Эрл Стенли Гарднер
«Дело племянницы лунатика»
Глава 1
Перри Мейсон мерил шагами кабинет, заложив большие пальцы за отвороты жилета и наморщив лоб.
— Ты сказал, в два часа, Джексон? — спросил он у помощника.
— Да, сэр, и я предупредил ее, чтобы явилась вовремя. Мейсон сверился по своим наручным часам.
— Опаздывает на пятнадцать минут, — констатировал он с раздражением.
Делла Стрит, секретарша, оторвала глаза от страницы приходной книги и спросила:
— Почему бы не отказать ей в приеме?
— Потому что я хочу ее видеть, — ответил Мейсон, — адвокату приходится перелопатить ворох неинтересных дел об убийствах, чтобы наткнуться на что-то по-настоящему захватывающее. А это как раз тот самый случай, и я не хочу упустить его.
— Разве может убийство быть неинтересным? — удивился Джексон.
— Да, когда их столько пройдет через твои руки, — был ответ. — Покойники всегда скучны. Живые — другое дело.
Делла Стрит, заботливо наблюдая за Мейсоном, заметила:
— Это еще не дело об убийстве… насколько я понимаю.
— И тем не менее столь же захватывающее, — не сдавался ее босс. — Не люблю появляться на сцене тогда, когда и без меня уже все ясно. Моя стихия — мотивы и сильные чувства. Убийство — это ненависть, доведенная до крайности, так же как свадьба — это высшее проявление любви. В конечном итоге — ненависть более сильное чувство, чем любовь.
— И более восхитительное? — с иронией осведомилась она.
Не удостоив ее ответом, Мейсон вновь начал расхаживать по кабинету.
— Конечно, — заметил он вслух. — Главное — предотвратить убийство, если оно витает в воздухе, но всем своим нутром опытного адвоката по уголовным делам я чую, в какой удивительный процесс выльется дело, если лунатик, сам того не ведая, во сне действительно убьет человека. Ни тебе злого умысла, ни тебе тщательно разработанного плана!
— Но, — уточнил Джексон, — вам придется убедить жюри, что ваш клиент действовал не преднамеренно.
— А разве его племянница для этого не годится? — вопросом на вопрос ответил Мейсон, застыв как вкопанный и широко расставив ноги; он окинул помощника пристальным недоумевающим взглядом. — Разве она не может подтвердить, что ее дядя разгуливал во сне, брал нож для разделки мяса и уносил с собой в постель?
— Это-то подтвердить она может, — согласился помощник.
— А тебе мало?
— Ее показания могут не убедить жюри.
— Почему?
— Она несколько необычная.
— Хорошенькая?
— Да, плюс к тому восхитительная фигурка. Поверьте, она умеет подчеркнуть это одеждой.
— Возраст?
— То ли двадцать три, то ли двадцать четыре года.
— Порочная?
— Я бы сказал, да.
Мейсон вскинул руку в театральном жесте:
— Если хорошенькая двадцатитрехлетняя девушка с прелестной фигуркой, положив ногу на ногу, расположившись для дачи показаний на скамье для свидетелей, не сможет убедить присяжных, что ее дядя разгуливает во сне, тогда я не знаю нашу судейскую шатию и пора менять профессию. — Мейсон пожал плечами, как бы отгоняя эту мысль, повернулся к Делле Стрит и спросил: — Ну что там у нас еще в загашнике, Делла?
— Некий мистер Джонсон хочет, чтобы вы занялись делом Флетчера об убийстве.
Он отрицательно покачал головой:
— Дохлый номер! Это хладнокровное расчетливое убийство. Защита тут бессильна. Флетчера не отмазать.
— А мистер Джонсон утверждает, что можно сослаться на неписаные законы природы, состояние аффекта и…
— К дьяволу все это! Пусть даже его жена путалась с убитым. Флетчер и сам отчаянный бабник. Я натыкался на него в ночных клубах по меньшей мере полдюжины раз за прошлый год. С ним были женщины весьма вульгарного вида. Нарушение супружеской верности — отличный повод для развода и никуда не годное оправдание для убийства. Что там еще?
— Да есть кое-что! Некая Мирна Дюшен хочет, чтобы вы сделали что-нибудь с мужчиной, который, обручившись с ней, сбежал, прихватив все ее сбережения. Она теперь выяснила, что это своего рода рэкет. Этот проходимец зарабатывает этим деньги, он вытягивает их у обманутых женщин.
— Какую сумму он у нее вытянул?
— Пять тысяч долларов.
— Ей следует обратиться к окружному прокурору, а не ко мне.
— Окружной прокурор возбудит дело, — возразила Делла, — но это не вернет деньги Мирне Дюшен. Она думает, что вы в состоянии вытрясти их из него.
— Помнится, ты сказала, он унес ноги.
— Что да, то да, но она выследила, где он находится. Он зарегистрировался под именем Джорджа Причарда в отеле «Палас» и…
— А сама она местная? — прервал Деллу Мейсон.
— Нет. Приехала сюда из Рино в Неваде. Следом за ним… Мейсон в раздумье прищурился и сказал:
— Выслушай меня, Делла. Я не желаю брать никаких денег от мисс Дюшен, потому что здесь возможен только один образ действий и она может сделать намного больше любого адвоката. Передай ей мои наилучшие пожелания и совет: если он занимается этим постоянно, тогда ему придется потратить ее деньги на то, чтобы заарканить других богатых женщин. Эти пять тысяч уйдут, чтобы пустить им пыль в глаза. Скажи: пусть продолжает следить за ним и в тот момент, когда он запустит когти в состоятельную дамочку, предстанет перед ним и хорошенько тряхнет за грудки — тут ему и конец!
— Но это же шантаж, — заметила Делла.
— Ясное дело, шантаж, — согласился он.
— Ее ведь могут арестовать?
— Вот тогда я и буду защищать ее, причем бесплатно. Боже! Чего бы стоил этот мир, если бы обманутая женщина не могла немного пошантажировать! Так и передай ей…
Внезапно зазвонил телефон. Делла, сняв трубку, сказала:
— Алло! — Затем, прикрыв микрофон ладонью, обратилась к Мейсону: — Племянница лунатика в приемной.
— Попроси ее немного подождать: посидеть там минут пять в порядке наказания — это ей не повредит… Нет, не могу, самому не терпится… Проклятье! Пригласи ее! Джексон, можешь идти, ты же, Делла, ни с места!
Секретарша заявила ледяным тоном в трубку:
— Проводите мисс Хаммер, но скажите ей, что она опоздала на восемнадцать минут.
