— Быть такого не может, — сказал он. — Это же безумие. В Эльдакре пистолет стоит восемь чайлинов.
   — Наверное, — не стал возражать чемпион. — Но и старую рабочую клячу можно купить за пять чайлинов. А вот скаковой рысак обойдется в сто раз дороже. Или даже больше. Оружие Эмберли покупают короли и графы. Его ценят за точность и совершенство механизма.
   — Этот дал осечку, — сказал Кэлин.
 
   Чайн внимательно осмотрел пистолет и взвел курок. Потом открыл крышку пороховой камеры.
   — В следующий раз он тоже даст осечку. Подойди и посмотри сам.
   Юноша подошел, и чемпион поднес пистолет к его глазам:
   — Видишь эту дырочку?
   — Да
   — Когда фитиль на пороховой полке воспламеняется, огонь должен пройти через это отверстие, чтобы поджечь заряд. Оно же забито. Видишь?
   — Да.
   — У тебя есть булавка?
   — Нет.
   Жэм снял заколку и передал ее Чайну, который осторожно прочистил отверстие иглой.
   — Казалось бы, такая крохотная дырочка. Но, как и многое в жизни, она имеет большое значение. От мелочей зависит успех или неудача в крупных делах.
   Варлиец закрыл крышку и спустил курок.
   Кэлин взял второй пистолет. Здесь, кажется, все было в порядке. Но на всякий случай он прочистил отверстие иголкой заколки.
   — Не забывай чистить оружие после каждого использования, — посоветовал Шада. — Никогда не оставляй пистолет заряженным более чем на день-два. Порох разъедает металл.
   — Запомню, — пообещал Кэлин.
   — Итак, когда уходим? — спросил варлиец.
   — Подождем еще час, — ответил Гримо. — Чем темнее, тем безопаснее.
   — Этот Охотник работает один?
   — Нет. С ним еще четверо.
   — Чем они вооружены?
   — Мечи и кинжалы. Они горцы, им запрещено иметь огнестрельное оружие. Хотя, думаю, у Охотника все же что-то будет. Не знаю, как называется, в полдлины мушкета, и дуло похоже на трубу. При выстреле издает такой свистящий звук.
   — Мушкетон, — догадался Чайн. — Выстреливает примерно пятьдесят крошечных пулек или мелких гвоздей. Отсюда и свистящий звук. На близком расстоянии человека разрывает на части. С двадцати футов прошивает от шеи до паха. У тебя есть какой-то план на случай встречи с ним?
   — Нет, — бодро отозвался Жэм. — Но я быстро соображаю, когда возникает необходимость.
   — Мы их убьем, — сказал Кэлин.
   Слова повисли в воздухе, и в пещере вдруг стало тихо-тихо. От этой тишины юноше стало не по себе. Мужчины не смотрели на него. Жэм отвел взгляд в сторону, словно любуясь игрой теней на стене, а Чайн Шада налил в кубок воды и потягивал ее не спеша, как вино. Через некоторое время Гримо заговорил, но не с Кэлином:
   — Мэв дала мне немного денег. Думаю, нам обоим их хватит до Варингаса.
   — Не утруждай себя, друг, и оставь деньги, — сказал Шада, — но поблагодари ее от меня. Пинанс мой старый приятель. Мы с Горайном останавливались у него на обратном пути из столицы. Погощу у него, а потом уж решу, куда двигаться дальше.
   — Все равно возьми. — Гримо усмехнулся. — Ты даже не представляешь, что сделает со мной эта женщина, если я не отдам тебе деньги.
   Шада кивнул:
   — Хорошо. Я найду способ вернуть долг.
   Кэлин чувствовал себя лишним. Мужчины не обращали на него внимания, как будто он сказал какую-то глупость. Его охватила злость. Разве не он рассчитался с убийцами Чары? Пусть думают что хотят, но перед ними не мальчишка. Они убедятся в этом, если Охотник, на свою беду, встанет у них на пути.
   Его пальцы сжали рукоятку пистолета. Они поймут, с кем имеют дело, когда свинцовая пуля разорвет черное варлийское сердце Охотника.
