— Нет.
— А что вы сделали?
— Пошел в свой отель и позвонил туда, где она остановилась.
— Вы просили позвать ее к телефону?
— Да.
— Это было сразу после того, как вы заметили ее на улице в Калексико?
— Да.
— В таком случае, вы знали, что ее не будет в номере?
— Да.
— Ну, и что вам сказали по телефону?
— Я попросил Линду Кэлхаун, а когда мне сообщили, что ее номер не отвечает, я спросил, могу ли оставить для нее записку. Мне ответили положительно, и я продиктовал несколько слов, чтобы она обо мне не волновалась.
— Итак, вы ей позвонили именно в то время, когда точно знали, что ее нет на месте?
— Она одновременно не могла быть в двух местах.
— Значит, вы нарочно дождались, когда она ушла, и тогда стали звонить?
— Нет… так получилось.
— Вы оставили ей записку потому, что предполагали, что она станет волноваться за вас?
— Естественно.
— Уже прошло порядочно времени, как она не имела от вас известий?
— Да.
— День или два?
— Два.
— И вы оставили ей эту записку с просьбой не волноваться, потому что любите ее и знаете, что она не может не тревожиться за вас и не думать, куда вы пропали?
— Да.
— Тогда почему вы не позвонили ей раньше?
— Потому… потому что мне было сказано, что никто не должен знать, где я нахожусь.
— Кто вам это сказал?
— Окружной прокурор, мистер Болдуин Маршалл.
— И вы подчинились его распоряжению?
— Я предпочел бы сказать так — я выполнил его просьбу.
— В такой степени, что предпочли оставить вашу невесту волноваться за вас, искать вас и не знать, где вы?
— Я только что вам объяснил, что продиктовал для нее записку, чтобы она не беспокоилась.
— Но вы этого не делали вплоть до того момента, пока не убедились, что ее нет в номере, и она не сможет лично ответить на ваш звонок?
— Ну…
— Иными словами, вы долго ничего не делали, чтобы уберечь ее от волнения?
— Вы правы, я это признаю.
— И все только потому, что окружной прокурор не велел вам ей звонить?
— Он мне сказал, что чрезвычайно важно никому не знать, где я нахожусь… Я спросил, не могу ли я сообщить об этом своей невесте, и тогда он мне разрешил оставить для нее записку, но запретил лично разговаривать. Он не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел.
— Так… Скажите, после вашей беседы с окружным прокурором вы отправились в Мексикаль?
— Нет, сначала в Тихуану.
— В Тихуану? — деланно удивился Мейсон. — И сколько времени вы там пробыли?
— Переночевал.
— А потом поехали в Мексикаль?
— Да.
— Автобусом?
— Нет.
— В частной машине?
— В арендованном самолете.
— Кто же его арендовал?
— Мистер Болдуин Маршалл, окружной прокурор.
— Во время перелета мистер Маршалл упоминая мое имя?
— Ваша Честь, — не выдержал окружной прокурор, — вопросы адвоката зашли далеко в сторону, так что даже смешно… О чем я разговаривал с этим свидетелем, совершенно не касается разбираемого дела и не может на него влиять. При прямом допросе свидетеля ничего не обусловливало необходимости спрашивать о том, что сейчас интересует мистера Мейсона, поэтому я решительно протестую.
— Возражение отводится! — рявкнул судья Мейнли. — Продолжайте, мистер Мейсон, задавать любые вопросы, так как я уже понимаю, что вы имеете основания сомневаться в непредвзятости свидетеля.
— С разрешения Высокого Суда, — снова запротестовал Маршалл, — все это не имеет никакого отношения к настрою свидетеля. Всем совершенно ясно, что я принял необходимые меры для того, чтобы оградить Джорджа Летти от постороннего влияния.
— Мы не станем обсуждать этот вопрос, — холодно отрезал судья Мейнли, — решение уже принято. — Он повернулся к свидетелю: — Вам был задан вопрос: упоминал ли мистер Маршалл имя Перри Мейсона?
— Да.
— Неоднократно? — спросил Мейсон.
— Он обсуждал ваши действия довольно подробно.
— Он много раз упоминал мое имя?
— Да.
— Сколько? Раз десять?
— Я не считал.
— Но много раз?
— Да, много.
— И окружной прокурор сказал вам, что он рассчитывает на то, что ваши показания произведут на защиту впечатление разорвавшейся бомбы, поэтому он и принимает все меры для того, чтобы вы не разболтали эту историю кому-то еще?
— Кажется, да… Да, сэр.
— Вы с окружным прокурором много раз повторили свою историю?
— Да, мы много говорили о том, что я видел и слышал. Он все время уговаривал меня напрячь память и посмотреть, не смогу ли я несколько расширить мои показания?
— Ах, вот даже как! — воскликнул Мейсон. — Окружной прокурор хотел, чтобы вы расширили ваши показания?
— Ну он… не совсем так… но…
— Подождите, секунду назад вы изволили сказать, что он все время уговаривал расширить ваши показания?
— Понимаете, слово «расширить» было моей интерпретацией того, что он говорил.
— Ясно… На основании того, что говорил вам окружной прокурор, у вас сложилось мнение, что он желает, чтобы вы расширили свои показания, так?
— Скорее, усилил бы их.
— Усилил?
— Да.
— И он дал вам деньги, чтобы вы это сделали?
Маршалл даже подскочил на месте.
— Ваша Честь, это чисто личное дело… Я протестую, это неправильный перекрестный допрос. Это инсинуация. Это — ложь!
Но судья уже насторожился.
— Вы возражаете против данного вопроса?
— Да, самым решительным образом!
— Возражение не принимается. Садитесь!
— Отвечайте на вопрос, — сказал Мейсон. — Давал ли вам Маршалл деньги?
— Но не за то, чтобы я усилил показания.
— Давал ли окружной прокурор вам деньги?
— Да.
— Вы целиком зависели от Линды Кэлхаун в отношении ваших средств?
— У меня имелись небольшие сбережения.
— Сбережения?
— Да, на счету в банке.
— За счет чего?
— Я сэкономил их из моего содержания… из моих карманных денег, и я кое-что смог отложить.
— Из какого содержания?
— Из тех денег, что мне давала Линда Кэлхаун.
— А Линда знала, что вы откладываете деньги на счет?
— Нет.
— Линда работала?
— Да.
— Понимаете ли вы, что она лишала себя многих удовольствий, всех тех мелочей, которые так много значат для любой женщины, чтобы постоянно давать вам деньги на учебу в юридическом колледже?
— Наверное.
— А вы еще и присваивали часть денег?
— Что значит присваивал? — закричал Летти. — Эти деньги давались мне!
