Гамильтон Питер Ф.. Дисфункция реальности: Увертюра

   — Через несколько минут я собираюсь провести службу на корме. Хочу помолиться за успех нашего путешествия. Так что, милости прошу.
   — Нет, спасибо, отец, — равнодушно сказал Квинн.
   Хорст печально улыбнулся.
   — Понимаю. Но двери Господа всегда открыты для рас. — С этими словами он удалился.
   — Это твой Бог, — прошептал Квинн вслед его удаляющейся спине. — А не мой.
   Джексон Гейл заметил девушку, которую они видели у Донована. Она стояла на левом борту неподалеку от колеса, опершись локтями на поручни и положив голову на ладони. На ней была мятая темно-синяя рубашка, заправленная в черные спортивные шорты, а на босых ногах — белые туфли на низком каблуке. Сначала он решил, что она смотрит на реку, но потом заметил висящий у нее на поясе блок-плейер и прикрытые серебристыми линзами глаза. Ногами она притопывала в такт музыке.
   Он скинул верх серого комбинезона, завязав рукава на талии так, чтобы не было видно проклятых алых букв. Несмотря на наступивший вечер, прохладнее почти не стало, и лицо овевал все тот же влажный ветерок. Интересно, есть ли на этой планете хоть молекула холодного воздуха?
   Он похлопал ее по плечу.
   — Привет!
   На ее лице промелькнуло раздражение. Непрозрачные зеркальные линзы повернулись в его сторону, а рука потянулась к кнопкам управления маленького блока. Серебро исчезло, и на него глянули темные выразительные глаза.
   — Чего тебе?
   — Местная передача?
   — Здесь? Шутишь, что ли? Да мы и по реке-то плывем потому, что на этой планете еще не изобрели колесо.
   Джексон рассмеялся.
   — Это верно. Ну, и что же ты тогда смотрела?
   — Кинетическую Жизнь. Последний альбом Джеззибеллы.
   — Джеззибеллу я уважаю.
   Лицо ее на мгновение прояснилось.
   — Ну, еще бы. От нее все мужики просто тают. Показывает нам, как мы, женщины, если захотим, можем делать с мужиками что угодно. Она молодчина.
   — Я однажды видел ее вживую.
   — Господи, правда? Когда?
   — Год назад она выступала у нас в аркологе. Пять концертов подряд на стадионе, и ни разу ни единого свободного места.
   — Понравилось?
   — Спрашиваешь! — Он восторженно воздел руки к небу. — Паршивая «Муд Фэнтези» ей и в подметки не годится. Это было почти как секс, но только длилось помногу часов подряд. Она со своими танцорами такое проделывает, что у тебя будто все тело начинает полыхать. Поговаривали, что якобы во время трансляции она использует запрещенные коды, активизирующие ощущения. А кому какое дело? Тебе бы точно понравилось.
   Мэри Скиббоу снова надулась.
   — Теперь я этого уже никогда не узнаю, так ведь? На этой проклятой отсталой планете.
   — А ты хотела сюда переселяться?
   — Не-а.
   В ее словах было столько отвращения, что он даже удивился. Колонисты казались ему тупым стадом, каждый из них был просто одержим мечтой о сельском рае, который сейчас тянулся вдоль реки. Ему даже и в голову не приходило, что они вовсе не едины в своем порыве. В таком случае Мэри может стать ценным союзником.
   Он увидел капитанского сына Карла, который явно направлялся к ним. На парнишке были холщовые шорты и легкие парусиновые туфли на резиновой подошве. «Свитленд» сейчас плыл по довольно неспокойному участку реки, но Карл шел совершенно ровно, искусно удерживая равновесие на покачивающейся палубе.
   — Вот ты где, — сказал он Мэри. — А я тебе везде ищу. Хотел пригласить на службу, которую устраивает священник.
   — Не собираюсь я молиться за это путешествие, — быстро ответила она.
   Карл широко улыбнулся, в быстро сгущающихся сумерках сверкнули его белоснежные зубы. Он был на голову ниже Джексона и, соответственно, на несколько сантиметров ниже Мэри, но его мускулистый торс вполне мог бы служить иллюстрацией к учебнику анатомии. Он был так физически совершенен, что его предки наверняка подверглись значительной генетической модификации. Джексон со все нарастающим удивлением смотрел, как он многозначительно протягивает руку девушке.
