Страница:
Долина, где он находился, была типична для Ромулуса: невысокие отлогие склоны, пышная тропическая растительность и ручей, питающий цепочку озер. Среди оплетенных лианами ветвей деревьев порхали небольшие пестрые птички, а воздух наполняли ароматы растущих повсюду в изобилии цветов. Окрестности напоминали дикий рай, вызывающий в памяти картины амазонских лесов до начала индустриальной эпохи, но, как и во всех эденистских хабитатах, здесь каждый квадратный сантиметр поверхности был тщательнейшим образом спланирован и обустроен.
Сиринкс со своими братьями и сестрами обследовали все вокруг, едва научившись ходить. С детьми (впрочем, как и вообще с кем бы то ни было) не могло случиться ничего плохого, потому что живое поселение постоянно контролировало свое пространство. Само собой разумеется, Афине и Сайнону помогали, как нянечки-женщины, так и домашние шимпы — ведущие свой род от обезьян слуги-биотехи. Но и при всем этом работа была изнурительной.
Когда Сиринкс подросла, стало ясно, что она унаследовала темно-рыжие волосы и чуть восточный разрез яшмовых глаз своей матери. От отца ей достались рост и стать. Зато никто из родителей никогда не признался бы в том, что именно от него их дочери досталась ее импульсивность. Сайнон тщательно следил за тем, чтобы никому из детей не уделялось излишнего по сравнению с остальными внимания, и тем не менее вскоре вся их стайка убедилась в том, что он совершенно не в состоянии отказать своей дочери в чем-либо или даже долго сердиться на нее.
В пятилетием возрасте Сиринкс начала слышать во сне какой-то шепоток. За ее образование отвечал Ромулус, а вовсе не «Энон». Разум хабитата выступал в качестве учителя, направляя в ее спящий мозг непрерывный поток информации. Процесс был интерактивным, что позволяло хабитату задавать ей безмолвные вопросы и еще раз повторять девочке то, что она не усвоила с первого раза. Она узнала, чем эденисты отличаются от адамистов, люди с геном связи от тех, кто этого гена не имеет, от так называемых «натуралов», ДНК которых была генинженирована, но не дополнена. Обширный поток информации вызывал не менее внушительное любопытство. Ромулус был не против, он всегда был бесконечно терпелив с каждым из полумиллиона живущих в нем людей.
— По-моему, это отличие просто глупость, — призналась Сиринкс как-то ночью «Энону», лежа в постели. — Все адамисты, захоти они, тоже могли бы стать обладателями связи. Ведь как это должно быть ужасно, какое одиночество они испытывают в душе. Вот я бы, например, просто не смогла жить без тебя.
— Если люди не хотят чего-нибудь делать, не следует их заставлять, — отозвался «Энон».
Несколько мгновений они вместе любовались зрелищем колец. В эту ночь «Энон» находился на высокой орбите над шафраново-желтым газовым гигантом. Занимающий три четверти неба полумесяц проглядывал сквозь туманную пелену заполняющих окружающее пространство частиц. Это зрелище всегда захватывало ее. Иногда она, казалось, проводила всю ночь, наблюдая за бьющимися друг с другом армиями могучих облаков.
— И все равно это глупо, — настаивала она на своем.
— В один прекрасный день мы с тобой посетим миры адамистов и тогда все поймем.
— Жаль, что мы не можем отправиться туда прямо сейчас. Ну почему ты еще недостаточно большой!
— Ничего, Сиринкс, уже скоро.
— Ну да, еще целая вечность.
— Сейчас я уже тридцати пяти метров в диаметре. В этом месяце частиц было особенно много. Так что подождать осталось всего каких-то тринадцать лет.
— Вечность вдвойне, — отозвалась шестилетняя кроха.
По идее эденизм представлял собой полностью эгалитарное общество. Каждый имел свою долю в его финансовых, технических и промышленных ресурсах, каждый (спасибо телепатической связи) имел право голоса во всеобщем обсуждении любых проблем, как бы становясь тем самым членом всеобщего правительства. Но во всех околосатурнианских хабитатах капитаны космоястребов выделялись в особую ярко выраженную касту любимчиков судьбы. Другие дети относились к ним без всякой враждебности, ведь ни сам разум хабитата, ни взрослые его обитатели не допустили бы этого, а при всеобщей телепатической связи враждебное отношение скрыть было бы невозможно. Но имело место своего рода приспособленчество, — ведь когда-нибудь капитанам предстоит набрать свои экипажи, причем только из тех людей, с которыми они смогут ужиться. И неизбежно образующиеся детские группки обычно формировались именно вокруг будущих капитанов.
К тому времени, как ей исполнилось восемь, Сиринкс стала лучшей пловчихой среди своих сестер и братьев. В этом ей помогали ее длинные и по-паучьи тонкие конечности, дававшие ей в воде неоспоримое преимущество перед остальными. Группа детей, лидером которой она была, большую часть времени проводила в долине, играя у ручьев и озер, либо купаясь, либо строя плоты и каноэ. Примерно в это же время они обнаружили способ уйти из-под постоянного наблюдения Ромулуса, используя свои телепатические возможности для создания в сенсорных клетках, покрывающих все открытое пространство поверхности полипа, ложные изображения.
Когда им исполнилось по девять лет, Сиринкс с тем, чтобы испытать новообретенные возможности, вызвала своего брата Тетиса на соревнование: кто лучше сумеет уйти из-под наблюдения хабитата. Обе команды погрузились на свои хрупкие плоты и заскользили вниз по течению прочь из долины. Сиринкс и ее юная когорта проплыли по течению до большого резервуара с соленой водой, охватывающего кольцом южную оконечность хабитата. Именно здесь, при стометровой глубине воды, их шесты стали бесполезными, и они медленно дрейфовали, наслаждаясь своей шалостью, до тех пор, пока не потемнела осевая световая труба хабитата, и только после этого, наконец, ответили на все более отчаянные вызовы родителей.
— Не следовало этого делать, — мрачно увещевал ее в этот вечер «Энон». — Ведь у вас не было спасательных жилетов.
