Геммел Дэвид. Яростный Клинок (Риганты - 1)

   - Я никогда больше не буду бояться, - ответила девушка. Конн не понял этих слов, но в голосе слышалось настолько явное облегчение, что он не стал расспрашивать ее подробнее.
   А теперь, лежа в постели, не мог выкинуть из головы слова Браэфара.
   Она кокетка, неужели ты не видишь?
   Конечно, видит и отчетливо помнит, как она смеялась, стоя во тьме с Кастой. Одного этого не хватило бы, чтобы его сильно обеспокоить, но оставался еще вопрос безликой страсти. В тот момент он не думал ни о чем, слишком кипела молодая кровь, однако теперь, вспоминая близость, осознал, что до первого оргазма девушка даже не понимала, кто он.
   Отринув сомнения, Конн сосредоточился на главном - Ариан сказала, что любит его.
   Через несколько дней она станет его женой, матерью его детей, единственной, вечной любовью сердца.
   Следующее утро выдалось ясным и холодным. На высоком холме к северу от поселения Руатайн натянул поводья и мрачно посмотрел на луга, где паслись его стада. Здесь собрали шесть сотен длинношерстных круторогих горных быков и коров. С севера дохнуло холодом, и Руатайн поежился, поскольку забыл плащ дома. Низкое серое небо обещало суровую зиму. До пира Самайна оставалось всего двенадцать дней.
   Пришпорив лошадку, он поехал через ряды животных, иногда помечая синей краской спины некоторых коров и быков. Восьмидневный пир был всегда временем великой радости для народов риганте. В этом году он состоится в Трех Ручьях, и народ со всей земли придет в деревню. Будут воздвигнуты сотни палаток, и к последнему дню здесь соберется более девяти тысяч людей.
   Мысли Руатайна были далеки от пиров и танцев. Для скотоводов зима представляла собой не только время опасностей и трудностей, но и время потерь. Только самый выносливый скот мог выжить. Некоторых убивали суровые морозы, других - скользкие склоны, на которых животные ломали ноги. К тому же приходили волки, львы, и даже порой медведи восставали из зимней спячки.
   Обмакнув руку в ведро с краской, притороченное к седлу, Руатайн подъехал к Баннио. Он сам выкормил ее, когда она была теленком, а ее мать загрыз лев. Хорошая была корова, но ей уже восемь лет, и последние два года без приплода. Руатайн решительно пометил краской ее широкую спину.
   Рядом с ней пасся старый бык, Мента. Переживет ли он приближающиеся холода, волков и львов? А если да, то сможет ли весной победить молодых быков и зачать крепких детенышей?
   Рядом с Руатайном ехал его главный пастух, Арбонакаст. Он ничего не говорил, молча глядел на своего господина.
   - Ну? - спросил наконец воин.
   Арбонакаст видел, что тот смотрит на Менту. Пастух пожал плечами.
   - Я бы дал ему шанс.
   - Дал ему шанс? Ты что, впал в сентиментальность?
   - Славный бык.
   Словно почуяв, что говорят о нем, Мента вскинул тяжелую голову. На солнце сверкнули острые изогнутые рога почти семь футов длиной.
   - Он не вечен, Арбон. - вздохнул Руатайн.
   - Ничто не вечно, - отозвался пастух.
   Арбонакаст был невысок и не слишком широк в плечах. В черных волосах блестели серебряные пряди, а над глубоко посаженными серыми глазами мохнатились темные брови. Лицо усеяли морщинки - следы пятидесяти лет трудностей и борьбы. Сильное худое лицо с резкими чертами. Руатайн верил ему больше, чем другим.
   - Значит, еще одна зима. Если он выживет, но потом проиграет молодому быку главенство над стадом, то отправится в котел.
   - Думаю, нас ждет недобрая зима, - проговорил Арбон, пришпоривая лошадь, и съехал с холма.