Джексон, держа под мышкой папку, бесшумно покинул кабинет. Через минуту дверь отворилась, и появилась молодая красивая блондинка в спортивном костюме из джерси, облегающем контуры ее фигуры подобно купальнику. Улыбнувшись Мейсону, она заговорила настолько быстро, что слова сыпались, как горох:
— Мне очень неприятно, что я опоздала.
И тут она заметила Деллу. Улыбка исчезла из ее глаз, хотя все еще кривила губы.
— Мисс Стрит, моя секретарша. И не смотрите так, это не поможет. Она будет делать заметки. Не сомневайтесь, она умеет держать язык за зубами. Итак, вы хотели поговорить со мной о своем дяде?
Девушка засмеялась:
— Из-за вас у меня перехватило дыхание, мистер Мейсон.
— Я этого не хотел. Оно вам понадобится для разговора. Садитесь и выкладывайте.
Она слегка склонила голову набок, окинула его оценивающим взглядом чуть прищуренных глаз и сказала:
— Вы Лев!
— Лев?
— Вы родились под знаком Льва, не так ли? Между двадцать четвертым июля и двадцать четвертым августа? Значит, относитесь к людям, отличающимся быстротой действий, постоянством и силой. Вами управляет Солнце. Вы лучше всего проявляете свои качества во время опасности и очень чувствительны к…
— Забудьте об этом, — прервал ее Мейсон, — не тратьте понапрасну время, сообщая о моих дефектах. На это уйдет весь вечер.
— Но это вовсе не дефекты. Лев — великолепный знак. Вы… Мейсон опустился во вращающееся кресло и вновь прервал ее:
— Вас зовут Эдна Хаммер? Сколько вам лет?
— Двадцать… три.
— Двадцать три или двадцать пять?
Она нахмурилась и ответила:
— Ну, если вы так любите точность, то двадцать четыре.
— Я во всем требую точности. Вы хотели увидеться со мной, чтобы поговорить о дяде.
— Да!
— Как его зовут?
— Питер Б. Кент.
— Сколько ему лет?
— Пятьдесят шесть.
— Вы живете с ним в одном доме?
— Да.
— Ваши родители умерли?
— Да. Он брат моей матери.
— И давно вы живете вместе с ним?
— Около трех лет.
— И вы беспокоитесь о дяде?
— Из-за его лунатизма — да.
Мейсон вынул сигарету из ящичка на столе, постучал ею о ноготь большого пальца и поднял глаза на Эдну Хаммер.
— Не хотите ли? — предложил он и, когда она отрицательно качнула головой, чиркнул спичкой снизу о крышку стола, после чего попросил: — Расскажите поподробней о своем дяде?
— Но я не знаю, с чего начать.
— Начните с самого начала. Когда он впервые начал разгуливать во сне?
— Год тому назад.
— Где?
— В Чикаго.
— А что произошло?
Она заерзала на стуле и ответила:
— Вы не даете мне собраться с мыслями. Я предпочитаю рассказывать так, как сочту нужным.
— Валяйте.
Она глубоко вздохнула и начала:
— Дядя Питер щедр, но эксцентричен.
— Продолжайте, — заметил Мейсон, — мне это ни о чем не говорит.
— Я хотела бы рассказать вам о его жене.
— Он женат?
— Да, на ведьме.
— Она живет с ним?
— Нет, оформляет развод. Только сейчас, похоже, передумала.
— Что вы имеете в виду?
— Она живет в Санта-Барбаре. За разводом обращалась после первого случая лунатизма. Заявила, что дядя Питер хотел убить ее. Сейчас старается отменить дело о разводе.
— Каким образом?
— Я не знаю — она такая хитрая. Охотится за алиментами, как собака за дичью.
— Похоже, вы ее не любите.
— Ненавижу. Ненавижу даже землю, по которой ступает ее нога.
— Откуда вы знаете, что она охотится за алиментами?
— Вся ее жизнь это доказывает. Она вышла замуж за человека по имени Салли и обобрала его до нитки. Когда он оказался не в состоянии выплачивать алименты и дела пришли в упадок, она пригрозила посадить его в тюрьму. Это всполошило кредиторов. Банк закрыл его счет.
— Вы хотите сказать, — спросил Мейсон, — что она сознательно убила курицу, которая несла золотые яйца?
— Она этого не хотела. Вы знаете, какими могут быть некоторые женщины? Они считают преступлением, если мужчина перестает их любить, и пытаются их за это карать с помощью закона.
— Что произошло, когда Салли разорился?
— Он покончил с собой. Затем она вышла замуж за дядю Питера и подала на развод.
— И на какие же алименты она претендует?
— Полторы тысячи в месяц.
— Ваш дядя богат?
— Да.
— Как долго она и ваш дядя жили вместе?
— Не больше года.
— И судья присудил ей полторы тысячи в месяц? — спросил Мейсон.
— Да, представьте себе. Она знает, как кого объехать. Поплакалась, что находится в безвыходном положении, ну, судьи легко проявляют щедрость, когда речь заходит о деньгах мужа.
— Как ее зовут?
— Дорис.
— Ваш дядя действительно пытался убить ее?
— Конечно нет. Это было проявление лунатизма. Он во сне подошел к буфету и взял нож для разделки мяса. Она бросилась в спальню, закрылась и позвонила в полицию. Когда полиция приехала, дядя Питер стоял в ночной рубашке и возился с дверной ручкой, а разделочный нож был у него в руке.
Мейсон слегка постучал кончиками пальцев по столу, выбив барабанную дробь.
— Так, — произнес он в раздумье. — Если дело дойдет до худшего, это будет выглядеть так, будто ваш дядя пытался убить свою жену, а она закрылась и вызвала полицию. Конечно, он будет утверждать, что делал это во сне, но судья вряд ли поверит ему.
Эдна Хаммер с вызовом вздернула подбородок:
— Ну, и что дальше?
— Ничего, — ответил Мейсон. — А что случилось после этого эпизода, связанного с лунатизмом?
— Его лечащий врач предписал ему полную перемену обстановки, поэтому дядя оставил все дела в руках партнера и вернулся в Калифорнию, где у него официальная резиденция.
— И продолжает разгуливать по ночам?
— Да. Я была обеспокоена за него и не спускала с дяди глаз, особенно в лунные ночи. Понимаете, разгуливание во сне связано с лунным светом. Лунатики проявляют наибольшую активность во время полнолуния.
— Вы читали специальную литературу?
— Да.
— И что же вы читали?
— Книгу доктора Седжера под названием «Прогулки во сне и лунатизм». Это перевод с немецкого.
— Когда вы ее читали?
— Эта книга принадлежит мне. Я читаю ее постоянно.
— Мне сдается, что ваш дядя не в курсе, что вновь гуляет по ночам?
