— Нет, — сказала она, — у мистера Мейсона каждая минута на счету. Он устал. Он уже очень много сделал для меня, я хочу с ним посоветоваться и поскорее отпустить его…
   — Не стану вмешиваться. Буду держаться в тени. Стефани рассмеялась:
   — Это ты-то будешь держаться в тени? Сходи-ка за Джексом, скажи ему, что я хочу его видеть. Но, пожалуйста, без излишних надежд.
   — Всю дорогу сюда он был страшно расстроен, — сказал Олджер. — Мы летели самолетом и…
   — Да, я знаю.
   — Ты не представляешь, как этот парень разволновался, когда подумал, что с тобой что-то стряслось… А когда ты уехала, он просто не находил себе места. Он…
   — Да, я понимаю.
   — Ты понимаешь, — раздраженно повторил Олджер, — но не сочувствуешь ему. Ты не представляешь, что это значит для такого выдержанного парня…
   — Выдержанного, мой Бог!
   — Хорошо, хорошо, для парня, который постоянно думает о тебе.
   — Ладно, позови его. И дай мне поговорить с мистером Мейсоном.
   Олджер поднялся, нервной походкой направился к двери, обернулся, посмотрел на Мейсона и сказал:
   — Сожалею об этом звонке к Питкерну, Мейсон. Но Стефани должна иметь самое лучшее, что можно найти. До свидания.
   Он быстро шагнул за порог и исчез.
   — Вам никогда не хотелось расслабиться и почитать газету, когда в комнате мечется молодой бостонский бык?
   Мейсон улыбнулся:
   — Неужели он никогда не успокаивается?
   — Успокаивается? Конечно нет. Все время меня поучает.
   — Давайте перейдем к делу.
   Она уселась поудобнее, накинув на плечи легкий халатик.
   — Вы сказали, что у вас будут какие-то новости?
   — Да, я так думал.
   Она внимательно посмотрела на него, затем торопливо отвела глаза.
   — Ну да Бог с ними.
   — Но я на правильном пути. Уверен в этом, хотя дорога ведет не туда, куда, по моим предположениям, она должна была бы вести.
   — И куда же она ведет?
   — Еще не знаю. Просто когда я пустился в путь, то наткнулся на запрещающий знак: «ДОРОГА ЗАКРЫТА, ИДЕТ РЕМОНТ», а объездная дорога никогда не выводит к основной. Петляет и уводит совсем в другую сторону.
   — Это очень плохо?
   — В данный момент это не очень здорово, но будем надеяться на лучшее. Мне необходимо знать решительно все о внешности и манерах этого человека. Это может дать какую-нибудь зацепку. Давайте вернемся к тому, что произошло в тот вечер, посмотрим, а вдруг вы о чем-то забыли мне рассказать. Вы не можете вспомнить фамилию человека, который довез вас до Бейкерсфилда, или номер его машины?
   — Нет. С виду ему за сорок, у него старенький «фордик», тридцать пятого или тридцать шестого года выпуска. Я плохо разбираюсь в моделях автомобилей. Этот был далеко не новый, на нем много поездили, но содержался он в большом порядке. Ход у него был прекрасный, а вот обивка сидений выглядела поношенной, да мотор слегка дребезжал. Краска кое-где облезла.
   — Он не назвал вам своего имени?
   — Фамилию я его не знаю. Он спросил, как меня зовут. Я ответила — Стефани, поэтому он сказал, что его зовут Джим, это все, что я знаю. Вы же понимаете, что такое «голосовать» на дорогах. Человек останавливается и берет вас в машину. Вы никогда его раньше не видели и никогда больше не увидите. Глупо сидеть в машине и говорить «мисс» и «мистер». С другой стороны, не будешь же ты всякий раз говорить «послушайте»… Так что когда человек соглашается подвезти меня и спрашивает, как меня зовут, я называю ему свое имя, он — свое, и приятно думать, что меня это ни к чему не обязывает, что я остаюсь для него анонимной.
   — Не становятся ли они дерзкими?
   — Случается. Некоторые из них.
   — Но не большинство?