— Но они вам давались со специальной целью, правда?
— Возможно.
— А вы тайком от вашей невесты часть этих денег относили в банк, где завели себе счет с тем, чтобы у вас имелись свободные деньги для других целей?!
— Вовсе не для других, нет! — возразил Летти.
— Но ведь деньги вам давались на то, чтобы вы могли учиться и закончить образование?
— Да.
— А вы их полностью не тратили?
— Я получал больше, чем мне в действительности требовалось.
— Но ведь избыток вы ей не возвращали?
— Нет. Я отказывал себе во всем, мистер Мейсон, жил экономно, чтобы иметь возможность помогать…
— Кому?
— Линде.
— Тогда вам следовало сказать ей, что она дает вам слишком много денег, и вернуть все излишки.
— Я же объяснил, что излишки относил в банк.
— Счет был открыт на ваше имя?
— Да.
— Так… Теперь скажите, вы видели меня девятого числа в Юме, штат Аризона?
— Видел.
— И вы сказали мне, что вы совсем без денег?
— Да.
— И я дал вам двадцать долларов?
— Да.
— После этого вы немедленно вернулись в Эль-Сентро, позвонили Линде и сказали, что израсходовали решительно все, и попросили телеграфом перевести вам еще двадцать долларов, так это или нет?
— Я попросил субсидию, чтобы вернуться домой.
— Вы велели ей перевести вам телеграфом двадцать долларов, не так ли?
— Да.
— И сказали ей, что все потратили?
— Да.
— Но в это время у вас еще были те двадцать долларов, которые вы получили от меня?
— Но ведь это был заем?
— Вы намеревались вернуть мне деньги?
— Конечно.
— Но они у вас были?
— Да.
— И вы знали, что я вам их дал, чтобы взять на себя ваши расходы?
— Нет, вы их мне дали вовсе не с такой целью.
— С какой же?
— Вы их мне дали, чтобы я поехал в отель в Юме.
— А вы деньги взяли, но в отель решили не ехать?
— Я передумал.
— Но деньги-то находились у вас?
— Я посчитал, что эти деньги мне были даны для совершенно определенной цели, мистер Мейсон. Вы же сами велели мне ехать в отель в Юме, а я решил этого не делать. Поэтому и не желал использовать ваши деньги. Я позвонил Линде и попросил перевести мне телеграфом деньги на обратный проезд.
— В таком случае, что же вы сделали с теми двадцатью долларами, которые я вам дал? Отправили их мне почтой на адрес конторы, прибавив, что крайне сожалеете и что…
— Нет, конечно. Они были у меня.
— И как долго вы их хранили?
— Я могу расплатиться сейчас.
— Я не прошу вас сейчас со мной расплачиваться. Меня интересует, как долго вы их хранили?
— Они все еще у меня.
— Вы их не потратили?
— Нет, — после некоторого колебания ответил Летти.
— В Тихуане вы проживали в лучшем отеле?
— Да.
— Ваши расходы были оплачены?
— Я сам заплатил.
— Из денег, что вам перевела Линда?
— Нет, те ушли.
— Какими же деньгами вы расплачивались?
— Теми, что мне дал мистер Маршалл.
— Вы в Тихуане заходили в разные увеселительные заведения?
— Да.
— Играли на скачках?
— Да, — ответил Летти, немного подумав.
— И не один раз?
— Да.
— И окружной прокурор вас снабдил даже деньгами для игры на скачках?
— Он не сказал мне, что с ними делать.
— Он вручил вам крупную сумму, и все?
— Да. В первый раз он дал сто пятьдесят долларов.
— В первый раз?
— Да.
— Значит, был еще и второй раз?
— Да.
— Сколько вы получили еще?
— Еще сто пятьдесят долларов.
— Таким образом, вы получили от окружного прокурора триста долларов?
— Да.
— А еще что?
— Он дал мне добро на расходы в отеле в Мексикале, сказал владельцу отеля, чтобы тот ни в чем мне не отказывал, а счет переслал в округ. Округ оплатит по этому счету.
— И вы жили в отеле в кредит?
— Да.
— А те деньги, что я вам дал, истратили на скачках?
— Ничего подобного я не делал!
— Значит, вы потратили деньги, данные вам прокурором, на скачках?
— Ну… да.
— А окружной прокурор дал вам эти триста долларов для того, чтобы вы играли на скачках?
— Нет, конечно.
— Тогда почему же вы их истратили на игру на скачках?
— Это были мои деньги, и я мог их тратить на все, что мне заблагорассудится.
— Разве деньги не были вам даны на жизнь и необходимые расходы?
— Ну, полагаю, что да.
— Что было сказано, когда вам вручали деньги?
— Он вообще ничего не сказал. Просто отдал их мне и сказал, что они мне, наверное, потребуются.
— Вы оплатили из них свои расходы?
— Ну… да.
— А потом принялись играть на скачках?
— Я… Должен же я был чем-то заняться? Я был отрезан от друзей, мне запретили общаться с кем бы то ни было.
— Хорошо, теперь вернемся к тому моменту, когда окружной прокурор упомянул мое имя. Что именно он говорил?
— Возражаю, Ваша Честь! — закричал Маршалл. — Так не производят перекрестный допрос! Вопрос не относится к делу и несущественен.
— Протест отводится! — сразу же заявил судья Мейнли, крайне заинтересованный допросом Летти.
— Он сказал, что вы известный адвокат, но что он не боится вас, что он… ну, короче, намеревается положить вас на обе лопатки здесь, в этом округе, где все газеты настроены к нему дружески…
— Он хотел, чтобы вы ему помогли?
— Он сказал, что мои показания будут иметь решающее значение.
— Поэтому он так и стремился не дать мне узнать суть ваших показаний?
— Он сказал, чтобы я вообще об этом не говорил.
— Находясь в Мексикале, вы заходили в антикварные магазины, не так ли? — усмехнувшись, спросил Мейсон.
— Да.
— Вы приобрели там несколько вещей?
— Обычные сувениры.
— Для друзей?
— Да.
— И для себя?
— Да.
— Вы купили дорогой фотоаппарат, верно?
— Ну… да.
— Где он теперь?
— У меня.
— Где?
— В моем чемодане.
— Сказали ли вы окружному прокурору о приобретении фотоаппарата?
— Нет.
— Сколько вы заплатили за него?
— Двести пятьдесят долларов.
— По такой цене это было выгодной покупкой.
— Безусловно. Такой аппарат в этом округе стоил бы по меньшей мере в два раза дороже.
— Объявили ли вы о приобретении фотоаппарата на таможне, когда переезжали границу?
