— Как поживаете, мистер Мейсон? Рад вас видеть.
— Привет, Пизли! Неплохое тут у вас заведение!
— Хотелось, чтобы было так! Приятно слышать, что вам понравилось!
— Как давно у вас этот магазин?
— Не так чтобы очень. Я приобрел его по дешевке на аукционе. Сейчас стараюсь избавиться от некоторых старых товаров. Затем либо продам магазин, либо, скорее всего, полностью поменяю интерьер.
— Будете сдавать в аренду?
— Да, и весьма перспективную. Но для этого надо сначала все здесь переделать за свой счет, так как арендатор этим заниматься не станет.
— Как скоро собираетесь приступить к ремонту?
— Сразу же, как только смогу распродать старый хлам и получить наличные.
— А как торговля?
— Так себе. Собираюсь устроить распродажу со скидкой в течение месяца или около того. Честно говоря, я еще даже и не знаю толком всего, что тут накопилось. Инвентаризации здесь давно не проводилось, и один из прежних владельцев оставил только выборочную опись. Прежде в помещении было настолько темно, что я, по правде говоря, даже не представляю, как покупатели добирались до прилавка. Я установил новое освещение, но все равно создается впечатление, что все внутри покрыто паутиной. — Пизли осторожно глянул через плечо и, понизив голос, спросил: — Как насчет разделочного ножа?
— Превосходно, — ответил Мейсон, — в точности так, как я хотел.
Пизли поежился, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— В чем дело, — осведомился Мейсон, — что-нибудь случилось? Пизли отрицательно покачал головой.
— Когда видели Эллен Уорингтон, давно?
— Прошлой ночью, — ответил Пизли. — А что? Надеюсь, в этом нет ничего плохого? — Он старался избегать взгляда Мейсона.
— Как давно видели мисс Хаммер?
— Вообще не видел.
— А Харриса?
Лицо Пизли вспыхнуло.
— А почему вы меня о нем спрашиваете? — ответил он вопросом на вопрос.
— Просто интересуюсь.
— Нет, тоже не видел.
— Ну и ну, — удивился Мейсон, — а кого вы видели?
— Что вы имеете в виду?
Мейсон по-отечески положил руку на плечо молодого человека.
— Слушайте, Пизли, — спросил он, — что-то случилось. Что именно?
Пизли смешался и пробормотал:
— Ничего.
Он поспешил отодвинуться, так что рука Мейсона соскользнула с плеча. Его манеры стали вызывающе грубыми. Мейсон медленно произнес:
— Думаю, что со мной ведут двойную игру. Что вам об этом известно?
Щеки Пизли запылали.
— Ни черта! — ответил он. — Не понимаю, зачем вы сюда только пришли.
— Вы говорили кому-либо о ноже? — спросил небрежно и почти весело Мейсон.
— За каким дьяволом вы пришли сюда?
— За таким, чтобы это выяснить! — ответил Мейсон. Пизли притих.
— Ну — говорили?
— Я не могу сказать вам.
— Почему?
— Потому что… не могу — и все!
— Эллен Уорингтон не велела говорить? — спросил Мейсон. Пизли хранил молчание. Адвокат засмеялся и сказал:
— Не делайте из этого такую тайну. Сержант Голкомб в курсе, так что нет причины скрывать от остальных.
На лице Пизли появилось особое выражение.
— Вам об этом известно? — поинтересовался он.
— Про сержанта Голкомба?
— Да.
— Конечно известно. Он сам сказал мне…
Мейсон достал портсигар из кармана и протянул Пизли. Они оба взяли по сигарете. Мейсон предложил спичку.
— Голкомб толковый мужик, — небрежно бросил адвокат. — От его глаз ничего не ускользнет.
— Готов поклясться, что так.
— Он сказал вам, как пронюхал о ноже?
— Нет, не говорил.
— Вы дали ему письменные показания?
— Послушайте, — отрезал Пизли, — предполагается, что я не должен обсуждать это.
— О, Голкомба не беспокоит, расскажете ли вы мне.
— Напротив, вы как раз тот самый, кому он не хотел бы, чтобы стало известно.
Мейсон удивленно поднял брови.
— Не представляю, как это может быть, раз я и так все знаю.
— Да, но он-то не знает о том, что вам все известно.
Мейсон подавил зевок.
— Чепуха какая-то! Пизли, со мной вы можете быть откровенны. Если только сами не хотите говорить — тогда другое дело.
— Ну, я только следую инструкциям, и все. Вы ставите меня в затруднительное положение, мистер Мейсон.
На лице Мейсона появилось изумление, смешанное с недоверием.
— Что я делаю? — спросил он.
— Ставите меня в затруднительное положение.
— Ничего подобного, — ответил адвокат, — вы вправе продавать скобяные изделия кому угодно.
— Сержант Голкомб смотрит на это иначе.
— Черт с ним, с сержантом Голкомбом, — весело ответил Мейсон, — скажите ему, пусть катится куда подальше. Он что, вложил деньги в ваш магазин?
— Нет, но…
— Тогда что вас беспокоит?
— Он угрожал, что припутает к делу Эллен.
— Наглый врун, — весело заметил Мейсон. — Никто никуда не припутает Эллен.
— Но я дал вам нож, который вы собирались заменить…
— Заменить? — прервал его адвокат. — На что?
— На тот, на другой нож.
Мейсон медленно и торжественно покачал головой, как бы начисто все отрицая.
— Даже и не собирался заменять никакие ножи, — заявил он.
— Для чего же он вам тогда понадобился?
— Только затем, чтобы проделать эксперимент. Для этого мне был нужен нож того же размера и похожий на тот, которым зарезали Риза.
— Что за эксперимент?
Мейсон набрал воздуха в легкие, затем помедлил, выдохнул и медленно покачал головой:
— Н-нет, не думаю, что будет лучше, если я расскажу. Видите ли, я еще не вполне готов полностью довериться сержанту, а он может спросить вас. Вам окажется намного легче ответить ему, что не знаете, чем сказать, что знаете, но дали слово хранить все в тайне. Сержант Голкомб чрезмерно временами импульсивен, и он, возможно, решит, что вы не желаете с ним сотрудничать, особенно если полагает, что есть нечто предосудительное в том, что вы добыли этот нож для меня. Надеюсь, ему не удалось запугать вас, Пизли?
— В общем-то я был раздражен и немного встревожен.
— Встревожены?
