К тому времени, когда солнце оказалось в зените, Элизабет взмокла, устала и чувствовала себя несчастной. Она на мгновение закрыла глаза и вывалилась бы из седла, если бы не вовремя подоспевший Джеффри. Он усадил ее впереди себя, и Элизабет, облегченно вздохнув, пристроила голову у мужа на груди. Через некоторое время она уже крепко спала.
   Джеффри прижимал ее к себе одной рукой, наслаждаясь нежной женской теплотой. От Элизабет исходил аромат диких цветов и яблок.
   Женщина простонала во сне, и Джеффри нежной поцеловал ее в лоб.
   Элизабет проспала всю вторую половину дня. Наконец, перед самым заходом солнца, Джеффри распорядился сделать привал. Ступив на твердую почву, Элизабет почувствовала, как у нее подкосились ноги, и она оперлась о руку мужа.
   – Ты не больна? – Вопрос Джеффри прозвучал, как обвинение, и Элизабет тотчас же выпрямилась.
   – Нет! – встрепенулась она. – Немного нездоровится. Скоро пройдет.
   Она хотела отвернуться, но Джеффри положил ей руки на плечи и притянул к себе. Элизабет так давно не испытывала ласки мужа, что даже пришла в смущение.
   – Подошло время месячных? – едва различимо прошептал барон.
   От такой откровенности Элизабет вся вспыхнула:
   – Не будем об этом говорить. Это неприлично.
   Она попыталась отстраниться, но Джеффри ее не отпустил.
   – Если мужу и жене неприлично об этом говорить, тогда как я узнаю, когда нельзя до тебя дотрагиваться? – спросил он рассудительным тоном.
   – Не знаю. – Элизабет потупила глаза. Но тут ее осенила внезапная догадка, и она снова посмотрела на мужа. – Вот почему… вот почему… – Несчастная никак не могла подобрать слова и с надеждой смотрела на мужа, ожидая, что он закончит за нее фразу. Но Джеффри молчал, и Элизабет наконец проговорила:
   – Значит, ты поэтому до меня не дотрагивался?
   Ее голос был похож на дуновение ветерка, но барон расслышал.
   – Нет, – так же тихо ответил он и вконец запутал жену.
   – Значит, ты все еще на меня злишься? – Элизабет похолодело внутри.
   Втайне она хотела, чтобы Джеффри на нее сердился, потому что не представляла, как пережить, если причина крылась в другом: если муж не приходил к ней в постель, потому что больше не находил желанной…
   Джеффри чувствовал боль Элизабет. Ему захотелось крепко обнять жену, поцелуем стереть со лба все тревоги и сомнения. Едва удавалось скрывать, как он ее жаждет. И обет не проявлять чувств и не признаваться в любви до тех пор, пока Элизабет не обоснуется в доме, показался наивным и никчемным. Но барон с усмешкой напомнил себе, что, как человек разумный, он должен придерживаться однажды разработанного плана.
   Элизабет заметила его улыбку, и это еще больше смутило ее. Что так развеселило мужа?
   – Пошли, Элизабет, – позвал ее Джеффри. – Лагерь разбит у чистой речушки. Умойся, а я пока займусь делами и проверю, все ли в порядке.
   – А искупаться можно? – с надеждой спросила она.
   Прожаренная солнцем одежда была покрыта коркой грязи и обжигала тело. Элизабет подняла тяжелую копну волос, чтобы прохладный ветерок обдувал шею.
   – Сначала поешь, а я тем временем подыщу для твоего купания укромное место.
   Руки Элизабет были подняты, отчего платье на груди натянулось. Джеффри чуть не заключил ее в объятия.
   – Буду с нетерпением ждать, – бросила Элизабет и, повернувшись, направилась к речке, чтобы не мешать мужу заниматься делами.
   «И я тоже, – с растущим предвкушением подумал Джеффри. – Сегодня, любовь моя, я навсегда отдам тебе сердце».
   – Милорд!
   Джеральд оторвал его от раздумий, и барон с недовольной гримасой обернулся к оруженосцу.