   — Ну так что — пойдем? — спросил Карл. — Моя каюта там, ближе к носу, прямо под мостиком.
   Мэри взяла его за руку.
   — Пошли.
   Уводя Мэри, Карл заговорщицки подмигнул Джексону. Парочка исчезла внутри надстройки, и Джексон был уверен, что слышал, как Мэри хихикнула. Он просто ушам своим не поверил. Неужели она предпочла ему Карла? Ведь этот сопляк лет на пять моложе его! В бессильной ярости он стиснул кулаки. И все только потому, что он ивет, он знал это совершенно точно. Маленькая шлюха!
   Каюта Карла представляла собой небольшое выходящее на нос помещение, в котором явно жил подросток. На столе валялась пара процессорных блоков и несколько электромонтажных приспособлений, а рядом стояла полуразобранная электронная стойка с приборами управления судном. Стены были увешаны голограммами с изображениями звездного неба и планет. Повсюду в беспорядке валялись одежда, обувь и полотенца. Места в каюте было раз в десять больше, чем в конурке, которую ночью были вынуждены делить между собой семейства Скиббоу и Кава.
   Дверь за спиной Мэри закрылась, приглушив доносящиеся с палубы звуки службы. Карл тут же скинул туфли и опустил широкую откидную койку.
   «Ему всего пятнадцать, — думала Мэри, — но у него просто изумительное тело и эта улыбка… Боже, и зачем я только позволила ему уговорить себя прийти сюда, не говоря уже о том, чтобы затащить в постель».
   Но от этих мыслей она только еще сильнее распалилась.
   В этот момент собравшиеся затянули гимн, голоса поющих добавляли медленной мелодии горячего энтузиазма. Она подумала о стоящем там сейчас вместе со всеми отце, представила себе выражение его лица — лица человека, готового справиться с любыми трудностями, и то, что он говорил ей, — мол, путешествие по реке покажет ей, как спокойная размеренная жизнь и честный труд могут принести человеку полное удовлетворение. «Поэтому, милая, прошу тебя, пойми, что Лалонд — это наше будущее, и притом будущее замечательное».
   Под торжествующим взглядом Карла Мэри расстегнула рубашку и начала стягивать шорты.
 
   На третий день пути вид поселений по берегам Джулиффа стал меняться. «Свитленд» наконец миновал Халтейнские болота, и поселки начали появляться и на далеком северном берегу. В них не было ухоженности, отличавшей те, что они видели раньше, здесь было меньше скота и обработанных полей, гораздо меньшие площади были расчищены от джунглей, а деревья подступали так близко, что дома на их фоне просто терялись.
   Река несколько раз разветвлялась, но «Свитленд» продолжал целеустремленно плыть вперед по главному руслу. Движение на реке становилось все менее плотным. Здешним поселениям предстояла еще большая работа по укрощению земли, и они не могли позволить себе тратить время и силы на постройку лодок. По реке плыли большие баржи, в основном груженые майоповой древесиной, заготовленной новыми поселенцами для продажи на городские верфи. Но к концу первой недели даже баржи пропали. Было просто экономически невыгодно возить лес в столицу из такой дали.
   Теперь им почти каждый час попадались притоки. Джулифф стал гораздо уже — теперь его ширина не превышала двух километров, а быстрая вода была почти прозрачной. Иногда они по пять-шесть часов плыли, не встречая ни единой деревушки.
   Хорст чувствовал, как настроение плывущих на судне людей начинает меняться, и ему оставалось только молиться, чтобы после высадки это уныние прошло. Безделье дает работу дьяволу, и сейчас эта пословица представлялась священнику как никогда более верной. Стоит Группе Семь начать строить свою деревню и расчищать землю, и у колонистов просто не останется времени на горестные раздумья. Но вторая неделя путешествия, казалось, тянулась бесконечно, да еще с мстительной жестокостью зарядили дожди. Люди начали перешептываться: почему это им выделили землю так далеко от города?
   Джунгли, тянущиеся вдоль обоих берегов, производили угнетающее впечатление, давили на психику. Деревья и подлесок росли так плотно, что речные берега представляли собой непроницаемую баррикаду из листьев, спускающуюся до самой воды. Все чаще преграждали путь подводные заросли фолтвайна — цепкого пресноводного растения. Его длинные бурые, похожие на ленточки листья росли прямо под поверхностью воды по всей ширине реки. Розмари легко избегала самых густых зарослей, но листья все равно то и дело накручивались на лопасти. «Свитленду» приходилось делать частые остановки, во время которых Карл и его младшая сестра спускались в воду, срезая скользкие листья сверкающими желтыми лезвиями атомных ножей.