— Мне не надо было этого делать, ведь я им не пользовался.
— Я спросил, заявили ли вы о его покупке на таможне?
— Нет.
— А у вас спрашивали, что вы приобрели в Мексикале?
— Да.
— Значит, вы им ничего не сказали?
— Ну… не сказал. Я им не отвечал.
— А кто отвечал?
— Мистер Маршалл.
— Итак, все это время вы находились в Мексикале, а мистер Маршалл приехал за вами, чтобы доставить сюда сегодня утром?
— Да.
— И в вашем присутствии он заявил на таможне, что вы ничего не покупали в Мексикале?
— Да.
— Сказали ли вы, что он ошибается? Вы же должны были прервать его и сказать, что приобрели фотоаппарат?
— Я этого не сделал.
— Где вы взяли деньги на приобретение фотоаппарата?
— Я выиграл на скачках.
— Выиграли?
— Да… и порядочно.
— Сколько же?
— Сразу трудно сказать.
— Сотню долларов?
— Больше.
— Двести?
— Больше.
— Пятьсот?
— Еще больше.
— Знаете ли вы, что вы обязаны об этом заявить в департамент государственных сборов и заплатить соответствующий подоходный налог?
— Нет, я выиграл деньги в зарубежном государстве.
— Это ничего не меняет. Вы выиграли деньги и привезли всю сумму сюда. И где сейчас находятся деньги?
— Ну… здесь и там.
— Как прикажете вас понимать?
— Некоторая часть при мне.
— В вашем бумажнике?
— Да.
— Допустим, что мы их пересчитаем и выясним, чем вы располагаете?
— Вас совершенно не касается, сколько у меня денег! — закричал Джордж Летти. — Это мои деньги, и я перед вами не обязан отчитываться!
— Я считаю, что защитник имеет право выяснить, откуда у вас эти деньги, — заявил судья Мейнли, — и обеспечил ли вас обвинитель средствами для игры на скачках.
— Он мне просто посоветовал хорошо провести время, повеселиться и познакомиться с городом.
— И дал вам для этого деньги?
— Он не указывал, на что именно он мне их дает. Он просто сказал, что мне они не помешают.
— Господа, уже первый час, — сказал, поднявшись, судья Мейнли. — Суд намерен объявить двухчасовой перерыв… Слушание дела возобновится в четырнадцать часов.
— Могу ли я задать еще всего один вопрос? — спросил Мейсон.
— Пожалуйста, только быстро.
— На каких лошадях вы играли и выиграли?
— Вообще-то… там несколько.
— Назовите лошадь, давшую вам наибольший выигрыш.
— Там была такая лошадь, Эстер Боннет…
— На этой лошади вы выиграли достаточно, чтобы купить фотоаппарат?
— Да.
— Господа, сейчас четверть первого, — сказал судья Мейнли. — Суд не хотел бы прерывать перекрестного допроса, но совершенно ясно, что он не будет закончен за несколько минут, поэтому, как я уже говорил, заседание откладывается до четырнадцати часов.
Судья первым покинул зал.
Линда Кэлхаун побежала к возвышению, чтобы поговорить с Джорджем Летти, но Маршалл решительно взял молодого человека за руку и буквально силой увел ею через боковую дверь во внутренние помещения. Линда осталась стоять с растерянным видом, не веря собственным глазам.
Кто-то из фоторепортеров щелкнул фотоаппаратом, настолько были выразительны ее поза и глаза.
Мейсон быстро повернулся к миссис Лоррейн Элмор.
— Живо скажите мне, говорит ли он правду? Сидели вы с Монтрозом Девиттом на кровати, обсуждали ли с ним свой телефонный разговор с Линдой?
Она кивнула головой, ее глаза были полны слез.
— Потом вы вернулись с Девиттом в его номер?
— Мистер Мейсон, как перед Богом, я сказала вам чистую правду… ну как я бы смогла вернуться назад? Моя машина увязла в песке!
— О чем вы еще говорили с Девиттом?
Она задумалась, стараясь припомнить события того вечера. Мейсон отвел взгляд и заметил как Дункан Краудер подошел к Линде Кэлхаун, чтобы защитить ее от нескромных взглядов и помочь ей справиться со смущением и растерянностью.
— Помнится, что-то я сказала в отношении денег, мистер Мейсон, — наконец ответила Лоррейн Элмор.
— Что именно?
— Когда он захотел поехать со мной покататься… Понимаете, мне не хотелось брать их с собой в машину, да еще такую большую сумму, в ночное время, мне это показалось опасным. Он поднял меня на смех, но я все же настояла на своем, что оставлю деньги в мотеле, только спрячу их получше. Он все еще смеялся и сказал, что я не найду такого места в комнате, куда бы не догадался заглянуть умный вор. Тогда я пояснила, что засуну их под сиденье мягкого кресла, потому что вряд ли кто-то додумается заглянуть ночью в мотель, зная, что в комнате спят люди, но вот обобрать ночью автомобиль нетрудно!
— Ну, и что он ответил?
— Он подумал и согласился.
— О чем вы еще тогда говорили?
— Не могу вспомнить.
— Но вы считаете, что Летти говорил правду, что он…
— Да, да, несомненно. Ох, мистер Мейсон, до чего же удивительно было слушать его слова, о том, как… Мне так стыдно, что я готова провалиться сквозь землю. Мне все время хотелось закрыть лицо руками и зареветь…
— Хорошо, — сказал Мейсон. — На время перерыва вас опять отведут в камеру предварительного заключения.
— Мистер Мейсон, Монтроз не мог туда вернуться! Я сама видела, как его убили! Видела собственными глазами!
— Пока еще вопрос о наркотиках не возникал, — сказал Мейсон, — но мне кажется, что вам придется признать то, что ваши воспоминания могут быть ошибочными и вы неверно представляете себе, что случилось в действительности. Не сомневайтесь, мы проверим решительно все, не оставив без внимания ни одного факта. Только не волнуйтесь! Множество детективов в настоящее время занято поисками, да и с Джорджем Летти мы еще не закончили.
— Мальчишка! — презрительно сказала. — Ну, что Линда нашла в нем хорошего?
— Я не знаю, — ответил Мейсон. — Лично мне кажется, что Летти произвел отвратительное впечатление на судью, но, конечно, приведенные им факты говорят сами за себя, и нам придется с ними считаться. Но, повторяю вам не следует тревожиться, это не ваша забота… Увидимся после перерыва.
15
— А что вы сделали?
— Пошел в свой отель и позвонил туда, где она остановилась.
— Вы просили позвать ее к телефону?
— Да.
— Это было сразу после того, как вы заметили ее на улице в Калексико?