— Совершенно верно! Понимаете, я закрыла его дверь на замок, но он как-то выбрался. Я прокралась к нему в комнату на следующее утро, чтобы убедиться, что все в порядке, и увидела, что у него из-под подушки торчит ручка ножа. Я унесла нож и ничего не сказала ему об этом.
— Когда вы вошли, дверь была не заперта?
— Ну да. Прежде я не задумывалась об этом, но, должно быть, она была открыта, потому что я вошла совершенно свободно. Я знала, что дядя в ванной.
— Так, ну и что дальше?
— А дальше дядя придет встретиться с вами.
— Это ваша идея? — спросил Мейсон.
— Да, вначале я хотела, чтобы вы устроили ему курс лечения без его ведома, но сегодня за ленчем я представила вещи так, будто ему необходимо проконсультироваться с вами. Он придет к вам вечером. Видите ли, он хочет жениться и…
— Хочет жениться?! — в изумлении воскликнул Мейсон.
— Да, на медсестре Люсилл Мейс. Мне она нравится. Она хорошо разбирается в нарушениях психики.
— Сколько ей лет?
— Тридцать четыре или тридцать пять.
— Откуда у вас такая уверенность, что она, в свою очередь, не охотится за алиментами?
— Она отказывается выйти замуж за дядю Питера, пока не подпишет контракт, в котором начисто откажется от всяких притязаний на алименты, а также от всех прав на наследование его собственности. Она говорит, что, если он захочет оставить ей что-нибудь по завещанию — это его дело, и он может дать ей денег по своему усмотрению, но это все, что она согласна взять.
— Вряд ли этот контракт получит одобрение у женщин, если получит огласку. Впрочем, они могут огласить сперва брачный контракт, а уже после свадьбы — имущественный. Думаете, ее намерения не изменятся после венчания?
— Не только думаю, но и уверена. Ей можно верить: Люсилл благородная натура. А что касается средств, то у нее есть немного своих денег, достаточно, чтобы прожить, и она заявляет, что в случае, если они с дядей не сойдутся характерами, она просто вернется к тому, от чего ушла.
— Ну и почему тогда ваш дядя медлит с женитьбой? Если она та самая женщина, за которую себя выдает, то ему достаточно пожить с ней, чтобы убедиться, так это или не так, пока согласившись на ее условия, а дальше…
Эдна улыбнулась и ответила:
— Дядя собирается записать на нее некоторую собственность сразу же после того, как контракты будут подписаны. Он просто позволяет ей тешить себя тем, что она отказывается от своих прав, но это только жест, который он допускает с ее стороны.
— Что же тогда его удерживает? Почему он не женится на ней?
— Ну, — ответила она, беспокойно поежившись под пристальным взглядом адвоката. — Потому что Дорис им этого не позволит.
— При чем здесь она?
— Она собирается причинить массу неприятностей. Видите ли, развод еще не окончательный, и она намерена утверждать, что дядя Питер лгал ей по поводу размеров своего состояния, и еще целую кучу всякой всячины. Кроме того, она собирается объявить его невменяемым с поползновениями на убийство, а также заявить о том, что он кого-нибудь убьет, если его не поместят в лечебницу. Короче, она добивается, чтобы ее назначили опекуном над его имуществом.
— И это именно то, что беспокоит сейчас вашего дядю?
— Не только это. Ему хватает и других неприятностей. Он может и сам рассказать о них. Мне же нужно ваше обещание, что вы проследите за тем, чтобы ему было обеспечено должное медицинское внимание и…
Назойливо зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку, послушала, прикрыла ладонью микрофон и произнесла:
— Он уже в приемной.
— Ты имеешь в виду ее дядю?
— Да. Питер Б. Кент.
Эдна Хаммер вскочила на ноги:
— Он не должен знать, что я была здесь. Если мы когда-либо еще встретимся, притворитесь, что незнакомы со мной.
— Сядьте! — приказал ей Мейсон. — Ваш дядя может и обождать, а вы…
— Нет-нет! Он не может ждать. Вы его не знаете. Вот увидите.
— Подождите минуту, — сказал Мейсон. — Есть ли кто-нибудь в доме, кого бы ваш дядя хотел убить?
В ее глазах мелькнуло отчаяние.
— Да, думаю, что да… Ох, не знаю! Не спрашивайте меня!
Она опрометью бросилась к двери. Делла Стрит посмотрела ей в след.
— Мистер Кент, — холодно объявила она, — только что оттолкнул преграждавшую ему путь девушку с коммутатора и находится на пути сюда.
Эдна Хаммер захлопнула за собой дверь, ведущую в коридор. Другая дверь из приемной широко распахнулась, чтобы впустить высокого худого мужчину. Протестующая молодая женщина вцепилась в полу его пальто и повторяла чуть не плача:
— Вам нельзя входить. Вы не имеете права врываться, вам нельзя!..
Жест Мейсона заставил ее умолкнуть.
— Все в порядке, мисс Смит, — произнес он. — Не мешайте мистеру Кенту.
Молодая женщина отпустила полу пальто. Высокий мужчина широкими шагами пересек кабинет, кивнул Мейсону, не удостоив при этом вниманием Деллу Стрит, и рухнул в кресло.
— Ты сказал, в два часа, Джексон? — спросил он у помощника.
— Да, сэр, и я предупредил ее, чтобы явилась вовремя. Мейсон сверился по своим наручным часам.
— Опаздывает на пятнадцать минут, — констатировал он с раздражением.
Делла Стрит, секретарша, оторвала глаза от страницы приходной книги и спросила:
— Почему бы не отказать ей в приеме?
— Потому что я хочу ее видеть, — ответил Мейсон, — адвокату приходится перелопатить ворох неинтересных дел об убийствах, чтобы наткнуться на что-то по-настоящему захватывающее. А это как раз тот самый случай, и я не хочу упустить его.
— Разве может убийство быть неинтересным? — удивился Джексон.
— Да, когда их столько пройдет через твои руки, — был ответ. — Покойники всегда скучны. Живые — другое дело.
Делла Стрит, заботливо наблюдая за Мейсоном, заметила:
— Это еще не дело об убийстве… насколько я понимаю.
— И тем не менее столь же захватывающее, — не сдавался ее босс. — Не люблю появляться на сцене тогда, когда и без меня уже все ясно. Моя стихия — мотивы и сильные чувства. Убийство — это ненависть, доведенная до крайности, так же как свадьба — это высшее проявление любви. В конечном итоге — ненависть более сильное чувство, чем любовь.
— И более восхитительное? — с иронией осведомилась она.
Не удостоив ее ответом, Мейсон вновь начал расхаживать по кабинету.
