Эрл Стенли Гарднер
«Дело о преследуемом муже»
Глава 1
Стефани Олджер вцепилась обеими руками в край стойки, над которой висели сданные на хранение шляпы постоянных посетителей ночного клуба «Тропикал шэк» Зандера. Она почувствовала, как натянулась кожа на костяшках пальцев, как прихлынула к щекам кровь, когда она смотрела вслед удаляющейся спине управляющего.
Стоявшая позади нее Эмили Карр, брюнетка с непроницаемым лицом, с быстрыми ловкими пальцами и тонкими губами, спокойно наводила порядок на вешалке.
— До чего же он груб! — воскликнула Стефани, не отводя глаз от спины управляющего.
— Вежливостью он никогда не отличался, — заметила Эмили, проводя рукой по выступающему карману пальто. — Диву даешься, сколько мужчина может запихнуть в карман, черт побери, и сколько еще будет пихать. Ну и что ты собираешься теперь делать?
— Уйду немедленно… по собственному желанию, — заявила Стефани.
Эмили Карр отвернулась от вешалки с аккуратно развешанными пальто и внимательно посмотрела на свою белокурую напарницу.
— Это не выход, Стефани. Ты держалась с ним высокомерно. Он к этому не привык, и это ему не понравилось. А парень он сообразительный. И в результате?.. Он находит пару завсегдатаев, которые соглашаются дать чаевые помеченными купюрами. Ты выкладываешь перед ним все деньги, но этих проклятых бумажек среди них нет. Куда ты их девала?
— Эмили, я понятия не имею, что с ними случилось. Я отчетливо помню обе эти бумажки. Я положила их в ящик, а потом…
— А потом тебя позвали?
— Да, а что?
— Ничего. Он сам их забрал, пока тебя не было, а остальные деньги оставил. Потом устроил проверку. И вот — виновата ты. Ты присвоила чаевые. Ну и что теперь? Теперь ты сделаешь так, как он скажет.
— Какая жалость, что я не дала ему пощечину. Ничего, я еще сделаю это.
— Тогда он внесет тебя в черный список, обвинит в нечестности. Присвоение чаевых — такого в этих заведениях терпеть не могут.
— Эмили, с тобой никогда не бывает подобных неприятностей, у меня же их хоть отбавляй. Ну почему?
— Ты сама подставляешь себя под удар.
— А как должна вести себя девушка по отношению к мужчине, который использует свое служебное положение?
— Отделаться от него смехом, отшутиться, — беспечно ответила Эмили Карр, — прежде чем ему придут в голову игривые мысли.
— Я не заметила никаких признаков…
— А я заметила. Не сегодня, а вчера, днем раньше, на прошлой неделе. Когда-то я дружила с одним борцом. Он предупреждал меня, что противнику нельзя позволять занять устойчивую позицию. Его надо сразу лишить равновесия, так сказать, выбить почву из-под ног.
— Знаешь, я устала пересчитывать шляпы. Постараюсь подыскать себе что-нибудь другое. У меня есть подруга в Голливуде. Ты помнишь Хорти?
Эмили отрицательно покачала головой.
— Она заходила ко мне, когда приезжала сюда, во время своего отпуска. Я ее тогда пригласила…
— Девушка с поднятыми кверху крупными кудрями?
— Та самая.
— Могу поспорить, ее невозможно вывести из себя!
— Ты права. Она ко всему относится с олимпийским спокойствием и…
— Послушай, Стефани, хорошенько подумай. Зачем пороть горячку? Стоит ли переживать из-за того, что…
— Но я же уволена…
— Да, он так сказал, — кивнула Эмили, — но только совсем не это имел в виду. Он решил, что ты явишься к нему вся в слезах, униженная и станешь доказывать, что деньги взял кто-то другой. Я же тебе говорила, благородством он не отличается.
Стефани посмотрела на свои часики.
— Ты сможешь справиться одна, Эмили?
— Да, раз ты так решила.
— Решила. Если он вернется и будет спрашивать обо мне, скажи ему, что я… что я… решила поискать другое место.
Чувственные губы Эмили Карр изогнулись в насмешливой улыбке.
— Он будет в восторге.
— Да, представляю себе.
— Деньги нужны?
— Нет. Поеду автостопом.
— Назови-ка мне свое второе имя.
— Клэр, а что?
— Прекрасно. Отбрось Олджер — оно довольно тяжеловесное и при твоей внешности звучит как-то по-русски. Куда лучше — Стефани Клэр… Конечно, беби, заранее не скажешь, как оно все получится. Но если тебе повезет, с твоей наружностью ты далеко пойдешь. Ты ведь не как те быстроувядающие золотые блондинки. У тебя этот красивый бледно-золотистый оттенок… И по характеру ты — твердая, как сталь.
— Спасибо, — поблагодарила Стефани, надевая пальто и шляпу.
— Ты не похожа на нас, на всех участников этой игры. Мне кажется, ты от чего-то или от кого-то убегаешь. Уж не от мужа ли?
— Нет, — устало ответила Стефани, — от денег с привязанными к ним вожжами.
— Что за деньги и что за вожжи?
— Богатый дядюшка. Вообразил, что может диктовать мне, как жить, — даже мужа подобрал по своему усмотрению.
Эмили внимательно посмотрела на нее.
— Лучше бы ты вернулась обратно, девочка.
— Ну нет. Я еду в Голливуд. Кто знает — а вдруг да и прорвусь в кино?
— Вполне возможно. Тогда мой привет Сэму Голдвину, а Кларку Гейблу скажи, что он — мой любимый актер. Передать что-нибудь управляющему?
— Передай.
Глаза Эмили блеснули.
— Знаешь, я немного подумаю и так скажу, чтоб до него дошло. Пока, девочка.
Стоявшая позади нее Эмили Карр, брюнетка с непроницаемым лицом, с быстрыми ловкими пальцами и тонкими губами, спокойно наводила порядок на вешалке.
— До чего же он груб! — воскликнула Стефани, не отводя глаз от спины управляющего.
— Вежливостью он никогда не отличался, — заметила Эмили, проводя рукой по выступающему карману пальто. — Диву даешься, сколько мужчина может запихнуть в карман, черт побери, и сколько еще будет пихать. Ну и что ты собираешься теперь делать?
— Уйду немедленно… по собственному желанию, — заявила Стефани.
Эмили Карр отвернулась от вешалки с аккуратно развешанными пальто и внимательно посмотрела на свою белокурую напарницу.
— Это не выход, Стефани. Ты держалась с ним высокомерно. Он к этому не привык, и это ему не понравилось. А парень он сообразительный. И в результате?.. Он находит пару завсегдатаев, которые соглашаются дать чаевые помеченными купюрами. Ты выкладываешь перед ним все деньги, но этих проклятых бумажек среди них нет. Куда ты их девала?