   — Нет. Вообще-то они ведут себя довольно прилично. Вы же знаете, как мужчина обычно вступает в контакт с женщинами. Заводит обычный, ничего не значащий разговор, но уже сразу можно сказать, делает он это из вежливости или же зондирует почву.
   — А как насчет того человека, который подобрал вас в Бейкерсфилде?
   — Ну, шли сразу четыре машины одна за другой, на большой скорости, а эта машина следовала за ними.
   — Это было близ кольцевой транспортной развязки?
   — Да.
   — Значит, вы не можете утверждать, что машина шла из Бейкерсфилда?
   — Не могу. Впрочем, я не знаю точно, где проходит эта транспортная развязка.
   — Весьма возможно, что Хоман лжет. И если это так, то уличить его во лжи можно, только разобравшись со временем угона его машины… А теперь опишите поподробнее человека, который вел машину.
   — Ему года тридцать два, тридцать три. Он был… в нем много напористости, чтобы не сказать — нахальства. Многим девушкам, уж не знаю почему, такие мужчины нравятся. Я никогда этого не понимала. Сначала он проехал мимо. Думаю, присматривался ко мне. Потом остановился и заставил пройти до его машины. Не подал назад. Когда я влезала, он оценивающе посмотрел мне на ноги. У него был самоуверенный вид, как будто он не сомневается, что любая девушка потеряет из-за него голову. Не могу сказать, откуда такое зазнайство. Люди такого сорта идут по жизни не… Ох, вы прекрасно знаете мужчин подобного типа.
   — Знаю, — кивнул Мейсон, — но мне нужно как можно больше деталей. Вы не уловили из его разговоров, как он зарабатывает на жизнь, чем занимается?
   — Нет. Об этом он не говорил. Я поняла только, что он страшно торопился в Лос-Анджелес — он сказал, что его ждет там кое-какая работа. У него темные глаза, но не черные, а скорее темно-карие. Я его как следует не рассмотрела. Маленькие черные усики, на голове коричневая фетровая шляпа с зеленым перышком за лентой. Под черным пальто смокинг… Когда он схватил меня в первый раз, то измазался моей губной помадой. В следующий раз, когда я забрала ключи, на нем остался след губной помады поперек рубашки и красный мазок от моего мизинца. А так как он прижал меня к своей накрахмаленной манишке, то и на ней, по-видимому, осталось пятно.
   — Что случилось с вашей помадой?
   — Она у меня в сумочке. Вы знаете, как девушки подмазывают губы? Они дотрагиваются помадой до губ, потом размазывают ее равномерно кончиком пальца. Мужчинам не нравится, когда их пачкают губной помадой. Когда этот тип начал приставать ко мне, я немного испугалась и очень густо намазала губы. И мизинец у меня был весь в помаде.
   — Но во время аварии вы ухитрились снова спрятать помаду в сумочку?
   — Да, перед самой аварией.
   — А затем вытащили ключ зажигания?
   — Совершенно верно.
   — И что вы с ним сделали?
   — Я… постойте, помнится, я бросила всю связку в сумочку.
   — А где ваша сумочка?
   — Какое-то время была в полиции, а вчера мне ее вернули.
   — Вы в нее заглядывали?
   — Взяла то, что мне было нужно, пудреницу и…
   — Где она?
   — В шкафу, вон в том ящике.
   Мейсон выдвинул ящик, извлек черную, видавшую виды сумочку и протянул ее Стефани. Девушка раскрыла ее, пошарила внутри, потом с раздражением высыпала все содержимое на постель.
   — Вот, пожалуйста! — воскликнула она, протягивая ему колечко с ключами.
   Мейсон осмотрел все три ключа на кольце.
   — Один от машины, — сказал он. — А вот эти два похожи на ключи от дома.
   — Пожалуй.
   — Здесь нет ни одного вашего ключа?
   — Нет.
   — Вы что-нибудь говорили полиции про эти ключи?
   — О том, что они находятся у меня, нет. Я рассказала одному из детективов, что, когда тот человек начал приставать ко мне, я выключила зажигание и выдернула ключи.
