Страница:
— Товарищ лейтенант, может, хорош за политику? Мне еще в коробке масло менять, а скоро уже ужин.
— Ужин на хрен тебе не нужен. Короче, дан приказ нам на север.
— А кому в другую сторону? — съязвил Константинов.
— Рядовой Константинов.
— Я.
— Два наряда вне очереди!
— Служу Советскому...
— Отставить. Пять нарядов!
— Есть.
— Понял, за что?
— Никак нет.
— Тогда плюс еще два.
— Товарищ лейтенант, по Уставу не имеете права больше пяти.
— А я тебе скоро начну каждый день по пять нарядов давать. Будешь мне дисциплину разлагать, сдам тебя Короткову. Он из тебя быстро дурь выбьет. Итак, завтра с утра у нас марш в район Алба-Юлия. Длина маршрута — двести километров. Срок командировки неизвестен, поэтому забирайте все свое. Шеломков!
— Я!
— Танки заправить, поставить дополнительные баки, их в зять в РМО. Боеприпасы — снаряды согласно боекомплекту, патроны, гранаты — два комплекта. В столовой получить сухпай на пять суток. Выдвигаемся спозаранку. Вопросы?
— Товарищ лейтенант, так мы совсем победили или нет?
— Да хрен его знает. Давайте быстро заканчивайте с танками и ужинать. Вольно. Разойдись.
Танкисты нехотя полезли снова в люки, в раскрытые крышки моторных отсеков. Шеломков подошел к Старикову.
— Чего тебе, Сергей?
— Да, товарищ лейтенант, хотел спросить, письма-то нам куда приходить будут, когда мы уедем отсюда?
— Мы ненадолго. Скорее всего, какую-нибудь дивизию без танков оставили. Приедем, пофорсим и назад. Как танк?
— А что танк, танк нормально. Пушчонку бы почистить.
— Снарядом пробьешь.
— А если застрянет от грязи снаряд-то?
— Вот тогда и будешь прочищать.
Коротков сам пришел провожать второй взвод. Говорил какие-то важные, но забывающиеся через пару секунд слова, уточнял маршрут, позывные. Солнце еще не встало, а прогретые двигатели, взревев, потащили «тридцатьчетверки» вперед. Впереди танк Старикова, на башне второго восседает Шеломков — командир 8-122, по совместительству старшина взвода. Третий танк — сержант Латунов. Хотя танки и быстро несутся, это все же не автомобиль. Для танка 40 километров в час — очень приличная скорость. (Мы не берем в расчет специально созданные быстроходные танки БТ, которые разгонялись до ста километров в час. Правда, нагрузка на трансмиссию и ходовую была слишком большой, и советским конструкторам пришлось принудительно ограничить обороты танковых двигателей.)
Пейзаж вокруг меняется неспешно. Пока достигнешь линии горизонта... Есть время подумать, прокрутить в голове прошлые разговоры, вспомнить эпизоды прошедших боев. Вот Коротков, например, никогда не кричит. Если злится, переходит почти на шепот. А получается смешно. Когда мы Гудериана долбили, я свой танк боком подставил фашистам. Ему бы заорать благим матом, а он чего-то шепчет в рацию. Слава Богу, эти артисты не успели залепить подкалиберным нам в бочину. Вот смеху-то было бы потом, когда нас от брони лопатами бы отскребали, бр-р-р, тьфу-тьфу-тьфу, чур меня... А когда того, первого долбили... Блин, я не мог себе раньше представить, что наши пушки — такая мощь! Ладно, румынские танки, они устарели лет двадцать назад. Но немецкие! Башни сносила милая вовсю. Чего-чего, а танки мы строить умеем!
Внимание танкистов, проезжающих по околице небольшой деревеньки, привлекла следующая картина: нескольких советских солдат окружила толпа женщин, размахивающих руками и что-то кричащих.
— А ну, стой, Марат, давай налево.
Танки, сойдя с трассы, подъехали к толпе.
— Что случилось, военные? — не спускаясь с башни, спросил Стариков.
— Да конфликт, товарищ танкист, не хотят паспорта казать.
Стариков спрыгнул с корпуса «тридцатьчетверки», нехотя, разминая затекшие от долгой езды ноги, подошел. Гомон утих, как только подъехали танки, но сейчас начинался вновь.
— Стоп, стоп, стоп! Я знаю, граждане цыганки, что у вас должен быть главный, вы можете базарить хоть три часа, а мне барона давайте. И переводчика. По-цыгански я не умею.
Навстречу ему выступил молодой парень. Черные вихры, тонкая полоска усов, быстрый взгляд. Невзирая на начинающуюся полноту, телодвижения его таили угрозу, как у пантеры: вот она лениво потягивается, а вот в следующую секунду может полоснуть когтями по горлу.
— Ну, я.
— Молод ты, парень, для барона.
— А какая тебе разница?
— Ты извини, но разговор с тобой может оказаться зряшным.
— Так ведь и ты не генерал.
— Это верно.
— Пусть паспорта покажут! — вмешался долговязый солдат-пехотинец.
— Красноармеец! Вы почему перебиваете старшего по званию?
— Так у вас погон не видно из-под комбеза, откуда ж я знаю...
— Я лейтенант, и отойдите к машине. А вы, товарищ гражданский, почему не выполняете требования военных? Вы же знаете, что они выполняют приказ!
— Так нет у нас паспортов. Никогда не будет. И, во-вторых, мы называем это выпрашиванием взятки, а не выполнением приказа.
— Что «это»?
— Требование паспортов, которых нет, и попытку взять одного из наших в заложники.
— А ну, стой! Какие заложники? Ты что, сдурел?! Красная Армия берет заложников?
Цыганки закричали каждая о своем, и над поляной снова повис гвалт.
— Стоп! Стоп! Тихо! Как тебя зовут? — Стариков ткнул пальцем в назвавшегося бароном.
— Ну, Сандро.
— Ты, Сандро, рассказывай.
— А что рассказывать? Вот тот тоже требовал барона. Вышел к нему Михай, они ему ласты завернули и в кузов. И намеки про девочек, про ракию!
— Не врешь?
— Чтоб мне лопнуть!
Стариков порывисто обернулся к энкавэдэшникам. Те вооруженные ППШ, смотрели мрачно, однако без признаков нервозности или страха. Лейтенант пошел к полуторке, но один из бойцов перекрыл ему дорогу.
— Уйди, — скомандовал Стариков.
— Не положено.
— Уйди, сука!
— Не положено!
Танкисты, наблюдавшие за сценой со своих танков, повыпрыгивали, на ходу щелкая предохранителями, передергивая затворы оружия. Со всех сторон окружили энкавэдэшников.