— Зато мы здорово повеселились и, кроме того, еще и с ветерком прокатились на катере офицера департамента водных ресурсов. Знаешь, как он летел! А кругом ветер, куча брызг и все такое прочее.
— Я должен поговорить с Ромулусом по поводу твоего пониженного чувства моральной ответственности. Наверное, что-то в твоем развитии пошло не так. Сама знаешь, как волновались Афина и Сайнон.
— Ты же знал, что со мной все в порядке, значит, и мать знала это.
— Есть еще и такая вещь, как нормы морали.
— Знаю. Поверь, мне, действительно, жаль, что так получилось. Завтра я буду с мамой и папой как шелковая, обещаю. — Она перекатилась на спину, натягивая пуховое одеяло повыше. Потолок был прозрачным, и сквозь него виднелся пробивающийся из-за облаков едва различимый лунно-серебристый свет осевой трубы хабитата. — Знаешь, я все время воображала, что лечу на тебе, а не плыву на каком-то там дурацком плоту.
— Правда?
— Да. — Когда их мысли будто соприкоснулись губами на всех возможных уровнях сознания, она испытала чувство необычайной близости.
— По-моему, ты просто пытаешься завоевать мою симпатию, — укорил ее «Энон».
— Само собой. Именно это и делает меня мной. Как ты думаешь, неужели я и впрямь такая ужасная?
— Я думаю, что мне будет с тобой легче, когда ты вырастешь и станешь более ответственной.
— Ну, прости меня. Больше не будет никаких побегов на плоту, честно. — Она хихикнула. — И все-таки это было здорово!
Сайнон умер, когда детям исполнилось одиннадцать. К тому времени ему было сто шестьдесят восемь. Сиринкс рыдала несколько дней, несмотря на то, что он изо всех сил старался подготовить детей к своему уходу.
— Я всегда буду с вами, — сказал он поникшим ребятишкам, когда они собрались вокруг его постели. Сиринкс и Помона нарвали в саду свежих цветов, чтобы поставить их в вазу около его постели. — Понимаете, у нас — эденистов — личность не исчезает никогда. Я просто стану частью сознания хабитата и всегда буду наблюдать за вами, чтобы знать, кем вы стали. А если вам захочется, то мы всегда сможем поговорить. Так что не печальтесь и не бойтесь. Не нужно бояться смерти, во всяком случае, нам.
— И я хочу увидеть, как ты вырастешь и станешь капитаном, — сказал он Сиринкс, когда они остались наедине. — Поверь, хитрая ты лисичка моя, ты станешь самым лучшим из всех капитанов. — Она неуверенно улыбнулась ему, а затем обхватила руками его исхудавшее тело, ощущая под руками горячую, влажную кожу и слыша в мозгу, как он внутренне морщится, переворачиваясь на другой бок.
В эту ночь они с «Эноном» слушали его воспоминания, пересказываемые им его умирающим мозгом, — череду удивительных образов, запахов и переживаний. Именно тогда она впервые и узнала о его тревоге за «Энона», о той слабой тени сомнения, которое он испытывал по отношению к необычному со-родителю космоястреба. Его тревога висела под потолком темной спальни, подобно одному из фантомов, которых они скармливали рецепторным клеткам хабитата.
— Вот видишь, говорил же я тебе, что никогда тебя не покину! Только не тебя.
Когда в ее голове зазвучал его знакомый мысленный голос, она улыбнулась. Никто никогда не называл ее так, только папочка. До нее доносились какие-то забавные невнятные звуки, как будто тысяча людей одновременно шепотом беседовала друг с другом где-то далеко за его спиной.
Но на следующее утро зрелище того, как его завернутое в белый саван тело выносят из дома, чтобы похоронить на кладбище хабитата, оказалось для нее слишком тяжелым, и она разрыдалась.
— А сколько он будет жить в сознании хабитата? — спросила она Афину после короткой погребальной церемонии.
— Сколько захочет, — медленно ответила Афина. Она никогда не лгала ни одному из детей, но бывали моменты, когда она проклинала себя за подобное благородство. — Большинству людей удается сохранять свою личность в целости в сознании хабитата на протяжении пары столетий, а потом они мало-помалу вливаются в коллективный разум хабитата. Но даже и после этого они не растворяются в нем полностью. Но при всем при том, это гораздо лучше, чем какое-то там небесное спасение, которое сулят своим последователям адамистские религии.
— Расскажи мне о религии, — вечером того же дня попросила Сиринкс разум хабитата. Она сидела в глубине сада, наблюдая за тем, как юркая бронзовая рыбка скользит между камнями на дне поросшего лилиями пруда.
— Это организованная форма поклонения божеству, обычно возникающая в примитивных обществах. Большинство религий воспринимает Бога в виде мужчины, потому что корнями они уходят во времена, когда женской эмансипации еще не существовало — это само по себе является прекрасной иллюстрацией того, насколько запутанными являются религии.
— Но люди и в наши дни поклоняются богам?
— Большинство адамистов сохраняют свою веру, да. В их культуре существует несколько основных религий, самыми крупными из которых являются секты христиан и мусульман. Обе основываются на положении о том, что когда-то в прошлом по Земле ходили святые пророки, и обе сулят ту или иную форму вечного спасения тем, кто исповедует учения этих самых пророков.
— Ага, понятно. Но почему же тогда эденисты не верят в этих богов?
— Наша культура ничего не предписывает людям при условии, что их действия не наносят вреда большинству. Если хочешь, можешь поклоняться любому богу. Основной причиной того, что никто из эденистов не склонен этого делать, является крайне высокая устойчивость наших личностей. Мы можем взглянуть на концепцию Бога и духовности с точки зрения, базирующейся на логике и физике. Такого пристального рассмотрения религия никогда не выдерживает. Наших знаний о квантовой космологии в настоящее время совершенно достаточно, чтобы полностью исключить возможность существования Бога. Вселенная является абсолютно природным явлением, пусть и невероятно сложным. И она не была создана волевым актом какой-то внешней силы.
— Значит, у нас нет душ?
