Гаврюченков Юрий. Пожиратели гашиша

   - Как знаешь, - вздохнул Слава, - ты здесь начальник, тебе и судить.
   Увязая в грунте, мы поднялись примерно до середины конуса, и я вонзил лопату в землю. Слава, поплевав на руки, присоединился ко мне. Первые порции глинозема резво посыпались вниз, по пути распадаясь на отдельные кусочки, с бульканьем скатывающиеся в воду.
   Я привык орудовать лопатой и очень быстро вошел в рабочий режим. Кидать сверху вниз было легче, нежели выбрасывать из ямы, и я даже стал получать от этого процесса определенное удовольствие. Досаждавшее поначалу солнце скрылось за облаками, а потом, увлекшись, я перестал обращать на него внимание. Окружающий мир сузился до участка перед глазами, я вонзал штык в глину, досылал его ногой, выворачивал и сбрасывал вниз, выворачивал и сбрасывал. Изредка я обращал внимание на плеск воды, на Славу, который остановился и закурил, но яма все росла и росла, я расчищал уступ площадку, с которой мы будем стартовать, пробивая колодец к задней двери микроавтобуса "мазда", в котором лежат несметные сокровища хашишинов. Так я и рыл, пока меня не окликнули.
   - Слыш, зовут, - сказал Слава.
   Я непонимающе глянул на него: - Что?
   - Бабы обедать зовут.
   Я с маху всадил лопату в грунт и с трудом выпрямился.
   - Обедать зовут, - повторил Слава.
   - А-а, - улыбнулся я и встряхнул головой, разбрызгивая тяжелые капли пота. Отрываться от работы не хотелось. Я как стайер: включился в определенный темп и вкалываю, но сбиваться с него не люблю.
   - Искупнемся, да пойдем есть, - Слава стянул через голову рубашку, сбежал по косогору на берег. В правом кармане штанов тяжело бултыхался "кольт". Как он с этой дурой копал, ума не приложу, страшно неудобно ведь. Я свой "тэтэшник" беспечно оставил в палатке, но Слава с оружием расставаться не любил.
   Я разделся, кинул шмотки на траву и нырнул в реку. Под водой было мутно, но спокойно. В ушах возник негромкий ровный гул, сменившийся звуком выпускаемых изо рта пузырей. Я вынырнул на поверхность - к воздуху, солнцу и разнообразным шумам живой природы. Течением меня отнесло на порядочное расстояние, и обратно я вернулся пешком.
   Слава ждал меня у костра. Глубокие эмалированные миски были уже расставлены, моя шленка ждала на отдельно разостланной газете. Там же лежала ложка и кусок хлеба. Я сел на свой стульчик и принялся за еду.
   - Много еще копать? - спросила Марина.
   Я молча кивнул. Супчик дамы сварили какой-то очень вкусный, к тому же у меня разгулялся аппетит.
   - Пашет как заведенный, - кивнул в мою сторону Слава, лицо его расплылось в широкой добродушной улыбке.
   - Он у нас кладоискатель, - с уважением произнесла Марина. - Я Ксюше уже рассказывала...
   Интересно, что она могла рассказать? Марина бывала со мной на нескольких раскопках, но ничего ценного мы в те разы не нашли. Так, глиняную утварь новгородцев да сгнившие останки воина княжеской дружины. Неделя работы, а результат: семь поясных бляшек из серебра, серебряная гривна да ржавая полоска от истлевшего меча. С предпринимательской стороны почти нуль, но для девчонки - романтика!
   - Я прежде всего историк, - заявил я с апломбом, благо аудитория была далеко от ЛГУ и готова жадно внимать, - а кроме того, археолог. Для меня главным является научное значение моих находок, хотя кое-что я вынужден продавать, чтобы иметь средства к существованию.
   Говоря, я наблюдал за реакцией слушателей. Народ реагировал по-разному. Слава с недоверием поглядывал на меня. Марина согласно кивала - кому, как не ей, было знакомо засилье на нашей старой квартире "древней рухляди", не находившей сбыта, которую, как она считала, я копил исключительно из любви к истории. Ксения же с интересом развесила уши, для нее подобная тема была в диковинку.
