— Да, сэр, все так и было.
— И нож, который я вручил вам, — тот самый, который представлен как доказательство защиты под названием экспонат «А»?
— Да, сэр, думаю, что тот самый.
Голос Эдны Хаммер звучал тихо и смущенно. В ее глазах читалась полная растерянность.
— И вы заперли нож, известный вам теперь как экспонат «А», в ящик буфета?
— Да.
— Но его там не оказалось, когда вы открыли ящик на следующее утро?
— Нет, сэр, не оказалось.
Мейсон спросил добродушно, как бы беседуя с ней:
— Таким образом вы узнали о том, что разгуливаете во сне по ночам вот уже недель шесть, а то и два месяца, Эдна?
За столом окружного прокурора возбужденно шептались, наспех устроив совещание. Вопрос Мейсона ускользнул от их ушей. Эдна Хаммер, чья мысль все еще находилась в оцепенелом состоянии, после дерзкого заявления Мейсона, где он так бесцеремонно раскрыл их заговор, оказалась застигнутой врасплох.
— Да, сэр, — подтвердила она машинально.
Только судья Маркхэм оказался тем, кто в полной мере уяснил всю важность заданного вопроса и полученного ответа. Он подался вперед, чтобы пристально взглянуть на свидетельницу, и спросил:
— Так каков был ваш ответ?
— Да, сэр, — сказала она и, затем внезапно спохватившись, залепетала: — О, я имела в виду не это… Я не…
— А что вы имели в виду, Эдна? — уточнил Мейсон.
— Что это? Что такое? — завопил Гамильтон Бюргер, вскакивая с места. — Возражаю. Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса!
— Вопрос, касающийся ее лунатизма, уже задан, и на него получен ответ, — заявил Мейсон. — Сейчас я предоставил ей возможность объяснить, что она имела в виду, отвечая на мой вопрос.
— А я возражаю.
— Очень хорошо, ваша честь, я снимаю последний вопрос. Достаточно и того, что она ответила на мой первый, — ответил Мейсон.
Бюргер с негодующим видом медленно опустился на стул. Мейсон спросил все тем же задушевным тоном:
— Вошло ли у вас в привычку время от времени использовать эту нишу под крышкой кофейного столика как тайник, где вы прятали некоторые вещи, Эдна?
— Да, сэр, вошло в привычку.
— Поэтому, когда вы заперли ящик буфета вечером тринадцатого и отправились спать с засевшей в голове мыслью, что ваш дядя, возможно, достает этот нож, когда разгуливает во сне, то когда и сами подверглись воздействию лунатизма, подсознательно не веря, что замок на ящике — надежная гарантия того, что нож не попадет в руки дяди, то взяли нож из ящика и спрятали его в нише под крышкой кофейного столика, причем ровно в пятнадцать минут первого ночи, не так ли?
— Возражаю! — воскликнул Бюргер. — Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса. Носит предположительный характер. Задан не по существу. Не имеет под собой никакого основания.
— Напротив, вопрос глубоко обоснован, — заверил Мейсон суд. — Свидетельница показала, что заперла ящик буфета, показала, что видела нож утром тринадцатого, как и то, что в следующий раз увидела этот нож утром четырнадцатого. Я вправе допросить ее, чтобы доказать, что она, возможно, видела этот нож еще раньше утром четырнадцатого, а именно тогда, когда доставала его из ящика.
— Но, — возразил Бюргер, — если она сделала это в состоянии лунатизма, то как она может знать о том, что вытащила нож из ящика?
— В этом случае, — ответил Мейсон, — ей достаточно будет сказать: не знаю.
Судья Маркхэм кивнул:
— Возражение обвинения не принимается. Эдна Хаммер ответила чуть не плача:
— Я не знаю.
Мейсон сделал жест, как бы подводя чету.
— У меня все, — заявил он.
Гамильтон Бюргер обменялся взглядом с молодым Блэйном, затем они вновь вполголоса возобновили консультацию.
— Еще вопросы будут? — спросил у них судья Маркхэм.
— Прошу прощения, если мы попросим у высокого суда предоставить нам еще две-три минуты на размышление, — ответил Бюргер, — так как дело в целом приобрело неожиданный оборот.
Блэйн что-то неистово ему зашептал, но Бюргер медленно покачал головой, затем спустя момент сказал:
— Хорошо, воспользуюсь предоставленным нам правом и задам мисс Хаммер несколько вопросов. Как я понял, вы признались, что подвержены лунатизму, мисс Хаммер?
— Да, призналась.
— Когда вы впервые узнали о том, что разгуливаете во сне?
— Недель шесть назад, а может, и два месяца. А возможно, и немного раньше.
— А как вы это обнаружили?
— Я беспокоилась о некоторых важных бумагах дяди Питера. Он оставил их на письменном столе в гостиной. Я сказала ему, что не думаю, что это для них подходящее место, но он ответил, что все нормально и их там никто не тронет. Я отправилась спать, глубоко обеспокоенная этим, и утром, когда встала, бумаги оказались у меня под подушкой.
Бюргер повернулся к Блэйну, словно говоря всем своим видом: ну что, разве я не прав? Тот поежился, явно испытывая смущение, и шепотом сказал Бюргеру еще что-то. Бюргер вновь обернулся к Эдне:
— Почему вы не сказали нам об этом?
— Меня никто не спрашивал.
— И именно тогда достали эту книгу о лунатизме?
— Выписала ее, да, тогда.
— Почему?
— Потому что хотела изучить ее и выяснить, смогу ли я сама излечиться, а также убедиться — наследственное это у меня или нет. Иными словами, тяготеет ли надо мной проклятие предков.
— А сами между тем продолжали разгуливать по ночам во сне?
— Да.
Бюргер со свирепым видом повернулся к Блэйну. Мейсон, глядя через пространство, разделяющее столы защиты и обвинения, ухмыльнулся, когда оба юриста шепотом вступили между собой в горячий спор. Доносившиеся до него свистящие и шипящие звуки не давали возможности разобрать, о чем шла речь, но были достаточно громкими, чтобы судить о том, что Бюргер раздражен до предела.
— У нас все! — скорее огрызнулся он, чем объявил, невзирая на все возражения, нашептываемые Блэйном.
— У вас не возникло в связи с вопросами обвинения желания продолжить допрос свидетельницы? — спросил у Мейсона судья Маркхэм.
Мейсон покачал головой:
— Нет, ваша честь, я вполне удовлетворен показаниями свидетельницы в той форме, как она их изложила.
— На этом все, мисс Хаммер, — объявил судья. — Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Бюргер.
— Вызывается Джеральд Харрис.
Тот взглянул сочувствующим взглядом на Эдну Хаммер, когда вышел для дачи показаний. Она ответила ему вымученной улыбкой. После того как Харриса привели к присяге, Бюргер, оставив без внимания предупреждающий шепот Блэйна, приступил к допросу:
— Вас зовут Джеральд Харрис?