— Конечно, — заметил он вслух. — Главное — предотвратить убийство, если оно витает в воздухе, но всем своим нутром опытного адвоката по уголовным делам я чую, в какой удивительный процесс выльется дело, если лунатик, сам того не ведая, во сне действительно убьет человека. Ни тебе злого умысла, ни тебе тщательно разработанного плана!
— Но, — уточнил Джексон, — вам придется убедить жюри, что ваш клиент действовал не преднамеренно.
— А разве его племянница для этого не годится? — вопросом на вопрос ответил Мейсон, застыв как вкопанный и широко расставив ноги; он окинул помощника пристальным недоумевающим взглядом. — Разве она не может подтвердить, что ее дядя разгуливал во сне, брал нож для разделки мяса и уносил с собой в постель?
— Это-то подтвердить она может, — согласился помощник.
— А тебе мало?
— Ее показания могут не убедить жюри.
— Почему?
— Она несколько необычная.
— Хорошенькая?
— Да, плюс к тому восхитительная фигурка. Поверьте, она умеет подчеркнуть это одеждой.
— Возраст?
— То ли двадцать три, то ли двадцать четыре года.
— Порочная?
— Я бы сказал, да.
Мейсон вскинул руку в театральном жесте:
— Если хорошенькая двадцатитрехлетняя девушка с прелестной фигуркой, положив ногу на ногу, расположившись для дачи показаний на скамье для свидетелей, не сможет убедить присяжных, что ее дядя разгуливает во сне, тогда я не знаю нашу судейскую шатию и пора менять профессию. — Мейсон пожал плечами, как бы отгоняя эту мысль, повернулся к Делле Стрит и спросил: — Ну что там у нас еще в загашнике, Делла?
— Некий мистер Джонсон хочет, чтобы вы занялись делом Флетчера об убийстве.
Он отрицательно покачал головой:
— Дохлый номер! Это хладнокровное расчетливое убийство. Защита тут бессильна. Флетчера не отмазать.
— А мистер Джонсон утверждает, что можно сослаться на неписаные законы природы, состояние аффекта и…
— К дьяволу все это! Пусть даже его жена путалась с убитым. Флетчер и сам отчаянный бабник. Я натыкался на него в ночных клубах по меньшей мере полдюжины раз за прошлый год. С ним были женщины весьма вульгарного вида. Нарушение супружеской верности — отличный повод для развода и никуда не годное оправдание для убийства. Что там еще?
— Да есть кое-что! Некая Мирна Дюшен хочет, чтобы вы сделали что-нибудь с мужчиной, который, обручившись с ней, сбежал, прихватив все ее сбережения. Она теперь выяснила, что это своего рода рэкет. Этот проходимец зарабатывает этим деньги, он вытягивает их у обманутых женщин.
— Какую сумму он у нее вытянул?
— Пять тысяч долларов.
— Ей следует обратиться к окружному прокурору, а не ко мне.
— Окружной прокурор возбудит дело, — возразила Делла, — но это не вернет деньги Мирне Дюшен. Она думает, что вы в состоянии вытрясти их из него.
— Помнится, ты сказала, он унес ноги.
— Что да, то да, но она выследила, где он находится. Он зарегистрировался под именем Джорджа Причарда в отеле «Палас» и…
— А сама она местная? — прервал Деллу Мейсон.
— Нет. Приехала сюда из Рино в Неваде. Следом за ним… Мейсон в раздумье прищурился и сказал:
— Выслушай меня, Делла. Я не желаю брать никаких денег от мисс Дюшен, потому что здесь возможен только один образ действий и она может сделать намного больше любого адвоката. Передай ей мои наилучшие пожелания и совет: если он занимается этим постоянно, тогда ему придется потратить ее деньги на то, чтобы заарканить других богатых женщин. Эти пять тысяч уйдут, чтобы пустить им пыль в глаза. Скажи: пусть продолжает следить за ним и в тот момент, когда он запустит когти в состоятельную дамочку, предстанет перед ним и хорошенько тряхнет за грудки — тут ему и конец!
— Но это же шантаж, — заметила Делла.
— Ясное дело, шантаж, — согласился он.
— Ее ведь могут арестовать?
— Вот тогда я и буду защищать ее, причем бесплатно. Боже! Чего бы стоил этот мир, если бы обманутая женщина не могла немного пошантажировать! Так и передай ей…
Внезапно зазвонил телефон. Делла, сняв трубку, сказала:
— Алло! — Затем, прикрыв микрофон ладонью, обратилась к Мейсону: — Племянница лунатика в приемной.
— Попроси ее немного подождать: посидеть там минут пять в порядке наказания — это ей не повредит… Нет, не могу, самому не терпится… Проклятье! Пригласи ее! Джексон, можешь идти, ты же, Делла, ни с места!
Секретарша заявила ледяным тоном в трубку:
— Проводите мисс Хаммер, но скажите ей, что она опоздала на восемнадцать минут.
Джексон, держа под мышкой папку, бесшумно покинул кабинет. Через минуту дверь отворилась, и появилась молодая красивая блондинка в спортивном костюме из джерси, облегающем контуры ее фигуры подобно купальнику. Улыбнувшись Мейсону, она заговорила настолько быстро, что слова сыпались, как горох:
— Мне очень неприятно, что я опоздала.
И тут она заметила Деллу. Улыбка исчезла из ее глаз, хотя все еще кривила губы.
— Мисс Стрит, моя секретарша. И не смотрите так, это не поможет. Она будет делать заметки. Не сомневайтесь, она умеет держать язык за зубами. Итак, вы хотели поговорить со мной о своем дяде?
Девушка засмеялась:
— Из-за вас у меня перехватило дыхание, мистер Мейсон.
— Я этого не хотел. Оно вам понадобится для разговора. Садитесь и выкладывайте.
Она слегка склонила голову набок, окинула его оценивающим взглядом чуть прищуренных глаз и сказала:
— Вы Лев!
— Лев?
— Вы родились под знаком Льва, не так ли? Между двадцать четвертым июля и двадцать четвертым августа? Значит, относитесь к людям, отличающимся быстротой действий, постоянством и силой. Вами управляет Солнце. Вы лучше всего проявляете свои качества во время опасности и очень чувствительны к…
— Забудьте об этом, — прервал ее Мейсон, — не тратьте понапрасну время, сообщая о моих дефектах. На это уйдет весь вечер.
— Но это вовсе не дефекты. Лев — великолепный знак. Вы… Мейсон опустился во вращающееся кресло и вновь прервал ее:
— Вас зовут Эдна Хаммер? Сколько вам лет?
— Двадцать… три.
— Двадцать три или двадцать пять?
Она нахмурилась и ответила:
— Ну, если вы так любите точность, то двадцать четыре.
— Я во всем требую точности. Вы хотели увидеться со мной, чтобы поговорить о дяде.