   Руатайн повернул домой. Конечно, зима будет недоброй. Как недобрыми были весна, лето и осень. Добрые времена ушли из его жизни вместе с Мирией. Он видел ее каждый день, смотрел, как она идет к ручью или сидит на солнышке, - и не разговаривал с ней вот уже три года. Руатайн следил, чтобы в его прежний дом регулярно доставлялась еда и деньги, когда они у него водились. Он часто общался с сыновьями. И все равно каждую ночь ему снилась она. Они снова были вместе и лежали рядом на залитом солнцем лугу. Руатайн гладил ее волосы и смотрел в зеленые глаза. Потом просыпался, и на него набрасывалась жестокая реальность.
   Он ни с кем не говорил о своих мучениях и старался жить, как всегда. Из его жизни ушла радость, и почти все в Трех Ручьях скоро заметили, что Руатайн сильно изменился. Куда девался грубоватый юмор, веселый нрав? Он стал беспокойным человеком, неприветливым и нетерпеливым.
   Весной он вместе с пятью другими мужчинами отправился отражать набег паннонов. В последовавшей короткой схватке Руатайн зарубил двоих. В таких набегах обычно никого не убивали. Часто брали в плен и потом отпускали за небольшой выкуп. Когда люди все же погибали, обычно причиной тому были фатальные случайности - неловкое падение с лошади или бегущий в панике скот, сметающий все на своем пути. А в тот день Руатайн бросился к паннонам, размахивая железным мечом. Двое немедленно пали мертвыми, остальные побросали оружие.
   Руатайн двинулся к пленникам, и глаза его горели боевой яростью. Арбонакаст заступил господину дорогу.
   - Думаю, все уже кончено, - сказал он.
   На мгновение всем риганте показалось, что воин сейчас ударит мечом своего, но Руатайн развернул лошадь и поехал в Три Ручья.
   Он часто думал о тех двух убитых. Оба были совсем молоды и отправились в первый набег. Ни один из них не ждал, что умрет. Руатайн остро чувствовал свою вину. Он мог - и должен был - сбить их на землю ударами плашмя. Воин думал о них и сейчас, возвращаясь домой. Расседлав коня, он пустил его пастись.
   В этот момент раздался стук копыт. Обернувшись, Руатайн увидел, как по восточному мосту скачет всадник, еще один пастух, Каста, сын Арбона. Он должен был собирать скот в южных холмах.
   - Что такое, парень? - спросил Руатайн.
   - Медведь-людоед, мой господин, напал на трех детей около поселения норвинов. Двоих убил, третьего унес. Его будто бы ранили, однако он ушел от охотников в западном направлении.
   - Они загнали его в наши земли и побоялись преследовать дальше?
   - Похоже, так, господин. Говорят, что медведь большой - такого огромного они еще не видели. .
   - Где его ранили?
   - В шести милях от водопада Ригуан.
   Руатайна охватил страх - мальчики отправились туда купаться.
   - Собери людей. Принесите копья и веревки. Бросившись в дом, он взял железный меч и охотничье копье.
   ГЛАВА 5
   Несмотря на холод, Риамфаде не хотелось вылезать из воды. Он знал, что плавает последний раз в году. Уже приближалась зима, в холмах падал первый снег. Юноша поплавал на спине, затем перевернулся и принялся наблюдать, как лучи солнца сверкают в струях водопада. Справа от него появилась радуга, и Риамфада, зачарованный, принялся смотреть на нее с восхищением. Затем рваное облако закрыло солнце, и радуга исчезла. Ах, если бы я только мог создавать такие цвета, подумал он.
   Где-то вверху раздался крик Гованнана. Взглянув в его сторону, юноша увидел, как сын кузнеца прыгает в воду со скалы. Потом он вынырнул, приглаживая длинные волосы, и поплыл к Риамфаде.
   - Ну что, накупался, маленькая рыбка?
   - Еще чуть-чуть, - ответил его друг.
   - У тебя губы посинели. Думаю, самое время вытереться. Гованнан бросил взгляд на берег, где Коннавар и Браэфар разожгли небольшой костер. Другие ребята сели вокруг него. Риамфада с разочарованием увидел среди них Галаниса и его брата. Они всегда пялились на него, и разговор неизбежно обращался к его увечным ногам. Это семейство появилось в деревне недавно, когда их отец приехал с юга работать на Руатайна.
