Геммел Дэвид. Сердце Ворона

   Алтерит, едва удержавшийся от того, чтобы не расхохотаться, был поражен тем, что публика, похоже, восприняла это заявление всерьез. Зрители сидели молча, внимательно слушая несшуюся со свидетельского места чушь.
   — Сколько раз вам приснилась белая коза? — спросил он.
   — Несколько, — ответил свидетель, тощий мужчина по имени Над Холдер, занимавшийся изготовлением ковров и живший в северной части города.
   — А когда вы поняли, что сон с козой стал результатом знакомства с Мэв Ринг?
   — Не понимаю.
   — Мне говорить медленнее?
   — Она меня околдовала, — сказал Холдер. — Хотела прибрать к рукам мое дело.
   — Вас не удивит, господин Холдер, если я сообщу суду, что располагаю свидетельствами того, что вы уже несколько лет являетесь посетителем дома порока?
   Над замигал и облизнул губы:
   — Но раньше я делал это не так часто.
   — Однако вы подтверждаете, что впервые пошли в бордель вовсе не под действием колдовства?
   — Меня искушал дьявол. — Холдер указал на Мэв Ринг. — Она слуга дьявола.
   — Когда вы догадались об этом? Два года назад, когда расширили дело на деньги, предоставленные моей подзащитной? Или может быть, год назад, когда получили первую солидную прибыль? Уточните,
   Свидетель явно нервничал.
   — Ну.., наверное, когда умер Парсис Фельд. Да, примерно в это время.
   — После того, как поговорили с Джорайном Шельдом?
   — М-м… да…
   — Понятно. Значит, это было не тогда, когда вам приснилась коза, не тогда, когда подсчитывали прибыль, полученную благодаря деловой сметке Мэв Ринг. Очень показательное признание, мастер Холдер. А на какую прибыль вы рассчитываете сейчас? Сколько вам обещано? Десять фунтов? Сто? Сколько?
   — Я об этом даже не думал, — хмуро ответил свидетель. — А здесь я лишь исполняю свой гражданский долг.
   Алтерит презрительно усмехнулся:
   — Вы подонок, Холдер. Наихудший из мерзавцев. Неблагодарный лжец, развратник и злодей.
   — Эй, почему это он так меня оскорбляет? — воскликнул возмущенный свидетель.
   — Господин Шаддлер, вам не позволено так говорить, — заметил епископ. — Вы должны извиниться.
   — Скорее съем на обед собачью блевотину, — ответил Алтерит.
   — Вы бесстыжий и дерзкий мошенник! Я приговариваю вас к еще двадцати ударам плетью.
   — Спасибо. У меня нет больше вопросов к этому человеку. Пусть заползает в нору, из которой выполз.
   — И еще двадцать! — закричал епископ.
   На следующее утро Арлин Бедвер вызвал очередного свидетеля, Джорайна Фельда. Это был угрюмый мужчина лет двадцати с лишним. Высокий и сутулый, он, заняв свое место, молитвенно сложил тонкие руки. Голос его звучал громко, но как-то глухо. Отвечая на вопросы Бедвера, Джорайн рассказал о там, что его отец, став партнером Мэв Ринг, изменился до неузнаваемости, пристрастился к выпивке, начал посещать заведения сомнительной репутации, много играть на деньги и вообще огрубел. Однажды, напившись, Фельд-старшпй признался сыну, что «продал душу в обмен на успех в делах». Когда дело дошло до перекрестного допроса, Алтерит поинтересовался, в какой момент свидетель начал подозревать о причастности Мэв Ринг к переменам в поведении его отца. — Как только узнал, что он отдал этой чертовке половину предприятия, — ответил Джорайн. — Понятно. Но тогда почему, обращаясь с жалобой к Мойдарту, вы ни словом не упомянули о колдовстве? Вы попросили разобраться в законности сделки между Мэв Ринг и вашим отцом, вы обвинили мою подзащитную в незаконном владении огнестрельным оружием, но ничего не сказали о колдовстве. Почему?