— Арестовать за неподчинение старшему по званию.
Стариков запрыгнул в кузов. Там действительно лежал связанный по рукам и ногам старик.
— Нож!
Нож подал сам Сандро. Игорь разрезал веревки.
— Свободен. Этих, — он показал на энкавэдэшников, — везите, откуда они приехали. Шеломков старший.
— На танке ехать?
— На машине, на их. Нечего соляру зря жечь. Отвезете, пенделя хорошего дайте и назад.
— Пешком?
— Шеломков, не зли меня! Сандро!
Тот снова подошел.
— Мы с тобой не договорили.
— О чем?
— О документах.
— Какие документы могут быть у нас? Офицер, ты часто спрашиваешь документы у ветра?
— Но ведь вы люди, граждане.
— Вольные, как ветер, люди. И граждане чего? Вот раньше жили мы на Украине. Когда голод пришел, ушли в Бессарабию. Вы снова туда пришли, мы в Румынию. Какие мы граждане? Мы ваши первопроходцы. Вы всегда следом за нами идете. Не скажешь, офицер, куда нам теперь идти, чтобы не ошибиться?
— Не скажу. Хотя идите, куда хотите, скоро везде мы будем.
— И в Германии?
— Сандро, а ты не шпион часом? Или не знаешь, что в Германии с твоим братом делают?
— Да враки, наверное, все это.
— Враки?
— Ну, пропаганда или карикатура, как ее там.
— Пропаганда?! А у нас говорят о цыганской почте. Мол, все новости в секунду меж цыганами известны по всему миру.
— Слушай, офицер, ты темы поднимаешь, которые за ночь не переговорить. Давайте, устраивайтесь на ночлег. Вечером запалим костерок, зарежем барашка, посидим.
— А утром ты выставишь меня взяточником?
— Да ты что?! Слушай, офицер, ты меня за пять минут разговора уже дважды успел смертельно обидеть! Не будет тебе прощенья, если вечером не выпьешь со мной!
— А солдаты?
— Всем хватит.
— Ах, вот ты про что. А караул?
— Ну, караулу нельзя, как и положено... или можно?
— Ладно. Посидим, поговорим.
Берлин. Рейхсканцелярия
— Само Провидение избрало нас! Оно нам и задает задачи, проверяет, достойны ли мы править всем Миром. То, что было в Европе, это пустяки! Главная цель сейчас — уничтожить большевизм! Поставить на место славянских недочеловеков! Невзирая на жертвы! Если немецкий народ способен, если немецкий народ достоин роли, предназначенной ему Провидением, он должен истребить монгольские орды усатого Чингисхана! Вот как я вижу нынешнюю картину бытия! Пора объявлять тотальную войну! Пора начинать действовать решительно и серьезно!
Гитлер перевел дух. То, что он называл ужином, безусловно, удалось в его понимании, но было безнадежно испорчено в глазах десятка присутствующих. Пикер, не притронувшись к еде, скорописью строчил в свой блокнот. Кейтель, получив очередную взбучку, не мог поднять глаз от тарелки, на которой одиноко лежала поджаристая свиная рулька. Итальянский гость Чиано, зять самого Муссолини, давно уже плюнув на приличия, сосредоточенно ковырял рыбу.
— Что, Кейтель, вкусна мертвечина? — Гитлер, по своему давно заведенному обычаю, принялся «воспитывать» бедного генерала, не разделявшего вегетарианских наклонностей фюрера.
— Мой фюрер, сейчас есть вещи поважнее вегетарианства.
— Вряд ли такие вещи есть. Вот вы лопаете мертвечину и не знаете, что клетки убитой дичи забивают поры мозга и мешают думать. Гении не едят мяса. Вы добьетесь, я вот возьму и прикажу генералам не давать мяса, чтобы думали лучше.
— А что, русские генералы не едят мяса?
— Кейтель, не дерзите! Хотя действительно. Русские, когда голодные, горы могут свернуть. А когда дорвутся до жратвы, спят на лавках да пердят в свои меховые шубы. Сталин их довел до голодного обморока, вот они и встрепенулись. Ну, ничего, скоро они попробуют европейской жизни в Румынии и Польше, наедятся и успокоятся. А в это время мы как...
А в это время в главном штабе ОКВ кипела работа. Обзвон городских управ в Польше и Пруссии позволил составить хоть какую-то картину, сложившуюся на 1 августа 1941 года.
«Русские войска, основной удар которых был нанесен по Южной Польше, вдоль границы Словакии с дальнейшим поворотом на север, уже вышли к берегам Балтийского моря. Наступавшая из Белостокского выступа группировка русских растоптала войска, готовившиеся к блицкригу, в несколько недель заняла Пруссию. Все войска, находящиеся в генерал-губернаторстве, можно списать на боевые потери. Потеряны 3500 танков (т.е. все), 2500 самолетов, десятки тысяч орудий и автомашин. Потеряно почти три миллиона солдат и офицеров. Неизвестна судьба Гота и еще множества генералов и офицеров. Исчез фон Бок, вылетевший выяснять обстановку на месте.
Такая же картина и в Юго-Восточной Европе. Русские ударили из-под Черновцов и Кишинева, окружили две румынские и 11-ю немецкую армию. Пока пехотные дивизии добивали окруженных, танковые корпуса за неделю захватили всю страну. Гудериан, собрав части, подавлявшие большевистский мятеж в Болгарии, прорвался по одному из уцелевших мостов через Дунай в Румынию в надежде защитить нефтяные скважины. Больше вестей от него не поступало.
25 июля король Румынии Михай объявил Антонеску низложенным и заключил оборонительный союз с Советской Россией. Подобный союз в тот же день заключили и представители так называемого Революционно-военного совета Болгарии, организации, свергнувшей царя Бориса и вновь захватившей власть в стране. Сейчас в Болгарии идут аресты лиц, сотрудничавших с немецкими службами и ориентирующихся на Берлин. Венгрия заняли выжидательную позицию, в стране проведена мобилизация, войска выдвигаются к границам. Переходящие румынскую границу группы отступающих немецких солдат принимаются благожелательно. Правительство Словакии отказалось проводить мобилизацию. Причиной называют боязнь спровоцировать вступление Красной Армии в страну и невозможность отразить таковое.
Финляндия объявила себя нейтральной. Немецкие войска (по легенде, транзитные в Норвегию, а на деле готовившиеся к нападению на СССР) интернированы. Оружие конфисковано. Транспорты, находящиеся в портах, задержаны. Удалось вырваться лишь истребительной эскадрилье, располагавшейся в Киркенесе. При этом часть машин была брошена.