— Эмили, я понятия не имею, что с ними случилось. Я отчетливо помню обе эти бумажки. Я положила их в ящик, а потом…
— А потом тебя позвали?
— Да, а что?
— Ничего. Он сам их забрал, пока тебя не было, а остальные деньги оставил. Потом устроил проверку. И вот — виновата ты. Ты присвоила чаевые. Ну и что теперь? Теперь ты сделаешь так, как он скажет.
— Какая жалость, что я не дала ему пощечину. Ничего, я еще сделаю это.
— Тогда он внесет тебя в черный список, обвинит в нечестности. Присвоение чаевых — такого в этих заведениях терпеть не могут.
— Эмили, с тобой никогда не бывает подобных неприятностей, у меня же их хоть отбавляй. Ну почему?
— Ты сама подставляешь себя под удар.
— А как должна вести себя девушка по отношению к мужчине, который использует свое служебное положение?
— Отделаться от него смехом, отшутиться, — беспечно ответила Эмили Карр, — прежде чем ему придут в голову игривые мысли.
— Я не заметила никаких признаков…
— А я заметила. Не сегодня, а вчера, днем раньше, на прошлой неделе. Когда-то я дружила с одним борцом. Он предупреждал меня, что противнику нельзя позволять занять устойчивую позицию. Его надо сразу лишить равновесия, так сказать, выбить почву из-под ног.
— Знаешь, я устала пересчитывать шляпы. Постараюсь подыскать себе что-нибудь другое. У меня есть подруга в Голливуде. Ты помнишь Хорти?
Эмили отрицательно покачала головой.
— Она заходила ко мне, когда приезжала сюда, во время своего отпуска. Я ее тогда пригласила…
— Девушка с поднятыми кверху крупными кудрями?
— Та самая.
— Могу поспорить, ее невозможно вывести из себя!
— Ты права. Она ко всему относится с олимпийским спокойствием и…
— Послушай, Стефани, хорошенько подумай. Зачем пороть горячку? Стоит ли переживать из-за того, что…
— Но я же уволена…
— Да, он так сказал, — кивнула Эмили, — но только совсем не это имел в виду. Он решил, что ты явишься к нему вся в слезах, униженная и станешь доказывать, что деньги взял кто-то другой. Я же тебе говорила, благородством он не отличается.
Стефани посмотрела на свои часики.
— Ты сможешь справиться одна, Эмили?
— Да, раз ты так решила.
— Решила. Если он вернется и будет спрашивать обо мне, скажи ему, что я… что я… решила поискать другое место.
Чувственные губы Эмили Карр изогнулись в насмешливой улыбке.
— Он будет в восторге.
— Да, представляю себе.
— Деньги нужны?
— Нет. Поеду автостопом.
— Назови-ка мне свое второе имя.
— Клэр, а что?
— Прекрасно. Отбрось Олджер — оно довольно тяжеловесное и при твоей внешности звучит как-то по-русски. Куда лучше — Стефани Клэр… Конечно, беби, заранее не скажешь, как оно все получится. Но если тебе повезет, с твоей наружностью ты далеко пойдешь. Ты ведь не как те быстроувядающие золотые блондинки. У тебя этот красивый бледно-золотистый оттенок… И по характеру ты — твердая, как сталь.
— Спасибо, — поблагодарила Стефани, надевая пальто и шляпу.
— Ты не похожа на нас, на всех участников этой игры. Мне кажется, ты от чего-то или от кого-то убегаешь. Уж не от мужа ли?
— Нет, — устало ответила Стефани, — от денег с привязанными к ним вожжами.
— Что за деньги и что за вожжи?
— Богатый дядюшка. Вообразил, что может диктовать мне, как жить, — даже мужа подобрал по своему усмотрению.
Эмили внимательно посмотрела на нее.
— Лучше бы ты вернулась обратно, девочка.
— Ну нет. Я еду в Голливуд. Кто знает — а вдруг да и прорвусь в кино?
— Вполне возможно. Тогда мой привет Сэму Голдвину, а Кларку Гейблу скажи, что он — мой любимый актер. Передать что-нибудь управляющему?
— Передай.
Глаза Эмили блеснули.
— Знаешь, я немного подумаю и так скажу, чтоб до него дошло. Пока, девочка.
Глава 2
— Вон там Бейкерсфилд, — сказал сидящий за рулем мужчина. — К сожалению, я через него не еду. Но лучше бы вечером вы туда не ездили…
— О, не волнуйтесь за меня. У меня в Лос-Анджелесе подруга. Я могу остановиться у нее.
— Я бы с удовольствием… нашел для вас коттедж. Здесь есть превосходный мотель…
— Нет, благодарю. Не беспокойтесь.
— Уже довольно поздно и…
Стефани улыбнулась:
— Послушайте, я могу постоять за себя. Я не впервой так путешествую.
— Тут имеется объездная дорога, она проходит вокруг Лос-Анджелеса… Вот что мы сделаем. Я довезу вас до остановки на бульваре. Там хорошо освещенный район, вы без труда поймаете попутку.
— О, не затрудняйте себя. Я сумею остановить машину в любом месте.
— Тут совсем недалеко.
— Вы здесь живете? — спросила Стефани.
— Нет, но часто останавливаюсь по делам.
Стефани распахнула дверцу.
— Все в порядке, — улыбаясь, сказала она, — я выхожу. И перестаньте за меня волноваться.
— Мне было бы спокойнее, если бы вы разрешили мне подкинуть вас до остановки на бульваре и…
— Нет, нет. Все хорошо. Мне очень понравилась и поездка, и все остальное. Вы были удивительно милы.
Она протянула ему руку. Он задержал ее на минуту в своей руке. Ему было под пятьдесят, и он смотрел на двадцатичетырехлетнюю девушку как на неразумное дитя. Его участие было трогательным, но раздражало.
— Со мной все будет нормально, — повторила она, улыбаясь и закрывая дверцу машины.
Он уехал не сразу, а некоторое время сидел, наблюдая за ней, словно желая увидеть, с кем Стефани поедет дальше.
Девушка, смеясь, вернулась к нему.
— Послушайте, нельзя же так. Это походит на рэкет. Ни одна машина не остановится, пока вы стоите тут, не спуская с меня глаз. Ох, извините! — добавила она, заметив, как он переменился в лице.
Он запустил мотор.