   — Я не должен вам отвечать.
   — Должны, мастер Фельд. Такова особенность нашей судебной системы. Находясь на месте свидетеля, вы обязаны отвечать мне, господину Бедверу, епископу и судьям. Позднее вам придется ответить и перед еще более высокой властью. Настанет день, мастер Фельд, и вы предстанете перед Истоком Всего Сущего и ответите Ему.
   — Моя совесть чиста. Эта женщина околдовала моего отца. Она заплатит за это.
   — Вы помогаете церкви?
   — Да.
   — Делаете взносы?
   — Да.
   — Когда вы сделали последнее пожертвование и сколько внесли?
   — Не понимаю, какое это имеет отношение к происходящему. — Джорайн перевел взгляд на епископа.
   — Я тоже, — отозвался на этот молчаливый призыв председатель. — К чему вы клоните, мастер Шаддлер?
   — Насколько мне известно, мастер Фельд внес пожертвование в пятьсот фунтов именно в тот день, когда была арестована Мэв Ринг. Мне подобное совпадение представляется весьма интересным, и я хочу, чтобы мои слова были записаны.
   Какое-то время все молчали, затем епископ как будто пришел в себя.
   — Не хотите ли вы сказать, что арест Мэв Ринг неким образом связан с вышеназванным пожертвованием? Вы обвиняете меня в продажности?
   — Я лишь хочу, чтобы все, имеющее отношение к этому делу, было должным образом записано. У меня нет никаких сомнений в том, чем планировалось завершить этот процесс. Я также твердо верю в варлийскую систему, которая, несмотря на то что многие из живущих в этом краю считают ее жестокой и несправедливой, основана на правосудии и истине. Истина — это такая вещь, которая рано или поздно проявляет себя, как бы ее ни прятали под горами лжи и фальсификации. Истина в конце концов восторжествует.
   — Вы просто негодяй! — заорал епископ. — Все! С меня хватит! — Он сделал знак стоявшим у выхода стражникам. — Выведите, отсюда этого человека и дайте ему двадцать ударов. Клянусь небом, я хочу увидеть кровь на его спине, когда он вернется в этот зал.
   Алтерита Шаддлера взяли под руки и вывели на задний двор. Ему разрешили снять плащ и рубашку, после чего привязали его руки к столбу. Потом к учителю подошел человек с плетью и небольшим кусочком кожи. Наклонившись к уху Алтерита, он прошептал:
   — Сожмите это зубами, сир, — Шаддлер закусил кожу. — Мне очень жаль, сир, я постараюсь не причинять вам особой боли. Вы хороший человек.
   Алтерит пытался считать удары, но почти сразу сбился. В какой-то момент кляп выпал, и учитель начал кричать. После двадцатого он просто повис на веревках, плача, как ребенок.
   Стражник помог ему подняться. Кто-то вытер спину и набросил на плечи рубашку.
   — Держитесь, сир, — посоветовал недавний палач. — Нельзя, чтобы воздух попал на раны. Я послал за вином с медом. Сейчас мы приложим смесь к спине, и вам станет легче.
   Алтерит вздохнул: ему было стыдно своих криков и слез.
   — Я не очень-то смелый человек, — признался он. — И плохо переношу боль.
   — Не думайте об этом, сир, и не терзайтесь. Смелость бывает разная. Я бы, например, не смог сказать в лицо епископу то, что сказали вы. Не уничижайтесь.
   Вернувшийся второй стражник принес вино и мед. Смесь поначалу щипала, но затем боль действительно ослабла. Первый стражник помог Шаддлеру одеться.
   Откуда-то из-за собора донесся стук молотка.
   — Что это за шум? — спросил Алтерит.
   — Строят эшафот для Мэв Ринг. Ее собираются сжечь. Нам сказали, что казнь назначена на послезавтра и состоится в полдень.
   Шаддлер опустил голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
   — Нам лучше вернуться, сир, — сказал стражник.
   — Мне стыдно, — прошептал учитель.