   Риамфада неохотно повернул к берегу; Гованнан плыл рядом. Когда они доплыли, сын кузнеца вытащил его и отнес к огню, вытер ему ноги и обернул теплым плащом.
   - Будет холодная зима, - заметил Конн.
   - И длинная, - грустно согласился Риамфада.
   Гованнан вытерся, оделся и принялся пускать по воде "блинчики". Коннавар подошел к нему с камнями в руке. Немедленно началось соревнование - кто кинет дальше. Браэфар сел рядом с Риамфадой.
   - Ну вот, - сказал он, - опять. Они соревнуются во всем. Увечного юношу пробрала дрожь, и Крыло помог ему одеться и подкинул дров в костер.
   - Может, тебя заколдовали? - предположил Галанис. Он был высоким худым рыжеволосым юношей с рябым лицом.
   - Заколдовали? О чем ты? - спросил Риамфада с тяжелым сердцем.
   - Мы с братьями думали, уж не сиды ли наложили на тебя проклятие.
   Два других молодых человека, Барис и Гетенан, тоже смотрели на калеку.
   - Не думаю, чтобы кто-то меня проклинал, - неохотно ответил тот. - В год, когда я родился, было много увечных детей. Все они умерли. Ворна говорит, что их матерей одолела болезнь.
   - Лично я бы лучше умер, чем был калекой.
   - Заткнись, Барис, - набросился на него Браэфар. - Какие глупости ты говоришь!
   - Но это правда, - ответил Барис, краснея.
   - Это правда для тебя, - сказал Риамфада. - Ты всю жизнь ходил и бегал. Для тебя потеря ног была бы ужасной трагедией. А я никогда не пользовался ими и привык быть таким.
   - Что за сюрприз ты нам обещал? - спросил Браэфар, желая сменить тему.
   Риамфада улыбнулся и окликнул Конна и Гованнана. Юноши оставили свое соревнование и подошли к костру.
   - У меня камень подпрыгнул семь раз, - сообщил Ван. - На два раза больше, чем у него.
   - Ты нашел камень лучше, - проворчал Коннавар.
   Когда они уселись, Риамфада отвязал поясной мешочек и положил его на колени.
   - У меня есть подарки для вас троих, - сказал он. - Вы были очень добры ко мне, и я захотел отблагодарить вас. Надеюсь, вы не обидитесь.
   Он развязал последний узелок и раскрыл мешочек. Оттуда вытащил застежку для плаща из сверкающей бронзы и протянул ее Гованнану. Она была в форме оленя в прыжке и украшена серебряными завитками.
   - Какая красота, - проговорил Ван. - Никогда не видел такой чудесной вещи.
   Риамфада вынул из мешочка вторую брошь - маленький плетеный щит, сделанный из серебряных проволочек. И наконец, он вручил подарок Конну: бронзовый олененок запутался в серебряных терниях на полоске яркого золота.
   - Не знаю, что и сказать, - произнес Конн.
   - Тогда я скажу за тебя, братец, - вмешался Браэфар. - Спасибо, маленькая рыбка. Это чудесные подарки.
   - А нам ничего? - спросил Галанис. - Не знал, что за ношение калек полагаются такие славные вещицы.
   - Думай, что говоришь, - оборвал его Гованнан. - Или будешь собирать собственные зубы.
   - Там, откуда я родом, умение говорить прямо считается достоинством.
   - Между умением говорить прямо и грубостью есть большая разница, сказал Браэфар. - И вам лучше запомнить это, если хотите, чтобы с вами дружили. Например, я не припомню, чтобы кто-нибудь из нас произнес вслух, что таких уродливых парней, как вы, свет не видывал. Твое лицо, Галанис, напоминает дерево, в котором хотел угнездиться дятел. И все же, полагаю, что там, откуда вы родом, это сочли бы прямотой.
   Три брата поднялись и отправились в деревню. Последовало неловкое молчание. Молодой калека сидел как в воду опущенный. Конн нагнулся и положил руку ему на плечо.
   - Спасибо, Риамфада, - проговорил он, - но нам не нужна награда, ведь ты наш друг и нам приятно общаться с тобой.