 
   Укрывшись за кустами жимолости, Охотник присел и внимательно осмотрел лежащее к северу открытое пространство, пытаясь обнаружить признаки движения. Это был плотный мужчина с покатыми плечами, одетый в длинный черный плащ из медвежьей шкуры. Из-за тучи выплыла луна. Охотник инстинктивно пригнулся, опасаясь, что его выдаст отблеск бледного лица или седой бороды, торчащей клочьями из-под подбородка.
   В небесном свете трава казалась серебристой, и на ней ясно виднелись три цепочки следов. Повернувшись влево, Охотник обозрел старый бревенчатый мост. В это время года, когда вода в реке поднялась, мост был одной из трех переправ на территорию Пинанса. Две другие представляли собой труднопроходимые горные перевалы. В отличие от Галлиота Приграничника, Охотник не верил, что Чайн Шада остался без друзей. Кто-то помогал ему, укрывал его, и, вероятнее всего, этим добродетелем был Жэм Гримо. Жэм хорошо знал горы и мог без особого риска перевести варлийского чемпиона по любому маршруту.
   Впрочем, Охотник сильно сомневался в том, что Гримо пойдет через перевалы. Дорога через любой из них была в три раза длиннее, а следовательно, и риск быть схваченным возрастал во столько же раз. Мост находился всего в нескольких милях от Старых Холмов, и путь к нему лежал через густой лес, надежно укрывавший от преследователей.
   Опасность могла поджидать беглецов только на самом мосту.
   Что ж, это как раз в духе Гримо. Рассчитанный риск. Игра на грани.
   Охотник относился к таким играм, как к глупости, но невольно восхищался смелостью одноглазого горца и даже завидовал ему. Известия о подвигах и приключениях Гримо всегда вызывали у него улыбку.
   Даже тогда, когда Гримо увел его лучшего быка.
   Любой другой воспринял бы это как унижение или обиду. Для Охотника похищение быка стало золотым моментом. Приобретая животное, он ясно дал понять, что любой, кто попытается его украсть, будет обнаружен и жестоко наказан. Репутация Охотника была такова, что он не сомневался: никто — за исключением Гримо — не станет рисковать собственной шкурой. Быка держали на привязи неподалеку от дома и охраняли денно и нощно. Длинная, привязанная к калитке загона и хитро спрятанная в траве веревка была соединена с дюжиной звонких колокольчиков. Любой, кто попытался бы пройти через нее, выдавал себя одним движением. Увести быка на юг мешала глубокая, наполненная водой канава.
   Охотник знал, что Гримо не устоит перед соблазном, и потому каждую ночь отправлялся в засаду с заряженным мушкетоном, ожидая появления вора.
   Сказать по правде, он не собирался его убивать. Без Гримо здесь стало бы намного скучнее. Нет, ему хотелось схватить одноглазого ловкача, выпить с ним, а потом отпустить.
   Но Гримо не приходил. Пятнадцать ночей кряду Охотник провел в засаде, не смыкая глаз. На шестнадцатую ночь он задремал. Всего на несколько мгновений. Но когда он открыл глаза, загон был пуст. Охотник взревел от ярости и, выскочив из укрытия, поднял на ноги своих пастухов. Двух сторожей обнаружили за рвом, где они лежали связанными. Ни один из них не видел, кто это сделал. Веревку с колокольчиками аккуратно перерезали. Следы похитителя и быка вели на юг, и Охотник со своими людьми бросился в погоню. Добравшись до канавы, они увидели, что через нее переброшены две свежие доски. Поиски продолжались всю ночь, но закончились ничем.
   Вспомнив об этом случае, Охотник усмехнулся. Конечно, он и виду не подал, что происшествие доставило ему огромное удовольствие.
   Впрочем, от добродушия не осталось и следа, когда мысли повернули к последнему поручению. Если Жэм Гримо будет пойман с Чайном Шадой, Охотнику придется убить его. Выбора не было. Ему совсем не хотелось браться за это дело, но Мойдарт не тот человек, которому можно отказать. Неисполнение его повелений плохо влияло на здоровье, в чем уже смогли убедиться варлийский чемпион и его приятель.
