Гаврюченков Юрий. Пожиратели гашиша

   - Откуда ты их всех знаешь? - поразился я.
   - Приходилось работать вместе, - многозначительно заметил Гоша. - По сути, мы делаем одно дело.
   - А сразу почему к этому испанцу не обратились, если он был в Питере?
   - Потому что он рыцарь Алькантары, а не Ордена Храма, - ответствовал Гоша, и я далее вникать не стал. Приоритеты - это его забота, а мне надо поскорее продать вещи.
   - Ладно, - резюмировал я, - на твое усмотрение. Будем надеяться, что чурки до нас больше не доберутся.
   - Mortem effugere nemo protest[Смерти никто не избежит (лат.). ], отрешенно произнес Гоша.
   - Me quoque fata regunt[ Я тоже подчиняюсь року (лат.). ], - невольно улыбнулся я.
   Как же редко приходится встречаться с достойным собеседником. Что за жизнь!
   - Жизнь есть сон, - проницательно заметил Марков, словно уловив ход моих мыслей.
   - Тогда пусть он длится как можно дольше. - Я опустошил стакан и угнездил его на журнальном столике. - Почему ты не даешь в них стрелять?
   - Чтобы не нарушать паритет, - загадочно сказал Гоша. - Тогда арабы не потребуют сатисфакций.
   - А сами они не начнут?
   - В священной войне и оружие священное, - пояснил Самурай. - Пулевое оружие таковым не является.
   - А хашишины об этом знают?
   - Знают, и не очень любят шуметь.
   - Ну-ну, - скептически заметил я. Не особенно интересуясь политикой, я все-таки газеты читал и в телевизор поглядывал. Мировой опыт доказывал, что в общении с арабами лучше придерживаться принципа "хочешь мира - готовься к войне" и ни на шаг от него не отступать, а многочисленные взрывы и прочие теракты свидетельствовали о пристрастии "воинов Аллаха" именно к тротилу и огнестрельному оружию. Все это я высказал Гоше.
   Самурай пожал плечами:
   - Хашишины не собираются привлекать к себе внимание в Санкт-Петербурге. Задача исмаилитов здесь - гнать наркотики Северной Дорогой, а не воевать. Гораздо безопаснее втихую делать свое дело - это и удобнее, и дешевле. К тому же пока невыгодно открывать в нашем городе новую зону войны, поэтому близнецом Сараева Питер не станет.
   Обращаться за уточнениями почему-то расхотелось. Ну их всех к черту. Что мне нужно, так это получить свои двести тысяч, а не соваться в дремучие разборки из-за непонятных идей. Я вспомнил Валеру с Женей, вспоротых в трущобах Бухары, и ощутил на спине ледяные пальцы смерти. Теперьто я догадывался, чьих это рук дело, и не очень хотел присоединиться к дебильной компании. Меня больше устраивала жизнь - даже если она есть сон.
   - Когда ты намечаешь организовать встречу?
   - Может быть, сегодня, - задумчиво сказал Гоша. - На машине появляться не стоит, поедем на электричке. Часам к четырем будем в городе, оттуда и позвоним.
   Что мы и сделали, прямиком направившись к Гошиному отцу. Борис Глебович Марков был директором антикварного магазина и соучредителем АОЗТ "Галлус", которому магазин принадлежал.
   Гоша заперся в его кабинете и начал вести активные переговоры, о чем свидетельствовало частое побрякивание параллельного телефона в бухгалтерии, где пока разместили меня. Спустя минут сорок Гоша вышел, сопровождаемый отцом, и поманил меня за собой.
   - Дозвонился, - сообщил он. - Того, кого нужно, сейчас нет, а пока поехали. - Он покачал ключами от отцовского "БМВ".
   Кроме машины, Гоша стрельнул до кучи и "Бенефон"[ Радиотелефон фирмы "Бенефон", подключенный к системе сотовой связи "Дельта телеком". (Прим. автора.) ], чтобы держать, как он выразился, оперативную связь. Телефон время от времени мелодично тренькал, и Гоша начинал фокусничать за рулем, пытаясь управлять одной рукой, что было непросто в условиях городского движения, а другой поднося к губам "Дельту".
