Страница:
«Несговорчивый, упрямый человек, – думала Элизабет о муже. – Хорошо, я сделаю так, как ты желаешь, – стану именно такой, какой ты меня хочешь видеть».
Это потребует сил, но девушка была готова к испытанию. Она больше не будет подражать своей любимой покойной матери, не станет стремиться к счастливому, как у ее родителей, браку. Она научится быть послушной и безропотной, потому что из всех человеческих качеств муж, похоже, больше ценит эти два. И, Боже праведный, одолеет даже искусство шитья, хотя на то, чтобы работать иголкой с ниткой, у нее никогда не хватало терпения. Она даст ему все, что он пожелает, но не более того. Раз ему не нужна ни радость, ни любовь, чтобы сделать жизнь полноценной, он их не получит. И поделом, позлорадствовала девушка, но в следующую минуту поняла, что все это вздор. Откуда Джеффри узнает, какого лишился счастья, если ни разу его не испытал? Придется отказывать ему в том, к чему он уже привык, – в чувственных восторгах и радостях, и тогда его смех быстро угаснет. Элизабет нахмурилась, прикидывая все «за» и «против». Что в конце концов она теряет? Джеффри ни разу не сказал, что любит ее.
Дисциплина и долг – вот его постоянные поучения! Хочет сделать из нее послушную собачонку, которая радуется, если хозяин в духе и соблаговолит ее погладить и похвалить.
«Что ж, муженек, ты получишь и дисциплину, и долг, но пожалеешь о том дне, когда о них заикнулся. Я могу стать такой же несгибаемой, как ты. Пора тебе преподать урок. В самом деле пора!»
Приняв решение, Элизабет успокоилась. Но о нарушении данной мужу клятвы старалась не думать. В глубине души чувствовала: стоит только вспомнить об этом, и снова потекут слезы. Девушка боялась, что в ней померкло главное качество характера, которое она больше всего ценила в других. Но если заплакать, Джеффри снова раскричится, а к такому испытанию, честно говоря, она с утра была не готова.
Элизабет не считала себя настолько наивной, чтобы надеяться, что муж ее быстро простит, но знала, что он со временем оттает. А до этого она будет исполнять желания Джеффри и молиться, чтобы он понял, насколько был с ней не прав. И не исключено, что она сумеет ему помочь. Ведь чрезмерная дисциплина и постоянные помыслы о долге наверняка надоедают.
Но что толку переживать, вдруг спохватилась она. Джеффри – самый упрямый на свете человек. И тут же честно призналась: хоть она и называет мужа твердолобым и недостойным любви, ее сердце принадлежит ему. Как в клятве – пока не разлучит смерть. Остается лишь выяснить, кто первый убьет другого.
Перед отрядом широко распахнулись ворота Монтрайта, и мысли Элизабет вернулись к действительности. Она заметила Элслоу. Дед стоял, уперев могучие кулаки в бока, а рядом тянул шею Томас-младший. Глядя на рассерженного старика, Элизабет ощутила укол совести. Нехорошо так беспокоить деда – ведь нетрудно было оставить записку и сообщить о своих намерениях. Но тут же перебила себя: тогда бы Элслоу непременно погнался за ней.
Джеффри спрыгнул на землю и снял с коня Элизабет.
– Ты заставила старика понапрасну тревожиться. Иди, извинись, – приказал он ровным голосом.
Элизабет кивнула, направилась к деду и, подойдя совсем близко, заглянула ему в глаза:
– Ты из-за меня волновался. Извини. – И, потупившись, ждала, что он скажет.
Увидев внучку живой и здоровой в объятиях супруга, Элслоу испытал огромное облегчение. Словно родитель, потерявший и счастливо нашедший чадо на деревенской ярмарке, захотел расцеловать и отшлепать. Но вместо этого, давая своим чувствам остыть, только спросил:
– Ты что, в грязи искупалась?
Элизабет отряхнула одежду и лишь после этого снова посмотрела на деда, но Элслоу тут же заметил печаль в ее глазах и понял, что невредимой внучке все же не удалось вернуться. Рана таилась глубоко внутри и поэтому была особенно опасной. Вскоре он догадался, кто стал причиной плохого настроения девушки.
– Ну, иди, обними старика, – ласково позвал он. – Потом все расскажешь, – Элслоу решил пока ни о чем не расспрашивать.
Придерживая рукой юбки, Элизабет кинулась к деду и стиснула его в объятиях.
– Ты меня простишь?
– Конечно, прощу. – Элслоу похлопал внучку по спине. – А теперь беги в дом, переоденься в чистое. И навести своих упрямых собак – с тех пор как ты исчезла, они не притронулись ни к воде, ни к пище. Можно подумать, волновались не меньше меня.
Элизабет вздохнула и направилась к замку, но в это время ее за руку схватил Томас. Девушка остановилась и посмотрела с улыбкой на младшего братика. Тот как будто только этого и ждал и принялся оживленно описывать, что тут устроил дед, когда узнал о ее исчезновении. Элизабет не прислушивалась к ребячьей болтовне, пока мальчик не спросил, не побил ли ее барон.
– С какой стати ему меня бить? – удивилась сестра и потянула Томаса за собой.
– Дед сказал, что он может, – явно растерялся брат.
А Элслоу, сложив на груди руки, в это время наблюдал, как внук и внучка шли к замку. Когда они скрылись внутри, старик повернулся к стоявшему рядом барону и дал волю гневу.
– Что вы с ней сделали?
– Я? Что я с ней сделал? – Джеффри поразило, что сакс мог заподозрить именно его и решить, что зять способен причинить Элизабет боль. – Лучше спросите, что она со мной сотворила. Вот что я вам скажу, Элслоу. Если она продолжит в том же духе, я отправлюсь на тот свет задолго до появления на этот нашего первенца.
– Расскажите, что случилось, – попросил Элслоу. – Я заметил в ее глазах отчаяние, и это меня встревожило. Элизабет не из тех, кто легко сдается. Значит, кто-то ее сильно обидел.
– Она сама себя обижает, – огрызнулся Джеффри, раздраженный допросом. – Ринулась навещать Руперта, даже не думая об опасности…
– Конечно, не думая. Откуда ей было знать? – прервал его сакс. Джеффри зашагал к замку.
– Хорошо-хорошо, допустим: она не подозревала, что убийство – его рук дело. Но потом она прыгнула в озеро спасать вассала, а после этого имела наглость признаться, что не умеет плавать. Скажите, Элслоу, вы бы осудили меня, если бы я ее побил?
Старик догнал рыцаря и пошел с ним рядом.
– Я – нет, – покачал он головой. – Наверное, даже добавил бы от себя.
Мужчины переглянулись и расхохотались. Каждый из них понимал, что не способен поднять на Элизабет руку.