   - Настоящим археологом, - продолжал я, опустив на колено миску с остывающим супом, - археологом по призванию движет чисто научный интерес. Для него не существует моральных, финансовых и политических границ. Он живет там, где находятся предметы, могущие пролить свет на неразгаданные тайны древнего мира. Его не столько заботит настоящее время, в котором существует его тело, сколько давно минувшее, где живет его разум.
   Его истинный, чистый, свободный от стяжательства интерес человеку непосвященному может показаться эгоистическим, но мы - археологи - это та категория людей, которая работает для самоудовлетворения, принося при этом неоценимую пользу всему обществу. Конечно, очень трудно бывает расстаться с древними раритетами, которые сам отыскал, добыл, отнял у земли и у прошлого своими собственными руками, перелопатив при этом тонны грунта.
   Можно сказать, не нарушают законов те, кому посчастливилось работать на определенное государственное учреждение, например, Эрмитаж. Но есть и те, кто не пристроился, в силу каких-либо обстоятельств, и они становятся своего рода париями, нарушающими законы, но собирающими в своих квартирах огромные и прекрасные коллекции. Есть такие люди - от рождения изо всех сил их влечет к себе прошлое, - я перелил последние капли супа в ложку и проглотил, - и я - один из них!
   - Какая у вас интересная жизнь, - зачарованно произнесла Ксения, а Марина с гордостью задрала нос.
   - А что у нас на второе? - вопросил Слава циничным тоном.
   - Ах да, - словно пробудилась ото сна Ксения и положила из казанка картофельное пюре с тушенкой.
   С момента нашей первой встречи она здорово переменилась. Уставшая от одиночества медсестра уступила место успокоенной спутнице жизни обеспеченного мужчины, а теперь еще, вдобавок, околдованной причастностью к Процессу Познания Древних Тайн, которым ей теперь казались наши раскопки. Я тоже завелся, оседлав любимого конька, и чувствовал себя так, словно не микроавтобус откапывал, а могильник взламывал. Да и у Маринки взгляд затуманился - видно, вспомнила наши поездки. Один Слава невозмутимо шуровал вилкой.
   Посотрудничав со мной, он составил какое-то свое представление, как добываются сокровища, ничуть на мои россказни не похожее. Хотя нет, приглядевшись, я понял, что и его слегка пробрало.
   После обеда мы разлеглись на травке. Слава закурил. Купание сделало тело легким, и, перебивая голос разума, сердце гнало мысли о работе прочь.
   Мышцы приятно ныли, а бессонная ночь давала о себе знать, делая шорох листвы все более убаюкивающим. Я сладко вздохнул.
   - Вставай, - растолкал меня Слава.
   Я с трудом поднял голову. Тень от деревьев сместилась в сторону, лицо горело, напеченное солнцем. Я сел и потер вспухшую физиономию.
   - Два часа проспали, - недовольно пробурчал Слава. Я огляделся, дамы куда-то исчезли, вероятно, чтобы нам не мешать. По их мнению, послеобеденный отдых был обязательной частью нашего рабочего распорядка. - Пошли. День не резиновый.
   Я быстренько поднялся. День, в натуре, не резиновый, а успеть надо много.
   Женщин мы обнаружили на берегу, где они устроили нудистский пляж. И правда, кого стесняться, все свои. Я взобрался на бугор, вытянул лопату и нехотя ткнул ею грунт. Копать стало лень. Вот почему я не люблю прерывать работу, на повторный рывок меня уже не хватает. Корефан, однако, собрался с силами и стал резвенько кидать глину.
   Плеснула вода.
   Так мы проковырялись до семи часов. Прежнего задора уже не было, и активность понемногу угасла.
   От воды потянуло холодом. Слава остановился и поглядел на небо: - Вроде гроза собирается.
   Опираясь на лопату, я с трудом разогнулся. Поясницу стало ломить. Плохой признак, завтра будет тяжелее.