   Через тринадцать дней после отплытия из Даррингема они, наконец, оставили Джулифф позади и поплыли по Кволлхейму. Он был в триста метров шириной, с очень быстрым течением, по обоим его берегам сплошной стеной тянулись тридцатиметровой высоты деревья, плотно переплетенные лианами. На юге колонисты с трудом различали пурпурные и серые вершины далекого горного хребта. Они с удивлением взирали на ярко блестящие под солнцем снежные вершины. Лед казался принадлежностью какой-то другой планеты, его просто не должно было быть на Лалонде.
   Ранним утром четырнадцатого дня после отплытия из Даррингема они, по-прежнему следуя вверх по течению, наконец увидели деревушку — первую за тридцать шесть последних часов. Она располагалась на полукруглой расчищенной от леса площадке, углублявшейся в джунгли примерно на километр. Повсюду лежали стволы поваленных деревьев. Тонкие струйки дыма поднимались из нескольких куч валежника. Хижины были грубыми пародиями на коттеджи, которые они видели в поселках в низовьях Джулиффа: кое-как сколоченные каркасы со стенами и крышами из переплетенных пальмовых листьев. У берега был один-единственный, на вид страшно ненадежный причал, у которого покачивались на воде три каноэ. Маленький, тянущийся через всю вырубку и сбегающий в реку ручеек на поверку оказался просто открытой сточной канавой. Щипали невысокую траву несколько привязанных к колышкам коз. Худосочные цыплята рылись в грязи и опилках. Поселенцы молча провожали «Свитленд» равнодушными взглядами. На большинстве были шорты и ботинки, кожа их была темно-коричневого цвета — то ли от загара, то ли от грязи. Даже казалось бы никогда не смолкающие звуки, издаваемые обитателями джунглей, здесь были какими-то приглушенными.
   — Добро пожаловать в город Шустер, — с некоторой иронией сказала Розмари. Она стояла на мостике, то и дело поглядывая на масс-детектор, чтобы не пропустить очередных зарослей фолтвайна или скрывающегося под водой топляка.
   Совет Группы Семь и Пауэл Манани столпились на мостике у нее за спиной, радуясь возможности хоть немного побыть в тени.
   — Вот это? — с ужасом спросил Рей Молви.
   — Ага, столица округа, — сказал Пауэл. — Они живут здесь уже почти год.
   — Не беспокойтесь, — сказала Розмари. — Земли, которые отвели вам, находятся в двенадцати километрах выше по течению. Так что вам не придется часто общаться с ними. Кстати, с моей точки зрения, чем меньше вы будете контактировать с ними, тем лучше. Подобные общины я видела и раньше, и они очень часто своим упадком духа заражают соседей. Лучше вам все делать по-своему.
   Рей Молви коротко кивнул, в растерянности не зная, что и сказать.
   Три судна медленно поплыли дальше, оставляя позади трущобный поселок и его апатичных обитателей. Колонисты собрались на корме «Свитленда» и смотрели на них до тех пор, пока вырубка не исчезла за излучиной реки. Все были задумчивы и молчали.
   Хорст совершил в воздухе крестное знамение, пробормотав краткую молитву. «Хотя, — подумал он, — здесь более уместен был бы реквием».
   Джей Хилтон повернулась к матери.
   — Мы что, тоже будем так жить, а, мам?
   — Нет, — твердо ответила она. — Никогда.
   Два часа спустя, когда река сузилась до ста пятидесяти метров, Розмари взглянула на табло блока инерциальной навигации и увидела, что цифры на нем, наконец, совпали с координатами, которые ей дали в Земельном комитете. «Свитленд» теперь полз со скоростью пешехода, Карл стоял на носу, и его зоркие глаза пристально вглядывались в непроницаемый барьер тянущийся вдоль южного берега зеленой растительности. От прошедшего часом раньше дождя над джунглями поднимался легкий парок. Его белесые щупальца выползали из листвы, а затем, завиваясь, уносились в раскаленное лазурное небо. Маленькие разноцветные птички, нахально пища, порхали среди ветвей.