— Попытайтесь найти машину с женщиной за рулем. Уже поздно, понимаете…
Стефани, держа в левой руке дорожную сумку, правой помахала вслед исчезающим вдали задним огням, потом с надеждой повернулась лицом к шоссе. Самое начало одиннадцатого. В Лос-Анджелес она попадет только к часу ночи.
С минуту на шоссе было тихо, потом появились четыре машины подряд. Стефани знала, что автомобили, идущие вереницей, редко останавливаются. Каждый водитель слишком занят тем, чтобы сохранить свое положение, и не станет нарушать порядок из-за какого-то голосующего на шоссе.
Она отступила на несколько шагов от обочины.
Машины неслись на нее. Яркий свет фар слепил глаза. Первая машина с ревом промчалась мимо. Поток воздуха подхватил юбку Стефани. Девушка машинально подняла руку к шляпке. Вторая, третья и четвертая машины не замедлили своего хода. Когда Стефани открыла глаза, пятая машина находилась почти против нее. Автомобиль шел с каким-то особым шипением, говорившим о его мощности и намерении водителя обогнать идущие впереди машины. Но затем сзади замигали красные огни, и машина слегка завиляла, не желая сразу подчиниться тормозам.
Стефани посмотрела назад, чтобы убедиться, что шоссе свободно, и побежала.
Этот бег был всего лишь жестом. Она надеялась, что водитель даст задний ход, но он этого не сделал, и, когда Стефани поравнялась с машиной, она поняла, что за рулем сидел человек, которому это никогда не пришло бы в голову.
Он был под стать надменной роскоши своего автомобиля. Лет тридцати с небольшим, с черными наглыми глазами, которые ощупали Стефани с ног до головы, когда она забралась на сиденье рядом с ним. Из-под его легкого пальто выглядывал вечерний костюм. Рука на руле была ухоженной, с наманикюренными ногтями. На пальце поблескивал бриллиантовый перстень. Стефани сразу же почувствовала слабый, но несомненный запах виски. Небольшие черные усики и покрасневшие от выпитого глаза дополняли картину.
Человек оказался хорошим водителем, а его автомобиль представлял собой современное черное чудо техники, главным достоинством которого является скорость. Полная противоположность той машине, в которой Стефани долго добиралась из Сан-Франциско до Бейкерсфилда.
Человек что-то тронул, мотор уверенно заурчал, и машина рванулась вперед.
— В Лос-Анджелес? — спросил он небрежно, остановившись перед поворотом на бульвар.
— Да. А вы туда едете?
— Угу. Холодно?
Она знала, что за этим последует, поэтому улыбнулась, не обращая внимания на холод, который все яснее чувствовался после захода солнца, и сказала:
— Нет. Все хорошо, благодарю вас.
— В отделении для перчаток фляжка. Советую попробовать. Довольно вкусно.
— Все хорошо. Спасибо.
— Лучше выпейте. Сразу согреетесь.
— Нет, благодарю.
Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, черные глаза уверенно поблескивали.
— Уж не собираетесь ли вы разыгрывать передо мной пуританку?
Она засмеялась:
— Я не пуританка. Я всего лишь я.
— Ол-райт, будь по-вашему. Через какое-то время мы остановимся, но сначала мне надо выбраться из этого столпотворения.
На некоторое время автомобиль поглотил все его внимание. Лимузин бесшумно проскользнул мимо вереницы из четырех машин, которые ушли уже довольно далеко. Казалось, что колеса подминают под себя цементные мили, прогоняют их через спидометр и насмешливо выбрасывают назад. Стефани подумала, что они мчатся со скоростью миль шестьдесят, но, посмотрев на спидометр, увидела, что стрелка колебалась на восьмидесяти пяти.
— Похоже, вы не придерживаетесь правил об ограничении скорости, — сказала она, слегка посмеиваясь.
— Нет, не придерживаюсь.
Когда они добрались до Лебека, Стефани уже хорошо изучила своего попутчика. Ей все же пришлось сделать небольшой глоток из фляжки, после чего она с беспокойством прислушивалась, как долго и шумно он вливает себе в горло виски.
У этого человека определенно водились деньги. О себе он был очень высокого мнения и считал само собой разумеющимся «интимное» завершение их совместной поездки. У него был весьма циничный склад ума, уверенность его в себе основывалась на практически нескрываемом презрении к женщинам. Человек с такими взглядами, решила Стефани, нравится женщинам определенного типа, и поскольку его опыт ограничивается только пустыми, эгоистическими кокетками, то и к остальным женщинам он подходит с той же меркой.
Ветер, дувший с гребня горы, становился все более пронизывающим. В машине был включен обогреватель, распространявший вокруг себя волны тепла, которые ласкали замерзшие коленки девушки и прогоняли чувство онемения в ногах.
Человек оказался хорошим водителем, так что через час с небольшим они должны добраться до Лос-Анджелеса.
Стефани слегка подыгрывала ему, опасаясь, как бы он не высадил ее посреди дороги, чего от него вполне можно было ожидать.
Приложившись к фляжке еще раз, человек решительно завинтил ее и сунул в отделение для перчаток. При этом его рука похлопала девушку по спине, скользнула по плечу, вниз по руке и слегка прикоснулась к ноге.
— О’кей, беби, — сказал он, — едем в Лос-Анджелес. А когда я там окажусь, мне предстоит сделать одну работенку и… Ох, черт возьми, это еще что?
Он вклинился в общий поток. Порыв ветра ударил по машине, и ее качнуло. Ночь была холодной и ясной. Фары посылали на асфальт блестящие веера света. Идущие им навстречу машины включали ближний свет, но только они. Этот водитель не заботился о соблюдении правил вежливости на дороге. Его собственные фары были настолько яркими, что сводили до минимума старания других водителей.
Теперь они мчались еще быстрее. Стефани чувствовала, как на каждом повороте машину заносит вбок. По всей вероятности, мужчина последний раз выпил слишком много. Сейчас он то и дело посматривал на девушку, и взгляды его отнюдь не были вежливо-безразличными.
Стефани притворялась, будто она поглощена созерцанием проносящихся мимо пейзажей — ей не хотелось встречаться с ним глазами. Благодарение Богу, переднее сиденье было достаточно широким, так что он не смог бы…
— Пересядь-ка сюда, беби.
Она удивленно взглянула на него.
— Пересаживайся. Не разыгрывай из себя недотрогу. Она засмеялась:
— Мне нравится сидеть в уголке.
— Так забудь об этом и придвигайся поближе. Она пододвинулась на несколько дюймов.
— Дьявольщина, это не называется подвинуться.
— Вам требуется место, чтобы вести машину.
— Этим автобусом можно управлять одним пальцем. Живее… Послушай, что с тобой? Ты ведь не какая-нибудь старомодная дурочка, нет? Ох, да шевелись же! Сюда!
