— Нет, Шеломкова я заберу. Потому как взять мне больше некого. Сами говорите, что дела там серьезные.
   — Ай, хрен с тобой...
   Короткое набулькал в алюминиевую кружку из фляги, пластанул хлеба, пододвинул Старикову банку с тушенкой:
   — Давай за встречу!
   — Так ведь за встречу пьют, когда...
   — Игорь, за нашу непременную встречу в скором будущем.
 
   Место прорыва было покрыто воронками, напоминающими лунные кратеры. Рядком лежали накрытые плащ-палатками тела наших солдат. Сиротливо стоял Т-26 со сбитой набок башней. Впереди шел «кюбельваген» Чернышкова. Потом три Т-34 стариковского взвода, за ними три Т-40 из разведбата и два немецких трофейных бронетранспортера с осназовцами. Продирались по разнесенной в пух и прах шоссейке. Спутанная «колючка», линии окопов с торчащими в небо дулами немецких пулеметов, каски там и тут, снова тела. Далее дорога нырнула в лес, но и здесь сохранились следы сражения. Разорванные деревья своими расщепами взывают к небу, черные ожоги на траве. Еще через несколько километров колонна БТ, расстрелянная с флангов. Здесь тоже суетится похоронная команда. Технари в танковых комбезах лазят по сгоревшим машинам, отвинчивают уцелевшие запчасти, а может, определяют, какие из танков можно восстановить, наполнить человеческими телами и вновь бросить в бой. В трехстах метрах — два разбитых панцера T-IV, плюс один чуть подальше. Экипажи «бэтэшек» вовремя обнаружили противника и хорошо стреляли, но не очень сильные пушки не смогли проломить лобовую броню тяжелых немецких танков. Счет 7-3 в пользу немцев. От роты быстроходных легких советских танков, рванувшихся в прорыв и попавших в танковую засаду, почти ничего не осталось.
   Игорь присвистнул, разглядев, сколько на третьем немецком танке было нарисовано белой краской танковых силуэтов, штук двадцать! И более половины из них были помечены красными звездами. Угрохали все-таки какого-то танкового аса!
   Но дорога ведет дальше на северо-запад. По обочинам -остатки разгромленной немецкой колонны, брошенные тяжелые орудия, раздавленные грузовики. И дальше новые картины хаоса и разрушения. К вечеру добрались до Хайльбронна, где догнали передовые танковые части Юго-западного фронта. Проехав через весь город, тормознули на западной окраине. По городу ходят трамваи, очереди стоят у магазинов, и советские танки высекают искры из многовековой брусчатки немецких улиц.
   Чернышков нашел командование мехкорпуса, доложился, договорился о заправке техники и о горячем ужине для личного состава. Стариков, как и его старый знакомый старлей Тимофеев, командующий танками разведвзвода, занялись с экипажами осмотром и профилактикой техники. Осназовцы поставили караул, сообразили где-то насчет пива и сосисок.
   Когда устроились на ночлег на территории выделенного для этой цели заводика, Чернышков в нетрадиционной, скажем прямо, для Красной Армии обстановке довел задание командования до личного состава:
   — Впереди нас уже точно нет никаких организованных сил, во всяком случае, разведке они неизвестны и разведданные на этот счет ничего не говорят. Они вообще ничего не говорят. «Туман войны». А задача простая. Есть такой городишко на Рейне — Мангейм. Там мост во Францию. Вот и все. Мост нужно взять и удержать. Сколько удерживать? Как всегда, до подхода наших. Расстояние отсюда — 80 километров. Один переход нам и два перехода мехкорпуса. Мост, скорее всего, не заминирован. В Мангейме — госпиталь, подпольная организация коммунистов и явная организация нацистов, все как всегда... здесь я проблем не вижу. Проблема в том, что мы пересекаем путь мощной германской группировке, отступающей во Францию. Группировку сдвигает сюда от Франкфурта 1-й Западный фронт. Если наши захватят мосты в Майнце, бежать им некуда. А нам нужно не только удержать мост, но и постараться сохранить его пропускную способность, чтобы, не форсируя Рейн, занять Саарскую область. Это основная кузница вооружений, нельзя допустить ее разрушения отступающими немецкими войсками. Да и вообще, Рейн — серьезная водная преграда. Перейдем его — и Франция, Бельгия, Голландия у нас в кармане. Так что задача очень непростая. Смертельно непростая. Помимо всего, франкфуртская группировка может кинуть на Мангейм войска прямо сейчас, так что возможен и встречный бой. Греет одно — вроде, войск у них действительно не осталось.
   — Стариков, твои Т-34, как и сегодня, пойдут впереди, следом — броневики с осназом, сзади твои, Тимофеев. Еще раз: наша задача — взять мост, а не встречающиеся по дороге города и веси. Поэтому скорость — прежде всего.
   — Потом, Игорь, смотри, — Чернышков ткнул в карту. — Как проскакиваем Мангейм, здесь развилка. Мы влево на мост, а ты вправо. Организуй танковую засаду, выбери место. Очень мне понравилось, что из засады танк сделать может. Хотя одну «тридцатьчетверку» мне все-таки оставь.
   — Шеломков.
   — Хорошо. На мосту вперед «броники». Мост проскакиваем, кладем охрану. Снимаем, если есть, взрывчатку, становимся с обеих сторон. Танки, Тимофеев, закопать по башню.
   — Понял.
   — И все. Ждем наших.
 