– Вот что вам еще следует знать, – посерьезнел барон. – Я обошелся с ней довольно сурово, даже обвинил в предательстве. И собираюсь держать в ежовых рукавицах, пока не образумится и не поймет, что такое дисциплина. Иного способа уберечь ее от неминуемой гибели я не вижу. Я не имею ни малейшего желания искать себе другую жену.
– Но ей все же удалось? – неожиданно спросил Элслоу.
– Что? – не понял барон.
– Спасти вассала.
– Удалось.
– Ни секунды в этом не сомневался. – Глаза у старика заблестели.
Джеффри раздраженно обернулся:
– Вы меня не поняли, старина.
– Прекрасно понял, – ухмыльнулся сакс. – Вы не довольны, что жена никак не образумится и не усвоит, что такое дисциплина.
– Не могу взять в толк, к чему вы клоните? – Джеффри подозрительно посмотрел на Элслоу.
– Необразумившаяся и не усвоившая дисциплины Элизабет сумела спасти вассалу жизнь.
– Элслоу, – возмутился барон, – не надо расставлять мне ловушки. Я беспокоюсь о вашей внучке и хочу научить ее осторожности.
– Уверен, вы будете действовать, как считаете нужным.
– Именно так, – подтвердил Джеффри и, успокаиваясь, добавил; – Хотя готов вам обещать, что не буду с ней груб. Переделывать чьи-то привычки – дело тонкое: чуть пережмешь и рискуешь сломить дух. А Элизабет привыкла обходиться без узды и совсем одичала. Этому надо положить конец.
– Мы обсуждаем мою внучку или одну из ваших лошадей? – Бровь старика насмешливо изогнулась, но барон пропустил колкость мимо ушей.
– Я буду поступать, как считаю нужным, – сухо ответил Джеффри. – Я не желаю ее терять.
У старого сакса хватило проницательности понять, что больше Джеффри ни с чем не согласится, и он, быстро переменив тему, стал расспрашивать о сражении с Рупертом.
На этот раз барон отвечал гораздо охотнее и подробно рассказал, в чем заключался замысел боя и чем завершилось сражение.
Старик внимательно слушал и наконец задал вопрос:
– Но теперь, когда Руперт мертв, как вам удастся доказать виновность Белвейна?
– Всех вероятностей я не учел, но не беспокойтесь, что-нибудь придумаю. Сейчас для меня самое главное – устроить Элизабет в новом доме.
– И когда же вы планируете отъезд?
– Хотел отправиться завтра, но потом решил, что жене нужен отдых. Кроме того, мне следует навестить Оуэна и рассказать о случившемся – просто отправить гонца неприлично. Значит, через десять – двенадцать дней.
– И вы по-прежнему собираетесь назначить меня опекуном Томаса?
– Да, с вами мальчику будет привычнее. Но вскоре мы за ним пришлем. А теперь выпейте со мной. Предлагаю тост за победу.
– С удовольствием. Но у меня есть еще один тост – за ваше будущее. Пусть исполнятся все ваши желания.
Глава 12
Это потребует сил, но девушка была готова к испытанию. Она больше не будет подражать своей любимой покойной матери, не станет стремиться к счастливому, как у ее родителей, браку. Она научится быть послушной и безропотной, потому что из всех человеческих качеств муж, похоже, больше ценит эти два. И, Боже праведный, одолеет даже искусство шитья, хотя на то, чтобы работать иголкой с ниткой, у нее никогда не хватало терпения. Она даст ему все, что он пожелает, но не более того. Раз ему не нужна ни радость, ни любовь, чтобы сделать жизнь полноценной, он их не получит. И поделом, позлорадствовала девушка, но в следующую минуту поняла, что все это вздор. Откуда Джеффри узнает, какого лишился счастья, если ни разу его не испытал? Придется отказывать ему в том, к чему он уже привык, – в чувственных восторгах и радостях, и тогда его смех быстро угаснет. Элизабет нахмурилась, прикидывая все «за» и «против». Что в конце концов она теряет? Джеффри ни разу не сказал, что любит ее.
Дисциплина и долг – вот его постоянные поучения! Хочет сделать из нее послушную собачонку, которая радуется, если хозяин в духе и соблаговолит ее погладить и похвалить.
«Что ж, муженек, ты получишь и дисциплину, и долг, но пожалеешь о том дне, когда о них заикнулся. Я могу стать такой же несгибаемой, как ты. Пора тебе преподать урок. В самом деле пора!»
Приняв решение, Элизабет успокоилась. Но о нарушении данной мужу клятвы старалась не думать. В глубине души чувствовала: стоит только вспомнить об этом, и снова потекут слезы. Девушка боялась, что в ней померкло главное качество характера, которое она больше всего ценила в других. Но если заплакать, Джеффри снова раскричится, а к такому испытанию, честно говоря, она с утра была не готова.
Элизабет не считала себя настолько наивной, чтобы надеяться, что муж ее быстро простит, но знала, что он со временем оттает. А до этого она будет исполнять желания Джеффри и молиться, чтобы он понял, насколько был с ней не прав. И не исключено, что она сумеет ему помочь. Ведь чрезмерная дисциплина и постоянные помыслы о долге наверняка надоедают.
Но что толку переживать, вдруг спохватилась она. Джеффри – самый упрямый на свете человек. И тут же честно призналась: хоть она и называет мужа твердолобым и недостойным любви, ее сердце принадлежит ему. Как в клятве – пока не разлучит смерть. Остается лишь выяснить, кто первый убьет другого.
Перед отрядом широко распахнулись ворота Монтрайта, и мысли Элизабет вернулись к действительности. Она заметила Элслоу. Дед стоял, уперев могучие кулаки в бока, а рядом тянул шею Томас-младший. Глядя на рассерженного старика, Элизабет ощутила укол совести. Нехорошо так беспокоить деда – ведь нетрудно было оставить записку и сообщить о своих намерениях. Но тут же перебила себя: тогда бы Элслоу непременно погнался за ней.
Джеффри спрыгнул на землю и снял с коня Элизабет.
– Ты заставила старика понапрасну тревожиться. Иди, извинись, – приказал он ровным голосом.
Элизабет кивнула, направилась к деду и, подойдя совсем близко, заглянула ему в глаза:
– Ты из-за меня волновался. Извини. – И, потупившись, ждала, что он скажет.
Увидев внучку живой и здоровой в объятиях супруга, Элслоу испытал огромное облегчение. Словно родитель, потерявший и счастливо нашедший чадо на деревенской ярмарке, захотел расцеловать и отшлепать. Но вместо этого, давая своим чувствам остыть, только спросил:
– Ты что, в грязи искупалась?