   — Вам нечего стыдиться, сир. Многие мужчины плачут, когда их наказывают плетью.
   Он покачал головой:
   — Вы неверно меня поняли. Мне стыдно оттого, что я варлиец.
   Несмотря на боль, Алтерит допросил каждого из оставшихся свидетелей обвинения, уделив особое внимание тому, в каком состоянии пребывало их предприятие до вступления в него Мэв Ринг и после оного. Столкнувшись с уклончивостью, он привел данные, показывающие соотношение уплаченных налогов до и после вмешательства той, кого обвиняли в колдовстве.
   Заседание закончилось поздно вечером, и учитель возвращался домой уже в темноте и под свист холодного ветра. Как он и сказал несчастному Гилламу Пирсу, шансов на то, чтобы переубедить данный состав суда, было очень мало. Решение приняли до того, как первый свидетель дал первые показания. И все же Алтерит Шаддлер надеялся, что соображения благопристойности возьмут вверх над жаждой мщения и заурядной корыстью.
   Теперь он знал, что надеяться не на что.
   Ему противостояло властное зло, сила, одолеть которую было невозможно. Жирный епископ — взяточник и распутник, аббаты — служаки, готовые отдаться любому ветру, лишь бы он принес их к покою, роскоши и богатству. И все же больше всего Алтерита угнетало другое: люди, давшие ложные свидетельские показания. Обычные граждане, руководствовавшиеся только жадностью.
   Где, размышлял учитель, найти хотя бы зачатки варлийского благородства духа?
   Перед его мысленным взором встало лицо Гиллама Пирса. Да, один хороший человек был.
   Алтерит Шаддлер тащился по мрачным, грязным закоулкам. Спина горела огнем, что было в общем-то к лучшему, потому что он вовсе не собирался спать. Слишком много дел.
   Утром следующего дня в суде выступит еще один свидетель, а потом защитник должен будет произнести заключительную речь. Алтерит уже знал, о чем скажет, но чувствовал, что ему нужны более убедительные аргументы. Этот суд свое решение вынес, но есть еще Варингас, и там его слова будут услышаны только в том случае, если найдут отклик и в умах, и в душах.
   С такими вот думами Алтерит Шаддлер пересек последнюю дорогу перед своим домом.
   Едва он сделал это, как из тьмы выступили две фигуры. Один из незнакомцев схватил его за руку, второй ткнул кулаком в лицо. В следующий момент обескураженного и ошеломленного Алтерита уже тащили в какой-то переулок. Он даже видел боковую дверь дома, но свет над ней почему-то не горел.
   Учитель узнал обоих — это были рыцари Жертвы. Доспехи они за ненадобностью сняли, но зато надели черные одежды, более подходящие, мелькнуло в голове Шаддлера, для задуманного ими темного дела.
   Его бросили к стене. Странно, но когда он прижался к ней, боль в спине ослабла.
   Они вытащили кинжалы.
   — Тебя предупреждали, — сказал первый. — Ты не внял предупреждениям. Твоя судьба была в твоих руках, и ты выбрал смерть. Сейчас ты заплатишь за все совершенное зло и за предательства.
   — Как вы можете так говорить? — спросил Алтерит, дивясь тому, что его голос не дрожит. — Неужели вы всерьез полагаете, что Исток благословит убийство в подворотне? Что одобрит уничтожение невинных сапожников и учителей?
   Первый из рыцарей улыбнулся:
   — Демоны наградили тебя звонким голосом и ловким языком, но это не поможет. Но если ты произнесешь слова покаяния, то не сгоришь в огненных озерах ада, а попадешь в рай.
   — Если в аду обитают такие, как вы, то уж лучше отправиться в ад.
   Второй рыцарь сунул в ножны кинжал и вытащил из-за пояса некий странный инструмент, похожий на щипцы с острыми, изогнутыми зубьями.
   — Что это? — испуганно спросил Алтерит.
   — Я пообещал сиру Гайану, что принесу ему твой лживый, грязный язык. Я бы мог вырвать его у мертвого, но теперь вижу, что ты заслуживаешь наказания за свои оскорбления.