   – Ваш шатер поставить, как всегда, в центре лагеря?
   – Нет, сегодня сделаем исключение. – Джеффри осмотрелся по сторонам и выбрал укромный уголок в стороне, за деревьями, далеко от людей. – И поспеши. Я хочу, чтобы ужин и постель приготовили как можно раньше.
   Джеральд поклонился, прижав к груди руку, и кинулся выполнять приказание.
   Барону показалось, что прошла целая вечность, прежде чем перед ним появились сушеное мясо, хлеб и фрукты. Он проводил Элизабет в шатер, усадил перед едой и стал почти насильно кормить.
   – Ты сегодня спешишь, милорд, – заметила жена. – Хочешь пораньше лечь спать? Если так, я могу отложить купание.
   – Нет! – хриплым голосом прервал ее Джеффри. – Быстрей доедай, бери плащ и все, что надо, и пошли. Нужно успеть, пока не зашло солнце.
   Элизабет торопливо разыскала мыло, подхватила плащ и поспешила за мужем. Джеффри словно куда-то опаздывал и, казалось, был раздражен. Элизабет не могла понять, чем вызвала его недовольство. Изо всех сил стараясь не отставать, она так и не решилась спросить о причине спешки. Захочет, расскажет сам. Хоть этому Элизабет научилась за время их короткого брака: понимала, что Джеффри не позволит проникнуть в свои мысли, если это не совпадает с его намерениями.
   Несколько минут супруги шли вдоль берега реки. Русло сделало поворот, углубилось в чащу, и Джеффри показал выбранное место. Чтобы добраться до него, пришлось нырять под толстые ветви. Но неудобство и исколотые ладони тут же были забыты, когда Элизабет наконец распрямилась и увидела, в какую попала красоту. Небольшую поляну, словно часовые, окружали высокие деревья.
   Сверху пологом нависали густые ветви, пропуская на землю лишь малую толику солнечного света. Закат окрашивал листья и траву в золотистые и оранжевые тона, придавая пейзажу удивительное, почти сказочное настроение.
   – Как красиво, как восхитительно! – прошептала Элизабет.
   – А главное – никого вокруг, – отозвался муж. – Еще до ужина я прогулялся с собаками по реке и нашел это место.
   Элизабет кивнула и села на берегу, чтобы сбросить туфли. Потом подняла глаза на Джеффри и онемела, увидев, что он тоже снимает сапоги. Не отрывая глаз, она следила, как вслед за сапогами муж скинул с себя все остальное.
   Женщина почувствовала, что краснеет, хотя и понимала, насколько это глупо. И, не в состоянии отвести глаз, завороженно любовалась мощным, мускулистым телом.
   – Эти солнечные лучи превратили тебя в настоящего бога, – прошептала она.
   Золотистый отсвет на коже мужа делал его грубую красоту еще более впечатляющей.
   Джеффри мотнул головой, и прядь густых черных волос упала на лоб.
   – Окажешься за свои глупые разговоры в чистилище, – пригрозил он.
   – Я вовсе не намеревалась богохульствовать, – попыталась защититься Элизабет. Муж улыбнулся.
   – Ты позволишь мне помочь тебе раздеться? – проговорил он мягким, но срывающимся голосом.
   Шутки не получилось – в глазах Джеффри стояли страсть и неутоленное желание.
   Элизабет ощутила, как изнутри ее охватывает жар. Очень медленно она протянула руку; муж помог ей подняться и без единого слова начал раздевать. Сначала распустил кожаный пояс на бедрах, снял через голову юбку, блузку и наконец нижнюю рубашку цвета слоновой кости.
   Супруги молча стояли друг против друга, позволяя вожделению, подобно поднимающемуся ветру, набрать полную силу. Но вот Элизабет не выдержала и робко шагнула к мужу.
   – Джеффри! – Имя прозвучало, как мольба и барон знал, о чем просила жена.
   – Не спеши, – шепотом ответил он и зашел в реку, пока кристально чистая вода не покрыла грудь.