Элизабет отряхнула одежду и лишь после этого снова посмотрела на деда, но Элслоу тут же заметил печаль в ее глазах и понял, что невредимой внучке все же не удалось вернуться. Рана таилась глубоко внутри и поэтому была особенно опасной. Вскоре он догадался, кто стал причиной плохого настроения девушки.
– Ну, иди, обними старика, – ласково позвал он. – Потом все расскажешь, – Элслоу решил пока ни о чем не расспрашивать.
Придерживая рукой юбки, Элизабет кинулась к деду и стиснула его в объятиях.
– Ты меня простишь?
– Конечно, прощу. – Элслоу похлопал внучку по спине. – А теперь беги в дом, переоденься в чистое. И навести своих упрямых собак – с тех пор как ты исчезла, они не притронулись ни к воде, ни к пище. Можно подумать, волновались не меньше меня.
Элизабет вздохнула и направилась к замку, но в это время ее за руку схватил Томас. Девушка остановилась и посмотрела с улыбкой на младшего братика. Тот как будто только этого и ждал и принялся оживленно описывать, что тут устроил дед, когда узнал о ее исчезновении. Элизабет не прислушивалась к ребячьей болтовне, пока мальчик не спросил, не побил ли ее барон.
– С какой стати ему меня бить? – удивилась сестра и потянула Томаса за собой.
– Дед сказал, что он может, – явно растерялся брат.
А Элслоу, сложив на груди руки, в это время наблюдал, как внук и внучка шли к замку. Когда они скрылись внутри, старик повернулся к стоявшему рядом барону и дал волю гневу.
– Что вы с ней сделали?
– Я? Что я с ней сделал? – Джеффри поразило, что сакс мог заподозрить именно его и решить, что зять способен причинить Элизабет боль. – Лучше спросите, что она со мной сотворила. Вот что я вам скажу, Элслоу. Если она продолжит в том же духе, я отправлюсь на тот свет задолго до появления на этот нашего первенца.
– Расскажите, что случилось, – попросил Элслоу. – Я заметил в ее глазах отчаяние, и это меня встревожило. Элизабет не из тех, кто легко сдается. Значит, кто-то ее сильно обидел.
– Она сама себя обижает, – огрызнулся Джеффри, раздраженный допросом. – Ринулась навещать Руперта, даже не думая об опасности…
– Конечно, не думая. Откуда ей было знать? – прервал его сакс. Джеффри зашагал к замку.
– Хорошо-хорошо, допустим: она не подозревала, что убийство – его рук дело. Но потом она прыгнула в озеро спасать вассала, а после этого имела наглость признаться, что не умеет плавать. Скажите, Элслоу, вы бы осудили меня, если бы я ее побил?
Старик догнал рыцаря и пошел с ним рядом.
– Я – нет, – покачал он головой. – Наверное, даже добавил бы от себя.
Мужчины переглянулись и расхохотались. Каждый из них понимал, что не способен поднять на Элизабет руку.
– Вот что вам еще следует знать, – посерьезнел барон. – Я обошелся с ней довольно сурово, даже обвинил в предательстве. И собираюсь держать в ежовых рукавицах, пока не образумится и не поймет, что такое дисциплина. Иного способа уберечь ее от неминуемой гибели я не вижу. Я не имею ни малейшего желания искать себе другую жену.
– Но ей все же удалось? – неожиданно спросил Элслоу.
– Что? – не понял барон.
– Спасти вассала.
– Удалось.
– Ни секунды в этом не сомневался. – Глаза у старика заблестели.
Джеффри раздраженно обернулся:
– Вы меня не поняли, старина.
– Прекрасно понял, – ухмыльнулся сакс. – Вы не довольны, что жена никак не образумится и не усвоит, что такое дисциплина.
– Не могу взять в толк, к чему вы клоните? – Джеффри подозрительно посмотрел на Элслоу.
– Необразумившаяся и не усвоившая дисциплины Элизабет сумела спасти вассалу жизнь.
– Элслоу, – возмутился барон, – не надо расставлять мне ловушки. Я беспокоюсь о вашей внучке и хочу научить ее осторожности.
– Уверен, вы будете действовать, как считаете нужным.
– Именно так, – подтвердил Джеффри и, успокаиваясь, добавил; – Хотя готов вам обещать, что не буду с ней груб. Переделывать чьи-то привычки – дело тонкое: чуть пережмешь и рискуешь сломить дух. А Элизабет привыкла обходиться без узды и совсем одичала. Этому надо положить конец.
– Мы обсуждаем мою внучку или одну из ваших лошадей? – Бровь старика насмешливо изогнулась, но барон пропустил колкость мимо ушей.
– Я буду поступать, как считаю нужным, – сухо ответил Джеффри. – Я не желаю ее терять.
У старого сакса хватило проницательности понять, что больше Джеффри ни с чем не согласится, и он, быстро переменив тему, стал расспрашивать о сражении с Рупертом.
На этот раз барон отвечал гораздо охотнее и подробно рассказал, в чем заключался замысел боя и чем завершилось сражение.
Старик внимательно слушал и наконец задал вопрос:
– Но теперь, когда Руперт мертв, как вам удастся доказать виновность Белвейна?
– Всех вероятностей я не учел, но не беспокойтесь, что-нибудь придумаю. Сейчас для меня самое главное – устроить Элизабет в новом доме.
– И когда же вы планируете отъезд?
– Хотел отправиться завтра, но потом решил, что жене нужен отдых. Кроме того, мне следует навестить Оуэна и рассказать о случившемся – просто отправить гонца неприлично. Значит, через десять – двенадцать дней.
– И вы по-прежнему собираетесь назначить меня опекуном Томаса?
– Да, с вами мальчику будет привычнее. Но вскоре мы за ним пришлем. А теперь выпейте со мной. Предлагаю тост за победу.
– С удовольствием. Но у меня есть еще один тост – за ваше будущее. Пусть исполнятся все ваши желания.
Глава 12
Джеффри вскоре отправился к Оуэну, чтобы лично сообщить ему о происшествии. Сообщить равному. А с равными барон обходился так, как хотел бы, чтобы они обходились с ним. Негоже было отправлять гонца с известием об исходе сражения с Рупертом. К тому же Джеффри привык соблюдать приличия.
В те два дня, пока шла подготовка к отъезду, он почти не виделся и совсем не разговаривал с женой и, покидая Монтрайт, был уверен, что она по-прежнему боится его гнева. Барону было неприятно видеть Элизабет притихшей и расстроенной, но он, не уставая, твердил себе, что урок пойдет ей на пользу. Если жена научится осторожности, значит, будет оправдана ее мука и боль. И хотя он скрывал свои истинные чувства, перед отъездом не удержался, прижал Элизабет к себе и крепко и страстно поцеловал.