   - Это не награда, - возразил тот. - Я просто хотел показать, как ценю вашу дружбу. Всех вас. Вы принесли мне много радости. Даже и не представляете сколько. Вам нравятся мои подарки?
   - Никогда мне не дарили таких чудесных вещей, маленькая рыбка, сказал Гованнан. - Я буду, беречь его.
   Они посидели еще немного. Когда солнце начало садиться, Гованнан затушил костер, а Коннавар поднял Риамфаду, чтобы отнести его домой.
   По пути они услышали далекий крик.
   - Что это? - прошептал Браэфар.
   Они поднялись на холм и вышли на открытую местность. На траве лежало тело со вспоротым животом и съеденным лицом. Траву усеивали пятна крови, похожие на маргаритки. Коннавар положил Риамфаду на траву и вытащил серебряный нож. По одежде они легко узнали Галаниса.
   - Медведь, - прошептал Гованнан. - И большой. - Он тоже обнажил клинок. Браэфар, у которого не было оружия, в ужасе смотрел на изуродованное тело. - Должно быть, остальные убежали. Залезли на дерево или что-нибудь в этом духе.
   Риамфада сидел на траве, настороженно глядя на стену деревьев. Из леса донесся еще один крик - и резко оборвался. Ветер дул с той стороны.
   - Он не сможет почуять нас, - прошептал Коннавар. - Бежим.
   Сунув клинок в ножны, Конн поднял Риамфаду, и молодые люди припустились по холмам. Местность была совсем открытая - ни кустов, ни деревьев, которые могли бы послужить укрытием. Риамфада смотрел на лес в ужасе, молясь, чтобы не появился медведь.
   - Ветер меняется, - выругался Гованнан.
   Стоило ему сказать это, как из-за деревьев в ста шагах от них показалась огромная фигура. На мгновение время застыло. Зверь подошел к телу Галаниса, открыл пасть и впился в него зубами. Потом, мотнув головой, подбросил тело в воздух, подхватил на лету и разорвал когтями. Пожалуйста, пусть он не увидит нас, молча молился Риамфада.
   Огромная голова повернулась в их сторону. Медведь оставил тело и направился к убегающим ребятам.
   - Он идет! - закричал молодой калека.
   Конн обернулся, а потом бросился бежать. Очень скоро Риамфада понял, что с ним на плечах Коннавар не сможет убежать от медведя.
   - Брось меня! - крикнул он. - Спасайся!
   Конн бежал, а потом снова обернулся. Медведь был не дальше, чем в тридцати шагах от него. Он остановился, положил Риамфаду на траву, вытащил нож и бросился на зверя.
   - Пожалуйста, беги, - молил калека.
   - Я вырежу сердце этого ублюдка, - прошипел Конн. Медведь приблизился и поднялся на задние лапы. Риамфада не мог оторвать от зверя глаз: больше восьми футов в высоту, черная морда перепачкана в крови. Расставив лапы, медведь обрушился на юношу. Конн не стал дожидаться смертоносного удара сам бросился на гиганта и вонзил нож ему в грудь. Струя крови ударила в лицо Риамфады. Коннавар отлетел в сторону, зверь снова бросился на него. На молодого калеку пала тень - Гованнан промчался мимо, прыгнул на спину медведя и вонзил собственный нож ему в шею. Тот снова поднялся на задние лапы и обернулся. Сын кузнеца был сброшен на землю, и нож остался в ране. Истекая кровью, Конн поднялся и снова атаковал. В его плечо вонзились когти. Серебряный нож юноши, несмотря на это, все-таки взметнулся, впиваясь в плоть врага. Медведь опустился на четыре лапы, прижимая юношу к земле. Гованнан, схватив огромный камень, кинулся к зверю и ударил его по голове. Тот обернулся, и огромные челюсти чуть не сомкнулись на руке юноши. Потом медведь снова поднялся на задние лапы, и в этот момент окровавленный Коннавар поднялся на колени и обеими руками загнал нож в живот твари. Огромная лапа ударила его по плечу, и Риамфада услышал звук ломающихся костей. Конн упал на траву, обмякший и безвольный, как тряпичная кукла.