Он обхватил ее за шею правой рукой и притянул к себе. Бросив торопливый взгляд на дорогу и продолжая одной рукой держать руль, другой рукой он приподнял подбородок девушки.
Она увидела его глаза, почувствовала прикосновение его губ. В нос ударил запах виски. Она высвободилась, ее беспокоило не столько его объятие, сколько то, что машина угрожающе завиляла из стороны в сторону.
Ухватившись рукой в перчатке за руль, Стефани резко крикнула:
— Следите за дорогой!
Он засмеялся и перехватил у нее руль. Большая машина вильнула влево, затем с резким скрежетом метнулась на правую полосу. Следующая за ними машина возмущенно засигналила.
— Вы что, хотите убить нас обоих?
— Когда я чего-нибудь хочу, я этого действительно хочу.
Стефани отодвинулась в дальний угол, ее начало трясти.
— Прекрасно, остановите машину, я пересяду.
— Ничего не выйдет, сестренка… Здесь останавливаться нельзя.
Она была напугана, но не собиралась этого показывать, поэтому хладнокровно открыла сумочку, достала из нее пудреницу и помаду. Сняла правую перчатку и намазала помадой кончик мизинца.
Он усмехнулся:
— Мы еще не закончили.
Она спокойно повернулась к нему:
— Я закончила.
— Воображаешь, что со мной этот номер пройдет?
— Если вы остановите машину, я выйду. Он насмешливо произнес:
— Пожалуйста, вот дверца.
Кольцо с ключами от машины позвякивало на щитке. Стефани быстро потянулась к нему и выдернула ключ из зажигания, бросила всю связку к себе в сумочку и защелкнула замочек.
— Маленькая чертовка! — воскликнул он и сделал выпад в ее сторону.
Правой рукой она оттолкнула его назад, ее испачканный в губной помаде палец оставил красную полосу спереди на его рубашке, но ему все же удалось схватить девушку за запястье. Машина с отключенным зажиганием быстро теряла скорость — с восьмидесяти пяти до семидесяти и от семидесяти до шестидесяти. Он старался вырвать сумочку из ее левой руки. Когда его усилия не увенчались успехом, он оторвал левую руку от руля и прижал голову девушки к своей груди.
Стефани приподняла колено, намереваясь оттолкнуть его, и машинально взглянула сквозь ветровое стекло.
— Смотрите же! — пронзительно закричала она, прекратив сопротивление.
Он мгновение помедлил, неправильно истолковав ее «капитуляцию», но тут же повернулся и схватил руль.
Машину сильно занесло влево.
Это было шоссе с трехрядным движением. Две машины впереди занимали правую сторону, по левой к ним несся большой грузовик. Посредине мелькали огни быстро приближающихся фар.
Мужчина резко повернул руль вправо, автоматически нажав на дроссель, затем, когда заглохший мотор не отреагировал, нажал на тормоза.
Она ощутила резкий толчок, и машина пошла вбок. Фары летевшей им навстречу машины становились все больше и больше. Казалось, они нацелены прямо в глаза Стефани… Она громко закричала, и фары будто набросились на нее. До чего же они широко расставлены, и какие ослепительные, и так близко…
А затем все исчезло: фары, машины, шоссе. И возник какой-то высокий дребезжащий звук. Странно, подумала она, что звон осколков разбитого стекла может быть таким пронзительным. Но что же стряслось со светом? Волна темноты залила дорогу, поглотила все звуки и обрушилась на нее.
— О, не волнуйтесь за меня. У меня в Лос-Анджелесе подруга. Я могу остановиться у нее.
— Я бы с удовольствием… нашел для вас коттедж. Здесь есть превосходный мотель…
— Нет, благодарю. Не беспокойтесь.
— Уже довольно поздно и…
Стефани улыбнулась:
— Послушайте, я могу постоять за себя. Я не впервой так путешествую.
— Тут имеется объездная дорога, она проходит вокруг Лос-Анджелеса… Вот что мы сделаем. Я довезу вас до остановки на бульваре. Там хорошо освещенный район, вы без труда поймаете попутку.
— О, не затрудняйте себя. Я сумею остановить машину в любом месте.
— Тут совсем недалеко.
— Вы здесь живете? — спросила Стефани.
— Нет, но часто останавливаюсь по делам.
Стефани распахнула дверцу.
— Все в порядке, — улыбаясь, сказала она, — я выхожу. И перестаньте за меня волноваться.
— Мне было бы спокойнее, если бы вы разрешили мне подкинуть вас до остановки на бульваре и…
— Нет, нет. Все хорошо. Мне очень понравилась и поездка, и все остальное. Вы были удивительно милы.
Она протянула ему руку. Он задержал ее на минуту в своей руке. Ему было под пятьдесят, и он смотрел на двадцатичетырехлетнюю девушку как на неразумное дитя. Его участие было трогательным, но раздражало.
— Со мной все будет нормально, — повторила она, улыбаясь и закрывая дверцу машины.
Он уехал не сразу, а некоторое время сидел, наблюдая за ней, словно желая увидеть, с кем Стефани поедет дальше.
Девушка, смеясь, вернулась к нему.
— Послушайте, нельзя же так. Это походит на рэкет. Ни одна машина не остановится, пока вы стоите тут, не спуская с меня глаз. Ох, извините! — добавила она, заметив, как он переменился в лице.
Он запустил мотор.
— Попытайтесь найти машину с женщиной за рулем. Уже поздно, понимаете…
Стефани, держа в левой руке дорожную сумку, правой помахала вслед исчезающим вдали задним огням, потом с надеждой повернулась лицом к шоссе. Самое начало одиннадцатого. В Лос-Анджелес она попадет только к часу ночи.
С минуту на шоссе было тихо, потом появились четыре машины подряд. Стефани знала, что автомобили, идущие вереницей, редко останавливаются. Каждый водитель слишком занят тем, чтобы сохранить свое положение, и не станет нарушать порядок из-за какого-то голосующего на шоссе.
Она отступила на несколько шагов от обочины.
Машины неслись на нее. Яркий свет фар слепил глаза. Первая машина с ревом промчалась мимо. Поток воздуха подхватил юбку Стефани. Девушка машинально подняла руку к шляпке. Вторая, третья и четвертая машины не замедлили своего хода. Когда Стефани открыла глаза, пятая машина находилась почти против нее. Автомобиль шел с каким-то особым шипением, говорившим о его мощности и намерении водителя обогнать идущие впереди машины. Но затем сзади замигали красные огни, и машина слегка завиляла, не желая сразу подчиниться тормозам.
Стефани посмотрела назад, чтобы убедиться, что шоссе свободно, и побежала.