— Да.
— Вы знакомы с обвиняемым Питером Кентом?
— Да, знаком.
— Вы находились в его доме вечером тринадцатого?
— Да.
— Я показываю вам нож, мистер Харрис, который представлен суду как доказательство номер два, и спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?
— Видел, в особых случаях.
— Где?
— Когда был гостем в доме мистера Кента. Этим ножом Кент разделывал индюшку и цыплят. Полагаю, что это самый маленький нож из набора, который использовался для разделки мяса.
— Вы знаете, где его хранили?
— Знаю.
— Где?
— Во встроенном буфете в столовой.
— А знаете точно, где именно в буфете?
— Да, сэр, в верхнем ящике. Там еще для него имеется специальное, отделанное бархатом, место.
— У вас была возможность заглянуть в этот ящик вечером тринадцатого числа этого месяца?
— Да, была.
— В какое это было время?
— Приблизительно в половине десятого.
— А что вам в этом ящике понадобилось?
— Некоторые приспособления, необходимые для приготовления коктейлей.
— Был ли нож в ящике в это время?
— Нет, не был.
— Вы уверены в этом?
— Да, уверен!
— На этом ящике был замок?
— Да, был.
— Был ли ящик заперт или открыт в то время, когда вы в него заглянули?
— Нет, не заперт.
— Где вы были в то время, когда было совершено преступление?
— В Санта-Барбаре.
— Кто послал вас туда?
— Питер Кент.
— С чьей подачи?
— По предложению Перри Мейсона.
— Знаете ли вы, подходил ли к ящику мистер Каултер, дворецкий, в этот вечер?
— В одном случае, да, знаю, он подходил.
— Было ли это до того, когда вы заметили, что разделочного ножа в ящике нет?
Харрис немного помешкал и заявил:
— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
— Оставьте при себе свои предпочтения. Вы свидетель и принесли присягу. Отвечайте на вопрос!
Харрис приглушенно ответил:
— До того.
— Отвечайте так, — потребовал Бюргер, — чтобы присяжные слышали вас. Что вы сказали?
— Сказал, что это было до того.
— Откуда вам это известно?
— Я видел мистера Каултера возле буфета.
— Что он делал?
— Выдвигал ящик. Не знаю, убирал он туда что-либо или доставал оттуда. Он задвинул ящик и ушел.
— Задолго ли это было до того, как вы сами выдвинули ящик?
— Приблизительно минут за пять.
Бюргер торжествующе кивнул Перри Мейсону.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — объявил он. Мейсон поинтересовался почти небрежно:
— Между прочим, вы втайне от всех женились на Эдне Хаммер, свидетельнице, которая только что давала здесь показания, это верно?
Присутствующие в зале суда, которые вот уже несколько минут затихли в напряжении, зашевелились, вытягивая шеи и подаваясь вперед, чтобы уловить ответ Харриса. Харрис смутился на мгновение, затем подтвердил:
— Да, женился.
— Когда вы поженились?
— Десятого числа последнего месяца.
— Где?
— В Юме, штат Аризона.
— Женитьба держалась от всех в секрете?
— Да, сэр!
— После этой свадьбы Эдна Хаммер установила пружинный замок на дверь своей спальни, не так ли?
— Так, сэр.
— У вас, — спросил Мейсон, — был ключ от этой двери?
Харрис смутился. Бюргер вскочил и заявил:
— Ваша честь, я возражаю. Вопрос не имеет ничего общего с перекрестным допросом.
— Я снимаю свой вопрос, — ответил Мейсон, — оставляя за собой право задать его в дальнейшем, когда смогу обосновать.
Бюргер медленно занял свое место, весь вид его говорил о готовности в любой момент вновь вскочить на ноги. Мейсон развалился на стуле, положив ногу на ногу, и казался в высшей степени довольным собой.
— Итак, в ночь убийства вы отправились в Санта-Барбару? — спросил он.
— Да, сэр.
— Это было по моему предложению?
— Да, по вашему.
— Кто отправился вместе с вами?
— Мисс Уорингтон, секретарша Кента.
— А кто еще?
— Больше никого, сэр.
— Вы утверждаете это?
— Да, сэр.
— Вы, как полагаю, находились вблизи резиденции миссис Дорис Салли Кент?
Бюргер заявил:
— Один момент! Ваша честь, я считаю вопрос неправильно сформулированным, не по существу и не соответствующим процедуре перекрестного допроса. Какое имеет значение, куда поехал и чем занимался свидетель, пока был в Санта-Барбаре.
Мейсон улыбнулся и ответил:
— Прокурор сам затронул эту тему, ваша честь. В попытках доказать присяжным, что я причастен к событиям, связанным с убийством, и что отправил этого свидетеля в Санта-Барбару, он задал вопрос, где тот был во время совершения преступления. Следовательно, я вправе допытываться до самых существенных, пусть даже сокровенных деталей, чтобы внести ясность в ту часть показаний, которая связана со мной!
Судья Маркхэм хотел было что-то сказать, но сдержался и заявил:
— Возражение обвинения отклоняется.
— Ответьте на вопрос, мистер Харрис. Ездили ли вы к дому миссис Дорис Салли Кент?
— Да, ездил.
— Что вы сделали по прибытии в Санта-Барбару?
— Отправился к дому миссис Кент. Некий мистер Джексон из офиса мистера Мейсона наблюдал за домом. Он предложил оставаться на посту до двух часов ночи, но я знал, что ему предстоит работа утром в суде, поэтому сказал, чтобы он отвез мисс Уорингтон в отель, а я останусь наблюдать за домом. Он и мисс Уорингтон уехали в автомобиле мистера Джексона, а я поставил машину там, откуда мог следить за домом, и оставался, пока меня не сменил частный детектив в восемь или девять часов утра.
— Находились ли вы напротив резиденции миссис Кент в три часа утра?
— Да, сэр.
— Что произошло в это время?
— Зазвонил телефон у миссис Кент.
— Вам было слышно, о чем она говорила по телефону?
— Да.
— О чем был разговор?
— Ваша честь, — запротестовал Гамильтон Бюргер, — не вызывает сомнения цель задаваемых защитой вопросов. Этот свидетель настроен враждебно к обвинению и дружески к защите, как это явствует из его ответа на один важный вопрос, заданный мною. Сейчас под маской перекрестного допроса с помощью наводящих вопросов в пользу обвиняемого защита пытается установить то, что нельзя доказать, используя принятую процедуру допроса.
— Но, ваша честь, — уточнил Мейсон, — господин прокурор сам спросил этого свидетеля, где тот находился во время убийства, и…
— И вы желаете в ходе перекрестного допроса добиться от него исчерпывающих показаний по этому весьма важному пункту?