   - Давай пообедаем, - наконец предложил он, устав колесить по улицам.
   В кафе было тихо. Мы взяли по банке пива и паре сэндвичей. Когда я размещал все это на столике, в бок что-то кольнуло.
   - Что за черт? - Я пощупал сумку, висевшую на плече, с которой старался на разлучаться, и обнаружил, что кончик кинжала торчит наружу. Я аккуратно убрал его на место, и мы сели за стол.
   - Что-то Мегиддельяра долго нет, - озабоченно произнес Гоша и пояснил: - Это испанец, менеджер эспэ "Адамос", который будет представлять покупателя.
   "А также рыцарь ордена масонов, тамплиеров и компрачикосов", - мрачно подумал я, но разглагольствовать не стал. Было видно, что Марков здорово нервничает. На меня же напал созерцательный пофигизм - благоприобретенная в зоне привычка достаточно отстранение воспринимать происходящие вокруг события, словно погодное явление - дождь или ветер. Я молча жевал свой сэндвич, прихлебывая горький "Гессен". Есть не хотелось, но кинуть на кишку что-то было надо. На даче мы разговелись лишь чипсами. Гоша жрал с аппетитом, постоянно косясь на сотовый телефон и барабаня пальцами по столу. Терпение начинало изменять Самураю. Доев, он достал "Давыдофф" и закурил, что делал нечасто.
   - Куда же он пропал? - Гоша стряхнул столбик пепла и обернулся на звук открывающейся двери. В кафе деловито входила группа молодых арабов. Их было пятеро.
   "Каким образом?" - подумал я, понимая, что ошибки быть не может. Вошедшие явно не принадлежали к числу "иностранных учащихся" - для студентов они были слишком крепкими. Глаза пятерки устремились на нас. Шедший впереди что-то гортанно крикнул, и вся тусовка двинулась в нашу сторону.
   Первым моим движением - уже чисто рефлекторным - было повесить на шею сумку. В ней лежали двести тысяч долларов, аспирантура и еще что-то весьма важное, что ни при каких обстоятельствах мне не хотелось терять. Марков же вскочил и метнул стул в голову ближайшего араба. Тот увернулся, но получил удар ногой по горлу. Девица за стойкой заорала. Гоша отпрыгнул в сторону, пропуская мчащегося хашишина, которого я встретил пинком в промежность. Почти маэ-гэри-кекоми! Я потерял равновесие и упал спиной на стойку, сумку при этом не выпуская. Гоша влепил двойной хлесткий удар ближайшей паре нападавших по почкам и встретил последнего боковым в солнечное сплетение.
   Двигался он с точностью часового механизма. Хашишины достали ножи, но держались пока на расстоянии. Тот, кто получил по горлу, так и не встал, да и мой "крестничек" катался по полу. Посетители быстро покидали кафе, девица исчезла на кухне и, вполне возможно, набирала ноль два. Ждать ментов большого желания не было. Я выхватил пистолет и шмальнул в пол.
   - Лежать! Лицом вниз, быстро, все! Лежать! - И я выстрелил еще раз.
   Это было неправильно, хашишинов нельзя было пугать, потому что они начали обороняться. Все трое метнули ножи: двое в Гошу, один в меня. Я успел увернуться, сзади послышался звон бутылок, а Гоша качнулся и стал падать. Арабы замерли, ожидая результата, а я медлил, помня наказ в людей не стрелять. Длилась немая сцена секунды три. Марков свалился, и больше терять мне стало нечего. Я поднял ствол и нажал на спуск. Мощная "токаревская" пуля со стальным сердечником прошла навылет сквозь тело араба и застряла в животе стоящего за ним федаи. Я в первый раз стрелял по живым людям. "Одним выстрелом двоих", - мелькнуло в голове, когда я нажал еще раз. Рванувшийся ко мне хашишин нелепо подпрыгнул и упал, ухватившись за грудь.
