Принимая благословение, она склонила голову и попыталась сосредоточиться на молитве. Но мысли постоянно возвращались к гонцам. Элизабет прикидывала, с чем бы они могли приехать, но так ничего и не решила. Положенное число дней Джеффри уже отслужил. Король собирал двор только три раза в год, и все три раза барон присутствовал.
Может быть. Кадастровая книга, наконец предположила она, вспомнив о проводимой Вильгельмом среди своих подданных земельной описи. [3]
Поскольку у каждого учитывалось точное поголовье скота и наличие монет, верноподданные, ропща, называли Кадастровую книгу «Книгой судного дня». Их рассуждения были понятны и, по мнению Элизабет, верны. Раз будет известно состояние каждого, легче удастся повысить налоги. «Вечная проблема взвинчивания налогов», – размышляла про себя баронесса. Еще от отца она не раз слышала жалобы на несправедливость системы.
Джеффри и Роджер вернулись в зал, когда начали подавать на стол. По выражению их лиц Элизабет могла судить, что новость оказалась не из приятных.
– «Книга судного дня»? – шепотом спросила она, когда барон уселся во главе стола.
Джеффри взял жену за руку, но ничего не ответил. Элизабет переглянулась с Роджером и улыбнулась. Она всегда сидела по правую руку от барона, а верный рыцарь – по левую.
Один из оруженосцев лорда принес мясо, и Джеффри, отвернувшись, что-то приказал юноше. Воспользовавшись тем, что муж отвлекся, Элизабет подалась вперед, надеясь, что Роджер успеет быстро ответить:
– «Книга судного дня»?
Но Джеффри стиснул ее руку и, заметив, что рыцарь собирается ответить, едва заметно покачал головой.
Его движение не ускользнуло от Элизабет, и она расстроенно вздохнула.
– Не думаю, что королю бы понравилось, если бы он узнал, что его опись величают «Судным днем», – заметил барон.
Как только трапеза подошла к концу, Джеффри повернулся к Роджеру:
– Проследи, чтобы все было готово назавтра. – Отдав распоряжение, он предложил Элизабет удалиться в спальню.
Жена улыбнулась и охотно согласилась:
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
– И мне тоже, – отозвался барон. В его голосе не ощущалось ни малейшего волнения, и это заставило Элизабет тревожно нахмуриться. Когда муж скрывал свои чувства, на это всегда находились веские причины. Она подала ему руку и без слов последовала наверх.
Даже тогда, когда дверь спальни отгородила их от остального мира и супруги остались одни, Элизабет продолжала молчать. Она достаточно изучила мужа и знала: прежде чем заговорить, он будет тщательно подбирать слова.
Они в молчании раздели друг друга. Для Элизабет стало ритуалом брать меч мужа и ставить в изголовье кровати с его стороны. После этого она забиралась под одеяла и ждала.
Но на этот раз Джеффри не задул свечей и при свете подошел к кровати. Обнял жену и нежно поцеловал.
– Мне первой сказать свою новость? – спросила Элизабет.
– Уж лучше я, – отозвался барон, – чтобы поскорее покончить с моей. – От его почти свирепого тона у Элизабет от страха перехватило в груди.
Он придавил ее ноги своей тяжестью, обнял за плечи и прижал к груди. Но в лицо боялся смотреть. То, что ему предстояло сказать, причинит жене боль, и ее боль превратится в его.
– Мне непросто тебе это говорить, Элизабет, – наконец начал он, поглаживая жену по голове.
Элизабет всем телом дернулась назад, и Джеффри невольно заглянул ей в глаза.
– Не тяни, – попросила она, с каждой секундой пугаясь все сильнее и сильнее.
– Вызов к Вильгельму касается Монтрайта, – произнес барон, не спуская глаз с жены. И поспешил закончить:
– Твой дед обвиняется в измене.
– Нет! – Короткое отрицание прозвучало, как крик подстреленного животного.
– Но это еще не все. – Джеффри говорил бесстрастным тоном, и Элизабет заставила себя успокоиться и слушать. – Белвейн подал королю прошение и требует передать опекунство над Томасом ему. Сейчас они все в Лондоне, и завтра я тоже выезжаю туда.
– И я, – воскликнула Элизабет. – Поедем вместе. Пожалуйста, не оставляй меня одну.
В ее глазах сквозила такая мука, что барон поспешил с ответом:
– Хорошо. Поедем. Ты имеешь на это право. В конце концов это твоя семья.
– Наша, – поправила его Элизабет и заплакала. – Что теперь будет, Джеффри? Как поступит король?
– Выслушает все стороны и только потом будет решать. – Он почувствовал, что жена дрожит, и крепче прижал ее к себе. – Не терзай себя. Элизабет. Вильгельм – справедливый король. Доверься ему.
– Я боюсь. – Она уткнулась лицом Джеффри в плечо, и слезы потекли еще сильнее.
Муж успокаивал ее ласковыми словами, не выпускал из любящих рук, и постепенно рыдания улеглись.
– Ты мне веришь? – спросил он.
– Сам знаешь, – всхлипнула Элизабет.
– Значит, поверишь, если я скажу, что все будет хорошо.
– Поверю, если скажешь.
– Даю слово, что никому не позволю нарушить спокойствие в твоей семье.
– А что будет с тобой?
Самому Джеффри опасность не грозила, и вопрос Элизабет его удивил.
– Ничего… А теперь попытайся уснуть. Впереди нас ждет трудный путь. Придется скакать три дня.