— Да!
— Как его зовут?
— Питер Б. Кент.
— Сколько ему лет?
— Пятьдесят шесть.
— Вы живете с ним в одном доме?
— Да.
— Ваши родители умерли?
— Да. Он брат моей матери.
— И давно вы живете вместе с ним?
— Около трех лет.
— И вы беспокоитесь о дяде?
— Из-за его лунатизма — да.
Мейсон вынул сигарету из ящичка на столе, постучал ею о ноготь большого пальца и поднял глаза на Эдну Хаммер.
— Не хотите ли? — предложил он и, когда она отрицательно качнула головой, чиркнул спичкой снизу о крышку стола, после чего попросил: — Расскажите поподробней о своем дяде?
— Но я не знаю, с чего начать.
— Начните с самого начала. Когда он впервые начал разгуливать во сне?
— Год тому назад.
— Где?
— В Чикаго.
— А что произошло?
Она заерзала на стуле и ответила:
— Вы не даете мне собраться с мыслями. Я предпочитаю рассказывать так, как сочту нужным.
— Валяйте.
Она глубоко вздохнула и начала:
— Дядя Питер щедр, но эксцентричен.
— Продолжайте, — заметил Мейсон, — мне это ни о чем не говорит.
— Я хотела бы рассказать вам о его жене.
— Он женат?
— Да, на ведьме.
— Она живет с ним?
— Нет, оформляет развод. Только сейчас, похоже, передумала.
— Что вы имеете в виду?
— Она живет в Санта-Барбаре. За разводом обращалась после первого случая лунатизма. Заявила, что дядя Питер хотел убить ее. Сейчас старается отменить дело о разводе.
— Каким образом?
— Я не знаю — она такая хитрая. Охотится за алиментами, как собака за дичью.
— Похоже, вы ее не любите.
— Ненавижу. Ненавижу даже землю, по которой ступает ее нога.
— Откуда вы знаете, что она охотится за алиментами?
— Вся ее жизнь это доказывает. Она вышла замуж за человека по имени Салли и обобрала его до нитки. Когда он оказался не в состоянии выплачивать алименты и дела пришли в упадок, она пригрозила посадить его в тюрьму. Это всполошило кредиторов. Банк закрыл его счет.
— Вы хотите сказать, — спросил Мейсон, — что она сознательно убила курицу, которая несла золотые яйца?
— Она этого не хотела. Вы знаете, какими могут быть некоторые женщины? Они считают преступлением, если мужчина перестает их любить, и пытаются их за это карать с помощью закона.
— Что произошло, когда Салли разорился?
— Он покончил с собой. Затем она вышла замуж за дядю Питера и подала на развод.
— И на какие же алименты она претендует?
— Полторы тысячи в месяц.
— Ваш дядя богат?
— Да.
— Как долго она и ваш дядя жили вместе?
— Не больше года.
— И судья присудил ей полторы тысячи в месяц? — спросил Мейсон.
— Да, представьте себе. Она знает, как кого объехать. Поплакалась, что находится в безвыходном положении, ну, судьи легко проявляют щедрость, когда речь заходит о деньгах мужа.
— Как ее зовут?
— Дорис.
— Ваш дядя действительно пытался убить ее?
— Конечно нет. Это было проявление лунатизма. Он во сне подошел к буфету и взял нож для разделки мяса. Она бросилась в спальню, закрылась и позвонила в полицию. Когда полиция приехала, дядя Питер стоял в ночной рубашке и возился с дверной ручкой, а разделочный нож был у него в руке.
Мейсон слегка постучал кончиками пальцев по столу, выбив барабанную дробь.
— Так, — произнес он в раздумье. — Если дело дойдет до худшего, это будет выглядеть так, будто ваш дядя пытался убить свою жену, а она закрылась и вызвала полицию. Конечно, он будет утверждать, что делал это во сне, но судья вряд ли поверит ему.
Эдна Хаммер с вызовом вздернула подбородок:
— Ну, и что дальше?
— Ничего, — ответил Мейсон. — А что случилось после этого эпизода, связанного с лунатизмом?
— Его лечащий врач предписал ему полную перемену обстановки, поэтому дядя оставил все дела в руках партнера и вернулся в Калифорнию, где у него официальная резиденция.
— И продолжает разгуливать по ночам?
— Да. Я была обеспокоена за него и не спускала с дяди глаз, особенно в лунные ночи. Понимаете, разгуливание во сне связано с лунным светом. Лунатики проявляют наибольшую активность во время полнолуния.
— Вы читали специальную литературу?
— Да.
— И что же вы читали?
— Книгу доктора Седжера под названием «Прогулки во сне и лунатизм». Это перевод с немецкого.
— Когда вы ее читали?
— Эта книга принадлежит мне. Я читаю ее постоянно.
— Мне сдается, что ваш дядя не в курсе, что вновь гуляет по ночам?
— Совершенно верно! Понимаете, я закрыла его дверь на замок, но он как-то выбрался. Я прокралась к нему в комнату на следующее утро, чтобы убедиться, что все в порядке, и увидела, что у него из-под подушки торчит ручка ножа. Я унесла нож и ничего не сказала ему об этом.
— Когда вы вошли, дверь была не заперта?
— Ну да. Прежде я не задумывалась об этом, но, должно быть, она была открыта, потому что я вошла совершенно свободно. Я знала, что дядя в ванной.
— Так, ну и что дальше?
— А дальше дядя придет встретиться с вами.
— Это ваша идея? — спросил Мейсон.
— Да, вначале я хотела, чтобы вы устроили ему курс лечения без его ведома, но сегодня за ленчем я представила вещи так, будто ему необходимо проконсультироваться с вами. Он придет к вам вечером. Видите ли, он хочет жениться и…
— Хочет жениться?! — в изумлении воскликнул Мейсон.
— Да, на медсестре Люсилл Мейс. Мне она нравится. Она хорошо разбирается в нарушениях психики.
— Сколько ей лет?
— Тридцать четыре или тридцать пять.
— Откуда у вас такая уверенность, что она, в свою очередь, не охотится за алиментами?
— Она отказывается выйти замуж за дядю Питера, пока не подпишет контракт, в котором начисто откажется от всяких притязаний на алименты, а также от всех прав на наследование его собственности. Она говорит, что, если он захочет оставить ей что-нибудь по завещанию — это его дело, и он может дать ей денег по своему усмотрению, но это все, что она согласна взять.
— Вряд ли этот контракт получит одобрение у женщин, если получит огласку. Впрочем, они могут огласить сперва брачный контракт, а уже после свадьбы — имущественный. Думаете, ее намерения не изменятся после венчания?