   На следующее утро из укутанного зябким предрассветным туманом города они вновь вырвались на просторы немецких автострад. Грохот траков Т-34, завывание Т-40, низкий рокот бронетранспортеров. Чернышковский «кюбель» впереди. Миновали Гейдельберг, Мангейм, вызывая прямо-таки священный ужас у гражданских, и через четыре часа встали у развилки. Чернышков подъехал к спешившемуся Старикову.
   — Ну что, Игорь, давай. Радиосвязь не теряй, держи постоянно. Найдите где-нибудь хитрое местечко.
   — Ты это... тоже там давай, смотри...
   — Ни пуха! А если чего... Привет Геноциду.
   — Да, Александр, там девчоночка одна есть... Если что...
   — Тьфу, на тебя, дурак! Если что! Я ж тебе говорю, не суйся там никуда сильно. А про Евгению твою я давно все знаю. Служба такая. Так что давай, пока.
   — Ни пуха!
   — Да пошел ты!
 
   Мост, а точнее, два моста стояли рядышком, как на картинке. Пять пролетов автомобильного и параллельно три пролета железнодорожного мостов связывали высокие берега бурной европейской реки. К огромным клепаным фермам вело шоссе, а справа подтягивалась насыпь железной дороги. Небольшой пост с этой стороны. Будка с часовым на той стороне реки. Пулемет на треноге, ряды «колючки». Чернышков остановил свой «кюбель», подозвал всех к одному из «броников».
   — Задача такая: они нас не ждут, вроде все тихо, поэтому делаем так: Шеломков, ты на своем танке отсюда поддерживаешь огнем пулеметов. Нас не зацепи. И мосты не зацепи. Всем внимание! Помните! Мосты могут быть заминированы! Сергей, как только мы захватываем мост, огонь по той стороне. По будке и по вон тому дому. — Он указал на добротный каменный дом метрах в двухстах от моста.
   — Далее, Тимофеев, как только мы берем пост, газу! Спрыгиваете в воду, сразу огонь. Выбираетесь на том берегу, удар с фланга по будке и держите в поле зрения тот дом. Чует мое сердце, там казарма охраны.
   — Пилипенко, вы на «бронике» едете первыми. Останавливаешься, мы подъезжаем сзади, имитируем остановку. Как только часовой к вам подходит, мы даем газу и прорываемся на мост. Вы кладете часового. Сами занимаете пулемет. Все. «Броник» вслед за нами, поддерживаете нас огнем.
   — Всем все ясно? Вопросы?
   — Не успеем мы войти в бой, — пробурчал Тимофеев.
   — Если мост рванут, успеете. Так хоть отомстите за меня, молодого, красивого.
   — Не, серьезно.
   — А серьезно следующее: если мост взорвут, а я погибну, вы все выдвигаетесь на помощь Старикову. Ваша задача — как можно дольше задержать отступающих немцев. Они-то рвутся к мостам, чтобы уйти за Рейн. И вам нужно будет их хоть чуть-чуть задержать. Тогда им в бок справа долбанет Юго-западный фронт. За Рейном немецких войск нет. Если мы их здесь порешим, то и война, считай, окончена.
   Если мост цел, а я погибну, командует старший лейтенант Тимофеев. Т-34 поставить на мосту. На обоих берегах выкопать для него капониры. Атакуют с этого берега — танк отступает на тот. Т-40 закопать на том берегу. Отсюда атака наиболее вероятна. Если не сможете удержать мосты, рвите их, расстреливайте из пушек. Вот, Шеломков, тебе схема наиболее слабых мест мостовой конструкции. — Александр достал из планшета блокнот, показал. — Когда будете долбить по этим сочленениям, мост рухнет, но его восстановить можно будет быстро.