Элизабет не забыла о тайне, которую собиралась поведать Джеффри. Она положила ладонь на живот, как бы защищая от тягот мира новую жизнь, которая зрела у нее внутри. Но мужу решила ничего не говорить. Если Джеффри узнает, что жена вынашивает ребенка, он не позволит ей ехать к Вильгельму. Так что придется подождать. Когда решится дело с Белвейном, она поделится своей радостью с Джеффри. А пока будет оберегать ребенка, как муж оберегает ее.
Элизабет закрыла глаза и попыталась прогнать все темные мысли. Необходимо было выспаться, иначе не выдержать предстоящих испытаний.
Ночью ей снова приснился кошмар. Джеффри успокаивал её, говорил, что все это только сон, что Элизабет расстроена и переутомилась и что причин для страхов нет никаких. Уговаривал уснуть вместе с ним. Но сон к ней больше не шел. Элизабет прижалась к мужу и молилась. Молилась, чтобы ее кошмар не оказался дурным предзнаменованием.
– Помойся и выспись, – посоветовал он. – А с ними увидишься утром. И познакомишься с королем.
С королем Элизабет знакомиться совсем не хотела и в душе признавалась, что боится Вильгельма. И хотя умом она понимала, что многие из ужасных рассказов о короле – скорее всего преувеличение, сердцем верила во все, что говорилось о нем.
Супругам предоставили просторную комнату, выходящую окнами во двор. Кровать оказалась вдвое больше той, что стояла в их спальне в Беркли. Элизабет тут же забралась в постель, свернулась калачиком и старалась не смыкать глаз, пока не вернулся Джеффри. Муж отправился засвидетельствовать свое почтение королю и выяснить, что можно сделать по поводу обвинений Элслоу.
Но усталость взяла свое, и Элизабет забылась сном. Утром она проснулась одна. Джеффри в комнате не оказалось. На столике у кровати стоял поднос, однако Элизабет к еде не притронулась – под ложечкой так сосало, что от одной мысли о завтраке начинал бунтовать желудок. Она оделась с особой тщательностью. Раз встречи с Вильгельмом не избежать, нужно было выглядеть как можно лучше, чтобы Джеффри мог гордиться женой.
Покончив с туалетом, Элизабет подошла к окну и стала наблюдать за людьми во дворе. С каждой минутой ее напряжение росло. Скорее бы Джеффри пришел за ней.
Но вместо мужа в спальню явился Роджер.
– Где Джеффри? – спросила Элизабет дрогнувшим голосом
Верный вассал взял госпожу за руку и повел к двери. В коридоре Элизабет с удивлением увидела, что спальню охраняли двое из воинов мужа.
– Джеффри у короля, – ответил Роджер, когда они сделали несколько шагов. – И там же ваш дед.
Рыцарь видел, насколько сильно расстроена миледи, но не знал, как ее утешить. Он не меньше Элизабет беспокоился о господине, но умел гораздо лучше скрывать свои чувства. Джеффри не хватило времени поделиться с ним своими планами, поэтому Роджер не представлял, что собирался предпринять господин.
– Вы приглашены, – сообщил он. – Самим королем.
Элизабет остановилась так резко, словно налетела на стену.
– Он и есть тот голос, – прошептала она. – Я не пойду, Роджер. Это тот кошмар. Я не пойду.
Рыцарь не понял, что она имела в виду, и поэтому не знал, что ответить.
– Ваш муж хочет, чтобы вы были рядом, – наконец выдавил он, нутром чувствуя, что Джеффри Элизабет отказать не сумеет.
Его уловка сработала. Миледи распрямила плечи.
– Хорошо, – пробормотала она.
Они шли с Роджером по лабиринтам сырых плохо освещенных коридоров в полном молчании. Наконец отворилась дверь в битком набитую людьми большую комнату. Все были одеты очень пышно, и Элизабет поняла, что перед ней важные особы, ждущие аудиенции у короля.
Перед ней и Роджером расступились, и Элизабет увидела перед собой огромные двойные двери – двери из сна.
Ее мгновенно сковал леденящий сердце ужас.
Она не могла отвести от этих дверей глаз и, идя к ним, не замечала ни оценивающих взглядов, ни перешептываний придворных.
Вход охраняли трое воинов. Один из них приветствовал Роджера кивком и дал знак проходить. Двери с протестующим скрипом растворились, и рыцарь подтолкнул Элизабет вперед.
– Ты останешься здесь? – тихо спросила она.
Вопрос удивил Роджера. Миледи казалась воплощением уверенности и безмятежности. И рыцарь не сомневался, что лишь один он разглядел в глазах госпожи тревогу, услышал в голосе страх.
– Хочу, чтобы ты был поблизости, – пояснила Элизабет. – На случай, если понадобишься Джеффри.
Ее замечание вызвало у рыцаря улыбку.
– Я войду с вами, – ответил он, но не добавил, что станет позади и будет защищать ее так же, как защищает барона.
Безопасность лорда и миледи – его обязанность, но Роджер не собирался об этом рассуждать.
Элизабет собралась с духом и шагнула в зал. И тут же кошмар превратился в действительность.
Прямо перед ней на возвышающемся золоченом троне восседал король Вильгельм. Слева стоял Джеффри, а в нескольких футах напротив – ее дед Элслоу. Оба были без цепей.
У Элизабет не хватило времени понять, знает ли она кого-нибудь еще из присутствующих. Она улыбнулась Джеффри, потом Элслоу и направилась к королю. У трона она опустилась на колено и склонила голову.
– Милорд, позвольте представить вам мою жену Элизабет. – Голос Джеффри донесся до ее сознания, и она различила в нем горделивый оттенок.
– Встань и дай-ка на тебя посмотреть! – рявкнул Вильгельм.
Его голос был под стать росту. Элизабет поспешно повиновалась. И только тут решившись поднять глаза, с удивлением увидела, что король улыбается.
