Гаврюченков Юрий. Пожиратели гашиша

   - Никаких драк, - возмущенно крикнул Готтенскнехт, - хватит нам трупов. Делать будем так: Зоровавель и вы, Илья, отправляетесь вместе в лес и там перегружаете тело брата в "судзуки". Дальше мы будем заниматься им сами. Вы больше в наши дела не вмешиваетесь, если сами того не хотите.
   - Разумно, - согласился я.
   - Идите же, - сказал пресвитер.
   Зоровавель поднялся и направился к дверям.
   - Приятно было познакомиться, госопода, - произнес я на манер Эррары и вышел, полный желания никогда больше тамлиеров ни видеть, ни слышать.
   - Куда двинемся? - спросил Зоровавель, когда мы садились в лифт.
   - На Выборг надо, - прикинул я. - По Московской трассе мы леса нескоро увидим, на Колтушском шоссе тоже.
   - Через Ольгино поедем?
   - А может, лучше на Каменку махнуть? - сообразил я. - По "пьяной" дороге?
   - Ты ее знаешь?
   - Да уж не заблудимся. - Лифт остановился, и мы вышли во двор.
   Не знаю, почему так получается, но каждый труп, по-моему, разлагается по-разному. Может быть, я предвзято к этому отношусь, но в машине, пока она стояла закрытой, возник некий характерный душок, от которого я постарался избавиться, врубив на полную мощность вентилятор. Путешествовать с мертвецом на заднем сиденье вдруг стало невыносимо противно.
   По безлюдной дороге в объезд поста ГАИ мы забирались в лесную глухомань, пока крошечные колесики микроавтобуса не стали буксовать в раскисшей от дождя земле. Мы остановились борт к борту, я откинул сиденье, и мы перетащили тяжеленное, точно каменное, тело. Удивительно, как меняется человек после смерти. Я вспомнил, как мы со Славой прятали трупы арабов. Не приведи Господь пережить такое еще раз: таскать на себе людей, превратившихся в больших кукол, страшно неудобных для переноски из-за своей ватной мягкости.
   Я вспомнил мертвого Петровича. Казалось бы, вот он - друг, но это уже не друг, это его тело, а самого друга нет.
   - Погоди, - Зоровавель огляделся, - чего по два раза ездить...
   Он подошел к куче валежника и внимательно изучил ее.
   - Годится, - заключил он. - Кто его здесь найдет?
   Он подогнал автобус к куче, мы расчистили площадку, положили туда скрюченного Истребителя и завалили горой веток. Достойное место выбрали тамплиеры для своего товарища. Брата! Впрочем, "братанов" в окрестностях немало лежит: город живет своей бурной жизнью. А место здесь и в самом деле дикое. Если труп проваляется до снега, то раньше весны его точно не найдут, а весной он будет похож черт знает на что. Не исключено, что барсуки и лисы помогут - говорят, они в последнее* время тут здорово расплодились. Еще бы, на таком корму!
   Зоровавель залез в кабину, а я пошел к "Ниве".
   Опуская сиденье, я заметил лежащий на полу меч.
   - Эй, - крикнул я, достав железяку. Зоровавель притормозил рядом. Куда его?
   - Сам решай, - пожал плечами тамлиер. - Оставь себе, если хочешь. Мне-то он не нужен. Пока!
   - Счастливо, - пробормотал я вслед газанувшему "судзуки".
   Похожий на малолитражку микроавтобус резво заскакал промеж берез.
   "Вот так братство! - подумал я, устраиваясь на водительском сиденье. Отслужил свое - и добро пожаловать на корм для животных. Никаких тебе почестей. К черту такой Крестовый поход! Чтобы не простудиться, я закрыл окошко и включил отопление. В салоне уже ничем не пахло.
   Доктор Амнон Шилух прибыл сразу же после того, как Готтенскнехт сообщил ему о находке "Книги Жизни". К этому моменту вернулся Зоровавель, доложивший о захоронении трупа. Преcвитеру было жаль преданного слугу, первым вступившего в Петербургский Дом ОНТ, но сей славный тамплиер отдал жизнь за священное дело спасения белой расы и получил достойное место на небе.