Элслоу с изумлением наблюдал прощание супругов. Он всегда считал внучку девушкой умной и теперь не мог понять, почему за холодной внешностью мужа она не способна разглядеть истинных чувств. Любовь лучилась в его глазах, и всякий мало-мальски здравомыслящий человек догадался бы, что Джеффри без ума от жены!
В прошлом в Элизабет, как в зеркале, отражались черты характера деда, а теперь она вела себя, словно забитый звереныш, а не свободолюбивая тигрица, какой выросла на глазах у Элслоу.
В конце концов старик решил вмешаться, хотя и понимал, что это не его дело. Он хотел видеть девочку своей дочери счастливой.
«Да, – подумал он, – в известном смысле мои мотивы можно посчитать эгоистичными».
День тянулся необыкновенно долго. Элслоу предоставил Элизабет самой себе и дождался вечера, когда они встретились за столом в опустевшем зале. Джеффри забрал с собой половину воинов, в том числе и Роджера, нового приятеля Элслоу, и после привычного шумного веселья в замке установилась тишина.
– Вызываю тебя на партию в шахматы, – объявил дед, когда оба покончили с едой.
– Душа что-то не лежит к игре, – тяжело вздохнула девушка.
Теперь, когда Джеффри ее не видел, она дала волю меланхолии, и, как догадывался Элслоу, даже наслаждалась собственным унынием.
– Душа здесь совершенно ни к чему, – перебил он внучку и принялся вытаскивать фигуры из деревянного ящичка. – Для игры достаточно головы. Хотя ее не мешало бы использовать и в других случаях.
– Речи прямо как у мужа, – удивилась Элизабет. – Выкладывай начистоту, чего ты добиваешься.
Она подозрительно посмотрела на деда. Двинув вперед пешку, она попыталась сосредоточиться на игре.
– Ты позволяешь сердцу руководить своими действиями, – заметил сладким голосом Элслоу. Он намеревался разозлить Элизабет и теперь по выражению ее лица видел, что это ему удалось.
– Нет!
Не обращая ни малейшего внимания на ее возмущение, Элслоу хладнокровно съел ее пешку:
– Не пытайся дурачить старика, девочка. С тех пор как уехал муж, ты впала в жуткую тоску. Ходишь кругами, голова опущена на грудь, поговорить с тобой невозможно. Любовь не должна быть настолько жалостливой.
– Жалостливой?! Это я-то жалостливая?
– И не попугайничай! Ведешь себя, как твои собаки третьего дня, – заметив раздраженный блеск ее глаз, Элслоу улыбнулся.
«Какое удовольствие получает Джеффри от пикировки с женой, – подумал он, – если Элизабет так легко вспыхивает!»
– К чему ты клонишь? – нетерпеливо спросила девушка и сделала необдуманный ход конем.
Старик поспешно забрал фигуру, и от досады внучка забарабанила пальцами по доске. Если не сконцентрироваться, дед быстро одолеет ее в этой партии.
– Скажи, и покончим с этим, чтобы я могла сосредоточиться на игре. Я била тебя раньше и побью сегодня.
– Ха! – ухмыльнулся Элслоу. – Не пугай! Ведь у тебя душа не лежит к игре.
– Душа здесь ни при чем, – парировала Элизабет, наблюдая, как он забирает еще одну пешку.
– Ты призналась мужу, что любишь его? – неожиданно спросил старик.
Вопрос обрушился на Элизабет, как ястреб на ничего не подозревающую невинную жертву.
– У меня нет ни малейшего желания обсуждать мужа. – Девушка уставилась на доску, стараясь прогнать неприятные мысли и сменить тему разговора.
Но Элслоу ей этого не позволил. Его кулак обрушился на стол, разметал фигуры, заставив Элизабет подскочить.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – потребовал он. – Не забывай, что я старший в роду, и если желаю с тобой обсуждать какой-то предмет, тебе остается только повиноваться. – Голос сакса прогремел под сводами зала, как гром.
– Отлично! – Его гнев застал внучку врасплох. – Не знаю, как ты догадался об этом, – она тряхнула головой, видя, что дед намеревается ее перебить, – но я действительно люблю своего мужа. Люблю!
– И поделилась с ним своими чувствами?
– Да, призналась. – Элизабет расставила фигуры на доске, восстановив прежнюю позицию. – Твой ход.
– Пойду, когда будет нужно, – на этот раз мягче сказал Элслоу. Девушка подняла глаза, пытаясь отгадать настроение деда. – Джеффри обрадовался?
Вопрос разбередил рану и дал выход ее возмущению.
– Нисколько. – Поспешный ответ Элизабет и ее болезненная гримаса не оставили у Элслоу ни малейших сомнений. – Джеффри не волнует любовь и не интересуют чувства, – быстро выговорила она и, заметив, как недоверчиво взлетели у деда брови, добавила:
– Это его собственные слова. А мне остается приберечь свои чувства для наших детей. Любовь же подтачивает дух и мешает выполнению долга. Знаешь, дед, мой муж – самый черствый на свете человек… если только дело не касается ругани.
– Да ну?! – чуть не завопил от радости Элслоу. – Вот где собака зарыта!
– Не понимаю, – нахмурилась Элизабет. – Ты смеешься над моим несчастьем и говоришь какими-то загадками. А Джеффри постоянно злится – я уже этим по горло сыта. Его ни в чем нельзя убедить, он упрям и не испытывает ко мне ни малейшей привязанности. Знаешь, что я сделаю, дед? Постараюсь его разлюбить. Да-да, обещаю. Понимаю, дело безнадежное. Я словно рыцарь, окруженный со всех сторон врагами и обреченный на смерть.
– Глупости, детка, – перебил ее старик. – Твой муж любит тебя.
Элслоу с интересом наблюдал, какое впечатление произвели на Элизабет его слова. Девушка недоверчиво покачала головой и сердито посмотрела на деда.
– Я готов это доказать, прежде чем завершится партия. Но ты должна мне помочь. – Элслоу подождал, пока Элизабет кивнула, и продолжал деловым тоном:
– Расскажи, что произошло после того, как ты спасла вассала. Ничего не опускай, потому что меня интересуют мельчайшие детали.
– Я думала, он обрадуется помощи, а вышло наоборот.
– И что же он сделал? – Теперь Элслоу нетерпеливо барабанил пальцами по крышке стола.
– Не могу понять, чего ты добиваешься, – передернула плечами Элизабет. – Разозлился. Кричал. Он постоянно на меня кричит и не дает ничего объяснить.
– Ты не поняла моего вопроса, детка. – Старик заставил себя говорить мягче. Он чувствовал, что разговор был неприятен внучке, но знал: его нужно довести до конца. И продолжал, тщательно подбирая слова:
– Что же все-таки сделал Джеффри? Вытащил тебя из воды за волосы? Швырнул на землю и избил?
