Нижнюю юбку, мол, украсть хотели? – прошипела Жанна. – Счастье еще, что он еще приготовленные на сегодня украшения не нашел. Я их под подушку положила. Нет уж, никого звать не надо, сами разберемся. Вот только свечу зажгу.
Жаккетте надоело сидеть на полу и ждать света. Она поднялась и, не выпуская юбки, подошла к Жанне.
– Давайте я. А Вы держите.
Жанна с облегчением вцепилась в юбку и Жаккетта смогла запалить огонь.
– Быстро одеваемся! – скомандовала Жанна. – Сидим до утра, а как рассветет, съезжаем из этой помойки! Если сегодня он просто пришел, то завтра сначала головы нам отрежет, а потом юбку заберет. Где твой нож?
Остаток ночи они просидели на краю Жанниной кровати, забаррикадировав дверь столиком.
Вор не появился.
ГЛАВА III
Когда розовый рассвет за окнами стал золотым, девицы покинули гостиницу.
На прощание Жанна наградила зевающего хозяина гостиницы таким убийственным взглядом, что будь он не хозяином гостиницы, а трепетным юношей в начале жизненного пути, у него осталось бы чувство собственной неполноценности на всю оставшуюся жизнь.
Хозяин же только от души зевнул.
Следом неслась нагруженная дорожными мешками Жаккетта, не поспевая за набравшей скорость госпожой.
Она поминутно оглядывалась, проверяя, не преследует ли их ночной злодей. Если ночной злодей их и преследовал, заметить это Жаккетте не удалось, идущие позади них люди все, как один имели незлодейские лица. Словно сговорились. И забинтованной руки ни у кого не было.
И вообще в этот час на улицах было немноголюдно.
Отмахав несколько кварталов, невыспавшаяся Жанна притомилась и пошла медленнее.
Навстречу им шествовало лицо духовного звания.
В лице невысокого, немолодого человека в сутане. Довольно плешивого и носатого. Шнурки его лиловой шляпы, висящей за спиной, были украшены тремя красными кисточками.
«Кто-то из протонотаров [4]!» – мелькнуло в голове у Жанны. – «И лицо чуть знакомо, кажется я видела его в коридоре канцелярии».
– Доброе утро, дочь моя! – на чистейшем французском приветствовал ее протонотар. – Куда Вы спешите в столь ранний час?
Обращение его было вполне светским.
Жанна поспешно сунула Жаккетте вышивку и сказала:
– Утро доброе, святой отец! Мы ищем новую гостиницу. В старой меня пытались обокрасть.
– О времена! – сокрушенно воскликнул протонотар. – В Святом Городе пытаются посягнуть на имущество и жизнь паломницы! Куда же катимся?
Жанна в тон ему вздохнула.
– Прекрасная сеньора! – вдруг просветлел лицом плешивый протонотар. – Не сочтите мои слова за дерзость, но я бы не рекомендовал Вам связываться с гостиницами. Они кишат опасностями и насекомыми в постелях.
– Но мне надо где-то жить. Пока я добьюсь аудиенции у Его Святейшества, пройдет немалый срок… – мягко напомнила церковному чиновнику Жанна.
– Я бы мог порекомендовать Вам прекрасную квартиру. В соседнем доме с тем, где я снимаю жилье, почтенная чета булочников сдает комнаты на втором этаже. Они в высшей степени порядочные люди и берут за квартиру недорого. Это значительно ближе к резиденции Его Святейшества, чем Ваша прежняя обитель.
Жанна растерялась.
С одной стороны, в городе бывают миллионы паломников и у всех свои беды, с чего бы это протонотару озаботится именно их судьбами?
Но с другой стороны отельное жилье, без гостиничной толкотни, шума и гама. И свежие булочки по утрам…
Булочки по утрам решили дело.
– Буду очень Вам признательна за помощь, – сказал она.
Протонотар смиренно поклонился.
Жаккетта с восторгом увидела, как зазолотилась под утренним солнцем его плешь.
Окна двух комнат на втором этаже и отдельная лестница выходили во внутренний дворик, ухоженный, заросший зеленью, с радостно журчащим фонтаном. Среди зелени живописно выглядывали мраморные обломки колонн и фрагменты статуй.