   — Майор, а если их предупредили? Например, позвонили по телефону из Мангейма?
   — Шеломков, ты уже три месяца воюешь, за это время ты видел хоть одного, кто бы мог позвонить? Безалабернее немцев нет никого, я в этом убедился. Румыны, и те посильнее будут.
   — Товарищ майор, это вы больше с гражданскими воюете да с тыловыми. Зря вы так про них.
   — Спокойно, у них же бардак полный, никто ничего не знает и знать не хочет. Все. Проверить оружие. Радиосвязь только после первых выстрелов.
 
   Шеломков запрыгнул в танк. Сел на место наводчика. Через прицел, увеличив разрешение оптики, глянул на тот берег. Все спокойно. Часовой с карабином курит, облокотившись на мешки с песком. Под грибком — телефон полевой связи. Тимофеевские танки рокочут рядом. «Броники» пошли. Впереди — БТР Пилипенко, за ним — Чернышковский. Шеломков перевел прицел на часового на том берегу. Увидев бронетранспортеры, часовой бросил сигарету, поднял бинокль.
   — Осколочный! — Сергей навел маркер прицела на кладку мешков с песком. Часовой, бросив бинокль, кинулся к телефону.
   Шеломков нажал педаль спуска пушки.
 
   Приближающиеся к мосту бронетранспортеры немецкого производства у немецких охранников особых подозрений не вызвали. Из будки уже шел офицер, чтобы даже не проверить документы, атак, перекинуться словечком с новыми людьми, узнать последние фронтовые новости. Солдат уже взялся за переносной барьер из металлических уголков и колючей проволоки, чтобы открыть дорогу, как вдалеке ударил пушечный выстрел. Взвизг снаряда, и на том берегу раздался взрыв. Все повернули головы туда, где дорога выворачивает из-за лесополосы, и там, перекрывая шум несущихся во весь опор бронетранспортеров, раздался рев танкового дизеля и лязг танковых траков. Человек с непокрытой головой, высовывающийся из второго бронетранспортера, повернулся туда и погрозил кулаком.
   В ответ ему снова раздался выстрел, и новый снаряд поднял фонтан воды посреди реки. Из-за лесополосы показался большой советский танк, а за ним еще три, поменьше.
   — К бою! — раздалась команда. Это же очевидно — прорвавшиеся советские танки преследуют немецких мотострелков.
   Один бронетранспортер тормознул у поста, а другой, сломав ограждение и порвав колючую проволоку, чуть не задавив одного солдата, проскочил на мост и попер дальше. Снова выстрел танковой пушки, снаряд вновь ушел на тот берег.
   В ответ ему забормотал пулемет МГ, но из вставшего «броника», как черти из табакерки, выскочили шесть человек в камуфляжных костюмах и с немецкими автоматами. Короткие очереди, секундная рукопашная. Пилипенко уже у пулемета. Быстро повернув его назад, он врезал длинную очередь по фольварку, из которого бежали к посту на том берегу немецкие солдаты.
   Бронетранспортер Чернышкова проскочил мост. Из бойниц и из верхнего пулемета посыпались очереди. Второй «броник» тоже понесся по мосту...
   На захват мостов ушло не более минуты.
 