Линкор «Дойчланд», попытавшийся прорваться в Финский залив и нанести удар по Кронштадту и Ленинграду, был обстрелян авиацией Балтийского флота, попал под огонь береговых батарей полуострова Ханко и получил повреждения, существенно понизившие его боеспособность. Когда попытался вырваться из Финского залива, попал под огонь батарей у Палдиски. Далее преследовался линкором «Октябрьская революция», эсминцами «Карл Либкнехт», «Грозный» и еще несколькими неустановленными кораблями. Был торпедирован. Затоплен экипажем на рейде г. Мемель.
Итог первого этапа войны крайне неутешителен. Линия фронта в Польше стабилизировалась по довоенной германо-польской границе. (Возможен политический кризис между Англией и СССР по поводу польского правительства. Известно, что Советы хотят поставить в Польше своих протеже. Лондон же намерен вернуть туда эмигрантское правительство.) В Румынии же красные занимают территорию, восполняя образовавшийся недостаток сил.
На сегодня главной задачей Штаба Верховного командования ОКВ является определение сроков и места нанесения второго удара, переброски вновь сформированных частей и организация обороны. Дело осложняется нехваткой вооружения, боеприпасов, горючего и транспорта. ОКВ считает наиболее вероятным удар в направлении Берлина из района Познани не ранее чем через месяц. Вероятен также удар из района Глейвица в направлении на Прагу. Действия из Румынии маловероятны».
Паулюс поставил точку в докладной, потер переносицу Не ожидал он столь быстрого развала германской армии. Не для того он годами тянул носок сапога на плацу, голами сидел над картами и лез по крутой карьерной лестнице, чтобы вот так.... Не удалось русских разгромить одним ударом. Не удалось из-за этого сумасшедшего в Рейхсканцелярии. Если бы не его постоянные переносы срока нападения, сейчас бы немецкие танки уже выбивали искры из булыжника Красной площади. Наверное, уже бы пали Баку и Ленинград, а проклятая Англия ощутила бы стальную руку на Суэце. Но история не терпит сослагательного наклонения. Придется решать проблемы наличными средствами. Как? Главное — передумать, перемыслить, в мозговом поединке победить русских лейтенантов с генеральскими звездами. Что предпринять?
Москва. Кремль
— Товарищи! — Шапошников прокашлялся. — Таким образом, нашей армией выполнены все задачи первого этапа операции «Гроза».
— Поздравляю. — Усы Сталина чуть тронула улыбка. — У товарища Голикова есть информация.
— Активизация югославских партизан под руководством Васо Иовановича разорвала связь немецких частей, находящихся в Греции, с территорией Германии. Чешские и словацкие партизаны при нашей поддержке фактически парализовали действия немецкой армии в этих странах и связь частей вермахта между собой. При вступлении Красной армии на занятые ими территории партизаны обязательно выступят в союзе с нами. Но, товарищ Сталин, нашему ведомству нужна санкция на изменение политики в отношении Венгрии. По последним данным, Хорти просит гарантий сохранения его режима в случае выхода из антикоминтерновского пакта.
— О таких гарантиях говорить рано. Такие гарантии надо заслужить, — усмехнулся в усы Сталин. — Итак, у нас сейчас есть возможность растянуть войска Германии на три фронта. Старая немецкая граница с Польшей — раз. Удар по Австрии и Словакии с Чехией снова создадут второй фронт. Выдавливание немцев из Греции на юг — три. В Греции — именно выдавливание. Надо заставить Гитлера организовать снабжение войск в Греции через Италию морским путем, а туда перебросить моряков-черноморцев, да и англичан пригласить.
— На дно Адриатики можно много кораблей пустить, — блеснул стеклами пенсне Берия. — Англичане будут рады возможности отомстить за свои конвои.
— А у Германии все меньше и меньше ресурсов для ведения войны, — добавил Голиков. — По нашим данным, у немцев остался недельный запас горючего, двухнедельный — по мелкокалиберным боеприпасам. Авиабомб и артснарядов нет вовсе.
Сталин жестом руки остановил пошедшее не по его сценарию совещание.
— Товарищ Шапошников. Вы просили слова перед Советом?
— Да. Спасибо. Товарищ Сталин, товарищи! В Генштабе сейчас просчитывается такой вариант действий: вести наступление не одновременно на трех направлениях, а поочередно. Какое сейчас самое опасное для немцев направление? Берлинское. Естественно, они перебрасывают туда все наличные силы. А мы в это время атакуем с юга, через Австрию в Южную Германию, севернее Альп. На берлинском же направлении мы демонстративно переходим к обороне и начинаем заниматься устройством польских и прусских дел. И все время бомбим транспортную инфраструктуру Германии. То есть делаем то, чего больше всего должен бояться Гитлер. И убеждаем его, что главная опасность — на юге.
— Вы, Борис Михайлович, нарушаете принципы стратегии, которые сами же нам и преподавали, — оторвался от трубки Сталин. — А как же принцип концентрации всех сил для достижения цели войны?
— Сил у нас для этого точно хватит. А цель войны, по-моему, настало время это озвучить, непременно должна измениться.
— Но мы так можем потерять темп наступления, — вступил в обсуждение Жуков. — У нас сейчас, что в Польше, что в Румынии, коммуникации чрезвычайно растянуты. Для того, чтобы наступление не выдохлось от нехватки военных материалов, мы уже сейчас должны приостановиться...
— И использовать остановку в своих целях, — продолжил Сталин. — Подтянуть резервы и заставить гитлеровцев под нашими бомбами метаться с одного фронта на другой, а расстояние это... — он наклонился над картой, — ... от пятисот до восьмисот километров.
— А Гитлер в это время восстановит свои бронетанковые силы! — не согласился Жуков.
— Известны все танковые заводы Германии. Мы можем разбомбить их за три ночи.
— Ви, пожалуйста, танковые заводы не трогайте, они нам еще пригодятся. Немцы производят в месяц не более трехсот танков. Что, наши бойцы не подобьют десять танков в день? Бензина у немцев нет, так что немецкие танковые силы можно более не принимать во внимание. А вот на сохранении господства в воздухе нужно обратить особое внимание. Тем более что Гитлер перебрасывает сейчас с западного направления истребительные части, воевавшие против Англии. Что скажет нам товарищ Рычагов?
— Истребителей противника мы перемелем. Они будут вынуждены вступать в бой малыми группами, а не массированно. Убежден, мы, товарищ Сталин, удержим превосходство в воздухе.
— Дай-то Бог. Теперь товарищ Кузнецов. — Адмирал Флота встал. — Сидите, пожалуйста. Скажите, сможем ли мы прорваться через черноморские проливы к берегам Греции, или нам нужно будет, исполняя договор по Проливам, прекратить войну с фашизмом?