   Наступила тишина, пахло порохом. На столе зазвонил радиотелефон.
   "Это может быть испанец", - подумал я и шагнул к столу. Арабы, словно по команде, начали стонать. Мой "крестничек" вроде оправился, но я наставил на него пушку, продолжая отступать к столу. Араб испепелял меня ненавидящим взглядом. Гоша же был какой-то неживой. Один кинжал торчал у него из груди где-то на уровне сердца, а второй был стиснут в окровавленном кулаке.
   Остекленевшие глаза Самурая уставились в потолок.
   "Дельта" продолжала бренчать. Я взял трубку.
   - Алло.
   - Здравствуйте, - голос был явно с акцентом, говорил раздельно, медленно и тягуче. - Георгия Борисовича позовите, пожалуйста.
   - Перезвоните попозже, - ответил я, выключил трубку и положил ее в карман. Беседовать было некогда. - Лежи, сука, - сказал я арабу и добавил: Твой ишак сыктым, понял?
   Не знаю, что он там понял из моего лингвистического изыска, но не двигался, уверенный, что я буду стрелять. А сам я уже не был в этом уверен.
   Но федаи - "жертвующий во имя веры" - он оказался хреновый и жертвовать, в отличие от своих товарищей, не торопился.
   Оказавшись на улице, я дал деру. Что-что, а свой родной город я знаю хорошо. Домой было нельзя, а отсидеться где-то необходимо. И я направился к Ире, благо номер квартиры ее знаю. Ирка оказалась на месте и, к счастью, без мамы. По дороге я купил торт, шампанское, букет цветов и вполне достойно сымитировал заход в гости.
   Испанец позвонил спустя час. Я непринужденно достал из кармана "Бенефон" и нажал кнопку вызова.
   - Алло.
   - Позовите Георгия Борисовича, пожалуйста, - произнес человек, явно узнавший мой голос. - Это Франсиско Мигель де Мегиддельяр.
   Представился полным именем, не без понта, как всякий южанин.
   - Вы можете говорить со мной, - ответил я, обдумывая каждое слово, чтобы не пугать сидящую рядом Ирку. - У меня есть интересующие вас э-э... предметы, а Георгий Борисович встретился с арабами.
   - С ассасинами? - встревоженно уточнил голос.
   - Да, к сожалению. Поэтому я буду один. Где нам встретиться?
   - За вами заедут, - любезно сообщил де Мегиддельяр. - У вас, кажется, тревожная обстановка.
   - Немного.
   - У вас будет машина и охрана. Черный "мерседес-триста", номер триста тридцать семь. Назовите, куда ехать.
   Я сообщил адрес, и мы распрощались.
   - У меня тут небольшие дела. - Я улыбнулся Ире, которая тотчас же прониклась ко мне глубочайшим вниманием, ибо запах денег требует максимума любезности с потенциальным спонсором. - Сейчас за мной заедут, но я скоро вернусь. Не возражаешь?
   - Приезжай, я буду ждать. Я так тебя люблю. Ты мне нравишься... Последние слова она прошептала, томно припадая к моим губам. Но, видит Бог, мне было искренне на нее наплевать.
   Черный "мерсюк" Мегиддельяра остановился точно там, где нужно. Я быстро спустился во двор, помахал на прощание ручкой и сел в машину.
   Открывший мне дверцу кабальеро был амбалом почти в сажень ростом, и я бы не удивился, если б по утрам вместо гири он упражнялся с двуручным мечом - глаза у него были внимательные и пустые, глаза скотобойца.
   СП "Аламос", как гласила табличка у входа, помещалось на Миллионной улице среди подобных ему представительств иностранных фирм. Возможно, здесь занимались и торговлей, но, судя по телосложению встретившихся в офисе служащих, фирме более приличествовали охранные функции. Сам сеньор Франсиско Мигель де Мегиддельяр оказался высоким плотным пожилым человеком с седыми волосами. Так же как и Эрих фон Ризер, он пригласил эксперта, который долго и придирчиво изучал товар. Наконец эксперт вышел, и мы остались одни.