Этот бег был всего лишь жестом. Она надеялась, что водитель даст задний ход, но он этого не сделал, и, когда Стефани поравнялась с машиной, она поняла, что за рулем сидел человек, которому это никогда не пришло бы в голову.
Он был под стать надменной роскоши своего автомобиля. Лет тридцати с небольшим, с черными наглыми глазами, которые ощупали Стефани с ног до головы, когда она забралась на сиденье рядом с ним. Из-под его легкого пальто выглядывал вечерний костюм. Рука на руле была ухоженной, с наманикюренными ногтями. На пальце поблескивал бриллиантовый перстень. Стефани сразу же почувствовала слабый, но несомненный запах виски. Небольшие черные усики и покрасневшие от выпитого глаза дополняли картину.
Человек оказался хорошим водителем, а его автомобиль представлял собой современное черное чудо техники, главным достоинством которого является скорость. Полная противоположность той машине, в которой Стефани долго добиралась из Сан-Франциско до Бейкерсфилда.
Человек что-то тронул, мотор уверенно заурчал, и машина рванулась вперед.
— В Лос-Анджелес? — спросил он небрежно, остановившись перед поворотом на бульвар.
— Да. А вы туда едете?
— Угу. Холодно?
Она знала, что за этим последует, поэтому улыбнулась, не обращая внимания на холод, который все яснее чувствовался после захода солнца, и сказала:
— Нет. Все хорошо, благодарю вас.
— В отделении для перчаток фляжка. Советую попробовать. Довольно вкусно.
— Все хорошо. Спасибо.
— Лучше выпейте. Сразу согреетесь.
— Нет, благодарю.
Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, черные глаза уверенно поблескивали.
— Уж не собираетесь ли вы разыгрывать передо мной пуританку?
Она засмеялась:
— Я не пуританка. Я всего лишь я.
— Ол-райт, будь по-вашему. Через какое-то время мы остановимся, но сначала мне надо выбраться из этого столпотворения.
На некоторое время автомобиль поглотил все его внимание. Лимузин бесшумно проскользнул мимо вереницы из четырех машин, которые ушли уже довольно далеко. Казалось, что колеса подминают под себя цементные мили, прогоняют их через спидометр и насмешливо выбрасывают назад. Стефани подумала, что они мчатся со скоростью миль шестьдесят, но, посмотрев на спидометр, увидела, что стрелка колебалась на восьмидесяти пяти.
— Похоже, вы не придерживаетесь правил об ограничении скорости, — сказала она, слегка посмеиваясь.
— Нет, не придерживаюсь.
Когда они добрались до Лебека, Стефани уже хорошо изучила своего попутчика. Ей все же пришлось сделать небольшой глоток из фляжки, после чего она с беспокойством прислушивалась, как долго и шумно он вливает себе в горло виски.
У этого человека определенно водились деньги. О себе он был очень высокого мнения и считал само собой разумеющимся «интимное» завершение их совместной поездки. У него был весьма циничный склад ума, уверенность его в себе основывалась на практически нескрываемом презрении к женщинам. Человек с такими взглядами, решила Стефани, нравится женщинам определенного типа, и поскольку его опыт ограничивается только пустыми, эгоистическими кокетками, то и к остальным женщинам он подходит с той же меркой.
Ветер, дувший с гребня горы, становился все более пронизывающим. В машине был включен обогреватель, распространявший вокруг себя волны тепла, которые ласкали замерзшие коленки девушки и прогоняли чувство онемения в ногах.
Человек оказался хорошим водителем, так что через час с небольшим они должны добраться до Лос-Анджелеса.
Стефани слегка подыгрывала ему, опасаясь, как бы он не высадил ее посреди дороги, чего от него вполне можно было ожидать.
Приложившись к фляжке еще раз, человек решительно завинтил ее и сунул в отделение для перчаток. При этом его рука похлопала девушку по спине, скользнула по плечу, вниз по руке и слегка прикоснулась к ноге.
— О’кей, беби, — сказал он, — едем в Лос-Анджелес. А когда я там окажусь, мне предстоит сделать одну работенку и… Ох, черт возьми, это еще что?
Он вклинился в общий поток. Порыв ветра ударил по машине, и ее качнуло. Ночь была холодной и ясной. Фары посылали на асфальт блестящие веера света. Идущие им навстречу машины включали ближний свет, но только они. Этот водитель не заботился о соблюдении правил вежливости на дороге. Его собственные фары были настолько яркими, что сводили до минимума старания других водителей.
Теперь они мчались еще быстрее. Стефани чувствовала, как на каждом повороте машину заносит вбок. По всей вероятности, мужчина последний раз выпил слишком много. Сейчас он то и дело посматривал на девушку, и взгляды его отнюдь не были вежливо-безразличными.
Стефани притворялась, будто она поглощена созерцанием проносящихся мимо пейзажей — ей не хотелось встречаться с ним глазами. Благодарение Богу, переднее сиденье было достаточно широким, так что он не смог бы…
— Пересядь-ка сюда, беби.
Она удивленно взглянула на него.
— Пересаживайся. Не разыгрывай из себя недотрогу. Она засмеялась:
— Мне нравится сидеть в уголке.
— Так забудь об этом и придвигайся поближе. Она пододвинулась на несколько дюймов.
— Дьявольщина, это не называется подвинуться.
— Вам требуется место, чтобы вести машину.
— Этим автобусом можно управлять одним пальцем. Живее… Послушай, что с тобой? Ты ведь не какая-нибудь старомодная дурочка, нет? Ох, да шевелись же! Сюда!
Он обхватил ее за шею правой рукой и притянул к себе. Бросив торопливый взгляд на дорогу и продолжая одной рукой держать руль, другой рукой он приподнял подбородок девушки.
Она увидела его глаза, почувствовала прикосновение его губ. В нос ударил запах виски. Она высвободилась, ее беспокоило не столько его объятие, сколько то, что машина угрожающе завиляла из стороны в сторону.
Ухватившись рукой в перчатке за руль, Стефани резко крикнула:
— Следите за дорогой!
Он засмеялся и перехватил у нее руль. Большая машина вильнула влево, затем с резким скрежетом метнулась на правую полосу. Следующая за ними машина возмущенно засигналила.
— Вы что, хотите убить нас обоих?
— Когда я чего-нибудь хочу, я этого действительно хочу.
Стефани отодвинулась в дальний угол, ее начало трясти.
— Прекрасно, остановите машину, я пересяду.
— Ничего не выйдет, сестренка… Здесь останавливаться нельзя.
Она была напугана, но не собиралась этого показывать, поэтому хладнокровно открыла сумочку, достала из нее пудреницу и помаду. Сняла правую перчатку и намазала помадой кончик мизинца.
