Лоуренс выстрелил снова. Среди ветвей, где только что сидел зверек, появилось облачко дыма.
   — Черт, ну он и шустрый.
   — Оставь ты его, — сказал Квинн. — Тебе только придется таскаться с ним весь день, вот и все. Мы настреляем мяса на обратном пути.
   — Хорошо, Квинн, — с сомнением в голосе ответил Лоуренс. Его голова была откинута назад, а взгляд блуждал по кроне в поисках зверька. — Все равно я его потерял.
   Квинн взглянул туда, где только что был веннал. Проворный, обитающий на деревьях зверек обладал синевато-зеленой шкурой, которую трудно было отличить от дерева с расстояния меньше, чем пятнадцать метров. Он воспользовался своим имплантированным инфракрасным зрением и начал разглядывать лишенный теней розово-красный мир. Веннал предстал оранжево-розовой короной, распластавшейся на толстом суку на вершине дерева, его треугольная головка нервно повернулась в сторону пришельцев. Квинн обошел вокруг дерева.
   — Я хочу, чтобы вы положили свое оружие на землю, — сказал он.
   Вся компания удивленно посмотрела на него.
   — Квинн…
   — Немедленно.
   Он снял с плеча свое лазерное ружье и положил его на мокрую траву. Благодаря его власти над ними, все сделали то, что он сказал без дальнейших протестов.
   Квинн поднял кверху свои пустые ладони.
   — Удовлетворен? — спросил он.
   Шкура хамелеона из цвета коры превратилась в серую.
   Лоуренс Диллон от удивления даже сделал шаг назад.
   — Черт, я бы его так и не увидел.
   Квинн на это только рассмеялся.
   Человек стоял, прислонившись спиной к стволу кволтукового дерева в восьми метрах от них. Он откинул капюшон, под которым оказалось круглое лицо сорокалетнего человека с крупным подбородком и серыми глазами.
   — Доброе утро, — шутливо сказал Квинн.
   Он ожидал нечто другое, что-то наподобие напускной мании Баннет, а этот человек, казалось, просто не существует.
   — Итак, ты внял моему совету, — продолжил Квинн. — Очень разумно.
   — Скажи мне, почему они тебя не уничтожили? — спросил мужчина.
   Квинн подумал, что голос незнакомца звучит так, как будто его синтезирует процессорный блок, в его голосе не было слышно никаких эмоций.
   — Потому что ты не знаешь, с кем я говорил и что я им сказал. Это-то и обеспечивает мне безопасность. Если бы вы могли стирать с лица земли любую деревню, которая могла бы раскрыть вашу команду службе безопасности, ты бы здесь не прятался. Разве не так?
   — О чем ты хочешь со мной поговорить?
   — Мне трудно это сказать, пока я не знаю твоих намерений. Для начала скажи мне, кто ты такой.
   — Это тело носит имя Клайва Дженсона.
   — И что ты с ним сделал? Запаковал в персональный биологический компьютер?
   — Не совсем так, но довольно близко.
   — Итак, ты созрел, чтобы поговорить?
   — Я выслушаю тебя, — кивнул головой незнакомец. — Ты пойдешь со мной, а остальные останутся здесь.
   — Так не пойдет, — запротестовал было Джексон Гейл. Но Квинн поднял руку.
   — Все нормально. Не дергайтесь. Оставайтесь здесь три часа, после этого отправляйтесь в Абердейл, независимо от того, вернусь я или нет.
   Он сверил координаты по навигационному блоку и отправился за человеком в камуфляжном костюме, который пользовался именем Клайва Дженсона.
 
   После шести недель путешествия и торговли «Куган» приближался к конечной точке своего пути. Хотя Лен Бачаннан ей ничего и не говорил, Мэри Скиббоу знала, что они находятся на расстоянии дневного перегона от Даррингема. Она уже узнала лежащие в окрестностях деревеньки, выкрашенные белой краской дощатые стены нарядных домиков, аккуратненькие садики, сельская идиллия. Джулифф снова стал кофейного цвета, стремительно унося свои потоки к океанской свободе, которая лежала уже недалеко. Если волна была небольшая, то она могла разглядеть скорчившегося на корточках на северном берегу Халтейна Марша, услышать мрачное рычание грибковых овощей, выпускающих разъедающие глаза потоки сернистого газа. Навстречу вверх по реке поднимался, оставляя в кильватере пенный след, большой весельный пароход наподобие «Свитленда». Свежая партия колонистов разглядывала берега, их лица были оживлены любопытством и удивлением, их дети, смеясь и хихикая, гонялись по палубе.