   — Ты чё стрелял? Ты, гад, под трибунал у меня пойдешь!
   — Товарищ майор, немец расшифровал вас! Вам еще метров пятьдесят оставалось, они бы вас в упор гранатами встретили. А я его снял. Еще лучше получилось.
   — Согласованный план в процессе выполнения изменять нельзя! А если бы они не поверили, что ты за нами гонишься?
   — Риск, конечно, был немалый, товарищ майор. Только времени согласовывать уже не было. И вы все прекрасно поняли, и немцы... а если бы они вас гранатами встретили, как бы я потом этот мост чертов брал?!
   — Блин! И как с тобой Стариков работает!
 
   — Гиацинт, это Баку, ответь, прием!
   — Баку, это Гиацинт, прием!
   — Как дела, что видно?
   — Оседлали шоссе, тут лесочек такой, обзор на три километра вперед. Пока ничего, стоим, ждем.
   — Стойте там, сейчас к нам подойдет конно-механизированная группа, жду с минуты на минуту. Потом сменим вас. Прием.
   — Понял, стою, жду. Прием.
   — Все, конец связи.
   Чернышков оглядел позиции. Танкисты и осназовцы, разобрав шанцевый инструмент, копали окопы. В первую очередь под пулеметы МГ, расширяли траншею, оставленную немцами. Трупы врагов перенесли в фольварк, из которого прогнали семью немецкого кулака. Во дворе, на время подготовки позиций, за каменными заборами спрятали Т-34 и «кюбель» с рацией. У перекрестка маячил одинокий БТР, водитель которого должен предупредить о подходе немцев с севера.
   — Товарищ майор, вас Гиацинт к рации!
   — Слушаю, Чернышков.
   — Баку, это Гиацинт-21. Подходит колонна грузовиков, жирненькая такая колонна!
   — Твое решение?
   — Атакуем навстречу, по полю. Обстрел ведем справа. Проходим ее всю, переезжаем дорогу налево и продолжаем разгром. После занимаем прежнюю позицию.
   — Как ты без пехоты-то, Игорь?
   — А я приближаться не буду, разгоню народ, расстреляем грузовики. Нам ведь продержаться немного надо, вот и посеем панику в рядах супостата.
   — У них есть артиллерия?
   — Пока не вижу...
   — Ну, давай, давай. Только не зарывайся сильно, у нас с тобой еще задач море, с кем мне их решать? Ладно, будь на связи.
   — Все, мы пошли... Острецов! Делай как я! Разбор целей самостоятельный, расход боеприпасов до половины боекомплекта. Вперед! Вперед!
 
   Чернышков, стоя у «кюбельвагена», слушал по рации перипетии боя. Слушал, как Стариков хвалил экипажи за натиск, слушал, как они начали громить колонну, как обнаружили в колонне развертывающиеся зенитные орудия, а потом связь прервалась. В эфире шуршало и шипело, но на призывы откликнуться никто больше не отвечал.
   Через час на горизонте появились танки и конники, и вскоре к мосту вышли первые подразделения конно-механизированной группы генерала Доватора. Чернышков, заправив «свои» машины, рванул по дороге, по которой уже продвинулись батальоны Юго-западного фронта, по которой ушел Стариков.
   Он нашел и останки разбитой в пух автоколонны, и два разбитых танка.
   Игоря не нашел...
 