Он усмехнулся:
— Мы еще не закончили.
Она спокойно повернулась к нему:
— Я закончила.
— Воображаешь, что со мной этот номер пройдет?
— Если вы остановите машину, я выйду. Он насмешливо произнес:
— Пожалуйста, вот дверца.
Кольцо с ключами от машины позвякивало на щитке. Стефани быстро потянулась к нему и выдернула ключ из зажигания, бросила всю связку к себе в сумочку и защелкнула замочек.
— Маленькая чертовка! — воскликнул он и сделал выпад в ее сторону.
Правой рукой она оттолкнула его назад, ее испачканный в губной помаде палец оставил красную полосу спереди на его рубашке, но ему все же удалось схватить девушку за запястье. Машина с отключенным зажиганием быстро теряла скорость — с восьмидесяти пяти до семидесяти и от семидесяти до шестидесяти. Он старался вырвать сумочку из ее левой руки. Когда его усилия не увенчались успехом, он оторвал левую руку от руля и прижал голову девушки к своей груди.
Стефани приподняла колено, намереваясь оттолкнуть его, и машинально взглянула сквозь ветровое стекло.
— Смотрите же! — пронзительно закричала она, прекратив сопротивление.
Он мгновение помедлил, неправильно истолковав ее «капитуляцию», но тут же повернулся и схватил руль.
Машину сильно занесло влево.
Это было шоссе с трехрядным движением. Две машины впереди занимали правую сторону, по левой к ним несся большой грузовик. Посредине мелькали огни быстро приближающихся фар.
Мужчина резко повернул руль вправо, автоматически нажав на дроссель, затем, когда заглохший мотор не отреагировал, нажал на тормоза.
Она ощутила резкий толчок, и машина пошла вбок. Фары летевшей им навстречу машины становились все больше и больше. Казалось, они нацелены прямо в глаза Стефани… Она громко закричала, и фары будто набросились на нее. До чего же они широко расставлены, и какие ослепительные, и так близко…
А затем все исчезло: фары, машины, шоссе. И возник какой-то высокий дребезжащий звук. Странно, подумала она, что звон осколков разбитого стекла может быть таким пронзительным. Но что же стряслось со светом? Волна темноты залила дорогу, поглотила все звуки и обрушилась на нее.
Глава 3
Стефани почувствовала мерцающий свет, именно почувствовала, а не увидела. Свет, который то появлялся, то пропадал. В груди разливалась острая боль. Откуда-то доносился звук льющейся воды.
Снова свет, на этот раз он бил ей прямо в глаза. Она с трудом приподняла веки — луч света вонзился прямо в мозг.
— Она жива, — сказал мужской голос.
Стефани почувствовала: что-то под ней и слева от нее колыхалось, словно она качалась на волнах. Тот же голос добавил:
— Мы постараемся вытащить ее оттуда.
Стефани вновь открыла глаза. На этот раз ее сознание прояснилось, и ей удалось понять то, что она увидела. Она была за рулем машины. Обе руки — левая в перчатке, правая без — крепко вцепились в руль. Автомобиль лежал на боку, каким-то чудом удерживаясь на крутом берегу. Из радиатора лилась вода, под машиной растекалась лужица бензина. Мотор не работал, огни погасли.
Кто-то снова направил на Стефани луч света. Она разглядела, что лобовое стекло покрыто паутиной трещинок, осколки поблескивали и на сиденье.
Рядом стояли люди.
Сквозь широкое окно в дверце машины к ней тянулись руки. Чьи-то пальцы, вцепившись ей в запястья, энергично тащили ее вверх. Мужской голос произнес:
— Помогите мне. Эта штука может вот-вот взорваться. Побыстрее. Сестренка, как твои ноги?
Она попыталась приподняться. Ей показалось, что ноги у нее скрючились и отказываются служить. Она почувствовала, что падает. Однако пальцы, обхватившие ее запястье, продолжали тянуть вверх. Потом другие руки подхватили ее под мышки, под лопатки и осторожно подняли вверх.
Снова темнота и ощущение, что ее несут.
Голоса… Голоса, ведущие какой-то бессмысленный разговор. Она различала отдельные звуки и понимала, что это слова, но их значение до нее не доходило.
Кроваво-красные блики на дороге. Скрежет покрышек.
— Скорее, здесь произошла авария.
— Вон там…
— Я думаю, он умер…
— Прямо здесь…
— Прошу прощения, мадам, но произошла автокатастрофа и…
Завизжали покрышки… Сирена…
Темнота. Полнейшее забытье.
От боли к ней вернулось сознание. Все выбоины, все неровности дороги, по которой мчалась машина, отзывались резкой, острой болью. Судя по звукам, они находились уже в городе. Стефани различала сигналы, шум машин. Но «скорая помощь» мчалась без задержки, звук сирены расчищал для нее дорогу. Стефани чувствовала, как подбрасывает машину, как она раскачивается, когда шофер, объезжая замершие машины, поворачивает руль то в одну, то в другую сторону.
Потом она почувствовала прикосновение чьих-то рук, услышала, как мужской голос произнес:
— Спокойнее, спокойнее…
Ее подняли на носилках. Запахло эфиром. Она на мгновение открыла глаза и увидела белые стены коридора, уплывающие вдаль. Ее бережно везли на каталке. Яркий свет слепил глаза, чьи-то искусные пальцы ощупывали тело… Она почувствовала острую боль, услышала чей-то шепот, шуршание накрахмаленных халатов, затем укол иглы… Ей стало трудно дышать, и она попыталась что-то сбросить с лица, глотнуть свежего воздуха.
Женский голос посоветовал:
— Дышите глубже… Еще глубже…
Она послушно сделала глубокий вдох.
Снова свет, на этот раз он бил ей прямо в глаза. Она с трудом приподняла веки — луч света вонзился прямо в мозг.
— Она жива, — сказал мужской голос.
Стефани почувствовала: что-то под ней и слева от нее колыхалось, словно она качалась на волнах. Тот же голос добавил:
— Мы постараемся вытащить ее оттуда.
Стефани вновь открыла глаза. На этот раз ее сознание прояснилось, и ей удалось понять то, что она увидела. Она была за рулем машины. Обе руки — левая в перчатке, правая без — крепко вцепились в руль. Автомобиль лежал на боку, каким-то чудом удерживаясь на крутом берегу. Из радиатора лилась вода, под машиной растекалась лужица бензина. Мотор не работал, огни погасли.
Кто-то снова направил на Стефани луч света. Она разглядела, что лобовое стекло покрыто паутиной трещинок, осколки поблескивали и на сиденье.
