— Благодарю за комплимент, леди, — отвесил он мне поклон. — Я тоже. И уж раз мы начали друг друга благодарить, — добавил он, — я должен сказать тебе спасибо за то, что ты вышла за меня.
   — Гм… ну… — я опять вспыхнула.
   — Не только за это, Сасснек, — его ухмылка сделалась еще шире. — Хотя, разумеется, и за это тоже. Но сдается мне, что и ты спасла мне жизнь, во всяком случае, что касается Маккензи.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Одно дело — быть наполовину Маккензи, — объяснил Джейми. — И совсем другое — быть наполовину Маккензи и жениться на англичанке. Шансов на то, что англичанка когда-нибудь станет леди Леоха, почти не существует, как бы ни относились ко мне члены клана. Поэтому, знаешь ли, Дугал и решил, что жениться на тебе должен я. — Тут он вскинул бровь, красновато-золотую в солнечных лучах. — Я надеюсь, что ты не предпочла бы мне Руперта?
   — Ну уж нет, — выразительно ответила я. Джейми рассмеялся и поднялся, отряхивая с килта сосновые иглы.
   — Что ж, мама говорила мне, что в один прекрасный день меня выберет какая-нибудь девушка. — Джейми протянул мне руку и помог встать. — А я ей ответил, что мне всегда казалось, будто выбирает мужчина.
   — И что она тебе на это сказала?
   — Она закатила глаза и говорит: «Ты это еще поймешь, мой задиристый петушок, ты еще поймешь». — Он рассмеялся. — Вот я и понял.
   Джейми посмотрел вверх. Солнце лимонными нитями просачивалось сквозь сосновые иглы.
   — А день сегодня и вправду прекрасный. Пойдем, Сасснек. Научу тебя рыбачить.
   Мы углубились в холмы. На этот раз Джейми повернул на север, и мы прошли сквозь нагроможденье камней, перебрались через расщелину и попали в крохотный глен, окруженный скалами, зеленый, наполненный шумом и клекотом речки, которая образовалась из дюжины небольших водопадиков в скалах и бежала, бесчинствуя, через весь глен, растекаясь внизу на множество ручейков и озерков.
   Мы болтали ногами в воде, перебирались из тени на солнце и обратно в тень, когда становилось слишком жарко, говорили о том о сем и в общем ни о чем, обращая внимание на малейшие движения друг друга; не сговариваясь, оба решили дожидаться, пока не наступит тот миг, когда взгляды начнут задерживаться, а прикосновение потребует большего.
   У одного темного озерка Джейми показал мне, как ловят форель руками. Пригнувшись, чтобы не удариться головой о низко растущие ветви дерева, он шел по нависшему краю скалы, вытянув для равновесия руки. Пройдя полпути, он осторожно повернулся и протянул мне руку, побуждая идти следом.
   Юбки я подоткнула еще раньше, чтобы не цепляться за кусты, поэтому все получилось очень неплохо.
   Мы растянулись во весь рост на прохладной скале, голова к голове, и уставились в воду. Ветви ивы задевали наши спины.
   — Самое главное, — объяснял Джейми, — выбрать подходящее место и ждать.
   Он опустил руку в воду, медленно, не брызгаясь, и положил ее на песчаное дно, сразу за тенью, которую отбрасывала нависшая над озерком скала. Вода колыхала его длинные пальцы, и они слегка шевелились в унисон, как листья водяного растения, хотя я видела, что он вовсе не двигал рукой. На поверхности его рука словно резко изгибалась и казалась вывихнутой, в точности, как тогда, когда я впервые встретила его шесть недель — Боже мой, всего шесть недель? — назад.
   Встретились шесть недель назад, поженились в один день. Связаны обетами и кровью. И дружбой. Я надеялась, что, когда придет время уходить, ему не будет слишком больно. И поняла, что радуюсь тому, что пока мне не нужно об этом думать. Мы слишком далеко от Крэйг на Дуна, и нет никакой надежды на то, что можно убежать от Дугала.