   — Он спросил вас, где они? Стефани рассмеялась:
   — Нет, он не поверил ни одному моему слову. Он слушал меня только потому, что обязан был выслушать, и все.
   — Вы хорошая актриса? — поинтересовался Мейсон.
   — Не знаю. А что?
   — Если я заберу сейчас эти ключи и передам их полиции, это будет выглядеть подозрительно.
   — Почему?
   — Они удивятся, почему вы раньше ничего о них не говорили.
   — Великий Боже, мистер Мейсон, я же побывала в аварии.
   — Знаю… Послушайте, а что, если мы подождем, пока вы поднимитесь на свидетельское место, и я попрошу вас рассказать о событиях того вечера. Притворюсь, что думаю, будто в момент аварии эти ключи были у вас в руке и где-то затерялись, но «для порядка» спрошу вас, так ли обстояло дело. Вы на мгновение задумаетесь — сможете изобразить на своем лице такое же озадаченное выражение, как сейчас? — и скажете, что вроде бы бросили их себе в сумочку. После этого я спрошу про сумочку, и вы извлечете их в присутствии членов жюри. Сможете вы это проделать?
   — Не знаю. Попытаюсь. Девушке не удастся долго удержаться на «смазливом месте», если она не научится как следует притворяться.
   — Что значит «смазливое место»?
   — О, чтобы работать в табачном киоске или в гардеробе ночного клуба и тому подобных местах, надо иметь смазливую внешность, отсюда такое название… Вы не просто работник, но еще и украшение заведения. Там к вам вечно пристают, и надо уметь защищаться…
   — Хорошо, — сказал Мейсон, опуская ключи обратно в сумочку, — когда у нас будет побольше времени, мы разок порепетируем. Я не хочу, чтобы вы повторяли это несколько раз — все будет выглядеть слишком театрально. Мне нужно, чтобы ваши действия были спонтанными, естественными. А теперь продолжим. Попытайтесь вспомнить об этом человеке что-нибудь еще, что-нибудь такое, что послужило бы ключом к разгадке его личности.
   — Мне ничего не приходит в голову.
   — Этот смокинг… Ваш попутчик не упомянул, где он был или куда торопится, и почему он так одет?
   — Нет. Я тогда не придала этому никакого значения.
   — А это могло бы стать ключевым моментом.
   — Не понимаю. Смокинг не такая уж большая редкость.
   — Остановите любые пять тысяч машин, идущих в десять часов вечера по шоссе Ридж, и посмотрите, многие ли водители будут одеты в смокинги.
   Она прищурилась, обдумывая его замечание.
   — Да, теперь я понимаю. Деталь необычная.
   — А это и есть основа раскрытия любого преступления. Ты находишь необычные моменты, поступки или события, которые отличаются от привычных или естественных, и, использовав их в качестве путеводной нити, отходишь от обобщений и переходишь к специфическим, индивидуальным особенностям.
   — Я понимаю, куда вы клоните, мистер Мейсон, но не могу вам помочь. Он не сказал ни одного слова, почему он так одет.
   — Вы, должно быть, выехали из Бейкерсфилда около десяти вечера?
   — Да.
   — И вы предполагаете, этот человек ехал откуда-то севернее Бейкерсфилда?
   — Не уверена. Я следила за другими машинами. Нет, он мог просто свернуть на это транспортное кольцо.
   — В машине был какой-нибудь багаж?
   — Не знаю, я не заметила. Возможно и был, например, в багажнике.
   — Вы думаете, в багажнике что-то было?
   Она нахмурилась.
   — Едва ли.
   — Да, вряд ли он мог после аварии обойти кругом машину, открыть багажник и достать оттуда свой чемодан. Тем более что ключ от багажника находился в вашей сумочке.
   — Верно.
   — У него на руках были кольца?
   — Да, на правой руке у него сверкал бриллиант. Я обратила на это внимание, когда он потянулся к рычагу скоростей. Руки у него были ухоженные, пухлые, с короткими толстыми пальцами с маникюром.
   — Без перчаток?