   «Дураки. Все они круглые дураки».
   Теперь «Куган» все реже и реже делал остановки на пристанях. Их запасы товаров почти подошли к концу, корабль теперь поднимался над водой на полметра выше. В соответствующей пропорции вырос и счет Лена Бачаннана на кредитном диске в Джовиан-банке. Теперь он покупал консервированное мясо для того, чтобы продать его в городе.
   — Кончай подбрасывать дрова, — крикнул ей Лен из рубки. — Мы здесь пристанем.
   Тупой нос «Кугана» слегка развернулся и нацелился на пристань, расположенную несколько ниже рядов бревенчатых складов. С одной стороны там виднелось несколько цилиндрических ям для зерна. По грязной дороге вокруг складов сновали мотоциклы. Деревня была из зажиточных. К такой вот деревне стремилась Группа Семь, такая вот деревня обманула и ее.
   Она отбросила бревно, которое собиралась бросить в топку, и распрямила спину. Все эти недели в любую погоду она пилила дрова, потом таскала и бросала их в топку, и это сделало ее мышцы такими, какие она никогда бы не получила в гимнастическом зале аркологического центра. Ее талия стала тоньше почти на два сантиметра, и теперь ее старые шорты сидели на ней, как и положено.
   От тоненькой струйки дыма, которая просочилась сквозь щель в железном корпусе топки, у нее заслезились глаза. Мэри отчаянно заморгала и уставилась сначала на деревню, к которой они приближались, потом вперед на запад. Она приняла решение и пошла вперед.
   Гейл Бачаннан сидела сбоку в рулевой рубке, ее жидкие волосы были связаны на затылке, панама отбрасывала тень на вязальные спицы. Она вязала и шила всю дорогу от самого Абердейла.
   — Куда это ты направилась, милочка? — поинтересовалась толстуха.
   — В свою каюту.
   — Только уж постарайся подоспеть вовремя, чтобы помочь Лену причалить. Я не потерплю, чтобы ты бездельничала, пока он работает. Никогда не видела такой лентяйки. Мой бедняга муженек работает как проклятый, чтобы удержать эту посудину на плаву.
   Мэри не обратила внимания на ее оскорбления и, пройдя мимо, шмыгнула к себе в каюту. В уголке грузового трюма она устроила себе уютное гнездышко, где спала на длинных полках стеллажа после того, как Лен заканчивал наслаждаться. Спать на голом дереве было жестко, и первую неделю она часто ударялась головой о стойки, пока, наконец, не привыкла к тесноте, но спать всю ночь в объятиях торговца она не могла.
   Мэри стянула с себя бесцветный комбинезон, в котором работала на палубе, надела чистые лифчик и футболку, которые все путешествие пролежали у нее в сумке. Почувствовав на коже гладкий синтетический материал, она вспомнила Землю и аркологию. Ее мир, где у нее были и жизнь, и будущее, где Государственный центр отказался от дидактических курсов, а у людей есть нормальная работа, где они ходят в клубы, где есть тысячи развлекательных чувствительных каналов, среди которых ты можешь выбрать то, что тебе по душе, а вакуумные поезда могут за шесть часов доставить тебя на другой конец планеты. Черные плетеные тропические джинсы закончили ее гардероб. Она снова почувствовала себя цивилизованной. Мэри накинула на плечо сумку и двинулась вперед.
   Гейл Бачаннан снова начала на нее кричать, когда она закрыла задвижку на дверях туалета. Туалет представлял из себя просто деревянный ящик (сделанный из майопового дерева, чтобы выдержать вес Гейл) с дырой в полу; сбоку лежала куча больших виноградных листьев, служащих заменой туалетной бумаге. Она опустилась на колени и отодрала нижнюю доску на ящике, служащим стульчаком. Река плескалась в метре под ней. Ее два пакета висели ниже уровня палубы, привязанные силиконовой рыболовной леской. Она обрезала леску перочинным ножом и засунула два завернутых в полиэтилен пакета в свою наплечную сумку. Там в основном были медицинские нейрологические пакеты, самое дорогое на единицу веса, что перевозил «Куган». Она также добавила к этому несколько персональных среднечастотных плейеров, пару процессорных блоков, малогабаритные элементы питания. Запас, который она делала в течение всего путешествия. После этого молния на сумке еле застегнулась.