   Ноги у учителя .стали подгибаться. Первый рыцарь сделал шаг вперед, схватил его за горло и приподнял.
   — Ну и ну, — прозвучал неподалеку негромкий, но твердый голос. — Какая же вы неприятная парочка.
   Рыцарь со щипцами резко повернулся, и Алтерит увидел темную фигуру, отчетливо вырисовывающуюся на фоне освещенной луной улицы. Незнакомец был в плаще, голову его покрывал капюшон, а вот оружием он, похоже, не располагал.
   — Уходи, бродяга, — сказал рыцарь. — Тебя это не касается.
   — Да, я бродяга, но славлюсь не этим, — спокойно и даже любезно отвечал незнакомец.
   Рыцарь убрал за пояс жуткие клещи и снова вытащил из ножен кинжал.
   — Дурень, это твой последний шанс. Уходи или праведный гнев положит конец твоей несчастной жизни.
   — А это уж не учитель ли? — продолжал человек в плаще. — Никогда он мне не нравился. Только и делал, что гонял моего племянника. Надо же, как ошибочны бывают скороспелые суждения. Подумать только, защищает горскую женщину и даже кнута не боится. А теперь, мои мышата, добродушие во мне иссякает. Ночь холодна, и мне хочется есть. Так что убирайтесь отсюда, пока целы, а то можете испортить свои милые личики.
   Рыцарь сделал молниеносный выпад, но правая рука незнакомца остановила кинжал, а кулак левой обрушился на физиономию обидчика. Не давая противнику опомниться, великан схватил его одной рукой за шиворот, второй за пояс и с размаху швырнул на стену. Выбитые зубы посыпались на камни мостовой.
   Алтерит застыл с открытым ртом. Второй рыцарь прыгнул на незнакомца с обнаженным кинжалом, но и его постигла участь первого. Блок, ошеломляющий удар в нос, сопровождавшийся хрустом костей, и еще один, в солнечное сплетение. Бросок на стену головой вперед — и второй рыцарь растянулся на земле рядом со своим неподвижным товарищем.
   Алтерит соскользнул по стене и опустился на камни. Боль в спине вспыхнула огнем, и его замутило.
   Великан приблизился к учителю, снял капюшон и присел на корточки. Взглянув на улыбающееся лицо, Шаддлер узнал человека, которого видел на ферме Мэв Ринг во время своего первого визита туда.
   — Какая же у вас интересная жизнь, учитель, — с усмешкой сказал Жэм Гримо.
   — Я.,, э-э… благодарю вас, сир, — пробормотал Алтерит. — Эти люди собирались убить меня, как убили Гиллама
   — Да, я слышал. Жаль, не успел прийти раньше. Ну, давайте войдем. Не сомневаюсь, что вы не прочь перекусить.
   — Не могу и смотреть на еду.
   — А я могу. Провел в пути пятнадцать часов и слаб, как новорожденный. — Он помог Алтериту подняться. — Ну же, пригласите меня пообедать, потому что карманы мои пусты.
   — Рад буду принять вас, сир. Я в долгу перед вами.
   — Не может быть в долгу человек, рисковавший жизнью, чтобы спасти мою Мэв.
   — Она говорила о вас, мастер Гримо.
   — Вряд ли вы услышали что-то хорошее. Суровая женщина Мэв.
   — О, сир, она говорила о вас хорошо. Но ее беспокоило, что вы… как бы это сказать…
   — Сделаю какую-нибудь глупость? — подсказал Жэм.
   — Вот именно.
   — Ладно, давайте поболтаем за обедом.
 
   Кэлин Ринг сидел на берегу черной реки. Небо было хмурое, и хотя света хватало, чтобы рассмотреть окружающий унылый пейзаж, ни луны, ни звезд он не видел. Даже на деревьях не было ни листочка.
   Высокий перевозчик в длинном плаще с надвинутым на лицо капюшоном стащил на воду легкую лодку и встал на корме с длинным шестом в руках.
