Гамильтон Питер Ф.. Обнаженный Бог - Финал (Пришествие Ночи - 6)

   - Разумеется, и я желаю тебе всего наилучшего в твоем великолепном путешествии.
   - И я тебе. Надеюсь, ты обретешь покой, в котором нуждаешься.
   Они повернулись и медленно пошли назад вдоль линии утесов. Над головой быстро проносились кристаллические создания, не задерживаясь в одном и том же месте больше одного мгновения. Они покрыли собою весь остров, уверенные, что все одержимые теперь знают, что есть путь назад и что означает остаться здесь. Это был конец власти Эклунд. Ее войска покинули свою начальницу и демонстративно держались все вместе, собираясь покинуть Кеттон. Ее угрозы и ярость только поторопили их с отъездом.
   Перед мерцающей поверхностью Колокольчика ждало пять длинных очередей, извиваясь по разбросанным остаткам главного лагеря. Две из них состояли из сержантов. Остальные (державшиеся на расстоянии) были одержимые. Они ожидали в странном подавленном состоянии, их предчувствия и облегчение от того, что этот кошмар скоро кончится, умерялись неуверенностью в том, что им предстоит.
   Стефани ждала в хвосте длинной очереди вместе с Мойо, Макфи, Франклином и Кохрейном. Тина и Рена стояли среди первых. Кристаллические существа подлечили Тину, приведя в порядок ее поврежденные внутренние органы, но все они соглашались, что тело этой женщины должны осмотреть врачи-люди - и как можно скорее. Что касается ее самой, Стефани решила, что она должна быть среди последних. Это было опять ее чувство ответственности, она хотела убедиться, что со всеми остальными все в порядке.
   - Но ведь ты за них не несешь никакой ответственности, - сказал ей Макфи. - Они все собирались под знаменем Эклунд. И только по собственной дурацкой вине они оказались здесь.
   - Я знаю, но мы ведь были те, кто пытался остановить Эклунд и безнадежно провалились. - Стефани вздрогнула, сознавая, как слабо звучит этот аргумент.
   - Я подожду с тобой, - сказал Мойо. - Мы пройдем вместе.
   - Спасибо.
   Макфи, Франклин и Кохрейн переглянулись и сказали: какого черта. Все они встали в очередь позади Хой Сона. Старый партизан был в своей военной форме для походов в джунгли, разбойничья фетровая шляпа лихо заломлена назад, как будто бы он только что закончил очередную тяжелую работу. Он посмотрел на них с насмешливым удивлением и поклонился Стефани.
   - Я вас поздравляю с тем, что вы остались верны своим принципам.
   - Не думаю, что это имеет какое-то значение, но все равно спасибо. Стефани присела на один из булыжников, чтобы ее раненое бедро пребывало в покое.
   - Из всех нас вы были единственной, кто более всего достиг.
   - Это вы удержали сержантов.
   - Ненадолго, и только до увлечения следующим идеалом.
   - Я думала вы цените идеалы.
   - А я и ценю. Вернее, раньше ценил. Тут-то и есть проблема данной ситуации. Старые идеалы здесь не имеют значения. Я прибегал к ним, как делали политические силы, стоявшие за Освобождением. Мы были отчаянно не правы. Посмотрите, что мы натворили с людьми, как много жизней и семей разрушили. Все эти усилия вылились в конфликт и разрушение. Я прежде говорил, что принадлежу стране.
   - Убеждена, вы считали, что это верно.
   - В самом деле, я так и считал, Стефани Эш. К несчастью, я недостаточно подумал, потому что это было не то, что требовалось делать. Совершенно не то.
   - Ну, дружище, так ведь это теперь совсем неважно, - вмешался Кохрейн. - Толстое дитя теперь некоторое время попоет громко.
   Он предложил Хой Сону свой бычок.