   - Где там твоя гроза?
   - Вон, - показал рукой Слава.
   Из-за леса на другом берегу выползало широкое темно-синее облако. В его почти черных недрах временами что-то посверкивало.
   - Только грозы нам не хватало, - устало бросил я.
   Туча шла прямо на нас.
   - Пойдем в лагерь, вещички поможем собрать, чтобы не намокли.
   Найдя подходящий предлог, чтобы оставить работу, мы вскинули лопаты на плечи и пошагали к стоянке. Спустившись в реку, я увяз в набросанной глине и зачерпнул сапогом воду.
   - А, черт!
   - Что случилось?
   - Воды набрал.
   - Ходил бы босиком, - пожал плечами Слава.
   - Ревматизм, - сказал я.
   В стойбище наши женщины, ни о чем не подозревая, курили у костра. В котле булькал ужин.
   - Наработались? - спросила Марина.
   - Гроза идет, - сообщил я. - Прячьте все промокающее в машины.
   - Ой, и в самом деле. - Ксения быстро поднялась и скатала одеяло. Марина тоже оторвала зад и стала собирать мелкие шмотки.
   Я отнес в палатку свое барахло и недовольно покосился на костер. Жаль, ужин не доварится.
   Туча стремительно приближалась, слышно было, как ворчит гром. Откуда-то выплыли кучевые облака, похожие на комки плотной ваты, и шли в авангарде, словно легкая кавалерия, предваряющая основные силы тяжеловооруженного войска.
   - Что вы хоть готовили? - поинтересовался я у Марины, подойдя к очагу. В сапоге противно хлюпало.
   - Макароны по-флотски, - сказала Марина. - Но теперь уж вряд ли.
   - Это точно. - Я обнял ее за талию. В лицо ударил первый порыв ветра. От костра полетела туча золы, пламя прибилось к земле. - Сейчас начнется.
   - Надо бы убрать куда-нибудь, - кивнула Марина на котел.
   - Вылить.
   - Жалко.
   Я усмехнулся. Эх, экономная женская натура!
   - Потом доваривать - невкусно будет.
   - Так хоть огонь загасить надо.
   - Дождем зальет, - сказал я. Марина скорбно вздохнула. Никакой свободы деятельности для инициативной натуры!
   - Эй! - раздался сзади вопль. Мы обернулись. У своей палатки стоял Слава, призывно размахивая пузырем "Абсолюта". - Идите к нам!
   - Сейчас, - крикнул я и подтолкнул Маринку. - Иди, я через минуту буду.
   Ветер в последний раз взметнул Маринкины волосы и вдруг затих. В воздухе установилась странная неподвижность. Вокруг стало быстро темнеть.
   Солнце в последний раз выглянуло в разрыв кучевого облака, абрис которого украсился лучезарной короной, а затем на сверкающий диск наползла туча, и наступили зловещие мрачные сумерки.
   Я люблю оставаться наедине со стихией. Люблю грозу, люблю ураган. Меня возбуждает буйство природы, есть в нем какая-то сила, которую, кажется, обрети - и станешь властелином мира. Колоссальная неподконтрольная мощь, такая, что можно попытаться схватить и удержать в кулаке молнию!
   Послышался тяжелый шум, и перед лесом показалась плотная стена дождя, надвигающаяся прямо на меня. Я увидел, как река зарябилась под ударами первых капель, потом словно закипела, а я бегом бросился в укрытие. Когда я ворвался в палатку, все засмеялись.
   - Ну что, навоевался? - спросил Слава. По брезенту ударил дождь. Присаживайся.
   Я плюхнулся рядом с Маринкой, сидевшей спиной к выходу. Перед ней на газете была разложена закусь: ветчина, хлеб, яйца и прочая снедь. Я перегнулся и застегнул входной клапан.
   - Эх-ма! - алчно изрек Слава, с треском отвинчивая пробку. - Ксюша, а стаканы где?
   Ксения извлекла четыре пластиковых стаканчика. Слава наполнил их щедрой рукой, граммов по сто пятьдесят.