   - Несомненно, это те самые предметы, - заявил де Мегиддельяр. - Я чувствую, как от них исходит... - он помедлил, - сила их обладателя. Вы в курсе, что это за вещи?
   - Немного, - ответил я.
   - Это очень важные исмаилистские реликвии. Без них невозможно полноценное возрождение секты ассасинов, поэтому попадание им в руки весьма нежелательно. Мы готовы их выкупить, но на этот день у нас нет суммы, которую вы хотите, и мы просим вас подождать немного. Хорошо?
   - Да, - кивнул я. - Подожду.
   - Пожалуйста, - взор де Мегиддельяра смягчился, - я взываю к вам как христианин к христианину. Вы понимаете, как важно не допустить попадание к ассасинам предметов влияния. У них уже есть перстень, но без всех трех вещей они не смогут выбрать Вождя. Его появление очень опасно, особенно в условиях современного вооружения. Ислам стремится распространить свое влияние на весь мир, а с реабилитацией исмаилитами ассасинов - их "меча" - жизни миллионов мирных христиан окажутся под угрозой. Если предметы попадут к нам, мы сумеем навсегда их спрятать.
   - Почему бы их просто не уничтожить?
   - Тогда ничто не сможет помешать созданию аналогичного предмета влияния, который уже точно окажется для нас недоступен. Но пока эти вещи живы, именно они остаются символами Вождя, его духовной сущностью. Каждый предмет имеет свое значение. Перстень дает знание, браслет - могущество, а кинжал есть выражение самой доктрины секты - террора. Хасан ас-Сабах обнажал его только перед началом войны, чтобы призвать ассасинов на бой. Им же он убил двух своих сыновей. Этот кинжал внушает ужас, а когда он полностью извлекается из ножен, любой, в ком течет кровь первых федаи, чувствует это.
   Звучало это жутковато. Я вспомнил гибрида Валеру, зачарованно оглядывающего стол. Не золото искал он там, и, услышав рассказ де Мегиддельяра, я понял это с поразительной ясностью. А потом Валера взял оружие и пошел отвоевывать личные вещи Вождя. Может быть, даже бессознательно - его звал долг. И федаи, идущие за нами по следу, тоже чувствуют близость святыни. Афанасьев был снова и как никогда прав, утверждая, что ножны - это защитный экран. Да и не нашли эти вещи раньше нас потому, что они были в ларце, надежно укрытые последними хранителями. Но четыре идиота влезли не в свое дело, и теперь трое из них убиты, а четвертый пока еще жив. По счастливой случайности. И этот идиот - я.
   - Мы учитываем ваши интересы, - очень вежливо продолжил сеньор де Мегиддельяр, - и понимаем, что вы не член Ордена. Однако осмелюсь предложить вам поместить предметы на хранение в сейф любого петербургского банка, а еще лучше - передать их мне, приняв взамен вексель, погашение которого состоится в течение ближайших дней.
   - Нет. Может быть я и циник, но вексель - это бумажка. Доллар, конечно, тоже бумажка, однако совсем иного свойства. Она обладает покупательной способностью. Я, конечно, не член Орденa... А Гоша Марков, а его отец члены русского филиала Ордена?
   - Вы мне не доверяете, - слегка обиделся де Мегиддельяр. - Зная ведение бизнеса в вашей стране, это объяснимо. Но поместить предметы в сейф было бы намного надежнее и безопаснее для вас.
   Мне можно верить на слово. Я потомок древнего рыцарского рода, принимавшего участие во всех Крестовых походах, получившего фамильное прозвище от горы Мегиддо на Святой земле Палестины. Согласно Апокалипсису, там будет вестись решающая битва ангелов Света и Тьмы - Армагеддон, репетиции которой в мелких масштабах длятся всю историю человечества.
   - И все же... нет, - сказал я. - Я маленький в грешный человек. Да, православный чисто по убеждению, но даже не крещен. Посему, простите мне сребролюбие, но я предпочитаю вести сделку за наличный расчет. А раритеты как-нибудь уберегу.