   К тому времени, когда она вышла на камбуз, чтобы окинуть на прощанье взглядом деревянную камеру, в которой она провела, казалось, целую вечность, чистя и готовя, крик Гейл стал совсем истерическим. Она взяла большой глиняный горшок с травяной смесью и вытащила оттуда толстую пачку лалондских франков. Это был всего лишь один из тайников, которые Гейл устроила по всему судну. Она запихала хрустящие пластиковые банкноты в задний карман, а затем, совершенно неожиданно, прежде чем выйти на палубу, прихватила коробок спичек.
   «Куган» уже стоял у причала, а Лен пытался закрепить один из тросов вокруг кнехта. Лицо Гейл под панамой было красным, как помидор.
   Чтобы оценить наряд Мэри, ей было достаточно одного-единственного взгляда.
   — С чего это вдруг ты, черт бы тебя драл, так вырядилась, а, маленькая шлюха? Тебе надо помочь Ленни загрузить мясо. Мой бедный Ленни не может сам перетаскать все эти огромные туши. И куда это, чтоб тебе пусто было, ты намылилась со своей сумкой? Ну-ка покажи, что там у тебя?
   Мэри улыбнулась ей той своей ленивой улыбочкой, которую ее отец называл невыносимо праздной. Она чиркнула спичкой о стену каюты.
   Они обе смотрели, как фосфорная головка оживилась пламенем, желтое пламя вгрызлось в дерево и устремилось к пальцам Мэри. По мере того, как Гейл начинала соображать, что происходит, ее рот открывался все шире и шире.
   — До свиданья, — сказала Мэри. — С вами было так приятно познакомиться.
   Гейл панически взвыла, когда спичка исчезла под ворохом ее тряпок и кружев. Вверх взметнулось яркое оранжевое пламя.
   Мэри твердым шагом направилась к пристани. Лен стоял на ее пути с мотком силиконовой веревки в руках.
   — Уходишь, — только и сказал он.
   Вслед ей Гейл выкрикивала целую тираду из оскорблений и угроз. Послышался громкий всплеск воды, когда коробка со столь драгоценным шитьем шлепнулась в воду.
   Она так и не сумела изобразить пресыщенность, как хотела. Только не перед ним. На осунувшемся лице старика появилось странное выражение испуга.
   — Не уходи, — попросил он.
   Таких жалобных ноток в его голосе она еще не слышала.
   — Почему? Ты что, еще чего-то не получил? Ты забыл попробовать что-нибудь еще?
   Ее голос вот-вот готов был сорваться.
   — Я избавлюсь от нее, — с отчаянием сказал он.
   — Ради меня?
   — Ты прекрасна, Мэри.
   — Правда? И это все, что ты мне можешь сказать?
   — Да. Я думал… Я никогда не обидел тебя. Ни разу.
   — И ты хочешь, чтобы все это продолжалось? Ты этого хочешь, Лен? Чтобы мы с тобой вдвоем плавали вверх и вниз по Джулиффу до конца наших дней?
   — Пожалуйста, Мэри. Я ее ненавижу. Мне нужна ты, а не она.
   Она стояла всего в десяти сантиметрах от него и даже чувствовала из его рта запах фруктов, которые он ел за завтраком.
   — Это действительно так?
   — У меня есть деньги. Ты будешь жить как принцесса, я тебе это обещаю.
   — Деньги — это ничто. Меня будут любить. Я и сама отдам все, что у меня есть, человеку, который будет меня любить. А ты меня любишь, Лен? Ты, правда, меня любишь?
   — Люблю, Мэри. Господи, люблю. Пожалуйста. Пойдем со мной!
   Она провела своим пальцем по его подбородку. На его глаза навернулись слезы.
   — Тогда наложи на себя руки, Лен, — хрипло прошептала она. — Потому что она — это все, что у тебя есть. Она — это то, что у тебя вообще когда-либо было. И до конца своих дней, Лен, ты будешь жить, зная, что я всегда была выше тебя.
   Она подождала, пока на его лице выражение трагической надежды превратилось в полное смирение, и рассмеялась. Эта сцена принесла ей намного больше удовлетворения, чем если бы она заехала ему коленкой в пах.
   По грязной главной дороге в направлении на запад двигался фургон с силосом. Фургоном управлял четырнадцатилетний парень, время от времени подхлестывая лошадь по большому блестящему крупу. Мэри подняла большой палец, и парень с готовностью кивнул головой, восторженно выпучив на нее глаза. Мэри заскочила в повозку, не дожидаясь, пока та остановится.