— Да, сержант Голкомб говорил что-то о подделке вещественных доказательств.
Мейсон рассмеялся и ответил:
— Никогда не позволяйте сержанту полиции объяснять вам, что такое закон. Это прерогатива адвоката. Я бы никогда не попросил сделать вас то, что незаконно.
— Ну, у меня гора с плеч свалилась. Я был обеспокоен, но не за себя, а за Эллен.
Забудьте об этом, — посоветовал Мейсон. — Между прочим, я хотел бы приобрести еще таких ножей.
— Еще — это сколько?
— Возможно, с полдюжины. Как вы полагаете, можно заказать их у изготовителя?
— Думаю, что да.
— Много на это уйдет времени?
— Полагаю, что смогу отыскать их на некоторых оптовых складах в нашем городе.
— Тогда давайте, займитесь этим, — распорядился Мейсон, извлекая из кармана пачку банкнотов и бросив на прилавок пару двадцатидолларовых купюр. — Это не только покроет все ваши расходы, но и возместит нанесенный вам моральный ущерб.
— Я достану их вам по обычной цене, — поспешно ответил Пизли, — но мне придется заручиться разрешением сержанта Голкомба.
— Вам что, запретили отлучаться из магазина?
— Нет, конечно нет!
— Тогда почему вы не можете торговать без разрешения полицейского?
— Но он потребовал, чтобы я держал его в курсе всех своих отношений с вами. В противном случае угрожал неприятностями за эту проделку с ножом в прошлую ночь.
Мейсон вновь от души рассмеялся и заявил:
— Раз так, ничего не имею против. Позвоните ему и сообщите, что мне понадобилось еще с полдюжины таких ножей. Только не говорите, как я о нем отзывался. Вряд ли ему это понравится. Просто сообщите, что зашел и попросил вас достать еще ножей. Если вы представите дело в таком свете, то вам не придется признаваться в том, что обсуждали со мной его визит к вам. Он необычен в этом плане и, возможно, разозлится на вас.
— Хорошо, — ответил Пизли с явным воодушевлением. — Так и сделаю. В точности как вы сказали, мистер Мейсон.
— А если я увижу его, то тоже не стану упоминать, что говорил о нем с вами. Так будет лучше со всех сторон. Можете позвонить ему и сказать, что я прошу полдюжины идентичных ножей… Ну, я должен идти. Надеюсь, что не очень оторвал вас.
— Вовсе нет!
— А это не будет слишком обременительным — достать столько ножей?
— Конечно нет.
Они пожали руки, и Мейсон вышел. На углу из автомата возле аптеки он позвонил к себе в офис.
— Делла на месте? — спросил он.
— Нет, мистер Мейсон, она отправилась в тот самый отель, который вы ей назвали. У меня здесь номер телефона.
— Продиктуйте, — распорядился Мейсон.
Он записал номер, позвонил в отель «Лафитт», спросил мисс Стрит из номера 609 и вскоре после этого услышал в трубке ее голос.
— Голкомб заходил в офис, Делла? — спросил он.
— Нет, с какой стати?
— Он расколол Пизли насчет ножа.
— Вот как! И что же рассказал Пизли ему?
— Выложил все как есть.
— Да, но откуда узнал об этом сержант Голкомб — вот вопрос?
— Это то, что я хотел бы выяснить.
— Эдна Хаммер, определенно, не могла сказать ему.
— Кажется маловероятным, — согласился Мейсон.
— В связи с этим вас ожидают неприятности, шеф?
— Не знаю. Сделаю все, что могу, чтобы выкрутиться. Для этого хочу окончательно запутать дело.
— Каким образом?
— Заказал еще полдюжины таких же столовых наборов. А как там у тебя развиваются события?
— Все идет прекрасно!
— Встретилась с этой женщиной?
— Да! Премило поговорили. Несколько формально, но премило. Вы же знаете, в мягкой лапке прячутся острые коготки.
— Отлично, — одобрил он, — мужчину еще не встретила?
— Нет, но собираюсь.
— Продолжай в том же духе, — напутствовал Мейсон, — я тебе позвоню, если подвернется что-то новенькое.
Глава 19
— Привет, Пизли! Неплохое тут у вас заведение!
— Хотелось, чтобы было так! Приятно слышать, что вам понравилось!
— Как давно у вас этот магазин?
— Не так чтобы очень. Я приобрел его по дешевке на аукционе. Сейчас стараюсь избавиться от некоторых старых товаров. Затем либо продам магазин, либо, скорее всего, полностью поменяю интерьер.
— Будете сдавать в аренду?
— Да, и весьма перспективную. Но для этого надо сначала все здесь переделать за свой счет, так как арендатор этим заниматься не станет.
— Как скоро собираетесь приступить к ремонту?
— Сразу же, как только смогу распродать старый хлам и получить наличные.
— А как торговля?
— Так себе. Собираюсь устроить распродажу со скидкой в течение месяца или около того. Честно говоря, я еще даже и не знаю толком всего, что тут накопилось. Инвентаризации здесь давно не проводилось, и один из прежних владельцев оставил только выборочную опись. Прежде в помещении было настолько темно, что я, по правде говоря, даже не представляю, как покупатели добирались до прилавка. Я установил новое освещение, но все равно создается впечатление, что все внутри покрыто паутиной. — Пизли осторожно глянул через плечо и, понизив голос, спросил: — Как насчет разделочного ножа?
— Превосходно, — ответил Мейсон, — в точности так, как я хотел.
Пизли поежился, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— В чем дело, — осведомился Мейсон, — что-нибудь случилось? Пизли отрицательно покачал головой.
— Когда видели Эллен Уорингтон, давно?
— Прошлой ночью, — ответил Пизли. — А что? Надеюсь, в этом нет ничего плохого? — Он старался избегать взгляда Мейсона.
— Как давно видели мисс Хаммер?
— Вообще не видел.
— А Харриса?
Лицо Пизли вспыхнуло.
— А почему вы меня о нем спрашиваете? — ответил он вопросом на вопрос.
— Просто интересуюсь.
— Нет, тоже не видел.
— Ну и ну, — удивился Мейсон, — а кого вы видели?
— Что вы имеете в виду?
Мейсон по-отечески положил руку на плечо молодого человека.
— Слушайте, Пизли, — спросил он, — что-то случилось. Что именно?
Пизли смешался и пробормотал:
— Ничего.