   - Жаль, - Мегиддельяр погрустнел. - Впрочем, как вам будет угодно. Мы цивилизованные люди, только окружают нас подчас дикари. - Помолчал, видимо обдумывая свой невольно родившийся афоризм. Интересно, кого он имел в виду? - Может быть, вам выделить охрану?
   - Спасибо, не надо. Я справлюсь сам, - отказался я. - А что все-таки делают хаишшины в нашем далеком северном городе?
   - Транспортируют гашиш, - подтвердил Гошины слова испанец, - из одного перевалочного пункта в другой. Из Горного Бадахшана исмаилиты перебрасывают опиаты: сырой опий и немного меньше - героин, который по морскому пути уходит в Норвегию, Данию и дальше в Европу. Деньги они пускают на усиление власти в горах Памира и готовятся перенести влияние на всю территорию Таджикистана, чтобы расширить охват мира учением Исмаила. Это будет огромная база для захвата дальнейших территорий, а заодно возведения химического комплекса по переработке опиума в чистый героин. Самим делать это весьма выгодно - не задействуя посредников. Гашиш - это религия. Хасан ас-Сабах использовал его для подготовки фанатиков-убийц, и до наших дней мало что изменилось. Задача Ордена Алькантара в Санкт-Петербурге - помешать исмаилитам, насколько это возможно. Христиане не должны допустить нашествия мусульман на цивилизованные страны, не дать им возможности завладеть при помощи наркотиков душами европейцев. Мы боремся с ними своими методами, и будет хорошо, если вы поможете нам. Христианский мир скажет вам спасибо.
   Наступила пауза. Я молчал, переваривая услышанное. Наконец зоновская закалка сделала свое дело. Я встряхнул головой. Нет уж, развести меня как последнего лоха теперь вряд ли кому удастся.
   А ведь чуть было не согласился!
   - Постараюсь сделать все, что в моих силах, - ответил я, показывая, что торговаться больше не намерен.
   Де Мегиддельяр нацарапал что-то на визитке и протянул ее мне:
   - Это на случай... На экстренный случай, если мы вам понадобимся. Охрана вас пропустит, а секретарь отыщет меня, если я вдруг не окажусь на месте. Мы будем вам звонить, сообщим, когда получим деньги.
   - Прекрасно, - сказал я. - Возможно, меня не будет дома, тогда я вам сам позвоню.
   - Телефон господина Маркова вы пока можете оставить у себя, проникновенно глядя в глаза, произнес де Мегиддельяр. - И берегите предметы. На них может оказаться очень много охотников.
   - Непременно, - достаточно универсально ответил я и с тем покинул офис СП "Аламос".
   Вечером третьего дня господин Мегиддельяр прорезался вновь. До этого время от времени звонили партнеры Маркова-старшего. Сначала по деловым вопросам, потом с соболезнованиями. Выяснилось, что похороны Гоши должны состояться завтра, но присутствовать на них мне не хотелось. Сам Борис Глебович не объявлялся. Иногда "Дельту" брал я, иногда подходила Ира. Из соображений безопасности я обитал пока у нее. С матерью проблем не стало деньги в этой пролетарской семье были основоопределяющим фактором. А семейка-то была действительно пролетарской. В том классическом понимании, в каком значились в цензовом кодексе Сервия Туллия те римские граждане, которые не могли дать государству ничего, кроме своего потомства. Дочка Ирины Софья уже называла меня папой, впрочем, как я понял, так она называла всех мужчин, кто задерживался тут больше чем на одну ночь. Но значения этому я не придавал, ибо не собирался становиться членом данной ячейки общества.
   Полномочный представитель Алькантары в Санкт-Петербурге побеспокоил меня, когда я возлежал в теплой ванне, просматривая журнал "Вокруг света" за 1967 год. Я протянул руку и взял со стиральной машины "Бенефон".
   - Алло.
   - Здравствуйте.
   Я узнал голос и поспешил представиться.
   - У нас все готово. Куда прислать машину?