Он был гигантского роста и невероятно широк в плечах. Глаза испытующе смотрели на нее, но Элизабет без особого усилия выдержала взгляд.
– Выбор, похоже, ничего. – Похвала была адресована Джеффри, хотя король не повернул головы и продолжал рассматривать его жену.
– Я доволен, милорд, – отозвался барон.
– А теперь к делу. – Тон Вильгельма внезапно изменился, и он громко приказал:
– Приведите обвинителя! – Переведя взгляд с Джеффри на Элслоу, король обратился к Элизабет:
– Ступай к родным, дитя мое. Я во всем разберусь.
Баронесса поклонилась, поспешно преклонила колени, улыбнулась деду и, подойдя к мужу, встала как можно ближе, чтобы его рука касалась ее руки, и только после этого снова посмотрела на короля.
Тот отчего-то расхохотался и, показывая, что доволен, кивнул.
– Я вижу, ты сумел завоевать ее верность, – похвалил он Джеффри. – Она такая всегда?
– Всегда, – улыбнулся барон и, обрадованный, посмотрел на жену сверху вниз. Элизабет поняла, что между королем и мужем до ее прихода произошел важный разговор, но вопросов задавать не решилась. Муж потом объяснит, отчего был так доволен Вильгельм. Он-то явно понимал, что было на уме у короля.
Скрип двери прервал мысли Элизабет. Она обернулась и увидела, что в комнату входит Белвейн. На его лице играла самодовольная, победная улыбка, и Элизабет, почувствовав, что задыхается, крепко схватила мужа за руку. Но, осознав, что делает, тут же выпустила.
Джеффри ощутил ее страх, как бы невзначай обнял за плечи и привлек к себе, чтобы передать хоть капельку силы и мужества.
Белвейн неловко встал перед королем на колени, но не склонил головы, и Вильгельм что-то недовольно проворчал.
– Твое обвинение против стоящего здесь Элслоу серьезно. Ты утверждаешь, что он виновен в предательстве, но не приводишь никаких доказательств. Я хочу знать, чем ты руководствуешься?
Белвейн поднялся и пальцем указал на Элслоу:
– Он сакс, а все саксы предатели. Он всегда хотел вернуть себе Монтрайт и теперь обманом убедил вашего вассала Джеффри, что верен вам. А на самом деле он врет. Я точно знаю, что он вступил в ряды бунтовщиков.
– Ты можешь это доказать? – Король подался вперед.
– У меня нет доказательств, потому что единственный человек, который мог подтвердить мои слова, был недавно убит.
– Кто этот человек? – поинтересовался Вильгельм.
– Его звали Рупертом. Он приходился зятем Элизабет и был норманном.
– Вот как! – Король поднял взгляд на Джеффри. – Я слышал о нем. Норманн этот Руперт или кто-либо другой, но я точно знаю, что он меня предал. И ты, Белвейн, глупец, что пользуешься его именем в качестве улики. – Он повернулся к Элслоу. – Ты в самом деле принадлежишь к бунтовщикам?
– Нет, милорд, – чистым и громким голосом ответил старик.
Король снова что-то проворчал и обратился к Джеффри:
– Ты ему веришь?
– Да, – кивнул барон.
– Поскольку нет никаких доказательств, я довольствуюсь мнением моего вассала. Дело о предательстве закрыто. Поединка для установления истины не разрешаю и верю на слово моему верному рыцарю.
– Но что же будет с Монтрайтом? – прогнусавил Белвейн. – Имение по праву принадлежит мне. И по закону опекать мальчишку, пока он не достигнет совершеннолетия, должен я. А этот, – Белвейн кивнул в сторону Джеффри, – назначил на мое место сакса. Но закон на моей стороне.
Вильгельм откинулся на спинку кресла и нахмурился. Пока он размышлял над делом, в комнате царила полная тишина. Элизабет украдкой посмотрела на деда. Лицо старика выражало гнев и презрение, и чувствовалось, что сейчас больше всего на свете ему хочется добраться до Белвейна. Все его тело напряглось, пальцы сжались в кулаки. В следующую минуту Элизабет поняла, что повторяет движения Элслоу, и заставила себя расслабиться.
– Трудная задача, – наконец признался Вильгельм. – Джеффри, ты мне говорил, что не доверяешь Белвейну и поэтому решил держать мальчика при себе, пока он не достигнет совершеннолетия. Это твое право. – Король подтвердил свои слова кивком. – Но вопрос о том, чтобы сделать сакса хозяином Монтрайта, представляется мне спорным. Ты знаешь, я человек справедливый и несколько поместий раздал саксам. Но этого человека я вижу впервые. Ты можешь свидетельствовать в свою пользу, Джеффри. Но ты почти мне сын и будешь судить обо всем сердцем норманна. А ты, – король повернулся к Элслоу, – станешь отстаивать право на опекунство, но будешь говорить с точки зрения сакса. Жаль, что нет человека, который не был бы ни норманном, ни саксом.
– Такой человек есть! – Голос Элизабет прозвучал ясно и звонко.
Она выступила вперед и встала перед королем. Вильгельм взглянул на нее и кивком дал знак продолжать.
– Я не саксонка и не норманнка, – заговорила баронесса. – Во мне течет и та и другая кровь. Мой отец – норманн, а мать была саксонкой. Значит, я взяла по половине от того и от другой. – Она улыбнулась и быстро добавила:
– Хотя отец, когда бывал недоволен, звал меня чистокровной саксонкой, а мать, раздражаясь, называла норманнкой.