— Да.
— В таком случае, вы знали, что ее не будет в номере?
— Да.
— Ну, и что вам сказали по телефону?
— Я попросил Линду Кэлхаун, а когда мне сообщили, что ее номер не отвечает, я спросил, могу ли оставить для нее записку. Мне ответили положительно, и я продиктовал несколько слов, чтобы она обо мне не волновалась.
— Итак, вы ей позвонили именно в то время, когда точно знали, что ее нет на месте?
— Она одновременно не могла быть в двух местах.
— Значит, вы нарочно дождались, когда она ушла, и тогда стали звонить?
— Нет… так получилось.
— Вы оставили ей записку потому, что предполагали, что она станет волноваться за вас?
— Естественно.
— Уже прошло порядочно времени, как она не имела от вас известий?
— Да.
— День или два?
— Два.
— И вы оставили ей эту записку с просьбой не волноваться, потому что любите ее и знаете, что она не может не тревожиться за вас и не думать, куда вы пропали?
— Да.
— Тогда почему вы не позвонили ей раньше?
— Потому… потому что мне было сказано, что никто не должен знать, где я нахожусь.
— Кто вам это сказал?
— Окружной прокурор, мистер Болдуин Маршалл.
— И вы подчинились его распоряжению?
— Я предпочел бы сказать так — я выполнил его просьбу.
— В такой степени, что предпочли оставить вашу невесту волноваться за вас, искать вас и не знать, где вы?
— Я только что вам объяснил, что продиктовал для нее записку, чтобы она не беспокоилась.
— Но вы этого не делали вплоть до того момента, пока не убедились, что ее нет в номере, и она не сможет лично ответить на ваш звонок?
— Ну…
— Иными словами, вы долго ничего не делали, чтобы уберечь ее от волнения?
— Вы правы, я это признаю.
— И все только потому, что окружной прокурор не велел вам ей звонить?
— Он мне сказал, что чрезвычайно важно никому не знать, где я нахожусь… Я спросил, не могу ли я сообщить об этом своей невесте, и тогда он мне разрешил оставить для нее записку, но запретил лично разговаривать. Он не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел.
— Так… Скажите, после вашей беседы с окружным прокурором вы отправились в Мексикаль?
— Нет, сначала в Тихуану.
— В Тихуану? — деланно удивился Мейсон. — И сколько времени вы там пробыли?
— Переночевал.
— А потом поехали в Мексикаль?
— Да.
— Автобусом?
— Нет.
— В частной машине?
— В арендованном самолете.
— Кто же его арендовал?
— Мистер Болдуин Маршалл, окружной прокурор.
— Во время перелета мистер Маршалл упоминая мое имя?
— Ваша Честь, — не выдержал окружной прокурор, — вопросы адвоката зашли далеко в сторону, так что даже смешно… О чем я разговаривал с этим свидетелем, совершенно не касается разбираемого дела и не может на него влиять. При прямом допросе свидетеля ничего не обусловливало необходимости спрашивать о том, что сейчас интересует мистера Мейсона, поэтому я решительно протестую.
— Возражение отводится! — рявкнул судья Мейнли. — Продолжайте, мистер Мейсон, задавать любые вопросы, так как я уже понимаю, что вы имеете основания сомневаться в непредвзятости свидетеля.
— С разрешения Высокого Суда, — снова запротестовал Маршалл, — все это не имеет никакого отношения к настрою свидетеля. Всем совершенно ясно, что я принял необходимые меры для того, чтобы оградить Джорджа Летти от постороннего влияния.
— Мы не станем обсуждать этот вопрос, — холодно отрезал судья Мейнли, — решение уже принято. — Он повернулся к свидетелю: — Вам был задан вопрос: упоминал ли мистер Маршалл имя Перри Мейсона?
— Да.
— Неоднократно? — спросил Мейсон.
— Он обсуждал ваши действия довольно подробно.
— Он много раз упоминал мое имя?
— Да.
— Сколько? Раз десять?
— Я не считал.
— Но много раз?
— Да, много.
— И окружной прокурор сказал вам, что он рассчитывает на то, что ваши показания произведут на защиту впечатление разорвавшейся бомбы, поэтому он и принимает все меры для того, чтобы вы не разболтали эту историю кому-то еще?
— Кажется, да… Да, сэр.
— Вы с окружным прокурором много раз повторили свою историю?
— Да, мы много говорили о том, что я видел и слышал. Он все время уговаривал меня напрячь память и посмотреть, не смогу ли я несколько расширить мои показания?
— Ах, вот даже как! — воскликнул Мейсон. — Окружной прокурор хотел, чтобы вы расширили ваши показания?
— Ну он… не совсем так… но…
— Подождите, секунду назад вы изволили сказать, что он все время уговаривал расширить ваши показания?
— Понимаете, слово «расширить» было моей интерпретацией того, что он говорил.
— Ясно… На основании того, что говорил вам окружной прокурор, у вас сложилось мнение, что он желает, чтобы вы расширили свои показания, так?
— Скорее, усилил бы их.
— Усилил?
— Да.
— И он дал вам деньги, чтобы вы это сделали?
Маршалл даже подскочил на месте.
— Ваша Честь, это чисто личное дело… Я протестую, это неправильный перекрестный допрос. Это инсинуация. Это — ложь!
Но судья уже насторожился.
— Вы возражаете против данного вопроса?
— Да, самым решительным образом!
— Возражение не принимается. Садитесь!
— Отвечайте на вопрос, — сказал Мейсон. — Давал ли вам Маршалл деньги?
— Но не за то, чтобы я усилил показания.
— Давал ли окружной прокурор вам деньги?
— Да.
— Вы целиком зависели от Линды Кэлхаун в отношении ваших средств?
— У меня имелись небольшие сбережения.
— Сбережения?
— Да, на счету в банке.
— За счет чего?
— Я сэкономил их из моего содержания… из моих карманных денег, и я кое-что смог отложить.
— Из какого содержания?
— Из тех денег, что мне давала Линда Кэлхаун.
— А Линда знала, что вы откладываете деньги на счет?
— Нет.
— Линда работала?
— Да.
— Понимаете ли вы, что она лишала себя многих удовольствий, всех тех мелочей, которые так много значат для любой женщины, чтобы постоянно давать вам деньги на учебу в юридическом колледже?
— Наверное.
— А вы еще и присваивали часть денег?
— Что значит присваивал? — закричал Летти. — Эти деньги давались мне!
— Но они вам давались со специальной целью, правда?
— Возможно.
— А вы тайком от вашей невесты часть этих денег относили в банк, где завели себе счет с тем, чтобы у вас имелись свободные деньги для других целей?!