– Дворик обихожен моими скромными усилиями – заметил удивленный взгляд Жанны протонотар. – Видите, вон та дверь напротив ведет в мои покои, и я сразу же договорился с владельцами, что устрою дворик по собственному вкусу. В бытность мою секретарем у кардинала Риарио, я помогал ему в собирании коллекции древних статуй и, поступив на службу в канцелярию Его Святейшества, решил создать в этом дворике крохотный кусочек того великолепия, которое царило в садах его преосвященства. Разрешите откланяться, я покидаю Вас. Настоятельно рекомендую вам отдохнуть, у Вас такие усталые глаза.
Жанна охотно согласилась с рекомендацией. Она очень хотела спать.
Лиловая шляпа исчезла за дверью и старая лестница даже не скрипнула под шагами протонотара.
Жаккетта недоверчиво глядела в окно:
«Что-то у этого господина через слово рекомендую, да рекомендую!» – подумала она. – «Нужно сходить, дворик осмотреть. Надо же додуматься, обломков в зелень накидать!»
Жанна прилегла, а Жаккетта спустилась во двор.
Журчал фонтанчик, виноградные лозы заплетали подпорки, образуя беседки. Было тихо и сонно. Тянуло ароматом свежей сдобы. Солнце пробивалось сквозь листья.
Жаккетта вздохнула. Все хорошо, а душа не лежит.
И протонотар частенько сопровождал их туда. Разумеется, совершенно случайно. Чаще всего они встречались на перекресточке, куда выходили обе улочки, та, на которой стоял дом булочника и та, на которой стоял дом протонотара.
Главным достоинством его внешности оставалась плешь. Остальные черты лица были мелкими и какими-то невзрачными. Ничего не бросалось в глаза, все было мягким и бесцветным. И ростом он был не выше Жаккетты.
Жанне было даже немного жалко церковного чиновника. Хорошо, что он избрал своей стезей духовное поприще, в светском костюме он бы совершенно не имел бы успеха у дам.
Протонотар щедро знакомил их с достопримечательностями Латерана [5].
– Не спешите, госпожа Жанна, – мягко увещевал он. – Город Льва не исчезнет, даже если Вы немного задержитесь. Ведь мы проходим под стенами, построенными еще в одиннадцатом веке от Рождества Христова. Их возвел папа Лев IV, потому-то и зовут город за стенами его именем.
На прощание Жанна наградила зевающего хозяина гостиницы таким убийственным взглядом, что будь он не хозяином гостиницы, а трепетным юношей в начале жизненного пути, у него осталось бы чувство собственной неполноценности на всю оставшуюся жизнь.
Хозяин же только от души зевнул.
* * *
Зажимая под мышкой свою вышитую картину, Жанна яростно шагала по римским улочкам просто неприличными для дамы быстрыми шагами.Следом неслась нагруженная дорожными мешками Жаккетта, не поспевая за набравшей скорость госпожой.
Она поминутно оглядывалась, проверяя, не преследует ли их ночной злодей. Если ночной злодей их и преследовал, заметить это Жаккетте не удалось, идущие позади них люди все, как один имели незлодейские лица. Словно сговорились. И забинтованной руки ни у кого не было.
И вообще в этот час на улицах было немноголюдно.
Отмахав несколько кварталов, невыспавшаяся Жанна притомилась и пошла медленнее.
Навстречу им шествовало лицо духовного звания.
В лице невысокого, немолодого человека в сутане. Довольно плешивого и носатого. Шнурки его лиловой шляпы, висящей за спиной, были украшены тремя красными кисточками.
«Кто-то из протонотаров [4]!» – мелькнуло в голове у Жанны. – «И лицо чуть знакомо, кажется я видела его в коридоре канцелярии».
– Доброе утро, дочь моя! – на чистейшем французском приветствовал ее протонотар. – Куда Вы спешите в столь ранний час?
Обращение его было вполне светским.
Жанна поспешно сунула Жаккетте вышивку и сказала:
– Утро доброе, святой отец! Мы ищем новую гостиницу. В старой меня пытались обокрасть.
– О времена! – сокрушенно воскликнул протонотар. – В Святом Городе пытаются посягнуть на имущество и жизнь паломницы! Куда же катимся?