Он поспешил отодвинуться, так что рука Мейсона соскользнула с плеча. Его манеры стали вызывающе грубыми. Мейсон медленно произнес:
— Думаю, что со мной ведут двойную игру. Что вам об этом известно?
Щеки Пизли запылали.
— Ни черта! — ответил он. — Не понимаю, зачем вы сюда только пришли.
— Вы говорили кому-либо о ноже? — спросил небрежно и почти весело Мейсон.
— За каким дьяволом вы пришли сюда?
— За таким, чтобы это выяснить! — ответил Мейсон. Пизли притих.
— Ну — говорили?
— Я не могу сказать вам.
— Почему?
— Потому что… не могу — и все!
— Эллен Уорингтон не велела говорить? — спросил Мейсон. Пизли хранил молчание. Адвокат засмеялся и сказал:
— Не делайте из этого такую тайну. Сержант Голкомб в курсе, так что нет причины скрывать от остальных.
На лице Пизли появилось особое выражение.
— Вам об этом известно? — поинтересовался он.
— Про сержанта Голкомба?
— Да.
— Конечно известно. Он сам сказал мне…
Мейсон достал портсигар из кармана и протянул Пизли. Они оба взяли по сигарете. Мейсон предложил спичку.
— Голкомб толковый мужик, — небрежно бросил адвокат. — От его глаз ничего не ускользнет.
— Готов поклясться, что так.
— Он сказал вам, как пронюхал о ноже?
— Нет, не говорил.
— Вы дали ему письменные показания?
— Послушайте, — отрезал Пизли, — предполагается, что я не должен обсуждать это.
— О, Голкомба не беспокоит, расскажете ли вы мне.
— Напротив, вы как раз тот самый, кому он не хотел бы, чтобы стало известно.
Мейсон удивленно поднял брови.
— Не представляю, как это может быть, раз я и так все знаю.
— Да, но он-то не знает о том, что вам все известно.
Мейсон подавил зевок.
— Чепуха какая-то! Пизли, со мной вы можете быть откровенны. Если только сами не хотите говорить — тогда другое дело.
— Ну, я только следую инструкциям, и все. Вы ставите меня в затруднительное положение, мистер Мейсон.
На лице Мейсона появилось изумление, смешанное с недоверием.
— Что я делаю? — спросил он.
— Ставите меня в затруднительное положение.
— Ничего подобного, — ответил адвокат, — вы вправе продавать скобяные изделия кому угодно.
— Сержант Голкомб смотрит на это иначе.
— Черт с ним, с сержантом Голкомбом, — весело ответил Мейсон, — скажите ему, пусть катится куда подальше. Он что, вложил деньги в ваш магазин?
— Нет, но…
— Тогда что вас беспокоит?
— Он угрожал, что припутает к делу Эллен.
— Наглый врун, — весело заметил Мейсон. — Никто никуда не припутает Эллен.
— Но я дал вам нож, который вы собирались заменить…
— Заменить? — прервал его адвокат. — На что?
— На тот, на другой нож.
Мейсон медленно и торжественно покачал головой, как бы начисто все отрицая.
— Даже и не собирался заменять никакие ножи, — заявил он.
— Для чего же он вам тогда понадобился?
— Только затем, чтобы проделать эксперимент. Для этого мне был нужен нож того же размера и похожий на тот, которым зарезали Риза.
— Что за эксперимент?
Мейсон набрал воздуха в легкие, затем помедлил, выдохнул и медленно покачал головой:
— Н-нет, не думаю, что будет лучше, если я расскажу. Видите ли, я еще не вполне готов полностью довериться сержанту, а он может спросить вас. Вам окажется намного легче ответить ему, что не знаете, чем сказать, что знаете, но дали слово хранить все в тайне. Сержант Голкомб чрезмерно временами импульсивен, и он, возможно, решит, что вы не желаете с ним сотрудничать, особенно если полагает, что есть нечто предосудительное в том, что вы добыли этот нож для меня. Надеюсь, ему не удалось запугать вас, Пизли?
— В общем-то я был раздражен и немного встревожен.
— Встревожены?
— Да, сержант Голкомб говорил что-то о подделке вещественных доказательств.
Мейсон рассмеялся и ответил:
— Никогда не позволяйте сержанту полиции объяснять вам, что такое закон. Это прерогатива адвоката. Я бы никогда не попросил сделать вас то, что незаконно.
— Ну, у меня гора с плеч свалилась. Я был обеспокоен, но не за себя, а за Эллен.
Забудьте об этом, — посоветовал Мейсон. — Между прочим, я хотел бы приобрести еще таких ножей.
— Еще — это сколько?
— Возможно, с полдюжины. Как вы полагаете, можно заказать их у изготовителя?
— Думаю, что да.
— Много на это уйдет времени?
— Полагаю, что смогу отыскать их на некоторых оптовых складах в нашем городе.
— Тогда давайте, займитесь этим, — распорядился Мейсон, извлекая из кармана пачку банкнотов и бросив на прилавок пару двадцатидолларовых купюр. — Это не только покроет все ваши расходы, но и возместит нанесенный вам моральный ущерб.
— Я достану их вам по обычной цене, — поспешно ответил Пизли, — но мне придется заручиться разрешением сержанта Голкомба.
— Вам что, запретили отлучаться из магазина?
— Нет, конечно нет!
— Тогда почему вы не можете торговать без разрешения полицейского?
— Но он потребовал, чтобы я держал его в курсе всех своих отношений с вами. В противном случае угрожал неприятностями за эту проделку с ножом в прошлую ночь.
Мейсон вновь от души рассмеялся и заявил:
— Раз так, ничего не имею против. Позвоните ему и сообщите, что мне понадобилось еще с полдюжины таких ножей. Только не говорите, как я о нем отзывался. Вряд ли ему это понравится. Просто сообщите, что зашел и попросил вас достать еще ножей. Если вы представите дело в таком свете, то вам не придется признаваться в том, что обсуждали со мной его визит к вам. Он необычен в этом плане и, возможно, разозлится на вас.
— Хорошо, — ответил Пизли с явным воодушевлением. — Так и сделаю. В точности как вы сказали, мистер Мейсон.
— А если я увижу его, то тоже не стану упоминать, что говорил о нем с вами. Так будет лучше со всех сторон. Можете позвонить ему и сказать, что я прошу полдюжины идентичных ножей… Ну, я должен идти. Надеюсь, что не очень оторвал вас.
— Вовсе нет!
— А это не будет слишком обременительным — достать столько ножей?