— Вовсе не для других, нет! — возразил Летти.
— Но ведь деньги вам давались на то, чтобы вы могли учиться и закончить образование?
— Да.
— А вы их полностью не тратили?
— Я получал больше, чем мне в действительности требовалось.
— Но ведь избыток вы ей не возвращали?
— Нет. Я отказывал себе во всем, мистер Мейсон, жил экономно, чтобы иметь возможность помогать…
— Кому?
— Линде.
— Тогда вам следовало сказать ей, что она дает вам слишком много денег, и вернуть все излишки.
— Я же объяснил, что излишки относил в банк.
— Счет был открыт на ваше имя?
— Да.
— Так… Теперь скажите, вы видели меня девятого числа в Юме, штат Аризона?
— Видел.
— И вы сказали мне, что вы совсем без денег?
— Да.
— И я дал вам двадцать долларов?
— Да.
— После этого вы немедленно вернулись в Эль-Сентро, позвонили Линде и сказали, что израсходовали решительно все, и попросили телеграфом перевести вам еще двадцать долларов, так это или нет?
— Я попросил субсидию, чтобы вернуться домой.
— Вы велели ей перевести вам телеграфом двадцать долларов, не так ли?
— Да.
— И сказали ей, что все потратили?
— Да.
— Но в это время у вас еще были те двадцать долларов, которые вы получили от меня?
— Но ведь это был заем?
— Вы намеревались вернуть мне деньги?
— Конечно.
— Но они у вас были?
— Да.
— И вы знали, что я вам их дал, чтобы взять на себя ваши расходы?
— Нет, вы их мне дали вовсе не с такой целью.
— С какой же?
— Вы их мне дали, чтобы я поехал в отель в Юме.
— А вы деньги взяли, но в отель решили не ехать?
— Я передумал.
— Но деньги-то находились у вас?
— Я посчитал, что эти деньги мне были даны для совершенно определенной цели, мистер Мейсон. Вы же сами велели мне ехать в отель в Юме, а я решил этого не делать. Поэтому и не желал использовать ваши деньги. Я позвонил Линде и попросил перевести мне телеграфом деньги на обратный проезд.
— В таком случае, что же вы сделали с теми двадцатью долларами, которые я вам дал? Отправили их мне почтой на адрес конторы, прибавив, что крайне сожалеете и что…
— Нет, конечно. Они были у меня.
— И как долго вы их хранили?
— Я могу расплатиться сейчас.
— Я не прошу вас сейчас со мной расплачиваться. Меня интересует, как долго вы их хранили?
— Они все еще у меня.
— Вы их не потратили?
— Нет, — после некоторого колебания ответил Летти.
— В Тихуане вы проживали в лучшем отеле?
— Да.
— Ваши расходы были оплачены?
— Я сам заплатил.
— Из денег, что вам перевела Линда?
— Нет, те ушли.
— Какими же деньгами вы расплачивались?
— Теми, что мне дал мистер Маршалл.
— Вы в Тихуане заходили в разные увеселительные заведения?
— Да.
— Играли на скачках?
— Да, — ответил Летти, немного подумав.
— И не один раз?
— Да.
— И окружной прокурор вас снабдил даже деньгами для игры на скачках?
— Он не сказал мне, что с ними делать.
— Он вручил вам крупную сумму, и все?
— Да. В первый раз он дал сто пятьдесят долларов.
— В первый раз?
— Да.
— Значит, был еще и второй раз?
— Да.
— Сколько вы получили еще?
— Еще сто пятьдесят долларов.
— Таким образом, вы получили от окружного прокурора триста долларов?
— Да.
— А еще что?
— Он дал мне добро на расходы в отеле в Мексикале, сказал владельцу отеля, чтобы тот ни в чем мне не отказывал, а счет переслал в округ. Округ оплатит по этому счету.
— И вы жили в отеле в кредит?
— Да.
— А те деньги, что я вам дал, истратили на скачках?
— Ничего подобного я не делал!
— Значит, вы потратили деньги, данные вам прокурором, на скачках?
— Ну… да.
— А окружной прокурор дал вам эти триста долларов для того, чтобы вы играли на скачках?
— Нет, конечно.
— Тогда почему же вы их истратили на игру на скачках?
— Это были мои деньги, и я мог их тратить на все, что мне заблагорассудится.
— Разве деньги не были вам даны на жизнь и необходимые расходы?
— Ну, полагаю, что да.
— Что было сказано, когда вам вручали деньги?
— Он вообще ничего не сказал. Просто отдал их мне и сказал, что они мне, наверное, потребуются.
— Вы оплатили из них свои расходы?
— Ну… да.
— А потом принялись играть на скачках?
— Я… Должен же я был чем-то заняться? Я был отрезан от друзей, мне запретили общаться с кем бы то ни было.
— Хорошо, теперь вернемся к тому моменту, когда окружной прокурор упомянул мое имя. Что именно он говорил?
— Возражаю, Ваша Честь! — закричал Маршалл. — Так не производят перекрестный допрос! Вопрос не относится к делу и несущественен.
— Протест отводится! — сразу же заявил судья Мейнли, крайне заинтересованный допросом Летти.
— Он сказал, что вы известный адвокат, но что он не боится вас, что он… ну, короче, намеревается положить вас на обе лопатки здесь, в этом округе, где все газеты настроены к нему дружески…
— Он хотел, чтобы вы ему помогли?
— Он сказал, что мои показания будут иметь решающее значение.
— Поэтому он так и стремился не дать мне узнать суть ваших показаний?
— Он сказал, чтобы я вообще об этом не говорил.
— Находясь в Мексикале, вы заходили в антикварные магазины, не так ли? — усмехнувшись, спросил Мейсон.
— Да.
— Вы приобрели там несколько вещей?
— Обычные сувениры.
— Для друзей?
— Да.
— И для себя?
— Да.
— Вы купили дорогой фотоаппарат, верно?
— Ну… да.
— Где он теперь?
— У меня.
— Где?
— В моем чемодане.
— Сказали ли вы окружному прокурору о приобретении фотоаппарата?
— Нет.
— Сколько вы заплатили за него?
— Двести пятьдесят долларов.
— По такой цене это было выгодной покупкой.
— Безусловно. Такой аппарат в этом округе стоил бы по меньшей мере в два раза дороже.
— Объявили ли вы о приобретении фотоаппарата на таможне, когда переезжали границу?
— Мне не надо было этого делать, ведь я им не пользовался.
— Я спросил, заявили ли вы о его покупке на таможне?
— Нет.
— А у вас спрашивали, что вы приобрели в Мексикале?
— Да.
— Значит, вы им ничего не сказали?