От таких ужасных предположений Элизабет чуть не задохнулась:
– Ты же знаешь, дед, Джеффри меня никогда не бьет. Он благородный человек и…
Улыбка старика прервала ее тираду.
– Расскажи-ка лучше, что, по-твоему, произошло с того момента, как ты оказалась в воде.
– Это обязательно? – Девушка не спешила повиноваться.
– Да!
– Ну ладно, – нехотя согласилась она. – Джеффри вытащил меня из воды, но только не за волосы. – Представив ужасную картину, Элизабет снова возмущенно мотнула головой. – По крайней мере мне показалось, что это был он. А потом на виду у всех воинов начал трясти с такой силой, что у меня чуть не выскочили зубы. Представляешь, какой стыд, – перед всеми.
– Продолжай, – поспешно произнес Элслоу, заметив, что внучкой вот-вот овладеет раздражение.
– Затем… – От того, что ей услужливо подбросила память, глаза девушки удивленно распахнулись, и в них сверкнула надежда.
Дед не пропустил этого мига и догадался, что Элизабет пытается разобраться в собственных чувствах.
– Что же сделал Джеффри потом? – Он изо всех сил старался не рассмеяться.
– Прижал меня к себе и обнял. Но я так сильно плакала, что не разобрала его слов. Клянусь небом, он обращался со мной, точно с тряпичной куклой: сначала тряс, потом целовал, а после начинал все сначала. Как будто не мог решиться на что-то одно.
– Роджер тоже об этом рассказывал, – согласился с ее словами Элслоу. – А теперь, – его голос сделался твердым, – напомни мне вот что. Ты, кажется, говорила, что Джеффри упрям, что его ни в чем нельзя убедить и что он не испытывает к тебе ни малейшего чувства?
– Говорила, – подтвердила Элизабет. – Стараюсь быть правдивой.
– Со всеми, кроме себя самой, – поправил внучку старик. – Я не буду больше задавать никаких вопросов. Воспользуйся собственной головой и додумай все сама.
– А ты-то что считаешь? – внезапно взмолилась девушка.
– Это не важно, – уперся дед, но, заметив в глазах Элизабет растерянность, смягчился. – Все очень просто. Джеффри тебя любит, хочет он сам того или нет.
– Если это и так, – возразила девушка, – все равно остается одна загвоздка.
– Какая же?
– Он сам до сих пор… не знает.
– Значит, твоя задача его просветить. – В глазах у старика заплясали веселые искорки.
Игра продолжалась, но Элизабет не могла сосредоточиться на доске и постоянно попадала впросак. Ее голова была занята разработкой плана – как вести себя с мужем, и это отнимало все силы.
– Дед, – вдруг позвала она. – Джеффри считает, что я предательница, а я не знаю, как его разубедить.
– Со временем он оттает, – заверил внучку старик. – Ведь твои помыслы, детка, были чисты, и Джеффри скоро это поймет. – Разговаривая с Элизабет, Элслоу не переставал обдумывать позицию.
А девушка размышляла над словами старика, и ей по-прежнему было не до шахмат.
– Ты всегда меня учил сначала все как следует обмозговать, а потом решать. Мне кажется, надо…
– Стоп, – остановил ее дед. – Не говори мне о своих намерениях. Не хочу знать о твоих кознях.
– Кознях! Дед, ты зря меня стыдишь. Я всегда вела себя с мужем достойно. Достойно, – повторила Элизабет с нажимом. – И если Джеффри меня любит, то, что я задумала, тоже пройдет достойно.
– Мат.
– Что ты сказал?
– Я выиграл.
– Нет, – улыбнулась Элизабет, – это я выиграла.
– Глупости. Я забрал ферзя, и твой король в ловушке. Выиграл я.
– Ладно, – согласилась девушка. – Игра за тобой… но король – мой.
Она не решалась гнать недуг повешенной на шею головкой чеснока, чтобы дед не заподозрил болезни. Ей не хотелось тревожить старика, но сама она начинала беспокоиться. Хворь была какой-то необычной: после утренних сражений с накатывавшей тошнотой девушка вдруг возрождалась и чувствовала себя вполне нормально, – и так до самого вечера, когда возобновлялся ее поединок с желудком.
Свое состояние Элизабет объясняла тем, что уехал муж. Любовь взбаламутила не только ее разум, но и тело. Но когда дней через семь Джеффри вернулся в Монтрайт, ее самочувствие не улучшилось. Барон был сильно занят подготовкой к отъезду и не очень обращал внимание на жену. Элизабет была отчасти этим довольна, хотя в то же время ощутила разочарование. Но вскоре стало ясно, что супруг ее избегает. Он являлся в спальню, когда жена давно уже спала, и уходил утром, пока она еще не открывала глаз.
Элизабет сохраняла внешнее спокойствие, а желудок бунтовал все сильнее и сильнее. Ей делалось лучше только тогда, когда подмигивал или улыбался дед. Кивок головы или мимолетная улыбка напоминали о недавнем разговоре… вселяли надежду, что муж ее все-таки любит.
Боже, но каким же он был упрямцем. Сердился еще настолько, что совсем не смотрел в ее сторону, даже если они оставались в одной комнате. И с самого возвращения ни разу не прикоснулся. Сердце Элизабет заныло, когда она поняла, как сильно жаждет его поцелуя, объятия, любви.
Наступило утро их отъезда в имение Джеффри. Для начала лета стояла необыкновенно жаркая погода. Элизабет старалась изо всех сил сохранить самообладание, но, прощаясь с домашними, совсем затосковала. Она знала, что Джеффри останется недоволен, если заметит, что жена слишком расчувствовалась. И не забывала об этом, когда целовала и прижимала к сердцу Томаса.
– Я буду скучать, – только и сказала она деду на прощание.
– Знамя не забыла? – спросил ее Элслоу. – Маленькое напоминание о прошлом поможет справиться с неопределенностью будущего.
– Не забыла, – ответила внучка. – Храни вас с Томасом Господь!
Старик крепко ее обнял и посадил на лошадь. Потом нежно пожал руку и ласково произнес:
– Тебе так много пришлось пережить, детка, но закваска в тебе сильная. Богу угодно, чтобы ты отправилась навстречу судьбе и мужу. А одно без другого немыслимо, как виноград и камни стены, по которой вьется лоза. Так что ничего не бойся, прислушивайся к сердцу, но действуй всегда с головой.
Элизабет улыбнулась хитроумному совету деда.
– Постараюсь.