— Концепция души столь же некорректна, что и концепция религии. Языческие жрецы играли на человеческом страхе смерти, убеждая людей в том, что существует загробная жизнь, в которой они будут вознаграждены, если хорошо проживут эту жизнь. Поэтому вера в наличие души также является индивидуальным выбором. Однако, поскольку эденисты продолжают существовать и после смерти в качестве части личности хабитата, никто из них особенно не заинтересован в этом аспекте веры. Эденисты знают, что их существование не прекращается после физической смерти. Мы до какой-то степени вытеснили религию благодаря механике нашей культуры.
— А как насчет тебя? У тебя есть душа?
— Нет. Ведь мой разум, кроме всего прочего, является суммой разумов отдельных эденистов. К тому же я никогда не был одним из Божьих созданий. Я совершенно искусственный.
— Но ведь ты живой.
— Да.
— Значит, если бы душа существовала, она была бы и у тебя.
— Признаю твой аргумент. Ты считаешь, что души существуют?
— Не совсем. Это кажется немного глупым. Но я, кажется, понимаю, почему адамисты так охотно в нее верят. Если бы у меня не было возможности перенести свои воспоминания в сознание хабитата, мне, наверное, тоже хотелось бы верить, что у меня есть душа.
— Превосходное наблюдение. Именно возможность переноса памяти и явилась причиной массового отлучения эденистов-христиан от церкви папой Элеанором в 2090 году. Когда наш основатель Вин Цитджон стал первым человеком, перенесшим свое сознание в нервный слой хабитата, папа объявил этот его поступок святотатством, попыткой избежать Божьего суда. Соответственно, ген связи был объявлен осквернением священного наследия. Ватикан опасался, что это станет слишком большим искушением для верующих. Исламисты опубликовали примерно такой же документ год спустя, предостерегая своих последователей от передачи гена их детям. Это послужило началом раскола эденистской и адамистской культур и, кроме того, положило конец использованию адамистами биотехнологий. Без телепатического контроля организмы-биотехи практически бесполезны.
— Но ведь ты сказал, что существует множество самых разных религий. А разве может быть много разных богов? Уж конечно, Создатель может быть только один. Тут какое-то противоречие.
— Разумно. Именно этот вопрос и явился причиной нескольких крупнейших в истории Земли войн. Каждая из религий утверждает, что только она истинна. В действительности же любая религия зависит исключительно от силы убежденности ее приверженцев.
Сиринкс ничего не ответила и, положив голову на руки, задумчиво наблюдала за мелькающей среди больших розовых лилий рыбкой. Все услышанное казалось ей не слишком правдоподобным.
— А как насчет тебя? — спросила она «Энона». — Ты религиозен?
— Лично я не вижу смысла молить о чем бы то ни было какое-то невидимое божество. Я знаю, кто я. Я знаю, зачем я существую. По-моему, вы, люди, просто находите удовольствие в создании самим себе лишних сложностей.
Сиринкс встала, разглаживая руками черное траурное платье. Напуганная ее резким движением рыбка тут же нырнула в глубину и скрылась из виду.
— Спасибо за компанию.
— Я люблю тебя, — сказал «Энон». — Я очень тебе сочувствую. Сайнон всегда старался, чтобы ты была счастлива. Это хорошо.
«Не буду больше плакать, — сказала она сама себе. — Ведь я всегда смогу поговорить с папочкой. Ага, это, должно быть, и означает, что я — достаточно зрелая личность. Значит, все в порядке».
Вот только если бы еще перестала мучить боль, затаившаяся где-то глубоко в груди, там, где бьется ее сердце.
К тому времени, когда ей исполнилось пятнадцать, ее образование сосредоточивалось в основном на предметах, знание которых было совершенно необходимо для управления кораблем. Оборудование и энергосистемы, космические законы Конфедерации, астрогация, органы жизнеобеспечения биотехов, механика, гидродинамика, сверхпроводимость, термодинамика, ядерная физика. Они с «Эноном» выслушивали долгие лекции насчет достоинств и недостатков космоястребов. Бывали и практические занятия, например, как пользоваться скафандром, как проводить ремонтные работы в условиях низкой гравитации, а иногда для акклиматизации ее выводили наружу, на причальные складки космоястребов, и обучали тому, что предстоит делать капитану на борту.
В невесомости она чувствовала себя как дома. Умение обходиться без гравитации было встроено во всех эденистов на генетическом уровне, и сотня семейств пошла еще дальше, совершенствуя и развивая систему внутренних мембран, защищающих организм от перегрузок. Эденисты презирали наносистемы и старались пользоваться ими лишь в тех случаях, когда не было иного выхода.
С наступлением переходного возраста она постепенно растеряла свой детский жирок (которого, кстати сказать, и прежде было не слишком много) и становилась все больше и больше похожей на взрослую женщину. Тщательно усовершенствованные гены предков наградили ее удлиненным овалом лица со слегка запавшими щеками, подчеркивающими высокие скулы, и большим ртом, который то и дело растягивался в ослепительной улыбке. Ростом она была ничуть не ниже своих братьев, и вскоре, к ее вящему удовлетворению, фигурка ее начала становиться все более женственной. Она отрастила длинные волосы, доходившие до середины спины, зная, что в будущем такой возможности у нее не будет: как только начнутся учебные полеты, ей придется удовлетвориться короткой стрижкой. На космическом корабле длинные волосы были бы только помехой, а возможно, и серьезной опасностью.
В семнадцать лет у нее случился короткий, длившийся всего около месяца роман с Оли, которому было сорок четыре года. Роман из-за столь солидного возраста возлюбленного был заранее обречен, и именно это и делало его столь захватывающим. Она была поглощена обрушившимся на нее чувством и совершенно не обращала внимания на легкие укоры и перешептывания домочадцев и друзей, с головой уйдя в неведомые доселе удовольствия, которые получала под руководством опытного наставника. Да, вот уж кто умел с толком пользоваться преимуществами невесомости.