— Ну… не сказал. Я им не отвечал.
— А кто отвечал?
— Мистер Маршалл.
— Итак, все это время вы находились в Мексикале, а мистер Маршалл приехал за вами, чтобы доставить сюда сегодня утром?
— Да.
— И в вашем присутствии он заявил на таможне, что вы ничего не покупали в Мексикале?
— Да.
— Сказали ли вы, что он ошибается? Вы же должны были прервать его и сказать, что приобрели фотоаппарат?
— Я этого не сделал.
— Где вы взяли деньги на приобретение фотоаппарата?
— Я выиграл на скачках.
— Выиграли?
— Да… и порядочно.
— Сколько же?
— Сразу трудно сказать.
— Сотню долларов?
— Больше.
— Двести?
— Больше.
— Пятьсот?
— Еще больше.
— Знаете ли вы, что вы обязаны об этом заявить в департамент государственных сборов и заплатить соответствующий подоходный налог?
— Нет, я выиграл деньги в зарубежном государстве.
— Это ничего не меняет. Вы выиграли деньги и привезли всю сумму сюда. И где сейчас находятся деньги?
— Ну… здесь и там.
— Как прикажете вас понимать?
— Некоторая часть при мне.
— В вашем бумажнике?
— Да.
— Допустим, что мы их пересчитаем и выясним, чем вы располагаете?
— Вас совершенно не касается, сколько у меня денег! — закричал Джордж Летти. — Это мои деньги, и я перед вами не обязан отчитываться!
— Я считаю, что защитник имеет право выяснить, откуда у вас эти деньги, — заявил судья Мейнли, — и обеспечил ли вас обвинитель средствами для игры на скачках.
— Он мне просто посоветовал хорошо провести время, повеселиться и познакомиться с городом.
— И дал вам для этого деньги?
— Он не указывал, на что именно он мне их дает. Он просто сказал, что мне они не помешают.
— Господа, уже первый час, — сказал, поднявшись, судья Мейнли. — Суд намерен объявить двухчасовой перерыв… Слушание дела возобновится в четырнадцать часов.
— Могу ли я задать еще всего один вопрос? — спросил Мейсон.
— Пожалуйста, только быстро.
— На каких лошадях вы играли и выиграли?
— Вообще-то… там несколько.
— Назовите лошадь, давшую вам наибольший выигрыш.
— Там была такая лошадь, Эстер Боннет…
— На этой лошади вы выиграли достаточно, чтобы купить фотоаппарат?
— Да.
— Господа, сейчас четверть первого, — сказал судья Мейнли. — Суд не хотел бы прерывать перекрестного допроса, но совершенно ясно, что он не будет закончен за несколько минут, поэтому, как я уже говорил, заседание откладывается до четырнадцати часов.
Судья первым покинул зал.
Линда Кэлхаун побежала к возвышению, чтобы поговорить с Джорджем Летти, но Маршалл решительно взял молодого человека за руку и буквально силой увел ею через боковую дверь во внутренние помещения. Линда осталась стоять с растерянным видом, не веря собственным глазам.
Кто-то из фоторепортеров щелкнул фотоаппаратом, настолько были выразительны ее поза и глаза.
Мейсон быстро повернулся к миссис Лоррейн Элмор.
— Живо скажите мне, говорит ли он правду? Сидели вы с Монтрозом Девиттом на кровати, обсуждали ли с ним свой телефонный разговор с Линдой?
Она кивнула головой, ее глаза были полны слез.
— Потом вы вернулись с Девиттом в его номер?
— Мистер Мейсон, как перед Богом, я сказала вам чистую правду… ну как я бы смогла вернуться назад? Моя машина увязла в песке!
— О чем вы еще говорили с Девиттом?
Она задумалась, стараясь припомнить события того вечера. Мейсон отвел взгляд и заметил как Дункан Краудер подошел к Линде Кэлхаун, чтобы защитить ее от нескромных взглядов и помочь ей справиться со смущением и растерянностью.
— Помнится, что-то я сказала в отношении денег, мистер Мейсон, — наконец ответила Лоррейн Элмор.
— Что именно?
— Когда он захотел поехать со мной покататься… Понимаете, мне не хотелось брать их с собой в машину, да еще такую большую сумму, в ночное время, мне это показалось опасным. Он поднял меня на смех, но я все же настояла на своем, что оставлю деньги в мотеле, только спрячу их получше. Он все еще смеялся и сказал, что я не найду такого места в комнате, куда бы не догадался заглянуть умный вор. Тогда я пояснила, что засуну их под сиденье мягкого кресла, потому что вряд ли кто-то додумается заглянуть ночью в мотель, зная, что в комнате спят люди, но вот обобрать ночью автомобиль нетрудно!
— Ну, и что он ответил?
— Он подумал и согласился.
— О чем вы еще тогда говорили?
— Не могу вспомнить.
— Но вы считаете, что Летти говорил правду, что он…
— Да, да, несомненно. Ох, мистер Мейсон, до чего же удивительно было слушать его слова, о том, как… Мне так стыдно, что я готова провалиться сквозь землю. Мне все время хотелось закрыть лицо руками и зареветь…
— Хорошо, — сказал Мейсон. — На время перерыва вас опять отведут в камеру предварительного заключения.
— Мистер Мейсон, Монтроз не мог туда вернуться! Я сама видела, как его убили! Видела собственными глазами!
— Пока еще вопрос о наркотиках не возникал, — сказал Мейсон, — но мне кажется, что вам придется признать то, что ваши воспоминания могут быть ошибочными и вы неверно представляете себе, что случилось в действительности. Не сомневайтесь, мы проверим решительно все, не оставив без внимания ни одного факта. Только не волнуйтесь! Множество детективов в настоящее время занято поисками, да и с Джорджем Летти мы еще не закончили.
— Мальчишка! — презрительно сказала. — Ну, что Линда нашла в нем хорошего?
— Я не знаю, — ответил Мейсон. — Лично мне кажется, что Летти произвел отвратительное впечатление на судью, но, конечно, приведенные им факты говорят сами за себя, и нам придется с ними считаться. Но, повторяю вам не следует тревожиться, это не ваша забота… Увидимся после перерыва.
15
За ленчем в небольшом ресторанчике в мексиканском стиле, где им никто не мешал, Пол Дрейк познакомил Мейсона со всеми подробностями, которые ему удалось выяснить, пока длилось заседание Суда.