   — Вот она. — Джейми говорил очень тихо, почти беззвучно. Он уже предупреждал меня, что у форели очень чувствительный слух.
   С моего места форель казалась просто взвихрившимся крапчатым песком. Она спряталась глубоко в тени скалы, и чешуя не блестела. Пятна надвигались на пятна, сдвигались с места, потому что она шевелила прозрачными плавниками, совершенно невидимыми в воде. Мелкие рыбешки, собравшиеся, чтобы с любопытством потыкаться в волоски на запястье Джейми, быстро уплыли, исчезнув в сверкающей воде озерка.
   Один его палец согнулся медленно, так медленно, что движение казалось почти неуловимым. Я поняла, что он двигается, только потому, что изменилось его положение по отношению к другим пальцам. Еще один палец медленно согнулся. А потом еще один.
   Я едва осмеливалась дышать, а сердце колотилось о холодную скалу быстрее, чем дышала та рыба. Пальцы медленно двигались, вот они открылись, один за другим, и снова повторилась медленная гипнотическая волна, один палец, еще один палец, еще один — гладкое движение, похожее на движение плавника рыбы.
   И вот, словно привлеченная этим движением, форель двинулась вперед. Рот и жабры изящно открываются в ритме ее дыхания, розовые полоски появились — исчезли — появились — исчезли…
   Жующий рот глотает воду. Вот уже почти все тело выбралось из-под скалы и, как невесомое, висит в воде, все еще в тени. Я уже разглядела один глаз, уставившийся в никуда.
   Еще один дюйм, и колеблющиеся жабры окажутся прямо над предательскими, манящими пальцами… Я почувствовала, что вцепилась в скалу обеими руками и вжалась в нее щекой, словно могла таким образом сделаться еще незаметнее.
   И тут произошла вспышка движения. Все случилось так быстро, что я так и не поняла, что это, собственно, было. Высоко плеснула вода, облив скалу в дюйме от моего лица, метнулась клетчатая ткань, когда Джейми перекатился надо мной по скале, и раздался тяжелый звук удара, когда рыбина, пролетев по воздуху, шлепнулась на устланный листьями берег.
   Джейми спрыгнул с уступа и, разбрызгивая воду, по мелководью кинулся к берегу, чтобы отрезать оглушенной рыбе путь к отступлению до того, как она придет в себя и попытается укрыться в водном убежище. Схватив ее за хвост, он опытной рукой ударил форель о скалу, сразу убив ее, и пошлепал назад, чтобы показать мне.
   — Крупная, — гордо заявил он, протягивая мне рыбину длиной не меньше четырнадцати дюймов. — Отличный будет завтрак. — И ухмыльнулся, мокрый до самых бедер, волосы висят вдоль лица, рубашка залита водой и облеплена увядшими листьями. — Говорил тебе, ты не будешь голодать.
   Он обернул форель листьями и обмазал илом. Потом сполоснул пальцы в холодной воде речки, взобрался на скалу и протянул мне аккуратно упакованный сверток.
   — Может, немного странный свадебный подарок… — кивнул он на форель, — но не без прецедента, как сказал бы Нед Гован.
   — А что, были прецеденты — дарить новобрачной рыбу? — с интересом спросила я.
   Джейми снял чулки и разложил их на скале, подсушить на солнце. Длинные пальцы на ногах радостно зашевелились, ощутив тепло.
   — Есть старая песня о любви, с Островов. Хочешь послушать?
   — Да, конечно. Гм… если можно, по-английски, — добавила я.
   — О да. Слуха у меня нет, поэтому я просто прочитаю. Он откинул волосы с глаз и продекламировал:
 
Ты, дочь короля из ярко освещенного дворца,
В ночь, когда произойдет наша свадьба,
Я, если еще буду тогда жив,
Приду к тебе с дарами.