Подростковая сексуальность эденистов была одной из самых популярных тем среди адамистов, в устах которых она обрастала массой завистливых легенд. Эденистам, при их-то иммунных системах, не приходилось беспокоиться о болезнях, а телепатическая связь гарантировала отсутствие такой проблемы, как ревность, и даже просто собственнических чувств. Откровенной плотской страсти стыдиться было нечего, она была естественным следствием бурлящих в крови подростка гормонов, и, кроме того, обстановка внутри хабитата способствовала проявлению самой искренней привязанности друг к другу. Поэтому, даже при том, что ученики-капитаны каждый день проводили за обучением техническим и технологическим премудростям по пять часов в день, а к подростковому возрасту эденистам требовалось никак не более шести часов сна в сутки, все остальное время они проводили в чувственных удовольствиях, причем таких, которым позавидовали бы и древние римляне.
Затем настал ее восемнадцатый день рождения. В то утро Сиринкс с трудом заставила себя выйти из дома. Афина выглядела по обыкновению радостной, так что даже самый чувствительный человек не смог бы заподозрить, что ей не по себе. Но Сиринкс точно знала, как больно ей видеть десятерых своих детей, которые вот-вот покинут ее. После завтрака она задержалась было за столом, но Афина, чмокнув ее в щеку, ласково выпроводила девушку с кухни. «Это цена, которую нам всем приходится платить. — сказала она на прощание. — И поверь, дело стоит того».
Сиринкс со своими братьями и сестрами надели скафандры и отправились на самую дальнюю оконечность северного торца хабитата, передвигаясь в условиях гравитации лишь в четверть нормальной длинными скачками. У шлюзов суетилось множество людей. Это был обслуживающий персонал и экипажи космоястребов, сидящих сейчас на своих пьедесталах. Все они с нетерпением ожидали прибытия молодых космоястребов. Исходящее от них и других эденистов хабитата волнение застало ее врасплох, но по крайней мере помогло обуздать собственные нервы.
— Скорее это уж мне следовало бы волноваться, — возмутился «Энон».
— С чего бы это? Для тебя же это совершенно нормально.
— Ха!
— Ты готов?
— Вообще-то мы могли бы подождать и еще немного. Вдруг я бы еще хоть немного подрос.
— Ты не растешь уже два месяца. Да и вообще, ты уже и так достаточно большой.
— Да, Сиринкс, — согласился корабль так покорно, что она улыбнулась.
— Слушай, а помнишь, я рассказывала тебе, что немного побаиваюсь Хазата? А вышло все просто фантастически здорово!
— Знаешь, по-моему, нечего сравнивать секс с космическим полетом. К тому же, на мой взгляд, ты вовсе его не побаивалась, а тебя просто тянуло к нему. — В его мысленном голосе прозвучали нотки ревности.
Сиринкс подбоченилась.
— Ладно, кончай!
Весь последний месяц «Энон» упорно поглощал электричество из питающей сферы. Теперь, когда стадия роста была, наконец, позади, его потребности в подпитке необходимой для физического развития энергией через связывающие его с питающей сферой пуповины резко снизились, позволяя кораблю перенаправить ее поток на поддержание длительного процесса насыщения искажающих пространство клеток. Теперь энергетический уровень стал достаточно высоким, чтобы позволить кораблю создать искажающее поле, которое позволило бы ему получать энергию непосредственно из космоса. Если с созданием искажающего поля выйдет какая-нибудь осечка, то клетки постепенно разрядятся, и придется отправлять к незадачливому юнцу спасательную экспедицию. В прошлом подобные экспедиции не всегда заканчивались успешно.
Подстегиваемый гордостью и ободрением Сиринкс, «Энон» начал отделяться от питающей сферы. Волокнистые пуповины одна за другой обрывались по специальным линиям у самого основания. В пространство выплеснулись теплые жидкости, выступая в качестве дополнительных ускорителей, увеличивающих нагрузку на оставшиеся пуповины. Органические проводники питательных веществ лопались и тут же затягивались, а их освободившиеся концы мотались в разные стороны во все расширяющемся облаке испарившейся жидкости. Наконец, оборвалась последняя пуповина и питающая сфера поплыла прочь, похожая на проколотый мяч.
— Вот видишь, как все просто?— сказала Сиринкс. Сейчас они сообща вспоминали детство, и в воспоминаниях этих то и дело возникал призрачный облик космоястреба по имени «Язиус». «Чтобы создать искажающее поле, тебе следует пропустить через энергоклетки первоначальный разряд тока — вот так». Энергия тут же полилась в лабиринт энергоклеточных структур, концентрируясь, и за какие-то наносекунды достигла невероятной мощности.
Вспыхнуло, расширяясь во все стороны, беспорядочно пульсирующее искажающее поле.
— Спокойно, — мягко заметила Сиринкс. Пульсация становилась слабее. Поле изменило форму, стало более стабильным, собирая излучение окружающего пространства в жизнетворный поток. Энергоклетки с жадностью принялись поглощать его. К звездам хлынуло волшебное ощущение удовлетворения.
— Да! У нас получилось. — Они мысленно обнялись. Со всех сторон — от эденистов и космоястребов — на них посыпались поздравления. Сиринкс мысленно пошарила вокруг, стараясь определить, всем ли ее братьям и сестрам и их кораблям удалось добиться стабильности искажающих полей. Как будто дети Афины могли провалить такое дело!
После этого «Энон» и Сиринкс принялись экспериментировать, изменяя конфигурацию поля и его мощность. Космоястреб двинулся вперед, покидая пределы колец, и направляясь в открытый космос, и впервые в жизни получив возможность видеть ничем не загороженные звезды. Сиринкс показалось, что она чувствует, как в лицо ей бьет встречный ветер, развевая волосы. Сейчас она была каким-то древним мореплавателем, стоящим на деревянной палубе своего парусника, несущегося через бескрайний океан.
Три часа спустя «Энон» скользнул в щель между северной оконечностью Ромулуса и противовращающимся доком. Заложив крутой вираж, он устремился к посадочному выступу.
Сиринкс увидела, как он вдруг возник из ниоткуда на фоне звездного неба.
— Я тебя вижу! Как же долго этого пришлось ждать!
— А я — тебя, — с нежностью отозвался «Энон». Она даже подпрыгнула от радости, да так, что длинные ноги метра на три оттолкнули ее от поверхности уступа.
— Осторожно, — сказал «Энон». Сиринкс лишь рассмеялась в ответ.