   Элизабет схватила мыло и бросилась вслед за мужем. Но охнула от неожиданности, как только холодная влага коснулась кожи.
   – Слишком холодно, – крикнула она Джеффри и попятилась к берегу.
   Вода доходила до бедер. Элизабет зачерпнула ее рукой и плеснула на плечи. Потом, спеша завершить туалет, быстро намылилась и, смывая с тела дорожную пыль, смущенно повернулась к мужу спиной.
   – Иди ко мне, – послышался голос Джеффри.
   Элизабет оглянулась, оценила расстояние и, нахмурившись, повторила:
   – Холодно.
   Потом прикусила нижнюю губку и стала ждать, чтобы муж приблизился к ней сам. Но барон не двинулся с места и только потребовал звенящим от смеха голосом:
   – Женушка, я жду. Твой долг повиноваться.
   Элизабет шутливо улыбнулась в ответ:
   – Слушаюсь и повинуюсь.
   Набрав в легкие побольше воздуха, она шла к мужу, пока вода не покрыла ее груди и плечи. И только тогда остановилась, упираясь ногами в дно, чтобы удержаться против течения.
   – А теперь ты ко мне.
   Их разделяли несколько футов. Прохладный поток омывал тела. Элизабет была готова сказать, что утонет, если сделает еще хоть шаг, хотела напомнить мужу, что не умеет плавать.
   Но от взгляда Джеффри онемела. Мысли перепутались, улыбка сползла с губ, она только смотрела мужу в глаза. Горячий, настойчивый взгляд завораживал, звал без единого слова. Элизабет это чувствовала каждой порой.
   Супруги одновременно шагнули навстречу друг другу. В следующую секунду руки Джеффри сомкнулись на талии Элизабет. Он притянул жену к себе, охватил ногами, позволяя ей почувствовать силу своего желания.
   – Сначала я хотел искупать тебя сам, чтобы не пропустить ни кусочка кожи, а потом омыть в ласковых словах любви, о каких мечтает всякая благородная дама. – Его хриплый голос то и дело прерывался. – Я никого не желал сильнее, чем тебя. И намеревался этой ночью ухаживать за тобой и добиваться твоей благосклонности.
   От этих речей у Элизабет расширились глаза.
   – Но сейчас я вдруг понял, что не знаю слов. Я не справился с задачей, и мне не хватает терпения довести до конца задуманное. Стоит только коснуться твоего тела рукой, я теряю голову.
   Элизабет улыбнулась одними уголками губ.
   – Ты это называешь задачей? – спросила она ласковым голосом.
   Муж выглядел настолько сосредоточенным и серьезным, что Элизабет смутилась.
   – Послушай, Джеффри, моего терпения, пожалуй, тоже не хватит для ухаживаний. Поэтому говори о любви без цветистых слов, и я буду страшно рада.
   Барон поднял глаза и нахмурился:
   – А что ты знаешь об ухаживаниях.
   – Немного. – Палец Элизабет прошелся по его ребрам. – Мне только кажется, что обольщение нельзя называть задачей. – Словно в подтверждение собственных слов, она потянула мужа за завиток волос на груди.
   Джеффри поймал ее руки, прижал к бокам и сам начал гладить Элизабет по спине:
   – Все равно, что учиться уступать противнику.
   – Не понимаю. – Она откинула голову, чтобы убедиться, не шутит ли муж.
   – Обольщение требует опыта, – объяснил Джеффри.
   Не обращая внимания на его хмурое лицо, Элизабет рассмеялась.
   – Вовсе нет, милорд. Ухаживания – это для тех, кто еще не признался в любви. А я уже открыла сердце.
   – Но я-то не говорил тебе о своих чувствах. – Голос барона прозвучал возбужденно. – А сейчас я хочу сказать то, что ты жаждешь услышать.
   – Я вся внимание, – едва слышно прошептала Элизабет.
   Ее сердце пело от радости и в то же время так томительно сжималось, что на глаза наворачивались слезы. Как и предсказывал Элслоу, Джеффри ее любил.