   Охотнику не доставило удовольствия вешать беднягу Горайна. Борец бессвязно лопотал что-то, умоляя сохранить ему жизнь, но когда они добрались до леса, Охотник ударил его по затылку, а потом накинул на шею петлю. Дал и Винтон попытались затащить жертву на сук, но лишившийся сознания Горайн оказался неподъемно тяжелым, и Охотнику пришлось помогать им. Потом он оставил на месте данную Мойдартом записку и вернулся домой. Содержание записки осталось для него тайной, поскольку читать Охотник не умел, но уже на следующий день по деревне поползли слухи. Он с трудом скрыл раздражение. Все видели, что Гримо победил варлийца в честной борьбе. Как можно верить распространяемым небылицам? Тем не менее люди верили. Они ухватились 'за ложь, как голодный пес за брошенную сладкую косточку.
   Охотник заметил движение на дальнем холме. Двое. Взяли вправо и исчезли за деревьями.
   Он отступил назад и сбежал по склону туда, где прятались его люди. Дал Найдхам сидел с закрытыми глазами, прислонившись к дубу. Винтон Габио кутался в плащ. Братья Басе и Бойлард Ситон спали. Охотник растолкал их. Басе вскочил, сжимая кинжал. Охотник сделал шаг в сторону:
   — Они идут.
   Он повернулся и подошел к протирающему глаза Далу Найдхаму, невысокому, лысеющему, с покатыми плечами мужчине. Они работали вместе уже двадцать лет.
   — Гримо? — спросил Дал.
   — Слишком далеко, не узнать.
   — Надеюсь, что это не он.
   — Я тоже, — признался Охотник.
   К ним присоединился Бойлард Ситон, высокий, худой как щепка, с длинными черными "волосами, обрамлявшими вечно унылую физиономию. Он походил на священника, его большие глубоко посаженные карие глаза излучали сострадание.
   — Можно мне забрать головы? — спросил Бойлард. — Никогда еще не брал голов. Ты не против, Жнец?
   Охотнику не нравилось, когда его называли Жнецом, и он уже сожалел о том, что пригласил братьев.
   — Головы беру я, Ситон. Это моя работа. Займи свое место.
   — Ну хотя бы одну?
   Охотник опустил руку и сжал черную рукоять висящего у пояса серпа. Изогнутое лезвие блеснуло в лунном свете. Острие уперлось в подбородок Бойларда.
   — Будешь меня злить, кусок дерьма, и я возьму твою.
   — Ну-ну, не надо так горячиться, — сказал Ситон, отступая. — Я же только спросил.
 
   Расставив своих людей в кустах, Охотник вернулся к облюбованному им большому раскидистому дубу и проверил мушкетон.
   Он нервничал. Дувший со стороны моста ветер шептал что-то, теребя листву. В воздухе плавали ароматы весны, и на какой-то момент душа его обрела покой. Он бросил взгляд на поблескивающую в лунном свете реку. Охотник видел старый мост, должно быть, в тысячный раз с тех пор, как двадцать четыре года назад перебрался в эти края, но по-настоящему обратил внимание на древнее сооружение только сейчас. В этом постоянно меняющемся мире мост олицетворял собой устойчивость и прочность и казался необыкновенно красивым. Интересно, кто его построил?
   Проклятие! Не стоило браться за это поручение. Надо было уклониться, найти какой-то предлог. Когда Чайн Шада отказался добивать изувеченного горца, Охотник испытал чувство гордости. Эта гордость даже смыла неприятный осадок от грязного приема Горайна, ударившего Гримо в тот момент, когда одноглазый боец опустился на колено. И вот тебе подарок — принести голову этого достойного человека.
   Так было не всегда. Раньше он использовал свои навыки следопыта для того, чтобы ловить убийц и воров, тех, кто пытался уйти от правосудия. Успехи на этом поприще привлекли к нему внимание Мойдарта.
   Охотник прислонил мушкетон к стволу дуба и оглядел вершину холма. Тихо. Никаких признаков человека. Он потянул себя за бороду.