— Мы действовали под видом финансовых агентов, проверяющих правильность уплаты подоходного налога, — сказал Дрейк. — Мои оперативники совали нос решительно во все, побывали в тех же местах, что и Джордж Летти, не пропустили ни одной его покупки. Пока мы можем документально подтвердить, что он истратил восемьсот шестьдесят два доллара семьдесят пять центов. Но я могу тебе сказать нечто интересное. Маршалл намерен возбудить против тебя дело за подрыв его авторитета, если только ты заикнешься о подкупе свидетеля!
— Пусть себе возбуждает! Я непременно доведу дело до конца, чтобы другим неповадно было! Когда оплачивают расходы свидетеля, пока тот живет в заключении, никто ему и снова не скажет. Но совсем иное дело, когда ему вручают крупную сумму и говорят, что «это ему может понадобиться»! Маршалл рвется к славе, он весьма предприимчив и энергичен, но малоопытен. Ему еще многое предстоит узнать по части обвинений на процессах об убийствах!
— И тем не менее, он — любимец округа, не забывай этого! — сказал Дрейк. — Он убежденный холостяк, умеет создать себе рекламу, здесь все на его стороне. Тебе нечего терять. Твоя репутация не пострадает, если ты проиграешь это дело, тем более — в чужом округе. А вот если он выиграет дело против самого Перри Мейсона, тогда его слава распространится за пределами округа.
— Я понимаю, — ответил Мейсон. — Он держится умно в области общественных отношений. Чего стоит одна газетная обработка сограждан, подготовка судебной атмосферы!
— Что ты намерен делать? — поинтересовался Дрейк.
— Не знаю, — сказал Мейсон. — Но я буду бороться. Уступать я не собираюсь.
— И в конце концов возьмешь верх! — поддержала его Делла Стрит.
— Посмотрим на происходящее совершенно беспристрастно, — сказал Мейсон. — Вернее, глазами посторонних людей. Миссис Лоррейн Элмор, несколько неуравновешенная, взвинченная, уставшая от одиночества женщина, находит себе, как ей кажется, идеального спутника. И она его убивает ради каких-то пятнадцати тысяч долларов, которые были при нем? Она исключительно порядочная женщина, имеет собственные средства и…
— Но обвинение вовсе не собирается выдвигать такой мотив! — перебил его Дрейк.
— Какой?
— Деньги.
— А что же?
— Ревность, разочарование, возмущение…
— Продолжай, — попросил Мейсон.
— Кое-что я слышал сегодня утром, а остальное домыслил сам, — ответил Дрейк. — Мне кажется, я нашел ответ, хотя окончательная истина открылась мне только сейчас. Мне следовало бы тебе об этом раньше сказать.
— Об истине?
— Нет, о Белл Фраймэн.
— Что именно?
— Она звонила в отель «Палм Корт» и попросила соединить ее с миссис Лоррейн Элмор. По всей вероятности, разговор состоялся. Она, конечно, кое-что поведала о бывшем сердечном друге, ну, и та, в припадке ревности или негодования, я не знаю, сперва опоила его снотворным, а потом нанесла несколько ударов ледоколом.
— Откуда ты знаешь про Белл Фраймэн? — спросил Мейсон, прищурив глаза.
— Управляющая мне говорила, что Лоррейн Элмор звонили из Лос-Анджелеса.
— Вероятно, звонила Линда.
— Сперва я так же подумал, но это, очевидно, был другой звонок.
— Мне известно, — сказал Мейсон, — что окружной прокурор вызвал повесткой Белл Фраймэн. Здесь живет ее приятель. Я никак не мог сообразить, зачем она ему понадобилась и что он надеется с ее помощью доказать. — Он помолчал с минуту, наконец, продолжил: — Теперь об этой лошади Эстер Боннет. Пол, узнай, сколько, в действительности, она могла дать денег… Что за странное дело, все с головой уходят в азартные игры. Возьми того же Холанда Брента. Он несется в Лас-Вегас, выигрывает и успокаивается. Затем Летти получает немного денег и спешит на ипподром.
— В том-то и дело, что он там не был, — возразил Дрейк. — Он, по всей вероятности, ставил на лошадей через букмекера.
— Вы отыскали этого букмекера?
— Это одна из вещей, которая ставит меня в тупик, — покачал головой Дрейк. — Мы не выпускали Летти из виду. Но, конечно, он мог разговаривать с кем-то там, куда мы не могли проникнуть.
— Та-ак, — задумчиво сказал Мейсон, — но ведь ты можешь отправить туда своего человека узнать, что происходило. Неужели ты не представляешь, где он разыскал своего букмекера?
— Нам точно известно, куда ходил Джордж Летти — в антикварный магазин и магазин фототоваров. Там и придется справиться.
— Вот именно! Сувениры, о которых распространялся Летти, могли быть всего лишь благовидным предлогом для того, чтобы рискнуть поставить на лошадей. Маршалл дал ему полторы сотни долларов, он мог поставить, а в случае проигрыша позвонить окружному прокурору, и сказать, что ему срочно требуются еще деньги. Ну, а если бы тот заартачился, Летти стоило всего лишь пригрозить позвонить Линде или Перри Мейсону.
— Я не уверен, что он именно так и не поступил, — засмеялся Пол Дрейк, — уж слишком невероятно расточительство Маршалла. Летти прирожденный вымогатель, тут не может быть двух мнений.
— Что с Брентом? — спросил адвокат.
— Старая история — все те же тонкие стены отеля. Брент, по всей вероятности, догадался, что Лоррейн Элмор собирается выйти замуж, а после свадьбы, естественно, ее финансовыми делами стал бы заниматься ее супруг, так что Бренту бы дали полную отставку… Очевидно, деньги миссис Элмор являлись важной статьей дохода для Брента, поэтому он тоже занялся подслушиванием.
— И можно предполагать, что подслушал рассказ миссис Элмор про свои злоключения, вот окружной прокурор и старался добиться от него признаний.
— Но ведь это сугубо конфиденциальное сообщение для адвокатов, не так ли? — воскликнула Делла Стрит.
— Как посмотреть, — сказал Мейсон. — Для меня — да, поскольку миссис Элмор моя клиентка. Но если кто-то посторонний услышал наш разговор, тогда совсем друге дело. Тут вопрос спорный и путаный. Кстати, мне нужно справиться об этом у юристов. При необходимости свяжемся с авторитетной конторой для консультации и потребуем отложить слушание на сутки.
— Я сейчас позвоню насчет той лошади, — сказал Дрейк, вставая.
— Давай.
Дрейк отправился звонить. Отсутствовал он минут пятнадцать, а когда вернулся, вид у него был недоумевающий.
— Есть новости? — спросил его Мейсон.
— Есть, — ответил Дрейк.