   – Пожалуйста, будь серьезной. – Он сбился с мысли, потому что жена принялась нежно целовать его в грудь.
   Потом ее язык закружил вокруг чувствительных сосков, и Джеффри судорожно вздохнул.
   – Элизабет!
   – Я тебя люблю, Джеффри! – Шепот, как любовное зелье, растопил его сердце.
   – Я тебя тоже люблю, – тихо ответил он, и жена с восторгом приняла это признание.
   Их глаза встретились, и Элизабет в предвкушении поцелуя раскрыла губы. Слезы любви и радости покатились из ее глаз. Лицо мужа оказалось совсем рядом. Кончик языка на мгновение замер и принялся обводить овал ее губ. Элизабет издала звук, похожий на довольное мурлыканье котенка. Джеффри наконец овладел ее ртом – его язык уже властвовал внутри, наслаждаясь пленительной влагой.
   Поцелуй, поглощая, обжигал. На какое-то время Джеффри оторвался от губ жены. Элизабет хотела возразить, но новый поцелуй не дал ей промолвить ни слова. Теперь ее язык оказался у мужа во рту, познавая несказанную темную тайну.
   Но вот губы барона устремились по ее шее вниз.
   – Ты прекрасна… – прошептал он, потом приподнял Элизабет над водой так, чтобы дотянуться до ее груди, и заставил обвить себя ногами.
   Когда ее сосок оказался в плену его губ, Элизабет вцепилась пальцами Джеффри в плечо и от наслаждения всхлипнула. Колючий подбородок касался нежной кожи и подхлестывал вожделение. Муж, не отрываясь, целовал твердую пуговку, пока она не взмолилась:
   – Ну же, ну! Я так по тебе соскучилась.
   Джеффри поднял глаза и всмотрелся в потемневшие от страсти глаза жены.
   И желание, словно пронизав воздух, отразилось в его зрачках.
   – Какая сладостная пытка… – пробормотал барон.
   В следующую минуту он уже нес жену на руках к берегу.
   – Ты замерзла, – прошептал он. – Я тебя согрею.
   – Мне не холодно.
   Элизабет стояла и смотрела, как Джеффри расстилает на траве плащ. Вскоре свершилось то, чего она так долго ждала. Все ее тело дрожало от предвкушения любви.
   Подготовив ложе, Джеффри повернулся к жене, чувственным движением приглашая лечь. Элизабет медленно подошла к нему… Джеффри провел пальцами по ее животу, чуть касаясь, потом ниже и уже требовательнее. Элизабет, вздрогнув, закрыла глаза. Ей казалось, еще мгновение – и ее тело разлетится на тысячу осколков.
   – Я пригублю твои сладкие соки, изопью нектар, – бормотал Джеффри, и Элизабет почувствовала, что там, где только что была его рука, оказался рот.
   Ее точно пронзила вспышка, превращая тело в текучий пламень. Пальцы мяли траву, и она не ощущала ничего, кроме всепожирающего огня. Обжигающие волны то захлестывали целиком, то откатывались назад.
   – Джеффри! – Крик ее был полон наслаждения и ужаса.
   Муж различил в ее голосе страх и принялся успокаивать ласковыми словами. Обхватил ладонями ее лицо. По щекам Элизабет струились слезы. Джеффри вытирал их и целовал веки.
   – Ничего не бойся.
   – Я теряю голову, когда ты до меня дотрагиваешься, – прошептала Элизабет и по глазам мужа поняла, что доставила ему удовольствие. – В такие моменты тело мне не принадлежит, и это происходит так легко, что пугает. – Она провела пальцем по губам Джеффри, и в ее доверчивом взгляде сквозила полная незащищенность.
   – Я чувствую то же самое, – признался Джеффри и еще сильнее прижался к ней бедрами. – Меня манит твоя нежность, я растворяюсь в ее тепле и теряю себя. Но только не силу. Ты источник моей мощи. Когда мы вместе, я чувствую себя неуязвимым. Дай же мне испить тебя всю. Подожги от своего вулкана.