Джеффри, наблюдая за прощанием старика и внучки со ступеней замка, испытал за жену гордость: он понимал, каких ей стоило усилий сдерживаться. Она выглядела невозмутимо и достойно – по-королевски царственно. Но это видимое спокойствие скрывало жгучую горечь неизбежной разлуки. Элизабет оставляла все, что ей было знакомо, чтобы следовать за человеком, которого считала неспособным ни на какие другие эмоции, кроме гнева.
Барон был вынужден признаться, что ему нравятся нежные отношения между Элслоу и Элизабет, и в то же время Джеффри ревновал.
Размышления рыцаря прервал Томас. Мальчуган подлетел так, что его хрупкое тельце чуть не врезалось в ногу лорда. Джеффри подбросил ребенка в воздух.
– Веди себя хорошо, слушайся дедушку. – Барону показалось, что его голос прозвучал слишком резко. Но Томас нисколько не испугался – только улыбнулся и кивнул в ответ.
Джеффри сделал вид, что собирается уронить мальчугана, и тот восторженно взвизгнул. Барон поставил его на ноги. Внешне он был нисколько не тронут, когда Томас обхватил руками его ногу, но на самом деле искреннее проявление чувств ребенка доставило ему удовольствие. Джеффри, заметив, что к ним направляется Элслоу, похлопал мальчика по затылку.
– Я за ним присмотрю, – проговорил старик.
– А я – за вашей Элизабет, – торжественно пообещал Джеффри.
– Бог нам обоим в помощь.
Барон улыбнулся и покосился на жену. Он заметил, что Элизабет едва скрывала горе.
– Надо спешить, а то она раздумает ехать. Элслоу, будьте осторожны. Опасность не исчезла, пока Белвейн на свободе.
Старик хлопнул Джеффри по спине и обнял. А потом, глядя на его застывшее, точно каменное, лицо, сказал:
– Ты еще соскучишься по старику, сынок.
– Никогда вокруг меня не было столько бесстрашных людей, – покачал головой Джеффри. – Загадка да и только.
– Это оттого, что мы одна семья, – проронил Элслоу.
– Семья, – повторил барон и прыгнул в седло.
К нему подскакал Роджер, и в сопровождении собак Элизабет они повели окруживший баронессу отряд прочь из Монтрайта.
Половину людей Джеффри оставил с Элслоу, беспокоясь за судьбу обитателей замка.
Но вскоре стало не до грустных размышлений – все силы отнимала борьба с плохим самочувствием. Каждый час приходилось останавливаться, чтобы освободить желудок и мочевой пузырь, и Элизабет было стыдно так часто задерживать отряд. Несчастная баронесса подумала, что стоит завести женщину-служанку. Она делилась бы с ней своими опасениями, и служанка, наверное, смогла бы ее успокоить.
В те два дня, пока шла подготовка к отъезду, он почти не виделся и совсем не разговаривал с женой и, покидая Монтрайт, был уверен, что она по-прежнему боится его гнева. Барону было неприятно видеть Элизабет притихшей и расстроенной, но он, не уставая, твердил себе, что урок пойдет ей на пользу. Если жена научится осторожности, значит, будет оправдана ее мука и боль. И хотя он скрывал свои истинные чувства, перед отъездом не удержался, прижал Элизабет к себе и крепко и страстно поцеловал.
Элслоу с изумлением наблюдал прощание супругов. Он всегда считал внучку девушкой умной и теперь не мог понять, почему за холодной внешностью мужа она не способна разглядеть истинных чувств. Любовь лучилась в его глазах, и всякий мало-мальски здравомыслящий человек догадался бы, что Джеффри без ума от жены!
В прошлом в Элизабет, как в зеркале, отражались черты характера деда, а теперь она вела себя, словно забитый звереныш, а не свободолюбивая тигрица, какой выросла на глазах у Элслоу.
В конце концов старик решил вмешаться, хотя и понимал, что это не его дело. Он хотел видеть девочку своей дочери счастливой.
«Да, – подумал он, – в известном смысле мои мотивы можно посчитать эгоистичными».
День тянулся необыкновенно долго. Элслоу предоставил Элизабет самой себе и дождался вечера, когда они встретились за столом в опустевшем зале. Джеффри забрал с собой половину воинов, в том числе и Роджера, нового приятеля Элслоу, и после привычного шумного веселья в замке установилась тишина.
– Вызываю тебя на партию в шахматы, – объявил дед, когда оба покончили с едой.
– Душа что-то не лежит к игре, – тяжело вздохнула девушка.
Теперь, когда Джеффри ее не видел, она дала волю меланхолии, и, как догадывался Элслоу, даже наслаждалась собственным унынием.
– Душа здесь совершенно ни к чему, – перебил он внучку и принялся вытаскивать фигуры из деревянного ящичка. – Для игры достаточно головы. Хотя ее не мешало бы использовать и в других случаях.
– Речи прямо как у мужа, – удивилась Элизабет. – Выкладывай начистоту, чего ты добиваешься.
Она подозрительно посмотрела на деда. Двинув вперед пешку, она попыталась сосредоточиться на игре.
– Ты позволяешь сердцу руководить своими действиями, – заметил сладким голосом Элслоу. Он намеревался разозлить Элизабет и теперь по выражению ее лица видел, что это ему удалось.
– Нет!
Не обращая ни малейшего внимания на ее возмущение, Элслоу хладнокровно съел ее пешку:
– Не пытайся дурачить старика, девочка. С тех пор как уехал муж, ты впала в жуткую тоску. Ходишь кругами, голова опущена на грудь, поговорить с тобой невозможно. Любовь не должна быть настолько жалостливой.
– Жалостливой?! Это я-то жалостливая?
– И не попугайничай! Ведешь себя, как твои собаки третьего дня, – заметив раздраженный блеск ее глаз, Элслоу улыбнулся.
«Какое удовольствие получает Джеффри от пикировки с женой, – подумал он, – если Элизабет так легко вспыхивает!»
– К чему ты клонишь? – нетерпеливо спросила девушка и сделала необдуманный ход конем.
Старик поспешно забрал фигуру, и от досады внучка забарабанила пальцами по доске. Если не сконцентрироваться, дед быстро одолеет ее в этой партии.
– Скажи, и покончим с этим, чтобы я могла сосредоточиться на игре. Я била тебя раньше и побью сегодня.
– Ха! – ухмыльнулся Элслоу. – Не пугай! Ведь у тебя душа не лежит к игре.
– Душа здесь ни при чем, – парировала Элизабет, наблюдая, как он забирает еще одну пешку.
– Ты призналась мужу, что любишь его? – неожиданно спросил старик.
Вопрос обрушился на Элизабет, как ястреб на ничего не подозревающую невинную жертву.