   Усталость придавливала Кэлина к земле. Прислонившись к холодному серому камню, он молча наблюдал за тем, как суденышко скользит по застывшей водной глади, приближаясь к его берегу. Почувствовав тяжесть в руке, юноша разжал пальцы и увидел на ладони большую круглую черную монету. Она исчезла, потом появилась снова. Кэлин сжал пальцы, но они поймали лишь пустоту.
   Лодка пересекла реку и уткнулась в берег. Перевозчик терпеливо ждал. Кэлин поднялся и подошел к нему. Человек в плаще протянул руку.
   — Не давай ему монету, — сказала Ведунья.
   Кэлин медленно повернулся:
   — Почему вы здесь?
   — Я пришла, чтобы вернуть тебя домой, Сердце Ворона. Твое время еще не пришло. И место это не твое.
   — Я устал. Очень устал.
   — Знаю. Пойдем поговорим.
   Он бросил взгляд на перевозчика.
   — Подождет, — быстро сказала Ведунья.
   Она прошла к склону холма, села и стала ждать. Кэлину едва хватило сил, чтобы проследовать за ней, но он все же доплелся и тяжело опустился рядом.
   — Тебя ждет Чара. Юноша покачал головой:
   — Нет, Ведунья. Я потерял ее. Думал, что спас, но опоздал. Они сломили ее дух.
   — Не сломили. Чара Джас принадлежит племени ригантов. Пусть она и молода, но душа у нее старая. Чара сильна. Она поправится. Сейчас дочь Колла Джаса сидит у постели того, кого любит, ухаживает за ним, молится, чтобы болезнь ушла.
   — О ком вы говорите?
   — О тебе, Кэлин. Ты не знаешь этот мир. Твое тело находится в доме Джаса. Оно больно.
   — А это что за место?
   — Черная Река. Место потерянных душ. Сюда приходят отчаявшиеся, заблудившиеся, те, у кого разбито сердце, те, кто испытал поражение. Это место не для тебя. Нам нужно вернуться в мир живых людей.
   — У меня нет сил.
   — Ты сам не знаешь свою силу. В тебе течет кровь Коннавара. Ты ригант, Сердце Ворона.
   — Оставьте меня, Ведунья. Я устал, и перевозчик ждет.
   — Мэв Ринг в тюрьме. Ее арестовали и собираются сжечь на костре как ведьму.
   — Тетя Мэв? Ведьма? Это же чепуха.
   — Однако все именно так. Жэм уже там. Вскоре ее поведут на костер, и пятьдесят стражей будут охранять место казни.
   — Жэм не станет стоять в стороне.
   — Нет, не станет. У него большое сердце, такое же большое, как Кэр-Друах, и оно наполнено магией земли. Жэм Гримо настоящий ригант, во всех смыслах: большой, шумный и величественный. Ты ведь любишь его, не так ли?
   — Конечно. Он так много для меня значит.
   — И для меня тоже, Сердце Ворона, потому что в Жэме мы видим чудо духа ригантов.
   — Мне надо быть с ним. Я должен помочь.
   — Не можешь. Твое тело ослабело.
   — Но я должен что-то сделать, Ведунья! Скажите мне что. Я на все готов!
   — Распахни сердце, Кэлин, и сохрани в нем Жэма. Ты проживешь жизнь так, как он хотел: без ненависти, с любовью. Это нелегко.
   — Так Жэм умрет?
   — Все, что живет и дышит, когда-нибудь умирает. Когда настанет время Жэма, магия хлынет из него, как вешняя вода, и коснется каждого сердца. Такова его геза. И поверь, когда этот день наступит, Гримо не придет к реке отчаявшихся. И не будет никакого перевозчика.
   — Как мне попасть домой? — спросил Кэлин.
   — А ты хочешь?
   — Да.
   — Так тому и быть. Он закрыл глаза.
   Боль пронзила бок огненным копьем, и Кэлин застонал и открыл глаза. Над ним белел грубо отштукатуренный потолок с двумя балками из темного дуба. Чья-то рука сжимала его пальцы. Он повернул голову и увидел сидящую у кровати Чару Джас. На ее лице были слезы.