— Конечно нет.
Они пожали руки, и Мейсон вышел. На углу из автомата возле аптеки он позвонил к себе в офис.
— Делла на месте? — спросил он.
— Нет, мистер Мейсон, она отправилась в тот самый отель, который вы ей назвали. У меня здесь номер телефона.
— Продиктуйте, — распорядился Мейсон.
Он записал номер, позвонил в отель «Лафитт», спросил мисс Стрит из номера 609 и вскоре после этого услышал в трубке ее голос.
— Голкомб заходил в офис, Делла? — спросил он.
— Нет, с какой стати?
— Он расколол Пизли насчет ножа.
— Вот как! И что же рассказал Пизли ему?
— Выложил все как есть.
— Да, но откуда узнал об этом сержант Голкомб — вот вопрос?
— Это то, что я хотел бы выяснить.
— Эдна Хаммер, определенно, не могла сказать ему.
— Кажется маловероятным, — согласился Мейсон.
— В связи с этим вас ожидают неприятности, шеф?
— Не знаю. Сделаю все, что могу, чтобы выкрутиться. Для этого хочу окончательно запутать дело.
— Каким образом?
— Заказал еще полдюжины таких же столовых наборов. А как там у тебя развиваются события?
— Все идет прекрасно!
— Встретилась с этой женщиной?
— Да! Премило поговорили. Несколько формально, но премило. Вы же знаете, в мягкой лапке прячутся острые коготки.
— Отлично, — одобрил он, — мужчину еще не встретила?
— Нет, но собираюсь.
— Продолжай в том же духе, — напутствовал Мейсон, — я тебе позвоню, если подвернется что-то новенькое.
Глава 19
Секретарь суда привел присяжных к присяге. Судья Маркхэм, изощренный знаток человеческой натуры, занял свое место за массивным столом из красного дерева. Гамильтон Бюргер, окружной прокурор, широкоплечий, с бычьей шеей, с мощными мускулами — в полном расцвете сил — сидел в ожидании, изучающе разглядывая Перри Мейсона, как один участник забега смотрит на другого, опасаясь, как бы тот не опередил его еще на старте. За ним расположился Сэм Блэйн, молодой, высокий, стройный, пытавшийся выглядеть внушительно; его пальцы теребили черную ленточку, свисающую с очков. Напротив, за столом защиты, в одиночестве сидел Питер Кент — бледный, осунувшийся — нервно сжимал и разжимал сплетенные пальцы. Немного поодаль от него Люсилл Мейс взирала на происходящее настороженными глазами, время от времени она пыталась ободряюще улыбаться Питеру Кенту, хотя улыбки получались натянутыми и жалкими. Судья Маркхэм произнес:
— Разрешите поздравить стороны с удачным выбором присяжных. Господин окружной прокурор, желаете ли вы сказать вступительное слово?
Бюргер подошел к барьеру, отделяющему двенадцать присяжных от места, отведенного для защитников. Переполненный зал суда замер в настороженном ожидании.
Прокурор громко начал:
— Джентльмены, я не собираюсь изощряться в ораторском искусстве. Я хочу в данный момент коротко сообщить вам о том, что намерено доказать обвинение. Тринадцатого числа этого месяца обвиняемый Питер Кент находился в своей резиденции в Голливуде. Помимо слуг в доме были: Эдна Хаммер, племянница; П.Л. Риз, сводный брат; Джон Дункан, адвокат из Чикаго; Фрэнк Б. Мэддокс, деловой компаньон обвиняемого и Эллен Уорингтон, секретарша Питера Кента. Мы намерены доказать, что утром четырнадцатого обвиняемый проник в спальню П.Л. Риза и нанес ему смертельный удар ножом. Мы намерены также доказать, что П.Л. Риз без ведома обвиняемого обменялся спальнями с Фрэнком Б. Мэддоксом, что обвиняемый испытывал вражду к Мэддоксу, находясь под впечатлением, не важно, обоснованным или нет, что Мэддокс обманывает его и пытается отстранить от дел.
Можно считать вполне доказанным, что покойный скончался от колотой раны, нанесенной разделочным ножом приблизительно в три часа утра. Смерть наступила мгновенно. Мы намерены доказать, что в три часа утра Питер Кент, обвиняемый, с этим самым разделочным ножом в руке, крадучись босиком, пересекал патио, которое отделяет крыло, где находится его спальня, от крыла, в котором располагается спальня Фрэнка Б. Мэддокса, тогда занимаемая покойным П.Л. Ризом. Мы намерены доказать, что орудие убийства было впоследствии найдено под подушкой на кровати, занимаемой в ту ночь обвиняемым, и что лезвие ножа носит несомненные признаки того, что оказалось тем самым оружием, которым был убит П.Л. Риз. Мы намерены доказать, что еще до своего ареста обвиняемый сам признавался, что подвержен лунатизму, и не скрывал, что во время своих прогулок во сне испытывает тягу к убийству.
Суд ставит вас в известность, джентльмены, что сразу, как только факт совершения убийства обвиняемым будет установлен, ему предоставляется возможность использовать доказательства, оправдывающие или извиняющие его действия или смягчающие вину. В задачу обвинения, как мы себе это представляем, входит доказать, что факт убийства имел место, что смерть наступила от колотой раны, нанесенной разделочным ножом, что орудие убийства находилось у обвиняемого во время совершения преступления, что обвиняемого действительно видели выходящим из крыла дома, где находилась спальня покойного, и что это совпадает по времени с убийством. Мы намерены доказать, что обвиняемый думал, что Мэддокс спит в кровати, в которой находился Риз, что у обвиняемого был мотив для убийства Мэддокса. Как вы уже догадались, джентльмены, из вопросов защиты, когда вас выбирали присяжными, она изберет тактику хотя бы частичных ссылок на лунатизм для оправдания обвиняемого. Мы намерены доказать, что был случай, приблизительно за год до совершения преступления, когда обвиняемый завладел разделочным ножом и…
Перри Мейсон медленно поднялся со своего места и заявил:
— Ваша честь, я возражаю против того, что имело место за год до совершения преступления, так же возражаю против попытки обвинения предвосхитить линию нашей защиты и настаиваю, чтобы присяжным указали не принимать к сведению его утверждения.