Недоуменное выражение исчезло с лица короля, и он тоже улыбнулся в ответ:
– Хорошо, будешь представлять обе стороны, а мое дело судить. Говори сначала за саксов.
– Я скажу, что поведала мне мать. – Элизабет прижала руки к груди. – По вашему повелению и откликаясь на просьбу своего отца, она вышла замуж за норманна Томаса, и таким образом Монтрайт перешел к нему. Дед покинул имение и обосновался в Лондоне. Вскоре после свадьбы мать сбежала от отца и обратилась за защитой к Элслоу. Но тот, выслушав ее жалобы, препроводил обратно к мужу, сказав, что она принадлежит ему и во всем должна хранить ему верность. Мужчины заключили перемирие, а вскоре между ними возникла настоящая дружба. Саксонская ветвь нашей семьи никогда не изменяла вам, король Вильгельм. Элслоу преклонил перед вами колени в день вашей коронации и, насколько я его знаю, согласится скорее умереть, чем нарушить клятву.
– А теперь говори за норманнов, – предложил король.
Его покорила способность Элизабет излагать мысли, и он одарил ее благосклонной улыбкой.
– Отец был верен лорду Джеффри. И когда отца убили, барон все взял в свои руки: женился на мне, исправил причиненный замку ущерб. В набеге на Монтрайт был замешан мой зять, и Джеффри его убил. Муж отличается обстоятельным образом мыслей – в этом он похож на моего отца – и никогда не совершил бы непродуманного поступка, прежде чем не убедился в истинной вине человека. А я унаследовала горячий характер от матери, но Джеффри убедил меня набраться терпения. В конце концов он обещал, что правосудие свершится, и сдержал свое слово. Если бы меня спросили, – продолжала Элизабет, – кому я храню верность, я бы ответила: мужу и вам, моему королю.
– А если бы я попросил тебя выбрать между саксами и норманнами, – поинтересовался Вильгельм. – Что бы ты сказала?
Баронесса не уловила в его голосе насмешки и поспешила с ответом:
– Я прежде всего осталась бы верной мужу. Но сердцем бы чувствовала, что он защитит Элслоу, как защищает меня. Мы все – я, дед и мой младший брат Томас – теперь принадлежим Джеффри, точно так же как и вам. И муж не причинит своей семье зла.
Вильгельм кивнул.
– Если бы все мои подданные думали точно так же, как ты, мое правление было бы легким, – сказал он и посмотрел на Белвейна. – Я не пойду против желания моих вассалов. Твое прошение отклонено.
Белвейн задохнулся от ярости. Его лицо пошло красными пятнами, и он с ненавистью посмотрел на Элизабет.
Не обращая на него больше никакого внимания, король повернулся к Элслоу:
– Я не помню, как ты клялся мне в верности, – в день коронации было много сумятицы.
– Знаю, – улыбнулся старик. – Видел, сколько было беспорядков в тот день.
– Так что преклони колени сейчас и поклянись снова, – приказал Вильгельм.
Элслоу исполнил волю Вильгельма и приложил ладонь к сердцу. А Джеффри и Элизабет стали свидетелями того, как он произнес клятву.
Вильгельм, казалось, остался доволен.
– А теперь оставьте меня, – властным тоном произнес он и повернулся к барону:
– Поговорим за обедом. Сядешь рядом со мной.
– Как вам будет угодно, – поклонился Джеффри и взял Элизабет за руку.
Супруги не произнесли ни слова, пока не оказались на пороге собственной комнаты. Элслоу и Роджер отстали и отправились на поиски холодненьких напитков, а потом решили скоротать время за шахматной доской.
– Я тобой горжусь, – произнес Джеффри, когда дверь в коридор закрылась. – Ты вела себя мужественно.
– У тебя научилась, – ответила Элизабет и посмотрела на мужа.
От радостного ощущения, что все мучения остались позади, закружилась перед глазами комната.
– Теперь понимаешь, какой справедливый человек наш король? – заметил Джеффри. – Нечего было бояться.
– Бояться?! Я ничего не боялась!
Барон рассмеялся очевидной лжи и притянул жену к себе. Он успел как раз вовремя: его бесстрашной, сильной супруге сделалось дурно, и она повисла у него на руках.
– Ты уверена?
– Конечно.
– …Ты рад?
– Очень! – Джеффри положил ей ладонь на живот и снова поцеловал. – Я самый счастливый на свете человек. Скоро у меня появится маленький воин, и я смогу его обучать. Он вырастет сильным и крепким, как его отец.
– Скромности тебе не занимать, – рассмеялась Элизабет.
– Домой поедем не спеша, – заметил барон. – Тебе нужно беречь себя, женушка. А о Белвейне не беспокойся.
– Не буду, – кивнула она. – Теперь я знаю, что когда время придет, ты с ним расквитаешься. Он уже и так наказан – страдает оттого, что потерял самое желанное. Ни Монтрайта, ни Томаса ему не видать.
– Пока ты вынашиваешь ребенка, мне будет не по себе. Не дай Бог, что-нибудь случится…
– Не тревожься, – успокоила Джеффри жена. – Все пройдет хорошо. Когда настанет срок, я буду мужественна, как ты, и исполню свой долг, не проронив ни звука.
Наблюдавший за ними Элслоу заметил Роджеру, что мир, вероятно, не знал таких громких родов.
Но время пришло, и Элизабет произвела на свет дитя. Джеффри был переполнен счастьем и благодарностью.
Правда, ребенок оказался не воином, а восхитительной воительницей. Ее нарекли Мэри в честь матери Элизабет.