   — Далеко до Даррингема? — спросила она.
   — Пятьдесят километров. Но так далеко я не поеду, только до Мепейла, — покачал головой парень.
   — Для начала и это сойдет.
   Она уселась на жесткое дощатое сиденье. Подпрыгивающие на неровностях колеса заставляли ее раскачиваться из стороны в сторону. Солнце жарило, повозку трясло, лошадь воняла. Но Мэри чувствовала себя великолепно.
 
   Гигантику было более семи тысяч лет, когда Латон и маленькая группа его последователей прибыли на Лалонд. Он рос на небольшом пригорке, отчего его трехсотметровый ствол еще выше поднимался над джунглями. Его вершину сломала буря, и теперь там образовался узел из переплетенных, торчащих в разные концы сучьев с пучками листьев. Птицы превратили этот своеобразный купол в целое поселение из гнезд, они потихоньку клевали древесину, и за столетия она оказалась вся усыпана мелкими дырками.
   Когда шел дождь, вода скапливалась в толстых мохнатых листьях гигантика, под ее весом сучья изгибались и прижимались ближе к толстенному стволу. Затем, спустя несколько часов, вода скатывалась с листьев, осушая гигантик, начиная с макушки, и ветви снова медленно выпрямлялись. Если в этот момент оказаться на земле около ствола, то попадаешь в небольшой мощный водопад. Последние остатки почвы из-под ветвей были вымыты несколько тысячелетий тому назад. Все, что там теперь осталось, — это переплетение толстых изогнутых корней, раскинувшееся по округе на сотню метров и покрытое скользким налетом, как прибрежные скалы.
   Черноястреб доставил Латона на Лалонд в 2575 году. В это время на планете было не больше сотни людей, команда, обслуживающая лагерь и посадочную площадку. Группа экологического обследования закончила свои анализы и удалилась; инспектирующих комиссий из Конфедерации в ближайшие несколько лет не ожидалось. Он достал копию секретного доклада компании: планета вполне подходила для обитания и должна была получить сертификат Конфедерации. Здесь непременно должны были появиться колонисты: грязные невежественные бедолаги, не обладающие никакой прогрессивной технологией. Прикинув собственный вариант развития событий, он пришел к выводу, что здесь появится вполне подходящая для внедрения культура.
   Они приземлились в горах в восточной части Амариска; двадцать человек и семь вездеходов, загруженных всем необходимым для того, чтобы обеспечить им вполне сносное существование в изгнании. Среди прочих жизненно необходимых запасов были малогабаритные кибернетические системы и его генетическое оборудование. У него также имелось девять яиц черноястребов, извлеченных из яичников и помещенных в ноль-тау камеры. Черноястреб был отправлен в забвение на одну из горячих бело-голубых звезд, а небольшой отряд начал пробираться сквозь джунгли. Два дня они потратили на то, чтобы добраться до притока, который впоследствии получит имя Кволлхейма. Три дня они плыли по реке (вездеходы имели корпус амфибий), после чего оказались в районе Шустера, где почва была достаточно твердой, чтобы выдержать гигантики. Новое путешествие по джунглям, и через полдня он нашел то, что определенно было самым большим гигантиком на континенте.
   — Это нам вполне подойдет, — сказал он своим товарищам. — На самом деле, это именно то, что нам и надо.
 
   Когда Квинн Декстер и Клайв Дженсон подошли к скользкой паутине корней гигантика, ветви дерева были еще согнуты под тяжестью воды после недавно прошедшего дождя. В сени огромных взъерошенных ветвей был постоянно мерцающий свет. Вода капала с листьев и образовывала ручейки, которые с журчанием пробивали себе путь среди переплетенных корней.
   Квинн еле сдержался, чтобы не втянуть голову в плечи, почувствовав падающие ему на голову большие капли воды. То ли споры, то ли какие-то соки смешивались с водой, отчего она становилась липкой. В тени было прохладно, причем настолько, что такой прохлады на Лалонде, пожалуй, больше и не встретишь.
   Они приблизились к колоссальному стволу. Здесь корни начинали тянуться вверх и поглощались массой ствола, как деревянные волны, разбивающиеся о деревянный утес. Поднимаясь вверх и поглощаясь стволом, эти толстенные канаты корней образовывали щели, постепенно сужавшиеся до толщины лезвия ножа, а по высоте превосходящие рост Декстера в пять раз. Клайв Дженсон скрылся в одной из таких расщелин. Квинн проследил, как его спутник скрылся среди изгибов корней, пожал плечами и последовал за ним.