   — Да.
   Раздался деликатный стук в дверь. Стефани вздохнула:
   — Это наверняка дядя Макс и его закадычный друг. — Потом крикнула: — Да, входите!
   Дверь распахнул Макс Олджер, молодой человек стоял за его спиной.
   Стефани рассмеялась:
   — Входи же, Джеке, не бойся, я не кусаюсь!
   Он подошел к кровати и остановился, глядя на девушку.
   — Хэлло, малышка! — пробормотал он, очень осторожно приподнял руку Стефани, лежащую поверх покрывала, и задержал ее на мгновение, поглаживая другой рукой. — Как ты себя чувствуешь?
   — Превосходно.
   — Я бы не хотел, чтобы ты подумала, будто я… преследую тебя. Знай, я здесь, чтобы помочь тебе. Твой дядя нанял детективов, чтобы разыскать тебя, я же ничего такого не делал. И не потому, что меня не интересовало, где ты находишься, но я знал, что ты уехала по доброй воле. И не хотел делать ничего… Ну, да ты и сама все прекрасно понимаешь.
   — Спасибо, Джеке!
   — Я и сегодня пришел сюда, только чтобы посмотреть, не могу ли я чем-нибудь помочь. Вот и все. Я не намерен тебе надоедать. Я сказал Максу, что остановлюсь в другом отеле и…
   Она отняла у него свою руку и представила:
   — Это мистер Мейсон, мой адвокат.
   Молодой человек обернулся. Ростом он был с Мейсона, но, несмотря на тонкую талию, фунтов на тридцать потяжелее. Его огромная лапа обхватила гибкие пальцы адвоката.
   — Как поживаете, мистер Мейсон? Мистер Олджер рассказал мне о вас. Надеюсь, вы сделаете все, что в ваших силах. Каково положение дел?
   — Пока еще ничего не могу сказать, — ответил Мейсон, пожимая руку Джекса.
   Стефани Клэр посмотрела на Мейсона.
   — А в самом деле, как обстоят дела?
   — В данный момент — плохо. Но поначалу всегда так.
   — От начала уже прошло много времени.
   — А до конца пройдет еще больше, — усмехнулся Мейсон. — Джентльмены, вы не будете возражать, если мисс Клэр расскажет вам о случившемся в общих чертах? Я хочу, чтобы, когда она поднимется на свидетельскую скамью, вся эта история не казалась вызубренной наизусть.
   Макс Олджер энергично закивал:
   — Правильно, Мейсон, одобряю вашу стратегию. Я бывал в суде и слышал: люди давали показания так, словно вызубрили их на память.
   — Возможно, так оно и было. Ну, я пошел.
   — Могу ли я забрать ее отсюда? — поинтересовался Макс Олджер.
   — Можете, если выложите десять тысяч наличными в качестве залога или двадцать тысяч как поручительство.
   — Великий Боже, мистер Мейсон! — ужаснулась Стефани Клэр. — Неужели меня считают такой страшной преступницей? Когда же было принято такое решение?
   — Сегодня во второй половине дня.
   — Я внесу залог в течение получаса, — заговорил Макс Олджер. — Я не знал, сколько потребуется, поэтому захватил десять заверенных чеков, каждый на десять тысяч долларов.
   — Должно быть, вы предвидели, что залоговая сумма будет высокой.
   — Да нет, просто я всегда готов ко всяким неожиданностям.
   — Хотите выбраться отсюда сегодня вечером? — обратился Мейсон к Стефани.
   — Еще как хочу! Я ничего не говорила, потому что глупо жаловаться, коль ничего не можешь изменить, но одна мысль остаться здесь дольше казалась мне ужасной.
   Мейсон повернулся к Максу Олджеру:
   — Ну что же, оформляйте залог и забирайте ее отсюда. Где вы остановились?
   — В «Адирондаке». Там у нас апартамент.
   — Я поеду в какой-нибудь другой отель, Стефани, — вмешался Джексон Стерн. — Не хочу быть навязчивым. Не могли бы вы посоветовать мне приличный отель поблизости, мистер Мейсон?
