Гамильтон Питер Ф.. Дисфункция реальности: Увертюра

   «Фактически это первый флайер на ионной тяге, который увидели на Омуте, — вещал Тим Биард, заполняя паузу, образовавшуюся в момент, когда министр иностранных дел приветствовал контр-адмирала. Как и все его двоюродные родственники королевской крови, Мередит Салдана был высок, импозантен и обладал тем же характерным носом. — Поскольку пресса вчера вечером получила специальное разрешение на прибытие, нам пришлось воспользоваться собственными космопланами Омуты, некоторым из которых по пятьдесят лет, и запчасти к ним уже трудно подобрать. Это один из показателей того, насколько серьезно ударили санкции по этой планете, которая значительно отстала как в промышленном, так и в экономическом отношении. Но самое главное — она испытывает острую нехватку капиталовложений. Такое положение кабинет просто обязан изменить. Нас заверили, что создание торговых миссий станет приоритетной задачей».
   Контр-адмирал и свита, в сопровождении эскорта, приблизились к президенту Омуты — улыбающемуся седовласому мужчине ста десяти лет. Они пожали друг другу руки.
   «В этой ситуации присутствует некоторая доля иронии, — заметил Тим Биард. Алкад почувствовала движение его лицевых мышц, растянувшихся в улыбке. — Последний раз командир эскадры Седьмого флота Конфедерации встречался с президентом планеты Омута тридцать лет назад, когда все члены кабинета министров были казнены за участие в уничтожении Гариссы. Сегодня несколько иная ситуация». Импланты сетчатки его глаз показали крупным планом контр-адмирала, который вручил президенту какой-то лист бумаги. «Это официальный документ, в котором президент ассамблеи Конфедерации приглашает Омуту вновь занять свое место на этом форуме. А сейчас вы видите, как президент Омуты вручает документ, подтверждающий, что приглашение принято».
   Алкад Мзу вышла из канала Коллинза и отвела взгляд от стойки бара. Она полила блинчики густым лимонным сиропом. Разрезая блинчики вилкой, Алкад отправляла их в рот и задумчиво жевала. Вдали от нее тихо гудел аудиовидеопроектор, установленный на стойке бара по соседству с чайником. Она уже не слышала болтовни Келли Тиррел.
   Упоминание той катастрофы опалило память Алкад. Она, конечно, знала, что это раньше или позже все равно произойдет. Тем не менее, ее нейронным процессорам пришлось отправлять нервной системе целую уйму запретов, необходимых для того, чтобы избежать слез и не допустить подрагиваний подбородка.
   Она с горечью обнаружила, что одно дело — знать и совсем другое дело видеть. А эта до смешного жалкая церемония как будто была нарочно спланирована для того, чтобы задеть ее старую душевную рану. Рукопожатия, обменные грамоты и полное прощение. Девяносто пять миллионов людей! Матерь Божья!
   Несмотря на усилия нейронных процессоров, одинокая слеза все же скатилась по левой щеке. Смахнув ее бумажной салфеткой, она расплатилась, оставив обычные чаевые. Алкад медленно возвращалась в холл Сент Пелхэма, чтобы там сесть в вагон транспортной трубы и ехать на работу.
   Леди Монкриефф и Самуэль наблюдали за тем, как она идет по посыпанной гравием дорожке, слегка прихрамывая на левую ногу. Оба смущенно переглянулись.
   Эта живописная картина возникла в сознании Ионы, когда она помешивала свой утренний чай.
   — Несчастная женщина.
   — Я считаю, что ее реакция была на удивление сдержанной, — заметил Транквиллити.
   — Только внешне, — мрачно возразила Иона. Она страдала от похмелья после вечеринки, которая состоялась вслед за вчерашним благотворительным обедом. Зря она просидела весь вечер рядом с Доминикой Васильковской. Доминика была хорошим другом, но, как и она, даже не воспользовалась своей дружбой, такой была пьянка. Но боже мой, как много выпила эта девушка!
   Иона наблюдала за тем, как леди Монкриефф, оплатив счет, ушла из ресторана.
   — Я бы очень хотела, чтобы эти оперативники агентства оставили Мзу в покое. Такого рода постоянные напоминания отнюдь не делают ее жизнь легче.
   — Ты можешь в любой момент их прогнать.