   Готтенскнехт решил, что увековечит намять о нем, поместив его имя на стене церемониального зала замка Верфенштайн наряду с другими, заслужившими вечный почет членами Ордена.
   Когда появился профессор Шилух, Готтенскнехт отправил тамплиеров вниз "поохранять" парадное, дабы не мешать руководителям вести деловую беседу. Пресвитер хотел выторговать максимально возможное вознаграждение. Разумеется, об участии израильской разведки им упомянуто в отчете руководству ОНТ не будет, так что проведение рискованной операции, стоившей жизни одному из братьев, станет заслугой исключительно Фридриха Готтенскнехта, сумевшего вернуть древний манускрипт в Святую землю. Акция наверняка привлечет новых братьев, настоящих арийцев, которые приедут из Германии, чтобы вступить в ряды Санкт-Петербургского Дома и основать в России настоящую колонию тамплиеров. Она привлечет под свои знамена множество неофитов из местных жителей, и недалек будет тот день, когда победоносная армия рыцарей снова пойдет на восток, сокрушая лавины азиатов. Честолюбивые мечты пресвитера прервал резюга звонок в дверь.
   - Преподобный, к вам доктор Шилух, - оповестил Зоровавель, и Готтенекнехт предложил тамплиерам спуститься вниз.
   Борз наблюдал за подъездом из окна машины, припаркованной за детской площадкой. Рядом на сиденье теснились двое сирийцев, а спереди находились Касем Хашими и водитель. Вторая машина пряталась с другой стороны двора, отсюда ее не было видно.
   После того как Тахоев сообщил о местонахождении "защитников угнетенных коммерсантов", за квартирой тамплиеров было выставлено наблюдение. Хашими разыскал жену Катырбекова и повозил ее с собой, пока она не опознала в одном из бойцов убийцу Искандера Надировича, что подтвердило причастность ОНТ к смерти аль-Мазбуди, и было решено поставить крест на деятельности этой команды.
   Инициатива Борза, вызвавшегося поучаствовать в деле, не вызвала у Касема подозрений. Свой товар набад врач получить явно не сможет, ибо Хашими, которому, конечно же, было хорошо известно о всех делах своего шефа, давно продал тканевые материалы, а деньги с чистой совестью положил в карман.
   Пусть вайнах успокоит душу, выплеснув злость на истинных виновников неудачи.
   Касем внимательно изучал троицу, тусовавшуюся у крыльца. Убийца Катырбекова выделялся мускулатурой и ростом. Хашишин, разглядывая его в бинокль, от ярости скрипнул зубами: вот такие, как он, попирают землю Палестины, убивая правоверных мусульман! Брат Касема сражался в боевой группе "Хезболлах", деньги для которой делались здесь, в странах Европы, продажей опиума, доставлявшегося с афганской территории по маршруту бывшего Великого шелкового пути. Опиум был смыслом жизни Касема, даже сейчас он чувствовал во рту его горечь.
   Борз с презрением наблюдал, как стекленеют под действием наркотика глаза находящихся в салбне сирийцев. Перед боем арабы насосались гашиша и становились все более невменяемыми. Теперь они готовы были идти в атаку, невзирая на боль и увечья, до последнего дыхания резать противника и умереть вместе с ним. Одурманенные, они будут лезть напролом, круша все и вся, пока их не свалит с ног крепкий сон. Управлять такими бойцами невозможно, но этот факт, похоже, тут никого не смущает. В древности небольшие отряды хашишинов захватывали хорошо укрепленные города, ибо ничто не могло их остановить. Однако эта давняя тактика не оправдывала себя сейчас, когда требовалось уничтожить всего пятерых. В свете этого Тахоеву все меньше нравилась сия затея, и он решил потихоньку смотать. Заметив, что один из тамплиеров коренастый, похожий на грузина - пошел прочь от парадного, Тахоев толкнул наружу дверцу "фольксвагена" и шепнул Касему: - Я за ним.