— Не только думаю, но и уверена. Ей можно верить: Люсилл благородная натура. А что касается средств, то у нее есть немного своих денег, достаточно, чтобы прожить, и она заявляет, что в случае, если они с дядей не сойдутся характерами, она просто вернется к тому, от чего ушла.
— Ну и почему тогда ваш дядя медлит с женитьбой? Если она та самая женщина, за которую себя выдает, то ему достаточно пожить с ней, чтобы убедиться, так это или не так, пока согласившись на ее условия, а дальше…
Эдна улыбнулась и ответила:
— Дядя собирается записать на нее некоторую собственность сразу же после того, как контракты будут подписаны. Он просто позволяет ей тешить себя тем, что она отказывается от своих прав, но это только жест, который он допускает с ее стороны.
— Что же тогда его удерживает? Почему он не женится на ней?
— Ну, — ответила она, беспокойно поежившись под пристальным взглядом адвоката. — Потому что Дорис им этого не позволит.
— При чем здесь она?
— Она собирается причинить массу неприятностей. Видите ли, развод еще не окончательный, и она намерена утверждать, что дядя Питер лгал ей по поводу размеров своего состояния, и еще целую кучу всякой всячины. Кроме того, она собирается объявить его невменяемым с поползновениями на убийство, а также заявить о том, что он кого-нибудь убьет, если его не поместят в лечебницу. Короче, она добивается, чтобы ее назначили опекуном над его имуществом.
— И это именно то, что беспокоит сейчас вашего дядю?
— Не только это. Ему хватает и других неприятностей. Он может и сам рассказать о них. Мне же нужно ваше обещание, что вы проследите за тем, чтобы ему было обеспечено должное медицинское внимание и…
Назойливо зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку, послушала, прикрыла ладонью микрофон и произнесла:
— Он уже в приемной.
— Ты имеешь в виду ее дядю?
— Да. Питер Б. Кент.
Эдна Хаммер вскочила на ноги:
— Он не должен знать, что я была здесь. Если мы когда-либо еще встретимся, притворитесь, что незнакомы со мной.
— Сядьте! — приказал ей Мейсон. — Ваш дядя может и обождать, а вы…
— Нет-нет! Он не может ждать. Вы его не знаете. Вот увидите.
— Подождите минуту, — сказал Мейсон. — Есть ли кто-нибудь в доме, кого бы ваш дядя хотел убить?
В ее глазах мелькнуло отчаяние.
— Да, думаю, что да… Ох, не знаю! Не спрашивайте меня!
Она опрометью бросилась к двери. Делла Стрит посмотрела ей в след.
— Мистер Кент, — холодно объявила она, — только что оттолкнул преграждавшую ему путь девушку с коммутатора и находится на пути сюда.
Эдна Хаммер захлопнула за собой дверь, ведущую в коридор. Другая дверь из приемной широко распахнулась, чтобы впустить высокого худого мужчину. Протестующая молодая женщина вцепилась в полу его пальто и повторяла чуть не плача:
— Вам нельзя входить. Вы не имеете права врываться, вам нельзя!..
Жест Мейсона заставил ее умолкнуть.
— Все в порядке, мисс Смит, — произнес он. — Не мешайте мистеру Кенту.
Молодая женщина отпустила полу пальто. Высокий мужчина широкими шагами пересек кабинет, кивнул Мейсону, не удостоив при этом вниманием Деллу Стрит, и рухнул в кресло.
Глава 2
Питер Кент, выговаривая слова быстро и нервно, выпалил:
— Извините, что ворвался. Ничего не могу с этим поделать: проклятые нервы… не могу ждать. Когда я чего-то хочу, то я действительно этого хочу. Готов заплатить за причиненный ущерб… У меня возникло желание прийти и поговорить с вами. Возникло после разговора с племянницей… Она астролог. Изучила мой гороскоп от корки до корки. Она может все мне рассказать о моих планетах… правда, я не верю ни одному слову из этой галиматьи.
— Не верите?
— Нет, конечно нет. Но я не могу выкинуть эту проклятую чушь из головы. Вы знаете, как это бывает. Допустим, вы идете по тротуару и видите лестницу. Если вы не пройдете под ней, то возненавидите себя за то, что струсили. Если пройдете, то начнете размышлять: действительно ли это принесет вам неудачу? Это действует на нервы, потому что все время только об этом и думаешь.
Мейсон ухмыльнулся и ответил:
— Когда я прохожу под лестницей, то нимало не беспокоюсь. Мне и так хватает других забот!..
— Ну так вот, — торопливо продолжил Кент, — когда моя племянница сказала, что, согласно гороскопу, я должен обратиться к некоему адвокату, чья фамилия из шести букв, я заявил ей в ответ, что все это — чушь собачья. Затем, будь я проклят, если не начал думать об адвокатах, чьи фамилии состоят из шести букв. Она еще взглянула на какие-то там планеты и объявила, что фамилия должна иметь что-то общее с утесами, а я не знал ни одного адвоката по фамилии Стоун[1]. Ей-богу, не знал! Затем на ум пришла ваша фамилия[2]. Я сказал ей о вас, и она пришла в восторг. Сказала, что вы именно тот человек, который нужен. Казалось бы, сплошная чушь и ерунда. И все же я здесь.
Мейсон взглянул на секретаршу.
— В чем заключаются ваши неприятности? — спросил он.
— Моя жена оформляет развод в Санта-Барбаре. Сейчас она собирается все переиграть, отменить дело о разводе и объявить меня сумасшедшим.
— Как далеко она продвинулась с разводом?
— По делу вынесено предварительное решение.
— По закону этого штата, — сказал Мейсон, — после того как вынесено предварительное решение, дело не может быть отменено.
— Вы не знаете Дорис, — ответил Кент, нервно заламывая длинные пальцы. — Законодатели все в большей степени ориентируются на голоса женщин-избирательниц. Дорис умеет обойти законы. Замужество для нее своего рода рэкет, и она знает все трюки. Есть какой-то новый закон о том, что суд не вправе вынести окончательное решение, если стороны готовы возобновить отношения. Дорис собирается показать под присягой, что наше примирение состоялось.
— Так и было?
— Нет, но она заявляет во всеуслышание, что да. Она написала мне трогательное письмо. Я старался быть вежливым, когда писал ответ. Теперь это письмо фигурирует в качестве доказательства. Более того, она собирается заявить о каком-то мошенничестве. Мне об этом ничего не известно. Видите ли, она подала на развод в основном из-за того, что случилось в Чикаго, правда, с несколькими весомыми добавлениями о том, что случилось после того, как мы собрались в Калифорнию.
— Она подала в суд в Калифорнии?
— Да, в Санта-Барбаре.
— Как долго она живет там?