— Заявления обвинителя должным образом обоснованы, — возразил Бюргер, — так как доказывают наличие у обвиняемого тяги к убийству уже тогда, год назад, как и то, что он знал об этом и не предпринял никаких попыток излечиться от своих опасных привычек, которые проявлялись у него в состоянии лунатизма. Что же касается линии защиты, то я сужу о ней по тому, как задавались вопросы присяжным.
Судья Маркхэм стукнул молоточком и сказал:
— В задачу обвинения не входит предвосхищать линию защиты. Что до того, можно ли использовать в качестве доказательства события, предшествующие преступлению и отделенные от него периодом времени в двенадцать месяцев, то это можно определить только в ходе дальнейшего судебного разбирательства. Между тем протест защиты принимается, суд укажет, что эта часть вступительного слова окружного прокурора не должна приниматься присяжными во внимание. До сведения присяжных также доводится, что вступительное слово, которое делает окружной прокурор, просто очерчивает то, что он собирается доказать, и необходимо, чтобы ввести присяжных в курс дела. Заявления, сделанные окружным прокурором, не могут рассматриваться как доказательства. Продолжайте, господин окружной прокурор.
— Мы намерены доказать, — продолжил Гамильтон Бюргер, — что, согласно показаниям племянницы обвиняемого, она за два дня до совершения преступления нашла то же самое оружие, которым затем было совершено убийство, под подушкой на кровати обвиняемого. Основываясь на этих доказательствах, джентльмены, а также и других, которые, возможно, будут представлены вам в ходе судебного разбирательства, обвинение будет просить вас о вынесении приговора об убийстве первой степени.
Гамильтон Бюргер сел. Судья Маркхэм спросил Мейсона:
— Желаете ли вы сделать вступительное слово от лица защиты?
— Я подожду более подходящего случая, — ответил Мейсон.
— Хорошо, обвинение может вызвать своего первого свидетеля.
— Чтобы доказать состав преступления, я приглашаю Фрэнка Б. Мэддокса, — объявил Бюргер.
Мэддокс вышел вперед и был приведен к присяге.
— Ваше имя Фрэнк Б. Мэддокс и вы проживаете в Чикаго?
— Да.
— Вы находились в доме обвиняемого в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?
— Да, находился.
— Вы знали, приходится ли П.Л. Риз родственником обвиняемому?
— Он был его сводным братом.
— Как долго вы находились в доме обвиняемого?
— Я прибыл туда десятого числа.
— Утром четырнадцатого у вас была возможность видеть мистера П.Л. Риза?
— Да, я его видел.
— Где он был?
— У себя в спальне.
— Живой или мертвый?
— Он был мертв, лежал на спине в своей кровати с натянутым до подбородка легким одеялом. На одеяле был разрез там, где нож вонзили сквозь постельное белье в тело мистера Риза. Одеяло было пропитано кровью, и мистер Риз был мертв.
— Я позже вновь вызову этого свидетеля, — заявил Гамильтон Бюргер, — для дальнейших вопросов, но в настоящее время я просто доказываю наличие состава преступления и прошу разрешения временно отпустить свидетеля.
— Хорошо, — согласился судья Маркхэм.
— Желаете приступить к перекрестному допросу? — осведомился Бюргер.
— Да, — ответил Мейсон. — По вашим словам, вы были в доме вечером тринадцатого, мистер Мэддокс?
— Да.
— И утром четырнадцатого?
— Да.
— В какое время вы впервые покинули дом четырнадцатого утром?
— Это так существенно? — спросил, нахмурившись, Бюргер.
— Думаю, что да.
— А я так не думаю. Возражаю против этого вопроса на том основании, что он не по существу и не соответствует принятой процедуре перекрестного допроса.
Судья Маркхэм смешался на момент.
— Хорошо, — согласился Перри Мейсон. — Я поставлю вопрос по-другому. Когда вы впервые покинули дом утром четырнадцатого до того, как было обнаружено тело убитого?
— Этот вопрос вполне соответствует процедуре перекрестного допроса, — определил судья Маркхэм. — Свидетель, отвечайте.
— Я не покидал дом вообще, — ответил Мэддокс. Мейсон поднял брови.
— Разве вы не выходили из дома около трех часов утра? — спросил он.
— Нет, не выходил.
— В какое время вы удалились к себе в комнату вечером тринадцатого?
— Приблизительно около половины десятого, насколько я могу припомнить.
— Вы сразу легли спать, как только пришли к себе?
— Нет, мой адвокат мистер Дункан пришел ко мне в комнату вместе со мной. У нас состоялось продолжительное совещание.
— В какое время вы встали утром четырнадцатого? — спросил Мейсон.
— Я был разбужен вами и доктором Келтоном, когда вы вторглись ко мне в комнату, пытаясь выяснить, кто был убит…
— Вынужден заявить, что эта часть ответа содержит выводы свидетеля, — прервал его Мейсон.
— Протест принимается, — согласился судья, — присяжные не должны принимать во внимание последнюю часть заявления свидетеля.
— В какое время это было?
— Думаю, около восьми утра.
— Вы тем самым объясняете присяжным, что постоянно находились в доме, начиная с того времени, как удалились к себе в комнату вечером тринадцатого до восьми утра четырнадцатого.
— Да, сэр, именно так!
— Разве вы не ходили на почтамт на станции «Пасифик-Грейхаунд» примерно в три часа утра, чтобы заказать междугородный разговор с миссис Дорис Салли Кент в Санта-Барбаре?
Мэддокс плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.
— Вы должны отвечать на вопросы четко и внятно, — предупредил его полицейский.
— Вполне определенно, нет, — ответил Мэддокс, стараясь говорить отчетливо.
— Значит, не ходили? — притворно удивился Мейсон. — А где вы находились хотя бы приблизительно в три часа утра четырнадцатого?
— В это время я спал.
— Разве у вас, — допытывался адвокат, — не было совещания с мистером Дунканом, вашим поверенным, около трех утра четырнадцатого числа?
— Нет, сэр, точно нет!
— Или в любое другое время между полуночью тринадцатого и пятью часами утра четырнадцатого.
— Нет, не было ничего подобного.
Мейсон произнес:
— У меня все.
Гамильтон Бюргер вызвал чертежника, который представил поэтажный план резиденции Кента. План был принят в качестве доказательства со стороны обвинения без возражений. Коронер определил время, когда было совершено убийство: в интервале между половиной третьего и половиной четвертого. Детектив сержант Голкомб сказал на свидетельской трибуне, что признает в разделочном ноже с лезвием, ржавым от пятен крови, тот самый нож, который был найден на кровати Кента под подушкой. Перри Мейсон, отпустивший предыдущих свидетелей без вопросов, спросил сержанта Голкомба:
— Что произошло с наволочкой и простынями с этой кровати?