   «Не приходи сюда, Гримо».
   «Два борца ослушались меня и уронили честь варлийцев, — сказал ему Мойдарт. — Если не наказать их, нас ждут беспорядки и, может быть, восстание. Тебе, Охотник, нужно сделать так, чтобы этого не случилось. Найди Горайна, отведи его в лес и повесь там. Под камнем, возле тела, оставь эту записку.
   — Да, господин. Как быть со вторым?
   — Галлиот арестует его и приведет ко мне. А уж здесь ему придется ответить за свою дерзость».
   Охотник не сомневался в том, какое именно наказание ждет Чайна Шаду. Его предадут пыткам и убьют в темнице под Зимним Домом.
   Но это уже не его проблема.
   Была бы не его, если бы Галлиот справился с поручением. Однако Чайн Шада оказался далеко не дураком и, вырвавшись из рук солдат, растворился сначала в городе, а потом и где-то еще. И вот теперь Охотнику выпала малоприятная доля: убить чемпиона и всех, кто будет с ним. Ветер взъерошил его волосы, и взгляд сам собой устремился к мосту. Странная земля. Магическая. Она очаровала его сразу, с того первого момента, когда он ступил на нее. Отслужив девять лет, Охотник вышел на пенсию и, купив у старика крестьянина ферму, стал вести тихую и спокойную жизнь селянина.
   С того времени, вот уже шесть лет, с ним всегда были Дал Найдхам и Винтон Габио. Оба женились и построили дома на земле Охотника. Год назад жена Дала умерла при родах, и теперь три его сына жили у Винтона, вместе с его шестью ребятишками.
   Охотник покачал головой, отгоняя неуместные мысли. Надо быть наготове — те двое могут появиться в любой момент. Взяв в руки мушкетон, он снова посмотрел на вершину холма. Должны бы уже дойти. Он представил себе их маршрут: через открытое поле, по лесу, вниз по склону и сюда, на холм. Другого пути нет. Где-то выстрелил пистолет.
   Охотник вздрогнул. Из кустов выскочил Бойлард Ситон. На рукаве его серой рубашки темнело пятно. За Ситоном бежали двое — какой-то здоровяк и мальчишка с двумя пистолетами. Ни Дала, ни Винтона, ни Басса видно не было. Охотник выругался и выступил из-за дерева.
   — Ложись, Бойлард! — крикнул он, поднимая мушкетон. Ситон распластался на земле, ахнув от боли в простреленной руке.
   Что-то холодное коснулось горла Охотника.
   — Будет лучше, Жнец, если ты опустишь эту штуку. — Голос принадлежал Жэму Гримо. — Мне бы не хотелось перерезать тебе горло в такую чудную ночь.
   — Да, — согласился Охотник, — не стоит портить момент.
   Он осторожно наклонился и положил оружие на землю.
   — А теперь соизволь подойти к своему приятелю. Охотник зашагал по опушке. Чайн Шада стоял на коленях перед лежащим Бойлардом.
   — Пуля отскочила от кости, — говорил он. — Ничего страшного. Несколько стежков, и все будет в порядке. Поправишься, хотя какое-то время поболит.
   — Что с остальными? — спросил Охотник,
   — Отдыхают, — сказал Чайн Шада. — Отделались синяками.
   — Это хорошо. У них семьи.
   Гримо вышел из-за спины Охотника. Одежда на нем промокла насквозь. Охотник с трудом сдержал улыбку. Старый хитрец влез в реку, доплыл до моста и оказался в тылу.
   — Простудишься, Гримо. Побереги себя, ты ведь уже не так молод, как когда-то.
   — Может быть, я заберу у тебя медвежью шкуру, — ответил одноглазый. — Уж она-то меня согреет,
   — Для тебя она великовата, сынок. Такой плащ по плечу только мужчине.
   Гримо усмехнулся и подошел к Шаде,
   — Путь свободен. Тебе пора идти.
   — А эти двое?
   Горец повернулся к Охотнику:
   — Хороший вопрос, а, Жнец? Что думаешь делать?