   Джеффри впился губами в ее губы, и, когда он наконец вошел в нее, желание вспыхнуло испепеляющим огнем, и безумный пламень страсти поглотил обоих. Жаркие языки очищения охватили возлюбленных, и они одновременно испытали радость освобождения.
   …Открыв глаза, Элизабет увидела преображенное лицо Джеффри. Оно светилось разделенной с ней радостью. Это была любовь.
   Муж уронил ей голову на плечо и удовлетворенно вздохнул. Ему ответил эхом вздох Элизабет, и женщина сжала в объятиях мужа.
   Джеффри, приподнявшись на локтях, целовал ее в щеки, ласково тыкался губами в ухо, говорил такие невероятные вещи и давал такие обещания, что Элизабет покраснела.
   – Когда ты понял, что любишь меня? – спросила она и погладила его по лицу. – Когда я чуть не утонула?
   – Нет, – усмехнулся муж, – Тогда я был слишком зол, чтобы размышлять о любви. – Он перекатился на спину, и Элизабет положила руку на его могучую грудь. – Воины такие вещи не запоминают. Разве важно, когда я понял, что влюблен в тебя?.. – Он уже явно подшучивал над ней.
   Элизабет улыбнулась. Ее восхищали золотистые искорки в глазах Джеффри. Как она могла подумать, что он холоден и упрям?
   – А ты когда влюбилась в меня?
   – Не помню, – отозвалась Элизабет. – Жены воинов не запоминают такие вещи, – усмехнулась она. – Да это и не важно.
   Джеффри стиснул ее в объятиях.
   – Насмешница! Теперь до конца дней придется мириться с твоей глупостью, потому что я люблю тебя всем сердцем.
   – А я думала, что никогда не услышу этих слов, – прошептала Элизабет и, посерьезнев, наклонилась и поцеловала Джеффри в губы.
   – Я ошибался, – ответил он. – Не знал, что такое любовь. Считал, что она лишит меня силы. Но ты наполнила меня новой энергией.
   – Я всегда буду принадлежать только тебе, Джеффри, – отозвалась Элизабет.
   – Знаю, – ответил муж. – Я никогда не усомнюсь в твоей верности, но, видишь ли, я очень ревнив. Я не могу делить тебя даже с дедом и братиком. Раньше я смеялся над мужчинами, которые позволяли ревности властвовать над собой. А теперь того и гляди она овладеет мной самим.
   Глаза Элизабет удивленно раскрылись, и Джеффри улыбнулся опять:
   – В отличие от тебя мне не пришлось испытать теплоты близких отношений в семье. И, наверное, поэтому я хочу быть твоим единственным дорогим человеком.
   – Существуют разные виды любви, – тихо промолвила Элизабет.
   Слова мужа выдали его незащищенность, и она понимала, что этот миг запомнится ей на всю оставшуюся жизнь.
   – То, что я чувствую к деду или малютке Томасу, совсем не та любовь, которую я испытываю к тебе. Надеюсь, со временем и ты привяжешься к ним. Но мое чувство к ним нисколько не умаляет любви к тебе.
   Барон, задохнувшись от страсти, притянул ее к себе и поцеловал в губы, и жена, тоже вспыхнув, прильнула к нему всем телом.
* * *
   …Они лежали, наслаждаясь тишиной и покоем. На землю ложились сумерки – надо было собираться в лагерь.
   Обратно шли в полном молчании. И только подходя к шатрам, едва различимым, как шелест листвы, голосом, Элизабет спросила:
   – А ты правда ревнуешь меня к родным?
   – Я это переборю. – Джеффри стиснул руку жены. – Рыцаря отличает верность, и каждый клянется только одному сюзерену, как я – королю Вильгельму, – начал он. – Да, ты отдала себя мне, но я хочу, чтобы ты любила меня больше родных, чтобы всем остальным ты предпочла меня, как я предпочитаю тебя.
   Элизабет сдержала улыбку.