— Я не знаю.
— Вы не знаете?
— Ну, мне сказали, что экономка отдала их в прачечную.
— Так она не сохранила их?
— Нет.
— Почему вы не оставили их как доказательства?
— Потому что думал, в этом не будет необходимости.
— Так это правда, что ни на подушке, ни на простыне не было пятен крови?
— Думаю, что не так. Они вроде бы были, но я не могу припомнить.
Мейсон спросил язвительно:
— Если бы на них оказались пятна крови, думаю, вы непременно сочли бы постельное белье важным доказательством и представили бы суду, не так ли?
— Возражаю, так как вопрос носит предположительный характер, — взорвался Бюргер.
— Я его задал просто для того, чтобы добиться от свидетеля определенного ответа, — возразил Мейсон. — Он же показал, что не знает, были ли пятна крови, вернее, не помнит.
— Пусть свидетель ответит на вопрос, — решил судья Маркхэм.
— Не знаю, — признался сержант Голкомб и добавил: — Это вам бы следовало знать, мистер Мейсон. Ведь именно вы обнаружили разделочный нож.
В зале суда послышались смешки. Перри Мейсон ответил:
— Да, я знаю. И вы спрашиваете меня, что бы я вам на это ответил, сержант?
Судья Маркхэм опустил молоточек.
— Довольно! — приказал он. — Свидетелю надо задавать вопросы конкретно и по существу. Впредь не должно быть никаких перебранок между адвокатом и свидетелем.
— Выходит, — продолжил Мейсон, повышая голос, — раз на наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?
С ревом Бюргер вскочил на ноги, и из него посыпались возражения:
— Спорно, не по существу, лишено основания, не соответствует процедуре перекрестного допроса, попытка повлиять на присяжных, оскорбительная по сути.
Мейсон в ответ просто улыбался.
— Свидетель может ответить на вопрос, — распорядился судья Маркхэм, — ведь до сих пор мы не услышали четкого ответа — почему постельное белье отправили в прачечную?
— Я не в курсе, — ответил сержант Голкомб. — Постельным бельем я не занимался.
— Но вы дали понять экономке, что в комнате не мешало бы убраться?
— Возможно, что и так.
— И заправить постель тоже?
— Может быть.
— Тогда, — провозгласил Мейсон, бросая торжествующий взгляд на присяжных, — у меня все!
— Вызываю Джона Дункана, — возвестил Блэйн, когда Бюргер сел на свое место, предоставив своему помощнику ненадолго взять инициативу в свои руки.
Дункан помпезно выкатился вперед и был приведен к присяге.
— Ваше имя?
— Джон Дункан.
— Вы адвокат из Иллинойса и вы знаете обвиняемого Питера Кента?
— Да, совершенно верно.
— Вы находились, как я полагаю, в его доме тринадцатого и утром четырнадцатого числа этого месяца?
— Это верно. Я участвовал в деловом совещании с мистером Мейсоном, его адвокатом. На совещании также присутствовали Эллен Уорингтон, секретарша мистера Кента, и мой клиент, Фрэнк Б. Мэддокс. Насколько помнится, там находился также некий доктор Келтон.
— В какое время вы покинули совещание?
— Около одиннадцати часов. У меня был разговор с моим клиентом в его спальне после того, как совещание с этими джентльменами решено было отложить.
— Видели ли вы мистера Кента позже этим вечером и ночью?
— Я видел его ранним утром четырнадцатого.
— В какое время?
— Ровно в три часа утра.
— Где вы видели его?
— На патио, возле дома.
— Можете указать на схеме, вот на этой, под номером один, точное место, где вы видели обвиняемого в названное вами время?
Дункан указал точку на диаграмме.
— А где на этой схеме обозначена ваша спальня? Дункан указал.
— А из вашей спальни вы могли отчетливо разглядеть обвиняемого?
— Да, мог, сэр.
— Когда вы в первый раз заметили его?
— Я проснулся оттого, что какая-то тень упала мне на лицо. Затем я увидел, как кто-то двигается по крыше портика. Я вскочил, взглянул на часы, чтобы узнать, который час, и подошел к окну. Я увидел Питера Кента, обвиняемого, одетого только в ночную рубашку, когда он пересекал патио. В руке у него был нож. Он подошел к кофейному столику, несколько мгновений помедлил, затем пересек патио и скрылся через дверь на другой стороне.
— Разрешите поздравить стороны с удачным выбором присяжных. Господин окружной прокурор, желаете ли вы сказать вступительное слово?
Бюргер подошел к барьеру, отделяющему двенадцать присяжных от места, отведенного для защитников. Переполненный зал суда замер в настороженном ожидании.
Прокурор громко начал:
— Джентльмены, я не собираюсь изощряться в ораторском искусстве. Я хочу в данный момент коротко сообщить вам о том, что намерено доказать обвинение. Тринадцатого числа этого месяца обвиняемый Питер Кент находился в своей резиденции в Голливуде. Помимо слуг в доме были: Эдна Хаммер, племянница; П.Л. Риз, сводный брат; Джон Дункан, адвокат из Чикаго; Фрэнк Б. Мэддокс, деловой компаньон обвиняемого и Эллен Уорингтон, секретарша Питера Кента. Мы намерены доказать, что утром четырнадцатого обвиняемый проник в спальню П.Л. Риза и нанес ему смертельный удар ножом. Мы намерены также доказать, что П.Л. Риз без ведома обвиняемого обменялся спальнями с Фрэнком Б. Мэддоксом, что обвиняемый испытывал вражду к Мэддоксу, находясь под впечатлением, не важно, обоснованным или нет, что Мэддокс обманывает его и пытается отстранить от дел.
Можно считать вполне доказанным, что покойный скончался от колотой раны, нанесенной разделочным ножом приблизительно в три часа утра. Смерть наступила мгновенно. Мы намерены доказать, что в три часа утра Питер Кент, обвиняемый, с этим самым разделочным ножом в руке, крадучись босиком, пересекал патио, которое отделяет крыло, где находится его спальня, от крыла, в котором располагается спальня Фрэнка Б. Мэддокса, тогда занимаемая покойным П.Л. Ризом. Мы намерены доказать, что орудие убийства было впоследствии найдено под подушкой на кровати, занимаемой в ту ночь обвиняемым, и что лезвие ножа носит несомненные признаки того, что оказалось тем самым оружием, которым был убит П.Л. Риз. Мы намерены доказать, что еще до своего ареста обвиняемый сам признавался, что подвержен лунатизму, и не скрывал, что во время своих прогулок во сне испытывает тягу к убийству.