   — Я бы порекомендовал «Гейтвью», это в трех или четырех кварталах от «Адирондака». Спокойное место, отель небольшой, но комфортабельный.
   — Джеке, если бы ты не был таким нерешительным, ты бы мне больше нравился! — резко сказала Стефани. — Неужели ты так и не поцелуешь меня?
   — Ты действительно этого хочешь? Правда?
   Она в негодовании отвернулась:
   — Больше нет!
   Мейсон неслышно вышел из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь, и торопливо зашагал по больничному коридору. Выйдя на улицу, он застегнул пальто на все пуговицы — поднялся холодный ветер, — убедился, что за ним нет слежки, и зашел в аптеку на углу. Оттуда он позвонил в офис Пола Дрейка.
   Дрейк только что пришел. Мейсон сказал:
   — Пол, я тут подумал, возможно, мы кое-что упустили.
   — Что именно?
   — Миссис Уорфилд.
   — В каком смысле?
   — Мы не установили за ней слежку.
   — Могу это сделать, если хочешь.
   — Думаю, так будет спокойней. Помести в отель двух опытных парней. Они могут занять один номер, по очереди следить за ней и отдыхать.
   — Через полчаса они уже будут там.
   — Позвони мне позднее домой. Прежде чем они приступят к работе, пусть выяснят, находится ли миссис Уорфилд в своем номере.
   — Понятно.
   Мейсон повесил трубку, вышел из аптеки и поехал к себе домой. Там он сбросил с себя пальто, жилет, рубашку и брюки, надел слаксы и домашнюю куртку и приготовился закурить, когда раздался телефонный звонок.
   — Говорит Дрейк, — услышал он голос детектива, — в «Гейтвью» все о’кей.
   — Она в своей комнате?
   — Угу. Свет еще горит.
   — Твои ребята приступили к работе?
   — Да. Но я узнал кое-что интересное.
   — Что?
   — Она поднялась к себе в номер, а через несколько минут вновь спустилась в вестибюль. Девушка из газетного киоска уже закрывала, миссис Уорфилд пыталась раздобыть старые номера «Фотоплея».
   Мейсон присвистнул.
   — А они у девушки были?
   — Нет.
   Мейсон нахмурился, держа в руках телефонную трубку.
   — Скажи-ка, та фотография Хомана была опубликована в «Фотоплее»?
   — Как будто.
   — Не знаешь когда?
   — Прошлым летом.
   — Она спрашивала какой-то определенный номер?
   — Нет, просто старые номера журнала.
   — Н-да, миссис Лоис Уорфилд заслуживает более пристального внимания.
   — Возможно, ты и прав, — согласился детектив, — но я чувствую себя как-то неловко. Мне показалось, она из тех, кому в игре всегда приходят плохие карты.
   — Н-да, если вспомнить, как она отказывала себе во всем, чтобы каждый месяц посылать Спинни какие-то гроши…
   — Хотя, знаешь, Перри, я, конечно, не уверен, но в этом есть какой-то подвох. Если она посылала по восемнадцать долларов в месяц, то за год получается двести пятнадцать долларов. Сущие пустяки для любого мошенничества.
   — Но не для человека, работающего в кафетерии в Новом Орлеане, — возразил Мейсон. — Смотри в оба, Пол. Я чувствую, мы блуждаем в темноте, а сбоку, на дорожке, разбросаны банановые корки: очень легко поскользнуться и сломать себе шею.
   — Послушай, те парни, которых я отправил туда, не новички в своем деле.
   — Пусть не спускают с нее глаз! — бросил Мейсон и повесил трубку.

Глава 10

   Мейсон поднялся в половине восьмого. Закрыл окна, включил паровое отопление, просмотрел заголовки газет, принял чуть теплый душ. Одевшись, подошел к книжной полке и отыскал толстый справочник в белом переплете, положил его на столик перед окном и стал просматривать.