— Да, ваша честь!
— Думаю, — сказал судья Маркхэм, — что суд может разрешить вам допрашивать свидетеля о том, где он находился, что делал, что видел и, в общем, что слышал, не уточняя то, что кто-то другой говорил в его присутствии. Считаю, что это может завести нас слишком далеко, особенно если касается фактов, не имеющих существенного значения и не связанных напрямую с делом обвиняемого.
— Очень хорошо, ваша честь!
На мгновение наступила тишина.
— Продолжайте, — распорядился судья Маркхэм, обращаясь к Мейсону.
— Где вы находились во время телефонного разговора? — спросил Мейсон.
— На улице напротив дома миссис Дорис Салли Кент.
— Вы лично знакомы с ней?
— Да.
— Она сама ответила на звонок?
— Возражаю, — вмешался Бюргер, — на том же основании, что и раньше. Защитник не вправе доказывать факты, не имеющие к делу прямого отношения, подвергая перекрестному допросу моего свидетеля.
— Вправе, если свидетель коснулся этих фактов тогда, когда отвечал на ваши вопросы.
— Считаю, что следует отклонить возражения обвинения, — заметил судья Маркхэм, — думаю, не помешает убедиться в достоверности показаний о том, что свидетель во время убийства действительно находился в Санта-Барбаре. Однако я не допущу, чтобы в качестве такого доказательства использовалось содержание подслушанного чужого разговора. Разрешаю защите получить ответ на вопрос, так как считаю, что это имеет отношение к делу.
— Итак, она отвечала по телефону?
— Да.
— Вы видели ее отчетливо?
— Да.
— Между прочим, вы знаете… — Мейсон оборвал фразу на середине, когда, развернувшись на своем вращающемся стуле, взглянул в переполненный зал. Внезапно он оказался на ногах. — Ваша честь, — обратился он к судье, — я только что заметил в зале суда миссис Дорис Салли Кент, понимаю, что вначале ей была вручена повестка как свидетелю со стороны обвинения, но ввиду того, что ею были предприняты действия, направленные на то, чтобы отменить через суд решение о разводе, возник вопрос — правомерно ли использовать ее показания против обвиняемого в этом процессе. Однако совсем недавно, в ходе обсуждения, с ней было достигнуто соглашение, где были оговорены условия, на которых она согласилась признать действительным окончательное решение о расторжении брака между нею и Питером Кентом. Исходя из этого и пользуясь случаем, что миссис Кент сейчас находится в зале, я хотел бы использовать ее как свидетеля со стороны защиты. Могу я просить суд дать указание миссис Кент не покидать здания суда, пока я не смогу вручить ей повестку?
Судья Маркхэм, нахмурившись, произнес:
— Миссис Дорис Салли Кент, встаньте, пожалуйста! Поднялась молодая белокурая женщина. Все головы повернулись в ее сторону.
— Вы не должны покидать зал суда, — приказал судья, — пока защитник не получит возможность вручить вам повестку, а чтобы ускорить этот процесс, суд удаляется на десять минут, в течение которых миссис Кент, как я еще раз предупреждаю, должна находиться на месте. Во время отсутствия суда, напоминаю присяжным, они не должны обсуждать между собой или с кем бы то ни было любые аспекты этого дела и ни в какой форме не высказывать своего мнения относительно виновности или невиновности обвиняемого до тех пор, пока суд не предоставит им это право. Суд удаляется на десять минут.
Судья Маркхэм отправился в отведенное для него помещение. Зал тут же зашумел и заволновался. Мейсон, подойдя к столу секретаря суда, заполнил повестку и передал судебному приставу с наказом вручить ее миссис Кент. Затем небрежной походкой направился к двери, ведущей в помещение, куда удалился судья. К нему присоединился Гамильтон Бюргер, который натянуто предложил:
— Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы посетим судью Маркхэма вместе.
— Да, не сомневаюсь, — с иронией согласился Мейсон.
На пару они вошли в апартаменты судьи. Тот сидел за столом, заваленным книгами по юриспруденции, и взглянул на них поверх свода законов, который просматривал, с видом человека, которого оторвали от важного занятия.
— Я не хотел делать подобного заявления перед присяжными, судья Маркхэм, — сказал холодно официальным тоном Бюргер, — но считаю, что суд должен осудить поведение мистера Мейсона.
— Мое поведение? — спросил Мейсон.
— Да.
— В какой части?
— В части того, что вы преднамеренно занимались подделкой вещественных доказательств, — я имею в виду, достали такой же нож и тайком подложили его в ящик буфета, — чтобы усложнить и запутать расследование убийства.
— Но я достал похожий нож не с этой целью, — возразил Мейсон. Судья Маркхэм нахмурился, на его лице читалось сожаление.
— Боюсь, защитник… — начал было он, но что-то в лице Мейсона заставило его оборвать фразу.
Бюргер с жаром обрушился на адвоката:
— Вам от этого не отвертеться, Мейсон. Эдна Хаммер показала под присягой, что ваши намерения были доподлинно такими.
— Но она ничего не знала о моих намерениях, — уточнил Мейсон, — она не умеет читать чужие мысли и не эксперт по телепатии.
— Но она дала показания о том, что вы рассказали ей о своих намерениях.
— О да, — согласился Мейсон, — это я ей говорил.
— И как я сейчас понимаю, — спросил судья Маркхэм, — теперь вы собираетесь заявить, что намеренно ее обманули?
— А то как же, — ответил Мейсон.
— Во имя дьявола, куда вы клоните? — потребовал объяснений Бюргер.
Мейсон приступил к рассказу:
— О, я предполагал, что она, возможно, подвержена лунатизму. Видите ли, Бюргер, ключ от ящика буфета был только у нее — и, однако, нож исчез. Конечно, не исключалась вероятность, что Кент отмычкой открыл замок или у него был дубликат ключа, вот поэтому, пока Кент был в тюрьме, я решил организовать еще один тест. Моя теория зиждилась на том, что Эдна Хаммер и сама лунатичка, что она беспокоилась о своем дяде и отправилась спать с мыслью об этом разделочном ноже, накрепко засевшей у нее в мозгу. Мой опыт общения с ней, когда она прятала чашку в нишу под крышкой кофейного столика, убедил меня, что она и раньше прятала в нише различные вещи и пользовалась ею как тайником. Поэтому вполне естественно выглядело то, что, беспокоясь во сне о ноже и решив, что ящик буфета не является достаточно надежным для него местом, она встала и, одетая только в ночную рубашку, отперла ящик буфета, достала нож, заперла ящик снова и спрятала нож в нише под крышкой кофейного столика. Я чувствовал, что единственный способ подтвердить мою догадку — это создать аналогичные обстоятельства, поэтому вручил ей другой разделочный нож и внушил, насколько важно положить и запереть его в ящике. В эту ночь светила полная луна, и она отправилась спать с мыслью о ноже. Привычка взяла свое. Когда я начну излагать свою версию, мистер Бюргер, я докажу, что нож, представленный суду как экспонат «А», был тем самым ножом, который я дал ей спрятать в ящике буфета и впоследствии обнаруженным одним из сыщиков Пола Дрейка в нише под крышкой кофейного столика.