Суд ставит вас в известность, джентльмены, что сразу, как только факт совершения убийства обвиняемым будет установлен, ему предоставляется возможность использовать доказательства, оправдывающие или извиняющие его действия или смягчающие вину. В задачу обвинения, как мы себе это представляем, входит доказать, что факт убийства имел место, что смерть наступила от колотой раны, нанесенной разделочным ножом, что орудие убийства находилось у обвиняемого во время совершения преступления, что обвиняемого действительно видели выходящим из крыла дома, где находилась спальня покойного, и что это совпадает по времени с убийством. Мы намерены доказать, что обвиняемый думал, что Мэддокс спит в кровати, в которой находился Риз, что у обвиняемого был мотив для убийства Мэддокса. Как вы уже догадались, джентльмены, из вопросов защиты, когда вас выбирали присяжными, она изберет тактику хотя бы частичных ссылок на лунатизм для оправдания обвиняемого. Мы намерены доказать, что был случай, приблизительно за год до совершения преступления, когда обвиняемый завладел разделочным ножом и…
Перри Мейсон медленно поднялся со своего места и заявил:
— Ваша честь, я возражаю против того, что имело место за год до совершения преступления, так же возражаю против попытки обвинения предвосхитить линию нашей защиты и настаиваю, чтобы присяжным указали не принимать к сведению его утверждения.
— Заявления обвинителя должным образом обоснованы, — возразил Бюргер, — так как доказывают наличие у обвиняемого тяги к убийству уже тогда, год назад, как и то, что он знал об этом и не предпринял никаких попыток излечиться от своих опасных привычек, которые проявлялись у него в состоянии лунатизма. Что же касается линии защиты, то я сужу о ней по тому, как задавались вопросы присяжным.
Судья Маркхэм стукнул молоточком и сказал:
— В задачу обвинения не входит предвосхищать линию защиты. Что до того, можно ли использовать в качестве доказательства события, предшествующие преступлению и отделенные от него периодом времени в двенадцать месяцев, то это можно определить только в ходе дальнейшего судебного разбирательства. Между тем протест защиты принимается, суд укажет, что эта часть вступительного слова окружного прокурора не должна приниматься присяжными во внимание. До сведения присяжных также доводится, что вступительное слово, которое делает окружной прокурор, просто очерчивает то, что он собирается доказать, и необходимо, чтобы ввести присяжных в курс дела. Заявления, сделанные окружным прокурором, не могут рассматриваться как доказательства. Продолжайте, господин окружной прокурор.
— Мы намерены доказать, — продолжил Гамильтон Бюргер, — что, согласно показаниям племянницы обвиняемого, она за два дня до совершения преступления нашла то же самое оружие, которым затем было совершено убийство, под подушкой на кровати обвиняемого. Основываясь на этих доказательствах, джентльмены, а также и других, которые, возможно, будут представлены вам в ходе судебного разбирательства, обвинение будет просить вас о вынесении приговора об убийстве первой степени.
Гамильтон Бюргер сел. Судья Маркхэм спросил Мейсона:
— Желаете ли вы сделать вступительное слово от лица защиты?
— Я подожду более подходящего случая, — ответил Мейсон.
— Хорошо, обвинение может вызвать своего первого свидетеля.
— Чтобы доказать состав преступления, я приглашаю Фрэнка Б. Мэддокса, — объявил Бюргер.
Мэддокс вышел вперед и был приведен к присяге.
— Ваше имя Фрэнк Б. Мэддокс и вы проживаете в Чикаго?
— Да.
— Вы находились в доме обвиняемого в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?
— Да, находился.
— Вы знали, приходится ли П.Л. Риз родственником обвиняемому?
— Он был его сводным братом.
— Как долго вы находились в доме обвиняемого?
— Я прибыл туда десятого числа.
— Утром четырнадцатого у вас была возможность видеть мистера П.Л. Риза?
— Да, я его видел.
— Где он был?
— У себя в спальне.
— Живой или мертвый?
— Он был мертв, лежал на спине в своей кровати с натянутым до подбородка легким одеялом. На одеяле был разрез там, где нож вонзили сквозь постельное белье в тело мистера Риза. Одеяло было пропитано кровью, и мистер Риз был мертв.
— Я позже вновь вызову этого свидетеля, — заявил Гамильтон Бюргер, — для дальнейших вопросов, но в настоящее время я просто доказываю наличие состава преступления и прошу разрешения временно отпустить свидетеля.
— Хорошо, — согласился судья Маркхэм.
— Желаете приступить к перекрестному допросу? — осведомился Бюргер.
— Да, — ответил Мейсон. — По вашим словам, вы были в доме вечером тринадцатого, мистер Мэддокс?
— Да.
— И утром четырнадцатого?
— Да.
— В какое время вы впервые покинули дом четырнадцатого утром?
— Это так существенно? — спросил, нахмурившись, Бюргер.
— Думаю, что да.
— А я так не думаю. Возражаю против этого вопроса на том основании, что он не по существу и не соответствует принятой процедуре перекрестного допроса.
Судья Маркхэм смешался на момент.
— Хорошо, — согласился Перри Мейсон. — Я поставлю вопрос по-другому. Когда вы впервые покинули дом утром четырнадцатого до того, как было обнаружено тело убитого?
— Этот вопрос вполне соответствует процедуре перекрестного допроса, — определил судья Маркхэм. — Свидетель, отвечайте.
— Я не покидал дом вообще, — ответил Мэддокс. Мейсон поднял брови.
— Разве вы не выходили из дома около трех часов утра? — спросил он.
— Нет, не выходил.
— В какое время вы удалились к себе в комнату вечером тринадцатого?
— Приблизительно около половины десятого, насколько я могу припомнить.
— Вы сразу легли спать, как только пришли к себе?
— Нет, мой адвокат мистер Дункан пришел ко мне в комнату вместе со мной. У нас состоялось продолжительное совещание.
— В какое время вы встали утром четырнадцатого? — спросил Мейсон.