– У меня нет ни малейшего желания обсуждать мужа. – Девушка уставилась на доску, стараясь прогнать неприятные мысли и сменить тему разговора.
Но Элслоу ей этого не позволил. Его кулак обрушился на стол, разметал фигуры, заставив Элизабет подскочить.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – потребовал он. – Не забывай, что я старший в роду, и если желаю с тобой обсуждать какой-то предмет, тебе остается только повиноваться. – Голос сакса прогремел под сводами зала, как гром.
– Отлично! – Его гнев застал внучку врасплох. – Не знаю, как ты догадался об этом, – она тряхнула головой, видя, что дед намеревается ее перебить, – но я действительно люблю своего мужа. Люблю!
– И поделилась с ним своими чувствами?
– Да, призналась. – Элизабет расставила фигуры на доске, восстановив прежнюю позицию. – Твой ход.
– Пойду, когда будет нужно, – на этот раз мягче сказал Элслоу. Девушка подняла глаза, пытаясь отгадать настроение деда. – Джеффри обрадовался?
Вопрос разбередил рану и дал выход ее возмущению.
– Нисколько. – Поспешный ответ Элизабет и ее болезненная гримаса не оставили у Элслоу ни малейших сомнений. – Джеффри не волнует любовь и не интересуют чувства, – быстро выговорила она и, заметив, как недоверчиво взлетели у деда брови, добавила:
– Это его собственные слова. А мне остается приберечь свои чувства для наших детей. Любовь же подтачивает дух и мешает выполнению долга. Знаешь, дед, мой муж – самый черствый на свете человек… если только дело не касается ругани.
– Да ну?! – чуть не завопил от радости Элслоу. – Вот где собака зарыта!
– Не понимаю, – нахмурилась Элизабет. – Ты смеешься над моим несчастьем и говоришь какими-то загадками. А Джеффри постоянно злится – я уже этим по горло сыта. Его ни в чем нельзя убедить, он упрям и не испытывает ко мне ни малейшей привязанности. Знаешь, что я сделаю, дед? Постараюсь его разлюбить. Да-да, обещаю. Понимаю, дело безнадежное. Я словно рыцарь, окруженный со всех сторон врагами и обреченный на смерть.
– Глупости, детка, – перебил ее старик. – Твой муж любит тебя.
Элслоу с интересом наблюдал, какое впечатление произвели на Элизабет его слова. Девушка недоверчиво покачала головой и сердито посмотрела на деда.
– Я готов это доказать, прежде чем завершится партия. Но ты должна мне помочь. – Элслоу подождал, пока Элизабет кивнула, и продолжал деловым тоном:
– Расскажи, что произошло после того, как ты спасла вассала. Ничего не опускай, потому что меня интересуют мельчайшие детали.
* * *
Торопясь, Элизабет рассказала все по порядку: начиная с того, как сразила стрелами врагов – старик широко улыбнулся в ответ, – и кончая тем, как недоволен был Джеффри ее поведением.– Я думала, он обрадуется помощи, а вышло наоборот.
– И что же он сделал? – Теперь Элслоу нетерпеливо барабанил пальцами по крышке стола.
– Не могу понять, чего ты добиваешься, – передернула плечами Элизабет. – Разозлился. Кричал. Он постоянно на меня кричит и не дает ничего объяснить.
– Ты не поняла моего вопроса, детка. – Старик заставил себя говорить мягче. Он чувствовал, что разговор был неприятен внучке, но знал: его нужно довести до конца. И продолжал, тщательно подбирая слова:
– Что же все-таки сделал Джеффри? Вытащил тебя из воды за волосы? Швырнул на землю и избил?
От таких ужасных предположений Элизабет чуть не задохнулась:
– Ты же знаешь, дед, Джеффри меня никогда не бьет. Он благородный человек и…
Улыбка старика прервала ее тираду.
– Расскажи-ка лучше, что, по-твоему, произошло с того момента, как ты оказалась в воде.
– Это обязательно? – Девушка не спешила повиноваться.
– Да!
– Ну ладно, – нехотя согласилась она. – Джеффри вытащил меня из воды, но только не за волосы. – Представив ужасную картину, Элизабет снова возмущенно мотнула головой. – По крайней мере мне показалось, что это был он. А потом на виду у всех воинов начал трясти с такой силой, что у меня чуть не выскочили зубы. Представляешь, какой стыд, – перед всеми.
– Продолжай, – поспешно произнес Элслоу, заметив, что внучкой вот-вот овладеет раздражение.
– Затем… – От того, что ей услужливо подбросила память, глаза девушки удивленно распахнулись, и в них сверкнула надежда.
Дед не пропустил этого мига и догадался, что Элизабет пытается разобраться в собственных чувствах.
– Что же сделал Джеффри потом? – Он изо всех сил старался не рассмеяться.
– Прижал меня к себе и обнял. Но я так сильно плакала, что не разобрала его слов. Клянусь небом, он обращался со мной, точно с тряпичной куклой: сначала тряс, потом целовал, а после начинал все сначала. Как будто не мог решиться на что-то одно.
– Роджер тоже об этом рассказывал, – согласился с ее словами Элслоу. – А теперь, – его голос сделался твердым, – напомни мне вот что. Ты, кажется, говорила, что Джеффри упрям, что его ни в чем нельзя убедить и что он не испытывает к тебе ни малейшего чувства?
– Говорила, – подтвердила Элизабет. – Стараюсь быть правдивой.
– Со всеми, кроме себя самой, – поправил внучку старик. – Я не буду больше задавать никаких вопросов. Воспользуйся собственной головой и додумай все сама.
– А ты-то что считаешь? – внезапно взмолилась девушка.
– Это не важно, – уперся дед, но, заметив в глазах Элизабет растерянность, смягчился. – Все очень просто. Джеффри тебя любит, хочет он сам того или нет.
– Если это и так, – возразила девушка, – все равно остается одна загвоздка.
– Какая же?
– Он сам до сих пор… не знает.
– Значит, твоя задача его просветить. – В глазах у старика заплясали веселые искорки.
Игра продолжалась, но Элизабет не могла сосредоточиться на доске и постоянно попадала впросак. Ее голова была занята разработкой плана – как вести себя с мужем, и это отнимало все силы.
– Дед, – вдруг позвала она. – Джеффри считает, что я предательница, а я не знаю, как его разубедить.
– Со временем он оттает, – заверил внучку старик. – Ведь твои помыслы, детка, были чисты, и Джеффри скоро это поймет. – Разговаривая с Элизабет, Элслоу не переставал обдумывать позицию.
А девушка размышляла над словами старика, и ей по-прежнему было не до шахмат.
– Ты всегда меня учил сначала все как следует обмозговать, а потом решать. Мне кажется, надо…
– Стоп, – остановил ее дед. – Не говори мне о своих намерениях. Не хочу знать о твоих кознях.