Рядом стояли люди.
Сквозь широкое окно в дверце машины к ней тянулись руки. Чьи-то пальцы, вцепившись ей в запястья, энергично тащили ее вверх. Мужской голос произнес:
— Помогите мне. Эта штука может вот-вот взорваться. Побыстрее. Сестренка, как твои ноги?
Она попыталась приподняться. Ей показалось, что ноги у нее скрючились и отказываются служить. Она почувствовала, что падает. Однако пальцы, обхватившие ее запястье, продолжали тянуть вверх. Потом другие руки подхватили ее под мышки, под лопатки и осторожно подняли вверх.
Снова темнота и ощущение, что ее несут.
Голоса… Голоса, ведущие какой-то бессмысленный разговор. Она различала отдельные звуки и понимала, что это слова, но их значение до нее не доходило.
Кроваво-красные блики на дороге. Скрежет покрышек.
— Скорее, здесь произошла авария.
— Вон там…
— Я думаю, он умер…
— Прямо здесь…
— Прошу прощения, мадам, но произошла автокатастрофа и…
Завизжали покрышки… Сирена…
Темнота. Полнейшее забытье.
От боли к ней вернулось сознание. Все выбоины, все неровности дороги, по которой мчалась машина, отзывались резкой, острой болью. Судя по звукам, они находились уже в городе. Стефани различала сигналы, шум машин. Но «скорая помощь» мчалась без задержки, звук сирены расчищал для нее дорогу. Стефани чувствовала, как подбрасывает машину, как она раскачивается, когда шофер, объезжая замершие машины, поворачивает руль то в одну, то в другую сторону.
Потом она почувствовала прикосновение чьих-то рук, услышала, как мужской голос произнес:
— Спокойнее, спокойнее…
Ее подняли на носилках. Запахло эфиром. Она на мгновение открыла глаза и увидела белые стены коридора, уплывающие вдаль. Ее бережно везли на каталке. Яркий свет слепил глаза, чьи-то искусные пальцы ощупывали тело… Она почувствовала острую боль, услышала чей-то шепот, шуршание накрахмаленных халатов, затем укол иглы… Ей стало трудно дышать, и она попыталась что-то сбросить с лица, глотнуть свежего воздуха.
Женский голос посоветовал:
— Дышите глубже… Еще глубже…
Она послушно сделала глубокий вдох.
Глава 4
Хорти посмотрела на белокурые волосы, разметавшиеся по подушке.
— Ну и видок у тебя, дорогая! — ласково произнесла она.
Стефани улыбнулась:
— Знаю. Понимаешь, у меня все болит.
— Тебе повезло, что нет переломов. Сильные ушибы, несколько швов на ногах, порез на плече, но тебя ловко заштопали.
— А шрамы?
— Их не видно, если только ты не надумаешь танцевать в костюме Евы.
— Да, мне только этого не хватает. У меня во рту — как в номере, из которого вывалились пьяные матросы.
— Угодила же ты в историю!
— Да уж… Ехала сюда, чтобы поискать работу, и вот теперь лежу. Когда я смогу отсюда выбраться, Хорти? Пожалуйста, обрисуй мне настоящее положение вещей.
Хорти было уже под тридцать, и весила она сто пятьдесят фунтов. У нее была ладная фигура, а уютные округлости ее форм привлекали взгляды мужчин. Ее глаза говорили о покладистости и добродушии, а уголки губ были всегда готовы изогнуться в улыбке. Она отличалась широтой взглядов и бесконечной терпимостью, позволявшей в любом положении находить смешные стороны. Ее нельзя было оскорбить, шокировать, даже просто вывести из себя. Хорти принимала жизнь такой, как она есть, ни о чем не беспокоилась и ни в чем себя не ограничивала.
«Конечно, мужчинам нравятся тоненькие, стройные фигурки, — говаривала она, — но им нужен и хороший характер. Он не менее важен, чем красивая „упаковка“. А я люблю покушать и не собираюсь себя урезать».
И, надо сказать, Хорти никогда не испытывала недостатка в мужском внимании. У нее было множество поклонников, с которыми она весело проводила время. Сначала это были товарищеские отношения, потом они переходили в привязанность. Мужчины находили, что по сравнению с ней другие женщины кажутся безвкусными и неинтересными.
— Выкладывай, Хорти! Сколько мне тут еще торчать? — спросила Стефани.
Хорти посмотрела на подругу. Улыбка все больше растягивала ее губы, и в глазах искрились смешинки.
— Должно быть, ты была сильно навеселе, — покачала она головой.
— Что ты имеешь в виду?
— Раз угнала чужую машину.
— Угнала машину? О чем ты толкуешь?
— Разве ты не свистнула эту шикарную тачку?
— Боже великий, нет, конечно. Я ехала…
— От тебя разило спиртным.
— Да, он не отставал от меня, пока я не выпила немного.
— Но машину-то вела ты?
— Ничего подобного, Хортенс Житковски!
В глазах Хорти появилось суровое выражение.
— Ты ведь не станешь морочить голову своей старой подруге, нет?
— Нет, конечно!
Хорти огляделась вокруг и сказала, понизив голос:
— Все в порядке, Стефани. Сиделка ушла.
— Говорю тебе, машину вела не я.
— Когда тебя нашли, ты сидела за рулем. Неожиданно Стефани все поняла.
— Правильно, в тот момент так оно и было. Я вспомнила. А что случилось с мужчиной?
— С каким мужчиной?
— С тем, который был вместе со мной. Который вел машину…
Хорти недоуменно пожала плечами.
— Кто-нибудь пострадал? — спросила с беспокойством Стефани.
— Очень многие. Некоторые в тяжелом состоянии. Вы врезались в машину справа, потом в ту, что шла вам навстречу, и она отлетела в соседний ряд. Затем ваша машина полетела вниз, несколько раз перевернулась в воздухе и чудом задержалась на самом краю обрыва. Все удивляются, как она еще не загорелась.
— Но я не вела эту машину. Кому она принадлежит?
— Какой-то шишке из Голливуда. Машину угнали вчера днем.
— Вчера… Что это был за день?
— Четверг.
— Машина на самом деле была угнана? — Угу.
Стефани попыталась сесть, но это ей оказалось не под силу — она снова упала на подушки.
— Какой ужас! — простонала девушка. Хорти сразу ее успокоила:
— Все не так страшно. Они не смогут привлечь тебя за угон машины, если ты будешь твердо придерживаться своей версии. И не смогут доказать, что ты была пьяна Неосторожная езда — самое большое, что с могут на тебя навесить, если только… Послушай, Стефани, может, ты и вправду хватила лишку и тебе взбрело в голову покататься, а?