— Уж не хотите ли вы заявить, что она убила Риза, — воскликнул Бюргер, — это же нелепо! Это явный абсурд!
Мейсон рассматривал кончик своей сигареты.
— Нет, — возразил он, — не думаю, что сделаю такое заявление. Моя версия будет дорабатываться по мере судебного разбирательства, мистер Бюргер, но эта дискуссия возникла из-за предположения с вашей стороны, что суд должен вынести мне порицание и потребовать, как я могу догадаться, применения ко мне дисциплинарных мер со стороны коллегии адвокатов. Я всего-навсего упомянул про Эдну Хаммер в надежде объяснить вам, что просто проводил тест.
Мейсон повернулся и широкими шагами покинул комнату. Медленно судья Маркхэм закрыл свод законов, положил его на место среди других книг на своем столе, затем взглянул на лицо Бюргера и с трудом сдержал улыбку.
— Я, — произнес окружной прокурор, замолк и затем добавил: — Черт меня побери! — И, повернувшись, в свою очередь покинул комнату.
Судья Маркхэм, оглядывая зал суда, спросил:
— Вы уже вручили повестку, мистер Мейсон?
— Вручил.
— Как полагаю, перед перерывом перекрестному допросу подвергался мистер Харрис?
— Совершенно верно!
— Мистер Харрис, пройдите вперед!
Ответа не последовало. Бюргер, вытягивая шею, предположил:
— Возможно, он вышел на момент.
— У меня есть еще один вопрос, который я хотел бы задать мистеру Мэддоксу, — сказал Мейсон. — Может, мы заполним вынужденную паузу, вызвав мистера Мэддокса, конечно, если суд разрешит мне возобновить перекрестный допрос ради одного единственного вопроса свидетелю.
— Есть возражения? — спросил судья Маркхэм у Гамильтона Бюргера.
— Могу добавить для того, чтобы сделать господина прокурора более сговорчивым, — заявил Мейсон, — что этот вопрос возник в связи с непредвиденным обстоятельством, связанным с тем, что миссис Дорис Салли Кент собирается выступить как свидетельница.
— Нет, — ответил судье окружной прокурор, — у меня нет возражений по поводу того, чтобы вновь вызвать этого свидетеля. Думаю, что и у меня есть вопрос, на который я был бы не прочь получить ответ.
— Мистер Мэддокс, пожалуйста, пройдите для дачи показаний, — провозгласил судебный пристав.
И вновь не последовало ответного оживления с мест, отведенных для свидетелей.
— Есть другие свидетели, которых вы могли бы пока вызвать? — потребовал судья Маркхэм.
— Прошу прощения у суда, — ответил Мейсон, — я бы хотел покончить с перекрестным допросом мистера Харриса прежде, чем дело будет рассматриваться дальше. За единственным исключением — это задать всего один вопрос Мэддоксу.
— Хорошо! — согласился судья Маркхэм.
Последовало несколько секунд напряженной тишины, затем судья Маркхэм развернулся на своем вращающемся кресле.
— Суд объявляет короткий перерыв, пока судебный пристав найдет пропавших свидетелей, — распорядился он.
Мейсон повернулся к Питеру Кенту и, хлопнув ладонью по его колену, прошептал:
— Все хорошо, Питер! Через тридцать минут вы выйдете из здания суда свободным человеком.
Глава 22
— И нож, который я вручил вам, — тот самый, который представлен как доказательство защиты под названием экспонат «А»?
— Да, сэр, думаю, что тот самый.
Голос Эдны Хаммер звучал тихо и смущенно. В ее глазах читалась полная растерянность.
— И вы заперли нож, известный вам теперь как экспонат «А», в ящик буфета?
— Да.
— Но его там не оказалось, когда вы открыли ящик на следующее утро?
— Нет, сэр, не оказалось.
Мейсон спросил добродушно, как бы беседуя с ней:
— Таким образом вы узнали о том, что разгуливаете во сне по ночам вот уже недель шесть, а то и два месяца, Эдна?
За столом окружного прокурора возбужденно шептались, наспех устроив совещание. Вопрос Мейсона ускользнул от их ушей. Эдна Хаммер, чья мысль все еще находилась в оцепенелом состоянии, после дерзкого заявления Мейсона, где он так бесцеремонно раскрыл их заговор, оказалась застигнутой врасплох.
— Да, сэр, — подтвердила она машинально.
Только судья Маркхэм оказался тем, кто в полной мере уяснил всю важность заданного вопроса и полученного ответа. Он подался вперед, чтобы пристально взглянуть на свидетельницу, и спросил:
— Так каков был ваш ответ?
— Да, сэр, — сказала она и, затем внезапно спохватившись, залепетала: — О, я имела в виду не это… Я не…
— А что вы имели в виду, Эдна? — уточнил Мейсон.
— Что это? Что такое? — завопил Гамильтон Бюргер, вскакивая с места. — Возражаю. Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса!
— Вопрос, касающийся ее лунатизма, уже задан, и на него получен ответ, — заявил Мейсон. — Сейчас я предоставил ей возможность объяснить, что она имела в виду, отвечая на мой вопрос.
— А я возражаю.
— Очень хорошо, ваша честь, я снимаю последний вопрос. Достаточно и того, что она ответила на мой первый, — ответил Мейсон.
Бюргер с негодующим видом медленно опустился на стул. Мейсон спросил все тем же задушевным тоном:
— Вошло ли у вас в привычку время от времени использовать эту нишу под крышкой кофейного столика как тайник, где вы прятали некоторые вещи, Эдна?
— Да, сэр, вошло в привычку.
— Поэтому, когда вы заперли ящик буфета вечером тринадцатого и отправились спать с засевшей в голове мыслью, что ваш дядя, возможно, достает этот нож, когда разгуливает во сне, то когда и сами подверглись воздействию лунатизма, подсознательно не веря, что замок на ящике — надежная гарантия того, что нож не попадет в руки дяди, то взяли нож из ящика и спрятали его в нише под крышкой кофейного столика, причем ровно в пятнадцать минут первого ночи, не так ли?
— Возражаю! — воскликнул Бюргер. — Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса. Носит предположительный характер. Задан не по существу. Не имеет под собой никакого основания.