   Пока она отпивала чай мелкими глотками, взвешивая все за и против такого решения, мартышка убрала со стола посуду. Августин сидел на горке апельсинов, лежавших в серебряной чаше для фруктов. Он пытался вырвать ягоду винограда из грозди, но ему не хватало сил.
   — Черта с два, — сказала она, отказываясь от такого решения. — Иногда мне очень хочется, чтобы ее здесь больше никогда не было. А потом я опять ненавижу всякого, кто хочет заполучить ее для экспертизы.
   — Я думаю, найдется несколько правительств, которые испытывают точно такие же чувства в отношении тебя и меня. Такова уж человеческая натура.
   — Может быть и так, а может, и нет. Все они выполняют эту работу не по собственному желанию.
   — Вероятно, их беспокоит то, что вопрос, кому она достанется, может спровоцировать конфликт. Если бы одному удалось найти к тебе подход, им всем пришлось бы последовать его примеру. Такой спор было бы просто невозможно скрыть. В этом отношении первый адмирал совершенно прав: чем меньше людей о ней знает, тем лучше. Реакция общественности на существование сверхоружия наверняка будет неблагоприятной, поскольку применение этого оружия станет настоящим Судным днем.
   — Да, полагаю именно так. А этот контр-адмирал Мередит Салдана — мой родственник? Я правильно поняла?
   — Фактически да. Он сын последнего князя Неско, что уже дает ему титул графа. Но он выбрал карьеру офицера флота Конфедерации, а это совсем не простой путь, учитывая то, что в данном случае его имя действует ему не на пользу.
   — Он покинул Кулу, как это сделал мой дед?
   — Нет, пятому сыну правителя княжества не суждено занимать высокую должность. Мередит Салдана решил достичь всего собственным трудом. Если бы он остался на Неско, то, скорее всего, между ним и новым князем возник бы конфликт. Поэтому он уехал и пошел собственным путем. На самом деле, такая позиция является проявлением его верноподданических чувств. К тому же семья гордится его достижениями.
   — Но он никогда не станет первым адмиралом?
   — Нет, учитывая его наследство, это невозможно по политическим причинам. Но он вполне может стать командующим Седьмым флотом. Он весьма компетентный офицер и пользуется популярностью на флоте.
   — К счастью, у нас еще не все так плохо. — Сняв Августина с вершины апельсиновой горы, она положила его рядом со своей тарелкой. Затем она оторвала ягоду винограда и, надрезав ее, предложила Августину. Он удовлетворенно заурчал и неторопливо поднес ко рту кусочек ягоды. Эта праздная неторопливость движений сайлу так очаровывала Иону. Как всегда, ее мысли вернулись к Джошуа. Сейчас он, должно быть, на полпути к Лалонду.
   — У меня есть для тебя два послания.
   — Ты стараешься отвлечь меня, — строго сказала Иона.
   — Да. Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты чем-то расстроена. Кроме того, это ведь и моя неудача.
   — Нет, это не так. Я уже большая девочка, и прекрасно знала, во что я влезаю вместе с Джошуа. Ну, так что за послания?
   — Хейл хочет знать, когда ты придешь купаться.
   Лицо Ионы просветлело.
   — Скажи ей, что мы увидимся через час.
   — Очень хорошо. Затем, Паркер Хиггенс просит, чтобы ты навестила его сегодня. Причем как можно скорее. Он был довольно настойчив.
   — Зачем?
   — Я думаю, что команда, которая занимается анализом электронного книгохранилища Леймила, сделала какое-то важное открытие.
 
   Рыболовецкие суда Перника уже приближались к линии горизонта, когда Сиринкс вышла из башни, чтобы отправиться на поиски китов. Лучи еще не яркого рассветного солнца упали на остров, возвращая матово-черным мхам естественную дневную окраску. Она вдохнула соленый воздух, наслаждаясь его свежестью.
   — Я никогда не считал наш воздух каким-то особенным, — заметил Мосул. Он шел рядом с ней, держа в руках большой ящик, набитый всем необходимым для поездки.
   — Когда влажность усилится, воздух уже не будет таким. Но не забудь, что большую часть жизни я провела в прекрасных бытовых условиях. Сегодняшний день станет приятным исключением.
   — Ну, спасибо! — язвительно поблагодарил «Энон».
   Сиринкс ухмыльнулась.