   - Иди, - кивнул Хашими. Он насторожился, потому что еще один тамплиер оседлал мотоцикл и начал выезжать со двора. - Атакуем! - крикнул он в микрофон рации и повернулся к сидящим " сзади: - Вы тоже идите, а я поеду за ним!
   Федаи поспешно выбрались из кабины и побежали к микроавтобусу, у которого топтался последний враг. Водитель машины арабов вырулил вслед за мотоциклистом. Бойня началась.
   Зоровавель услышал шум мотора и едва успел отойти за капот "судзуки", как мимо него проскользнул громоздкий бампер джипа, тут же затормозившего. "Сбить пытались?" - мелькнуло в голове. Краем глаза он увидел бегущих через двор "черных" с ножами в руках. Дверцы джипа раскрылись, и оттуда стали выбираться арабы.
   "За Катырбекова", - смекнул Лазарь и, пыхтя, рванул вдоль дома, чтобы выскочить на проезжую часть, куда, как он надеялся, киллеры не попрутся.
   С его весом бегать было нелегко, но он сумел выложиться и стал набирать скорость, когда в ногу кольнуло что-то острое и вмиг сделало ее тяжелой и твердой, как полено. Зоровавель споткнулся и понял, что теперь ему никуда не убежать. Он перенес вес на здоровую ногу и первым хуком сбил подскочившего араба, но двое других обошли его сзади и заработали ножами. Каждый нанес не менее пяти ударов, прежде чем Лазарь навсегда рухнул на землю.
   Борз преследовал свою жертву до самого дома.
   Он скользнул вслед за Купидоном в парадняк, вытаскивая из кармана ПМ. Глаза чеченца загорелись холодным зеленым огнем. Он выстрелил, целясь между лопаток, и по тому, как упало тело, определил, что попал в позвоночник.
   Утробно зарычав, он схватил еще живого человека за волосы, перевернул и впился зубами в трепещущее горло. Струя вкусной горячей крови заскользила по пищеводу, желудок быстро отяжелел. Насытившись, Борз утерся белоснежным платком и громко и протяжно завыл.
   Водитель, не принимавший опиума, сумел довести мотоциклиста, не потеряв его по дороге. Когда он выбрался на окраину города и начал петлять по переулкам спального района, Касем Хашими утвердился в мысли, что тот едет домой. Наконец мотоцикл затормозил в пустынном дворе, преследуемый слез и повесил шлем на руль. Обрадованный Хашими вылез, снимая с предохранителя "парабеллум".
   - Постой, э! - крикнул он вслед удаляющемуся человеку. Тот даже не оглянулся.
   - Постой, - снова произнес Хашими и выстрелил ему в спину. Мотоциклист завернул за угол и исчез из виду. Проклиная во весь голос неверного, Касем побежал вдогонку.
   Разозленный выходкой Готтенскнехта, посчитавшего "братьев" за мальчонок, которых запросто можно выставить вон, Басаргин разругался с Зоровавелем и оставил его прохлаждаться под дверью.
   Костя тоже ушел, пообещав, что разберется с Фридрихом позже. Лазарь, который был явно замазан каким-то боком, стал защищать хозяина, чем глубоко разочаровал товарищей. Что-то затевалось, но что? Обнаружив за собой слежку, Басурман попытался уйти, но бензобак был почти пуст, и ничего иного не осталось, как проверить намерения преследователей. Заехав во двор, он бросил "хонду" и увидел, как из машины вылез "зверь" с пушкой в руке. Василий вовремя успел нырнуть за угол, когда прозвучал выстрел, спрятался в кустах и стал ждать, держа наготове меч. Вскоре появился преследователь, он явно "торчал", - выросшему в Средней Азии Басурману не составило труда по характерной походке определить причину опьянения - опиум. Обдолбанный чурка большой опасности не представлял. Басаргин выскочил из кустов и обрушил ему на руки острый клинок.
   Удивлению Хашими не было предела, когда, завернув за угол, он не нашел мотоциклиста. Тот будто сквозь землю провалился. Касем с трудом пытался осмыслить причину непонятного исчезновения, когда что-то сильно ударило его по запястью. Изумленный сириец увидел перед собой возникшего из ниоткуда мотоциклиста с большим тесаком в руке.