   Москва. Кремль
 
   — Если Совдепия завоюет всю Евразию, то и участь всего остального мира будет решена. Это же как дважды два!
   — Поясните...
   — Видите ли, товарищ Сталин. Морское могущество, «Sea power», питает свою силу в преимуществах торгового строя. Просто, перемещая товары через море, они набавляют огромные проценты на стоимость, ими не произведенную. «За морем телушка — полушка, да рубль перевоз». А имея в своих руках торговые пути, можно задушить любую страну, если хотя бы несколько компонентов, необходимых в общественном производстве, перемещаются по морским коммуникациям...
   — Не везде так. Мы, например, решили вопрос с изготовлением резины без использования натурального каучука... в некоторых случаях блокада и закрытые границы имеют свои положительные стороны. По резине, например. Мы выпускаем такое количество шин, на которое и вдесятеро большего объема мирового производства натурального каучука не хватило бы. А что касается увеличения стоимости при перевозке, так это явление еще Карл Маркс описал.
   — Но вы представьте себе, что Англии и США не с кем торговать в Евразии. Что они сделают? Правильно! Закроют границы! А торговая война повергла Америку в Великую депрессию, и Штаты чуть за собой Британию не увлекли. А спас их...
   — Сталин.
   — А зачем?
   — А затем, что Советскому Союзу в то время нужны были реконструкция промышленности и перевооружение армии.
   — Вы взяли в кредит товары, пусть это и были средства производства, но дали тем самым нашему геополитическому противнику возможность вывести свою страну из затяжного экономического кризиса. Другими словами, купив станки, вы дали работу американским рабочим. Может, это и соответствует пролетарской солидарности, но этим вы отдалили пролетарскую революцию в Америке.
   — А у нас нет и не было задачи разжигать пролетарскую революцию, где бы то ни было. Мы те станки установили у себя, дав работу советским рабочим. Но те американские рабочие выпускают только станки и сейчас снова простаивают. А наши рабочие уже выпускают на станках самолеты, танки, тракторы, комбайны... они золото наше пустили на виллы, яхты, дорогих шлюх. А мы им еще и меха получше подкинули, чтобы шлюхи в цене не падали. Но... мы говорили о Евразии.
   — Да, я помню. Вы обратили внимание, что вместо классового врага я ввожу термин «геополитический противник». Вот что касается геополитики: сколько в Германии до войны было народу в армии?
   — По последним данным, около 120 дивизий, это примерно 5 миллионов человек.
   — А в Советском Союзе?
   — Примерно столько же.
   — Вот, смотрите. В Евразии десять миллионов молодых, здоровых, сильных мужчин вместо того, чтобы создавать общественный продукт, до недавнего времени просто стояли на границах и этот продукт проедали. А у нас точно такая же граница с Китаем, с Маньчжурией, с Турцией. Эти границы не просто нарисованы на картах. Они привлекают к себе внимание соседей и отвлекают потенциальных работников от производительного труда. Вы можете сказать, что это не так...
   — Не скажу. Это так, и что?
   — А сколько сил и средств притягивает к себе побережье Северного и Тихого океанов?
   — Вопрос некорректный. Эти территории мало освоены, нет необходимости защищать их со всем напряжением сил. А если кто и высадится, быстро будет сброшен обратно в Тихий океан. О Северном Ледовитом океане я уже и не говорю.
   — Вы, может быть, не знаете, но американцы так же бдительно охраняют свои побережья, как СССР охраняет свои северные границы.
   — Американцы тут нам не пример. Тем более что они всегда отличались своей безалаберностью. Я не удивлюсь, если они, к примеру, проморгают огромную японскую эскадру, числа, так скажем, 7 декабря.