   - Нет уж, спасибо. Не хочу начинять ядом это тело. Я ведь всего лишь его постоялец. Скоро меня могут начать считать ответственным за все зло, которое я совершил. В конечном итоге, когда настанет конец этой очереди, мы опять окажемся лицом к лицу с тем же самым злом, разве не так? И будем только квиты.
   Кохрейн окинул его унылым взглядом, бросил окурок и затоптал его пяткой в грязь.
   - Да, дружище, это верно, - пробурчал он.
   - А что же Эклунд? - спросила Стефани. - Где она?
   - Опять на своем командном посту. Она отказалась от предложения вернуться.
   - Как? Да она спятила?
   - К несчастью, да. Но она искренне убеждена, что как только сержанты уйдут, эта страна будет свободной. Она намерена найти здесь свой рай.
   Стефани оглядела кусок грубой неровной земли, которая была Кеттоном.
   - Нет, - твердо сказал Мойо. - Она сделала свой собственный выбор. И она, безусловно, не собирается слушать тебя - ты для этого последняя из всех людей.
   - Полагаю, что нет.
   Даже при скорости по одному одержателю за несколько секунд понадобилось свыше семи часов, чтобы репатриировать их всех. Когда Колокольчик дотронулась до поверхности скалы, в ней открылись семь овальных туннелей, ведущих глубоко внутрь. Их стены светились мягким аквамариновым светом, который постепенно становился ярче, пока окончательно не наполнил ущелье.
   Стефани вошла внутрь не самой последней. Мойо и Макфи спокойно и настойчиво стояли позади нее. Стефани улыбнулась своему дружественному окружению и переступила порог. Консистенция воздуха сгустилась вместе со светом, замедляя ее движения. Вскоре у нее появилось ощущение, что она пытается пройти насквозь через сам кристалл. На каждую часть ее тела сильно увеличилось давление. Аквамариновое сияние растаяло, и она увидела, что ее тело сделалось прозрачным в свете, испускаемым кристаллом. Когда Стефани обернулась, она убедилась, что тело, которое она одерживала, стоит сзади нее. Эта женщина протянула руки кверху, лицо ее напряглось в выражении отвращения и, вместе с тем, удовлетворения.
   - Чома, - позвала Стефани. - Чома, ты меня слышишь? Я должна кое-что сделать.
   - Привет, Стефани. Я так и думал, что это может случиться.
   Занять сержантское тело оказалось очень просто. Одно из них уже ждало ее, заделанное в кристалле, совершенно пассивное, с большой склоненной головой. И неважно было, в каком направлении шагнуть, она все равно двигалась к нему. Они соединились, и тело плотно охватило ее, возвратив аквамариновое освещение вокруг. Ощущения были необычные; нервы должны были ощутить скелет и приспособиться к нему, но скелет еще подстраивался, чтобы обеспечить доказательство контакта. Ее подошвы определенно нажимали на поверхность, а воздух двигался вокруг нее, когда она пошла вперед. Аквамариновый туман разошелся перед ее глазами, позволяя ей видеть все в фокусе совершенно ясно.
   Она вышла из овального туннеля и оказалась снова на засохшей корке вытоптанной грязи острова Кеттон. Разноцветные реки, которые вытекали из внутреннего сверкания Колокольчика, струились по земле. Больше ничто не двигалось.
   Очень долгий и тяжелый путь лежал назад, через весь остров, к его центральному городу. Даже находясь в крепком сержантском теле, она должна была пробираться туда целый час с четвертью. Колокольчик, распространяя вокруг себя сверкание, отлетела, когда Стефани проделала всего треть своего пути, а затем Колокольчик развила невероятную скорость, исчезая вдали. Стефани начала ускорять шаг. Воздух двигался, медленно колыхаясь теперь, когда сержанты исчезли; мягкий бриз шелестел над краем скалы. Их желания еще на некоторое время оставались тут, насыщая материю, из которой состоял этот мир. Но без их активного присутствия, чтобы воплотить эти желания, начало возвращаться все, что для этой реальности было нормальным.