Может быть. Кадастровая книга, наконец предположила она, вспомнив о проводимой Вильгельмом среди своих подданных земельной описи. [3]
Поскольку у каждого учитывалось точное поголовье скота и наличие монет, верноподданные, ропща, называли Кадастровую книгу «Книгой судного дня». Их рассуждения были понятны и, по мнению Элизабет, верны. Раз будет известно состояние каждого, легче удастся повысить налоги. «Вечная проблема взвинчивания налогов», – размышляла про себя баронесса. Еще от отца она не раз слышала жалобы на несправедливость системы.
Джеффри и Роджер вернулись в зал, когда начали подавать на стол. По выражению их лиц Элизабет могла судить, что новость оказалась не из приятных.
– «Книга судного дня»? – шепотом спросила она, когда барон уселся во главе стола.
Джеффри взял жену за руку, но ничего не ответил. Элизабет переглянулась с Роджером и улыбнулась. Она всегда сидела по правую руку от барона, а верный рыцарь – по левую.
Один из оруженосцев лорда принес мясо, и Джеффри, отвернувшись, что-то приказал юноше. Воспользовавшись тем, что муж отвлекся, Элизабет подалась вперед, надеясь, что Роджер успеет быстро ответить:
– «Книга судного дня»?
Но Джеффри стиснул ее руку и, заметив, что рыцарь собирается ответить, едва заметно покачал головой.
Его движение не ускользнуло от Элизабет, и она расстроенно вздохнула.
– Не думаю, что королю бы понравилось, если бы он узнал, что его опись величают «Судным днем», – заметил барон.
Как только трапеза подошла к концу, Джеффри повернулся к Роджеру:
– Проследи, чтобы все было готово назавтра. – Отдав распоряжение, он предложил Элизабет удалиться в спальню.
Жена улыбнулась и охотно согласилась:
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
– И мне тоже, – отозвался барон. В его голосе не ощущалось ни малейшего волнения, и это заставило Элизабет тревожно нахмуриться. Когда муж скрывал свои чувства, на это всегда находились веские причины. Она подала ему руку и без слов последовала наверх.
Даже тогда, когда дверь спальни отгородила их от остального мира и супруги остались одни, Элизабет продолжала молчать. Она достаточно изучила мужа и знала: прежде чем заговорить, он будет тщательно подбирать слова.
Они в молчании раздели друг друга. Для Элизабет стало ритуалом брать меч мужа и ставить в изголовье кровати с его стороны. После этого она забиралась под одеяла и ждала.
Но на этот раз Джеффри не задул свечей и при свете подошел к кровати. Обнял жену и нежно поцеловал.
– Мне первой сказать свою новость? – спросила Элизабет.
– Уж лучше я, – отозвался барон, – чтобы поскорее покончить с моей. – От его почти свирепого тона у Элизабет от страха перехватило в груди.
Он придавил ее ноги своей тяжестью, обнял за плечи и прижал к груди. Но в лицо боялся смотреть. То, что ему предстояло сказать, причинит жене боль, и ее боль превратится в его.
– Мне непросто тебе это говорить, Элизабет, – наконец начал он, поглаживая жену по голове.
Элизабет всем телом дернулась назад, и Джеффри невольно заглянул ей в глаза.
– Не тяни, – попросила она, с каждой секундой пугаясь все сильнее и сильнее.
– Вызов к Вильгельму касается Монтрайта, – произнес барон, не спуская глаз с жены. И поспешил закончить:
– Твой дед обвиняется в измене.
– Нет! – Короткое отрицание прозвучало, как крик подстреленного животного.
– Но это еще не все. – Джеффри говорил бесстрастным тоном, и Элизабет заставила себя успокоиться и слушать. – Белвейн подал королю прошение и требует передать опекунство над Томасом ему. Сейчас они все в Лондоне, и завтра я тоже выезжаю туда.
– И я, – воскликнула Элизабет. – Поедем вместе. Пожалуйста, не оставляй меня одну.
В ее глазах сквозила такая мука, что барон поспешил с ответом:
– Хорошо. Поедем. Ты имеешь на это право. В конце концов это твоя семья.
– Наша, – поправила его Элизабет и заплакала. – Что теперь будет, Джеффри? Как поступит король?
– Выслушает все стороны и только потом будет решать. – Он почувствовал, что жена дрожит, и крепче прижал ее к себе. – Не терзай себя. Элизабет. Вильгельм – справедливый король. Доверься ему.
– Я боюсь. – Она уткнулась лицом Джеффри в плечо, и слезы потекли еще сильнее.
Муж успокаивал ее ласковыми словами, не выпускал из любящих рук, и постепенно рыдания улеглись.
– Ты мне веришь? – спросил он.
– Сам знаешь, – всхлипнула Элизабет.
– Значит, поверишь, если я скажу, что все будет хорошо.
– Поверю, если скажешь.
– Даю слово, что никому не позволю нарушить спокойствие в твоей семье.
– А что будет с тобой?
Самому Джеффри опасность не грозила, и вопрос Элизабет его удивил.
– Ничего… А теперь попытайся уснуть. Впереди нас ждет трудный путь. Придется скакать три дня.
Элизабет не забыла о тайне, которую собиралась поведать Джеффри. Она положила ладонь на живот, как бы защищая от тягот мира новую жизнь, которая зрела у нее внутри. Но мужу решила ничего не говорить. Если Джеффри узнает, что жена вынашивает ребенка, он не позволит ей ехать к Вильгельму. Так что придется подождать. Когда решится дело с Белвейном, она поделится своей радостью с Джеффри. А пока будет оберегать ребенка, как муж оберегает ее.
Элизабет закрыла глаза и попыталась прогнать все темные мысли. Необходимо было выспаться, иначе не выдержать предстоящих испытаний.