   Раздался звук скачущих лошадей. Через Риамфаду перепрыгнул конь, и всадник пронзил грудь медведя копьем. Зверь нанес удар, пронзая шею лошади когтями. Всадник упал на землю. Ловко перекатившись, он обнажил длинный железный меч. Чудовище бросилось к нему. На голову медведя упала веревочная петля, не пуская к воину. Тот подбежал и вонзил меч в живот твари. Из леса показалась еще одна группа всадников. Некоторые опутывали раненого зверя веревками, другие поражали его копьями. И все это время воин продолжал разить железным клинком... Риамфаде начало казаться, что медведь никогда не умрет. Он убил вторую лошадь, а потом, наконец, запутался в веревках. Воин нанес три ужасающих удара по шее медведя, и тот рухнул на землю. Всадники спешились и снова и снова пронзали тушу копьями.
   - Помогите Конну! - закричал Риамфада. - Пожалуйста, помогите ему!
   Воин выронил меч и бросился к лежащему на земле юноше. Риамфада попытался подползти к нему. Гованнан поднял молодого калеку и прижал к себе.
   - Тебе не стоит смотреть на него, - печально сказал он. - Наш друг мертв.
   - Нет. Нет, этого не может быть.
   - Если и нет, то скоро умрет. Потеряв столько крови, люди не остаются в живых.
   Гованнан посадил Риамфаду на траву и побежал туда, где люди собрались вокруг недвижной фигуры Коннавара. Молодой калека видел, как они тщетно пытаются остановить кровь. Справа от них он увидел Браэфара. Мальчик стоял на траве на коленях и плакал. Риамфаде хотелось окликнуть его, но он не смел нарушать тишину, повисшую над полем. В нескольких футах от него рядом с убитыми им лошадями лежал гигантский медведь, опутанный веревками. Несколько людей поднялись в седла и поехали вверх по склону холма. Юноша сначала удивился, куда они едут, а потом вспомнил о мертвом Галанисе и его пропавших братьях. Его затрясло.
   Из леса вышла женщина с темными с проседью волосами, опиравшаяся на длинный посох. Оставшиеся люди попятились от нее, и Риамфада увидел, как она опустилась на колени рядом с Коннаваром. Женщина подняла тонкую руку и явно скомандовала что-то мужчинам. Трое подняли бесчувственного юношу. Женщина направилась обратно в лес, несущие Конна последовали за ней. Гованнан вернулся к Риамфаде.
   - Он жив, однако жизнь еле теплится в нем, - сказал сын кузнеца.
   - А кто эта женщина?
   - Ворна-колдунья. Его отнесут в ее пещеру.
   - Поговори с Браэфаром, - попросил молодой калека. Гованнан глубоко вздохнул.
   - И что я ему скажу?
   Они сидели вместе больше часа. Когда люди вернулись из пещеры Ворны, стало уже совсем темно и холодно. Другие всадники отыскали тела Галаниса и его братьев и, завернув в плащи, повезли в деревню.
   Руатайн вышел из леса и подошел к ребятам. Гованнан поднялся ему навстречу.
   - Что здесь произошло? - спросил воин.
   - Во всем я виноват, - ответил Риамфада.
   Руатайн сел рядом с калекой.
   - Почему?
   - Конн не мог бежать быстрее медведя со мной на спине, а бросить меня отказался. Он достал нож и напал на зверя. Гованнан помогал ему. - Слезы заструились по щекам. - Я так просил его бросить меня и бежать. Он мой друг, и мне не хотелось, чтобы он пострадал.
   - Он мой сын, - с чувством сказал Руатайн. - Конн никогда не бросил бы друга в беде. Значит, ты говоришь, Гованнан помогал ему?
   - Да, Конн бросился на него, а Ван прыгнул медведю на спину и ударил кинжалом.
   Воин поднялся и повернулся к сыну кузнеца.
   - Вы не особенно любили друг друга, - сказал он. - И все же ты рисковал жизнью ради него. Я не забуду этого. Я ссорился с твоим отцом, но на мою дружбу можешь рассчитывать, пока я жив.