   Стало немного светлее, когда Стефани подошла усталым шагом к границе города. Теперь воздух определенно сгустился, позволяя постоянному голубовато-белому свечению опуститься на землю. Каждый шаг заставлял Стефани подниматься над землей метра на два. Она догадывалась, что сила тяжести уменьшилась процентов на двадцать.
   Штаб-квартира Эклунд в самом центре разрушенного до основания города была очень заметна, большая палатка, слабо освещенная, возвышалась на вершине холма. Она сама вышла, когда Стефани одолела путь вверх по склону, и оперлась о шест палатки, мягко улыбаясь.
   - Тело другое, но эти мысли я узнаю где угодно. Я считала, что мы с тобой распрощались в последний раз, Стефани Эш.
   - Ты должна уехать. Пожалуйста. Если ты останешься здесь, ты разрушишь тело Анжелины Галлахер и ее душу.
   - Наконец-то! Это вовсе не мое благополучие, что тебя так заботит. Победа для меня небольшая, но считаю ее значительной.
   - Возвращайся в Мортонридж. Есть еще несколько сержантских тел, пригодных для обитания твоей души. Ты снова сможешь прожить жизнь, настоящую жизнь.
   - В качестве кого? Серой маленькой домохозяйки и мамаши? Даже ты не можешь прожить свою жизнь снова, Стефани Эш.
   - Я никогда не верила, что будущее ребенка предопределено. После рождения тебе предоставляется самому делать из своей жизни то, что ты хочешь. А мы рождаемся вновь - в этих сержантских телах. Сделай из этого все, что хочешь, Аннета. Не убивай себя и Галлахер из ложной гордости. Оглянись вокруг! Воздух вот-вот кончится, сила тяжести падает. Здесь больше ничего не осталось.
   - Здесь есть я. Этот остров снова расцветет теперь, когда он свободен от вашего влияния. Мы прибыли сюда, в этот мир, потому что он предлагал нам убежище, в котором мы нуждались.
   - Бога ради, признай же, что ты не права. В этом нет ничего позорного. Ну как ты думаешь, что я собираюсь делать - подойти к тебе и торжествовать?
   - Вот ты и принялась за свое. Кто из нас прав. Это всегда и было между мной и тобой.
   - Правого тут нет. Целая армия собралась под твоим знаменем. У меня был любовник и пятеро неудачливых друзей, неподходящих для меня. Ты победила. Теперь, пожалуйста, возвращайся.
   - Нет.
   - Почему? По крайней мере объясни мне.
   На губах Аннеты Эклунд слабо затрепетала улыбка:
   - Впервые за это время я стала самой собой. Я не должна была ни с кем считаться, спрашивать разрешения, приспосабливаться к тому, чего ожидает общество. И я все потеряла. - Ее голос перешел на хриплый шепот. - Я привела их сюда, и ни один не остался. Они не захотели остаться, а у меня не хватило силы принудить их. - Из уголка ее левого глаза выкатилась слеза. - Я была не права, я все сделала не правильно, будь ты проклята!
   - Ты никого сюда не привела. Ты нам не приказывала. Мы явились сюда, потому что отчаянно этого хотели. Я участвовала в этом, Аннета. Когда мы лежали там, в грязи, после залпа гарпунной пушки, и сержанты собирались бросить нас в камеры ноль-тау, я помогала. Я была так перепугана, что готова была потратить каждую каплю моей энергии на то, чтобы оставить Мортонридж позади. И я радовалась, когда мы сюда попали. Виноваты мы все. Абсолютно все.
   - Я организовала оборону Мортонриджа. Я вызвала Освобождение.
   - Да, ты это сделала, и если бы это не была ты, так был бы кто-нибудь другой. Могла быть даже я. Мы не отвечаем за то, как было открыто потусторонье. И еще до того, как это началось, исход был неизбежен. Тебя нельзя обвинять в том, как сложилась судьба, в том, как соединяется вселенная. Ты для этого не такая важная персона.