   — Вернусь на ферму и займусь делами. Похоже, я пришел сюда слишком поздно и беглец уже перебрался на ту сторону. Я никого не видел.
   — А ты? — Гримо взглянул на Бойларда.
   — Я тоже, — ответил раненый.
   — Ну, вот и все, — сказал горец.
   — Нет уж, будь они прокляты! — дрожащим от злости голосом крикнул юноша. — Мы их убьем.
   Охотник увидел глядящее на него дуло пистолета. Он замер в ожидании выстрела.
   — Мы никого не убьем! — твердо сказал Гримо.
   — Им нельзя доверять. Они выдадут нас, как только вернутся в Эльдакр.
   — Да. Может быть. Но это им решать. — Горец встал между Охотником и пистолетом. — Не превращай убийство в легкое дело, малыш. Жизнь надо ценить.
   — Думаешь, они рассуждали бы так же, если бы схватили нас?
   — Я не отвечаю за других — пусть живут, как хотят, — ответил Гримо. — У меня своя жизнь, и я отвечаю только за себя. Если на меня нападают и выбора нет, я убиваю. Но не убиваю безоружных. Убери пистолет.
   — Ты делаешь ошибку, Гримо.
   — Может быть. Но я переживу.
   — До сегодняшнего дня я не считал тебя глупцом. Юноша опустил пистолет и зашагал прочь. Гримо повернулся к Чайну Шаде и протянул руку.
   — Парень, может быть, прав, — сказал варлиец.
   — Время покажет.
   — Удачи тебе.
   Не говоря больше ни слова, Чайн Шада направился к мосту.
   — Как твой бык? — поинтересовался Гримо. Охотник пожал плечами:
   — Сломал ногу в прошлом году. Пришлось съесть. Мясо было хорошее.
   — Жаль, отличный был бык.
   — У меня теперь другой. Еще лучше.
   — Надо как-нибудь зайти посмотреть.
   — Попробуй, потом месяц на задницу не сядешь. Гримо рассмеялся:
   — Осторожнее, Жнец.
   С этим он повернулся и пошел к лесу.
   Проводив его взглядом, Охотник направился к кустам, где были его помощники. Они оставались без сознания, но, судя по пульсу, их жизни ничто не угрожало. Он вернулся к Ситону.
   — Со мной такого не случалось, — сказал раненый. — Я даже не понял, откуда взялся этот здоровяк. Три удара — и трое лежат на земле. Я успел выхватить кинжал, но тут маленький ублюдок пальнул в меня из пистолета. Клянусь Жертвой, я позабочусь о том, чтобы его повесили, а потом помочусь на его могилу.
   — Нет, Бойлард, ты дал слово.
   — Меня заставили, — возразил он. — Это не считается.
   — Считается.
   — Ладно, Жнец, делай как хочешь. Я — не ты. Никто не может стрелять в Бойларда Ситона и уйти безнаказанно. — Ситон поднялся с земли. — Вот уж порадуюсь, когда их вздернут.
   — Не думаю.
   Серп Охотника выскользнул из ножен и, пробив спину, пронзил сердце того, кто отказался держать слово. Охотник повернул рукоять и вырвал лезвие из плоти. Бойлард упал. Прохладный ветер ударил в лицо Охотнику. На этот раз он не принес с собой никакой магии.
 
   Мэв Ринг прошла по старому амбару, наблюдая за работой двенадцати прядильщиц и то и дело останавливаясь, чтобы дать нужный совет новичкам. Не все еще научились управляться с громоздкими машинами, нажимая ногой на педаль и заправляя пряжу левой рукой. Чтобы добиться координации движений, требовалось время.
   — Тверже и не опускайте руку слишком низко, — говорила Мэв, — Все получится.
   Женщины нервно улыбались. Двенадцать станков обошлись недешево: по три фунта за каждый. Из столицы, Варингаса, их доставили в разобранном виде, а собирали уже на месте, в пустующем амбаре. У Мэв ушло несколько месяцев, чтобы самой освоить процесс и приобрести навыки, необходимые для обучения других. Дело шло раздражающе медленно, с заминками и ошибками, но теперь, спустя два года, мастерская производила столько ткани, что ее вполне хватало на обеспечение нужд едва ли не всех портных Эльдакра. Пять ткачих занимались производством высоко ценимых на местном рынке ковриков, а небольшая красильня у реки, приобретенная Мэв относительно недавно, позволяла рассчитывать на выпуск ярких, плотных шерстяных рубашек, пользовавшихся огромным успехом у варлийцев в холодное время года.