   — Я о другом. Ведь все побережье может контролировать одна мощная эскадра, а все морские границы Евразии — несколько эскадр. Это не десятки миллионов человек. Это всего лишь несколько десятков тысяч. Предположим, «Sea Power» высадились в Персии. Сколько они могут высадить десанта? Ну, тридцать, ну, пятьдесят тысяч человек. Самолеты — десятками, танки — единицами, так?
   — Так.
   — Много ли нужно времени, чтобы перебросить туда пару корпусов, скажем, из Европы?
   — Месяц.
   — А самолеты перегнать на заранее оборудованные аэродромы? А экипажи танков перевезти по воздуху к танкам, которые заправлены, снаряжены и ждут в глубине Персии? Я так понимаю, что пропускная способность железных дорог на порядок выше, чем пропускная способность морских коммуникаций, на которых господствуют наши подводные лодки и крейсируют несколько наших флотов. Тем более что флотам и надо-то перерезать две нитки — у мыса Доброй Надежды и южнее Индии. Сколько недель протянет такой десант?
   А тем временем можно провести мобилизацию, ну и забрать... допустим, Австралию. Или Африку. Здесь разговор давно уже идет в континентальных масштабах. Вот поэтому я и утверждаю, Евразию нужно объединять всю, не оставляя для противника ни одного, даже самого малого, плацдарма.
   Правда, сюда приплетаются несколько мистических моментов...
   — Так, так, интересно.
   — Столица должна располагаться в сердце Империи. А сердце Империи находится в хакасских степях. Готовы ли вы, Император, перенести свою столицу в Абакан или в Кызыл?
   — Товарищ Савицкий, посмотрите на меня... какой из меня император? — Сталин показал истрепанные рукава своего френча. — А о переносе столицы мы уже говорили на Политбюро. Правда, проект был не такой радикальный.
   — Позвольте, я попробую угадать... Новониколаевск?
   — Теперь этот город называется Новосибирск.
   — Далее. Империю должны, как обручи бочку, охватить и скрепить стальные полосы железных дорог...
   — Вы в своих статьях часто пишете про эти стальные полосы. Но что-то КВЖД не удержала Российскую империю от краха.
   — Как не удержала? Если бы не Транссиб и КВЖД, кто знает, была бы сейчас Сибирь в составе России, или уже, как Курилы, стала бы вотчиной желтой расы? А КВЖД просто обогнала свое время. Это дорога в будущее.
   Собеседники не заметили, как закончилась ночь. Сталинский лимузин прошуршал шинами по умытым поливальными машинами улицам Москвы и остановился у помпезного здания, в котором занимал квартиру Савицкий.
   У подъезда дворник в сером фартуке метлой шоркал по асфальту и, не обращая внимания на остановившийся сзади автомобиль, материл вслух бескультурность москвичей и гостей столицы. Сталин и Савицкий, переговариваясь, пошли к крыльцу, тоже не обращая внимания на дворника. Вдруг тот, подняв голову, увидел генсека.
   — Ого! Твою мать! — удивленно подпрыгнул на месте дворник.
   — Что, не ожидал меня тут увидеть? — озорно подмигнул Сталин.
   — Так ведь это, как же, Осип Виссарьеныч... тут-то это... -многозначительно нашелся дворник.
   — Во-во! — Сталин поднял вверх указательный палец, — все спят, а я работаю, а вы говорите, что я сплю ночами, не верите...
   — Так ведь оно, кудрить твою через коромысло и ага! — восхищенно подтвердил дворник.
   — А ты раньше печником не работал?
   — А на хрен? — с интересом уточнил дворник.
   — Не про тебя ли поэма «Ленин и печник» написана?
   — Да ну! Опять же, кто печник, а кто Ленин! Мы тутось!
   — Ну ладно, не буду тебя отрывать от такого важного и, прямо скажу, ответственного дела.
   — Давай! — махнул рукой дворник и принялся дальше шаркать метлой...
 