— Я уверен, товарищ Сталин, что турецкие ВМС не смогут препятствовать нам в борьбе с фашизмом.
— Или все-таки смогут?
— Товарищ Сталин, я уверен в силе Черноморского флота.
— Товарищ Кузнецов, давайте не будем рисковать флотом из-за каких-то там договоров. Товарищ Берия, подготовьте совместно с товарищем Кузнецовым политическое обеспечение изменения режима судоходства в черноморских проливах. Товарищ Жуков, какие у вас соображения по сухопутной операции против Турции?
— Для ведения боевых действий против Турции потребуется оперативная войсковая группа в составе...
Румыния
Сладкий дым костра. Треск хвороста в огне. Огромные звезды в бездонном небе. Бархатное обаяние ночи вдалеке от городов. Вдалеке от войны. Ржание лошадей. Запах свежескошенной травы и теплого конского помета. Звон монисто и блеск быстрых черных глаз. Звон гитарных струн. Звон бубна. Буханье сердца.
Как давно в последний раз Стариков сидел вот так, никуда не торопясь, глядя на огонь, в котором от жара скручивалась береста, темнели бока белого полена, порохом вспыхивали сухие лапы ели.
Когда гости приходят неожиданно и нужно быстро их накормить, не ждать, пока сварится в котле мясо, пока размякнет в маринаде шашлык, кочевники делают верченую печень. Свежайшую печенку режут на небольшие кусочки, нанизывают на шампуры, посыпают солью, красным перцем. Все это обворачивают жировой пленкой, «сеточкой», как называют ее мясники. Получается эдакая колбаска. Сразу к раскаленным углям ее и следить, чтобы жир, вытапливающийся из сеточки, не капал в огонь. Вертеть, вертеть. Тогда весь жир останется внутри шашлыка. Запах!!! Вкус!!! И все это — за несколько минут. Красное вино гостям, шампур в руки, тост. А в это время те, кто помладше, пусть варят крутой бульон, жарят традиционный шашлык.
А гости и хозяин уже ведут неспешную беседу о ценах на лошадей и о победе в войне, об уважении младших к старшим и о любви мужчины к женщине. О предательстве и справедливости. О жизни. Рядом неохотно отдают тепло, накопленное за день, покрытые ночной испариной боевые машины. Бродит меж ними часовой, но скорее для порядка, чем опасаясь врага.
Русские люди, в отличие от западных, не страдают комплексом «полноценности», поэтому их всегда тянуло и будет тянуть к общению с представителями других культур. А если еще представители эти говорят по-русски! Как привести к одному знаменателю свободу по-русски и свободу по-цыгански? Что такое воля и вольность? Почему нужно и почему невозможно иметь свои, проросшие в землю корни? Что важнее: пространство (для тех, кто движется) или время (для тех, кто живет в доме, построенном прадедом, пашет раскорчеванную им землю)?
В середине ночи издалека послышался приглушенный мягкой почвой топот лошади. Встрепенулся часовой, напрягся Стариков. Прямо к костру подлетел всадник. По-цыгански поприветствовал, но, увидев солдат, а потом и разглядев танки, сразу замялся.
— Ты извини, — сказал Сандро, — он по-русски, чудак, не понимает. Я ему объясню на своем.
Быстро переговорив, пояснил:
— Сейчас ты и видишь работу цыганской почты. Плохие вести принес гонец... Чарку ему! Не врал ты, Игорь, когда говорил, что немцы с цыганами делают. Но почему, что мы им сделали? Чем не угодили?
— Они пытались строить тысячелетний Рейх, и им, наверное, не по себе, что есть народы, которые их намного старше. Вот и выбивают цыган, славян, евреев.
— Но почему тогда радиостанции всего мира кричат о геноциде только евреев?
— Свое тело всегда ближе, даже чем рубашка. У евреев есть свои радиостанции, газеты и деньги. У цыган их нет. А зачем евреям кричать о трагедии цыган? Ведь когда мы их победим, немцев-то, евреи наверняка запросят контрибуцию. Зачем им с цыганами делиться? А тем более — со славянами. А здесь нормальный НЭП. Вложил деньги — получил их обратно с прибылью. Все по Марксу: деньги — товар — деньги. Правда, товар-то — жизнь людей.
— Кто получит? Те, кто в газовых камерах?
— Нет. Те, кто в Америке и в Англии. Я ж тебе говорю: те, кто в лагерях, и есть товар. И деньги за них уже получены. Или будут получены? Короче, запутался я с тобой.
— Возьми меня с собой.
— Это зачем еще?
— Тебе переводчик нужен? Румынский знаю, венгерский, немецкий. Без языка нам нельзя никак.
— Зачем тебе это?
— Хочу сейчас, после того, что узнал, в глаза немцам посмотреть.
— Ну, есть у меня во взводе немец. Хороший парень.
— Советский?!
— Конечно, какой же еще!
— Нет, это не то.
— А что «то»?
— Ну, не знаю, нацист, что ли...
— Вот так и говори — нацист. Немецкая нация, знаешь ли, большая. Маркс, Тельман, Клара Цеткин...
— Да это евреи!
— Какие евреи, дурак. Немцы. Евреи у нас были.
— Во!!! А ты говоришь: мы, мол, оседлые.... А правят вами торгаши и кочевники без кола, без двора.
— Правили. В 37-м все переменилось.
— Надолго ли?
— А это сейчас, в этой войне, и решается. Победим всех врагов — значит, надолго. Нет — значит, и нам конец.
— И ты в такую битву меня брать не хочешь? Ты! Я тебя как самого дорогого гостя принял, барашка зарезал, а ты...
— Да пойми, не большой я начальник. Ну, довезу я тебя до ближайшей части. Там тебя в шею, меня под трибунал. Вот и повоюем.
— Слушай, я любого начальника приболтать сумею. Возьми ты, а там — не твое дело. А, может быть, я Первую цыганскую Бессарабскую конную дивизию организую!
— Первая конная уже есть, Буденный ты хренов.
— Ну, тогда просто переводчиком. Я в партию вступлю!
— Ага, возьмут тебя щас, в партию-то. Меня уже год как в кандидаты не берут, а ты в партию!
— Возьми, а? А я Азу попрошу тебе погадать...
— Ну, не знаю...
— Давай, возьми. Аза, поди сюда! Берешь?
— Ну, хорошо. Давай. Едем до места, а там сам договаривайся...
Работа летчика прифронтовой разведки оказалась намного сложнее, чем это представлялось Женьке раньше. Полеты весь световой день (а он ох какой длинный летом!). Прочесывание с воздуха огромных территорий. Бескрайние, правда, мелко нарезанные на наделы, поля. Перелески. Сеть горных речушек. Горы, горы, покрытые лесом... И нередкие пулеметные очереди из этих лесов.