   Хашими хотел было вскинуть пистолет, чтобы выстрелить и убить неверного, но вместо кисти увидел лишь короткий обрубок, из которого обильно хлестала кровь. Боли не было, и это усиливало впечатление нереальности происходящего. Вытаращив глаза, хашишин наблюдал, как странный человек поднимает меч. Его движение заставило вспомнить, что под курткой спрятан кинжал, которым можно воспользоваться. Левой рукой Касем вывернул изза пазухи нож, но мотоциклист только покачал головой.
   - Не получится! - сказал он в, широко размахнувшись, нанес секущий удар.
   Басурман бил справа налево, наметив точку приложения силы чуть левее шеи. Он не был уверен, что сможет отрубить голову этим мечом, но острое лезвие сделало свое дело. Башка отскочила в сторону, а туловище завалилось вбок, отброшенное сильным ударом.
   Мир завертелся у Касема перед глазами. Он стукнулся обо что-то затылком, и на миг ему показалось, что он катится по земле. Наконец верчение прекратилось, и он замер на боку, глядя на противника под очень необычным углом. Рядом с мотоциклистом лежало чье-то тело. Хашими не понимал, откуда оно здесь взялось, но мало ли чудес можно увидеть, наевшись гашиша? Касем вдруг почувствовал, что задыхается, и попытался вдохнуть, но ничего не получилось. Мир стал быстро тускнеть для него, пока не наступила полная темнота. Басурман с ног до головы перепачкался кровью. Уже не обращая внимания на прохожих, он пихнул в ножны меч и обтер ладонью забрызганное кровью араба лицо. Невольно взгляд задержался на голове, косящейся на него вполне осмысленным взором. "Он меня видит!" - понял Басурман и со всех ног побежал прочь, чтобы оказаться как можно дальше от этого места.
   После того как профессор Шилух удостоверился в подлинности свитка, Готтенскнехт получил причитающуюся ему сумму - не много за такую древнюю книгу, но попробуй продай без риска кому-нибудь другому! Немец был удовлетворен сделкой. Старичок убрал свиток в большой коричневый портфель.
   Множество сильных ударов в дверь и треск расколотого косяка заставили Фридриха Готтенскнехта испуганно замереть. В квартиру ворвались дикие азиаты с кинжалами: мелкие, черные, похожие на классических пигмеев из трактата фон Либенфельса "Тео-зоология, или Гримасы Содома и Электрон Богов".
   "Ответный удар исмаилитов", - мелькнуло в голове Готтенскнехта. Боковым зрением он увидел поднимающегося со стула доктора Шилуха, портфель медленно падал с его коленей, а сарацины неслись прямо на старика, который должен был принять на себя первые удары.
   Рев длинной очереди был оглушительным в замкнутом пространстве тесной комнаты. Арабы повалились на пол, один попытался подняться, но его тут же скосил ураган свинца.
   - Шлемазлс! - выцедил Амнон Шилух, опуская дымящийся "миниузи". Он выщелкнул пустой магазин и достал из портфеля новый.
   Фридрих Готтенскнехт вдруг понял, что ему надо срочно уезжать из этой страны.
   - Я на машине, - словно угадал Шилух его мысли. - Подожду вас.
   На сборы пресвитеру не потребовалось много времени. Документы и деньги - вот весь его багаж.
   Какое счастье, что успел превратить золото Хасана Саба в шестьдесят тысяч долларов! Амнон Шилух не успел дойти до дверей, как Готтенскнехт уже мчался за ним.
   Они сели в лифт, обогнав шедшего на перехват по лестнице пятого сарацина. Того сильно шатало, глаз был подбит, и воином он был никчемным.
   Не встретив на своем пути сопротивления, Шилух убрал в портфель "узи", и они сели в машину профессора.
   - Куда вас отвезти? - спросил он.
   - Поедем на железнодорожный вокзал, - ответил Готтенскнехт. - Я покажу дорогу.
   Воистину, Провидение было благосклонно к добросовестному и усердному в своем деле тамплиеру!