   Справочник содержал автобиографические сведения об известных деятелях киноиндустрии. Мейсон сравнил помещенные в нем данные о Жюле Карне Хомане с тем, что сообщил о нем Пол Дрейк. Возраст — тридцать четыре года; образование среднее и два года колледжа. В справочнике был приведен длинный перечень написанных им киносценариев и поставленных фильмов. Хотя об этом много не говорилось, было ясно, что в Голливуде Хоман работает чуть больше двух лет. Начинал он как писатель, а затем — фантастический взлет. Мейсон не сомневался, что за этим что-то стоит. Но вот что именно — об этом никакого намека.
   Мейсон достал их своего портфеля фотографию Жюля Карне Хомана и уставился на нее. Перевернул и посмотрел на обратную сторону. Там было напечатано: «Журнал „Фотоплей“.
   Мейсон распахнул ставни, включил настольную лампу и принялся поворачивать фотографию под разными углами. Слова на задней стороне снимка не просвечивали через бумагу, разве что когда оказывались прямо под яркой лампочкой.
   Через час с четвертью Мейсон, все еще продолжая хмуриться, вошел к себе в офис.
   Делла Стрит принесла ему утреннюю почту.
   — Как прошло ваше интервью, шеф? — поинтересовалась она.
   — Можно сказать, без толку.
   — Она не пожелала говорить?
   — Вроде бы она не знала, о чем говорить. Но есть кое-что, чего я не могу понять.
   — Что, например?
   Мейсон протянул Делле фотографию Хомана.
   — Вот, взгляни на нее. Не переворачивай, просто посмотри. Ты могла бы узнать, что она сделана фотографом из «Фотоплея»?
   — Нет.
   — А вот она узнала.
   — Вы уверены?
   — В этой истории я вообще ни в чем не уверен. Перед тобой ярко освещенная дорога, широкая, как бульвар, но вот она исчезает, и ты оказываешься где-то посреди болота. Ты не…
   — Одну минуточку, — сказала Делла Стрит, поднося фотографию к свету.
   — Да нет, я все это проделывал. Бумага слишком плотная, она не просвечивает. Опять-таки на столе не было света. Она даже не перевернула снимок, просто подержала его в правой руке, посмотрела и вернула.
   — В одной руке? — переспросила Делла Стрит. — А почему не в обеих?
   — Потому что в этот момент она по женской привычке прихорашивалась и выуживала что-то из сумочки.
   У Деллы заблестели глаза.
   — Уж не пудрила ли она нос?
   — Да, вроде бы пудрила. А что?
   — Тупица!
   — В чем дело?
   Она раскрыла сумочку, достала оттуда пудреницу, раскрыла ее и попросила:
   — Подержите-ка фотографию.
   Мейсон поднес к ней фотографию. Делла Стрит раскрыла пудреницу.
   — Поняли?
   — Что я должен понять?.. Ох, черт побери!
   — Вам следовало бы взять меня с собой, — с упреком произнесла Делла Стрит. — В таких вопросах необходима женская изобретательность.
   — Знаешь, я всего лишь адвокат, а вот Пол Дрейк — он считается детективом. Посмотрим, что он скажет.
   В дверь постучали.
   — А вот и Пол, — сказала Делла Стрит. Мейсон усмехнулся:
   — Скажи-ка ему, Делла. Посмотрим, как ему это понравится.
   Дрейк влетел в офис и закричал:
   — Привет, честная компания! — и растянулся в своем любимом кресле.
   Мейсон подмигнул ему:
   — Как чувствует себя сегодня Великий Детектив?
   Дрейк искоса взглянул на адвоката:
   — Такой вопрос — прямая подготовка к удару.
   — Знаешь, Пол, я убеждаюсь, что нам необходим опекун. Бог наказал нас за то, что мы вчера не взяли с собой Деллу.
   — Каким образом?
   Ты помнишь, что делала миссис Уорфилд вчера вечером, когда мы показали ей эту фотографию?
   — Сидела за столом.
   — Она посмотрела на обратную сторону снимка?
   — Нет. Я помню, она с минуту подержала его в руке и тут же вернула.
   — Разве ты не помнишь, что она делала, когда я показал ей фотографию?
   — Нет, будь я проклят, если помню… Это было до того, как мы выпили коктейли, или после?