   — Рад видеть, что ты очнулся, — сказал, наклоняясь к нему, Колл Джас. — Ты всех нас немного напугал.
   — Где… Ведунья?
   — Обитательница Леса вернулась к озеру Птицы Печали, — ответила Чара. — Но она пробыла здесь всю ночь.
   — Я вас оставлю, — сказал Колл. — Отдыхай, Кэлин. Тебе надо залечить раны.
   Он услышал, как закрылась дверь, и посмотрел в зеленые глаза Чары;
   — Я люблю тебя.
   — Знаю.
   — Это я хотел сказать тебе в тот день у костра. Жаль, что не успел.
   — Не разговаривай. Лежи тихо.
   — Рено мертв.
   — Это я тоже знаю. Ты привел нас к великой победе. Риганты считают тебя героем. Мужчины говорят о тебе с уважением и восхищением.
   Она улыбнулась и пожала ему руку. Ее улыбка наполнила его такой радостью, что из глаз покатились слезы. Горло перехватило. Слова застыли, но он вцепился в ее руку так, словно от этого зависела его жизнь.
   — Я тоже тебя люблю, — сказала Чара и, наклонившись, поцеловала его в щеку.
 
   В ту ночь Галлиот Приграничник так и не сомкнул глаз, что случалось с ним крайне редко. Обычно он быстро засыпал, спокойно спал, не терзаемый кошмарами, и просыпался бодрым и отдохнувшим. Прошлую же ночь капитан крутился и ворочался, но так и не смог отгородиться от событий, случившихся в течение дня.
   Никто не сомневался в том, какое решение вынесет суд. Мэв Ринг сожгут на костре.
   Галлиот попытался убедить себя в том, что это не имеет никакого значения. Смерть одной горской женщины не потрясет основания варлийского правления. Он поправил подушку, лег на спину, перевернулся на бок… Наконец, понимая, что только разбудит спящую рядом Морин, капитан поднялся и спустился вниз, к камину, где за проволочной заслонкой догорал вечерний огонь.
   Дом у Галлиота был маленький, с черепичной крышей и извитыми плющом стенами. У сложенного в давние времена камина стояло ведерко, наполовину заполненное кусками угля. Капитан не стал зажигать фонарь, а уселся в любимое кресло, бросил несколько поленьев в умирающее пламя и налил стаканчик выдержанного уисгли.
   Немало горцев было казнено за последние десять лет по приказу Мойдарта. Некоторые не совершали никакого преступления. Но сейчас Галлиота волновали не вопросы виновности или невиновности. Его беспокоило нечто более важное, и он чувствовал это, несмотря на весь свой прагматизм.
   Теплое уисгли раскатилось по жилам приятной волной, расслабляя напрягшиеся мускулы.
   Утром он увидел нечто удивительное: школьный учитель Алтерит Шаддлер шел к Священному Суду в сопровождении дюжины горцев, напоминавших почетную гвардию. Потом один из тайных осведомителей сообщил о возвращении Жэма Гримо. «Вдова Барли говорит, что видела, как он ночью уложил двух рыцарей Жертвы, когда те напали на учителя». Капитан расплатился за ценные сведения тремя дэнами и задумался.
   Час спустя к нему заявился сам сир Гайан Кай, с порога потребовавший отправить людей на поиски неведомого злодея, напавшего ночью на двух его рыцарей. Галлиот спокойно выслушал гневную речь посетителя. Гайан Кай был высокий, широкоплечий, жилистый мужчина, как и все рыцари Жертвы, прекрасно владеющий мечом, булавой, секирой и кинжалом. Большинство рыцарей, что не было секретом для капитана, умели обращаться не только с мушкетом и пистолетом, но и слыли мастерами боевых единоборств. Никто не желал бы иметь таких врагов. Противники ордена всегда умирали, одни от кинжала наемных убийц, другие в пламени костров, и Галлиот не имел ни малейшего желания пополнять этот скорбный список. Поэтому капитан вежливо выслушал рыцаря, а когда тот закончил, спросил;
   — Вы говорите, что на них напал один человек? Можете дать его описание?