И ты получишь сотню барсуков, что обитают в берегах,
Сотню коричневых выдр, живущих в ручьях,
Сотню серебристых форелей, подымающихся из озер…
 
   И далее, перечисляя весь список флоры и фауны Островов. Я спокойно смотрела на то, как он декламирует, и думала: как все это странно — я сижу на скале среди шотландского озерка и слушаю любовную песню, держа на коленях большую рыбу. И самая большая странность в том, что мне все это ужасно нравится.
   Джейми замолчал, и я зааплодировала, удерживая форель между колен.
   — О, мне понравилось! Особенно вот это: я приду к тебе с дарами.Похоже, он был по-настоящему пылким возлюбленным.
   Джейми прикрыл глаза от солнца и расхохотался.
   — Думаю, я могу добавить собственную строчку: Я буду нырять в озера ради тебя.
   Теперь мы смеялись оба, а потом замолчали, греясь на теплом солнышке.
   Было так мирно, никаких звуков, кроме журчания воды. Джейми дышал все спокойнее. Я хорошо видела, как медленно вздымается и опускается его грудь, как неторопливо бьется пульс у него на шее. У основания шеи был маленький треугольный шрам.
   Я чувствовала, как робость и скованность постепенно исчезают. Протянула руку и стиснула его ладонь в надежде, что прикосновение вернет нам непринужденность, как это уже происходило. Джейми обнял меня за плечи, но это тут же заставило меня вспомнить о четких очертаниях его тела под рубашкой. Я отодвинулась, притворившись, что мне необходимо сорвать желтые цветки зверобоя рядом с камнем.
   — Хорошо помогает при головной боли, — объяснила я, засовывая букетик за пояс.
   — Это тебя беспокоит, — сказал Джейми, склонив в сторону голову и напряженно глядя на меня. — Не головная боль, конечно. Фрэнк. Ты о нем думаешь, и это беспокоит тебя, когда я к тебе прикасаюсь, потому что думать о нас обоих одновременно ты не можешь. Верно?
   — Ты очень проницательный, — с изумлением протянула я.
   Джейми улыбнулся, но больше не сделал попытки прикоснуться ко мне.
   — Не так уж трудно угадать это, девочка. Когда мы поженились, я понимал, что ты не сумеешь выкинуть его из головы, хочешь ты этого или нет.
   Я этого не хотела, но он в любом случае был прав — и не могла.
   — Я похож на него? — неожиданно спросил Джейми.
   — Нет.
   На самом деле трудно было представить себе больший контраст. Фрэнк — изящный, гибкий и темный. Джейми — крупный, сильный и светлый, как солнечный луч. Оба обладали атлетическим сложением, но Фрэнк походил на игрока в теннис, а у Джейми было тело воина, которому придали форму — и которое потрепали — физические испытания. Фрэнк был выше моих пяти футов шести дюймов на какие-нибудь четыре дюйма. Когда я стояла рядом с Джейми, мой нос размещался в небольшой впадинке в центре его груди, а его подбородок располагался на моей макушке.
   Но эти двое мужчин отличались друг от друга не только физически. Во-первых, между ними было почти пятнадцать лет разницы, во-вторых, Фрэнк был по-городскому сдержан, а Джейми — совершенно открыт. Как любовник Фрэнк был утонченным, искушенным, вдумчивым и искусным. А Джейми, неопытный и не прикидывающийся опытным, просто отдавал всего себя без оглядки. И то, как пылко откликалось на него мое тело, полностью выбивало меня из колеи.
   Джейми с сочувствием наблюдал за моей душевной борьбой.
   — Что ж. Сдается мне, есть всего два выхода, — сказал, наконец, он. — Я могу либо позволить тебе и дальше мучиться, либо…
   Он наклонился и неясно прильнул к моим губам… Я целовала многих мужчин, особенно в военные годы: флирт и короткие романы были легкомысленными спутниками смерти и неуверенности. Но с Джейми все было по-другому. Его невероятная нежность никоим образом не казалась экспериментальной, скорее, это было обещанием власти, о которой он знал, но которую удерживал на коротком поводке; вызовом и приглашением, еще более ценным, потому что ничего не требовала взамен. Он словно говорил — я твой… И если ты меня хочешь…
   Я хотела, и мои губы приоткрылись, принимая и обещание, и вызов, ничуть не интересуясь при этом моим мнением. После долгого поцелуя Джейми поднял голову и улыбнулся мне.
   — Ого. Можно попытаться отвлечь тебя от этих мыслей, — заключил он.
   Он прижал мою голову к плечу и стал гладить меня по голове.
   — Не знаю, поможет ли это, — тихо произнес он, — но я все равно скажу: понимать, что я могу доставить тебе радость, что твое тело может ответить мне — для меня и дар, и чудо. Я никогда раньше даже не представлял себе подобного.
   Прежде, чем ответить, я глубоко вздохнула.
   — Да, — призналась я. — Это поможет. Мне так кажется.
   Мы опять долго молчали. Потом Джейми немного отодвинулся и с улыбкой взглянул на меня.
   — Я говорил тебе, что у меня нет ни денег, ни собственности, Сасснек?
   Я кивнула, не понимая, к чему он ведет.
   — Следовало заранее предупредить тебя, что вполне может получиться и так: нам придется ночевать в стогу сена, а питаться только болтушкой да вересковым элем.
   — Это неважно, — ответила я.
   Не отрывая от меня взгляда, Джейми мотнул головой в сторону небольшой полянки.
   — Стога сена поблизости нет, но я вижу вон там неплохие заросли папоротника. Может, стоит немного попрактиковаться?…
 
* * *
 
   Немного погодя я погладила его по спине, влажной от пота и сока раздавленных папоротников.
   — Если ты еще раз скажешь мне спасибо, я тебя побью, — предупредила я.
   Но в ответ услышала только негромкий храп. К его щеке прикасался лист папоротника, а по руке ползло чересчур любознательное насекомое, и длинные пальцы Джейми дергались во сне.
   Я смахнула жучка и приподнялась на локте, разглядывая Джейми. Когда он закрывает глаза, видно, какие длинные и густые у него ресницы. Только очень причудливого цвета — кончики темно-каштановые, а у корней совсем светлые.
   Жесткая линия рта во сне расслабилась. В уголках по-прежнему затаилась усмешка, а нижняя губа выглядела одновременно чувственной и невинной.
   — Черт, — тихо выругалась я.
   Даже до этой нелепой свадьбы я ощущала его притягательность и пыталась с этим бороться. Такое случалось и раньше, как, несомненно, случается практически с каждым. Внезапная повышенная восприимчивость к присутствию — или внешности — определенного мужчины. Или женщины, подумала я.
   Потребность видеть его, устраивать «случайные» встречи, незаметно наблюдать за ним, когда он работает; острое восприятие его тела — плечи под рубашкой, крупные запястья, мягкое местечко под подбородком, там, где пробивается щетина.
   Страстная влюбленность. Это так привычно среди медсестер и врачей, медсестер и пациентов, среди любых людей, вынужденных долго находиться в обществе друг друга.
   Некоторые попадаются на эту удочку, поэтому так часто случаются короткие, пылкие романы. Если повезет, чувства за несколько месяцев сгорают безо всяких последствий. Если не повезет… что ж. Беременности, разводы, венерические заболевания. Опасная это вещь — страстная влюбленность.
   Я несколько раз испытывала ее, но никогда не попадалась на эту удочку. И, как это обычно и происходит, через некоторое время притягательность ослабевала, с мужчины осыпалась позолота, и он занимал свое обычное место в моей жизни, никому не причинив вреда — ни себе, ни мне, ни Фрэнку.
   А вот теперь… Теперь я была вынуждена принять в этом участие. И только Господь знает, сколько вреда причинит эта история. И пути назад нет.
   Он лежал на животе, свободно раскинувшись. Солнце сверкало в золотистой гриве, освещало множество небольших мягких волосков на спине, рыжеватый пух, присыпавший ягодицы, и густые каштановые завитки, видневшиеся между его раскинутыми ногами.
   Я села, восхищаясь его длинными ногами, плавной линией мускулов, идущих от бедра к колену, а от колена к длинной, изящной ступне. Подошвы ступней были гладкими и розовыми, лишь слегка загрубевшими от ходьбы босиком.
   У меня ныли пальцы, так хотелось потрогать небольшое, аккуратное ухо и грубоватый угол челюсти. Что ж, подумала я, все уже случилось, и время для сдержанности давно прошло. Теперь, что бы я ни сделала, хуже уже не будет ни для него, ни для меня. Протянула руку и нежно прикоснулась к Джейми.
   Спал он очень чутко. С внезапностью, от которой я подпрыгнула, Джейми перевернулся на спину и поднялся на локтях, готовый вскочить на ноги. Увидел меня, расслабился и заулыбался.
   — Мадам, вы застали меня врасплох.
   И поклонился с любезностью, похвальной для человека, распростертого в зарослях папоротника и одетого исключительно в несколько пятен солнечного света. Я расхохоталась. Нагой Джейми посмотрел на меня, продолжая улыбаться, но уже совсем по-другому. Голос его неожиданно сделался хрипловатым.
   — В сущности, мадам, я отдаюсь на вашу милость.
   — В самом деле? — тихо уточнила я.
   Он не шевельнулся, когда я наклонилась и медленно провела рукой от щеки к шее, по блестящему скату плеча и ниже. Он не шевельнулся, только закрыл глаза.
   — Господи Пресвятой! — прошептал он. И резко втянул в себя воздух.
   — Не волнуйся, совсем не обязательно,чтобы это происходило грубо, — пообещала я.
   — Благодарю, Господи, за эти небольшие милости.
   — Не двигайся.
   Он впился пальцами в землю, но повиновался.
   — Пожалуйста, — взмолился Джейми через некоторое время. Я посмотрела вверх и увидела, что он открыл глаза.
   — Нет, — отрезала я, наслаждаясь. Он снова закрыл глаза.
   Еще через некоторое время Джейми произнес:
   — Ты поплатишься за это.
   На его прямом носу сверкали бисеринки пота.
   — В самом деле? — спросила я. — И что ты сделаешь?
   Он прижал ладони к земле, и на руках напряглись сухожилия. Говорил Джейми с усилием, словно бы стиснув зубы.
   — Не знаю, но… к-клянусь Иисусом и Святой Агнес… я что-нибудь… п-придумаю! Господи! Пожалуйста!
   — Ладно уж, — отпустила я его.
   И тут же вскрикнула, потому что, перекатившись, он оказался сверху, пригвоздив меня к папоротникам.
   — Твоя очередь, — с удовлетворением заявил он.
 
   В гостиницу мы вернулись на закате, задержавшись на холме, чтобы убедиться, что Стража больше не околачивается рядом. Гостиница выглядела очень приветливо, в небольших окошках уже зажегся свет.
   — Дугал ещё не вернулся, — заметила я. Большого вороного жеребца, на котором тот обычно ездил, в небольшом загоне гостиницы видно не было. Не хватало и еще нескольких лошадей, в том числе пони Неда Гована.
   — Нет, их не будет еще день, а то и два. — Джейми протянул мне руку, и мы неторопливо начали спускаться с холма, осторожно обходя камни, торчавшие из невысокой травы.
   — А куда они делись?
   Захваченная стремительностью происшедших событий, я не только не догадалась спросить об этом раньше — я даже не заметила их отсутствия.
   Джейми перенес меня через перелаз.
   — По делам к местным фермерам-арендаторам. Ему требуется парочка дней, прежде чем он сообщит о тебе в форт. — И Джейми ободряюще сжал мне руку. — Капитан Рэндалл не очень обрадуется, узнав, что ему тебя не заполучить, а Дугал вряд ли захочет после этого здесь задерживаться.
   — Разумно, — заметила я. — И очень любезно с его стороны оставить нас здесь, чтобы мы могли… гм… познакомиться поближе.
   Джейми фыркнул.
   — Какая уж тут любезность. Это одно из условий, которые я выдвинул за то, что женюсь на тебе. Я сказал — раз уж я должен жениться, ладно, но будь я проклят, если соглашусь консуммировать брак под кустом, когда на это будут глазеть двадцать членов клана, да еще и советы давать.
   Я остановилась, уставившись на него. Вот, значит, из-за чего они ругались.
   —  Одноиз условий? — медленно произнесла я. — А остальные?
   Уже стемнело, так что я не различала толком его лица, но мне показалось, что он смутился.
   — Еще два, — признался, наконец, Джейми.
   — И какие?
   — Ну, — сказал он, пнув лежавший на дороге камешек, — во-первых, я потребовал венчания в церкви, со священником, как положено, а не брака по контракту. А во-вторых… он должен был найти для тебя подходящее платье, чтобы венчаться. — Отвернулся, не глядя мне в лицо, и заговорил так тихо, что я его почти не слышала. — Я… я знал, что ты не хочешь выходить замуж. И хотел, чтобы это произошло… как можно приятней для тебя. Я подумал, может, ты будешь не так… в общем, я хотел, чтобы у тебя было приличное платье, вот и все.
   Я открыла рот, пытаясь что-нибудь сказать, но Джейми уже повернул в сторону гостиницы.
   — Пойдем быстрее, Сасснек, — угрюмо буркнул он. — Я проголодался.
 
* * *
 
   За еду пришлось расплачиваться общением, что стало очевидным сразу же, едва мы появились в дверях общей комнаты гостиницы. Нас приветствовали хриплыми криками. Мы поспешно скользнули на свои места за столом, где обильный ужин был в разгаре.
   На этот раз я уже немного подготовилась и не так боялась грубых шуток и язвительных замечаний в нашу сторону. Я с удовольствием держалась в тени, забившись в уголок и предоставив Джейми разбираться с непристойными насмешками и предположениями о том, чем мы весь день занимались.
   — Спал, — ответил Джейми на этот вопрос. — Вчера ночью даже глаз не сомкнул.
   Взрывы смеха стали еще громче, когда он доверительно добавил:
   — Она, понимаете ли, храпит.
   Я шлепнула его по уху, а он сгреб меня в охапку и смачно поцеловал под дружные аплодисменты.
   После ужина начались танцы под аккомпанемент скрипки, на которой играл хозяин гостиницы. Я толком никогда не умела танцевать и постоянно наступала сама себе на ноги, поэтому даже и не надеялась, что у меня что-нибудь получится, учитывая длинные юбки и неуклюжую обувь. Однако, скинув башмаки, я с изумлением обнаружила, что танцую легко и с огромным удовольствием.
   Женщин не хватало, так что жена хозяина и я подоткнули юбки и плясали джигу, рил и другие шотландские танцы без остановки, до тех пор, пока я, раскрасневшись и задыхаясь, не вынуждена была остановиться и упасть на скамью.
   Мужчины были неутомимы. Они кружились, как клетчатые волчки, и по отдельности, и парами. Под конец они выстроились вдоль стен, хлопая в ладоши, смеясь и подбадривая, а Джейми схватил меня за руки и заставил сплясать что-то очень быстрое и неистовое, от чего волосы мои окончательно растрепались, и я совершенно задохнулась.
   Мы завершили пляску у подножья лестницы. Джейми остановил меня, обняв за талию, и произнес короткую речь на смеси гаэльского и английского. Ее тоже встретили аплодисментами, которые стали особенно сердечными после того, как он вытащил из сумки небольшой потрепанный кожаный кошелек и вручил его хозяину, велев наливать всем виски, пока вечеринка не закончится. Я узнала кошелек — это была его доля за бой в Таннэйге; скорее всего, все его деньги, но вряд ли он мог потратить их лучше.