— Напротив, вопрос глубоко обоснован, — заверил Мейсон суд. — Свидетельница показала, что заперла ящик буфета, показала, что видела нож утром тринадцатого, как и то, что в следующий раз увидела этот нож утром четырнадцатого. Я вправе допросить ее, чтобы доказать, что она, возможно, видела этот нож еще раньше утром четырнадцатого, а именно тогда, когда доставала его из ящика.
— Но, — возразил Бюргер, — если она сделала это в состоянии лунатизма, то как она может знать о том, что вытащила нож из ящика?
— В этом случае, — ответил Мейсон, — ей достаточно будет сказать: не знаю.
Судья Маркхэм кивнул:
— Возражение обвинения не принимается. Эдна Хаммер ответила чуть не плача:
— Я не знаю.
Мейсон сделал жест, как бы подводя чету.
— У меня все, — заявил он.
Гамильтон Бюргер обменялся взглядом с молодым Блэйном, затем они вновь вполголоса возобновили консультацию.
— Еще вопросы будут? — спросил у них судья Маркхэм.
— Прошу прощения, если мы попросим у высокого суда предоставить нам еще две-три минуты на размышление, — ответил Бюргер, — так как дело в целом приобрело неожиданный оборот.
Блэйн что-то неистово ему зашептал, но Бюргер медленно покачал головой, затем спустя момент сказал:
— Хорошо, воспользуюсь предоставленным нам правом и задам мисс Хаммер несколько вопросов. Как я понял, вы признались, что подвержены лунатизму, мисс Хаммер?
— Да, призналась.
— Когда вы впервые узнали о том, что разгуливаете во сне?
— Недель шесть назад, а может, и два месяца. А возможно, и немного раньше.
— А как вы это обнаружили?
— Я беспокоилась о некоторых важных бумагах дяди Питера. Он оставил их на письменном столе в гостиной. Я сказала ему, что не думаю, что это для них подходящее место, но он ответил, что все нормально и их там никто не тронет. Я отправилась спать, глубоко обеспокоенная этим, и утром, когда встала, бумаги оказались у меня под подушкой.
Бюргер повернулся к Блэйну, словно говоря всем своим видом: ну что, разве я не прав? Тот поежился, явно испытывая смущение, и шепотом сказал Бюргеру еще что-то. Бюргер вновь обернулся к Эдне:
— Почему вы не сказали нам об этом?
— Меня никто не спрашивал.
— И именно тогда достали эту книгу о лунатизме?
— Выписала ее, да, тогда.
— Почему?
— Потому что хотела изучить ее и выяснить, смогу ли я сама излечиться, а также убедиться — наследственное это у меня или нет. Иными словами, тяготеет ли надо мной проклятие предков.
— А сами между тем продолжали разгуливать по ночам во сне?
— Да.
Бюргер со свирепым видом повернулся к Блэйну. Мейсон, глядя через пространство, разделяющее столы защиты и обвинения, ухмыльнулся, когда оба юриста шепотом вступили между собой в горячий спор. Доносившиеся до него свистящие и шипящие звуки не давали возможности разобрать, о чем шла речь, но были достаточно громкими, чтобы судить о том, что Бюргер раздражен до предела.
— У нас все! — скорее огрызнулся он, чем объявил, невзирая на все возражения, нашептываемые Блэйном.
— У вас не возникло в связи с вопросами обвинения желания продолжить допрос свидетельницы? — спросил у Мейсона судья Маркхэм.
Мейсон покачал головой:
— Нет, ваша честь, я вполне удовлетворен показаниями свидетельницы в той форме, как она их изложила.
— На этом все, мисс Хаммер, — объявил судья. — Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Бюргер.
— Вызывается Джеральд Харрис.
Тот взглянул сочувствующим взглядом на Эдну Хаммер, когда вышел для дачи показаний. Она ответила ему вымученной улыбкой. После того как Харриса привели к присяге, Бюргер, оставив без внимания предупреждающий шепот Блэйна, приступил к допросу:
— Вас зовут Джеральд Харрис?
— Да.
— Вы знакомы с обвиняемым Питером Кентом?
— Да, знаком.
— Вы находились в его доме вечером тринадцатого?
— Да.
— Я показываю вам нож, мистер Харрис, который представлен суду как доказательство номер два, и спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?
— Видел, в особых случаях.
— Где?
— Когда был гостем в доме мистера Кента. Этим ножом Кент разделывал индюшку и цыплят. Полагаю, что это самый маленький нож из набора, который использовался для разделки мяса.
— Вы знаете, где его хранили?
— Знаю.
— Где?
— Во встроенном буфете в столовой.
— А знаете точно, где именно в буфете?
— Да, сэр, в верхнем ящике. Там еще для него имеется специальное, отделанное бархатом, место.
— У вас была возможность заглянуть в этот ящик вечером тринадцатого числа этого месяца?
— Да, была.
— В какое это было время?
— Приблизительно в половине десятого.
— А что вам в этом ящике понадобилось?
— Некоторые приспособления, необходимые для приготовления коктейлей.
— Был ли нож в ящике в это время?
— Нет, не был.
— Вы уверены в этом?
— Да, уверен!
— На этом ящике был замок?
— Да, был.
— Был ли ящик заперт или открыт в то время, когда вы в него заглянули?
— Нет, не заперт.
— Где вы были в то время, когда было совершено преступление?
— В Санта-Барбаре.
— Кто послал вас туда?
— Питер Кент.
— С чьей подачи?
— По предложению Перри Мейсона.
— Знаете ли вы, подходил ли к ящику мистер Каултер, дворецкий, в этот вечер?
— В одном случае, да, знаю, он подходил.
— Было ли это до того, когда вы заметили, что разделочного ножа в ящике нет?
Харрис немного помешкал и заявил:
— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
— Оставьте при себе свои предпочтения. Вы свидетель и принесли присягу. Отвечайте на вопрос!
Харрис приглушенно ответил:
— До того.
— Отвечайте так, — потребовал Бюргер, — чтобы присяжные слышали вас. Что вы сказали?
— Сказал, что это было до того.
— Откуда вам это известно?
— Я видел мистера Каултера возле буфета.
— Что он делал?
— Выдвигал ящик. Не знаю, убирал он туда что-либо или доставал оттуда. Он задвинул ящик и ушел.
— Задолго ли это было до того, как вы сами выдвинули ящик?
— Приблизительно минут за пять.
Бюргер торжествующе кивнул Перри Мейсону.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — объявил он. Мейсон поинтересовался почти небрежно:
— Между прочим, вы втайне от всех женились на Эдне Хаммер, свидетельнице, которая только что давала здесь показания, это верно?
Присутствующие в зале суда, которые вот уже несколько минут затихли в напряжении, зашевелились, вытягивая шеи и подаваясь вперед, чтобы уловить ответ Харриса. Харрис смутился на мгновение, затем подтвердил:
— Да, женился.
— Когда вы поженились?