   Аннета вынуждена была тяжело вдохнуть воздух, чтобы он наполнил ее легкие.
   - Я такой была.
   - И я тоже. В тот день, когда мы выносили детей с пожарища, я проводила их больше, чем было детей у Ричарда Салданы. Так я чувствовала. Мне это нравилось, и я хотела еще такого же, и моя группа смотрела на меня с уважением. Типичные человеческие чувства. Ничего в тебе особенного нет, ничего такого.
   - Задавака, задавака, задавака! Господи, как же я тебя ненавижу!
   Стефани внимательно следила, как сухие комья грязи поднялись от земли, подхваченные последними порывами ветра. Они пролетели вокруг ленивого облака, отрываясь друг от друга, медленно поднимаясь все выше. Уже не осталось никакой силы тяжести, единственное, что удерживала ее на поверхности земли, было громадное усилие воли.
   - Пойдем со мной! - Стефани вынуждена была кричать, воздух уже почти улетучился. - Будешь ненавидеть меня еще сильнее!
   - Хочешь умереть со мной? - пронзительно закричала Аннета. - Ты что, настолько полна этого твоего траханного достоинства?
   - Не хочу.
   Аннета опять пронзительно взвыла. Стефани не могла слушать ее, а воздух испарился.
   - Чома, Колокольчик, возвратитесь за нами. Быстрей, пожалуйста.
   Аннета вцепилась себе в горло, судорожно делая глотательные движения, кожа у нее сделалась темно-красной. Из-за своих отчаянных жестов она оторвалась от земли. Стефани кинулась за ней и схватила за дергающуюся лодыжку. Они вдвоем покатились с вершины пригорка. Вселенский белый свет превратил грязевые поля в светящиеся серебром долины; морщинистые вершины скал загорелись магнезиевым великолепием. Остров Кеттон растаял в светящейся пустоте.
   Стефани и Аннета парили все дальше и дальше, погружаясь с головой в этот свет.
   - Они в самом деле этого достойны? - спросил чей-то голос.
   - Мы достойны?
   Холодный аквамариновый свет сомкнулся над ними.
   ***
   Луке не приходилось погонять лошадь, она просто бежала вдоль пустошей, куда отвозила хозяина раньше множество раз, она ступала без всяких колебаний. Большое кольцо вокруг средней части поместья Криклейд. Через верхний брод в Райд Стрим, вокруг восточной стороны Беррибат Спинни, через Уиткотридж, потом узкий горбатый мостик ниже фермы Сэксби, выжженная просека через Костонский лес. Это давало Луке возможность оглядеться и увидеть прогресс на своей земле. На поверхности она была так же хороша, как в любой предыдущий год; урожай поспел на несколько недель позже, но в этом не было никакого вреда. Все вместе как следует поднатужились и наверстали потерянные недели, последовавшие за одержанием.
   Как они и обязаны были сделать, будь все проклято. Я кровавым потом обливался, чтобы Криклейд снова на ноги поставить.
   Теперь-то еды хватит на всех, предстоящий урожай даст им возможность проводить зимние месяцы без лишних трудностей. Графство Стоук исключительно хорошо справилось с переходным периодом. Безусловно, грабежей больше не будет, особенно после битвы на станции Колстерворт. Хорошие новости, если судить по отчетам и слухам, которые в последнее время просачиваются из Бостона. Столица острова не так быстро восстанавливала старые порядки. Продукты там становились скудными; фермы, расположенные непосредственно вокруг городских окраин, хозяева постепенно покидали, так как горожане бродили по деревням в поисках продовольствия.
   Идиоты не восстановили существующие промышленные предприятия и не производили товары для обмена с фермерствующими общинами на продукты. Есть так много всего, что может обеспечить город, необходимая продукция, такая, как ткани и инструменты. Необходимо, чтобы это опять происходило, и скоро. Но сведения, которые он получал от Лионеля и других торговцев, не радовали. Хотя некоторые заводы восстановили, и они работали, в городе не наступил настоящий общественный порядок.