   "Сделал дело - гуляй смело!" - я не мог не согласиться с народной мудростью: дело свое я сделал и мог смело гулять. По крайней мере, весь остаток сегодняшнего дня - напропалую.
   Аккуратно обогнув присыпанную гравием яму, я въехал под арку родного дома и стал выруливать к своему парадному. Мимо медленно проплывали мусорные бачки и сварные конструкции на игровой площадке. В песочнице возились дети, их мамаши кучковались на скамеечках рядом. Они проводили "Ниву" безразличными взглядами, подыскивая тему для очередного разговора. "А ведь в таких посиделках пройдет жизнь большинства из них, - вдруг подумал я. Наплодят детей, затем детки осчастливят их внуками, воспитывать которых опять же придется этим новоиспеченным бабушкам. Лет через тридцать - сорок, глядишь, соберутся старые товарки в одряхлевшем вместе с ними дворе, дабы посудачить на вечные темы, а - опаньки! - жизньто прошла! Не хотел бы я оказаться на их месте".
   Мне даже не по себе стало от такой перспективы, и тут я увидел, как одна из подруг отделилась от своего стада и направилась вслед за "Нивой". Я аккуратно причалил на стояночку напротив парадняка, где притулилась знакомая "Волга". Слава здесь? Сейчас выясним, что он тут делает. Я заглушил мотор, но домой не торопился, отдуваясь после утомительной поездки. Ну и денек выдался. Болел бок, болела рука и спина. Как же я замотался!
   Впереди ждала масса дел: книги, которые надо разгрести, Маринка, которой надо что-то наплести про книги, испанцы, которым необходимо вернуть вещи "вождя народов", да и сами предметы требовали изучения их способности влиять на память, да еще в машине валялся меч Истребителя, весь в подозрительных бурых разводах. По уму, его надо было выкинуть где-нибудь в лесу, но я как-то не сообразил. Словом, забот хватало, а тут еще девица-красавица, которой что-то от меня надо. Девицу я, впрочем, узнал: невинно пострадавшая заложница Ирка, которую я честно выкупил из плена.
   Когда Ира приблизилась, я вылез из кабины, кряхтя от ноющей боли в спине.
   - Здравствуй, Илья, - сказала она.
   - Привет. - Я оперся о дверцу, потому что стоять прямо было невмоготу.
   - Слушай, ты на меня не сердись, - начала она. - Я вижу, ты машину купил...
   - Да я не сержусь, - в самом деле, что мне обижаться. - Все нормально.
   - Может быть, ты зайдешь к нам сегодня в гости?
   Я сообразил, что Ира еще ничего не знает о моих взаимоотношениях с Маринкой, вместе ни разу не видела. Однако пускаться в объяснения не стал.
   - Я очень устал, Ира, - честно признался я.
   - Бедненький, - жалостливо протянула в ответ подруга. - Хочешь, я к тебе приду?
   Я помотал головой, представив на двери табличку "Сексуальные услуги не требуются".
   - Ну ладно, - погрустнела она. - Тогда я пойду?
   - Иди.
   - Слушай, - она просительно посмотрела на меня, - ты мне что-нибудь можешь одолжить?
   Люблю конкретику, а фраза расставила все по своим местам. Затруднения финансового плана у Иркиной семьи были и будут всегда, но сейчас наступил, видимо, особо тяжелый период, заставивший забыть обиды и пойти на примирение. Раньше она столь откровенно на хлеб не просила.
   - Сколько тебе надо? - Я полез в карман за бумажником.
   - Ну, хоть полтинник.
   Я усмехнулся и протянул ей сотенную купюру.
   Впрочем, что эти сто тысяч сейчас - один раз в магазин сходить? Жизнь у Ирки не сахар, но теперья ей не помощник.
   - Спасибо, - негромко сказала Ира.
   - Вышла бы ты замуж, что ли, - посоветовал я.
   - Возьмешь - пойду, - невесело отозвалась она.
   И на моей кислой физиономии прочла ответ.
   - Ну, пока, - торопливо произнесла она.
   - Пока.