   Карл внезапно подпрыгнул и замахал матери, указывая на берег. Розмари увидела потускневшую серебристую колонну с шестиугольным знаком на вершине. Она торчала из земли метрах в пяти от воды. Лианы с крупными пурпурными цветами уже оплели ее до половины.
   Розмари дала торжествующий гудок.
   — Приехали, — пропела она. — Абердейл. Конечная остановка.
   — Отлично, — сказал Пауэл, поднимая руки и призывая всех к тишине. Он стоял на бочке, чтобы его было видно и слышно всем собравшимся на носу колонистам. — Вы видели, чего можно добиться решительностью и упорным трудом, и также видели, насколько легко потерпеть неудачу. Каким путем вы пойдете, зависит только от вас самих. Я буду помогать вам на протяжении восемнадцати месяцев — того периода, который определит ваше будущее. Это время, когда решается ваша судьба. А теперь ответьте мне, поняли вы меня или нет?
   Ответом ему был дружный радостный рев, и он заулыбался.
   — Отлично. Первым делом надо будет построить причал, к которому могли бы пришвартоваться судно капитана Лэмбурн и два других судна. Тогда мы сможем как следует разгрузить ваш багаж и не замочить его. Кроме того, причал вообще очень важная часть любого поселка на этой реке. По нему любой приезжий сразу может понять, какого рода общину вы намерены создать. Вы, наверное, заметили, что нашему капитану не слишком хотелось останавливаться в Шустере. И ведь это неудивительно, да? У хорошего причала с удовольствием пришвартуется любое судно — даже здесь, в глубинке. Хороший причал — свидетельство вашего желания получить все, что может предложить эта планета. Он говорит о том, что вы хотите торговать и разбогатеть. Он говорит о том, что для умных капитанов здесь кое-что да найдется. Он делает вас частью цивилизации. Поэтому, думаю, будет неплохо, если мы, раз уж мы решили продолжать начатое, начнем со строительства прочного достойного причала, который послужит еще и вашим внукам. Вот что я думаю. Согласны?
   Хор одобрительных возгласов был просто оглушительным.
   Он хлопнул в ладоши и соскочил с бочки.
   — Квинн!
   Тот стоял в группе иветов, в тени надстройки. Квинн поспешил на зов.
   — Да, сэр?
   Уважительный тон не обманул Пауэла ни на секунду.
   — Сейчас капитан не дает реке снести корабль вниз по течению работой колес. Но это требует расхода энергии, поэтому, если мы хотим, чтобы она осталась с нами подольше, мы должны закрепить «Свитленд» тросами. Я хочу, чтобы ты вытащил конец на берег и привязал его к дереву достаточно прочному, чтобы выдержать нагрузку. Как по-твоему, справишься?
   Квинн перевел взгляд с Пауэла на массу зеленой растительности на берегу, затем снова взглянул на Пауэла.
   — А как я туда попаду?
   — Доплывешь, приятель! Только не говори мне, что не умеешь плавать. Здесь всего тридцать пять метров.
   Подошел Карл, раскручивая веревку.
   — Как только закрепишь ее, мы подгоним «Свитленд» на мелководье и пришвартуемся как следует, — сказал парнишка. — Тогда все остальные смогут перебраться на берег вброд.
   — Отлично, — кисло сказал Квинн. Он снял ботинки, затем начал стягивать комбинезон. Ворикс заинтересованно обнюхивал его ботинки.
   Квинн остался в шортах и уселся на палубу, чтобы снова обуться.
   — А вы не могли бы отпустить со мной Ворикса? — попросил он.
   Пес оглянулся, свесив длинный язык.
   — А за каким чертом он тебе понадобился? — спросил Пауэл.
   Квинн указал на джунгли, наполненные самыми разными звуками.
   — Чтобы в случае чего разобрался с любым диким сейсом.
   — Полезай-ка в воду, Квинн, и кончай скулить. Нет здесь никаких диких сейсов. — Пауэл стал наблюдать за тем, как парень перелезает через поручни и спускается в реку. Джексон Гейл лег на палубу и спустил ему конец каната.
   Через несколько мгновений Квинн уже сильными взмахами рук греб к берегу.
   — Всех сейсов сожрали крокольвы, — крикнул ему вслед Пауэл и с веселым смехом отправился на корму сколачивать бригаду для строительства причала.