   Через пять метров почва под ногами выровнялась, а стены раздвинулись на пару метров, шершавая поверхность коры перешла в ровные стены из голого дерева. «Вырезали, — решил он. — Брат Божий! Они вырезали себе жилье в стволе дерева! Сколько же сил потребовалось на это?»
   Впереди показался проблеск света. Они прошли по извилистому коридору и оказались в ярко освещенной комнате. Эта комната была метров пятнадцать длиной и десять шириной и выглядела вполне обычной, если не считать отсутствия окон. На одной стене на гвоздиках висел ряд темно-зеленых плащей с капюшонами. Древесина гигантика по цвету напоминала орешник, но обладала очень широкими волокнами, отчего стены казались сделанными из ровных широких досок. В комнате был стол наподобие стойки бара, сделанный из одного цельного куска, который тянулся вдоль одной из стен. За дальним концом стола стояла женщина и безразлично смотрела на пришельца.
   Квинн лениво улыбнулся. На вид женщине можно было дать лет двадцать пять, она была немного выше Квинна, кожа у нее была черная, длинные каштановые волосы и маленький приплюснутый носик. Ее безрукавная желтая блузка и белые штаны позволяли полностью оценить ее фигуру.
   По лицу женщины пробежала тень недовольства.
   — Постарайся вести себя поприличней, Декстер, — сказала она.
   — Что? Но я даже и слова-то еще не сказал.
   — А этого и не надо. Я скорее пересплю со слугой-мартышкой.
   — А я буду наблюдать?
   Выражение недовольства на ее лице усилилось.
   — Стой смирно и не двигайся, а то я прикажу Клайву расчленить тебя.
   Она взяла со стола щуп.
   Продолжая улыбаться, Квинн поднял руки и позволил ей провести щупом вдоль своего тела. Клайв стоял наготове метрах в двух позади Квинна, он стоял совершенно неподвижно и напоминал выключенного робота. Декстер вовсю старался скрыть свое волнение.
   — И как давно ты здесь? — спросил он.
   — Уже достаточно давно.
   — Как мне тебя называть?
   — Камилла.
   — Хорошо, Камилла. Все нормально. Итак, что здесь происходит?
   — Пусть это тебе расскажет Латон, — она потыкала языком себе в щеку. — Если он не решит просто воспользоваться твоим телом, как он это сделал с Клайвом.
   Квинн бросил взгляд в сторону неподвижно стоящего мужчины.
   — Это один из колонистов из-под Шустера?
   — Правильно.
   — Ага.
   — У тебя слишком бьется сердце, Декстер. Что-нибудь беспокоит?
   — Нет. А тебя?
   Она положила щуп обратно на стол.
   — Ты можешь теперь встретиться с Латоном. Ты не опасен; два импланта и куча внимания.
   При упоминании об импланте он вздрогнул. Это была его единственная надежда, хотя и очень призрачная.
   — Хотите меня использовать так же, да?
   Камилла направилась к двери.
   — Переселиться, это самое простое.
   За дверью оказалась широкая винтовая лестница, ведущая вверх по стволу. У основания лестницы Квинн успел заметить коридор и несколько комнат. Один этаж был полностью отведен под бассейн с минеральной водой. Воздух перенасыщен паром, мужчины и женщины или плескались в воде, или лежали на всякого рода лежаках. Один мужчина лежал ничком на полу, а женщина средних лет делала ему массаж. У женщины было отсутствующее выражение лица, которое он уже начал определять. Квинн вдруг сообразил, чего здесь не хватает: некоторые люди смеялись, но никто не говорил. Слуги-мартышки сновали по коридору, занятые своими загадочными делами. Все они — полутораметрового роста, передвигались почти с человеческой сноровкой, их золотистый мех был хорошо ухожен. Присмотревшись, он заметил, что у этих мартышек лапы более походят на ноги, в отличие от лап их прародителей в земных джунглях.
   — Брат Божий! Да ведь это эденистская конструкция. Что, черт бы вас побрал, здесь происходит?
   Камилла повела его по коридору, который ничем не отличался от других. Дверь открылась беззвучно, при помощи синтетических мышц вместо петель.
   — Вот и логово льва, Декстер. Заходи.