— Десятого числа последнего месяца.
— Где?
— В Юме, штат Аризона.
— Женитьба держалась от всех в секрете?
— Да, сэр!
— После этой свадьбы Эдна Хаммер установила пружинный замок на дверь своей спальни, не так ли?
— Так, сэр.
— У вас, — спросил Мейсон, — был ключ от этой двери?
Харрис смутился. Бюргер вскочил и заявил:
— Ваша честь, я возражаю. Вопрос не имеет ничего общего с перекрестным допросом.
— Я снимаю свой вопрос, — ответил Мейсон, — оставляя за собой право задать его в дальнейшем, когда смогу обосновать.
Бюргер медленно занял свое место, весь вид его говорил о готовности в любой момент вновь вскочить на ноги. Мейсон развалился на стуле, положив ногу на ногу, и казался в высшей степени довольным собой.
— Итак, в ночь убийства вы отправились в Санта-Барбару? — спросил он.
— Да, сэр.
— Это было по моему предложению?
— Да, по вашему.
— Кто отправился вместе с вами?
— Мисс Уорингтон, секретарша Кента.
— А кто еще?
— Больше никого, сэр.
— Вы утверждаете это?
— Да, сэр.
— Вы, как полагаю, находились вблизи резиденции миссис Дорис Салли Кент?
Бюргер заявил:
— Один момент! Ваша честь, я считаю вопрос неправильно сформулированным, не по существу и не соответствующим процедуре перекрестного допроса. Какое имеет значение, куда поехал и чем занимался свидетель, пока был в Санта-Барбаре.
Мейсон улыбнулся и ответил:
— Прокурор сам затронул эту тему, ваша честь. В попытках доказать присяжным, что я причастен к событиям, связанным с убийством, и что отправил этого свидетеля в Санта-Барбару, он задал вопрос, где тот был во время совершения преступления. Следовательно, я вправе допытываться до самых существенных, пусть даже сокровенных деталей, чтобы внести ясность в ту часть показаний, которая связана со мной!
Судья Маркхэм хотел было что-то сказать, но сдержался и заявил:
— Возражение обвинения отклоняется.
— Ответьте на вопрос, мистер Харрис. Ездили ли вы к дому миссис Дорис Салли Кент?
— Да, ездил.
— Что вы сделали по прибытии в Санта-Барбару?
— Отправился к дому миссис Кент. Некий мистер Джексон из офиса мистера Мейсона наблюдал за домом. Он предложил оставаться на посту до двух часов ночи, но я знал, что ему предстоит работа утром в суде, поэтому сказал, чтобы он отвез мисс Уорингтон в отель, а я останусь наблюдать за домом. Он и мисс Уорингтон уехали в автомобиле мистера Джексона, а я поставил машину там, откуда мог следить за домом, и оставался, пока меня не сменил частный детектив в восемь или девять часов утра.
— Находились ли вы напротив резиденции миссис Кент в три часа утра?
— Да, сэр.
— Что произошло в это время?
— Зазвонил телефон у миссис Кент.
— Вам было слышно, о чем она говорила по телефону?
— Да.
— О чем был разговор?
— Ваша честь, — запротестовал Гамильтон Бюргер, — не вызывает сомнения цель задаваемых защитой вопросов. Этот свидетель настроен враждебно к обвинению и дружески к защите, как это явствует из его ответа на один важный вопрос, заданный мною. Сейчас под маской перекрестного допроса с помощью наводящих вопросов в пользу обвиняемого защита пытается установить то, что нельзя доказать, используя принятую процедуру допроса.
— Но, ваша честь, — уточнил Мейсон, — господин прокурор сам спросил этого свидетеля, где тот находился во время убийства, и…
— И вы желаете в ходе перекрестного допроса добиться от него исчерпывающих показаний по этому весьма важному пункту?
— Да, ваша честь!
— Думаю, — сказал судья Маркхэм, — что суд может разрешить вам допрашивать свидетеля о том, где он находился, что делал, что видел и, в общем, что слышал, не уточняя то, что кто-то другой говорил в его присутствии. Считаю, что это может завести нас слишком далеко, особенно если касается фактов, не имеющих существенного значения и не связанных напрямую с делом обвиняемого.
— Очень хорошо, ваша честь!
На мгновение наступила тишина.
— Продолжайте, — распорядился судья Маркхэм, обращаясь к Мейсону.
— Где вы находились во время телефонного разговора? — спросил Мейсон.
— На улице напротив дома миссис Дорис Салли Кент.
— Вы лично знакомы с ней?
— Да.
— Она сама ответила на звонок?
— Возражаю, — вмешался Бюргер, — на том же основании, что и раньше. Защитник не вправе доказывать факты, не имеющие к делу прямого отношения, подвергая перекрестному допросу моего свидетеля.
— Вправе, если свидетель коснулся этих фактов тогда, когда отвечал на ваши вопросы.
— Считаю, что следует отклонить возражения обвинения, — заметил судья Маркхэм, — думаю, не помешает убедиться в достоверности показаний о том, что свидетель во время убийства действительно находился в Санта-Барбаре. Однако я не допущу, чтобы в качестве такого доказательства использовалось содержание подслушанного чужого разговора. Разрешаю защите получить ответ на вопрос, так как считаю, что это имеет отношение к делу.
— Итак, она отвечала по телефону?
— Да.
— Вы видели ее отчетливо?
— Да.
— Между прочим, вы знаете… — Мейсон оборвал фразу на середине, когда, развернувшись на своем вращающемся стуле, взглянул в переполненный зал. Внезапно он оказался на ногах. — Ваша честь, — обратился он к судье, — я только что заметил в зале суда миссис Дорис Салли Кент, понимаю, что вначале ей была вручена повестка как свидетелю со стороны обвинения, но ввиду того, что ею были предприняты действия, направленные на то, чтобы отменить через суд решение о разводе, возник вопрос — правомерно ли использовать ее показания против обвиняемого в этом процессе. Однако совсем недавно, в ходе обсуждения, с ней было достигнуто соглашение, где были оговорены условия, на которых она согласилась признать действительным окончательное решение о расторжении брака между нею и Питером Кентом. Исходя из этого и пользуясь случаем, что миссис Кент сейчас находится в зале, я хотел бы использовать ее как свидетеля со стороны защиты. Могу я просить суд дать указание миссис Кент не покидать здания суда, пока я не смогу вручить ей повестку?
Судья Маркхэм, нахмурившись, произнес:
— Миссис Дорис Салли Кент, встаньте, пожалуйста! Поднялась молодая белокурая женщина. Все головы повернулись в ее сторону.