8

 
   Транквиллити: цвета обоженной глины цилиндрический полип с полусферическими торцами, шестидесяти пяти километров в длину и семнадцати километров в диаметре, самый крупный из всех хабитатов-биотехов, когда-либо выращенных в Конфедерации. Он был очень мрачным и непривлекательным на вид и плохо различимым издали. Казалось, он отталкивает даже то небольшое количество света звезды типа F3, находящейся на расстоянии одного и семи десятых миллиардов километров, которое в конце концов достигало его, да и то ослабевшие на таком расстоянии лучи как будто предпочитали не падать на его поверхность, а скорее обтекать его вокруг. Это было единственное человеческое поселение во всей системе, и находилось оно на орбите в семи тысячах километров над Кольцом Руин. Эти остатки космического поселения самых загадочных братьев по разуму были его единственными соседями и постоянным напоминанием о том, что, несмотря на свои размеры и могущество, он все равно ужасающе уязвим. Настолько одинокий, отдаленный от остальной цивилизации и политически беспомощный, что мало кто из людей согласился бы жить в таком месте.
   Тем не менее…
   Подлетающие звездолеты и корабли мусорщиков видели, как светится торец, обращенный к галактическому северу. Неподалеку от хабитата плавала целая гроздь промышленных станций. Принадлежащие нескольким крупнейшим астроинженерным компаниям в Конфедерации, они были постоянно заняты, обслуживая непрерывный поток прибывающих и убывающих космических кораблей. Вокруг них сновали грузовые буксиры, топливные танкеры, транспортные звездолеты и многоцелевые вспомогательные суда, двигатели которых оставляли в пространстве голубоватые хвосты раскаленных ионов.
   Трехкилометровая ось соединяла северный торец Транквиллити с невращающимся космопортом: диском из металлических балок четырех с половиной километров в диаметре, вся поверхность которого была занята вспомогательным оборудованием, резервуарами и причальными площадками, напоминая гигантскую металлическую паутину с запутавшимся в ней множеством фантастических кибернасекомых. Здесь кипела бурная деятельность, как в каком-нибудь хабитате, принадлежащем эденистам, — космические корабли адамистов загружались и разгружались, заправлялись топливом, принимали пассажиров.
   За тусклым серебристо-белым диском из торца гордо выступали три кольцеобразные опоры: насесты для кораблей-биотехов, которые садились на них и взлетали с грациозным проворством. Их геометрическое разнообразие поражало не только тех, кто оказывался в космопорте, но и большую часть постоянных обитателей хабитата: выходящие на уступы обзорные залы были очень популярны, как среди местной молодежи, так и среди представителей старшего поколения. Мирчуско являлся единственной звездой, в окрестностях которой спаривались, вынашивали потомство и умирали черноястребы. Транквиллити служил им одной из немногих законных домашних баз. Здесь же можно было купить и их яйца, цена которых порой доходила до двадцати миллионов фьюзеодолларов, причем никто не задавал лишних вопросов.
   По всему периметру торца в космос тянулись сотни органических кабелей питания. Поскольку они постоянно подвергались абразивному воздействию космической пыли и частиц, специальные железы непрерывно подращивали их, чтобы компенсировать почти ежедневные повреждения. Вращение хабитата удерживало кабели в выпрямленном состоянии, и они радиально отходили от скорлупы, как свинцово-серые спицы какого-то космического велосипедного колеса. Они улавливали потоки магнитной индукции обширной магнитосферы Мирчуско, порождая колоссальной силы электрический ток, который обеспечивал энергией биологические процессы в клеточном слое Транквиллити, а заодно и осевую осветительную трубу, и хозяйственные потребности обитателей. Транквиллити ежегодно поглощал тысячи тонн астероидных минералов, необходимых ему для регенерации структуры полипа и поддержания биосферы, но одни лишь химические реакции никогда бы не смогли дать и малой толики той энергии, которая требовалась на нужды живущих в хабитате людей.
   За торцом и индукционными кабелями в средней части цилиндра размещался город с населением более трех миллионов человек: вдоль экватора тянулся пояс небоскребов, пятисотметровые громады которых возвышались над поверхностью скорлупы и освещали пространство теплым желтым светом, льющимся из длинных, изогнутой формы прозрачных панелей. Пейзаж из роскошных апартаментов открывался просто захватывающий: звезды, на фоне которых виднелась всегда охваченная бурями поверхность газового гиганта и его маленькая империя колец и лун, вечная и в то же время постоянно меняющаяся, поскольку для создания земного уровня гравитации у основания башен цилиндр вращался. Только здесь адамисты могли наслаждаться зрелищем, которое принадлежало эденистам по праву рождения.