Тем временем корабль перевалил через выступ и завис над ближайшим к ней пьедесталом. Когда он, наконец, сел, она длинными прыжками устремилась к нему, возбужденно что-то крича на ходу и отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Темно-синий гладкий корпус «Энона» был сплошь покрыт тончайшей пурпурной мраморной паутиной.
Сиринкс со своими братьями и сестрами обследовали все вокруг, едва научившись ходить. С детьми (впрочем, как и вообще с кем бы то ни было) не могло случиться ничего плохого, потому что живое поселение постоянно контролировало свое пространство. Само собой разумеется, Афине и Сайнону помогали, как нянечки-женщины, так и домашние шимпы — ведущие свой род от обезьян слуги-биотехи. Но и при всем этом работа была изнурительной.
Когда Сиринкс подросла, стало ясно, что она унаследовала темно-рыжие волосы и чуть восточный разрез яшмовых глаз своей матери. От отца ей достались рост и стать. Зато никто из родителей никогда не признался бы в том, что именно от него их дочери досталась ее импульсивность. Сайнон тщательно следил за тем, чтобы никому из детей не уделялось излишнего по сравнению с остальными внимания, и тем не менее вскоре вся их стайка убедилась в том, что он совершенно не в состоянии отказать своей дочери в чем-либо или даже долго сердиться на нее.
В пятилетием возрасте Сиринкс начала слышать во сне какой-то шепоток. За ее образование отвечал Ромулус, а вовсе не «Энон». Разум хабитата выступал в качестве учителя, направляя в ее спящий мозг непрерывный поток информации. Процесс был интерактивным, что позволяло хабитату задавать ей безмолвные вопросы и еще раз повторять девочке то, что она не усвоила с первого раза. Она узнала, чем эденисты отличаются от адамистов, люди с геном связи от тех, кто этого гена не имеет, от так называемых «натуралов», ДНК которых была генинженирована, но не дополнена. Обширный поток информации вызывал не менее внушительное любопытство. Ромулус был не против, он всегда был бесконечно терпелив с каждым из полумиллиона живущих в нем людей.
— По-моему, это отличие просто глупость, — призналась Сиринкс как-то ночью «Энону», лежа в постели. — Все адамисты, захоти они, тоже могли бы стать обладателями связи. Ведь как это должно быть ужасно, какое одиночество они испытывают в душе. Вот я бы, например, просто не смогла жить без тебя.
— Если люди не хотят чего-нибудь делать, не следует их заставлять, — отозвался «Энон».
Несколько мгновений они вместе любовались зрелищем колец. В эту ночь «Энон» находился на высокой орбите над шафраново-желтым газовым гигантом. Занимающий три четверти неба полумесяц проглядывал сквозь туманную пелену заполняющих окружающее пространство частиц. Это зрелище всегда захватывало ее. Иногда она, казалось, проводила всю ночь, наблюдая за бьющимися друг с другом армиями могучих облаков.
— И все равно это глупо, — настаивала она на своем.
— В один прекрасный день мы с тобой посетим миры адамистов и тогда все поймем.
— Жаль, что мы не можем отправиться туда прямо сейчас. Ну почему ты еще недостаточно большой!
— Ничего, Сиринкс, уже скоро.
— Ну да, еще целая вечность.
— Сейчас я уже тридцати пяти метров в диаметре. В этом месяце частиц было особенно много. Так что подождать осталось всего каких-то тринадцать лет.
— Вечность вдвойне, — отозвалась шестилетняя кроха.
По идее эденизм представлял собой полностью эгалитарное общество. Каждый имел свою долю в его финансовых, технических и промышленных ресурсах, каждый (спасибо телепатической связи) имел право голоса во всеобщем обсуждении любых проблем, как бы становясь тем самым членом всеобщего правительства. Но во всех околосатурнианских хабитатах капитаны космоястребов выделялись в особую ярко выраженную касту любимчиков судьбы. Другие дети относились к ним без всякой враждебности, ведь ни сам разум хабитата, ни взрослые его обитатели не допустили бы этого, а при всеобщей телепатической связи враждебное отношение скрыть было бы невозможно. Но имело место своего рода приспособленчество, — ведь когда-нибудь капитанам предстоит набрать свои экипажи, причем только из тех людей, с которыми они смогут ужиться. И неизбежно образующиеся детские группки обычно формировались именно вокруг будущих капитанов.
К тому времени, как ей исполнилось восемь, Сиринкс стала лучшей пловчихой среди своих сестер и братьев. В этом ей помогали ее длинные и по-паучьи тонкие конечности, дававшие ей в воде неоспоримое преимущество перед остальными. Группа детей, лидером которой она была, большую часть времени проводила в долине, играя у ручьев и озер, либо купаясь, либо строя плоты и каноэ. Примерно в это же время они обнаружили способ уйти из-под постоянного наблюдения Ромулуса, используя свои телепатические возможности для создания в сенсорных клетках, покрывающих все открытое пространство поверхности полипа, ложные изображения.
Когда им исполнилось по девять лет, Сиринкс с тем, чтобы испытать новообретенные возможности, вызвала своего брата Тетиса на соревнование: кто лучше сумеет уйти из-под наблюдения хабитата. Обе команды погрузились на свои хрупкие плоты и заскользили вниз по течению прочь из долины. Сиринкс и ее юная когорта проплыли по течению до большого резервуара с соленой водой, охватывающего кольцом южную оконечность хабитата. Именно здесь, при стометровой глубине воды, их шесты стали бесполезными, и они медленно дрейфовали, наслаждаясь своей шалостью, до тех пор, пока не потемнела осевая световая труба хабитата, и только после этого, наконец, ответили на все более отчаянные вызовы родителей.
— Не следовало этого делать, — мрачно увещевал ее в этот вечер «Энон». — Ведь у вас не было спасательных жилетов.
— Зато мы здорово повеселились и, кроме того, еще и с ветерком прокатились на катере офицера департамента водных ресурсов. Знаешь, как он летел! А кругом ветер, куча брызг и все такое прочее.
— Я должен поговорить с Ромулусом по поводу твоего пониженного чувства моральной ответственности. Наверное, что-то в твоем развитии пошло не так. Сама знаешь, как волновались Афина и Сайнон.