   - Куда и в первый раз.
   - В половине девятого утра за вами заедут.
   На этом мы распрощались. Ночь я почти не спал - был взвинчен и долго ворочался. К восьми часам я уже собрался и сидел как на иголках. К половине девятого машина не появилась, не было ее и в девять. Я подождал немного, нервно поглядывая в окно, потом набрал номер с визитки. Длинные гудки. Трубку никто не брал. Я перезвонил по второму номеру с указанием факса, но результат был тот же. Хорош бы я был, обменяй драгоценности на листок бумаги, именуемый векселем! Я нервно рассмеялся, но взял себя в руки. Вероятно, сеньор де Мегиддельяр просто забыл дать распоряжение насчет машины, а служащие еще не пришли. Вполне вероятно, что машина уже едет. Могла же она задержаться? Еще через полчаса я и в этом разуверился. Мало ли какие у них возникли дела, но ведь и мое не последней важности! Прождав до десяти, я решил нанести визит самолично.
   Миллионная улица, обычно пустынная даже в разгар делового утра, оказалась забита машинами по преимуществу отечественных моделей. Я расплатился с таксистом и дальше пошел пешком. Место скопления автотранспорта оказалось знакомым, я там уже бывал, - около офиса СП "Аламос". Все четыре окна были выбиты, от них по стене тянулись черные полосы сажи. Автомобильный парк был представлен разнообразными ведомственными машинами ГУВД, ФСК и пожарников, да и народ, тусовавшийся у входа и вымерявший что-то под окнами, был явно "оттуда".
   Дабы не привлекать внимания, я с самым деловым видом прошел мимо и нырнул в ближайшую дверь напротив. Визит был целенаправленным - еще на подходе я заметил сквозь стекло любопытную физиономию вахтера.
   - Привет, отец, - улыбнулся я, чтобы растормошить опасливого деда. Чегой-то тут у вас случилось, пожар, никак?
   Дедок смерил меня опасливым взглядом, но побoлтать хотелось, и он оттаял.
   - Бомбу взорвали. Говорят, какие-то "черные". Мафиозные разборки, как в Америке.
   - Да ну, - удивился я, хотя был немало огорчен.
   - Я тебе говорю! - завелся дед. - Мафия настоящая. Одни бандиты кругом. Развели тут политику сраную, демократии всякие, чтобы преступникам легче жилось...
   - А кому легко? - вопросил я и поспешно покинул вестибюль. Выслушивать политинформацию мне сейчас хотелось меньше всего. Два слова, важные для себя, я извлек, и эти два слова были ключевыми: "бомба" и "черные".
   Я возвращался в полном смятении чувств. Настроение стало препоганым. Для террористов главным оружием в священной войне была и остается взрывчатка, а принципы... Да какие у "черных" принципы? И еще я понимал, что остался один. Я направился к Ирке. Мне требовалось общение, чтобы унять страх и заглушить еще что-то. Что - стыд?
   У самых дверей я остановился. В квартире было что-то не так. Я не успел понять, что именно, но интуиция толкнула меня назад. Я шагнул к лифту и тут увидел арабов.
   Их было четверо. Они мчались вверх по лестнице, и конечную цель определить было нетрудно. Но с арабами я управляться уже научился и, памятуя про оставшиеся три патрона, рванул из-под куртки ТТ.
   Они не успели подняться и выстроились почти в одну линию - лестницы современных девятиэтажек не предусмотрены для маневров. Я открыл огонь, с максимальной поспешностью выпустив остаток обоймы. Затворная планка отскочила в заднее положение, и я со щелчком вернул ее на место. Пистолет я не собирался бросать. Во-первых, это улика, а вовторых, он еще послужит как кастет и как пугач. А если доберусь домой, то смогу пополнить запасы патронов. Арабы кучковались на площадке пролетом ниже. Они свалились друг на друга и теперь копошились, стараясь выбраться из этой свалки. Я вызвал лифт.
   Между тем нападавшие пришли к консенсусу, кому лежать, а кому продолжать дело Аллаха, и двое, к моему неприятному удивлению, рванули вверх, а я, используя последние преимущества, - им навстречу.