   Ира немного помялась, пересиливая остатки гордости, и добавила: - Ты мне позвони.
   - Ладно, - ответил я и с облегчением проследил, как она возвращается в родные пенаты. Затем я окинул взглядом дом и нашел свои окна. Лица Маринки, к счастью, не увидел. Любопытно, чем она там со Славой занимается?
   Оттолкнувшись от дверцы, я выпрямился, закрыл машину и потащился домой, чувствуя себя обессилевшим и разбитым. Первое, что я увидел, отперев дверь, была Славина морда, виднеющаяся в комнате, - корефан изучал книги. А смотрел ли он гравюры? "Настоящий джентльмен тот, кто приглашает девушку в спальню посмотреть гравюры и показывает ей гравюры". А если гравюры приглашает посмотреть дама?
   - О, здорово! - обрадовался моему приходу корефан. Он был в своей кожаной куртке, которую не любил снимать даже в гостях. Столь невинный вид наводил на мысль, что гравюры в спальне он не смотрел.
   - Привет, - выпорхнула следом Маринка. Рот до ушей, сияет прямо как... Я едва удержался, чтобы не сплюнуть, но вместо этого спросил: - Как гравюры? - Первое, что в голову пришло.
   - Ничего, - улыбнулся Слава, в руке он держал какую-то книгу. Путевые.
   Я аж зубами заскрипел.
   - Что-что? - не поняла Маринка, но объясняться с ней я посчитал излишним.
   - Ну, привет, привет, - пожал я Славе руку.
   Как все же с ним просто. "Щелкни лошадь в нос, и она махнет хвостом".
   - Рассказывай, - набросилась на меня Марина, - что ты теперь натворил и откуда эти книги.
   ""Натворил" - знакомое словечко, - отметил я. - Опять, наверное, с мамой общалась".
   Я чмокнул ее в щеку и повернулся к другу.
   - Эвон, что я принес, - заблажил я, доставая из кармана раритеты.
   - Ага, - обрадовался Слава и сообразил: - Значит, ты нашел свиток?
   - Свиток - это что, - продолжал я тоном юродивого, да и стоять согнувшись было несравненно приятнее - организм сам находил наименее болезненную позу, - свиток - это семечки. Ты гравюры смотрел?
   - Классные картинки, - подтвердил Слава, - А ты? - глянул я на Маринку.
   - Что это ты какой-то странный опять, - поспешила она увести разговор от изначальной темы, догадавшись, видимо, куда я клоню. - Что ты скособочился?
   - Жизнь тяжела, детка, - ответил я, цыкнув зубом, - но, к счастью, коротка. Помоги-ка мне раздеться - сама увидишь.
   Мы прошли в комнату и я обнажил торс. Марина охнула. Я подошел к зеркалу и осмотрелся. Плечо, да и весь левый бок представляли собой один большой неравномерно окрашенный синяк. Неудивительно, что все так болит.
   - Где тебя разукрасили? - поинтересовался Слава.
   - Ты лучше спроси, кто меня разукрасил, - вспомнил я жуткую вывеску сатаниста, пустую щель вместо левого глаза и кривой желтый клык. - С ума сойти можно, что со мной приключилось.
   - Илья, тебе, наверное, компресс надо сделать, - встряла Маринка, но я остановил ее суету.
   - Не надо ничего, само пройдет.
   - Дай, я хоть посмотрю.
   - Смотри, - повернулся я к ней и продолжил: - А знаешь, что у меня в машине лежит?
   - Ну? - заинтересовался Слава.
   - Меч.
   - Ну, ты даешь стране угля, - констатировал кореш. - Попинали тебя конкретно... но мало.
   - Это как сказать, - хмыкнул я. - Кто меня тронет, тот дня не проживет.
   - Замочил кого? - догадался друг.
   - Точно, - утвердительно кивнул я и поморщился - пальцы у Маринки были как лед, - гарный был хлопец.
   - Тебе только волю дай, - заметил Слава. - Ковыряльником небось загумозил.
   - А ты как догадался? - Я попытался всплеснуть руками, но спину кольнуло так, что перехватило дыхание. - Зарубил болезного - меч по рукоятку в крови.