   - Ну, - сказал он, - за "лося": чтобы елося, пилося и... хорошо спалося!
   Я выдохнул и проглотил "Абсолют". Дождь поливал палатку словно из ведра, даже подвешенный за крюк электрический фонарь раскачивался из стороны в сторону. Внутри потеплело. "Мы славно поработали и славно отдохнем!"
   - Ой! - вскрикнула вдруг Ксения, поспешно отдергиваясь от стенки.
   - Чего там? - заинтересовался Слава, и я понял, что мои худшие опасения оправдались - новенькая палатка протекла по швам. Скоро по скату полился второй ручеек, затем третий, и я предложил: - Давайте перебираться ко мне. Собираем все необходимые шмотки, дамы запасаются провизией, Слава, берешь банку, я - фонарь, и делаем марш-бросок.
   Марина поежилась - струйка попала ей на спину.
   - Итак, все готово? - спросил я, берясь за фонарный крюк. Дамы накрылись куртками, и можно было не опасаться за сохранность съестных припасов. - Дернули!
   На улице шел настоящий ливень! Я мгновенно промок до нитки, не успев сделать первый шаг.
   Со скоростью курьерского поезда мы домчались до нашей палатки, благо они стояли почти рядом, и стали размещаться, стараясь не намочить сухие вещи. Я разделся до пояса и в таком виде воссел, скрестив ноги по-турецки. В своем жилище я чувствовал себя уверенно и комфортно - у меня швы не протекали. Наконец все расселись, и Слава неуверено огляделся:
   - А стаканы-то забыли.
   Все заскучали. Вылезать обратно под дождь никому не хотелось, и я улыбнулся: - Спокойно, у меня все есть.
   Собираясь в поход, я взял все, что может понадобиться в поле, учитывая численность компании.
   Пошарив в сумке, я достал набор подержанных серебряных стаканчиков, когда-то по случаю купленных или обмененных уже не помню на что.
   - О, здорово, - обрадовался Слава, - а чего ж мы из пластмассы пьем!
   - Я про них забыл, - сказал я.
   Приняв по второй, мы обильно закусили. За тонкими брезентовыми стенками бушевали природные катаклизмы, но нам было на них наплевать. Незаметно от остальных я переодел носки, вытянув из сумки шерстяные, которые мама связала мне специально для походов. Они были очень толстые и пестрые - серые, рыжие - из шерсти колли и, по слухам, помогали от ревматизма.
   - За ветер добычи, за ветер удачи, чтоб зажили мы веселей и богаче! процитировал я, подняв свой стакан. Тост был встречен шумным одобрением, хотя веселей, казалось, было уж некуда.
   Внезапно над нами загрохотало так, будто небесная артиллерия открыла огонь прямой наводкой.
   Женщины вздрогнули.
   - Где-то рядом дало, - заметил Слава.
   - Молнии приближаются, - загробным голосом возвестил я. - Они бьют все ближе и ближе...
   Марина поежилась.
   - Пожара не будет? - спросила она. - Говорят, деревья, в которые попадает молния, горят даже в проливной дождь.
   - Глупости, - успокоил я. - Горение - это самый обычный химический процесс, и протекает он одинаково, вне зависимости от источника, будь то молния или спичка.
   - А в машину? - заинтересовалась Ксения, - Она ведь железная, молнию не притянет?
   - Если бы была заземлена, тогда да, - разъяснил я. - Тогда бы это был прекрасный громоотвод. Но она слишком хорошо заизолирована.
   - Краской, что ли? - не поняла Ксения.
   - Шинами. Они сделаны из резины, а резина превосходный диэлектрик.
   - В самом деле, - вмешался Слава, оставшийся без внимания. Он обхватил Ксению за плечи и притянул к себе, - пошли-ка проверим. Разложим сиденья и прямо в "Волге" заизолируемся.
   Предложение было неплохое, так как водка кончилась и веселье начало угасать. Чтобы поддержать это благое начинание, я вытащил из дальнего угла свою старую плащ-палатку и протянул компаньону: - На вот, не намокни.