   Одни только эти предприятия могли превратить Мэв Ринг в богатую по местным меркам женщину.
   Существовала лишь одна проблема, заключавшаяся в том, что многие варлийцы отдали бы все за возможность войти с ней в долю. Другие деловые начинания Мэв оказались настолько успешными, что она становилась не просто богатой, а очень богатой. Все началось, когда она приобрела сорок процентов капитала в деле Гиллама Пирса, сапожника. Его изделия отличались превосходным качеством, но проницательности, сметливости и хватки Пирс был лишен начисто. Перед ним стояла перспектива оказаться в долговой тюрьме, когда пять лет назад в его мастерскую вошла Мэв.
   Гиллам, неказистый, узкоплечий, краснолицый, сидел на скамье, полируя и без того сияющую пару сапог для верховой езды.
   — Чем обязан, госпожа? — спросил он, делая вид, что не замечает ни темной шали, ни тяжелой серой юбки, которые в мире, управляемом варлийцами, считались основанием для отказа в какой-либо любезности.
   Мэв Ринг подошла к столу и положила туго набитый, тяжелый кошель:
   — Насколько я понимаю, сир, вы при всем вашем мастерстве нуждаетесь в средствах.
   Тонкие губы стали еще тоньше.
   — Мои дела не предмет для досужих сплетен. Пожалуйста, уходите.
   — Я пришла не для того, чтобы сплетничать, мастер Пирс. Будьте добры открыть кошель.
   Он открыл. Блеск золота ослепил сапожника, но не помешал высыпать содержимое на стол.
   — Клянусь костями Персиса, — прошептал он. — Здесь тридцать фунтов.
   — И будет больше, если вы пожелаете выслушать меня.
   — Золото имеет свойство обострять внимание, госпожа, — сказал Пирс, поднимаясь со скамьи и предлагая гостье стул.
   Она села. Пирс вернулся на место. — Пожалуйста, излагайте, что у вас на уме.
   — Ваши сапоги и башмаки прекрасно пошиты, но вы не пользуетесь лучшей кожей.
   — Она слишком дорогая, — перебил ее Гиллам.
   — Верно. Но именно поэтому богачи и не покупают ваши изделия. Обслуживая бедных, вы вынуждены занижать стоимость. Короче, вам нужно менять ориентиры.
   — Самую лучшую кожу необходимо привезти из…Масакара. Города, расположенного в трех сотнях миль от Камня. Я знаю. Небольшая партия прибудет на следующей неделе. Я приобрела ее.
   — Вы делаете обувь?
   — Нет. Я всего лишь женщина, у которой завелось немного лишних денег. Если мы станем партнерами, это пойдет на пользу нам обоим.
   — Партнерами? Но что, не считая, разумеется, денег, вы можете предложить?
   — Прибыль, — ответила Мэв Ринг.
   Разговор длился недолго. Мэв согласилась профинансировать закупку кожи и урегулировать проблему долгов в обмен на сорокапроцентную долю капитала мастерской. Потом из заплечной сумки появилась пара старых сапог для верховой езды. Она передала их Пирсу.
   — Прекрасная кожа, — внимательно осмотрев сапоги, заявил мастер, — но плохой пошив. Каблуки стоптались неровно, и левый сапог немного маловат. Видите, вот здесь палец упирается в кожу.
   — Вы могли бы сделать для этого человека пару сапог лучшего качества?
   — Конечно.
   — Тогда сделайте. Пусть это будет произведение искусства, мастер Пирс.
   — Он придет на примерку?
   — Нет. Сапоги станут подарком.
   — И кто же этот счастливчик? Ваш муж?