— Вы не должны покидать зал суда, — приказал судья, — пока защитник не получит возможность вручить вам повестку, а чтобы ускорить этот процесс, суд удаляется на десять минут, в течение которых миссис Кент, как я еще раз предупреждаю, должна находиться на месте. Во время отсутствия суда, напоминаю присяжным, они не должны обсуждать между собой или с кем бы то ни было любые аспекты этого дела и ни в какой форме не высказывать своего мнения относительно виновности или невиновности обвиняемого до тех пор, пока суд не предоставит им это право. Суд удаляется на десять минут.
Судья Маркхэм отправился в отведенное для него помещение. Зал тут же зашумел и заволновался. Мейсон, подойдя к столу секретаря суда, заполнил повестку и передал судебному приставу с наказом вручить ее миссис Кент. Затем небрежной походкой направился к двери, ведущей в помещение, куда удалился судья. К нему присоединился Гамильтон Бюргер, который натянуто предложил:
— Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы посетим судью Маркхэма вместе.
— Да, не сомневаюсь, — с иронией согласился Мейсон.
На пару они вошли в апартаменты судьи. Тот сидел за столом, заваленным книгами по юриспруденции, и взглянул на них поверх свода законов, который просматривал, с видом человека, которого оторвали от важного занятия.
— Я не хотел делать подобного заявления перед присяжными, судья Маркхэм, — сказал холодно официальным тоном Бюргер, — но считаю, что суд должен осудить поведение мистера Мейсона.
— Мое поведение? — спросил Мейсон.
— Да.
— В какой части?
— В части того, что вы преднамеренно занимались подделкой вещественных доказательств, — я имею в виду, достали такой же нож и тайком подложили его в ящик буфета, — чтобы усложнить и запутать расследование убийства.
— Но я достал похожий нож не с этой целью, — возразил Мейсон. Судья Маркхэм нахмурился, на его лице читалось сожаление.
— Боюсь, защитник… — начал было он, но что-то в лице Мейсона заставило его оборвать фразу.
Бюргер с жаром обрушился на адвоката:
— Вам от этого не отвертеться, Мейсон. Эдна Хаммер показала под присягой, что ваши намерения были доподлинно такими.
— Но она ничего не знала о моих намерениях, — уточнил Мейсон, — она не умеет читать чужие мысли и не эксперт по телепатии.
— Но она дала показания о том, что вы рассказали ей о своих намерениях.
— О да, — согласился Мейсон, — это я ей говорил.
— И как я сейчас понимаю, — спросил судья Маркхэм, — теперь вы собираетесь заявить, что намеренно ее обманули?
— А то как же, — ответил Мейсон.
— Во имя дьявола, куда вы клоните? — потребовал объяснений Бюргер.
Мейсон приступил к рассказу:
— О, я предполагал, что она, возможно, подвержена лунатизму. Видите ли, Бюргер, ключ от ящика буфета был только у нее — и, однако, нож исчез. Конечно, не исключалась вероятность, что Кент отмычкой открыл замок или у него был дубликат ключа, вот поэтому, пока Кент был в тюрьме, я решил организовать еще один тест. Моя теория зиждилась на том, что Эдна Хаммер и сама лунатичка, что она беспокоилась о своем дяде и отправилась спать с мыслью об этом разделочном ноже, накрепко засевшей у нее в мозгу. Мой опыт общения с ней, когда она прятала чашку в нишу под крышкой кофейного столика, убедил меня, что она и раньше прятала в нише различные вещи и пользовалась ею как тайником. Поэтому вполне естественно выглядело то, что, беспокоясь во сне о ноже и решив, что ящик буфета не является достаточно надежным для него местом, она встала и, одетая только в ночную рубашку, отперла ящик буфета, достала нож, заперла ящик снова и спрятала нож в нише под крышкой кофейного столика. Я чувствовал, что единственный способ подтвердить мою догадку — это создать аналогичные обстоятельства, поэтому вручил ей другой разделочный нож и внушил, насколько важно положить и запереть его в ящике. В эту ночь светила полная луна, и она отправилась спать с мыслью о ноже. Привычка взяла свое. Когда я начну излагать свою версию, мистер Бюргер, я докажу, что нож, представленный суду как экспонат «А», был тем самым ножом, который я дал ей спрятать в ящике буфета и впоследствии обнаруженным одним из сыщиков Пола Дрейка в нише под крышкой кофейного столика.
— Уж не хотите ли вы заявить, что она убила Риза, — воскликнул Бюргер, — это же нелепо! Это явный абсурд!
Мейсон рассматривал кончик своей сигареты.
— Нет, — возразил он, — не думаю, что сделаю такое заявление. Моя версия будет дорабатываться по мере судебного разбирательства, мистер Бюргер, но эта дискуссия возникла из-за предположения с вашей стороны, что суд должен вынести мне порицание и потребовать, как я могу догадаться, применения ко мне дисциплинарных мер со стороны коллегии адвокатов. Я всего-навсего упомянул про Эдну Хаммер в надежде объяснить вам, что просто проводил тест.
Мейсон повернулся и широкими шагами покинул комнату. Медленно судья Маркхэм закрыл свод законов, положил его на место среди других книг на своем столе, затем взглянул на лицо Бюргера и с трудом сдержал улыбку.
— Я, — произнес окружной прокурор, замолк и затем добавил: — Черт меня побери! — И, повернувшись, в свою очередь покинул комнату.
Судья Маркхэм, оглядывая зал суда, спросил:
— Вы уже вручили повестку, мистер Мейсон?
— Вручил.
— Как полагаю, перед перерывом перекрестному допросу подвергался мистер Харрис?
— Совершенно верно!
— Мистер Харрис, пройдите вперед!
Ответа не последовало. Бюргер, вытягивая шею, предположил:
— Возможно, он вышел на момент.
— У меня есть еще один вопрос, который я хотел бы задать мистеру Мэддоксу, — сказал Мейсон. — Может, мы заполним вынужденную паузу, вызвав мистера Мэддокса, конечно, если суд разрешит мне возобновить перекрестный допрос ради одного единственного вопроса свидетелю.
— Есть возражения? — спросил судья Маркхэм у Гамильтона Бюргера.
— Могу добавить для того, чтобы сделать господина прокурора более сговорчивым, — заявил Мейсон, — что этот вопрос возник в связи с непредвиденным обстоятельством, связанным с тем, что миссис Дорис Салли Кент собирается выступить как свидетельница.
— Нет, — ответил судье окружной прокурор, — у меня нет возражений по поводу того, чтобы вновь вызвать этого свидетеля. Думаю, что и у меня есть вопрос, на который я был бы не прочь получить ответ.
— Мистер Мэддокс, пожалуйста, пройдите для дачи показаний, — провозгласил судебный пристав.
И вновь не последовало ответного оживления с мест, отведенных для свидетелей.
— Есть другие свидетели, которых вы могли бы пока вызвать? — потребовал судья Маркхэм.