Ночью ей снова приснился кошмар. Джеффри успокаивал её, говорил, что все это только сон, что Элизабет расстроена и переутомилась и что причин для страхов нет никаких. Уговаривал уснуть вместе с ним. Но сон к ней больше не шел. Элизабет прижалась к мужу и молилась. Молилась, чтобы ее кошмар не оказался дурным предзнаменованием.
* * *
Путешествие до Лондона заняло три дня. В конце пути Элизабет неимоверно устала и, когда они въехали во владения Вильгельма, едва замечала, что творилось вокруг. Ее единственным желанием было увидеть Элслоу и младшего брата, но Джеффри свидания не разрешил.– Помойся и выспись, – посоветовал он. – А с ними увидишься утром. И познакомишься с королем.
С королем Элизабет знакомиться совсем не хотела и в душе признавалась, что боится Вильгельма. И хотя умом она понимала, что многие из ужасных рассказов о короле – скорее всего преувеличение, сердцем верила во все, что говорилось о нем.
Супругам предоставили просторную комнату, выходящую окнами во двор. Кровать оказалась вдвое больше той, что стояла в их спальне в Беркли. Элизабет тут же забралась в постель, свернулась калачиком и старалась не смыкать глаз, пока не вернулся Джеффри. Муж отправился засвидетельствовать свое почтение королю и выяснить, что можно сделать по поводу обвинений Элслоу.
Но усталость взяла свое, и Элизабет забылась сном. Утром она проснулась одна. Джеффри в комнате не оказалось. На столике у кровати стоял поднос, однако Элизабет к еде не притронулась – под ложечкой так сосало, что от одной мысли о завтраке начинал бунтовать желудок. Она оделась с особой тщательностью. Раз встречи с Вильгельмом не избежать, нужно было выглядеть как можно лучше, чтобы Джеффри мог гордиться женой.
Покончив с туалетом, Элизабет подошла к окну и стала наблюдать за людьми во дворе. С каждой минутой ее напряжение росло. Скорее бы Джеффри пришел за ней.
Но вместо мужа в спальню явился Роджер.
– Где Джеффри? – спросила Элизабет дрогнувшим голосом
Верный вассал взял госпожу за руку и повел к двери. В коридоре Элизабет с удивлением увидела, что спальню охраняли двое из воинов мужа.
– Джеффри у короля, – ответил Роджер, когда они сделали несколько шагов. – И там же ваш дед.
Рыцарь видел, насколько сильно расстроена миледи, но не знал, как ее утешить. Он не меньше Элизабет беспокоился о господине, но умел гораздо лучше скрывать свои чувства. Джеффри не хватило времени поделиться с ним своими планами, поэтому Роджер не представлял, что собирался предпринять господин.
– Вы приглашены, – сообщил он. – Самим королем.
Элизабет остановилась так резко, словно налетела на стену.
– Он и есть тот голос, – прошептала она. – Я не пойду, Роджер. Это тот кошмар. Я не пойду.
Рыцарь не понял, что она имела в виду, и поэтому не знал, что ответить.
– Ваш муж хочет, чтобы вы были рядом, – наконец выдавил он, нутром чувствуя, что Джеффри Элизабет отказать не сумеет.
Его уловка сработала. Миледи распрямила плечи.
– Хорошо, – пробормотала она.
Они шли с Роджером по лабиринтам сырых плохо освещенных коридоров в полном молчании. Наконец отворилась дверь в битком набитую людьми большую комнату. Все были одеты очень пышно, и Элизабет поняла, что перед ней важные особы, ждущие аудиенции у короля.
Перед ней и Роджером расступились, и Элизабет увидела перед собой огромные двойные двери – двери из сна.
Ее мгновенно сковал леденящий сердце ужас.
Она не могла отвести от этих дверей глаз и, идя к ним, не замечала ни оценивающих взглядов, ни перешептываний придворных.
Вход охраняли трое воинов. Один из них приветствовал Роджера кивком и дал знак проходить. Двери с протестующим скрипом растворились, и рыцарь подтолкнул Элизабет вперед.
– Ты останешься здесь? – тихо спросила она.
Вопрос удивил Роджера. Миледи казалась воплощением уверенности и безмятежности. И рыцарь не сомневался, что лишь один он разглядел в глазах госпожи тревогу, услышал в голосе страх.
– Хочу, чтобы ты был поблизости, – пояснила Элизабет. – На случай, если понадобишься Джеффри.
Ее замечание вызвало у рыцаря улыбку.
– Я войду с вами, – ответил он, но не добавил, что станет позади и будет защищать ее так же, как защищает барона.
Безопасность лорда и миледи – его обязанность, но Роджер не собирался об этом рассуждать.
Элизабет собралась с духом и шагнула в зал. И тут же кошмар превратился в действительность.
Прямо перед ней на возвышающемся золоченом троне восседал король Вильгельм. Слева стоял Джеффри, а в нескольких футах напротив – ее дед Элслоу. Оба были без цепей.
У Элизабет не хватило времени понять, знает ли она кого-нибудь еще из присутствующих. Она улыбнулась Джеффри, потом Элслоу и направилась к королю. У трона она опустилась на колено и склонила голову.
– Милорд, позвольте представить вам мою жену Элизабет. – Голос Джеффри донесся до ее сознания, и она различила в нем горделивый оттенок.
– Встань и дай-ка на тебя посмотреть! – рявкнул Вильгельм.
Его голос был под стать росту. Элизабет поспешно повиновалась. И только тут решившись поднять глаза, с удивлением увидела, что король улыбается.
Он был гигантского роста и невероятно широк в плечах. Глаза испытующе смотрели на нее, но Элизабет без особого усилия выдержала взгляд.