— Ужин на хрен тебе не нужен. Короче, дан приказ нам на север.
— А кому в другую сторону? — съязвил Константинов.
— Рядовой Константинов.
— Я.
— Два наряда вне очереди!
— Служу Советскому...
— Отставить. Пять нарядов!
— Есть.
— Понял, за что?
— Никак нет.
— Тогда плюс еще два.
— Товарищ лейтенант, по Уставу не имеете права больше пяти.
— А я тебе скоро начну каждый день по пять нарядов давать. Будешь мне дисциплину разлагать, сдам тебя Короткову. Он из тебя быстро дурь выбьет. Итак, завтра с утра у нас марш в район Алба-Юлия. Длина маршрута — двести километров. Срок командировки неизвестен, поэтому забирайте все свое. Шеломков!
— Я!
— Танки заправить, поставить дополнительные баки, их в зять в РМО. Боеприпасы — снаряды согласно боекомплекту, патроны, гранаты — два комплекта. В столовой получить сухпай на пять суток. Выдвигаемся спозаранку. Вопросы?
— Товарищ лейтенант, так мы совсем победили или нет?
— Да хрен его знает. Давайте быстро заканчивайте с танками и ужинать. Вольно. Разойдись.
Танкисты нехотя полезли снова в люки, в раскрытые крышки моторных отсеков. Шеломков подошел к Старикову.
— Чего тебе, Сергей?
— Да, товарищ лейтенант, хотел спросить, письма-то нам куда приходить будут, когда мы уедем отсюда?
— Мы ненадолго. Скорее всего, какую-нибудь дивизию без танков оставили. Приедем, пофорсим и назад. Как танк?
— А что танк, танк нормально. Пушчонку бы почистить.
— Снарядом пробьешь.
— А если застрянет от грязи снаряд-то?
— Вот тогда и будешь прочищать.
Коротков сам пришел провожать второй взвод. Говорил какие-то важные, но забывающиеся через пару секунд слова, уточнял маршрут, позывные. Солнце еще не встало, а прогретые двигатели, взревев, потащили «тридцатьчетверки» вперед. Впереди танк Старикова, на башне второго восседает Шеломков — командир 8-122, по совместительству старшина взвода. Третий танк — сержант Латунов. Хотя танки и быстро несутся, это все же не автомобиль. Для танка 40 километров в час — очень приличная скорость. (Мы не берем в расчет специально созданные быстроходные танки БТ, которые разгонялись до ста километров в час. Правда, нагрузка на трансмиссию и ходовую была слишком большой, и советским конструкторам пришлось принудительно ограничить обороты танковых двигателей.)
Пейзаж вокруг меняется неспешно. Пока достигнешь линии горизонта... Есть время подумать, прокрутить в голове прошлые разговоры, вспомнить эпизоды прошедших боев. Вот Коротков, например, никогда не кричит. Если злится, переходит почти на шепот. А получается смешно. Когда мы Гудериана долбили, я свой танк боком подставил фашистам. Ему бы заорать благим матом, а он чего-то шепчет в рацию. Слава Богу, эти артисты не успели залепить подкалиберным нам в бочину. Вот смеху-то было бы потом, когда нас от брони лопатами бы отскребали, бр-р-р, тьфу-тьфу-тьфу, чур меня... А когда того, первого долбили... Блин, я не мог себе раньше представить, что наши пушки — такая мощь! Ладно, румынские танки, они устарели лет двадцать назад. Но немецкие! Башни сносила милая вовсю. Чего-чего, а танки мы строить умеем!
Внимание танкистов, проезжающих по околице небольшой деревеньки, привлекла следующая картина: нескольких советских солдат окружила толпа женщин, размахивающих руками и что-то кричащих.
— А ну, стой, Марат, давай налево.
Танки, сойдя с трассы, подъехали к толпе.
— Что случилось, военные? — не спускаясь с башни, спросил Стариков.
— Да конфликт, товарищ танкист, не хотят паспорта казать.
Стариков спрыгнул с корпуса «тридцатьчетверки», нехотя, разминая затекшие от долгой езды ноги, подошел. Гомон утих, как только подъехали танки, но сейчас начинался вновь.
— Стоп, стоп, стоп! Я знаю, граждане цыганки, что у вас должен быть главный, вы можете базарить хоть три часа, а мне барона давайте. И переводчика. По-цыгански я не умею.
Навстречу ему выступил молодой парень. Черные вихры, тонкая полоска усов, быстрый взгляд. Невзирая на начинающуюся полноту, телодвижения его таили угрозу, как у пантеры: вот она лениво потягивается, а вот в следующую секунду может полоснуть когтями по горлу.
— Ну, я.
— Молод ты, парень, для барона.
— А какая тебе разница?
— Ты извини, но разговор с тобой может оказаться зряшным.
— Так ведь и ты не генерал.
— Это верно.
— Пусть паспорта покажут! — вмешался долговязый солдат-пехотинец.
— Красноармеец! Вы почему перебиваете старшего по званию?
— Так у вас погон не видно из-под комбеза, откуда ж я знаю...
— Я лейтенант, и отойдите к машине. А вы, товарищ гражданский, почему не выполняете требования военных? Вы же знаете, что они выполняют приказ!
— Так нет у нас паспортов. Никогда не будет. И, во-вторых, мы называем это выпрашиванием взятки, а не выполнением приказа.
— Что «это»?
— Требование паспортов, которых нет, и попытку взять одного из наших в заложники.
— А ну, стой! Какие заложники? Ты что, сдурел?! Красная Армия берет заложников?
Цыганки закричали каждая о своем, и над поляной снова повис гвалт.
— Стоп! Стоп! Тихо! Как тебя зовут? — Стариков ткнул пальцем в назвавшегося бароном.
— Ну, Сандро.
— Ты, Сандро, рассказывай.
— А что рассказывать? Вот тот тоже требовал барона. Вышел к нему Михай, они ему ласты завернули и в кузов. И намеки про девочек, про ракию!
— Не врешь?
— Чтоб мне лопнуть!
Стариков порывисто обернулся к энкавэдэшникам. Те вооруженные ППШ, смотрели мрачно, однако без признаков нервозности или страха. Лейтенант пошел к полуторке, но один из бойцов перекрыл ему дорогу.
— Уйди, — скомандовал Стариков.
— Не положено.
— Уйди, сука!
— Не положено!
Танкисты, наблюдавшие за сценой со своих танков, повыпрыгивали, на ходу щелкая предохранителями, передергивая затворы оружия. Со всех сторон окружили энкавэдэшников.
— Арестовать за неподчинение старшему по званию.