— С тех пор как я вернулся из Чикаго, — ответил Кент. — У меня два дома в Калифорнии: один в Голливуде, где я сейчас живу, другой — в Санта-Барбаре. Она прожила несколько дней со мной в Голливуде, а затем отправилась в Санта-Барбару и подала на развод.
— Какой из этих домов ваша официальная резиденция? — спросил Мейсон.
— В Санта-Барбаре. У меня в Чикаго наиболее интенсивный бизнес, и я вынужден проводить там часть своего времени, но голосую и официально проживаю в Калифорнии. Дорис подала на развод, заявив, что у нее нет денег, несмотря на тот факт, что она хапнула немало после двух своих предыдущих замужеств. Она убедила суд назначить ей временные алименты и отнести на мой счет все судебные издержки. Затем получит развод и постоянные алименты. Она вытягивает из меня полторы тысячи в месяц, да еще пытается урвать кое-что сверх того. Сейчас она узнала, что я собираюсь жениться вновь, и пришла к выводу, что может сорвать с меня солидный куш в качестве выкупа за мою свободу.
— Что еще? — как бы вскользь спросил Мейсон.
— Я влюблен. Мейсон ответил:
— Полторы тысячи в месяц — неплохое лекарство от любви. Кент промолчал.
— Какие еще неприятности? — спросил Мейсон, как врач, выясняющий дополнительные симптомы.
— Целая куча. Мой партнер, например.
— Кто он?
— Фрэнк Б. Мэддокс.
— А что с ним такое?
— Мы компаньоны по Чикаго… Мне пришлось спешно все бросить.
— Почему?
— Сугубо личные причины. Одна из них — мое здоровье. Мне нужна была смена обстановки.
— Так что по поводу вашего партнера?
С Кентом внезапно случились конвульсии. Его лицевые мускулы задергались, руки и ноги задрожали. Он поднес трясущуюся руку к исказившемуся лицу, сделал глубокий вдох, затем расслабился и произнес:
— Со мной все в порядке, просто нервная судорога, которая наступает, когда я возбужден.
Мейсон напомнил, не отрывая от него сурового испытующего взгляда:
— Вы начали говорить мне о своем партнере. Кент с усилием взял себя в руки и ответил: — Да.
— Так что же с ним?
— Я нашел Фрэнка Б. Мэддокса, когда он был помешан на изобретательстве и жил вечно без гроша в кармане в маленькой, деревянной, похожей на сарай, лавчонке на заднем дворе дома-развалюхи в одном из самых дешевых районов Чикаго. Он держал там станок для обточки клапанов, которые, по его словам, продавал для гаражей. У него даже патента не было. Тот станок, который он показывал, был единственным экземпляром и был сделан вручную из ворованных деталей. Я оказал ему поддержку и организовал «Мэддокс манифэкчуринг компани», в которой был негласным партнером. Бизнес стал приносить отличную прибыль, когда врач приказал мне отойти от дел. Я оставил все в руках Мэддокса и отправился сюда. Время от времени Мэддокс присылал мне отчеты о состоянии дел. Его письма всегда были сердечными. Затем он написал, что есть нечто такое, о чем бы он хотел переговорить со мной, и спросил, может ли приехать ко мне для совещания. Я ответил согласием. Он прибыл сюда и прихватил с собой какого-то типа по имени Дункан. Сначала он представил его как друга. Теперь выяснилось, что это адвокат; мужчина с брюшком, кустистыми бровями и пройдоха, каких мало. Он заявил, что Мэддокс вправе рассчитывать еще и на зарплату, помимо прибыли от причитающейся ему доли доходов, как партнеру, и что я будто бы написал письмо некоему обладателю патента на другой станок по обточке клапанов, где заверил, что наши интересы не пересекаются, и тем самым уменьшил стоимость нашего совместного патента, который оценивается в миллион долларов.
— Другими словами, — заметил Мейсон, — ваш партнер решил полностью прибрать к рукам бизнес, который начал приносить доход.
— Нет, ему нужен не только бизнес. Он хочет пустить мне кровь, заставив выложить еще и крупную сумму. Это самое дьявольское предложение из всех, какие я когда-либо слышал. И что бесит меня вдвойне — эта коварная змея выползла оттуда под предлогом нанести мне дружеский визит. После всего, что я сделал для него! — Кент сорвался со стула и начал в бешенстве метаться по кабинету. — Никогда не желайте денег: они губят вашу веру в человека. Люди липнут к вам, как ракушки к днищу корабля. Вы никогда больше не решитесь поверить тому, что читаете на лице человека. Вы разочаруетесь во всех и вся и перестанете помогать своим ближним!
— А все-таки, — прервал его Мейсон, — что же вы конкретно хотите от меня?
Кент быстрыми шагами направился к столу:
— Я собираюсь вывалить вам свои беды. Придите в мой дом, избавьте меня от Мэддокса и его пузатого адвоката, затем отправляйтесь в Санта-Барбару и откупитесь от моей жены.
— Когда бы вы хотели пожениться?
— Как можно скорее.
— Насколько далеко я могу зайти в своих обещаниях вашей жене?
— Извините, что ворвался. Ничего не могу с этим поделать: проклятые нервы… не могу ждать. Когда я чего-то хочу, то я действительно этого хочу. Готов заплатить за причиненный ущерб… У меня возникло желание прийти и поговорить с вами. Возникло после разговора с племянницей… Она астролог. Изучила мой гороскоп от корки до корки. Она может все мне рассказать о моих планетах… правда, я не верю ни одному слову из этой галиматьи.
— Не верите?
— Нет, конечно нет. Но я не могу выкинуть эту проклятую чушь из головы. Вы знаете, как это бывает. Допустим, вы идете по тротуару и видите лестницу. Если вы не пройдете под ней, то возненавидите себя за то, что струсили. Если пройдете, то начнете размышлять: действительно ли это принесет вам неудачу? Это действует на нервы, потому что все время только об этом и думаешь.
Мейсон ухмыльнулся и ответил:
— Когда я прохожу под лестницей, то нимало не беспокоюсь. Мне и так хватает других забот!..
— Ну так вот, — торопливо продолжил Кент, — когда моя племянница сказала, что, согласно гороскопу, я должен обратиться к некоему адвокату, чья фамилия из шести букв, я заявил ей в ответ, что все это — чушь собачья. Затем, будь я проклят, если не начал думать об адвокатах, чьи фамилии состоят из шести букв. Она еще взглянула на какие-то там планеты и объявила, что фамилия должна иметь что-то общее с утесами, а я не знал ни одного адвоката по фамилии Стоун[1]. Ей-богу, не знал! Затем на ум пришла ваша фамилия[2]. Я сказал ей о вас, и она пришла в восторг. Сказала, что вы именно тот человек, который нужен. Казалось бы, сплошная чушь и ерунда. И все же я здесь.