   Это и в самом деле хуже, чем когда Демократический союз Земли вышел на улицы, агитируя за свои лицемерные реформы.
   Лука раздраженно покачал головой. В последнее время множество его мыслей прорывались, освобожденные, и бродили в голове. Некоторые из них были очевидными: это те, на которые он полагался, чтобы управлять Криклейдом; а другие оказывались более тонкими; сравнения, сожаления, возвращались понемногу старые, присущие ему особенности, и это было так удобно, что он не мог снова изгонять их. Хуже всего была вечная наркотическая боль и желание увидеть Луизу и Женевьеву, просто чтобы убедиться, что с ними все в порядке.
   Неужели ты такое бесчеловечное чудовище, что откажешь в этом отцу? Единственный взгляд на моих любимых девчонок.
   Лука высунул голову и закричал:
   - Да никогда ты их не любил!
   Пегая лошадка испуганно остановилась, когда его голос разнесся по зазеленевшей земле. Гнев был последним его убежищем от себя самого, единственной защитой, сквозь которую не мог проникнуть Грант.
   - Ты же обращался с ними, как со скотом. Они и людьми-то для тебя не были, только твоими удобствами, частью твоей средневековой семейной империи, ты готов был выдать их замуж в обмен на деньги и власть. Ублюдок ты. Ты их не заслуживаешь. - Он содрогнулся, съежившись в седле.
   - А тогда какая мне забота? - услышал он свой голос. - Мои дети, самая важная часть меня; они несут дальше все, что я есть. А ты пытался их насиловать. Двоих маленьких детей. Любовь? Думаешь, ты что-то понимаешь в любви? Такой выродок и паразит, как ты.
   - Оставь ты меня в покое, - выкрикнул Лука.
   Неужели надо было мне спрашивать тебя об этом?
   Лука сжал зубы, вспоминая про газ, которым пользовался Спэнтон, как способе, каким Декстер пытался заставить их поклоняться Светоносцу. Выстроив крепость из гнева, так что его мысли опять смогли принадлежать ему.
   Он натянул уздечку, поворачивая лошадь кругом, чтобы ему видеть Криклейд. Немного же было практичности в этой проверочной поездке. Лука и так знал, в каком состоянии поместье.
   Материально у них все было прекрасно. В ментальном отношении... дымка довольства, окутывавшая Норфолк, начинала рассеиваться. Лука узнал особое напряжение отчаявшегося негодования, оно усиливалось где-то на краешке его сознания. Сначала Криклейд узнал его. По всему Норфолку люди делали открытия и начинали понимать, что лежит за внешним благополучием. Медленно зреющая чума тщеславия стала собирать урожай своих жертв. Надежда испарялась из их жизней. Нынешняя зима будет больше, чем ощущение физического холода.
   Лука миновал разграничительную линию, отмеченную гигантскими кедрами, и направил лошадь через дерн к дому поместья. Одно только зрелище не носящего следов времени фасада из серого камня, по которому шли окна с белыми рамами, внесло в его болезненные размышления мирное успокоение. История этого дома принадлежит ему - и таким образом она обеспечивает ему будущее.
   Девчонки сюда вернутся и будут поддерживать жизнь в нашем доме и в семье.
   Лука наклонил голову, озлобленный своей разрушающейся волей. Гнев был слишком силен, чтобы изжить его в течение часов и даже дней. Безрадостное, вызывающее слезы мрачное настроение не было защитой, и в последнее время эти эмоции стали его постоянными спутниками.