Стариков запрыгнул в кузов. Там действительно лежал связанный по рукам и ногам старик.
— Нож!
Нож подал сам Сандро. Игорь разрезал веревки.
— Свободен. Этих, — он показал на энкавэдэшников, — везите, откуда они приехали. Шеломков старший.
— На танке ехать?
— На машине, на их. Нечего соляру зря жечь. Отвезете, пенделя хорошего дайте и назад.
— Пешком?
— Шеломков, не зли меня! Сандро!
Тот снова подошел.
— Мы с тобой не договорили.
— О чем?
— О документах.
— Какие документы могут быть у нас? Офицер, ты часто спрашиваешь документы у ветра?
— Но ведь вы люди, граждане.
— Вольные, как ветер, люди. И граждане чего? Вот раньше жили мы на Украине. Когда голод пришел, ушли в Бессарабию. Вы снова туда пришли, мы в Румынию. Какие мы граждане? Мы ваши первопроходцы. Вы всегда следом за нами идете. Не скажешь, офицер, куда нам теперь идти, чтобы не ошибиться?
— Не скажу. Хотя идите, куда хотите, скоро везде мы будем.
— И в Германии?
— Сандро, а ты не шпион часом? Или не знаешь, что в Германии с твоим братом делают?
— Да враки, наверное, все это.
— Враки?
— Ну, пропаганда или карикатура, как ее там.
— Пропаганда?! А у нас говорят о цыганской почте. Мол, все новости в секунду меж цыганами известны по всему миру.
— Слушай, офицер, ты темы поднимаешь, которые за ночь не переговорить. Давайте, устраивайтесь на ночлег. Вечером запалим костерок, зарежем барашка, посидим.
— А утром ты выставишь меня взяточником?
— Да ты что?! Слушай, офицер, ты меня за пять минут разговора уже дважды успел смертельно обидеть! Не будет тебе прощенья, если вечером не выпьешь со мной!
— А солдаты?
— Всем хватит.
— Ах, вот ты про что. А караул?
— Ну, караулу нельзя, как и положено... или можно?
— Ладно. Посидим, поговорим.
Берлин. Рейхсканцелярия
— Само Провидение избрало нас! Оно нам и задает задачи, проверяет, достойны ли мы править всем Миром. То, что было в Европе, это пустяки! Главная цель сейчас — уничтожить большевизм! Поставить на место славянских недочеловеков! Невзирая на жертвы! Если немецкий народ способен, если немецкий народ достоин роли, предназначенной ему Провидением, он должен истребить монгольские орды усатого Чингисхана! Вот как я вижу нынешнюю картину бытия! Пора объявлять тотальную войну! Пора начинать действовать решительно и серьезно!
Гитлер перевел дух. То, что он называл ужином, безусловно, удалось в его понимании, но было безнадежно испорчено в глазах десятка присутствующих. Пикер, не притронувшись к еде, скорописью строчил в свой блокнот. Кейтель, получив очередную взбучку, не мог поднять глаз от тарелки, на которой одиноко лежала поджаристая свиная рулька. Итальянский гость Чиано, зять самого Муссолини, давно уже плюнув на приличия, сосредоточенно ковырял рыбу.
— Что, Кейтель, вкусна мертвечина? — Гитлер, по своему давно заведенному обычаю, принялся «воспитывать» бедного генерала, не разделявшего вегетарианских наклонностей фюрера.
— Мой фюрер, сейчас есть вещи поважнее вегетарианства.
— Вряд ли такие вещи есть. Вот вы лопаете мертвечину и не знаете, что клетки убитой дичи забивают поры мозга и мешают думать. Гении не едят мяса. Вы добьетесь, я вот возьму и прикажу генералам не давать мяса, чтобы думали лучше.
— А что, русские генералы не едят мяса?
— Кейтель, не дерзите! Хотя действительно. Русские, когда голодные, горы могут свернуть. А когда дорвутся до жратвы, спят на лавках да пердят в свои меховые шубы. Сталин их довел до голодного обморока, вот они и встрепенулись. Ну, ничего, скоро они попробуют европейской жизни в Румынии и Польше, наедятся и успокоятся. А в это время мы как...
А в это время в главном штабе ОКВ кипела работа. Обзвон городских управ в Польше и Пруссии позволил составить хоть какую-то картину, сложившуюся на 1 августа 1941 года.
«Русские войска, основной удар которых был нанесен по Южной Польше, вдоль границы Словакии с дальнейшим поворотом на север, уже вышли к берегам Балтийского моря. Наступавшая из Белостокского выступа группировка русских растоптала войска, готовившиеся к блицкригу, в несколько недель заняла Пруссию. Все войска, находящиеся в генерал-губернаторстве, можно списать на боевые потери. Потеряны 3500 танков (т.е. все), 2500 самолетов, десятки тысяч орудий и автомашин. Потеряно почти три миллиона солдат и офицеров. Неизвестна судьба Гота и еще множества генералов и офицеров. Исчез фон Бок, вылетевший выяснять обстановку на месте.
Такая же картина и в Юго-Восточной Европе. Русские ударили из-под Черновцов и Кишинева, окружили две румынские и 11-ю немецкую армию. Пока пехотные дивизии добивали окруженных, танковые корпуса за неделю захватили всю страну. Гудериан, собрав части, подавлявшие большевистский мятеж в Болгарии, прорвался по одному из уцелевших мостов через Дунай в Румынию в надежде защитить нефтяные скважины. Больше вестей от него не поступало.
25 июля король Румынии Михай объявил Антонеску низложенным и заключил оборонительный союз с Советской Россией. Подобный союз в тот же день заключили и представители так называемого Революционно-военного совета Болгарии, организации, свергнувшей царя Бориса и вновь захватившей власть в стране. Сейчас в Болгарии идут аресты лиц, сотрудничавших с немецкими службами и ориентирующихся на Берлин. Венгрия заняли выжидательную позицию, в стране проведена мобилизация, войска выдвигаются к границам. Переходящие румынскую границу группы отступающих немецких солдат принимаются благожелательно. Правительство Словакии отказалось проводить мобилизацию. Причиной называют боязнь спровоцировать вступление Красной Армии в страну и невозможность отразить таковое.
Финляндия объявила себя нейтральной. Немецкие войска (по легенде, транзитные в Норвегию, а на деле готовившиеся к нападению на СССР) интернированы. Оружие конфисковано. Транспорты, находящиеся в портах, задержаны. Удалось вырваться лишь истребительной эскадрилье, располагавшейся в Киркенесе. При этом часть машин была брошена.