   Поэтому не было ничего удивительного в том, что Транквиллити с его либеральным банковским законодательством, низкими налогами, доступностью найма черноястребов и беспристрастным сознанием хабитата, которое полностью контролировало внутреннее пространство, избавляя среду обитания от какой бы то ни было преступности (условие совершенно необходимое для душевного спокойствия живущих здесь миллионеров и миллиардеров), процветал, становясь одним из ведущих в Конфедерации независимых торговых и финансовых центров.
   Но изначально он вовсе не задумывался как налоговый рай — таким он стал со временем, причем по суровой необходимости. Транквиллити был зарожден в 2428 году по приказу Майкла Салданы — тогдашнего кронпринца Кулу — в роли усовершенствованной версии эденистского хабитата, наделенной множеством уникальных качеств, приданных ему по требованию самого принца. Он задумывал его как базу, откуда сливки ксеноспециалистов Кулу могли бы вести исследования таинственной цивилизации леймилов и в конце концов выяснить, какая же судьба их постигла. Это начинание вызвало серьезное недовольство всей его семьи.
   Официальной религией Кулу было христианство, причем население отличалось исключительной религиозностью. Король Кулу являлся хранителем веры на всем пространстве своего королевства, и из-за того, что биотехнология всегда ассоциировалась у людей с эденистами, адамисты (особенно добрые христиане) практически забросили эту отрасль индустрии. Возможно, принцу Майклу и сошло бы с рук создание Транквиллити — самодостаточный хабитат-биотех являлся самым логичным решением для осуществляющегося на окраине империи чисто академического исследовательского проекта, и с помощью достаточно умной пропаганды скандал, возможно, удалось бы замять. Ведь королевская власть вовсе не чужда противоречий, которые лишь усиливают ее мистическую природу, особенно когда это относительно безобидно.
   Но кронпринц так и не предпринял никаких попыток хоть как-то обелить себя. Основав хабитат, принц Майкл не остановился на этом и усугубил свое первое «преступление» (разумеется, лишь с точки зрения церкви и, что гораздо более важно, Тайного Совета) тем, что имплантировал себе нейронные симбионты, позволяющие ему установить телепатическую связь с юным Транквиллити.
   Последний же его акт неповиновения, расцененный епископальным конклавом Кулу как и вовсе уж еретический, имел место в 2432 году — в тот год, как раз умер его отец, король Джеймс. Майкл подсадил модифицированный ген связи своему сыну Морису, чтобы тот тоже мог общаться с самым новым и самым необычным подданным королевства.
   Оба были отлучены от церкви (Морис на тот момент был еще трехмесячным эмбрионом, находящимся в искусственной утробе). Майкл еще до коронации отрекся в пользу своего брата, принца Лукаса. После этого отца и сына без лишних церемоний выслали на Транквиллити, который был выделен им навечно в качестве герцогства.
   Пожалуй, самый амбициозный из когда-либо предпринимавшихся ксеноисследовательских проектов — исследование целой расы от хромосом до вершин достигнутой ею культуры, — практически в одну ночь был похоронен, поскольку королевское казначейство прекратило финансирование, и почти все участвовавшие в исследованиях специалисты отбыли восвояси.
   Что же касается самого Майкла, то из законного монарха семи богатейших звездных систем в Конфедерации он фактически превратился в собственника полузрелого хабитата-биотеха. Вместо бывшего прежде под его началом флота из семи сотен боевых кораблей — третьей по могуществу военной силы из всех существующих, — теперь в его распоряжении оказалось пять списанных транспортных посудин, ни одной из которых не было менее двадцати пяти лет. Потеряв абсолютную власть над жизнью и смертью одного и трех четвертей миллиарда верных подданных, он стал повелителем семнадцати тысяч необузданных и крайне ненадежных техников и их семей, недовольных своим положением. Из первого лорда Казначейства, ворочающего бюджетом в триллионы фунтов, он превратился в человека, вынужденного сочинить конституцию налогового рая, чтобы попытаться привлечь в хабитат богатых бездельников и получить возможность жить за их счет.