   В доме и около него, как всегда, кипела деятельность. Круглая щетка поднималась из центрального дымохода, посылая в окружающий воздух сажу. Конюхи выводили лошадей пастись на восточный луг. Женщины развешивали сушиться белье на веревки. Нед Колдмен (Лука никак не мог запомнить имени одержателя этого батрака) красил окна в западном крыле дома, чтобы как следует защитить дерево от предстоящих морозов. Из открытых окон пустой часовни слышались звуки пилы. Двое мужчин (претендующие на то, что они монахи, хотя ни Лука, ни Грант никогда не слышали об их ордене) неспешно исправляли те разрушения, которые Декстер нанес помещению.
   И еще народ суетился за стеной огорода сбоку от поместья. Кухарка привела туда команду своих помощниц, чтобы срезать побеги аспарагуса и приготовить их для замораживания. В этом году это был уже пятый урожай этого зеленого растения.
   Иоганн сидел возле каменной арки ворот, закутав колени одеялом, ловя тепло вездесущего солнца. Вероника сидела на стуле около него, Жанетта, ее ребенок, спала в колыбели, зонтик защищал ее от солнца.
   Лука спешился и подошел проведать своего бывшего заместителя.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Не так-то плохо, спасибо, сэр, - Иоганн слабо улыбнулся и кивнул.
   - Выглядишь ты куда как лучше.
   Иоганн опять набрал вес, хотя обвислая кожа вокруг лица казалась бледной.
   - Как только кончат со стеклами, я собираюсь начинать новые посадки, сообщил Иоганн. - Люблю свежий салат и огурчики среди зимы. Не возражал бы еще попытаться вырастить авокадо, хотя плоды будут только на следующий год.
   - Вот и молодец. А как эта малышка поживает?
   Лука заглянул в колыбель. Он и забыл, до чего маленькими бывают новорожденные младенцы.
   - Она просто мечта, - счастливо выдохнула Вероника. - Хотела бы я, чтоб она так же спала и ночью. Каждые два часа требует есть. Можно часы проверять по ней. Это и в самом деле утомительно.
   - Славная малышка, - сказал Иоганн. - Спорим, тут будет на что посмотреть, когда она вырастет.
   Вероника так и лучилась гордостью.
   - Уверен, что так и будет, - согласился Лука.
   У него вызвало болезненное ощущение то, как старик смотрел на ребенка, слишком много отчаяния проскальзывало в его взгляде. Баттерворт хотел подтверждения того, что жизнь в этом мире протекает нормально. За последнее время Лука заметил, что такое отношение развивается у многих жителей Криклейда. Детишки, за которыми они присматривали, получали более сочувственное внимание. Его собственную решимость оставаться в поместье и пренебречь настойчивым желанием отыскать девочек становилось поддерживать в себе все труднее. Слабость, которую он впервые ощутил в тот день, когда заболел Иоганн, и которая увеличилась после сражения на станции Колстерворт, мешала ему. Каждый шаг по усыпанной гравием песчаной дорожке, окружающей поместье, казалось, вдавливает комки величиной с булыжники все глубже в самую плоть его души, напоминая ему о том, до чего ненадежной сделалась его жизнь.
   Лука накормил свою лошадь во дворе конюшни, чувствуя одновременно вину и радость, оставляя Иоганна. Кармита была в своем фургоне. Она складывала только что выстиранное белье и засовывала его в большой деревянный чемодан, обитый медными пластинами. С полдюжины ее стареньких стеклянных кувшинов стояли на грубо вытесанной полке, наполненные листьями и цветами, оттенок сосудов придавал содержимому специфический серый цвет.
   Кармита вежливо кивнула ему и продолжала убирать в чемодан свои вещи. Он наблюдал за ней, снимая с лошади седло; она двигалась с твердой решимостью, лишавшей его смелости прервать ее занятие. Какие-то мысли доведены до логического конца, решил он. Чемодан был тем временем наполнен, крышка захлопнулась.
   - Тебе помочь? - предложил он.
   - Спасибо.