   О себе я не беспокоился. На всякий случай я прихватил из дома максимум вещей, и в запасе оставался прорезиненный плащ химзащиты.
   - Спокойной вам ночи, - сказала Ксения.
   - Счастливо оставаться! - махнул рукой Слава.
   - И вам того же, - отозвался я.
   Когда они вышли, я с облегчением потер ладонями онемевшее лицо. В самом деле, пора спать, завтра еще работать. Пока Маринка убирала остатки застолья, я выкинул на улицу, где шумел ураган, пустую бутылку и газетный комок с огрызками и застегнул клапан. Расстелили спальники и улеглись поверх них. Я погасил фонарь.
   - Спокойной ночи, дорогая, - сказал я, устраиваясь на своем лежбище.
   - Спокойной ночи, - разочарованно отозвалась Марина.
   Что поделать, если при избытке Бахуса Венера дремлет. Для меня такая зависимость была железной, поэтому при общении с женщинами я стараюсь не употреблять спиртного вовсе. Не знаю, как Слава, а я в этой поездке нацелился всего лишь крепко повкалывать. Поэтому незачем перегружать организм. Заснул я очень быстро, и мне никто не мешал.
   Наутро дождик не прекратился, хотя и поутих, превратившись в мелкую морось. Она висела в воздухе и проникала в самые мелкие щели, увлажняя все вокруг.
   Слава приперся в половине десятого: - Как вы тут, живы?
   - Доброе утро, - сказала Марина, накидывая озк[Здесь: плащ общевойскового защитного комплекта. Прим, автора.].
   Мы выползли на улицу, подумывая, чем бы разогреться на завтрак. В большом количестве еще оставались холодные закуски, но трескать всухомятку не хотелось. Примус же раскочегаривать было лень.
   Прогулявшись в подлесок, я вернулся к лагерю.
   Дамы уже суетились под тентом, пытаясь что-то приготовить. По причине стопроцентной влажности костер у них не разгорался.
   - Утро доброе, - приветствовал я Ксению.
   - Здравствуй, - сказала она. - Мы давеча пиццу купили, я и забыла совсем. Вот только разогреть не на чем.
   Делать нечего, пришлось выволакивать примус, и через десять минут сегменты итальянского блюда весело шипели на сковородке.
   После завтрака мы со Славой, вооружившись лопатами, отправились к раскопу. Вид глиняной кучи в мутной воде не вызвал у меня никаких приятных ассоциаций. Я осторожно взобрался на расчищенную площадку, увязая по щиколотку в красноватой кашице, по консистенции напоминающей дерьмо, и начал рыть, стараясь не застаиваться на месте - за ночь глина размокла и начинала засасывать. К тому же стал накрапывать дождь.
   Mы работали часа три, капли, падающие с неба, все укрупнялись, и не спасал даже застегнутый на все шпеньки ОЗК. Я по бедра извозился в грязи и теперь отводил душу, методично выплевывая ругательства в такт отбросу грунта. Матюгнулся - кинул, матюгнулся - кинул. Наконец, штык звякнул по металлу. Я нетерпеливо повозил острием и увидел обнадеживающие серые полоски на фоне осточертевшего глинозема.
   - Дошли!
   Слава остановился и тоже, пошуровал лопатой в узком квадратике прорытого окошка.
   - А ведь, в натуре, дошли, - улыбнулся он и весело подмигнул. - Ну, теперь давай в ту сторону, к заду раскапывать. Командуй, ты у нас мастер.
   Я неторопливо оглядел кучу, цыкнул зубом и сплюнул в воду.
   - Установим, где кончается крыша, и будем долбить шурф, - сказал я. Копаем до нижнего края дверей, чтобы открыть можно было. Думаю, сегодня управимся.
   - Ну так погнали!
   Можно сделать абсолютно все, если заранее знать результат. А в результате мы были уверены. Конец работы был близок, два-три часа - и все. Мы быстро расчистили крышу и начали прокапывать траншею к воде. Показалось стекло задней двери.