   Марина слушала, открыв рот, даже синяками бросила заниматься.
   - Ну, как там, - спросил я, - ребро не сломано?
   - Не знаю, - неуверенно пробормотала она. - Давай, в "травму" съездим.
   - Нет уж, - отрезал я, - к черту эти травмпункты, там в очереди три часа стоять надо, а потом участковый будет месяц ходить. Сами как-нибудь справимся.
   - Давай, я посмотрю. - Не дожидаясь ответа, Слава стиснул поврежденный бок своими граблями.
   Я заорал.
   - Потише, потише, - заверещала Маринка то ли мне, то ли Славе.
   - Все в норме, - заявил он, - переломов нет.
   - Ну, у тебя и методы, дружок? - высказался я, чуть отдышавшись.
   - Методы как методы, - пожал плечами Слава. - Уж переломы я определю. Кой-какая практика есть.
   "Нет, - решил я. - Может быть, он и дурак, но не мерзавец - это точно". Подозрения по поводу гравюр у меня окончательно исчезли.
   - Ильюша, давай, я тебе наложу компресс, - пролепетала Марина, которой было невыносимо на все это смотреть.
   - Брось ты, - отмахнулся за меня Слава. - Само заживет.
   - Как на собаке, - поддакнул я и, покосившись на Маринку, не без злорадства добавил: - А знаешь, Слава, Истребителя тоже грохнули.
   - Да ну?! - воскликнул он. - Ты без дела не сидишь.
   - Ты думаешь, - деланно возмутился я, - что это я его грохнул?
   - Кто тебя знает, - подыграл Слава, видя, что Марина находится в предшоковом состоянии. - Ты ж у нас удержу не знаешь, то на куски кого-нибудь порубишь, то еще что похуже. Под горячую руку тебе лучше не попадаться. И ты это учти! - наставительно заметил он побледневшей Маринке.
   Она поспешно вышла, а мы пожали друг другу руки.
   - По правде, хреновый был денек, - сообщил я, когда мы остались вдвоем. - Наткнулись на книгохранилище сатанистов, без драки не обошлось. Рыцарю голову в лепешку раздавили, а я сторожа мечом заколол, руку ему отрубил, блин, теперь по ночам сниться будет. Хорошо, что Шура меч везде с собой таскал, а то бы каюк - положили бы рядышком. Я ведь без ничего был, вообще без оружия - голый как бубен, а сатанист был неплохой боец, я мечом-то еле сладил. Видал, как он меня отделал?
   Слава сочувственно покивал.
   - Железо с собой носи, - посоветовал он.
   - Как знать, - помялся я. - Срок в кармане таскать тоже удовольствие ниже среднего.
   - Ну, я таскаю, и ничего, - хлопнул кореш по куртке, левая сторона которой заметно отвисала.
   - Может, ты и прав, - вздохнул я.
   В конечном счете, Слава всегда оказывался прав, какими бы глупыми на первый взгляд ни казались его поступки. Различие между нами заключалось в степени знания жизни. Корефан накушался ею вдоволь и уже не раздумывал, как именно и что ему следует делать, а поступал согласно пресловутому "соображению". И поступал правильно.
   - Мужчины, вы есть будете? - возникла в дверях Маринка.
   - Я, наверное, пойду, - деликатно отказался Слава.
   - Как хочешь, - разочарованно протянула Марина.
   - Ты завтра заскакивай, - я вышел проводить друга, - будем клады копать. Поэкспериментируем с памятью и другими электрохимическими проявлениями жизнедеятельности мозга, без тебя я эти штуки надевать не стану, имей это в виду!
   - Лады, - кивнул Слава. - Завтра утром заеду.
   Закрыв за ним дверь, я пошел на кухню, где меня поджидала тарелка с пловом. Марина любила готовить плов, а я любил его есть.
   - Скажи, а ты правда кого-то убил или вы так шутили? - вдруг спросила она.
   - Конечно же, убил, - ответил я, памятуя правило: хочешь, чтобы не поверили, скажи правду.