— Ты же знал, что со мной все в порядке, значит, и мать знала это.
— Есть еще и такая вещь, как нормы морали.
— Знаю. Поверь, мне, действительно, жаль, что так получилось. Завтра я буду с мамой и папой как шелковая, обещаю. — Она перекатилась на спину, натягивая пуховое одеяло повыше. Потолок был прозрачным, и сквозь него виднелся пробивающийся из-за облаков едва различимый лунно-серебристый свет осевой трубы хабитата. — Знаешь, я все время воображала, что лечу на тебе, а не плыву на каком-то там дурацком плоту.
— Правда?
— Да. — Когда их мысли будто соприкоснулись губами на всех возможных уровнях сознания, она испытала чувство необычайной близости.
— По-моему, ты просто пытаешься завоевать мою симпатию, — укорил ее «Энон».
— Само собой. Именно это и делает меня мной. Как ты думаешь, неужели я и впрямь такая ужасная?
— Я думаю, что мне будет с тобой легче, когда ты вырастешь и станешь более ответственной.
— Ну, прости меня. Больше не будет никаких побегов на плоту, честно. — Она хихикнула. — И все-таки это было здорово!
Сайнон умер, когда детям исполнилось одиннадцать. К тому времени ему было сто шестьдесят восемь. Сиринкс рыдала несколько дней, несмотря на то, что он изо всех сил старался подготовить детей к своему уходу.
— Я всегда буду с вами, — сказал он поникшим ребятишкам, когда они собрались вокруг его постели. Сиринкс и Помона нарвали в саду свежих цветов, чтобы поставить их в вазу около его постели. — Понимаете, у нас — эденистов — личность не исчезает никогда. Я просто стану частью сознания хабитата и всегда буду наблюдать за вами, чтобы знать, кем вы стали. А если вам захочется, то мы всегда сможем поговорить. Так что не печальтесь и не бойтесь. Не нужно бояться смерти, во всяком случае, нам.
— И я хочу увидеть, как ты вырастешь и станешь капитаном, — сказал он Сиринкс, когда они остались наедине. — Поверь, хитрая ты лисичка моя, ты станешь самым лучшим из всех капитанов. — Она неуверенно улыбнулась ему, а затем обхватила руками его исхудавшее тело, ощущая под руками горячую, влажную кожу и слыша в мозгу, как он внутренне морщится, переворачиваясь на другой бок.
В эту ночь они с «Эноном» слушали его воспоминания, пересказываемые им его умирающим мозгом, — череду удивительных образов, запахов и переживаний. Именно тогда она впервые и узнала о его тревоге за «Энона», о той слабой тени сомнения, которое он испытывал по отношению к необычному со-родителю космоястреба. Его тревога висела под потолком темной спальни, подобно одному из фантомов, которых они скармливали рецепторным клеткам хабитата.
— Вот видишь, говорил же я тебе, что никогда тебя не покину! Только не тебя.
Когда в ее голове зазвучал его знакомый мысленный голос, она улыбнулась. Никто никогда не называл ее так, только папочка. До нее доносились какие-то забавные невнятные звуки, как будто тысяча людей одновременно шепотом беседовала друг с другом где-то далеко за его спиной.
Но на следующее утро зрелище того, как его завернутое в белый саван тело выносят из дома, чтобы похоронить на кладбище хабитата, оказалось для нее слишком тяжелым, и она разрыдалась.
— А сколько он будет жить в сознании хабитата? — спросила она Афину после короткой погребальной церемонии.
— Сколько захочет, — медленно ответила Афина. Она никогда не лгала ни одному из детей, но бывали моменты, когда она проклинала себя за подобное благородство. — Большинству людей удается сохранять свою личность в целости в сознании хабитата на протяжении пары столетий, а потом они мало-помалу вливаются в коллективный разум хабитата. Но даже и после этого они не растворяются в нем полностью. Но при всем при том, это гораздо лучше, чем какое-то там небесное спасение, которое сулят своим последователям адамистские религии.
— Расскажи мне о религии, — вечером того же дня попросила Сиринкс разум хабитата. Она сидела в глубине сада, наблюдая за тем, как юркая бронзовая рыбка скользит между камнями на дне поросшего лилиями пруда.
— Это организованная форма поклонения божеству, обычно возникающая в примитивных обществах. Большинство религий воспринимает Бога в виде мужчины, потому что корнями они уходят во времена, когда женской эмансипации еще не существовало — это само по себе является прекрасной иллюстрацией того, насколько запутанными являются религии.
— Но люди и в наши дни поклоняются богам?
— Большинство адамистов сохраняют свою веру, да. В их культуре существует несколько основных религий, самыми крупными из которых являются секты христиан и мусульман. Обе основываются на положении о том, что когда-то в прошлом по Земле ходили святые пророки, и обе сулят ту или иную форму вечного спасения тем, кто исповедует учения этих самых пророков.
— Ага, понятно. Но почему же тогда эденисты не верят в этих богов?
— Наша культура ничего не предписывает людям при условии, что их действия не наносят вреда большинству. Если хочешь, можешь поклоняться любому богу. Основной причиной того, что никто из эденистов не склонен этого делать, является крайне высокая устойчивость наших личностей. Мы можем взглянуть на концепцию Бога и духовности с точки зрения, базирующейся на логике и физике. Такого пристального рассмотрения религия никогда не выдерживает. Наших знаний о квантовой космологии в настоящее время совершенно достаточно, чтобы полностью исключить возможность существования Бога. Вселенная является абсолютно природным явлением, пусть и невероятно сложным. И она не была создана волевым актом какой-то внешней силы.
— Значит, у нас нет душ?
— Концепция души столь же некорректна, что и концепция религии. Языческие жрецы играли на человеческом страхе смерти, убеждая людей в том, что существует загробная жизнь, в которой они будут вознаграждены, если хорошо проживут эту жизнь. Поэтому вера в наличие души также является индивидуальным выбором. Однако, поскольку эденисты продолжают существовать и после смерти в качестве части личности хабитата, никто из них особенно не заинтересован в этом аспекте веры. Эденисты знают, что их существование не прекращается после физической смерти. Мы до какой-то степени вытеснили религию благодаря механике нашей культуры.