   — Нам везет, — обнадежил Мосул. — Я навел справки у дельфинов, и оказалось, что киты даже еще ближе, чем я рассчитывал. К вечеру мы будем на месте.
   — Отлично.
   Мосул вел ее по широкому проспекту, который спускался к причалам. Вода лениво плескалась о полипы. Перник стал неотъемлемой частью этой планеты, накрепко связанной с ее оболочкой.
   — Иногда при хорошем шторме нас покачивает. Примерно градус крена или вроде того.
   — Да, конечно, — ее улыбка улетучилась. — Извини, я слишком много болтала. С моей стороны это очень невежливо. Наверное, я была слишком поглощена своими мыслями.
   — Ничего страшного. Ты хочешь, чтобы Рубен поехал с нами? Может быть, его присутствие улучшит твое настроение.
   Сиринкс вспомнила, как он свернулся в кровати калачиком, когда час назад она выходила из спальни. Ответа на ее нерешительный ментальный запрос не последовало. Он снова заснул.
   — Нет. Я никогда не остаюсь в одиночестве, у меня есть «Энон».
   Она заметила, что на обветренном мужественном лице Мосула появилось выражение неодобрения.
   — Сколько лет Рубену? — последовал вопрос, ментальный тон которого был примирительным.
   Она ответила на его вопрос и вынуждена была подавить смех, поскольку почувствовала, что, несмотря на отчаянные усилия скрыть удивление и некоторое осуждение, поток этих эмоций хлынул в его сознание. Вот так каждый раз.
   — Не надо так дразнить людей, — осудил ее «Энон». — Мне нравится этот симпатичный молодой человек.
   — Ты всегда так говоришь.
   — Я лишь выражаю словами то, что ты чувствуешь.
   Причал удерживали на плаву большие цилиндрические бочки, которые покачивались на волнах. Толстые пурпурно-красные трубы протянулись вдоль края причала. По ним питательная жидкость попадала на пришвартованные суда. Густая темная жидкость, подтекавшая в местах соединений, капала в воду.
   Сиринкс отошла к краю причала, пропуская биослуг-мартышек, которые проносили мимо нее какие-то ящики. Они весьма отличались от обычных домашних мартышек, которых было полно в любом обиталище. Эти были покрыты крупной чешуей цвета морской волны, а их ступни имели перепончатые пальцы.
   Судно, которое их ожидало, называлось «Спирос». Длина этого парусника составляла семнадцать метров, а его корпус был выполнен из композита. Биотех-установки были настолько умело вплетены в элементы структуры корпуса, что эту работу скорее можно было назвать предметом искусства, а не выполнением стандартной технологической задачи. Пищеварительные органы и полости с запасами питательной жидкости были размещены в трюмах. Они поддерживали деятельность процессора сонарной антенны и мембраны главного паруса, а также множества вспомогательных систем. Все детали интерьера каюты Сиринкс были деревянными. В качестве лесоматериалов использовались деревья центрального парка острова. Семья Мосула использовала это судно для отдыха. Это и было причиной беспорядка, который они обнаружили, ступив на его борт.
   Сжимая в руках ящик, который он нес, Мосул стоял на камбузе, мрачно взирая на разбросанные обертки, стопки немытой посуды и засохшие грязные пятна на разделочном столе. Справившись с гневом, он пробормотал, извиняясь:
   — Пару дней назад мои младшие двоюродные братья выходили на ней в море.
   — Ну и ладно, не слишком на них сердись, юность — это золотая пора.
   — Они не настолько молоды. И неужели нельзя было направить сюда мартышку, чтобы она все привела в порядок?! Ни черта не думают о других! — Новый поток ругательств раздался, когда он прошел в носовую часть и обнаружил, что койки находятся в таком же ужасном состоянии.
   Сиринкс нечаянно услышала его яростную ментальную перепалку с малолетними преступниками. С улыбкой она стала раскладывать вещи по местам.
   Открутив соединительные муфты на корме «Спироса» от шлангов, подающих с пирса питательную жидкость, Мосул снялся с якоря. Прислонившись к фальшборту, Сиринкс наблюдала за тем, как, выталкивая судно с причальной линии, под водой энергично изгибается напоминающий тело угря пятиметровый серебристо-серый хвост. Стала раскрываться плотно свернутая вокруг двадцатиметровой мачты мембрана-парус. Раскрывшись полностью, она превратилась в треугольник цвета яркой весенней зелени. Она была усилена эластичной шестиугольной перепонкой мышечной ткани.