   – Я никогда не буду выбирать между тобой и моей… – у Элизабет чуть не вырвалось «семьей», но она поправилась и сказала:
   – Моими родными. Моя семья теперь ты. А я – твоя. Элслоу же и Томас – наши родственники. Мы все принадлежим друг другу, но не как вассалы своим лордам.
   – Ты права, – отозвался Джеффри. – Тебе не придется выбирать между мной и другими. Я этого не позволю. И никогда не потребую от тебя подобного доказательства верности. Я начинаю понимать твой образ мыслей: важно любить, все остальное не имеет значения.
   – Выходит, ты еще не уверен в моей верности и поэтому оставил Томаса и Элслоу в Монтрайте?
   – Хотел, чтобы ты пока принадлежала только мне, – признался барон.
   Элизабет прижалась к мужу, раздумывая над его словами. Джеффри открыл ей свой внутренний мир, и она поняла, что в его сердце царила любовь и радость. Ему пришлось пройти долгий путь, чтобы осознать свои чувства и выразить их вслух. Но осталось одолеть еще немного: Джеффри был неуверен в себе и, как ни странно, беззащитен. Хотя вскоре все переменится, и разговоры о выборе и доказательствах верности исчезнут сами собой, Никто больше не будет требовать таких ужасных вещей. Никто.
* * *
   В ту ночь Элизабет снились сны. Сначала – необыкновенно приятные: она увидела себя во всем белом; платье, казалось, струилось по ногам. Элизабет шла по галерее огромного дворца, а землю у ног укутывал красивый туман. Улыбаясь, она отворила дверь и попала в большой зал. Но тут приятный сон превратился в кошмар. Кто-то ее звал, но она не понимала кто. В голосе было такое отчаяние и мука, что сердце Элизабет учащенно забилось. Она побежала на зов, стала протискиваться сквозь толпу не замечавших ее смеющихся людей и добралась до середины зала. То, что она там увидела, наполнило грудь отчаянным криком. В самом центре стоял ее муж. Его руки и ноги были скованы прочными железными цепями. Он не видел жену и смотрел куда-то в другую сторону. Элизабет повернулась и заметила закованного в железо деда.
   Снова раздался крик. Но теперь в нем звучала не мука, а торжество. Кричал Белвейн. Туман у ног окрасился в красное, и сквозь кошмар Элизабет поняла, что его запятнала готовая пролиться невинная кровь.
   Белвейн поднял руку и указал на Элизабет пальцем:
   – Один из них умрет. А выбор – за тобой. Если же ты не выберешь ни одного, убьют обоих. – Он засмеялся дьявольским хохотом, от которого душу Элизабет стиснул смертельный холод.
   Не желая принимать происходящее, она затрясла головой. Белвейн вытащил меч барона и взмахнул им в воздухе.
   Крик Элизабет разбудил Джеффри. Он потянулся к клинку и только тут понял, что жена с ним рядом. Когда он прижимал ее к себе, его руки дрожали.
   – Открой глаза, дорогая, – шептал он снова и снова. – Это был только сон. Я с тобой.
   Элизабет проснулась, как от толчка, вцепилась мужу в плечо и, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце, хватала воздух ртом
   – Ужасно! Ужасно!
   – Не говори ничего. – Муж нежно отвел ее волосы со лба и, наклонившись, поцеловал. – Тебе просто приснился страшный сон. Вот и все. Ты безумно устала. А теперь положи голову ко мне на плечо и закрой глаза. Все будет хорошо.
   – Я боюсь, – призналась Элизабет. – Боюсь, если засну, увижу тот же кошмар.
   – Нет-нет, – успокоил ее муж и прижался к ней. – Ты будешь думать только о нашей любви, – пообещал он, скрепив слова поцелуем.
   Бархатным голосом он говорил ласковые слова, нежные руки поглотили всю Элизабет, и она забыла о кошмаре.

Глава 13

   Элизабет без труда привыкла к новому дому, хотя первый взгляд на владения Джеффри вызвал чувство подавленности – такими массивными показались строения и огромными стены. Каменная крепость была настолько велика, что по сравнению с ней Монтрайт представлялся совсем крохотным.