   Убегать - значит растянуть агонию. Вот-вот должен подъехать лифт, и все, что от меня требовалось, это задержать федаи. Носок моего ботинка разбил в кровь губы первого нападавшего, и той же ногой я добавил второму каблуком в нос.
   Арабы шли вперед. Это были настоящие хашишины - "одурманенные гашишем", или не знаю уж чем там обдолбанные, но лезли они напролом и глаза у них были стеклянные. За спиной послышался звук открывающегося лифта. Я ухватился за перила, подпрыгнул и обеими ногами толкнул агрессоров в грудь. Мне удалось свалить их и успеть вскочить в кабину, прежде чем федаи оказались рядом. Я почувствовал боль, наклонился и ощупал ноги. Ладонь оказалась в крови. Арабы не шутили и порезали так профессионально, что оружия я не заметил. Встретить их внизу я не опасался - лифт ехал быстрее, чем они бегали. Но оказалось, что для подстраховки одного дежурного они оставили.
   На первом этаже пасся араб, не совсем готовый к моему появлению. До него было метра два, и я прыгнул, ударив его ногой и добавив рукояткой пистолета по черепу. Хашишин вырубился, а я припустился наутек - сверху уже топотали.
   Я несся что было мочи, благо недалеко. К себе на этаж я взлетел без помощи всяких подъемных устройств, и первое, что я сделал, заперев дверь, это отодвинул прикрепленный на шарнирах электриАеский счетчик и достал коробку патронов. Через полминуты я снова был готов к бою, но воевать оказалось не с кем. Я прошел в комнату, оставляя кровавые следы, задрал брюки и открыл аптечку.
   Порезы были короткими, но глубокими. Один - на внутренней стороне правой икры, другой - снаружи левой голени. Работали, получается, с правых рук. М-да. Кроме этого "м-да" сказать было нечего.
   Меня пока не убили, но переиграли - однозначно.
   Наверное, прослушивали радиотелефон, вычислиливыследили Иркину квартиру. Получается, я вовремя ушел на Миллионную. А мой адрес они знают?
   Ответом стал телефонный звонок. Сердце замерло, словно провалившись куда-то, а потом забилось так часто, что стало трудно дышать. Это они. За мной. Отвечать? Хотят вычислить, нахожусь ли я дома. Рой других мыслей пронесся у меня в голове, и наперекор, доводам разума, я поднял трубку и деревянным голосом произнес:
   - Алло.
   - Слюшай. Твоя женщина взята заложником. Поговори с ней.
   - Илья, Илья, - Ирка плакала, - тут какие-то "черные", они ищут тебя. Отдай им то, что они хотят... Они грозят Соньку убить, а потом и меня. Сделай все, что они говорят...
   Трубку отняли, и в ней снова зазвучал противный гнусавый баритон:
   - Ню, убедился? Нам нужен кинжал и браслет. Мы тебя не тронем. Заверни во что-нибудь и сбрось из окна, тогда полючишь женщину и ребенка назад. Ты не свое дело делаешь, не мешай нам.
   - Хорошо, - сказал я, - хорошо. - Язык плохо повиновался, я говорил против воли. - Я сейчас это сделаю. Хорошо.
   - Делай, - и трубку повесили.
   Я безжизненно сполз по стене рядом с телефоном и тупо уставился перед собой. Что делать? Ирка с ребенком в заложниках, "черные" всегда брали в заложники женщин и детей, ничего не изменилось и никакими священными принципами этих террористов не оправдать. А ведь Ирку действительно убьют, если я не выполню условия. Что теперь делать? Позвонить в милицию, чтобы СОБР устроил беспределыцикам кровавую баню? Нет. Обращаться к ментам самоубийство, но и отдавать раритеты мне не хотелось. Скинуть вниз пустой сверток, а потом перестрелять тех, кто придет забирать? Завернуть в сверток гранату?.. Я понимал, что это глупо, но от бессилия просто ехала крыша.