   Мембрана тотчас поймала утренний бриз. Небольшие белые буруны, которые вспенил форштевень, расходились вдоль обоих бортов судна. Хвост распрямился и теперь лишь время от времени резко дергался, выдерживая курс, который Мосул ввел в процессор.
   Сиринкс осторожно прошла в носовую часть. Палуба под ее ногами, обутыми в парусиновые туфли на резиновой подошве, была влажной. Между тем судно уже развило на удивление высокую скорость. Испытывая радостное удовлетворение, она прислонилась к поручню, подставив лицо ветру. Подошел Мосул и положил руку ей на плечо.
   — Знаешь, мне кажется, что океан более грозен, чем космос, — сказала Сиринкс, глядя, как Перник стремительно уменьшается за кормой. — Я знаю, что космос безграничен, и это ничуть меня не беспокоит. Атлантис же создает впечатление безграничности. Тысячи километров открытого океана производят гораздо большее впечатление на человека, чем все эти световые годы.
   — Это с твоей точки зрения, — уточнил Мосул. — Я здесь родился, и океан вовсе не кажется мне безграничным. Я никогда не смог бы в нем заблудиться. Но космос — это же совсем другое. В космосе, двинувшись по прямой, никогда не вернешься назад. Это страшно.
   Все утро они беседовали, обмениваясь воспоминаниями о наиболее ярких событиях, поездках и запомнившихся случаях из жизни. Сиринкс обнаружила, что немного завидует его простой жизни рыбака. Она поняла, что именно это и вызвало то необъяснимое влечение к нему, которое она испытала еще во время их первой встречи: Мосул был таким бесхитростным человеком. Он же, в свою очередь, с таким благоговением слушал ее рассказы о мирах, которые она повидала, о людях, с которыми встречалась, и о тяжелой службе во флоте Конфедерации.
   Как только солнце поднялось достаточно высоко для того, чтобы можно было позагорать, Сиринкс сбросила одежду и натерла кожу кремом от солнечных ожогов.
   — Вот еще одно различие между нами, — сказала она, когда Мосул протянул руки части ее спины, между лопатками, которую сама она не могла натереть кремом. — Видишь, какой контраст: я по сравнению с тобой альбинос.
   — Мне это нравится, — сказал он в ответ ей. — У всех здешних девушек кожа кофейного цвета, а то и еще темнее. Считать нам себя афроэтносом или нет?
   Она вздохнула и вытянулась на полотенце, которое расстелила на крыше каюты, прямо перед мембраной-парусом.
   — Какая разница. Еще наши давние предки отреклись от всех этих этнических различий. В этом есть что-то очень обидное. Правда, не знаю, что именно. Адамисты, которые бывают здесь, довольно приятные люди.
   — Конечно, они приятные, ведь им нужны ваши продукты моря.
   — А нам нужны их деньги.
   Парус поскрипывал и едва заметно трепетал. Мерное убаюкивающее покачивание судна вкупе с теплыми лучами солнца привело к тому, что Сиринкс чуть было не уснула.
   — Я вижу тебя, — раздался шепот «Энона» в том единственном сокровенном уголке ее сознания, который принадлежал только им двоим.
   На уровне подсознания она поняла, что его орбита проходит прямо над Спиросом. Открыв глаза, Сиринкс посмотрела в безграничное голубое небо.
   — Извини, но моим глазам далеко до твоих сенсорных вздутий.
   — Я люблю смотреть на тебя. Правда, это не так уж часто случается.
   Она бессмысленно помахала рукой. И за бархатной лазурью неба увидела себя распростертой на палубе маленького корабля. Она кому-то приветственно махала рукой. Корабль отодвинулся, превратился в точку и наконец исчез. Обе стихии соединились.
   — Быстрее возвращайся, — попросил «Энон». — Мне вредно так близко подходить к планете.
   — Обязательно. Обещаю, что скоро вернусь.
   Днем они заметили китов.
   Черные туши выпрыгивали из воды. Сиринкс увидела их издалека. Пренебрегая законами тяготения, огромные изогнувшиеся дугой тела взмывали над волнами и обрушивались вниз, поднимая буруны вспененной воды. Султаны пара взмывали в небо, вылетая из их дыхательных клапанов.