   Они вместе подняли чемодан, вынесли за дверь в задней части фургона. Лука тихонько присвистнул. Он никогда не видел, чтобы внутренность фургона была так прибрана. Никаких куч мусора, никакой разбросанной одежды или полотенец, которые валялись бы в беспорядке, все имеющиеся у нее кастрюли были вычищены до блеска и висели на крюках, даже кровать была застелена. На верхней полке выстроены бутылки, закрепленные на своих местах медными кольцами для поездок.
   Кармита запихнула чемодан за альков под кровать.
   - Ты куда-нибудь уезжаешь, - понял он.
   - Я готова куда-нибудь отправиться.
   - Куда?
   - Понятия не имею. Может, попробую в Холбич, погляжу, может, остальные где-то в пещерах.
   Лука сел на кровать, внезапно ощущая сильную усталость.
   - Почему? Ты же знаешь, как ты нужна людям здесь. Господи, Кармита, не можешь ты уехать. Слушай, скажи ты мне, говорил ли кто-нибудь что-то против тебя или делал тебе назло? Я их, ублюдков, на медленном огне зажарю.
   - Никто мне пока ничего не сделал.
   - Тогда почему?
   - Я хочу быть готовой к отъезду на случай, если это место развалится. Потому что так случится, если уедешь ты.
   - О, Боже, - он опустил голову на руки.
   - Так ты собираешься в путь?
   - Не знаю. Сегодня утром я проехался по всему поместью, чтобы попытаться что-то решить.
   - И?
   - Я хочу уехать. В самом деле хочу. Не знаю, вернет ли это Гранта или сделает его окончательно подчинившимся. Наверное, единственная причина, почему я до сих пор не уехал, в том, что он точно так же разодран на куски. Криклейд значит для него так бесконечно много. Он в ужасе от мысли, что имение останется без управителя на целую зиму. Но дочери значат для него больше. Не думаю, что это оставляет мне особенно большой выбор.
   - Перестань искать поддержку. Выбор у тебя всегда был. Ты должен только спросить себя, хватит ли тебе сил, чтобы принять решение и придерживаться его.
   - Тут я сомневаюсь.
   - Гм-м... - она села на старинный стул в ногах своей постели, глядя на подавленную фигуру, сидящую перед ней. Границы больше нет, решила она, они сливаются. Не так быстро, как произошло с Вероникой и Олив, но это происходит. Еще несколько недель, самое большое - месяца два, и они станут одним человеком.
   - Ты подумал о том, что тебе точно так же захочется найти девочек? Вот тут начинается твоя проблема.
   Он бросил на нее резкий взгляд:
   - Ты что хочешь сказать?
   - Да вся эта благопристойность Гранта, которая идет от слабости и разъедает его изнутри. Ты ее еще не растерял, ты все-таки чувствуешь себя виноватым перед Луизой и перед тем, что ты пытался с ней сделать. Тебе бы хотелось знать, что с ней все в порядке.
   - Возможно. Не знаю. Я больше не могу думать напрямую. Каждый раз, когда я начинаю говорить, мне приходится изо всех сил прислушиваться к словам, чтобы разобраться, где я, а где он. Разница все-таки есть. И только.
   - Меня искушает желание быть фаталисткой. Если Норфолк не спасется на несколько десятилетий, ты в любом случае здесь умрешь, так почему бы тебе не отправиться и не прожить эти годы в покое?
   - Потому что я хочу их прожить, - прошептал он яростно. - Собою.
   - Это большая жадность для человека, который будет жить в украденном теле.
   - Ты нас всегда ненавидела, правда?
   - Я ненавижу то, что ты сделал, а не то, чем ты являешься. Лука Комар и я могли бы отлично поладить, если бы когда-нибудь встретились, не думаешь ли ты?
   - Да, верно.
   - Ты не можешь победить, Лука. Пока ты жив, он всегда будет с тобой.
   - Я не сдамся.
   - Убил бы на самом деле Лука Комар Спэнтона? Грант бы убил, не колеблясь.