   — Могучего телосложения, ростом примерно шесть с половиной футов. Вероятно, одержимый демоном, потому как ни один простой смертный не мог бы так легко расправиться с двумя рыцарями. У него всего один глаз. Другой закрыт черной повязкой.
   — Что же, сир Гайан, такой человек вряд ли сможет остаться незамеченным. Я предупрежу своих людей.
   — Значит, вы не знаете, кто он?
   — Знаю, сир. Предоставьте это дело мне.
   — Вы поделитесь со мной тем, что вам известно?
   — Вам это не поможет, сир Гайан. Человек, о котором идет речь, горец и мошенник. Он может скрываться где угодно. Но мне вовсе нет нужды искать его.
   — Почему же?
   — Видите ли, он близкий друг Мэв Ринг. Он придет к месту казни и попытается спасти ее. Такова уж его натура.
   — Еще одна жертва колдовства.
   Сидя у камина, Галлиот вспоминал свой ответ. Даже сейчас он не знал, откуда пришел гнев, но все еще ощущал его холодную силу. Капитан поднял голову, посмотрел на дерзкого рыцаря и, не скрывая презрения, произнес:
   — Мы здесь вдвоем, сир Гайан, так что давайте не будем притворяться. Мэв Ринг такая же ведьма, как я или вы. Она жертва жадности и корыстолюбия мелких людишек и развращенных властителей. Ее смерть ляжет черным пятном на всех варлийцев. Мужчина, который попытается спасти ее, если чем-то и одержим, то только любовью и понятием чести. Он — великий человек. Клянусь Истоком, хотел бы я иметь пусть десятую долю его смелости.
   Сир Гайан поднялся и бросил злобный взгляд на Галлиота:
   — Сколько ваших людей будут на площади во время казни?
   — Пятьдесят. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы он был арестован до того, как учинит беспорядки.
   — Пусть только появится, я убью его сам, — пообещал рыцарь.
   Неожиданно для себя Галлиот рассмеялся.
   — Вы? Убьете Жэма Гримо? — Он покачал головой. — Никогда. Он ведь не какой-то маленький сапожник или тощий учитель. Он мужчина и воин!
   — Вижу, здесь немало развелось еретиков, — надменно заметил сир Гайан. — Когда все это закончится, я лично займусь искоренением греха. Для тех, кто защищает наших врагов, в Варлайне места нет. И вам, капитан Галлиот, тоже придется ответить на некоторые вопросы.
   — Попробуйте задержать Жэма Гримо, и вы вряд ли доживете до этого времени, — ответил капитан.
   Гайан Кай зловеще усмехнулся:
   — Будьте внимательны, Галлиот, когда мы поджарим ведьму. Послушайте, как она будет кричать. И запомните: еще до конца года так же будете кричать вы.
   Угроза возымела действие, Галлиот испугался. Даже сейчас, сидя у камина, он ощущал внутри себя этот страх, свернувшийся тугим клубком в животе. Но при этом, как ни странно, капитан не жалел о сказанном. Чем дольше наблюдал он за ходом судебного заседания, тем сильнее одолевало его беспокойство.
   Началось с того, что нанятые Алтеритом Шаддлером писцы так и не появились в зале. Учитель попросил дать ему время, чтобы выяснить причины их отсутствия. Ему отказали.
   Первым вызвали Онрая Шелана, талантливого оружейника, разработавшего для предприятия Персиса Фельда новые образцы пистолетов и мушкетов. Шелану было за тридцать, он происходил из известной варлийской семьи с незапятнанной репутацией. Когда Алтерит Шаддлер назвал его имя, судьи на какое-то время впали в оцепенение. Первым пришел в себя обвинитель Арлин Бедвер. Вскочив с места, он протестующе замахал руками:
   — Имя мастера Шелана не значится в списке важных свидетелей.