   Сиринкс не могла сдержать свой восторг. Она прыгала по палубе, показывая на китов и вопя:
   — Смотри, смотри!
   — Я их вижу, — отвечал Мосул. Он чувствовал одновременно и радостное веселье, и какую-то странную гордость. — Это голубые киты, большая стая: думаю, их здесь около сотни, а то и больше.
   — Ты видишь? — спросила Сиринкс.
   — Я вижу, — успокоил ее «Энон». — И чувствую. Ты счастлива. Я счастлив. Киты, кажется, тоже счастливы, они улыбаются.
   — Да! — Сиринкс засмеялась. Их пасти раздвинулись, улыбаясь. Улыбаясь вечной улыбкой. А почему и нет? Само существование таких тварей не могло не вызвать улыбки.
   Мосул подвел «Спирос» поближе, приказав краям паруса свернуться. Шум стаи заполнил все судно. Звонкие шлепки, производимые этими огромными телами в моменты, когда они, подпрыгнув, плюхались в воду, чередовались с утробными свистящими звуками, издаваемыми дыхательными клапанам. Когда корабль приблизился к стае, Сиринкс попыталась прикинуть, каковы размеры китов. Один из них, большой взрослый самец, должно быть, достигал тридцати метров в длину.
   Детеныш, более десяти метров в длину, подплыв к «Спиросу», выбросил струю воды из дыхательного клапана. Его мать держалась поблизости. Оба они терлись друг о друга и толкались. Огромные раздвоенные хвосты вспенивали воду, выбрасывая на поверхность взбудораженных рыб. Плавники хлопали по воде, как крылья. Сиринкс с непередаваемым восторгом наблюдала за тем, как эти двое проплыли всего в пятидесяти метрах от судна, довольно сильно раскачав его своими мощными кильватерными струями. Лишь в последний момент она заметила, что детеныш, прильнув к туше матери, сосет ее молоко.
   — Ни с чем не сравнимое зрелище! — воскликнула Сиринкс, очарованная этой сценой. Ее руки сжали поручень так, что костяшки пальцев побелели. — И это даже не ксеноки, это наши земные животные.
   — Уже нет, — Мосул, очарованный, как и она, стоял рядом.
   — Слава богу, у нас хватило ума сохранить их гены. Я до сих пор не могу поверить, что ассамблея Конфедерации позволила вам привезти их сюда.
   — Эти киты не нарушают пищевой цепочки, они стоят особняком. Для этого океана потери миллионов тонн криля в день ровным счетом ничего не значат. В самом Атлантисе животных, подобных этим, никогда не было. Поэтому китам здесь не с кем состязаться. К тому же они являются млекопитающими, которым на определенном этапе развития необходима земная твердь. Что же касается Атлантиса, то самой крупной тварью, которую он породил, является красная акула. Однако и она достигает в длину лишь шести метров.
   Рука Сиринкс обвилась вокруг руки Мосула. Девушка всем телом прижалась к нему.
   — Я хотела сказать, что проявление здравого смысла в столь больших количествах — вещь совершенно не характерная для ассамблеи. С другой стороны, было бы настоящим преступлением допустить вымирание этих животных.
   — Какая ты черствая и циничная.
   Она нежно поцеловала его. Прелюдия того, что должно произойти. Положив голову ему на плечо, она вновь сосредоточила свое внимание на китах, стараясь запомнить все детали поведения этих очаровательных животных.
   Весь остаток дня они следовали за стаей гигантских животных, которые резвились в открытом океане. Когда стемнело, Мосул изменил курс «Спироса». Сиринкс увидела, как массивные темные туши изящно изогнулись на фоне золотисто-красного небосвода, и услышала, как рев, издаваемый дыхательными клапанами, затихает в океанских волнах.
   Обманчивое фосфоресцирующее сияние воды отбрасывало тусклый зеленовато-голубой свет на мембрану-парус, половина которого была свернута. Разложив на палубе диванные подушки, Сиринкс и Мосул занялись любовью прямо под звездами. Несколько раз «Энон» пристально смотрел вниз, разглядывая сплетавшиеся на палубе тела. Его незримое присутствие вносило в сознание Сиринкс чудесное ощущение полностью исполненного желания. Впрочем, об этом она, конечно, не рассказала Мосулу.