   Внутри Элизабет встретила холодная неуютная пустота. Но вскоре на всем – и в самом замке, и во дворе – появилась печать ее индивидуальности. Джеффри не препятствовал жене. Лишь однажды, увидев ее на коленях у стены, когда она сажала яркие всех оттенков цветы, он вышел из себя. Но шутливый тон жены быстро успокоил барона.
   Слуги поначалу подозрительно отнеслись к госпоже, но вскоре оттаяли от ее добрых улыбок. Прошло совсем немного времени, и она сделалась всеобщей любимицей, ее приказания выполнялись с неизменной готовностью. Столы теперь украшали свежие цветы, а на вымытых каменных стенах замка запестрели привезенные из Монтрайта яркие знамена. Холодное запустение крепости сменили покой и уют. И обитатели Берклийского замка с благоговением ощутили, что наконец находятся в собственном доме.
   К концу июля Элизабет поняла, что носит под сердцем ребенка Джеффри. Открытие привело ее в восторг, и она несколько дней думала, как сообщить об этом мужу. Конечно, он будет доволен и горд, и это доставит ей еще большее удовольствие.
   Она сидела за обеденным столом и поджидала Джеффри, решив, что откроется ему этим вечером, когда они останутся наедине в спальне. Чувства так переполняли ее, что она едва сдерживалась и часто громко смеялась. Слуги посматривали на нее с удивлением, и Элизабет понимала, что ведет себя странно. Завтра, когда Джеффри будет все знать, она им объяснит, в чем дело, и добрые люди поймут ее и простят.
   В зале начали собираться воины. Баронесса выпрямилась, пытаясь среди них разглядеть супруга. Но тут ее внимание привлек Джеральд. Он спешил к ней.
   – Гонцы от короля Вильгельма, – почти что выкрикнул он. – Желают как можно быстрее увидеть лорда.
   Слова юноши заставили Элизабет нахмуриться.
   – Проводи их в зал, – приказала она. – Я скажу Роджеру, чтобы он разыскал Джеффри.
   Но рыцарь уже шел к ней сам. Элизабет поздоровалась с ним и только после этого сообщила про гонцов.
   – Зачем они здесь? – Женщина не могла скрыть в голосе тревогу.
   – В их появлении нет ничего необычного, – успокоил ее Роджер. – А вот и ваш муж. Он сам вам все расскажет.
   – А меня ты не хочешь поприветствовать? – подходя, улыбнулся Джеффри.
   Элизабет тотчас расцвела в улыбке и запечатлела на щеке мужа торопливый поцелуй.
   – Я помню времена, когда проявление всяких чувств строго запрещалось, – прошептала она на ухо барону.
   – Это было давно, – рассмеялся муж и хитровато скосил на Элизабет глаза. – А потом я понял, если тебя лишить возможности целоваться, ты просто зачахнешь.
   – Это оттого, что я совершенно недисциплинированна, – весело ответила баронесса.
   – Джеффри, – перебил их разговор Роджер, – прибыли гонцы от короля Вильгельма и ждут внизу.
   Барон кивнул, нимало не обеспокоенный новостью:
   – Я полагал, Вильгельм еще в Руане.
   – Должно быть, только что вернулся, – заметил рыцарь.
   Джеффри снова повернулся к жене:
   – Садись за стол без меня, чтобы воины принимались за еду. А мы с Роджером выясним, что за вести принесли нам гонцы.
   Элизабет тоже не терпелось узнать в чем дело, но она поняла, что просить бесполезно. Придется ждать, пока не расскажет муж. С каждым днем барон доверял ей все больше и больше, и она была уверена, что Джеффри не скроет, какой приказ слал им король.
   Появился приходящий из соседнего Норткасла священник отец Харгрейв и предложил Элизабет руку как раз в тот момент, когда Джеффри закрывал за собой дверь. Баронесса вспомнила о своей роли хозяйки и все внимание обратила на старика.