— Не глупи. Я пыталась добраться из Сан-Франциско автостопом. Могу доказать, что вчера утром я была еще в Сан-Франциско, а машина подобрала меня в Бейкерсфилде.
— Парень пил?
— Да.
— Много?
— Средне.
— Приставал?
— Угу. Пытался. Отсюда и все неприятности.
— Послушай, Стефани, ты ведь не станешь водить меня за нос? Он что, был настолько пьян, что разрешил тебе вести машину? Ты его не покрываешь?
— Честное слово, нет!
Глаза Хорти больше не смеялись.
— Ну, похоже, что тебе потребуется адвокат.
— Ну и видок у тебя, дорогая! — ласково произнесла она.
Стефани улыбнулась:
— Знаю. Понимаешь, у меня все болит.
— Тебе повезло, что нет переломов. Сильные ушибы, несколько швов на ногах, порез на плече, но тебя ловко заштопали.
— А шрамы?
— Их не видно, если только ты не надумаешь танцевать в костюме Евы.
— Да, мне только этого не хватает. У меня во рту — как в номере, из которого вывалились пьяные матросы.
— Угодила же ты в историю!
— Да уж… Ехала сюда, чтобы поискать работу, и вот теперь лежу. Когда я смогу отсюда выбраться, Хорти? Пожалуйста, обрисуй мне настоящее положение вещей.
Хорти было уже под тридцать, и весила она сто пятьдесят фунтов. У нее была ладная фигура, а уютные округлости ее форм привлекали взгляды мужчин. Ее глаза говорили о покладистости и добродушии, а уголки губ были всегда готовы изогнуться в улыбке. Она отличалась широтой взглядов и бесконечной терпимостью, позволявшей в любом положении находить смешные стороны. Ее нельзя было оскорбить, шокировать, даже просто вывести из себя. Хорти принимала жизнь такой, как она есть, ни о чем не беспокоилась и ни в чем себя не ограничивала.
«Конечно, мужчинам нравятся тоненькие, стройные фигурки, — говаривала она, — но им нужен и хороший характер. Он не менее важен, чем красивая „упаковка“. А я люблю покушать и не собираюсь себя урезать».
И, надо сказать, Хорти никогда не испытывала недостатка в мужском внимании. У нее было множество поклонников, с которыми она весело проводила время. Сначала это были товарищеские отношения, потом они переходили в привязанность. Мужчины находили, что по сравнению с ней другие женщины кажутся безвкусными и неинтересными.
— Выкладывай, Хорти! Сколько мне тут еще торчать? — спросила Стефани.
Хорти посмотрела на подругу. Улыбка все больше растягивала ее губы, и в глазах искрились смешинки.
— Должно быть, ты была сильно навеселе, — покачала она головой.
— Что ты имеешь в виду?
— Раз угнала чужую машину.
— Угнала машину? О чем ты толкуешь?
— Разве ты не свистнула эту шикарную тачку?
— Боже великий, нет, конечно. Я ехала…
— От тебя разило спиртным.
— Да, он не отставал от меня, пока я не выпила немного.
— Но машину-то вела ты?
— Ничего подобного, Хортенс Житковски!
В глазах Хорти появилось суровое выражение.
— Ты ведь не станешь морочить голову своей старой подруге, нет?
— Нет, конечно!
Хорти огляделась вокруг и сказала, понизив голос:
— Все в порядке, Стефани. Сиделка ушла.
— Говорю тебе, машину вела не я.
— Когда тебя нашли, ты сидела за рулем. Неожиданно Стефани все поняла.
— Правильно, в тот момент так оно и было. Я вспомнила. А что случилось с мужчиной?
— С каким мужчиной?
— С тем, который был вместе со мной. Который вел машину…
Хорти недоуменно пожала плечами.
— Кто-нибудь пострадал? — спросила с беспокойством Стефани.
— Очень многие. Некоторые в тяжелом состоянии. Вы врезались в машину справа, потом в ту, что шла вам навстречу, и она отлетела в соседний ряд. Затем ваша машина полетела вниз, несколько раз перевернулась в воздухе и чудом задержалась на самом краю обрыва. Все удивляются, как она еще не загорелась.
— Но я не вела эту машину. Кому она принадлежит?
— Какой-то шишке из Голливуда. Машину угнали вчера днем.
— Вчера… Что это был за день?
— Четверг.
— Машина на самом деле была угнана? — Угу.
Стефани попыталась сесть, но это ей оказалось не под силу — она снова упала на подушки.
— Какой ужас! — простонала девушка. Хорти сразу ее успокоила:
— Все не так страшно. Они не смогут привлечь тебя за угон машины, если ты будешь твердо придерживаться своей версии. И не смогут доказать, что ты была пьяна Неосторожная езда — самое большое, что с могут на тебя навесить, если только… Послушай, Стефани, может, ты и вправду хватила лишку и тебе взбрело в голову покататься, а?
— Не глупи. Я пыталась добраться из Сан-Франциско автостопом. Могу доказать, что вчера утром я была еще в Сан-Франциско, а машина подобрала меня в Бейкерсфилде.
— Парень пил?
— Да.
— Много?
— Средне.
— Приставал?
— Угу. Пытался. Отсюда и все неприятности.
— Послушай, Стефани, ты ведь не станешь водить меня за нос? Он что, был настолько пьян, что разрешил тебе вести машину? Ты его не покрываешь?
— Честное слово, нет!
Глаза Хорти больше не смеялись.
— Ну, похоже, что тебе потребуется адвокат.
Глава 5
Делла Стрит, секретарь Перри Мейсона, выслушав Хорти, сказала извиняющимся тоном:
— У мистера Мейсона просто нет времени, чтобы заниматься мелкими делами…
— Я всего лишь работающая девушка, — прервала ее Хорти, — но сэкономила немного денег. Согласна вложить их в этого котенка. Более того, у меня приличная зарплата — работаю секретарем у полуслепого человека. — И со смешком добавила: — А поскольку в мои обязанности не входит служить украшением офиса, я могу есть без опаски три раза в день. Скажите мистеру Мейсону, что я смогу занять еще денег под жалованье и…
— У мистера Мейсона просто нет времени, чтобы заниматься мелкими делами…
— Я всего лишь работающая девушка, — прервала ее Хорти, — но сэкономила немного денег. Согласна вложить их в этого котенка. Более того, у меня приличная зарплата — работаю секретарем у полуслепого человека. — И со смешком добавила: — А поскольку в мои обязанности не входит служить украшением офиса, я могу есть без опаски три раза в день. Скажите мистеру Мейсону, что я смогу занять еще денег под жалованье и…