– Выбор, похоже, ничего. – Похвала была адресована Джеффри, хотя король не повернул головы и продолжал рассматривать его жену.
– Я доволен, милорд, – отозвался барон.
– А теперь к делу. – Тон Вильгельма внезапно изменился, и он громко приказал:
– Приведите обвинителя! – Переведя взгляд с Джеффри на Элслоу, король обратился к Элизабет:
– Ступай к родным, дитя мое. Я во всем разберусь.
Баронесса поклонилась, поспешно преклонила колени, улыбнулась деду и, подойдя к мужу, встала как можно ближе, чтобы его рука касалась ее руки, и только после этого снова посмотрела на короля.
Тот отчего-то расхохотался и, показывая, что доволен, кивнул.
– Я вижу, ты сумел завоевать ее верность, – похвалил он Джеффри. – Она такая всегда?
– Всегда, – улыбнулся барон и, обрадованный, посмотрел на жену сверху вниз. Элизабет поняла, что между королем и мужем до ее прихода произошел важный разговор, но вопросов задавать не решилась. Муж потом объяснит, отчего был так доволен Вильгельм. Он-то явно понимал, что было на уме у короля.
Скрип двери прервал мысли Элизабет. Она обернулась и увидела, что в комнату входит Белвейн. На его лице играла самодовольная, победная улыбка, и Элизабет, почувствовав, что задыхается, крепко схватила мужа за руку. Но, осознав, что делает, тут же выпустила.
Джеффри ощутил ее страх, как бы невзначай обнял за плечи и привлек к себе, чтобы передать хоть капельку силы и мужества.
Белвейн неловко встал перед королем на колени, но не склонил головы, и Вильгельм что-то недовольно проворчал.
– Твое обвинение против стоящего здесь Элслоу серьезно. Ты утверждаешь, что он виновен в предательстве, но не приводишь никаких доказательств. Я хочу знать, чем ты руководствуешься?
Белвейн поднялся и пальцем указал на Элслоу:
– Он сакс, а все саксы предатели. Он всегда хотел вернуть себе Монтрайт и теперь обманом убедил вашего вассала Джеффри, что верен вам. А на самом деле он врет. Я точно знаю, что он вступил в ряды бунтовщиков.
– Ты можешь это доказать? – Король подался вперед.
– У меня нет доказательств, потому что единственный человек, который мог подтвердить мои слова, был недавно убит.
– Кто этот человек? – поинтересовался Вильгельм.
– Его звали Рупертом. Он приходился зятем Элизабет и был норманном.
– Вот как! – Король поднял взгляд на Джеффри. – Я слышал о нем. Норманн этот Руперт или кто-либо другой, но я точно знаю, что он меня предал. И ты, Белвейн, глупец, что пользуешься его именем в качестве улики. – Он повернулся к Элслоу. – Ты в самом деле принадлежишь к бунтовщикам?
– Нет, милорд, – чистым и громким голосом ответил старик.
Король снова что-то проворчал и обратился к Джеффри:
– Ты ему веришь?
– Да, – кивнул барон.
– Поскольку нет никаких доказательств, я довольствуюсь мнением моего вассала. Дело о предательстве закрыто. Поединка для установления истины не разрешаю и верю на слово моему верному рыцарю.
– Но что же будет с Монтрайтом? – прогнусавил Белвейн. – Имение по праву принадлежит мне. И по закону опекать мальчишку, пока он не достигнет совершеннолетия, должен я. А этот, – Белвейн кивнул в сторону Джеффри, – назначил на мое место сакса. Но закон на моей стороне.
Вильгельм откинулся на спинку кресла и нахмурился. Пока он размышлял над делом, в комнате царила полная тишина. Элизабет украдкой посмотрела на деда. Лицо старика выражало гнев и презрение, и чувствовалось, что сейчас больше всего на свете ему хочется добраться до Белвейна. Все его тело напряглось, пальцы сжались в кулаки. В следующую минуту Элизабет поняла, что повторяет движения Элслоу, и заставила себя расслабиться.
– Трудная задача, – наконец признался Вильгельм. – Джеффри, ты мне говорил, что не доверяешь Белвейну и поэтому решил держать мальчика при себе, пока он не достигнет совершеннолетия. Это твое право. – Король подтвердил свои слова кивком. – Но вопрос о том, чтобы сделать сакса хозяином Монтрайта, представляется мне спорным. Ты знаешь, я человек справедливый и несколько поместий раздал саксам. Но этого человека я вижу впервые. Ты можешь свидетельствовать в свою пользу, Джеффри. Но ты почти мне сын и будешь судить обо всем сердцем норманна. А ты, – король повернулся к Элслоу, – станешь отстаивать право на опекунство, но будешь говорить с точки зрения сакса. Жаль, что нет человека, который не был бы ни норманном, ни саксом.
– Такой человек есть! – Голос Элизабет прозвучал ясно и звонко.
Она выступила вперед и встала перед королем. Вильгельм взглянул на нее и кивком дал знак продолжать.
– Я не саксонка и не норманнка, – заговорила баронесса. – Во мне течет и та и другая кровь. Мой отец – норманн, а мать была саксонкой. Значит, я взяла по половине от того и от другой. – Она улыбнулась и быстро добавила:
– Хотя отец, когда бывал недоволен, звал меня чистокровной саксонкой, а мать, раздражаясь, называла норманнкой.
Недоуменное выражение исчезло с лица короля, и он тоже улыбнулся в ответ:
– Хорошо, будешь представлять обе стороны, а мое дело судить. Говори сначала за саксов.