– Кознях! Дед, ты зря меня стыдишь. Я всегда вела себя с мужем достойно. Достойно, – повторила Элизабет с нажимом. – И если Джеффри меня любит, то, что я задумала, тоже пройдет достойно.
– Мат.
– Что ты сказал?
– Я выиграл.
– Нет, – улыбнулась Элизабет, – это я выиграла.
– Глупости. Я забрал ферзя, и твой король в ловушке. Выиграл я.
– Ладно, – согласилась девушка. – Игра за тобой… но король – мой.
* * *
Пока Джеффри был в отъезде, Элизабет собирала вещи, которые следовало перевезти из Монтрайта в ее новый дом. Задача оказалась не из простых. Просыпаясь каждое утро, она боролась с приступами тошноты. Желчь рвалась наружу, и зачастую изболевшийся желудок не мог ее удержать. Элизабет потеряла аппетит и ела все меньше и меньше, надеясь выгнать таинственно проникшую в утробу отраву. Чтобы восстановить силы, приходилось все больше и больше отдыхать днем.Она не решалась гнать недуг повешенной на шею головкой чеснока, чтобы дед не заподозрил болезни. Ей не хотелось тревожить старика, но сама она начинала беспокоиться. Хворь была какой-то необычной: после утренних сражений с накатывавшей тошнотой девушка вдруг возрождалась и чувствовала себя вполне нормально, – и так до самого вечера, когда возобновлялся ее поединок с желудком.
Свое состояние Элизабет объясняла тем, что уехал муж. Любовь взбаламутила не только ее разум, но и тело. Но когда дней через семь Джеффри вернулся в Монтрайт, ее самочувствие не улучшилось. Барон был сильно занят подготовкой к отъезду и не очень обращал внимание на жену. Элизабет была отчасти этим довольна, хотя в то же время ощутила разочарование. Но вскоре стало ясно, что супруг ее избегает. Он являлся в спальню, когда жена давно уже спала, и уходил утром, пока она еще не открывала глаз.
Элизабет сохраняла внешнее спокойствие, а желудок бунтовал все сильнее и сильнее. Ей делалось лучше только тогда, когда подмигивал или улыбался дед. Кивок головы или мимолетная улыбка напоминали о недавнем разговоре… вселяли надежду, что муж ее все-таки любит.
Боже, но каким же он был упрямцем. Сердился еще настолько, что совсем не смотрел в ее сторону, даже если они оставались в одной комнате. И с самого возвращения ни разу не прикоснулся. Сердце Элизабет заныло, когда она поняла, как сильно жаждет его поцелуя, объятия, любви.
Наступило утро их отъезда в имение Джеффри. Для начала лета стояла необыкновенно жаркая погода. Элизабет старалась изо всех сил сохранить самообладание, но, прощаясь с домашними, совсем затосковала. Она знала, что Джеффри останется недоволен, если заметит, что жена слишком расчувствовалась. И не забывала об этом, когда целовала и прижимала к сердцу Томаса.
– Я буду скучать, – только и сказала она деду на прощание.
– Знамя не забыла? – спросил ее Элслоу. – Маленькое напоминание о прошлом поможет справиться с неопределенностью будущего.
– Не забыла, – ответила внучка. – Храни вас с Томасом Господь!
Старик крепко ее обнял и посадил на лошадь. Потом нежно пожал руку и ласково произнес:
– Тебе так много пришлось пережить, детка, но закваска в тебе сильная. Богу угодно, чтобы ты отправилась навстречу судьбе и мужу. А одно без другого немыслимо, как виноград и камни стены, по которой вьется лоза. Так что ничего не бойся, прислушивайся к сердцу, но действуй всегда с головой.
Элизабет улыбнулась хитроумному совету деда.
– Постараюсь.
Джеффри, наблюдая за прощанием старика и внучки со ступеней замка, испытал за жену гордость: он понимал, каких ей стоило усилий сдерживаться. Она выглядела невозмутимо и достойно – по-королевски царственно. Но это видимое спокойствие скрывало жгучую горечь неизбежной разлуки. Элизабет оставляла все, что ей было знакомо, чтобы следовать за человеком, которого считала неспособным ни на какие другие эмоции, кроме гнева.
Барон был вынужден признаться, что ему нравятся нежные отношения между Элслоу и Элизабет, и в то же время Джеффри ревновал.
Размышления рыцаря прервал Томас. Мальчуган подлетел так, что его хрупкое тельце чуть не врезалось в ногу лорда. Джеффри подбросил ребенка в воздух.
– Веди себя хорошо, слушайся дедушку. – Барону показалось, что его голос прозвучал слишком резко. Но Томас нисколько не испугался – только улыбнулся и кивнул в ответ.
Джеффри сделал вид, что собирается уронить мальчугана, и тот восторженно взвизгнул. Барон поставил его на ноги. Внешне он был нисколько не тронут, когда Томас обхватил руками его ногу, но на самом деле искреннее проявление чувств ребенка доставило ему удовольствие. Джеффри, заметив, что к ним направляется Элслоу, похлопал мальчика по затылку.
– Я за ним присмотрю, – проговорил старик.
– А я – за вашей Элизабет, – торжественно пообещал Джеффри.
– Бог нам обоим в помощь.
Барон улыбнулся и покосился на жену. Он заметил, что Элизабет едва скрывала горе.
– Надо спешить, а то она раздумает ехать. Элслоу, будьте осторожны. Опасность не исчезла, пока Белвейн на свободе.
Старик хлопнул Джеффри по спине и обнял. А потом, глядя на его застывшее, точно каменное, лицо, сказал:
– Ты еще соскучишься по старику, сынок.
– Никогда вокруг меня не было столько бесстрашных людей, – покачал головой Джеффри. – Загадка да и только.
– Это оттого, что мы одна семья, – проронил Элслоу.
– Семья, – повторил барон и прыгнул в седло.
К нему подскакал Роджер, и в сопровождении собак Элизабет они повели окруживший баронессу отряд прочь из Монтрайта.
Половину людей Джеффри оставил с Элслоу, беспокоясь за судьбу обитателей замка.
* * *
…Элизабет все время оборачивалась, стараясь запечатлеть в памяти стены родного дома. Будущее ее пугало, а сердце разрывало опустошающее одиночество.Но вскоре стало не до грустных размышлений – все силы отнимала борьба с плохим самочувствием. Каждый час приходилось останавливаться, чтобы освободить желудок и мочевой пузырь, и Элизабет было стыдно так часто задерживать отряд. Несчастная баронесса подумала, что стоит завести женщину-служанку. Она делилась бы с ней своими опасениями, и служанка, наверное, смогла бы ее успокоить.