   - Мой отец - хороший человек, сэр, - возразил Гованнан. - Правда, как и у меня, его язык пускается в галоп до того, как мозги окажутся в седле. Как там Конн?
   - Умирает, - коротко ответил Руатайн, стараясь не выдавать своих чувств. - Плечо и левая рука растерзаны, так что не зашьешь, и легкое порвано. Ворна пообещала приложить все усилия к тому, чтобы спасти его; пришлось оставить его. Она не разрешила мне сидеть рядом. Говорит, что мое присутствие помешает наложить необходимые заклятия.
   - Мне правда жаль, сэр, - проговорил Гованнан. Воин кивнул. Когда он заговорил, его голос дрожал.
   - Ты должен гордиться, мой мальчик. Сегодня ты стоял рука об руку с моим сыном перед лицом ужасного врага. Поверь, это изменило тебя. Ты теперь не просто старший сын кузнеца. Ты человек, поступивший правильно, более того, ты герой. - Он вздохнул и опустился на одно колено рядом с Риамфадой. - Не вини себя. Даже не будь тебя, ребята не смогли бы убежать от медведя. Герои бывают разные, не все из них сражаются. Когда ты попросил Конна бежать и спасаться, ты был готов пожертвовать своей жизнью за него. Понимаешь? Тебе тоже есть чем гордиться. А теперь я пойду домой.
   Когда у пещеры послышался стук копыт, у Ворны почти не осталось сил. Она знала, что они приедут. Не нужно быть колдуньей, чтобы понять: мать не будет дожидаться вестей о сыне, когда его жизнь висит на волоске. Что же касается мужчины, Ворна видела на его лице страшную муку и предполагала, что и он не сможет остаться в стороне. Поднявшись с края ложа, на котором покоился Коннавар, она взяла посох и вышла в ночь. Руатайн и Мирия спешились и приближались ко входу в пещеру.
   Какая они отличная пара, подумала Ворна. Высокий широкоплечий воин и гордая женщина рядом с ним. Она заглянула в их лица и увидела решимость. В зеленых глазах Мирии горел гнев и готовность спорить.
   Колдунья подняла руку.
   - Мужчина не может войти внутрь, - устало сказала она. - Если он сделает это, то разрушит паутину заклятий и мальчик умрет. Мать пусть попробует, хотя это все равно опасно для мальчика.
   - Как любовь матери может быть опасной? - с вызовом спросила Мирия.
   - Ты можешь назвать хоть одну причину, по которой я бы стала лгать тебе? - ответила Ворна. - Я наложила на него заклятия, хрупкие и непрочные. Звук твоих шагов способен потревожить их. А они - и моя магическая сила удерживают Коннавара в земле живых.
   - Тогда я буду двигаться бесшумно... я должна видеть его. Ворна знала, что Мирия скажет это. Подойдя ближе, она прошептала:
   - В пещере нельзя говорить, вздыхать или плакать. И ни при каких обстоятельствах не касайся Коннавара. Понимаешь?
   - Он будет жить? - спросила мать.
   - Не знаю. Сейчас важно, чтобы ты прислушалась к моим словам. Что бы ни случилось, ни звука. Если не уверена в себе, не ходи туда.
   - Я сделаю, как ты говоришь.
   - Он на краю гибели, - сказала Ворна. - Раны его ужасны. Готовься к их виду и будь сильной.
   Взяв Мирию за руку, она ввела ее в залитую светом лампы пещеру.
   Коннавар лежал лицом вниз на низкой кровати. Волосы на левом виске были сбриты, и длинная неровная рана аккуратно зашита от виска до подбородка. Окровавленная спина казалась сплошной массой швов. Левая рука была примотана к деревянным планкам. Конн лежал там бледный, такой бледный...
   Мирия стояла абсолютно неподвижно. Ворна взяла ее за руку и оттащила в сторонку.
   - Ни звука, - прошептала она, - пока мы не окажемся снова под звездами.