Жанна в тон ему вздохнула.
– Прекрасная сеньора! – вдруг просветлел лицом плешивый протонотар. – Не сочтите мои слова за дерзость, но я бы не рекомендовал Вам связываться с гостиницами. Они кишат опасностями и насекомыми в постелях.
– Но мне надо где-то жить. Пока я добьюсь аудиенции у Его Святейшества, пройдет немалый срок… – мягко напомнила церковному чиновнику Жанна.
– Я бы мог порекомендовать Вам прекрасную квартиру. В соседнем доме с тем, где я снимаю жилье, почтенная чета булочников сдает комнаты на втором этаже. Они в высшей степени порядочные люди и берут за квартиру недорого. Это значительно ближе к резиденции Его Святейшества, чем Ваша прежняя обитель.
Жанна растерялась.
С одной стороны, в городе бывают миллионы паломников и у всех свои беды, с чего бы это протонотару озаботится именно их судьбами?
Но с другой стороны отельное жилье, без гостиничной толкотни, шума и гама. И свежие булочки по утрам…
Булочки по утрам решили дело.
– Буду очень Вам признательна за помощь, – сказал она.
Протонотар смиренно поклонился.
Жаккетта с восторгом увидела, как зазолотилась под утренним солнцем его плешь.
* * *
Квартирка была прелестна, а хозяева, кажется, только и делали, что терпеливо ждали, когда же им окажет честь своим визитом графиня де Монпез?.Окна двух комнат на втором этаже и отдельная лестница выходили во внутренний дворик, ухоженный, заросший зеленью, с радостно журчащим фонтаном. Среди зелени живописно выглядывали мраморные обломки колонн и фрагменты статуй.
– Дворик обихожен моими скромными усилиями – заметил удивленный взгляд Жанны протонотар. – Видите, вон та дверь напротив ведет в мои покои, и я сразу же договорился с владельцами, что устрою дворик по собственному вкусу. В бытность мою секретарем у кардинала Риарио, я помогал ему в собирании коллекции древних статуй и, поступив на службу в канцелярию Его Святейшества, решил создать в этом дворике крохотный кусочек того великолепия, которое царило в садах его преосвященства. Разрешите откланяться, я покидаю Вас. Настоятельно рекомендую вам отдохнуть, у Вас такие усталые глаза.
Жанна охотно согласилась с рекомендацией. Она очень хотела спать.
Лиловая шляпа исчезла за дверью и старая лестница даже не скрипнула под шагами протонотара.
Жаккетта недоверчиво глядела в окно:
«Что-то у этого господина через слово рекомендую, да рекомендую!» – подумала она. – «Нужно сходить, дворик осмотреть. Надо же додуматься, обломков в зелень накидать!»
Жанна прилегла, а Жаккетта спустилась во двор.
Журчал фонтанчик, виноградные лозы заплетали подпорки, образуя беседки. Было тихо и сонно. Тянуло ароматом свежей сдобы. Солнце пробивалось сквозь листья.
Жаккетта вздохнула. Все хорошо, а душа не лежит.
* * *
До Ватиканского холма теперь, действительно, было рукой подать.И протонотар частенько сопровождал их туда. Разумеется, совершенно случайно. Чаще всего они встречались на перекресточке, куда выходили обе улочки, та, на которой стоял дом булочника и та, на которой стоял дом протонотара.
Главным достоинством его внешности оставалась плешь. Остальные черты лица были мелкими и какими-то невзрачными. Ничего не бросалось в глаза, все было мягким и бесцветным. И ростом он был не выше Жаккетты.
Жанне было даже немного жалко церковного чиновника. Хорошо, что он избрал своей стезей духовное поприще, в светском костюме он бы совершенно не имел бы успеха у дам.
Протонотар щедро знакомил их с достопримечательностями Латерана [5].
– Не спешите, госпожа Жанна, – мягко увещевал он. – Город Льва не исчезнет, даже если Вы немного задержитесь. Ведь мы проходим под стенами, построенными еще в одиннадцатом веке от Рождества Христова. Их возвел папа Лев IV, потому-то и зовут город за стенами его именем.