— А как насчет тебя? У тебя есть душа?
— Нет. Ведь мой разум, кроме всего прочего, является суммой разумов отдельных эденистов. К тому же я никогда не был одним из Божьих созданий. Я совершенно искусственный.
— Но ведь ты живой.
— Да.
— Значит, если бы душа существовала, она была бы и у тебя.
— Признаю твой аргумент. Ты считаешь, что души существуют?
— Не совсем. Это кажется немного глупым. Но я, кажется, понимаю, почему адамисты так охотно в нее верят. Если бы у меня не было возможности перенести свои воспоминания в сознание хабитата, мне, наверное, тоже хотелось бы верить, что у меня есть душа.
— Превосходное наблюдение. Именно возможность переноса памяти и явилась причиной массового отлучения эденистов-христиан от церкви папой Элеанором в 2090 году. Когда наш основатель Вин Цитджон стал первым человеком, перенесшим свое сознание в нервный слой хабитата, папа объявил этот его поступок святотатством, попыткой избежать Божьего суда. Соответственно, ген связи был объявлен осквернением священного наследия. Ватикан опасался, что это станет слишком большим искушением для верующих. Исламисты опубликовали примерно такой же документ год спустя, предостерегая своих последователей от передачи гена их детям. Это послужило началом раскола эденистской и адамистской культур и, кроме того, положило конец использованию адамистами биотехнологий. Без телепатического контроля организмы-биотехи практически бесполезны.
— Но ведь ты сказал, что существует множество самых разных религий. А разве может быть много разных богов? Уж конечно, Создатель может быть только один. Тут какое-то противоречие.
— Разумно. Именно этот вопрос и явился причиной нескольких крупнейших в истории Земли войн. Каждая из религий утверждает, что только она истинна. В действительности же любая религия зависит исключительно от силы убежденности ее приверженцев.
Сиринкс ничего не ответила и, положив голову на руки, задумчиво наблюдала за мелькающей среди больших розовых лилий рыбкой. Все услышанное казалось ей не слишком правдоподобным.
— А как насчет тебя? — спросила она «Энона». — Ты религиозен?
— Лично я не вижу смысла молить о чем бы то ни было какое-то невидимое божество. Я знаю, кто я. Я знаю, зачем я существую. По-моему, вы, люди, просто находите удовольствие в создании самим себе лишних сложностей.
Сиринкс встала, разглаживая руками черное траурное платье. Напуганная ее резким движением рыбка тут же нырнула в глубину и скрылась из виду.
— Спасибо за компанию.
— Я люблю тебя, — сказал «Энон». — Я очень тебе сочувствую. Сайнон всегда старался, чтобы ты была счастлива. Это хорошо.
«Не буду больше плакать, — сказала она сама себе. — Ведь я всегда смогу поговорить с папочкой. Ага, это, должно быть, и означает, что я — достаточно зрелая личность. Значит, все в порядке».
Вот только если бы еще перестала мучить боль, затаившаяся где-то глубоко в груди, там, где бьется ее сердце.
К тому времени, когда ей исполнилось пятнадцать, ее образование сосредоточивалось в основном на предметах, знание которых было совершенно необходимо для управления кораблем. Оборудование и энергосистемы, космические законы Конфедерации, астрогация, органы жизнеобеспечения биотехов, механика, гидродинамика, сверхпроводимость, термодинамика, ядерная физика. Они с «Эноном» выслушивали долгие лекции насчет достоинств и недостатков космоястребов. Бывали и практические занятия, например, как пользоваться скафандром, как проводить ремонтные работы в условиях низкой гравитации, а иногда для акклиматизации ее выводили наружу, на причальные складки космоястребов, и обучали тому, что предстоит делать капитану на борту.
В невесомости она чувствовала себя как дома. Умение обходиться без гравитации было встроено во всех эденистов на генетическом уровне, и сотня семейств пошла еще дальше, совершенствуя и развивая систему внутренних мембран, защищающих организм от перегрузок. Эденисты презирали наносистемы и старались пользоваться ими лишь в тех случаях, когда не было иного выхода.
С наступлением переходного возраста она постепенно растеряла свой детский жирок (которого, кстати сказать, и прежде было не слишком много) и становилась все больше и больше похожей на взрослую женщину. Тщательно усовершенствованные гены предков наградили ее удлиненным овалом лица со слегка запавшими щеками, подчеркивающими высокие скулы, и большим ртом, который то и дело растягивался в ослепительной улыбке. Ростом она была ничуть не ниже своих братьев, и вскоре, к ее вящему удовлетворению, фигурка ее начала становиться все более женственной. Она отрастила длинные волосы, доходившие до середины спины, зная, что в будущем такой возможности у нее не будет: как только начнутся учебные полеты, ей придется удовлетвориться короткой стрижкой. На космическом корабле длинные волосы были бы только помехой, а возможно, и серьезной опасностью.
В семнадцать лет у нее случился короткий, длившийся всего около месяца роман с Оли, которому было сорок четыре года. Роман из-за столь солидного возраста возлюбленного был заранее обречен, и именно это и делало его столь захватывающим. Она была поглощена обрушившимся на нее чувством и совершенно не обращала внимания на легкие укоры и перешептывания домочадцев и друзей, с головой уйдя в неведомые доселе удовольствия, которые получала под руководством опытного наставника. Да, вот уж кто умел с толком пользоваться преимуществами невесомости.
Подростковая сексуальность эденистов была одной из самых популярных тем среди адамистов, в устах которых она обрастала массой завистливых легенд. Эденистам, при их-то иммунных системах, не приходилось беспокоиться о болезнях, а телепатическая связь гарантировала отсутствие такой проблемы, как ревность, и даже просто собственнических чувств. Откровенной плотской страсти стыдиться было нечего, она была естественным следствием бурлящих в крови подростка гормонов, и, кроме того, обстановка внутри хабитата способствовала проявлению самой искренней привязанности друг к другу. Поэтому, даже при том, что ученики-капитаны каждый день проводили за обучением техническим и технологическим премудростям по пять часов в день, а к подростковому возрасту эденистам требовалось никак не более шести часов сна в сутки, все остальное время они проводили в чувственных удовольствиях, причем таких, которым позавидовали бы и древние римляне.