   — Она приводила в порядок лицо.
   — Да, верно, теперь припоминаю…
   — Покажи ему, Делла, — сказал Мейсон.
   Адвокат держал фотографию перед Дрейком. Делла Стрит открыла пудреницу. Дрейк с минуту озадаченно смотрел, как девушка поворачивала пудреницу из стороны в сторону, потом тихонько присвистнул.
   — Таким образом, — заговорил Мейсон, — может, она и была настолько глупа, что посылала свои последние деньги человеку, которого любит, но нас-то она провела, как каких-нибудь дилетантов. Прочитав в зеркальце надпись на обороте, она тут же, глазом не моргнув, засекла это в уме.
   — Ладно, не будем расстраиваться. Мы действительно подбросим ей кое-что для размышления.
   — Да, хитрая особа, — сказал Мейсон.
   — И находчивая, — проворчал Дрейк. — Не проявила никакого интереса к фотографии, а сама решила проверить, что стоит за этим снимком. Знает, что достаточно просмотреть по диагонали «Фотоплей», и пожалуйста — не надо задавать никаких вопросов.
   — Ты готов? — спросил Мейсон. — Угу.
   Мейсон повернулся к Делле Стрит:
   — Собирайся и ты, Делла. Там, где дело касается этой женщины, придется потрудиться и тебе.
   Пока Делла Стрит надевала пальто и шляпу, Мейсон разговаривал с Дрейком.
   — Еще один момент, Пол. Я тут кое-что прочитал о карьере Хомана в Голливуде. Он бы не взлетел так высоко, если бы кто-то не подставил ему лестницу.
   — Кто бы это мог быть? — поинтересовался Дрейк.
   — Я плачу тебе за то, чтобы ты выяснял такие вещи.
   — Если все готовы, то можно идти, — объявила Делла Стрит.
   — Мне придется забежать к себе в офис за пальто и шляпой, — сказал Дрейк. — Знаешь, у меня немного отлегло от сердца, а то вчера я чувствовал себя так, будто отбираю у беззащитного ребенка последний пенни.
   — А в это время беззащитный ребенок шарил в наших карманах в поисках кругленькой суммы.
   — Перри, на твоей машине или на моей?
   — В такси, так будет быстрее.
   — О’кей, пошли!
   Менее чем через десять минут они были в отеле «Гейтвью».
   — Давай проверим, Пол, — сказал Мейсон, — нет ли какого-нибудь сообщения для тебя.
   — Подожди минутку, Перри. Сначала я поговорю со своим агентом, узнаю, не спускалась ли она вниз.
   Дрейк отошел в сторону. Какой-то человек, по-видимому, с головой погруженный в газетную статью, опустил страницу, поднял глаза на Дрейка, едва заметно покачал головой, сел поудобнее и продолжил чтение.
   Дрейк вернулся к Мейсону.
   — Она в своей комнате.
   — Если хотите моего совета, — сказала Делла, — не стоит звонить. Ведь она вас не ждет, правда?
   — Не ждет.
   — Тогда почему бы не появиться у нее неожиданно?
   Мейсон кивнул Дрейку:
   — Пошли.
   Делла повернулась к детективу:
   — В каком она номере?
   — Шестьсот двадцать восьмом.
   Мейсон взглянул на часы.
   — Возможно, она еще не одета. Если это так, Делла, тебе и карты в руки…
   — Девушка, работавшая в кафетерии, в девять тридцать будет уже на ногах.
   Они поднялись на шестой этаж на лифте, неслышно прошли по устланному ковровой дорожкой коридору. Мейсон нашел нужную дверь и постучал. Подождав пару минут, постучал снова, но громче.
   — Похоже, ты ошиблась, — усмехнулся Мейсон. — Она еще спит.
   Он нажал на ручку двери. Заперто. Он постучал громче и настойчивей. За дверью — ни звука. Дрейк повернулся к Мейсону:
   — Господи, Перри, ты не думаешь… Уж не напугали ли мы ее вчера до такой степени… Может, она лежит там сейчас и…