 
   Отдел электроники, входящий в Леймилский проект, занимал трехэтажное восьмиугольное здание рядом с центром университетского городка. Стены здания с большими овальными окнами были сделаны из мягких белых полипов. Ползучие древовидные гортензии поднимались до окон второго этажа. Вокруг были посажены деревья чуантава, привезенные с Раоуила. Стволы, покрытые эластичной корой, достигали высоты сорока метров. С каждой ветви свисали ярко-фиолетовые листья, похожие на длинные языки, и гроздья ягод бронзового цвета.
   Выйдя на ближайшей из пяти станций транспортной трубы, расположенных в городке, Иона, в сопровождении трех сержантов-телохранителей, направилась к зданию отдела. Она шла по дорожке, вдоль которой росли амаранты. Ее волосы были еще слегка влажными после купания с Хейл и падали на воротник ее зеленого шелкового костюма, предназначенного для официальных встреч. Она ответила холодным равнодушием на изумленные взгляды и боязливые улыбки нескольких сотрудников проекта, слонявшихся по городку.
   У главного входа ее ожидал Паркер Хиггенс. Он, как всегда, был одет в свой костюм орехового цвета, с красными спиралями на длинных рукавах. Брюки были по моде мешковатыми, но пиджак был явно ему мал. На его лоб падала беспорядочная копна белых волос.
   Без тени улыбки Иона обменялась с ним рукопожатием. Директор всегда слишком нервничал в ее присутствии. Он хорошо знал свое дело, но с чувством юмора у него явно были проблемы. Обычную шутку он мог принять за личное оскорбление.
   Затем она поздоровалась с Оски Катсура, которая возглавляла отдел электроники. Полгода назад она приняла дела у бывшего главы отдела. Ее назначение было первым, которое поддержала Иона. Семидесятилетняя женщина была выше Ионы ростом и отличалась гибкой красотой. Сейчас на ней был обычный белый лаборантский халат.
   — У вас есть для меня какие-то хорошие новости? — спросила Иона, когда они, войдя внутрь, пошли по главному коридору.
   — Да, мэм, — ответил Паркер Хиггенс.
   — Большая часть схемы книгохранилища выполнена из кристаллов памяти, — пояснила Оски Катсура. — Процессоры были вспомогательными элементами, которые обеспечивали доступ и запись. По существу, это и было ядром памяти.
   — Понятно. А сохранилось ли оно во льду, как мы на это надеялись? — спросила Иона. — Когда я его увидела, оно выглядело неповрежденным.
   — Да, конечно. Оно почти совсем не повреждено. После того, как чипы и кристаллы извлекли изо льда и очистили, они превосходно работали. Причина, в силу которой мы так давно пытаемся расшифровать данные, хранящиеся в кристаллах, состоит в том, что ядро памяти является нестандартным, — подойдя к широким двойным дверям, Оски Катсура, визуализировав тайный код, жестом предложила Ионе войти.
   Отдел электроники всегда напоминал ей кибер-фабрику: ряды одинаковых чистых помещений, освещенных ярко-белым светом и заполненных блоками загадочного оборудования, протянутые повсюду провода и кабели. Это помещение ничем не отличалось от других: широкие стеллажи у стен и один в центре были загромождены ящиками с настраиваемой электроникой и оборудованием для проведения испытаний. В дальнем конце помещение было разделено стеклянной стеной, за которой находилось шесть сборочных стендов. Там несколько сотрудников, используя точность робототехники, собирали различные устройства. В противоположном конце помещения на полу стоял помост из нержавеющей стали, на котором покоилась большая сфера, выполненная из крепкого прозрачного композита. К ее нижней части были подведены толстые шланги обеспечения необходимого состава атмосферы. С другой стороны эти шланги присоединялись к массивным кондиционерам. В центре этой сферы Иона увидела электронное книгохранилище Леймила. От ее основания расходились силовые и оптико-волоконные кабели. Еще большей неожиданностью была Лиерия, которая стояла перед длинным стеллажом в центре помещения. Каждая из ее «рук» разделялась на пять или шесть щупальцев, которые, извиваясь, проходили через ящик с электроникой.
   Иона испытала гордость, вызванную тем, что она смогла сразу же узнать киинта.
   — Доброе утро, Лиерия, я считала, что ты работаешь в отделе физиологии.