— Прошу прощения у суда, — ответил Мейсон, — я бы хотел покончить с перекрестным допросом мистера Харриса прежде, чем дело будет рассматриваться дальше. За единственным исключением — это задать всего один вопрос Мэддоксу.
— Хорошо! — согласился судья Маркхэм.
Последовало несколько секунд напряженной тишины, затем судья Маркхэм развернулся на своем вращающемся кресле.
— Суд объявляет короткий перерыв, пока судебный пристав найдет пропавших свидетелей, — распорядился он.
Мейсон повернулся к Питеру Кенту и, хлопнув ладонью по его колену, прошептал:
— Все хорошо, Питер! Через тридцать минут вы выйдете из здания суда свободным человеком.
Глава 22
Мейсон, войдя в офис, метнул шляпу на мраморный бюст Блэкстона. Шляпа точно попала в цель, развернулась и увенчала голову статуэтки самым лихим образом. Делла Стрит пыталась выглядеть невозмутимой, но ее глаза сияли, как звезды.
— Достигли голевой линии, шеф.
— Прямо между столбиками ворот.
— Когда же на вас нашло озарение? — спросила она.
— Будь я проклят, если знаю, — ответил он, усаживаясь на край стола и по-мальчишески улыбаясь. — Некоторые небольшие факты никак не укладывались в моем сознании. Какого дьявола Эдна Хаммер читает про лунатизм? Почему она установила замок на дверь? Почему фигура, которую Дункан видел пересекающей патио, остановилась у маленького кофейного столика и почему нож, который был заперт в ящике буфета, исчез? Почему Мэддокс звонил миссис Кент в три утра, раз он знал, что насчет совещания уже договорились? Я оставил без внимания многое из показаний Дункана, потому что пришел к выводу, что он из тех самодовольных эгоистов, которые могут дать ложные показания на полном серьезе. Дай ему только зацепку, а с остальными он справится и сам. Но он, несомненно, видел кого-то, разгуливающего в ночной рубашке. Когда он заявил, что надел очки, то лгал самым бессовестным образом. Очков на нем не было. Все, что он видел, это одетую в белое фигуру, которая разгуливала при лунном свете. Когда последующие события подсказали ему, что эта фигура, по всей вероятности, должна была быть Кентом, то он внушил себе, что видел именно Кента. И в дальнейшем все более и более утверждался в своем предположении. Но все это ни в коей мере не проливало свет на таинственный телефонный разговор. Мэддокс достаточно изворотлив, чтобы избежать прямых доказательств своей причастности к телефонному разговору, который организовал Дункан, когда звонил миссис Кент около одиннадцати вечера. Его ответы на суде не дали мне никакой зацепки, что он при этом присутствовал. Я намеревался, конечно, вытрясти информацию об этом предшествующем телефонном звонке у Дункана при перекрестном допросе, так как из заявления миссис Кент при последующем телефонном разговоре явствовало, что совещание уже организовано адвокатом Мэддокса, а следовательно, Дункан вошел с ней в контакт. Но Мэддокс наотрез отказался от того, что звонил ей в три утра. Я не думал, что он решился отрицать то, что могло быть проверено. Это заставило меня сосредоточиться на Харрисе, и в ту же минуту, как я занялся этим, понял, что попал на верный след. Он оказался единственным, кто все время подливал масла в огонь. Постоянно пытался держать Кента под подозрением. Когда ему стало ясно, какой великолепной защитой на суде для Кента окажется лунатизм, то постарался выбить скамейку из-под его ног, заявив, что ножа уже не было в ящике, когда Эдна запирала буфет. Он дал поймать себя и вручить себе повестку как свидетелю. Очевидно, анонимно позвонил кому-то в офис прокурора и сделал парочку прозрачных намеков, и вот сержант Голкомб узнал о том, что я собираюсь подменить нож. Когда я спросил Эдну, она сказала, что никому не говорила об этом, но позже призналась, что, должно быть, проболталась Харрису.
— Достигли голевой линии, шеф.
— Прямо между столбиками ворот.
— Когда же на вас нашло озарение? — спросила она.
— Будь я проклят, если знаю, — ответил он, усаживаясь на край стола и по-мальчишески улыбаясь. — Некоторые небольшие факты никак не укладывались в моем сознании. Какого дьявола Эдна Хаммер читает про лунатизм? Почему она установила замок на дверь? Почему фигура, которую Дункан видел пересекающей патио, остановилась у маленького кофейного столика и почему нож, который был заперт в ящике буфета, исчез? Почему Мэддокс звонил миссис Кент в три утра, раз он знал, что насчет совещания уже договорились? Я оставил без внимания многое из показаний Дункана, потому что пришел к выводу, что он из тех самодовольных эгоистов, которые могут дать ложные показания на полном серьезе. Дай ему только зацепку, а с остальными он справится и сам. Но он, несомненно, видел кого-то, разгуливающего в ночной рубашке. Когда он заявил, что надел очки, то лгал самым бессовестным образом. Очков на нем не было. Все, что он видел, это одетую в белое фигуру, которая разгуливала при лунном свете. Когда последующие события подсказали ему, что эта фигура, по всей вероятности, должна была быть Кентом, то он внушил себе, что видел именно Кента. И в дальнейшем все более и более утверждался в своем предположении. Но все это ни в коей мере не проливало свет на таинственный телефонный разговор. Мэддокс достаточно изворотлив, чтобы избежать прямых доказательств своей причастности к телефонному разговору, который организовал Дункан, когда звонил миссис Кент около одиннадцати вечера. Его ответы на суде не дали мне никакой зацепки, что он при этом присутствовал. Я намеревался, конечно, вытрясти информацию об этом предшествующем телефонном звонке у Дункана при перекрестном допросе, так как из заявления миссис Кент при последующем телефонном разговоре явствовало, что совещание уже организовано адвокатом Мэддокса, а следовательно, Дункан вошел с ней в контакт. Но Мэддокс наотрез отказался от того, что звонил ей в три утра. Я не думал, что он решился отрицать то, что могло быть проверено. Это заставило меня сосредоточиться на Харрисе, и в ту же минуту, как я занялся этим, понял, что попал на верный след. Он оказался единственным, кто все время подливал масла в огонь. Постоянно пытался держать Кента под подозрением. Когда ему стало ясно, какой великолепной защитой на суде для Кента окажется лунатизм, то постарался выбить скамейку из-под его ног, заявив, что ножа уже не было в ящике, когда Эдна запирала буфет. Он дал поймать себя и вручить себе повестку как свидетелю. Очевидно, анонимно позвонил кому-то в офис прокурора и сделал парочку прозрачных намеков, и вот сержант Голкомб узнал о том, что я собираюсь подменить нож. Когда я спросил Эдну, она сказала, что никому не говорила об этом, но позже призналась, что, должно быть, проболталась Харрису.