Мейсон взглянул на секретаршу.
— В чем заключаются ваши неприятности? — спросил он.
— Моя жена оформляет развод в Санта-Барбаре. Сейчас она собирается все переиграть, отменить дело о разводе и объявить меня сумасшедшим.
— Как далеко она продвинулась с разводом?
— По делу вынесено предварительное решение.
— По закону этого штата, — сказал Мейсон, — после того как вынесено предварительное решение, дело не может быть отменено.
— Вы не знаете Дорис, — ответил Кент, нервно заламывая длинные пальцы. — Законодатели все в большей степени ориентируются на голоса женщин-избирательниц. Дорис умеет обойти законы. Замужество для нее своего рода рэкет, и она знает все трюки. Есть какой-то новый закон о том, что суд не вправе вынести окончательное решение, если стороны готовы возобновить отношения. Дорис собирается показать под присягой, что наше примирение состоялось.
— Так и было?
— Нет, но она заявляет во всеуслышание, что да. Она написала мне трогательное письмо. Я старался быть вежливым, когда писал ответ. Теперь это письмо фигурирует в качестве доказательства. Более того, она собирается заявить о каком-то мошенничестве. Мне об этом ничего не известно. Видите ли, она подала на развод в основном из-за того, что случилось в Чикаго, правда, с несколькими весомыми добавлениями о том, что случилось после того, как мы собрались в Калифорнию.
— Она подала в суд в Калифорнии?
— Да, в Санта-Барбаре.
— Как долго она живет там?
— С тех пор как я вернулся из Чикаго, — ответил Кент. — У меня два дома в Калифорнии: один в Голливуде, где я сейчас живу, другой — в Санта-Барбаре. Она прожила несколько дней со мной в Голливуде, а затем отправилась в Санта-Барбару и подала на развод.
— Какой из этих домов ваша официальная резиденция? — спросил Мейсон.
— В Санта-Барбаре. У меня в Чикаго наиболее интенсивный бизнес, и я вынужден проводить там часть своего времени, но голосую и официально проживаю в Калифорнии. Дорис подала на развод, заявив, что у нее нет денег, несмотря на тот факт, что она хапнула немало после двух своих предыдущих замужеств. Она убедила суд назначить ей временные алименты и отнести на мой счет все судебные издержки. Затем получит развод и постоянные алименты. Она вытягивает из меня полторы тысячи в месяц, да еще пытается урвать кое-что сверх того. Сейчас она узнала, что я собираюсь жениться вновь, и пришла к выводу, что может сорвать с меня солидный куш в качестве выкупа за мою свободу.
— Что еще? — как бы вскользь спросил Мейсон.
— Я влюблен. Мейсон ответил:
— Полторы тысячи в месяц — неплохое лекарство от любви. Кент промолчал.
— Какие еще неприятности? — спросил Мейсон, как врач, выясняющий дополнительные симптомы.
— Целая куча. Мой партнер, например.
— Кто он?
— Фрэнк Б. Мэддокс.
— А что с ним такое?
— Мы компаньоны по Чикаго… Мне пришлось спешно все бросить.
— Почему?
— Сугубо личные причины. Одна из них — мое здоровье. Мне нужна была смена обстановки.
— Так что по поводу вашего партнера?
С Кентом внезапно случились конвульсии. Его лицевые мускулы задергались, руки и ноги задрожали. Он поднес трясущуюся руку к исказившемуся лицу, сделал глубокий вдох, затем расслабился и произнес:
— Со мной все в порядке, просто нервная судорога, которая наступает, когда я возбужден.
Мейсон напомнил, не отрывая от него сурового испытующего взгляда:
— Вы начали говорить мне о своем партнере. Кент с усилием взял себя в руки и ответил: — Да.
— Так что же с ним?
— Я нашел Фрэнка Б. Мэддокса, когда он был помешан на изобретательстве и жил вечно без гроша в кармане в маленькой, деревянной, похожей на сарай, лавчонке на заднем дворе дома-развалюхи в одном из самых дешевых районов Чикаго. Он держал там станок для обточки клапанов, которые, по его словам, продавал для гаражей. У него даже патента не было. Тот станок, который он показывал, был единственным экземпляром и был сделан вручную из ворованных деталей. Я оказал ему поддержку и организовал «Мэддокс манифэкчуринг компани», в которой был негласным партнером. Бизнес стал приносить отличную прибыль, когда врач приказал мне отойти от дел. Я оставил все в руках Мэддокса и отправился сюда. Время от времени Мэддокс присылал мне отчеты о состоянии дел. Его письма всегда были сердечными. Затем он написал, что есть нечто такое, о чем бы он хотел переговорить со мной, и спросил, может ли приехать ко мне для совещания. Я ответил согласием. Он прибыл сюда и прихватил с собой какого-то типа по имени Дункан. Сначала он представил его как друга. Теперь выяснилось, что это адвокат; мужчина с брюшком, кустистыми бровями и пройдоха, каких мало. Он заявил, что Мэддокс вправе рассчитывать еще и на зарплату, помимо прибыли от причитающейся ему доли доходов, как партнеру, и что я будто бы написал письмо некоему обладателю патента на другой станок по обточке клапанов, где заверил, что наши интересы не пересекаются, и тем самым уменьшил стоимость нашего совместного патента, который оценивается в миллион долларов.
— Другими словами, — заметил Мейсон, — ваш партнер решил полностью прибрать к рукам бизнес, который начал приносить доход.
— Нет, ему нужен не только бизнес. Он хочет пустить мне кровь, заставив выложить еще и крупную сумму. Это самое дьявольское предложение из всех, какие я когда-либо слышал. И что бесит меня вдвойне — эта коварная змея выползла оттуда под предлогом нанести мне дружеский визит. После всего, что я сделал для него! — Кент сорвался со стула и начал в бешенстве метаться по кабинету. — Никогда не желайте денег: они губят вашу веру в человека. Люди липнут к вам, как ракушки к днищу корабля. Вы никогда больше не решитесь поверить тому, что читаете на лице человека. Вы разочаруетесь во всех и вся и перестанете помогать своим ближним!
— А все-таки, — прервал его Мейсон, — что же вы конкретно хотите от меня?
Кент быстрыми шагами направился к столу:
— Я собираюсь вывалить вам свои беды. Придите в мой дом, избавьте меня от Мэддокса и его пузатого адвоката, затем отправляйтесь в Санта-Барбару и откупитесь от моей жены.
— Когда бы вы хотели пожениться?
— Как можно скорее.
— Насколько далеко я могу зайти в своих обещаниях вашей жене?