   - Ну, ништяк, управились, - приговаривал Слава, орудуя лопатой за двоих, - ну, ништяк... - и вдруг заорал: - Прыгай!!!
   От толчка в грудь я снес боковую насыпку, доходившую до колена, и полетел спиной вниз, здорово приложившись о воду. Перед глазами мелькнули Слава, брызги, небо; я задохнулся - удар вышиб из меня весь воздух. Сносимый течением, я сумел перевернуться и встать на карачки, и тут землю сотряс мощный удар и воздушная волна сбила меня.
   Бултыхаясь и захлебываясь, я встал, весь мокрый насквозь, как суслик. Резиновые сапоги, весившие теперь по пуду каждый, кое-как придавали мне равновесие. Вода доходила до пояса. Я ошалело огляделся, не понимая, что произошло, где Слава и что за фортеля ему вздумалось выкидывать.
   Друга я увидел неподалеку от себя, он неподвижно стоял и смотрел на песчаную гору. Сверху доносились крики. На краю обрыва появились Марина с Ксенией.
   Только сейчас до меня дошло, что случилось.
   Огромный пласт грунта, нависавший над нами, всетаки обрушился, подточенный вчерашним ливнем.
   Участок, который мы раскопали, был заново похоронен.
   - Охуеть можно, - только и сказал я, протягивая Славе руку. Слова благодарности тут были излишни.
   - Что случилось? - крикнула Марина.
   - Все нормально, - отозвался Слава во всю мощь своих легких.
   Мы пошли к берегу.
   - Как ты углядел? - спросил я.
   - Почувствовал, - лаконично ответил Слава. - Поднял голову, вижу поползло.
   Мы выбрались на берег, я опустился на траву, задрал ноги и вылил из сапог воду. Девочки сбежали к нам.
   - Что произошло, землетрясение?
   - Восточно-европейская платформа не подвержена землетрясениям, отозвался я, глядя на них снизу вверх. Неожиданно я расхохотался, меня пробрало - нервное потрясение требовало разрядки.
   Следом за мной истерично рассмеялись все остальные.
   Мы возвратились в лагерь, залезли в Славину палатку и раскупорили новую бутылку водки. Такое дело требовало успокоения. Хватили по двести граммов и вроде бы расслабились.
   - М-да, управились до вечера, - горестно констатировал я. - Вот уж точно, не хвались, идучи на рать...
   - А хвались, идучи срати, - буркнул Слава. - Хорошо, что уцелели.
   - Это точно, - кивнул я.
   Добавили еще по сотке. Потянуло на подвиги.
   - Не будем терять времени. - Я бодро поднялся, пошатнувшись, но сумел удержаться на ногах. - Как говорится, когда видишь деньги, не теряй времени...
   Возвратясь к реке. Плащ я надевать не стал.
   Во-первых, было и без него тепло, а во-вторых, и так промок до нитки.
   Песчаная гора привела меня в уныние. Островерхая куча неправильной пирамидальной формы, казалось, стала больше прежней. От удара нижний завал расперло в стороны, теперь он напоминал толстый татарский малахай. Разгребать эту прорву грунта надо было тысячу лет.
   Из груди невольно вырвался горький стон.
   - Говорил я, с передка копать надо! - Слава с досадой сплюнул под ноги.
   - Чего уж теперь... - сказал я.
   Живы остались - ладно. Утешение это, конечно, слабое. Я чувствовал себя как описавшийся.
   Полноту ощущений создавал дождь, хлеставший по башке и стекавший по прилизанным водой волосам, упавшим на лоб, словно челочка незабвенного фюрера. Мокрая одежда противно облепила тело, и казалось, что я стою обнаженный.
   Мы спустились и стали внимательно исследовать кучу. Слава тут же нашел обе лопаты у самой воды, все в комьях налипшей глины. Хотя это порадовало запасных лопат мы не взяли, а без инструмента были как без рук. Очистив черенки, мы проследовали к новому месту раскопа, не задетому обвалом.