Затем настал ее восемнадцатый день рождения. В то утро Сиринкс с трудом заставила себя выйти из дома. Афина выглядела по обыкновению радостной, так что даже самый чувствительный человек не смог бы заподозрить, что ей не по себе. Но Сиринкс точно знала, как больно ей видеть десятерых своих детей, которые вот-вот покинут ее. После завтрака она задержалась было за столом, но Афина, чмокнув ее в щеку, ласково выпроводила девушку с кухни. «Это цена, которую нам всем приходится платить. — сказала она на прощание. — И поверь, дело стоит того».
Сиринкс со своими братьями и сестрами надели скафандры и отправились на самую дальнюю оконечность северного торца хабитата, передвигаясь в условиях гравитации лишь в четверть нормальной длинными скачками. У шлюзов суетилось множество людей. Это был обслуживающий персонал и экипажи космоястребов, сидящих сейчас на своих пьедесталах. Все они с нетерпением ожидали прибытия молодых космоястребов. Исходящее от них и других эденистов хабитата волнение застало ее врасплох, но по крайней мере помогло обуздать собственные нервы.
— Скорее это уж мне следовало бы волноваться, — возмутился «Энон».
— С чего бы это? Для тебя же это совершенно нормально.
— Ха!
— Ты готов?
— Вообще-то мы могли бы подождать и еще немного. Вдруг я бы еще хоть немного подрос.
— Ты не растешь уже два месяца. Да и вообще, ты уже и так достаточно большой.
— Да, Сиринкс, — согласился корабль так покорно, что она улыбнулась.
— Слушай, а помнишь, я рассказывала тебе, что немного побаиваюсь Хазата? А вышло все просто фантастически здорово!
— Знаешь, по-моему, нечего сравнивать секс с космическим полетом. К тому же, на мой взгляд, ты вовсе его не побаивалась, а тебя просто тянуло к нему. — В его мысленном голосе прозвучали нотки ревности.
Сиринкс подбоченилась.
— Ладно, кончай!
Весь последний месяц «Энон» упорно поглощал электричество из питающей сферы. Теперь, когда стадия роста была, наконец, позади, его потребности в подпитке необходимой для физического развития энергией через связывающие его с питающей сферой пуповины резко снизились, позволяя кораблю перенаправить ее поток на поддержание длительного процесса насыщения искажающих пространство клеток. Теперь энергетический уровень стал достаточно высоким, чтобы позволить кораблю создать искажающее поле, которое позволило бы ему получать энергию непосредственно из космоса. Если с созданием искажающего поля выйдет какая-нибудь осечка, то клетки постепенно разрядятся, и придется отправлять к незадачливому юнцу спасательную экспедицию. В прошлом подобные экспедиции не всегда заканчивались успешно.
Подстегиваемый гордостью и ободрением Сиринкс, «Энон» начал отделяться от питающей сферы. Волокнистые пуповины одна за другой обрывались по специальным линиям у самого основания. В пространство выплеснулись теплые жидкости, выступая в качестве дополнительных ускорителей, увеличивающих нагрузку на оставшиеся пуповины. Органические проводники питательных веществ лопались и тут же затягивались, а их освободившиеся концы мотались в разные стороны во все расширяющемся облаке испарившейся жидкости. Наконец, оборвалась последняя пуповина и питающая сфера поплыла прочь, похожая на проколотый мяч.
— Вот видишь, как все просто?— сказала Сиринкс. Сейчас они сообща вспоминали детство, и в воспоминаниях этих то и дело возникал призрачный облик космоястреба по имени «Язиус». «Чтобы создать искажающее поле, тебе следует пропустить через энергоклетки первоначальный разряд тока — вот так». Энергия тут же полилась в лабиринт энергоклеточных структур, концентрируясь, и за какие-то наносекунды достигла невероятной мощности.
Вспыхнуло, расширяясь во все стороны, беспорядочно пульсирующее искажающее поле.
— Спокойно, — мягко заметила Сиринкс. Пульсация становилась слабее. Поле изменило форму, стало более стабильным, собирая излучение окружающего пространства в жизнетворный поток. Энергоклетки с жадностью принялись поглощать его. К звездам хлынуло волшебное ощущение удовлетворения.
— Да! У нас получилось. — Они мысленно обнялись. Со всех сторон — от эденистов и космоястребов — на них посыпались поздравления. Сиринкс мысленно пошарила вокруг, стараясь определить, всем ли ее братьям и сестрам и их кораблям удалось добиться стабильности искажающих полей. Как будто дети Афины могли провалить такое дело!
После этого «Энон» и Сиринкс принялись экспериментировать, изменяя конфигурацию поля и его мощность. Космоястреб двинулся вперед, покидая пределы колец, и направляясь в открытый космос, и впервые в жизни получив возможность видеть ничем не загороженные звезды. Сиринкс показалось, что она чувствует, как в лицо ей бьет встречный ветер, развевая волосы. Сейчас она была каким-то древним мореплавателем, стоящим на деревянной палубе своего парусника, несущегося через бескрайний океан.
Три часа спустя «Энон» скользнул в щель между северной оконечностью Ромулуса и противовращающимся доком. Заложив крутой вираж, он устремился к посадочному выступу.
Сиринкс увидела, как он вдруг возник из ниоткуда на фоне звездного неба.
— Я тебя вижу! Как же долго этого пришлось ждать!
— А я — тебя, — с нежностью отозвался «Энон». Она даже подпрыгнула от радости, да так, что длинные ноги метра на три оттолкнули ее от поверхности уступа.
— Осторожно, — сказал «Энон». Сиринкс лишь рассмеялась в ответ.
Тем временем корабль перевалил через выступ и завис над ближайшим к ней пьедесталом. Когда он, наконец, сел, она длинными прыжками устремилась к нему, возбужденно что-то крича на ходу и отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Темно-синий гладкий корпус «Энона» был сплошь покрыт тончайшей пурпурной мраморной паутиной.