Линкор «Дойчланд», попытавшийся прорваться в Финский залив и нанести удар по Кронштадту и Ленинграду, был обстрелян авиацией Балтийского флота, попал под огонь береговых батарей полуострова Ханко и получил повреждения, существенно понизившие его боеспособность. Когда попытался вырваться из Финского залива, попал под огонь батарей у Палдиски. Далее преследовался линкором «Октябрьская революция», эсминцами «Карл Либкнехт», «Грозный» и еще несколькими неустановленными кораблями. Был торпедирован. Затоплен экипажем на рейде г. Мемель.
Итог первого этапа войны крайне неутешителен. Линия фронта в Польше стабилизировалась по довоенной германо-польской границе. (Возможен политический кризис между Англией и СССР по поводу польского правительства. Известно, что Советы хотят поставить в Польше своих протеже. Лондон же намерен вернуть туда эмигрантское правительство.) В Румынии же красные занимают территорию, восполняя образовавшийся недостаток сил.
На сегодня главной задачей Штаба Верховного командования ОКВ является определение сроков и места нанесения второго удара, переброски вновь сформированных частей и организация обороны. Дело осложняется нехваткой вооружения, боеприпасов, горючего и транспорта. ОКВ считает наиболее вероятным удар в направлении Берлина из района Познани не ранее чем через месяц. Вероятен также удар из района Глейвица в направлении на Прагу. Действия из Румынии маловероятны».
Паулюс поставил точку в докладной, потер переносицу Не ожидал он столь быстрого развала германской армии. Не для того он годами тянул носок сапога на плацу, голами сидел над картами и лез по крутой карьерной лестнице, чтобы вот так.... Не удалось русских разгромить одним ударом. Не удалось из-за этого сумасшедшего в Рейхсканцелярии. Если бы не его постоянные переносы срока нападения, сейчас бы немецкие танки уже выбивали искры из булыжника Красной площади. Наверное, уже бы пали Баку и Ленинград, а проклятая Англия ощутила бы стальную руку на Суэце. Но история не терпит сослагательного наклонения. Придется решать проблемы наличными средствами. Как? Главное — передумать, перемыслить, в мозговом поединке победить русских лейтенантов с генеральскими звездами. Что предпринять?
Москва. Кремль
— Товарищи! — Шапошников прокашлялся. — Таким образом, нашей армией выполнены все задачи первого этапа операции «Гроза».
— Поздравляю. — Усы Сталина чуть тронула улыбка. — У товарища Голикова есть информация.
— Активизация югославских партизан под руководством Васо Иовановича разорвала связь немецких частей, находящихся в Греции, с территорией Германии. Чешские и словацкие партизаны при нашей поддержке фактически парализовали действия немецкой армии в этих странах и связь частей вермахта между собой. При вступлении Красной армии на занятые ими территории партизаны обязательно выступят в союзе с нами. Но, товарищ Сталин, нашему ведомству нужна санкция на изменение политики в отношении Венгрии. По последним данным, Хорти просит гарантий сохранения его режима в случае выхода из антикоминтерновского пакта.
— О таких гарантиях говорить рано. Такие гарантии надо заслужить, — усмехнулся в усы Сталин. — Итак, у нас сейчас есть возможность растянуть войска Германии на три фронта. Старая немецкая граница с Польшей — раз. Удар по Австрии и Словакии с Чехией снова создадут второй фронт. Выдавливание немцев из Греции на юг — три. В Греции — именно выдавливание. Надо заставить Гитлера организовать снабжение войск в Греции через Италию морским путем, а туда перебросить моряков-черноморцев, да и англичан пригласить.
— На дно Адриатики можно много кораблей пустить, — блеснул стеклами пенсне Берия. — Англичане будут рады возможности отомстить за свои конвои.
— А у Германии все меньше и меньше ресурсов для ведения войны, — добавил Голиков. — По нашим данным, у немцев остался недельный запас горючего, двухнедельный — по мелкокалиберным боеприпасам. Авиабомб и артснарядов нет вовсе.
Сталин жестом руки остановил пошедшее не по его сценарию совещание.
— Товарищ Шапошников. Вы просили слова перед Советом?
— Да. Спасибо. Товарищ Сталин, товарищи! В Генштабе сейчас просчитывается такой вариант действий: вести наступление не одновременно на трех направлениях, а поочередно. Какое сейчас самое опасное для немцев направление? Берлинское. Естественно, они перебрасывают туда все наличные силы. А мы в это время атакуем с юга, через Австрию в Южную Германию, севернее Альп. На берлинском же направлении мы демонстративно переходим к обороне и начинаем заниматься устройством польских и прусских дел. И все время бомбим транспортную инфраструктуру Германии. То есть делаем то, чего больше всего должен бояться Гитлер. И убеждаем его, что главная опасность — на юге.
— Вы, Борис Михайлович, нарушаете принципы стратегии, которые сами же нам и преподавали, — оторвался от трубки Сталин. — А как же принцип концентрации всех сил для достижения цели войны?
— Сил у нас для этого точно хватит. А цель войны, по-моему, настало время это озвучить, непременно должна измениться.
— Но мы так можем потерять темп наступления, — вступил в обсуждение Жуков. — У нас сейчас, что в Польше, что в Румынии, коммуникации чрезвычайно растянуты. Для того, чтобы наступление не выдохлось от нехватки военных материалов, мы уже сейчас должны приостановиться...
— И использовать остановку в своих целях, — продолжил Сталин. — Подтянуть резервы и заставить гитлеровцев под нашими бомбами метаться с одного фронта на другой, а расстояние это... — он наклонился над картой, — ... от пятисот до восьмисот километров.
— А Гитлер в это время восстановит свои бронетанковые силы! — не согласился Жуков.
— Известны все танковые заводы Германии. Мы можем разбомбить их за три ночи.
— Ви, пожалуйста, танковые заводы не трогайте, они нам еще пригодятся. Немцы производят в месяц не более трехсот танков. Что, наши бойцы не подобьют десять танков в день? Бензина у немцев нет, так что немецкие танковые силы можно более не принимать во внимание. А вот на сохранении господства в воздухе нужно обратить особое внимание. Тем более что Гитлер перебрасывает сейчас с западного направления истребительные части, воевавшие против Англии. Что скажет нам товарищ Рычагов?
— Истребителей противника мы перемелем. Они будут вынуждены вступать в бой малыми группами, а не массированно. Убежден, мы, товарищ Сталин, удержим превосходство в воздухе.
— Дай-то Бог. Теперь товарищ Кузнецов. — Адмирал Флота встал. — Сидите, пожалуйста. Скажите, сможем ли мы прорваться через черноморские проливы к берегам Греции, или нам нужно будет, исполняя договор по Проливам, прекратить войну с фашизмом?
— Я уверен, товарищ Сталин, что турецкие ВМС не смогут препятствовать нам в борьбе с фашизмом.