   Мы работали без обеда до самой темноты. Потом вернулись в лагерь. Женщины ждали нас, удрученные печальными событиями. На мне сухого места не было, поэтому первым делом я залез в палатку, разделся, тщательно вытерся и натянул шерстяное трико, специально хранимое для такого случая. В нем я буду спать. Пришел Слава с ополовиненной бутылкой и женщины, которые принесли ужин. Я жутко продрог и радостно приветствовал новую порцию спиртного. На такой работе и спиться недолго.
   Ели молча. Всем было и без слов все понятно.
   Сюрпризы повалили с самого утра, один другого лучше. Проснувшись, я обнаружил, что голеностопы у меня похрустывают и болят. Десятичасовая холодная ванна накануне не пошла ногам на пользу. А ведь сегодня намечалось еще более продолжительное купание. Я с трудом натянул сапоги, потому что стопы как следует не сгибались, и выглянул из палатки. Видимых улучшений погоды не было. Небо оставалось по-прежнему затянутым тучами, из которых моросило. К середине дня, вероятно, польет что-нибудь посолиднев. Для Новгородской области такие явления не редкость, дождь может зарядить и на неделю, и на две, пережидать его не было смысла.
   Накинув ОЗК, я совершил моцион и, вернувшись, обнаружил, что являюсь единственным бодрствующим участником экспедиции. На часах было восемь. Пора вставать.
   Заглянув в Славину палатку, я обнаружил, что она пуста. Кент с подругой дрыхли в "Волге", и пришлось долго стучать кулаком по крыше, чтобы их добудиться. К тому времени, как я разжег примус, проснулась Марина.
   - Привет, - сказал я, ставя на огонь сковородку.
   - Доброе утро, дорогой. - Она сладко потянулась. - Ты у нас сегодня за повара?
   - А ты за землекопа. Идет?
   - Вот уж нет, - натянуто рассмеялась Марина.
   - Ну вот и я вроде бы как за поваренка. Аппарат вам наладил, а ты уж готовь.
   - С удовольствием! - Марина извлекла из звякающей коробки миску с застывшим пюре и выложила его на сковороду. - Много вам копать?
   - Много, - ответил я.
   Подошли Слава с Ксенией. Я с хрустом поднялся, морщась от боли в суставах.
   - Ты чего? - спросила Ксения.
   - Ревматизм, - поморщился я. - После вчерашнего купания прихватило.
   - А вот у меня хоть бы хрен! - осклабился Слава. - Сколько воевал, а ни подагры, ни геморроя. Какой делаем вывод? Воевать надо больше!
   "Зато для головы здорово вредно, - отметил я про себя. - Нет уж, не надо мне такой профилактики".
   - Снимай сапог, - приказала Ксения. - Садись на ящик и снимай. Я посмотрю.
   - Что там смотреть. - Я все же подчинился и стащил прохоря.
   Ксения опустилась на корточки и ощупала ногу.
   Пальцы у нее были холодные и твердые.
   - Никакой не ревматизм, - заключила она, - артрит доброкачественный. Будешь ноги в тепле держать - пройдет.
   - Как только, так сразу. - Я разочарованно натянул сапог. От нее как от медика ожидал чего-то большего, а это я и сам знаю. Только откуда здесь возьмется тепло!
   - И в резине не ходи, от этого хуже будет.
   Способность изрекать избитые истины у Ксении была потрясающая. Я давно на своей шкуре испытал, что ревматизм резины не любит, но других сапог у меня с собой не было, а кроссовки я хотел приберечь для езды в машине. Посему возражать "специалисту" не стал, вовремя вспомнив, что образование у Ксении далеко не высшее, а тяга мелкого медперсонала к консультациям всегда переходила границы разумного. Из размышлений меня вывел голос Маринки:
   - Тарелки давайте, согрелось уже.
   После завтрака, словно каторжник, поковылял к реке. Навал глины внушал стойкое отвращение. Слава первым спустился вниз и сделал еще одно достойное сегодняшнего дня открытие: