Страница:
Она вдруг заметила, что оба они перешли почти на шепот, как будто стараясь не разбудить Эйдина. При мысли об этом Анна повысила голос до обычного тона, но адвокат так и не проснулся.
– Никто? – все так же тихо переспросил Броуди. – Ни один из ваших воздыхателей не называл вас Энни? А ведь это такое красивое имя!
– У меня не было «воздыхателей», – ледяным тоном отрезала Анна, – за исключением моего мужа.
«А он небось звал тебя „мисс Журден“ даже в постели в брачную ночь», – подумал Броуди. Он сочувственно прищелкнул языком, делая вид, что ее слова его удивили.
– Неужели никого? Ну хоть кого-нибудь? – Его жалостливый тон покоробил Анну.
– Никого.
– А почему вы так странно произносите свою фамилию? – огорошил он ее внезапным вопросом. – Почему Журден, а не Джордан?
– Фамилия Журден французского происхождения, – объяснила Анна.
– И поэтому она пишется не так, как произносится? – Впервые за все время с тех самых пор, как Броуди увидел ее в корабельной каюте, Анна рассмеялась. Ее бледное серьезное лицо чудесным образом преобразилось, а смех мгновенно вызвал ответную улыбку у него на губах.
– Какой забавный вопрос, – добродушно воскликнула она, – особенно из уст валлийца! Да разве в валлийском языке хоть одно слово произносится так же, как пишется? Ну вот, к примеру, скажите мне, сколько букв в названии города Ритлан?
Броуди одобрительно усмехнулся. По крайней мере она хоть что-то знает о валлийском языке и не считает его варварским наречием, подлежащим запрету, как некоторые надутые англичане.
– Я вижу, вы бывали в Уэльсе.
– О да, во всяком случае, в Лландидно. Там очень красиво. И народу с каждым годом все больше. Лландидно становится настоящим модным курортом.
Анна вдруг умолкла, оборвав себя на полуслове. Как это получилось, что у нее с мистером Броуди вдруг завязалась светская, чуть ли не приятельская беседа? Ей сразу стало неловко: это было нечестно по отношению к ее мужу. Ощутив в душе намек на еще более предательское чувство, она принялась торопливо завинчивать походную чернильницу и снимать металлический наконечник с пера.
– Я ни разу не возвращался в Уэльс после отъезда, – тихо продолжал Броуди, словно не замечая ее внезапной отчужденности. – В Лландидно очень красиво, но вам непременно нужно когда-нибудь побывать в долине Глеморган. На востоке поднимаются Кремнистые холмы, а долина вся пестрая, как лоскутное одеяло: сколько хватает глаз, всюду овечьи пастбища и небольшие поля. Я давно хотел съездить туда и навестить могилу матери, да вот так и не собрался.
Мысль о том, что теперь ему не суждено исполнить задуманное, он оставил невысказанной. Не было нужды об этом говорить: пальцы Анны замерли над бумагами. Она вдруг поняла, что начинает видеть в мистере Броуди человека, отдельного от Николаса, а не просто его зеркальное отражение или самозванца, пытающегося занять его место.
Открытие встревожило ее, но в то же время принесло облегчение. Не так мучительно будет провести несколько недель под одной крышей с этим человеком, если каждое слово или жест Броуди перестанет остро и живо напоминать ей о его брате. И все же Анне становилось не по себе при мысли о более тесных отношениях, которые неизбежно свяжут их по мере того, как она будет ближе узнавать и понимать его. Внутренний голос подсказывал ей, что им безопаснее оставаться чужими друг другу.
– Урок окончен?
Анна вздрогнула, услышав голос Эйдина, и подняла голову, ощущая легкое и совершенно необъяснимое чувство вины. Как это нелепо! Она же ни в чем не провинилась!
– Да, мы только что закончили. И мне кажется, мы многого добились, – ответила Анна, складывая письменные принадлежности. – Для первого раза совсем неплохо.
– Вы закончили как раз вовремя. Мы подъезжаем к месту нашего ночлега.
– Да, я вижу.
Они и в самом деле прибыли на место. Со скрытой усмешкой Анна наблюдала за тем, как мистер Броуди расталкивает своего храпящего охранника. Эйдин опустил подножку кареты и вылез наружу, потом обернулся и протянул обе руки, чтобы ей помочь. Ей пришлось протискиваться мимо Броуди по дороге к двери. Она передала Эйдину свой письменный прибор, таким образом, у него осталась только одна свободная рука. Произошла неловкая заминка, пока Анна осторожно нащупывала ногой ступеньку, протянув одну руку вперед и цепляясь другой за открытую дверцу.
И вдруг большие сильные руки мистера Броуди крепко подхватили ее за талию с двух сторон и придержали, пока она нашла подножку, оперлась на руку Эйдина и благополучно спустилась на землю.
Все приключение заняло меньше чем полминуты но Анну еще долго преследовало ощущение, пережитое в тот момент, когда сильные мужские руки прикасались к ней. Она ни на миг не усомнилась, что поступок Броуди был продиктован заботой и предупредительностью. Как ни странно, ей был даже приятен этот жест. До нее не сразу дошло, что сильные руки, державшие ее так крепко и надежно, были скованы между собой безобразной стальной цепью.
Глава 8
– Никто? – все так же тихо переспросил Броуди. – Ни один из ваших воздыхателей не называл вас Энни? А ведь это такое красивое имя!
– У меня не было «воздыхателей», – ледяным тоном отрезала Анна, – за исключением моего мужа.
«А он небось звал тебя „мисс Журден“ даже в постели в брачную ночь», – подумал Броуди. Он сочувственно прищелкнул языком, делая вид, что ее слова его удивили.
– Неужели никого? Ну хоть кого-нибудь? – Его жалостливый тон покоробил Анну.
– Никого.
– А почему вы так странно произносите свою фамилию? – огорошил он ее внезапным вопросом. – Почему Журден, а не Джордан?
– Фамилия Журден французского происхождения, – объяснила Анна.
– И поэтому она пишется не так, как произносится? – Впервые за все время с тех самых пор, как Броуди увидел ее в корабельной каюте, Анна рассмеялась. Ее бледное серьезное лицо чудесным образом преобразилось, а смех мгновенно вызвал ответную улыбку у него на губах.
– Какой забавный вопрос, – добродушно воскликнула она, – особенно из уст валлийца! Да разве в валлийском языке хоть одно слово произносится так же, как пишется? Ну вот, к примеру, скажите мне, сколько букв в названии города Ритлан?
Броуди одобрительно усмехнулся. По крайней мере она хоть что-то знает о валлийском языке и не считает его варварским наречием, подлежащим запрету, как некоторые надутые англичане.
– Я вижу, вы бывали в Уэльсе.
– О да, во всяком случае, в Лландидно. Там очень красиво. И народу с каждым годом все больше. Лландидно становится настоящим модным курортом.
Анна вдруг умолкла, оборвав себя на полуслове. Как это получилось, что у нее с мистером Броуди вдруг завязалась светская, чуть ли не приятельская беседа? Ей сразу стало неловко: это было нечестно по отношению к ее мужу. Ощутив в душе намек на еще более предательское чувство, она принялась торопливо завинчивать походную чернильницу и снимать металлический наконечник с пера.
– Я ни разу не возвращался в Уэльс после отъезда, – тихо продолжал Броуди, словно не замечая ее внезапной отчужденности. – В Лландидно очень красиво, но вам непременно нужно когда-нибудь побывать в долине Глеморган. На востоке поднимаются Кремнистые холмы, а долина вся пестрая, как лоскутное одеяло: сколько хватает глаз, всюду овечьи пастбища и небольшие поля. Я давно хотел съездить туда и навестить могилу матери, да вот так и не собрался.
Мысль о том, что теперь ему не суждено исполнить задуманное, он оставил невысказанной. Не было нужды об этом говорить: пальцы Анны замерли над бумагами. Она вдруг поняла, что начинает видеть в мистере Броуди человека, отдельного от Николаса, а не просто его зеркальное отражение или самозванца, пытающегося занять его место.
Открытие встревожило ее, но в то же время принесло облегчение. Не так мучительно будет провести несколько недель под одной крышей с этим человеком, если каждое слово или жест Броуди перестанет остро и живо напоминать ей о его брате. И все же Анне становилось не по себе при мысли о более тесных отношениях, которые неизбежно свяжут их по мере того, как она будет ближе узнавать и понимать его. Внутренний голос подсказывал ей, что им безопаснее оставаться чужими друг другу.
– Урок окончен?
Анна вздрогнула, услышав голос Эйдина, и подняла голову, ощущая легкое и совершенно необъяснимое чувство вины. Как это нелепо! Она же ни в чем не провинилась!
– Да, мы только что закончили. И мне кажется, мы многого добились, – ответила Анна, складывая письменные принадлежности. – Для первого раза совсем неплохо.
– Вы закончили как раз вовремя. Мы подъезжаем к месту нашего ночлега.
– Да, я вижу.
Они и в самом деле прибыли на место. Со скрытой усмешкой Анна наблюдала за тем, как мистер Броуди расталкивает своего храпящего охранника. Эйдин опустил подножку кареты и вылез наружу, потом обернулся и протянул обе руки, чтобы ей помочь. Ей пришлось протискиваться мимо Броуди по дороге к двери. Она передала Эйдину свой письменный прибор, таким образом, у него осталась только одна свободная рука. Произошла неловкая заминка, пока Анна осторожно нащупывала ногой ступеньку, протянув одну руку вперед и цепляясь другой за открытую дверцу.
И вдруг большие сильные руки мистера Броуди крепко подхватили ее за талию с двух сторон и придержали, пока она нашла подножку, оперлась на руку Эйдина и благополучно спустилась на землю.
Все приключение заняло меньше чем полминуты но Анну еще долго преследовало ощущение, пережитое в тот момент, когда сильные мужские руки прикасались к ней. Она ни на миг не усомнилась, что поступок Броуди был продиктован заботой и предупредительностью. Как ни странно, ей был даже приятен этот жест. До нее не сразу дошло, что сильные руки, державшие ее так крепко и надежно, были скованы между собой безобразной стальной цепью.
Глава 8
Слава богу, хоть дождь прекратился. Не совсем прекратился, но по крайней мере перестал лить как из ведра. Тяжелые косые струи воды размыли дорогу, превратив ее в непролазное месиво. К счастью, теперь ливень перешел в легкий моросящий дождичек, а гром ворчал где-то в отдалении, над смутно виднеющейся справа Апеннинской грядой. Однако зло уже свершилось: тяжелая карета безнадежно застряла в грязи.
– Ну! Ну! – надрывался возница, нахлестывая кнутом двух могучих волов, специально нанятых у местного крестьянина, чтобы вытащить карету.
Сам владелец волов, широко расставив ноги, тянул их спереди за упряжь. Сзади карету с громким кряхтеньем и стонами пытались приподнять Броуди и Билли Флауэрс. А на обочине дороги, стоя на относительно чистом, поросшем влажным мхом пригорке и подняв над головой зонтики, следили за происходящим Анна и Эйдин О’Данн.
Билли был выше ростом и массивнее – настоящая гора мускулов, но Анна его почти не замечала. Все ее внимание было сосредоточено на более стройном и гармонично сложенном Броуди. Вода стекала с его волос, белая рубашка облепила тело. Анна рассеянно и односложно отвечала на замечания Эйдина, целиком поглощенная созерцанием стройных ног Броуди, широкого разворота плеч, вздувшихся от напряжения мускулов на его руках и плечах. На этот раз она могла открыто признать, что смотреть на него – одно удовольствие, но тут же сказала себе, что получает чисто эстетическое наслаждение, сродни тому, которое люди испытывают, любуясь античной скульптурой в музее.
Всю свою жизнь Анна провела среди благородных джентльменов, для которых серьезнейшей физической нагрузкой, требующей крайнего напряжения сил, являлась охота на лис или азартная игра в крикет. А те из них, кому все-таки приходилось зарабатывать себе на жизнь, делали это, сидя за письменным столом: такой урок она затвердила с детства. Мистер Броуди зарабатывал на жизнь, проливая пот на морских судах, стало быть, его нельзя было назвать джентльменом.
Она спросила себя: стал бы Николас помогать вознице вытаскивать застрявшую в грязи карету? На секунду Анна попыталась представить себе такую картину, но не смогла. Немыслимо! Он не стал бы этого делать – он счел бы такое занятие ниже своего достоинства и наблюдал бы за происходящим со стороны вместе с ней и Эйдином.
Возница снова и снова щелкал кнутом – это было похоже на выстрелы. Мужчины кричали друг на друга, понукали животных, а те отвечали усталым храпом и мычаньем. Вдруг один из волов рухнул на передние ноги. Карета накренилась и пошла юзом, заскользила, как по льду, увлекая за собой другого вола. Броуди успел отскочить вовремя, а вот Билли Флауэрс получил полновесный удар по голове задком кареты и растянулся лицом в грязи.
Анна вскрикнула, закрыв лицо руками. Ей казалось, что они оба сейчас попадут прямо под колеса и их раздавит насмерть. Упавший вол все еще силился подняться с колен, но ноги у него разъезжались в грязи, а кнут кучера и крики фермера служили плохим подспорьем. Броуди подхватил Билли под мышки и с видимым усилием начал вытаскивать его неподвижное, лишенное признаков жизни тело из-под кареты.
– Помогите ему! – закричала Анна, дергая Эйдина за полу сюртука и подталкивая его.
Адвокат нерешительно двинулся вперед, но сразу же остановился. Швырнув в лужу свой промокший насквозь жемчужно-серый зонтик, Анна сделала два шага по направлению к копошащимся на дороге мужчинам, но ее помощь не понадобилась: в эту самую минуту Броуди перебросил безжизненную руку Билли себе через плечи и, кряхтя от натуги, тремя могучими рывками вытащил его из размытой колеи на невысокий пригорок, а потом рухнул сам у ног Анны прямо поверх застывшей туши Флауэрса.
Откатившись в сторону, Броуди сел в грязи. Он тяжело дышал, опустив голову и свесив руки между согнутых колен. Эйдин и Анна склонились над Билли.
– Жить будет, – сумел выговорить запыхавшийся Броуди. – Только шишку набил, больше ничего.
Наконец он с трудом поднялся на ноги – перепачканный, усталый, вдруг показавшийся им обоим высоким, как башня. Анна и О’Данн одновременно с тревогой сообразили, что руки у Броуди свободны, а его охранник лежит без сознания.
Он широко ухмыльнулся, наслаждаясь их испугом. «Что бы еще такое придумать, чтобы нагнать на них побольше страху?» – мелькнула озорная мысль. Адвокат был выше среднего роста, но все-таки уступал ему. Правда, у О’Данна был пистолет, но Броуди мог запросто его отобрать.
Он уже подбоченился, предвкушая потеху, но стремительно обернулся, когда у него за спиной раздался чавкающий по грязи топот копыт. В мгновение ока трое всадников вылетели из-за деревьев и окружили их.
– Banditti! <Разбойники! (ит.)> – в панике завопил возница. Он соскочил с козел и со всех ног бросился в лес. Владелец волов, не долго думая, последовал за ним по пятам. Броуди и О’Данн стали плечом к плечу, прикрывая Анну. Бандиты спрыгнули со своих шелудивых лошадей и затараторили по-итальянски, размахивая пистолетами. Все трое казались грубыми и злобными оборванцами.
– Что им нужно? – спросил О’Данн, высоко подняв руки вверх.
– Ну а вы как думаете, какого черта им может быть нужно? – проворчал Броуди. – Отдайте им деньги.
Один из грабителей проворно взобрался на крышу кареты и принялся скидывать багаж на землю. Другой взламывал сундуки и чемоданы, набивая мешок всем, что попадалось под руку. Он забрал кое-что из одежды О’Данна, а также драгоценности и туфли Анны. Третий чего-то потребовал от них, не переставая целиться из пистолета.
– Деньги и ценности, – перевела Анна, стараясь унять дрожь.
Ни минуты не колеблясь, она сняла агатовые сережки, брошку и колечко с ониксом, пока бандит обыскивал бесчувственное тело Билли в поисках чего-либо ценного. О’Данн отдал свой бумажник и карманные часы.
Грабитель заорал на Броуди. Тот поднял руки и со всей возможной любезностью произнес:
– Извини, грязный сукин сын, у меня ничего нет. Niente <Ничего (ит.).>.
Тут он припомнил фразу из разговорника и добавил:
– Е molto seccante <Такая досада (ит.)>.
Бандит выругался и толкнул его в грудь.
– Паоло! – окликнул его тот, что набивал мешок, и он отошел, пятясь задом и продолжая целиться в Броуди из пистолета.
– Что вы ему сказали? – шепотом спросил насмерть перепуганный О’Данн.
– Сказал, что все это очень досадно. А ваш пугач все еще у вас в кармане, О’Данн?
– Да, он у меня.
– Рад слышать. И когда же вы намерены им воспользоваться, чтобы перестрелять этих ублюдков?
– Их же трое! Я думаю, нам лучше всего… – Паоло вернулся, и О’Данн почел за благо закрыть рот. Анна заметила, что с него градом катит пот, и бессознательно придвинулась ближе к Броуди. Паоло что-то пролаял своим дружкам, и они повскакали на коней, перебросив через седла мешки, набитые добычей. Анна в ужасе ахнула, когда Паоло подтянул ее к себе, схватив за платье на груди.
Броуди выкрикнул страшное богохульство и бросился вперед.
– А ну не трожь ее!
Обнажив в ухмылке частокол скверных зубов, грабитель прицелился ему в голову. Маленькие черные глазки злобно сверкали. Броуди замер, стиснув кулаки и слегка согнув колени, словно приготовившись к прыжку.
– Застрелите его! – прохрипел он сквозь зубы. – Черт побери, О’Данн, стреляйте!
Бандит начал пятиться, цепко держа Анну и волоча ее за собой к своей лошади. Колени у нее подгибались, она испугалась, что не сможет выполнить приказ, когда он велел ей взобраться в седло. Тогда Паоло грубо взвалил ее поперек седла, а сам вскочил сзади и повернул лошадь.
О’Данн явно не собирался стрелять. В бешенстве, не веря своим глазам, Броуди проводил взглядом трех всадников. Остался последний шанс. Он бросился вслед за скачущей рысью лошадью, намереваясь схватить бандита за сапог и свалить его на землю, но Паоло заметил его, вскинул пистолет и выстрелил. Броуди ощутил обжигающий, хотя и прошедший вскользь по щеке и уху след. Пуля его не остановила, он продолжил преследование.
Раздался крик Анны. Бандит выстрелил снова, однако на этот раз пистолет лишь безобидно щелкнул у него в руке. Тогда он с размаху всадил пятки в бока лошади и стремительно послал ее вперед. На ходу лошадь боком задела Броуди, и он упал на спину. Анна опять закричала, испугавшись, что он сейчас попадет под копыта, но этого не случилось: Паоло натянул поводья, выровнял вставшую на дыбы лошадь и галопом скрылся в тени деревьев.
Броуди с трудом поднялся на ноги, держась за ушибленный бок и спрашивая себя, целы ли у него ребра. О’Данн бросился на помощь, но Броуди злобно оттолкнул его.
– Дайте мне пистолет, – отрывисто приказал он.
– Я не могу, вы же…
– Дайте сюда! – заорал Броуди, схватив его за грудки и тряся изо всех сил.
Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Наконец Броуди разжал руки. О’Данн сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана пистолет.
– И это вы называете пистолетом? – спросил Броуди, добавив непристойное ругательство.
Всего четыре заряда, а он не слишком хорошо умел стрелять. Однако выбора не было и времени тоже: сунув пистолет в карман, Броуди поспешил к упряжным лошадям, привязанным под деревьями поодаль от дороги.
– Что вы собираетесь делать? – испуганно спросил адвокат, пока Броуди отвязывал самую крупную лошадь.
Броуди хмуро осмотрел лошадь. Ни уздечки, ни седла. За всю жизнь ему только дважды приходилось сидеть верхом, причем оба раза в детстве. Он подвел лошадь к большому камню и воспользовался им как опорой, чтобы вскочить ей на спину.
– Садитесь на одну из оставшихся и езжайте за подмогой. Разыщите кого-нибудь, кто мог бы нам помочь. Приведите людей сюда, а потом поезжайте по нашим следам. Я буду искать миссис Бальфур.
О’Данн застыл на месте, выпучив глаза.
– Делайте, что вам говорят! – рассердился Броуди.
Он стукнул лошадь каблуками и дернул ее за гриву, чтобы развернуть, одновременно ткнув в грудь О'Данна, оказавшегося у него на дороге. Перед тем, как въехать в подлесок, он обернулся и увидел, как адвокат подводит к валуну вторую лошадь.
Двигаться по следу оказалось делом нетрудным: влажная земля хорошо хранила следы копыт. Судя по тому, что некоторые отпечатки были глубже остальных, он мог даже угадать, на какой лошади Паоло вез Анну. Лес обступал его со всех сторон, и все же Броуди различал еле заметную тропу. По временам ее пересекали другие дорожки, но следы вели прямо вперед, не сворачивая.
Труднее всего было направлять по следу проклятую лошадь, не имея ни поводьев, ни шпор. Броуди наклонился вперед и сжал голову животного обеими руками, заставляя его держаться прямо, а когда требовалось свернуть, наваливался на шею лошади то справа, то слева. Таким образом ему приходилось ползти со скоростью улитки, а это сильно действовало на нервы.
Броуди сосредоточился на продвижении вперед, стараясь не впадать в панику и не думать о том, что может происходить с Анной в эту минуту. Громко ругаясь, он поминутно стирал с лица кровь пополам с дождевой водой, но жгучего следа, оставленного оцарапавшей щеку пулей, почти не замечал.
По его расчетам, он успел проехать около четырех миль, когда лес начал редеть и сменился равниной, поросшей травой. Следы копыт пропали. На миг Броуди охватила паника, но он снова разглядел их впереди и успокоился. Похоже, следы вели прямо через луг к лесу, темневшему на противоположной стороне. Справа на горизонте возвышался пологий, изрезанный оврагами холм.
Броуди пустил лошадь по следу крупной рысью, проклиная на чем свет стоит ее вихляющий из стороны в сторону бег. На каждом шагу его подбрасывало, как мячик, но он все-таки упорно продвигался вперед.
Проделав три четверти пути через долину, Броуди заметил домик, прилепившийся к подножию холма и почти скрытый за деревьями. Возле дома были привязаны три лошади. Броуди спрыгнул на землю, повернул свою лошадь и крепко шлепнул ее по крупу, чтобы отправлялась восвояси, потом лег на землю и пополз по-пластунски к невысоким зарослям, раскинувшимся в сотне футов от домика. Добравшись до прикрытия, он огляделся и прислушался.
Из трубы вилась струйка дыма. Лошади все еще не были расседланы: Броуди похолодел, осознав, что это может означать. Он вытащил из-за пояса пистолет О'Данна и проверил его. Потом набрал в грудь побольше воздуха и стремглав пересек открытое пространство. Достигнув низкой, полуобвалившейся каменной стенки, он опять пригнулся и замер. Но тут послышался пронзительный женский крик:
– Нет!
Это кричала Анна.
Забыв об осторожности, Броуди как безумный бросился к дому. Когда до дверей оставалось двадцать шагов, он заметил на пороге мужчину и выстрелил прямо на бегу, не останавливаясь. Мужчина упал. Броуди перешагнул через него и ворвался в дом. Он увидел Анну, забившуюся в угол единственной комнаты. Ее одежда была разбросана по полу.
Откуда-то слева раздался выстрел. Пуля ударила в стену у него за спиной, щепки полетели во все стороны. Он повернулся и выстрелил дважды: второй бандит тоже рухнул. Третий – это был Паоло – лихорадочно шарил по карманам своей сброшенной на пол куртки, отыскивая пистолет. Оскалив зубы, Броуди взвел курок, прицелился и стал ждать. Паоло нашел пистолет, обернулся… и согнулся пополам: пуля Броуди угодила ему прямо в грудь.
Броуди отбросил в сторону разряженный пистолет О’Данна и медленно двинулся к Анне, стараясь не испугать ее еще больше. Казалось, она была на грани обморока; ему хотелось добраться до нее раньше, чем она лишится чувств. Эти сукины дети успели раздеть ее до белья, и он пожелал им вечно гнить в аду. Темное, мстительное злорадство вспыхнуло в его груди: хорошо, что он их убил.
– Теперь вы в безопасности, – сказал он, обнимая ее. Ощутив щедрое тепло его тела, Анна начала неудержимо дрожать. В горле стоял ком, мешавший сглатывать слезы, она прижимала к груди стиснутые кулаки, стараясь унять бешено стучащее сердце. Дрожь усилилась, колени у нее подломились, но сильные руки Броуди не давали ей упасть.
Броуди подхватил ее на руки и перенес к грубо сколоченному самодельному стулу, стоявшему подле уже разожженного очага. Он собирался усадить Анну, но ее тонкие руки протестующе сомкнулись у него на шее, не желая отпускать, поэтому ему пришлось сесть самому, опустив ее к себе на колени.
Крепко прижимая к себе Анну, Броуди придвинулся поближе к огню, чтобы она согрелась, и начал растирать ее обнаженные предплечья. Он что-то тихонько шептал ей на ухо. Тепло ее тела, такого маленького и хрупкого, помогло ему успокоиться, даже немного смягчило жуткое воспоминание о том, что он только что застрелил троих. Ее трогательная женственность всколыхнула в его душе что-то могучее и первобытное – плотское влечение и одновременно желание ее защитить. Он старался прикасаться к ней как можно бережнее, никак не пытаясь воспользоваться ситуацией, но сам ощущал ее близость каждой клеточкой своего тела. Пряди волос, напоминавших в пламени свечи золотистые паутинки, упали ей на лицо. Броуди осторожно откинул их назад.
– Теперь все будет хорошо, Энни, – прошептал он.
Ее душа разрывалась между ужасными воспоминаниями о гибели, которой она только что чудом избежала, и почти истерическим облегчением от того, что все закончилось благополучно. Во время похищения Анна не ударилась в слезы, не поддалась панике; даже когда Паоло срывал с нее одежду, она чувствовала себя скорее беспомощной, чем по-настоящему напуганной. Зато теперь на нее обрушился запоздалый шок: она ничего не могла с собой поделать и только судорожно цеплялась за рубашку Броуди, слушая его тихий, успокаивающий голос, но не понимая слов.
В конце концов зубы у нее перестали стучать, сердце забилось ровнее. Анна ощутила приятное тепло очага и вдруг сообразила, что не одета. Это было совершенно неприлично, просто недопустимо, и все же что-то удержало ее в неподвижности, в крепком и надежном кольце его рук. Каждое его прикосновение, даже легкое движение пальцев, отводящих волосы от лица, вызывало в ней острую дрожь наслаждения.
Броуди немного отстранил ее от себя, заглянул ей в лицо и спросил:
– Они не сделали вам больно?
Анна покачала головой. Хорошо, что они сидели лицом к огню и не видели мертвых тел, но она знала, что они там, за спиной. Она попыталась примирить в уме образ человека, так бережно обнимавшего ее сейчас, с тем, который несколько минут назад хладнокровно, бесстрастно, без малейшего сожаления застрелил троих. У нее ничего не получилось. Усилием воли подавив новый приступ озноба – от холода или от страха? – Анна украдкой бросила взгляд на Броуди.
– Что у вас с лицом?! – вскрикнула она в ужасе, впервые разглядев кровавый след.
Броуди осторожно коснулся скулы кончиками пальцев. Щека все еще кровоточила, хотя и не слишком сильно: рана была поверхностная. А вот кусочек ушной раковины с самого верха оторвало напрочь; к счастью, ухо было прикрыто волосами, и Анна ничего не заметила.
– Это всего лишь царапина, но может остаться шрам, – тихо сказал он.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду: у Николаса не было никакого шрама. Если они случайно встретят в Италии кого-нибудь из знакомых, придется изобрести какое-то правдоподобное объяснение. Внезапно мысль о том, что предстоит им сделать, обрушилась на нее тяжким грузом. Мистер Броуди спас ее, но она не могла считать его своим другом. И установившееся между ними доверие было минутной иллюзией. Пройдет несколько недель, и его отошлют назад в тюрьму. Туда, где ему и место. Она сама так сказала, и у нее не было причин думать иначе.
Броуди заметил, как напряглось ее тело, ощутил ее внутреннюю настороженность. В его собственных чувствах тоже произошла перемена: сострадание ушло, уступив место угрюмой холодности. Не только ей одной, ему тоже надо было обороняться. Чрезвычайные обстоятельства могут самых неподходящих людей толкнуть навстречу друг другу и сделать союзниками, но теперь краткому перемирию настал конец.
Он резко поднялся и разжал руки.
Ее ступни в тонких шелковых чулках очутились на холодном полу так внезапно, что она тихонько вскрикнула от неожиданности. Повернувшись спиной к Броуди, Анна подошла как можно ближе к огню, в надежде согреться. Она услыхала позади себя глухой скребущий звук и тотчас же догадалась, что он означает. Ей бы не следовало оборачиваться, но она не удержалась. Пришлось в молчаливом ужасе наблюдать, как Броуди вытаскивает из дома обезображенные смертью, ставшие вдруг как будто тряпичными тела.
Когда он вернулся, Анна заметила, что он весь в поту. Лицо у него было бледное и полное мрачной решимости.
Броуди взглянул на нее с порога, отметив про себя, как опасливо и настороженно она держится, как старательно сохраняет на лице маску невозмутимости.
– Я никогда раньше никого не убивал, – неохотно проворчал он сквозь зубы.
«Да не все ли мне равно, поверит она или нет? – разозлившись, подумал Броуди. – С какой стати я должен оправдываться?» Следующие слова он произнес с откровенной издевкой:
– Но вы мне, конечно же, не верите, миссис Бальфур?
Анна не знала, что сказать. Ответа на его вопрос она не знала. Ей стало страшно.
– Почему я должна вам верить? – прошептала она. Он сделал шаг к ней. Выбор у нее был невелик: остаться на месте или отступить, рискуя поджечь себя в пламени очага. Анна осталась на месте. Неужели всего несколько минут назад в объятиях этого человека она чувствовала себя в безопасности?
Броуди оперся рукой на каминную полку у нее за головой. Анна оказалась в ловушке: путь вперед он загородил своим телом, а сзади был огонь.
– Почему вы должны мне верить? Ну, скажем, из уважения к вашему покойному супругу. В память о несравненном Нике, безупречно честном и порядочном джентльмене.
Он положил руку ей на плечо. Ноздри у нее раздулись, в золотисто-карих глазах вспыхнула ярость.
– Если Николас был таким хорошим, Энни, – как ни в чем не бывало, продолжал Броуди, – неужели его брат-близнец может быть таким плохим? А?
Легонько дернув, он спустил у нее с плеча рукавчик сорочки. Анна стояла неподвижно, как статуя, даже не дыша, словно бросая ему вызов. Его суровый рот смягчился, в голубых глазах горел какой-то непонятный огонек, которого она никогда раньше не видела. В эту минуту ей показалось, что он совершенно не похож на Николаса. Вот он опустил голову и прижался губами к ее обнаженному плечу. Глаза у нее затуманились и закрылись, стук сердца оглушительно отдавался в ушах. Его губы тихонько захватывали и втягивали ее кожу, язык влажно скользил – ей стало немного щекотно.
– Ну! Ну! – надрывался возница, нахлестывая кнутом двух могучих волов, специально нанятых у местного крестьянина, чтобы вытащить карету.
Сам владелец волов, широко расставив ноги, тянул их спереди за упряжь. Сзади карету с громким кряхтеньем и стонами пытались приподнять Броуди и Билли Флауэрс. А на обочине дороги, стоя на относительно чистом, поросшем влажным мхом пригорке и подняв над головой зонтики, следили за происходящим Анна и Эйдин О’Данн.
Билли был выше ростом и массивнее – настоящая гора мускулов, но Анна его почти не замечала. Все ее внимание было сосредоточено на более стройном и гармонично сложенном Броуди. Вода стекала с его волос, белая рубашка облепила тело. Анна рассеянно и односложно отвечала на замечания Эйдина, целиком поглощенная созерцанием стройных ног Броуди, широкого разворота плеч, вздувшихся от напряжения мускулов на его руках и плечах. На этот раз она могла открыто признать, что смотреть на него – одно удовольствие, но тут же сказала себе, что получает чисто эстетическое наслаждение, сродни тому, которое люди испытывают, любуясь античной скульптурой в музее.
Всю свою жизнь Анна провела среди благородных джентльменов, для которых серьезнейшей физической нагрузкой, требующей крайнего напряжения сил, являлась охота на лис или азартная игра в крикет. А те из них, кому все-таки приходилось зарабатывать себе на жизнь, делали это, сидя за письменным столом: такой урок она затвердила с детства. Мистер Броуди зарабатывал на жизнь, проливая пот на морских судах, стало быть, его нельзя было назвать джентльменом.
Она спросила себя: стал бы Николас помогать вознице вытаскивать застрявшую в грязи карету? На секунду Анна попыталась представить себе такую картину, но не смогла. Немыслимо! Он не стал бы этого делать – он счел бы такое занятие ниже своего достоинства и наблюдал бы за происходящим со стороны вместе с ней и Эйдином.
Возница снова и снова щелкал кнутом – это было похоже на выстрелы. Мужчины кричали друг на друга, понукали животных, а те отвечали усталым храпом и мычаньем. Вдруг один из волов рухнул на передние ноги. Карета накренилась и пошла юзом, заскользила, как по льду, увлекая за собой другого вола. Броуди успел отскочить вовремя, а вот Билли Флауэрс получил полновесный удар по голове задком кареты и растянулся лицом в грязи.
Анна вскрикнула, закрыв лицо руками. Ей казалось, что они оба сейчас попадут прямо под колеса и их раздавит насмерть. Упавший вол все еще силился подняться с колен, но ноги у него разъезжались в грязи, а кнут кучера и крики фермера служили плохим подспорьем. Броуди подхватил Билли под мышки и с видимым усилием начал вытаскивать его неподвижное, лишенное признаков жизни тело из-под кареты.
– Помогите ему! – закричала Анна, дергая Эйдина за полу сюртука и подталкивая его.
Адвокат нерешительно двинулся вперед, но сразу же остановился. Швырнув в лужу свой промокший насквозь жемчужно-серый зонтик, Анна сделала два шага по направлению к копошащимся на дороге мужчинам, но ее помощь не понадобилась: в эту самую минуту Броуди перебросил безжизненную руку Билли себе через плечи и, кряхтя от натуги, тремя могучими рывками вытащил его из размытой колеи на невысокий пригорок, а потом рухнул сам у ног Анны прямо поверх застывшей туши Флауэрса.
Откатившись в сторону, Броуди сел в грязи. Он тяжело дышал, опустив голову и свесив руки между согнутых колен. Эйдин и Анна склонились над Билли.
– Жить будет, – сумел выговорить запыхавшийся Броуди. – Только шишку набил, больше ничего.
Наконец он с трудом поднялся на ноги – перепачканный, усталый, вдруг показавшийся им обоим высоким, как башня. Анна и О’Данн одновременно с тревогой сообразили, что руки у Броуди свободны, а его охранник лежит без сознания.
Он широко ухмыльнулся, наслаждаясь их испугом. «Что бы еще такое придумать, чтобы нагнать на них побольше страху?» – мелькнула озорная мысль. Адвокат был выше среднего роста, но все-таки уступал ему. Правда, у О’Данна был пистолет, но Броуди мог запросто его отобрать.
Он уже подбоченился, предвкушая потеху, но стремительно обернулся, когда у него за спиной раздался чавкающий по грязи топот копыт. В мгновение ока трое всадников вылетели из-за деревьев и окружили их.
– Banditti! <Разбойники! (ит.)> – в панике завопил возница. Он соскочил с козел и со всех ног бросился в лес. Владелец волов, не долго думая, последовал за ним по пятам. Броуди и О’Данн стали плечом к плечу, прикрывая Анну. Бандиты спрыгнули со своих шелудивых лошадей и затараторили по-итальянски, размахивая пистолетами. Все трое казались грубыми и злобными оборванцами.
– Что им нужно? – спросил О’Данн, высоко подняв руки вверх.
– Ну а вы как думаете, какого черта им может быть нужно? – проворчал Броуди. – Отдайте им деньги.
Один из грабителей проворно взобрался на крышу кареты и принялся скидывать багаж на землю. Другой взламывал сундуки и чемоданы, набивая мешок всем, что попадалось под руку. Он забрал кое-что из одежды О’Данна, а также драгоценности и туфли Анны. Третий чего-то потребовал от них, не переставая целиться из пистолета.
– Деньги и ценности, – перевела Анна, стараясь унять дрожь.
Ни минуты не колеблясь, она сняла агатовые сережки, брошку и колечко с ониксом, пока бандит обыскивал бесчувственное тело Билли в поисках чего-либо ценного. О’Данн отдал свой бумажник и карманные часы.
Грабитель заорал на Броуди. Тот поднял руки и со всей возможной любезностью произнес:
– Извини, грязный сукин сын, у меня ничего нет. Niente <Ничего (ит.).>.
Тут он припомнил фразу из разговорника и добавил:
– Е molto seccante <Такая досада (ит.)>.
Бандит выругался и толкнул его в грудь.
– Паоло! – окликнул его тот, что набивал мешок, и он отошел, пятясь задом и продолжая целиться в Броуди из пистолета.
– Что вы ему сказали? – шепотом спросил насмерть перепуганный О’Данн.
– Сказал, что все это очень досадно. А ваш пугач все еще у вас в кармане, О’Данн?
– Да, он у меня.
– Рад слышать. И когда же вы намерены им воспользоваться, чтобы перестрелять этих ублюдков?
– Их же трое! Я думаю, нам лучше всего… – Паоло вернулся, и О’Данн почел за благо закрыть рот. Анна заметила, что с него градом катит пот, и бессознательно придвинулась ближе к Броуди. Паоло что-то пролаял своим дружкам, и они повскакали на коней, перебросив через седла мешки, набитые добычей. Анна в ужасе ахнула, когда Паоло подтянул ее к себе, схватив за платье на груди.
Броуди выкрикнул страшное богохульство и бросился вперед.
– А ну не трожь ее!
Обнажив в ухмылке частокол скверных зубов, грабитель прицелился ему в голову. Маленькие черные глазки злобно сверкали. Броуди замер, стиснув кулаки и слегка согнув колени, словно приготовившись к прыжку.
– Застрелите его! – прохрипел он сквозь зубы. – Черт побери, О’Данн, стреляйте!
Бандит начал пятиться, цепко держа Анну и волоча ее за собой к своей лошади. Колени у нее подгибались, она испугалась, что не сможет выполнить приказ, когда он велел ей взобраться в седло. Тогда Паоло грубо взвалил ее поперек седла, а сам вскочил сзади и повернул лошадь.
О’Данн явно не собирался стрелять. В бешенстве, не веря своим глазам, Броуди проводил взглядом трех всадников. Остался последний шанс. Он бросился вслед за скачущей рысью лошадью, намереваясь схватить бандита за сапог и свалить его на землю, но Паоло заметил его, вскинул пистолет и выстрелил. Броуди ощутил обжигающий, хотя и прошедший вскользь по щеке и уху след. Пуля его не остановила, он продолжил преследование.
Раздался крик Анны. Бандит выстрелил снова, однако на этот раз пистолет лишь безобидно щелкнул у него в руке. Тогда он с размаху всадил пятки в бока лошади и стремительно послал ее вперед. На ходу лошадь боком задела Броуди, и он упал на спину. Анна опять закричала, испугавшись, что он сейчас попадет под копыта, но этого не случилось: Паоло натянул поводья, выровнял вставшую на дыбы лошадь и галопом скрылся в тени деревьев.
Броуди с трудом поднялся на ноги, держась за ушибленный бок и спрашивая себя, целы ли у него ребра. О’Данн бросился на помощь, но Броуди злобно оттолкнул его.
– Дайте мне пистолет, – отрывисто приказал он.
– Я не могу, вы же…
– Дайте сюда! – заорал Броуди, схватив его за грудки и тряся изо всех сил.
Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Наконец Броуди разжал руки. О’Данн сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана пистолет.
– И это вы называете пистолетом? – спросил Броуди, добавив непристойное ругательство.
Всего четыре заряда, а он не слишком хорошо умел стрелять. Однако выбора не было и времени тоже: сунув пистолет в карман, Броуди поспешил к упряжным лошадям, привязанным под деревьями поодаль от дороги.
– Что вы собираетесь делать? – испуганно спросил адвокат, пока Броуди отвязывал самую крупную лошадь.
Броуди хмуро осмотрел лошадь. Ни уздечки, ни седла. За всю жизнь ему только дважды приходилось сидеть верхом, причем оба раза в детстве. Он подвел лошадь к большому камню и воспользовался им как опорой, чтобы вскочить ей на спину.
– Садитесь на одну из оставшихся и езжайте за подмогой. Разыщите кого-нибудь, кто мог бы нам помочь. Приведите людей сюда, а потом поезжайте по нашим следам. Я буду искать миссис Бальфур.
О’Данн застыл на месте, выпучив глаза.
– Делайте, что вам говорят! – рассердился Броуди.
Он стукнул лошадь каблуками и дернул ее за гриву, чтобы развернуть, одновременно ткнув в грудь О'Данна, оказавшегося у него на дороге. Перед тем, как въехать в подлесок, он обернулся и увидел, как адвокат подводит к валуну вторую лошадь.
Двигаться по следу оказалось делом нетрудным: влажная земля хорошо хранила следы копыт. Судя по тому, что некоторые отпечатки были глубже остальных, он мог даже угадать, на какой лошади Паоло вез Анну. Лес обступал его со всех сторон, и все же Броуди различал еле заметную тропу. По временам ее пересекали другие дорожки, но следы вели прямо вперед, не сворачивая.
Труднее всего было направлять по следу проклятую лошадь, не имея ни поводьев, ни шпор. Броуди наклонился вперед и сжал голову животного обеими руками, заставляя его держаться прямо, а когда требовалось свернуть, наваливался на шею лошади то справа, то слева. Таким образом ему приходилось ползти со скоростью улитки, а это сильно действовало на нервы.
Броуди сосредоточился на продвижении вперед, стараясь не впадать в панику и не думать о том, что может происходить с Анной в эту минуту. Громко ругаясь, он поминутно стирал с лица кровь пополам с дождевой водой, но жгучего следа, оставленного оцарапавшей щеку пулей, почти не замечал.
По его расчетам, он успел проехать около четырех миль, когда лес начал редеть и сменился равниной, поросшей травой. Следы копыт пропали. На миг Броуди охватила паника, но он снова разглядел их впереди и успокоился. Похоже, следы вели прямо через луг к лесу, темневшему на противоположной стороне. Справа на горизонте возвышался пологий, изрезанный оврагами холм.
Броуди пустил лошадь по следу крупной рысью, проклиная на чем свет стоит ее вихляющий из стороны в сторону бег. На каждом шагу его подбрасывало, как мячик, но он все-таки упорно продвигался вперед.
Проделав три четверти пути через долину, Броуди заметил домик, прилепившийся к подножию холма и почти скрытый за деревьями. Возле дома были привязаны три лошади. Броуди спрыгнул на землю, повернул свою лошадь и крепко шлепнул ее по крупу, чтобы отправлялась восвояси, потом лег на землю и пополз по-пластунски к невысоким зарослям, раскинувшимся в сотне футов от домика. Добравшись до прикрытия, он огляделся и прислушался.
Из трубы вилась струйка дыма. Лошади все еще не были расседланы: Броуди похолодел, осознав, что это может означать. Он вытащил из-за пояса пистолет О'Данна и проверил его. Потом набрал в грудь побольше воздуха и стремглав пересек открытое пространство. Достигнув низкой, полуобвалившейся каменной стенки, он опять пригнулся и замер. Но тут послышался пронзительный женский крик:
– Нет!
Это кричала Анна.
Забыв об осторожности, Броуди как безумный бросился к дому. Когда до дверей оставалось двадцать шагов, он заметил на пороге мужчину и выстрелил прямо на бегу, не останавливаясь. Мужчина упал. Броуди перешагнул через него и ворвался в дом. Он увидел Анну, забившуюся в угол единственной комнаты. Ее одежда была разбросана по полу.
Откуда-то слева раздался выстрел. Пуля ударила в стену у него за спиной, щепки полетели во все стороны. Он повернулся и выстрелил дважды: второй бандит тоже рухнул. Третий – это был Паоло – лихорадочно шарил по карманам своей сброшенной на пол куртки, отыскивая пистолет. Оскалив зубы, Броуди взвел курок, прицелился и стал ждать. Паоло нашел пистолет, обернулся… и согнулся пополам: пуля Броуди угодила ему прямо в грудь.
Броуди отбросил в сторону разряженный пистолет О’Данна и медленно двинулся к Анне, стараясь не испугать ее еще больше. Казалось, она была на грани обморока; ему хотелось добраться до нее раньше, чем она лишится чувств. Эти сукины дети успели раздеть ее до белья, и он пожелал им вечно гнить в аду. Темное, мстительное злорадство вспыхнуло в его груди: хорошо, что он их убил.
– Теперь вы в безопасности, – сказал он, обнимая ее. Ощутив щедрое тепло его тела, Анна начала неудержимо дрожать. В горле стоял ком, мешавший сглатывать слезы, она прижимала к груди стиснутые кулаки, стараясь унять бешено стучащее сердце. Дрожь усилилась, колени у нее подломились, но сильные руки Броуди не давали ей упасть.
Броуди подхватил ее на руки и перенес к грубо сколоченному самодельному стулу, стоявшему подле уже разожженного очага. Он собирался усадить Анну, но ее тонкие руки протестующе сомкнулись у него на шее, не желая отпускать, поэтому ему пришлось сесть самому, опустив ее к себе на колени.
Крепко прижимая к себе Анну, Броуди придвинулся поближе к огню, чтобы она согрелась, и начал растирать ее обнаженные предплечья. Он что-то тихонько шептал ей на ухо. Тепло ее тела, такого маленького и хрупкого, помогло ему успокоиться, даже немного смягчило жуткое воспоминание о том, что он только что застрелил троих. Ее трогательная женственность всколыхнула в его душе что-то могучее и первобытное – плотское влечение и одновременно желание ее защитить. Он старался прикасаться к ней как можно бережнее, никак не пытаясь воспользоваться ситуацией, но сам ощущал ее близость каждой клеточкой своего тела. Пряди волос, напоминавших в пламени свечи золотистые паутинки, упали ей на лицо. Броуди осторожно откинул их назад.
– Теперь все будет хорошо, Энни, – прошептал он.
Ее душа разрывалась между ужасными воспоминаниями о гибели, которой она только что чудом избежала, и почти истерическим облегчением от того, что все закончилось благополучно. Во время похищения Анна не ударилась в слезы, не поддалась панике; даже когда Паоло срывал с нее одежду, она чувствовала себя скорее беспомощной, чем по-настоящему напуганной. Зато теперь на нее обрушился запоздалый шок: она ничего не могла с собой поделать и только судорожно цеплялась за рубашку Броуди, слушая его тихий, успокаивающий голос, но не понимая слов.
В конце концов зубы у нее перестали стучать, сердце забилось ровнее. Анна ощутила приятное тепло очага и вдруг сообразила, что не одета. Это было совершенно неприлично, просто недопустимо, и все же что-то удержало ее в неподвижности, в крепком и надежном кольце его рук. Каждое его прикосновение, даже легкое движение пальцев, отводящих волосы от лица, вызывало в ней острую дрожь наслаждения.
Броуди немного отстранил ее от себя, заглянул ей в лицо и спросил:
– Они не сделали вам больно?
Анна покачала головой. Хорошо, что они сидели лицом к огню и не видели мертвых тел, но она знала, что они там, за спиной. Она попыталась примирить в уме образ человека, так бережно обнимавшего ее сейчас, с тем, который несколько минут назад хладнокровно, бесстрастно, без малейшего сожаления застрелил троих. У нее ничего не получилось. Усилием воли подавив новый приступ озноба – от холода или от страха? – Анна украдкой бросила взгляд на Броуди.
– Что у вас с лицом?! – вскрикнула она в ужасе, впервые разглядев кровавый след.
Броуди осторожно коснулся скулы кончиками пальцев. Щека все еще кровоточила, хотя и не слишком сильно: рана была поверхностная. А вот кусочек ушной раковины с самого верха оторвало напрочь; к счастью, ухо было прикрыто волосами, и Анна ничего не заметила.
– Это всего лишь царапина, но может остаться шрам, – тихо сказал он.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду: у Николаса не было никакого шрама. Если они случайно встретят в Италии кого-нибудь из знакомых, придется изобрести какое-то правдоподобное объяснение. Внезапно мысль о том, что предстоит им сделать, обрушилась на нее тяжким грузом. Мистер Броуди спас ее, но она не могла считать его своим другом. И установившееся между ними доверие было минутной иллюзией. Пройдет несколько недель, и его отошлют назад в тюрьму. Туда, где ему и место. Она сама так сказала, и у нее не было причин думать иначе.
Броуди заметил, как напряглось ее тело, ощутил ее внутреннюю настороженность. В его собственных чувствах тоже произошла перемена: сострадание ушло, уступив место угрюмой холодности. Не только ей одной, ему тоже надо было обороняться. Чрезвычайные обстоятельства могут самых неподходящих людей толкнуть навстречу друг другу и сделать союзниками, но теперь краткому перемирию настал конец.
Он резко поднялся и разжал руки.
Ее ступни в тонких шелковых чулках очутились на холодном полу так внезапно, что она тихонько вскрикнула от неожиданности. Повернувшись спиной к Броуди, Анна подошла как можно ближе к огню, в надежде согреться. Она услыхала позади себя глухой скребущий звук и тотчас же догадалась, что он означает. Ей бы не следовало оборачиваться, но она не удержалась. Пришлось в молчаливом ужасе наблюдать, как Броуди вытаскивает из дома обезображенные смертью, ставшие вдруг как будто тряпичными тела.
Когда он вернулся, Анна заметила, что он весь в поту. Лицо у него было бледное и полное мрачной решимости.
Броуди взглянул на нее с порога, отметив про себя, как опасливо и настороженно она держится, как старательно сохраняет на лице маску невозмутимости.
– Я никогда раньше никого не убивал, – неохотно проворчал он сквозь зубы.
«Да не все ли мне равно, поверит она или нет? – разозлившись, подумал Броуди. – С какой стати я должен оправдываться?» Следующие слова он произнес с откровенной издевкой:
– Но вы мне, конечно же, не верите, миссис Бальфур?
Анна не знала, что сказать. Ответа на его вопрос она не знала. Ей стало страшно.
– Почему я должна вам верить? – прошептала она. Он сделал шаг к ней. Выбор у нее был невелик: остаться на месте или отступить, рискуя поджечь себя в пламени очага. Анна осталась на месте. Неужели всего несколько минут назад в объятиях этого человека она чувствовала себя в безопасности?
Броуди оперся рукой на каминную полку у нее за головой. Анна оказалась в ловушке: путь вперед он загородил своим телом, а сзади был огонь.
– Почему вы должны мне верить? Ну, скажем, из уважения к вашему покойному супругу. В память о несравненном Нике, безупречно честном и порядочном джентльмене.
Он положил руку ей на плечо. Ноздри у нее раздулись, в золотисто-карих глазах вспыхнула ярость.
– Если Николас был таким хорошим, Энни, – как ни в чем не бывало, продолжал Броуди, – неужели его брат-близнец может быть таким плохим? А?
Легонько дернув, он спустил у нее с плеча рукавчик сорочки. Анна стояла неподвижно, как статуя, даже не дыша, словно бросая ему вызов. Его суровый рот смягчился, в голубых глазах горел какой-то непонятный огонек, которого она никогда раньше не видела. В эту минуту ей показалось, что он совершенно не похож на Николаса. Вот он опустил голову и прижался губами к ее обнаженному плечу. Глаза у нее затуманились и закрылись, стук сердца оглушительно отдавался в ушах. Его губы тихонько захватывали и втягивали ее кожу, язык влажно скользил – ей стало немного щекотно.