– Я скажу, что поведала мне мать. – Элизабет прижала руки к груди. – По вашему повелению и откликаясь на просьбу своего отца, она вышла замуж за норманна Томаса, и таким образом Монтрайт перешел к нему. Дед покинул имение и обосновался в Лондоне. Вскоре после свадьбы мать сбежала от отца и обратилась за защитой к Элслоу. Но тот, выслушав ее жалобы, препроводил обратно к мужу, сказав, что она принадлежит ему и во всем должна хранить ему верность. Мужчины заключили перемирие, а вскоре между ними возникла настоящая дружба. Саксонская ветвь нашей семьи никогда не изменяла вам, король Вильгельм. Элслоу преклонил перед вами колени в день вашей коронации и, насколько я его знаю, согласится скорее умереть, чем нарушить клятву.
– А теперь говори за норманнов, – предложил король.
Его покорила способность Элизабет излагать мысли, и он одарил ее благосклонной улыбкой.
– Отец был верен лорду Джеффри. И когда отца убили, барон все взял в свои руки: женился на мне, исправил причиненный замку ущерб. В набеге на Монтрайт был замешан мой зять, и Джеффри его убил. Муж отличается обстоятельным образом мыслей – в этом он похож на моего отца – и никогда не совершил бы непродуманного поступка, прежде чем не убедился в истинной вине человека. А я унаследовала горячий характер от матери, но Джеффри убедил меня набраться терпения. В конце концов он обещал, что правосудие свершится, и сдержал свое слово. Если бы меня спросили, – продолжала Элизабет, – кому я храню верность, я бы ответила: мужу и вам, моему королю.
– А если бы я попросил тебя выбрать между саксами и норманнами, – поинтересовался Вильгельм. – Что бы ты сказала?
Баронесса не уловила в его голосе насмешки и поспешила с ответом:
– Я прежде всего осталась бы верной мужу. Но сердцем бы чувствовала, что он защитит Элслоу, как защищает меня. Мы все – я, дед и мой младший брат Томас – теперь принадлежим Джеффри, точно так же как и вам. И муж не причинит своей семье зла.
Вильгельм кивнул.
– Если бы все мои подданные думали точно так же, как ты, мое правление было бы легким, – сказал он и посмотрел на Белвейна. – Я не пойду против желания моих вассалов. Твое прошение отклонено.
Белвейн задохнулся от ярости. Его лицо пошло красными пятнами, и он с ненавистью посмотрел на Элизабет.
Не обращая на него больше никакого внимания, король повернулся к Элслоу:
– Я не помню, как ты клялся мне в верности, – в день коронации было много сумятицы.
– Знаю, – улыбнулся старик. – Видел, сколько было беспорядков в тот день.
– Так что преклони колени сейчас и поклянись снова, – приказал Вильгельм.
Элслоу исполнил волю Вильгельма и приложил ладонь к сердцу. А Джеффри и Элизабет стали свидетелями того, как он произнес клятву.
Вильгельм, казалось, остался доволен.
– А теперь оставьте меня, – властным тоном произнес он и повернулся к барону:
– Поговорим за обедом. Сядешь рядом со мной.
– Как вам будет угодно, – поклонился Джеффри и взял Элизабет за руку.
Супруги не произнесли ни слова, пока не оказались на пороге собственной комнаты. Элслоу и Роджер отстали и отправились на поиски холодненьких напитков, а потом решили скоротать время за шахматной доской.
– Я тобой горжусь, – произнес Джеффри, когда дверь в коридор закрылась. – Ты вела себя мужественно.
– У тебя научилась, – ответила Элизабет и посмотрела на мужа.
От радостного ощущения, что все мучения остались позади, закружилась перед глазами комната.
– Теперь понимаешь, какой справедливый человек наш король? – заметил Джеффри. – Нечего было бояться.
– Бояться?! Я ничего не боялась!
Барон рассмеялся очевидной лжи и притянул жену к себе. Он успел как раз вовремя: его бесстрашной, сильной супруге сделалось дурно, и она повисла у него на руках.
– Ты уверена?
– Конечно.
* * *
Поздней ночью Элизабет лежала притихшая, пристроившись рядом с мужем. Они испытывали блаженную усталость. Джеффри уже засыпал, когда она решила сказать о ребенке.– …Ты рад?
– Очень! – Джеффри положил ей ладонь на живот и снова поцеловал. – Я самый счастливый на свете человек. Скоро у меня появится маленький воин, и я смогу его обучать. Он вырастет сильным и крепким, как его отец.
– Скромности тебе не занимать, – рассмеялась Элизабет.
– Домой поедем не спеша, – заметил барон. – Тебе нужно беречь себя, женушка. А о Белвейне не беспокойся.
– Не буду, – кивнула она. – Теперь я знаю, что когда время придет, ты с ним расквитаешься. Он уже и так наказан – страдает оттого, что потерял самое желанное. Ни Монтрайта, ни Томаса ему не видать.
– Пока ты вынашиваешь ребенка, мне будет не по себе. Не дай Бог, что-нибудь случится…
– Не тревожься, – успокоила Джеффри жена. – Все пройдет хорошо. Когда настанет срок, я буду мужественна, как ты, и исполню свой долг, не проронив ни звука.
* * *
Она вопила во все горло. Во время долгих часов схваток Джеффри держал ее за руку и в отчаянии вторил басом, пока вышедшая из себя повитуха не прогнала его из комнаты.Наблюдавший за ними Элслоу заметил Роджеру, что мир, вероятно, не знал таких громких родов.
Но время пришло, и Элизабет произвела на свет дитя. Джеффри был переполнен счастьем и благодарностью.
Правда, ребенок оказался не воином, а восхитительной воительницей. Ее нарекли Мэри в честь матери Элизабет.