   Дверь за ним закрылась так же беззвучно. Он оказался в большой круглой комнате со сводчатыми потолками. Мебели здесь был необходимый минимум: письменный стол со стеклянной столешницей и металлическими ножками, обеденный стол с таким же стеклянным верхом, два, стоящие напротив друг друга кресла. Каждый предмет мебели находился в максимальном удалении от других. Часть одной стены занимал большой голографический экран, показывающий вид джунглей снаружи. Камера находилась высоко над вершинами деревьев и показывала ковер зеленой листвы и плывущие по воле ветра облачка. Посередине комнаты стоял трехметровый железный шест, на вершине которого сидела пустельга и внимательно за ним наблюдала. В комнате его ожидали двое: мужчина, сидящий за письменным столом, и молодая девушка, стоящая рядом с креслом.
   Латон поднялся из-за стола. Квинн еще никогда не встречал таких высоких людей. Латон был мускулист, кожа — цвета корицы, и это скорее было похоже на загар, чем на естественную пигментацию. Лицо — симпатичное, слегка азиатского типа, с глубоко посаженными зелено-серыми глазами, черные как смоль волосы завязаны на затылке в небольшой конский хвост. Одет он был в подпоясанный простой зеленый шелковый халат. О его возрасте было трудно сказать что-то определенное: за тридцать, но ста еще нет. Именно это и искал Декстер с того самого момента, когда Клайв Джексон откинул капюшон своего маскировочного костюма. Властная самоуверенность человека, который источал силу.
   — Квинн Декстер, ты заставил побеспокоиться моих коллег. Как ты сам можешь догадаться, у нас бывает очень мало посетителей, — Латон указал жестом на ярко-красное кресло, рядом с которым стояла девушка. — Можем ли мы сделать для тебя что-нибудь, пока ты тут? Что-нибудь выпить? Или что-нибудь нормальное поесть? Милый старый Абердейл пока не разжился ни медом, ни молоком.
   Инстинктивно Квинн хотел бы отказаться, но предложение было слишком соблазнительным. И пусть это будет казаться жадным и унизительным.
   — Бифштекс, не очень прожаренный, с картошкой и салатом, без горчицы. И стакан молока. Никогда не думал, что буду скучать по молоку, — он одарил Латона, как он считал, флегматичной улыбкой, в то время как тот сел в кресло напротив.
   Было похоже, что изображать внешнюю невозмутимость становилось все большей и большей проблемой.
   — Конечно, думаю, мы это вполне можем устроить. Мы пользуемся пищевыми гландами, как в небоскребах, приспособленных питаться соками гигантика. Но вкус будет вполне приемлемым, — Латон несколько повысил голос: — Аннам, проследи за этим, пожалуйста.
   Девушка слегка, несколько пренебрежительно, кивнула головой. Ей было, по подсчетам Квинна, лет двенадцать-тринадцать. У нее были падающие на плечи светлые волосы, нордически бледная кожа и светлые, почти невидимые ресницы. Ее бледно-голубые глаза заставили Квинна вспомнить Гвина Лоуса перед самой его смертью. Аннам была очень напуганной маленькой девочкой.
   — Еще одна из пропавших? — догадался Квинн.
   — Совершенно верно.
   — И вы не вселились в нее?
   — Она не давала для этого повода. Взрослые мужчины полезны для выполнения определенных работ, поэтому я их и держу, а в молодежи у меня нет потребности, поэтому я их держу как запасной материал для пересадки органов.
   — И какие же у тебя цели?
   — В основном, мне нужны яичники. У меня сейчас недостаточно материала для следующей стадии моего проекта. К счастью, женщины из поселений могут мне в этом помочь. У нас здесь достаточно подвешенных емкостей, чтобы поддерживать их фаллопиевы трубы в рабочем состоянии, а это значит, что мы можем быть уверены в том, что каждый месяц они будут давать нам прямо в руки драгоценные подарочки. Аннам еще не созрела для этого. И видя, что ее органы еще не подходят для емкости, мы даем ей возможность пока быть на подхвате. Некоторым из моих товарищей она очень нравится. Могу даже сказать, что я и сам нахожу ее вполне приемлемой.
   Аннам, прежде чем дверь открылась и выпустила ее, бросила в его сторону взгляд, полный ужаса.
   — У вас тут много чего сделано с использованием биотехнологий, — сказал Квинн. — Если бы я плохо в этом разбирался, я бы принял вас за эденистов.
   Латон нахмурился.
   — Ага, милок. Так значит, мое имя в твоей памяти не зарегистрировано.
   — Нет. А разве оно должно быть мне известно?