   — Мойдарт. Сапоги были выброшены несколько недель назад. Один из слуг принес их моему другу, который, в свою очередь, принес их мне. Если ваш подарок понравится, мастер Пирс, то все узнают, что сам Мойдарт носит вашу обувь. По следам хозяина пойдут другие. Гиллам Пирс больше не будет продавать башмаки по два чайлина. Пусть их шьет кто-то еще,
   — Вы очень уверены в себе, госпожа Ринг.
   — Моя уверенность обоснованна, мастер Пирс. Мойдарт подарку обрадовался. Сапоги из черной масакарской кожи оказались мягкими, как шелк, но при этом носкими. Он никак не выразил своей благодарности Гилламу Пирсу, но спустя две недели мастерскую посетили два богатейших жителя Эльдакра, которые заказали подобные сапоги. К концу лета Гиллам Пирс не знал отбоя от заказов, и это несмотря на непомерно высокие — по его мнению — цены, установленные Мэв Ринг.
   Выйдя из амбара, Мэв вернулась в кухню и еще раз села за подсчет доходов от сотрудничества с Гилламом Пирсом. Шестьдесят фунтов на урегулирование его долговых обязательств. Двадцать восемь чайлинов на закупку и доставку качественной кожи, одиннадцать фунтов и восемнадцать чайлинов на переустройство мастерской и приобретение оборудования. Всего расходы составили девяносто два фунта и семь чайлинов. За четыре года партнерства Мэв не только покрыла расходы, но и заработала дополнительно четыреста семнадцать фунтов и четыре чайлина.
   Кузница и оружейная мастерская, прежде полностью принадлежавшие Парсису Фельду, давали около трех сотен фунтов ежегодно. Остальные предприятия — красильня, скотоводческая ферма, мебельный цех и эльдакрская скотобойня — приносили еще сто сорок фунтов.
   Доходы росли, и это было опасно. Законы в отношении кланов отличались суровостью. Горцам запрещалось приобретать собственность варлийцев и иметь земельные участки свыше двух акров. Горцам запрещалось владеть лошадью. Можно было иметь только мерина, и то ростом не выше четырнадцати с половиной ладоней. Запрещалось одалживать в банке деньги на сумму, превышающую пять чайлинов. Любой горец, у которого будет обнаружен лук, меч, ружье, лошадь выше указанного роста или способная давать потомство, будет признан мятежником и повешен.
   Несмотря на тот факт, что Мэв не нарушила ни единого закона, она знала — никакая защита ей не поможет. Все решал дух судебного разбирательства. Добившиеся успеха в предпринимательской или какой-то другой области горцы рассматривались как угроза нынешнему порядку, и с ними так или иначе разделывались.
   — Тогда зачем богатеть? — спрашивала себя Мэв. Она много думала об этом. Дело было не в деньгах, да и на что их могла потратить живущая в горах женщина? Жэму она объясняла, что богатство — это своего рода вызов.
   Он не понял.
   — Помнишь, мы ходили гулять на прошлой неделе? Ты увидел разрушенный участок стены и целый час перекладывал камни.
   — Конечно, но ведь через пролом мог уйти скот.
   — Верно. Но скот-то не твой, Гримо. И стена не твоя. Вот так же и в моем случае. Я вижу возможность развития дела, и меня раздражает, если эта возможность не используется.
   — Ради этого ты рискуешь жизнью?
   — Нет, не ради этого, — согласилась она. — Не знаю, как объяснить… У меня есть талант, и я должна его реализовать. Я постоянно говорю себе, что придет день, когда я остановлюсь. Но не останавливаюсь.
   Мэв оглянулась — Шула замешивала тесто. Эта робкая женщина не давала себе ни минуты покоя, хотя Мэв ясно дала понять, что она может остаться в доме на правах гостьи. Вместо этого Шула работала как служанка, постоянно находя себе занятие — чистила, мыла, стирала, чинила одежду Кэлина. Мэв вздохнула и, поднявшись по лестнице, вошла в западную спальню, которую занимал Жэм Гримо. Он еще спал. Мэв присела на край кровати и толкнула его в бок. Гримо застонал, повернулся, но не проснулся. От него пахло элем.