— Я был разбужен вами и доктором Келтоном, когда вы вторглись ко мне в комнату, пытаясь выяснить, кто был убит…
— Вынужден заявить, что эта часть ответа содержит выводы свидетеля, — прервал его Мейсон.
— Протест принимается, — согласился судья, — присяжные не должны принимать во внимание последнюю часть заявления свидетеля.
— В какое время это было?
— Думаю, около восьми утра.
— Вы тем самым объясняете присяжным, что постоянно находились в доме, начиная с того времени, как удалились к себе в комнату вечером тринадцатого до восьми утра четырнадцатого.
— Да, сэр, именно так!
— Разве вы не ходили на почтамт на станции «Пасифик-Грейхаунд» примерно в три часа утра, чтобы заказать междугородный разговор с миссис Дорис Салли Кент в Санта-Барбаре?
Мэддокс плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.
— Вы должны отвечать на вопросы четко и внятно, — предупредил его полицейский.
— Вполне определенно, нет, — ответил Мэддокс, стараясь говорить отчетливо.
— Значит, не ходили? — притворно удивился Мейсон. — А где вы находились хотя бы приблизительно в три часа утра четырнадцатого?
— В это время я спал.
— Разве у вас, — допытывался адвокат, — не было совещания с мистером Дунканом, вашим поверенным, около трех утра четырнадцатого числа?
— Нет, сэр, точно нет!
— Или в любое другое время между полуночью тринадцатого и пятью часами утра четырнадцатого.
— Нет, не было ничего подобного.
Мейсон произнес:
— У меня все.
Гамильтон Бюргер вызвал чертежника, который представил поэтажный план резиденции Кента. План был принят в качестве доказательства со стороны обвинения без возражений. Коронер определил время, когда было совершено убийство: в интервале между половиной третьего и половиной четвертого. Детектив сержант Голкомб сказал на свидетельской трибуне, что признает в разделочном ноже с лезвием, ржавым от пятен крови, тот самый нож, который был найден на кровати Кента под подушкой. Перри Мейсон, отпустивший предыдущих свидетелей без вопросов, спросил сержанта Голкомба:
— Что произошло с наволочкой и простынями с этой кровати?
— Я не знаю.
— Вы не знаете?
— Ну, мне сказали, что экономка отдала их в прачечную.
— Так она не сохранила их?
— Нет.
— Почему вы не оставили их как доказательства?
— Потому что думал, в этом не будет необходимости.
— Так это правда, что ни на подушке, ни на простыне не было пятен крови?
— Думаю, что не так. Они вроде бы были, но я не могу припомнить.
Мейсон спросил язвительно:
— Если бы на них оказались пятна крови, думаю, вы непременно сочли бы постельное белье важным доказательством и представили бы суду, не так ли?
— Возражаю, так как вопрос носит предположительный характер, — взорвался Бюргер.
— Я его задал просто для того, чтобы добиться от свидетеля определенного ответа, — возразил Мейсон. — Он же показал, что не знает, были ли пятна крови, вернее, не помнит.
— Пусть свидетель ответит на вопрос, — решил судья Маркхэм.
— Не знаю, — признался сержант Голкомб и добавил: — Это вам бы следовало знать, мистер Мейсон. Ведь именно вы обнаружили разделочный нож.
В зале суда послышались смешки. Перри Мейсон ответил:
— Да, я знаю. И вы спрашиваете меня, что бы я вам на это ответил, сержант?
Судья Маркхэм опустил молоточек.
— Довольно! — приказал он. — Свидетелю надо задавать вопросы конкретно и по существу. Впредь не должно быть никаких перебранок между адвокатом и свидетелем.
— Выходит, — продолжил Мейсон, повышая голос, — раз на наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?
С ревом Бюргер вскочил на ноги, и из него посыпались возражения:
— Спорно, не по существу, лишено основания, не соответствует процедуре перекрестного допроса, попытка повлиять на присяжных, оскорбительная по сути.
Мейсон в ответ просто улыбался.
— Свидетель может ответить на вопрос, — распорядился судья Маркхэм, — ведь до сих пор мы не услышали четкого ответа — почему постельное белье отправили в прачечную?
— Я не в курсе, — ответил сержант Голкомб. — Постельным бельем я не занимался.
— Но вы дали понять экономке, что в комнате не мешало бы убраться?
— Возможно, что и так.
— И заправить постель тоже?
— Может быть.
— Тогда, — провозгласил Мейсон, бросая торжествующий взгляд на присяжных, — у меня все!
— Вызываю Джона Дункана, — возвестил Блэйн, когда Бюргер сел на свое место, предоставив своему помощнику ненадолго взять инициативу в свои руки.
Дункан помпезно выкатился вперед и был приведен к присяге.
— Ваше имя?
— Джон Дункан.
— Вы адвокат из Иллинойса и вы знаете обвиняемого Питера Кента?
— Да, совершенно верно.
— Вы находились, как я полагаю, в его доме тринадцатого и утром четырнадцатого числа этого месяца?
— Это верно. Я участвовал в деловом совещании с мистером Мейсоном, его адвокатом. На совещании также присутствовали Эллен Уорингтон, секретарша мистера Кента, и мой клиент, Фрэнк Б. Мэддокс. Насколько помнится, там находился также некий доктор Келтон.
— В какое время вы покинули совещание?
— Около одиннадцати часов. У меня был разговор с моим клиентом в его спальне после того, как совещание с этими джентльменами решено было отложить.
— Видели ли вы мистера Кента позже этим вечером и ночью?
— Я видел его ранним утром четырнадцатого.
— В какое время?
— Ровно в три часа утра.
— Где вы видели его?
— На патио, возле дома.
— Можете указать на схеме, вот на этой, под номером один, точное место, где вы видели обвиняемого в названное вами время?
Дункан указал точку на диаграмме.
— А где на этой схеме обозначена ваша спальня? Дункан указал.
— А из вашей спальни вы могли отчетливо разглядеть обвиняемого?
— Да, мог, сэр.
— Когда вы в первый раз заметили его?
— Я проснулся оттого, что какая-то тень упала мне на лицо. Затем я увидел, как кто-то двигается по крыше портика. Я вскочил, взглянул на часы, чтобы узнать, который час, и подошел к окну. Я увидел Питера Кента, обвиняемого, одетого только в ночную рубашку, когда он пересекал патио. В руке у него был нож. Он подошел к кофейному столику, несколько мгновений помедлил, затем пересек патио и скрылся через дверь на другой стороне.