   Мы уже поднялись на галерею, нам вслед летели бестактные пожелания, и тут, перекрывая остальные голоса, кто-то окликнул Джейми.
   Я обернулась и увидела Руперта. С лицом краснее, чем всегда, он ухмылялся нам из густой черной бороды.
   — Ничего не выйдет, Руперт, — крикнул Джейми в ответ. — Она моя.
   — Только время на тебя зря тратит, парень, — заявил Руперт, вытирая лицо рукавом. — Она тебя через час свалит с ног. У этих юнцов сил вовсе нет, — крикнул он мне. — Если тебе потребуется мужчина, который не будет терять время на сон, девица, дай мне знать. А пока… — И бросил что-то наверх.
   К моим ногам шлепнулся небольшой толстенький мешочек.
   — Свадебный подарок, — крикнул Руперт. — Любезность Стражи Шими мак Эйлин.
   — Что? — Джейми наклонился, чтобы поднять мешочек.
   — Кое-кто не угробил весь день, бездельничая на травке, парень, — с укором обратился к нему Руперт и похотливо закатил глаза. — Эти деньги заработаны тяжким трудом.
   — О да, — ухмыльнулся Джейми. — Кости или карты?
   — И то и другое. — В черной бороде сверкнула непристойная ухмылка. — Раздели их до нитки, парень. Просто до нитки.
   Джейми открыл было рот, но Руперт выставил широченную мозолистую ладонь.
   — Нет, парень, никаких благодарностей. Только хорошенько оттяни ее от моего имени, договорились?
   Я приложила пальцы к губам и послала ему воздушный поцелуй. Руперт, прижав руку к лицу, словно от восторга, вскрикнул, отпрянул и, пошатываясь, как будто пьяный (чего не было), пошел в соседнюю комнату.
   После буйного веселья внизу наша комната показалась мне гаванью тишины и покоя. Джейми, все еще посмеиваясь, упал на кровать, чтобы отдышаться.
   Я ослабила немилосердно тесный лиф и села, чтобы расчесать растрепавшиеся от танцев кудри.
   — У тебя такие красивые волосы, — сказал наблюдавший за мной Джейми.
   — Что? Вот эти?— я прикоснулась к локонам, про которые, как обычно, можно было вежливо сказать: полнейший беспорядок. Он засмеялся.
   — Ну, другие мне тоже нравятся, — заметил он с непроницаемым видом, — но да, я имел в виду именно эти.
   — Но они такие… кудрявые, — вспыхнула я.
   — Да, конечно. — Он выглядел удивленным. — Я слышал, как одна из дочерей Дугала говорила подружке в замке, что ей потребуется три часа и горячие щипцы, чтобы ее волосы стали такими же. Она говорила, что готова выцарапать тебе глаза за то, что ты так здорово выглядишь, не прилагая к этому ни малейших усилий. — Он сел и нежно потянул за кудряшку, распрямляя ее. Прямая прядь доставала до груди. — У моей сестры Дженни волосы тоже вьются, но не так здорово, как твои.
   — У твоей сестры волосы рыжие, как у тебя? — полюбопытствовала я, стараясь представить себе эту таинственную Дженни. Похоже, Джейми часто о ней думает.
   Он покачал головой, все еще накручивая мои волосы себе на палец.
   — Нет. У Дженни волосы черные. Черные, как ночь. Я рыжий в мать, а Дженни пошла в отца. Его называли Брайан Дабх — Черный Брайан, из-за волос и бороды.
   — Я слышала, что капитана Рэндалла называют Черный Джек, — отважилась сказать я. Джейми невесело рассмеялся.
   — О да. Только не за волосы, а за его душу. — Тут взгляд его сделался пронзительным. — Ты ведь не тревожишься из-за него, девочка? Не нужно. — Он убрал руку с моих волос и положил ее на плечо. — Понимаешь, я ведь говорил то, что думал, — медленно произнес он. — Я буду тебя защищать. Хоть от него, хоть от других. До последней капли крови,