— Мы действовали под видом финансовых агентов, проверяющих правильность уплаты подоходного налога, — сказал Дрейк. — Мои оперативники совали нос решительно во все, побывали в тех же местах, что и Джордж Летти, не пропустили ни одной его покупки. Пока мы можем документально подтвердить, что он истратил восемьсот шестьдесят два доллара семьдесят пять центов. Но я могу тебе сказать нечто интересное. Маршалл намерен возбудить против тебя дело за подрыв его авторитета, если только ты заикнешься о подкупе свидетеля!
— Пусть себе возбуждает! Я непременно доведу дело до конца, чтобы другим неповадно было! Когда оплачивают расходы свидетеля, пока тот живет в заключении, никто ему и снова не скажет. Но совсем иное дело, когда ему вручают крупную сумму и говорят, что «это ему может понадобиться»! Маршалл рвется к славе, он весьма предприимчив и энергичен, но малоопытен. Ему еще многое предстоит узнать по части обвинений на процессах об убийствах!
— И тем не менее, он — любимец округа, не забывай этого! — сказал Дрейк. — Он убежденный холостяк, умеет создать себе рекламу, здесь все на его стороне. Тебе нечего терять. Твоя репутация не пострадает, если ты проиграешь это дело, тем более — в чужом округе. А вот если он выиграет дело против самого Перри Мейсона, тогда его слава распространится за пределами округа.
— Я понимаю, — ответил Мейсон. — Он держится умно в области общественных отношений. Чего стоит одна газетная обработка сограждан, подготовка судебной атмосферы!
— Что ты намерен делать? — поинтересовался Дрейк.
— Не знаю, — сказал Мейсон. — Но я буду бороться. Уступать я не собираюсь.
— И в конце концов возьмешь верх! — поддержала его Делла Стрит.
— Посмотрим на происходящее совершенно беспристрастно, — сказал Мейсон. — Вернее, глазами посторонних людей. Миссис Лоррейн Элмор, несколько неуравновешенная, взвинченная, уставшая от одиночества женщина, находит себе, как ей кажется, идеального спутника. И она его убивает ради каких-то пятнадцати тысяч долларов, которые были при нем? Она исключительно порядочная женщина, имеет собственные средства и…
— Но обвинение вовсе не собирается выдвигать такой мотив! — перебил его Дрейк.
— Какой?
— Деньги.
— А что же?
— Ревность, разочарование, возмущение…
— Продолжай, — попросил Мейсон.
— Кое-что я слышал сегодня утром, а остальное домыслил сам, — ответил Дрейк. — Мне кажется, я нашел ответ, хотя окончательная истина открылась мне только сейчас. Мне следовало бы тебе об этом раньше сказать.
— Об истине?
— Нет, о Белл Фраймэн.
— Что именно?
— Она звонила в отель «Палм Корт» и попросила соединить ее с миссис Лоррейн Элмор. По всей вероятности, разговор состоялся. Она, конечно, кое-что поведала о бывшем сердечном друге, ну, и та, в припадке ревности или негодования, я не знаю, сперва опоила его снотворным, а потом нанесла несколько ударов ледоколом.
— Откуда ты знаешь про Белл Фраймэн? — спросил Мейсон, прищурив глаза.
— Управляющая мне говорила, что Лоррейн Элмор звонили из Лос-Анджелеса.
— Вероятно, звонила Линда.
— Сперва я так же подумал, но это, очевидно, был другой звонок.
— Мне известно, — сказал Мейсон, — что окружной прокурор вызвал повесткой Белл Фраймэн. Здесь живет ее приятель. Я никак не мог сообразить, зачем она ему понадобилась и что он надеется с ее помощью доказать. — Он помолчал с минуту, наконец, продолжил: — Теперь об этой лошади Эстер Боннет. Пол, узнай, сколько, в действительности, она могла дать денег… Что за странное дело, все с головой уходят в азартные игры. Возьми того же Холанда Брента. Он несется в Лас-Вегас, выигрывает и успокаивается. Затем Летти получает немного денег и спешит на ипподром.
— В том-то и дело, что он там не был, — возразил Дрейк. — Он, по всей вероятности, ставил на лошадей через букмекера.
— Вы отыскали этого букмекера?
— Это одна из вещей, которая ставит меня в тупик, — покачал головой Дрейк. — Мы не выпускали Летти из виду. Но, конечно, он мог разговаривать с кем-то там, куда мы не могли проникнуть.
— Та-ак, — задумчиво сказал Мейсон, — но ведь ты можешь отправить туда своего человека узнать, что происходило. Неужели ты не представляешь, где он разыскал своего букмекера?
— Нам точно известно, куда ходил Джордж Летти — в антикварный магазин и магазин фототоваров. Там и придется справиться.
— Вот именно! Сувениры, о которых распространялся Летти, могли быть всего лишь благовидным предлогом для того, чтобы рискнуть поставить на лошадей. Маршалл дал ему полторы сотни долларов, он мог поставить, а в случае проигрыша позвонить окружному прокурору, и сказать, что ему срочно требуются еще деньги. Ну, а если бы тот заартачился, Летти стоило всего лишь пригрозить позвонить Линде или Перри Мейсону.
— Я не уверен, что он именно так и не поступил, — засмеялся Пол Дрейк, — уж слишком невероятно расточительство Маршалла. Летти прирожденный вымогатель, тут не может быть двух мнений.
— Что с Брентом? — спросил адвокат.
— Старая история — все те же тонкие стены отеля. Брент, по всей вероятности, догадался, что Лоррейн Элмор собирается выйти замуж, а после свадьбы, естественно, ее финансовыми делами стал бы заниматься ее супруг, так что Бренту бы дали полную отставку… Очевидно, деньги миссис Элмор являлись важной статьей дохода для Брента, поэтому он тоже занялся подслушиванием.
— И можно предполагать, что подслушал рассказ миссис Элмор про свои злоключения, вот окружной прокурор и старался добиться от него признаний.
— Но ведь это сугубо конфиденциальное сообщение для адвокатов, не так ли? — воскликнула Делла Стрит.
— Как посмотреть, — сказал Мейсон. — Для меня — да, поскольку миссис Элмор моя клиентка. Но если кто-то посторонний услышал наш разговор, тогда совсем друге дело. Тут вопрос спорный и путаный. Кстати, мне нужно справиться об этом у юристов. При необходимости свяжемся с авторитетной конторой для консультации и потребуем отложить слушание на сутки.
— Я сейчас позвоню насчет той лошади, — сказал Дрейк, вставая.
— Давай.
Дрейк отправился звонить. Отсутствовал он минут пятнадцать, а когда вернулся, вид у него был недоумевающий.
— Есть новости? — спросил его Мейсон.
— Есть, — ответил Дрейк.