— Или все-таки смогут?
— Товарищ Сталин, я уверен в силе Черноморского флота.
— Товарищ Кузнецов, давайте не будем рисковать флотом из-за каких-то там договоров. Товарищ Берия, подготовьте совместно с товарищем Кузнецовым политическое обеспечение изменения режима судоходства в черноморских проливах. Товарищ Жуков, какие у вас соображения по сухопутной операции против Турции?
— Для ведения боевых действий против Турции потребуется оперативная войсковая группа в составе...
Румыния
Сладкий дым костра. Треск хвороста в огне. Огромные звезды в бездонном небе. Бархатное обаяние ночи вдалеке от городов. Вдалеке от войны. Ржание лошадей. Запах свежескошенной травы и теплого конского помета. Звон монисто и блеск быстрых черных глаз. Звон гитарных струн. Звон бубна. Буханье сердца.
Как давно в последний раз Стариков сидел вот так, никуда не торопясь, глядя на огонь, в котором от жара скручивалась береста, темнели бока белого полена, порохом вспыхивали сухие лапы ели.
Когда гости приходят неожиданно и нужно быстро их накормить, не ждать, пока сварится в котле мясо, пока размякнет в маринаде шашлык, кочевники делают верченую печень. Свежайшую печенку режут на небольшие кусочки, нанизывают на шампуры, посыпают солью, красным перцем. Все это обворачивают жировой пленкой, «сеточкой», как называют ее мясники. Получается эдакая колбаска. Сразу к раскаленным углям ее и следить, чтобы жир, вытапливающийся из сеточки, не капал в огонь. Вертеть, вертеть. Тогда весь жир останется внутри шашлыка. Запах!!! Вкус!!! И все это — за несколько минут. Красное вино гостям, шампур в руки, тост. А в это время те, кто помладше, пусть варят крутой бульон, жарят традиционный шашлык.
А гости и хозяин уже ведут неспешную беседу о ценах на лошадей и о победе в войне, об уважении младших к старшим и о любви мужчины к женщине. О предательстве и справедливости. О жизни. Рядом неохотно отдают тепло, накопленное за день, покрытые ночной испариной боевые машины. Бродит меж ними часовой, но скорее для порядка, чем опасаясь врага.
Русские люди, в отличие от западных, не страдают комплексом «полноценности», поэтому их всегда тянуло и будет тянуть к общению с представителями других культур. А если еще представители эти говорят по-русски! Как привести к одному знаменателю свободу по-русски и свободу по-цыгански? Что такое воля и вольность? Почему нужно и почему невозможно иметь свои, проросшие в землю корни? Что важнее: пространство (для тех, кто движется) или время (для тех, кто живет в доме, построенном прадедом, пашет раскорчеванную им землю)?
В середине ночи издалека послышался приглушенный мягкой почвой топот лошади. Встрепенулся часовой, напрягся Стариков. Прямо к костру подлетел всадник. По-цыгански поприветствовал, но, увидев солдат, а потом и разглядев танки, сразу замялся.
— Ты извини, — сказал Сандро, — он по-русски, чудак, не понимает. Я ему объясню на своем.
Быстро переговорив, пояснил:
— Сейчас ты и видишь работу цыганской почты. Плохие вести принес гонец... Чарку ему! Не врал ты, Игорь, когда говорил, что немцы с цыганами делают. Но почему, что мы им сделали? Чем не угодили?
— Они пытались строить тысячелетний Рейх, и им, наверное, не по себе, что есть народы, которые их намного старше. Вот и выбивают цыган, славян, евреев.
— Но почему тогда радиостанции всего мира кричат о геноциде только евреев?
— Свое тело всегда ближе, даже чем рубашка. У евреев есть свои радиостанции, газеты и деньги. У цыган их нет. А зачем евреям кричать о трагедии цыган? Ведь когда мы их победим, немцев-то, евреи наверняка запросят контрибуцию. Зачем им с цыганами делиться? А тем более — со славянами. А здесь нормальный НЭП. Вложил деньги — получил их обратно с прибылью. Все по Марксу: деньги — товар — деньги. Правда, товар-то — жизнь людей.
— Кто получит? Те, кто в газовых камерах?
— Нет. Те, кто в Америке и в Англии. Я ж тебе говорю: те, кто в лагерях, и есть товар. И деньги за них уже получены. Или будут получены? Короче, запутался я с тобой.
— Возьми меня с собой.
— Это зачем еще?
— Тебе переводчик нужен? Румынский знаю, венгерский, немецкий. Без языка нам нельзя никак.
— Зачем тебе это?
— Хочу сейчас, после того, что узнал, в глаза немцам посмотреть.
— Ну, есть у меня во взводе немец. Хороший парень.
— Советский?!
— Конечно, какой же еще!
— Нет, это не то.
— А что «то»?
— Ну, не знаю, нацист, что ли...
— Вот так и говори — нацист. Немецкая нация, знаешь ли, большая. Маркс, Тельман, Клара Цеткин...
— Да это евреи!
— Какие евреи, дурак. Немцы. Евреи у нас были.
— Во!!! А ты говоришь: мы, мол, оседлые.... А правят вами торгаши и кочевники без кола, без двора.
— Правили. В 37-м все переменилось.
— Надолго ли?
— А это сейчас, в этой войне, и решается. Победим всех врагов — значит, надолго. Нет — значит, и нам конец.
— И ты в такую битву меня брать не хочешь? Ты! Я тебя как самого дорогого гостя принял, барашка зарезал, а ты...
— Да пойми, не большой я начальник. Ну, довезу я тебя до ближайшей части. Там тебя в шею, меня под трибунал. Вот и повоюем.
— Слушай, я любого начальника приболтать сумею. Возьми ты, а там — не твое дело. А, может быть, я Первую цыганскую Бессарабскую конную дивизию организую!
— Первая конная уже есть, Буденный ты хренов.
— Ну, тогда просто переводчиком. Я в партию вступлю!
— Ага, возьмут тебя щас, в партию-то. Меня уже год как в кандидаты не берут, а ты в партию!
— Возьми, а? А я Азу попрошу тебе погадать...
— Ну, не знаю...
— Давай, возьми. Аза, поди сюда! Берешь?
— Ну, хорошо. Давай. Едем до места, а там сам договаривайся...
Работа летчика прифронтовой разведки оказалась намного сложнее, чем это представлялось Женьке раньше. Полеты весь световой день (а он ох какой длинный летом!). Прочесывание с воздуха огромных территорий. Бескрайние, правда, мелко нарезанные на наделы, поля. Перелески. Сеть горных речушек. Горы, горы, покрытые лесом... И нередкие пулеметные очереди из этих лесов.