   Прижав руку ко рту, мать Конна попятилась, затем развернулась и кинулась вон из пещеры. Ворна последовала за ней. Руатайн шагнул им навстречу.
   - Как он?
   - Был бы мертв, когда б не исцеляющие заклятия, которые я знаю.
   - Он в сознании?
   - Нет. Вам лучше уйти, у меня еще много дел.
   - Проси меня о чем хочешь, - сказал воин. - Я на все готов, чтобы спасти сына.
   Ворна слишком устала, чтобы сердиться.
   - Я стараюсь изо всех сил, Руатайн. Пообещай мне ожерелье из звезд, и я все равно не смогла бы сделать большего. Но ты можешь приносить каждый день еду и немного вина. Мед восстанавливает силы и исцеляет.
   Проговорив это, Ворна побрела в пещеру и опустилась на стул рядом с постелью умирающего. Легонько коснувшись его шеи, нащупала пульс, слабый и неровный.
   - Набирайся сил, Коннавар, - прошептала она. - Пей их из моей души. Кончики пальцев стали теплыми, и колдунья почувствовала, как силы потекли из нее в юношу. Ворна убрала руку только тогда, когда почти потеряла сознание. Конн не шевельнулся, и дыхание оставалось таким слабым, что приходилось подносить к губам медное зеркальце, чтобы вообще его обнаружить. - Где ты, Коннавар? Где бродит твой дух?
   Ворна просидела с ним еще час, а потом заснула. Проснувшись, она немедленно проверила, дышит ли он. Юноша был едва жив. Медведь разорвал его спину, и он потерял очень много крови. Ворна наложила на раны сто сорок швов. Ему давно было пора умереть. Многое в его истории казалось выше ее понимания. Почему Морригу так заинтересовалась мальчиком? Почему сиды не убили его в Зачарованном лесу? Почему он до сих пор жив?
   Ворна знала, что сила ее заклятий велика, хотя даже все они, вместе взятые, не могли спасти Коннавара - раны слишком глубоки. Странно, что он до сих пор жив.
   Поднявшись со стула, она подошла к озерцу и выпила несколько кружек воды. На краю водоема лежали две вещи, которые были у Коннавара с собой, когда его принесли сюда: подаренный сидами нож и застежка плаща в форме олененка, запутавшегося в терниях. Красивая брошь и напоминающая о таинственном происшествии в Зачарованном лесу. Сиды не любят людей, и их законы неизменны. Смертный, зашедший в заповедный лес, рисковал жизнью. Однако его не убили, а заставили пройти испытание. Зачем? И почему именно олененок? Почему Конна наградили ножом? Она, конечно же, спросила их, но они не ответили.
   Ворна позавтракала сушеными фруктами и сыром, а потом вернулась к больному.
   Даже если он и выживет, то изменится до неузнаваемости. Какой пятнадцатилетний парень не изменился бы?
   Он проявил невероятную храбрость, схватившись со зверем. Правда, молодые иногда так поступают, уверенные в собственном бессмертии. Молодежь всегда считает, что будет жить вечно. Коннавар же, если выживет, будет знать, что это не так. Узнает, что не всех врагов можно победить, а мир опасное место. Будет ли он и впредь таким же отважным? Таким же самоотверженным?
   Ворна надеялась, что да.
   - Сначала тебе надо умудриться выжить, - сказала она лежащему без чувств юноше.
   Руатайн проехал вперед, и Мирия поймала себя на том, что не сводит взгляда с его могучих плеч. Ночь была холодной, ветер свирепо завывал в ущельях. Лошадь шла, опустив голову, а женщина плотнее закуталась в шаль. Звезды сияли в темном небе, и луна бросала свет на склоны Каэр Друаг. Мирия оцепенела. Ее разум наполнили мысли о прошлом, явившиеся из бездн памяти. Ночь, когда Конн появился на свет, и Вараконн вернулся с горы, а глаза его сверкали от страха перед неизбежностью смерти. Тогда он взял ее за руку и плакал от горя расставания со всем, что любил.
   - Не уходи, - молила она. - Останься и расти нашего сына. Руатайн поймет.
   - Поймет, но что я буду за человек, если брошу моего побратима?