   — Ушел Савицкий, — доложил Берия Сталину.
   — Как ушел?
   — Проломал границы... и ушел.
   — Дойдет?
   — Дойдет. Его мои мальчики ведут, не армейские дуболомы, дойдет.
   — Смотри Лаврентий, не дай Бог... сам знаешь.
   — Товарищ Сталин, я вам не часто вопросы задаю...
   — Нет. Задавай.
   — Товарищ Сталин, а для чего вы столько времени волохались с этим Савицким?
   — Интеллигенция требует к себе особого отношения. Что у нас, что на Западе. Овладеть их умами просто. А потом они горы свернут. Это оружие — посильнее уранового. Понятно, что всех не купишь, а для того чтобы убедить, нужно общаться. Побывав у меня, он станет героем на Западе и непререкаемым авторитетом. И нашим верным сторонником, какого не завербуешь и не купишь.
 
   Поверженный Берлин. Ноябрь 1941 года
 
   Берлин пал. А что ему оставалось, когда западнее сомкнулись передовые мехкорпуса Северо-западного и Западного фронтов? В тиски очередного окружения попали не только лейб-штандарт и эсэсовские дивизии. Попали и тыловые подразделения, и штабы, в том числе штабы ОКХ и ОКВ. Обойдя Берлин, советские войска не бросились штурмовать «цитадель» нацизма. Зачем? Окруженная крепость сама, как перезревший плод, должна свалиться к ногам победителя. Она и свалилась. К тому времени как Красная Армия подошла к Эльбе, Берлин пал. Надо отдать должное, сначала он крепился, но, когда и войска, и население облетела весть о том, что Гитлер и его приближенные бежали в Кёльн, у всех опустились руки. Лишь несколько подразделений лейб-штандарта попытались выполнить свой долг, удержать здания Рейхстага и рейхсканцелярии, но после показательного расстрела 152-мм пушками танков КВ-2 над зданиями сначала распустились белые флаги, а затем взвился и алый стяг. Знамя Победы.
   Из подвалов выползали на свет грязные, обросшие, оборванные солдаты разгромленного Вермахта, они под суровым взглядом старшины аккуратно складывали в штабеля ненужное больше оружие и ждали, когда же злые карлики-комиссары поведут их на расстрел. И удивлялись, обнаружив, что более до них никому нет дела, и вставали в очередь к полевой кухне, у которой непривычно худой для повара азиат огромным черпаком раскладывал всем желающим наваристую кашу.
   Вот ты какой, коммунизм?
   Из подвалов рейхсканцелярии сноровистые солдатики грузили в полноприводные американские грузовики кипы документов. Вежливые мужчины, одетые слишком цивильно для военного времени, изредка останавливая кого-нибудь из прохожих, что-то спрашивали, уводили куда-то, просеивали серую солдатскую массу строгими глазами. Кого-то искали.
   — Товарищ полковник, — обратилась Женька к Марине Рисковой, — можно попросить вас не по службе?
   — Что, Женя?
   — Та бригада танковая, ну, что в Румынии, она в Берлине сейчас, у Рейхстага.
   — Двенадцатая?
   — Ну да, можно...
   — Можно, Жень, конечно, можно. Беги, ищи своего... танкиста.
   — Спасибо, товарищ полковник.
   — Беги, да смотри там, поосторожнее, не как в Братиславе, и вообще, возьми-ка лучше Валеру, сгоняйте туда на «Эмке».
   — Спасибо!
 
   На легковушке ГАЗ-М Евгения Саламатова вместе с водителем и двумя офицерами из батальона связи, которые тоже захотели посмотреть поверженный Рейхстаг, довольно долго пробивалась к центру города. Сначала преодолевали руины, в которые превратились пригороды Берлина из-за бессмысленного сопротивления. Потом городские улицы, забитые брошенной техникой, скарбом и бойцами КА. Когда по Герман Геринг штрассе проезжали мимо Бранденбургских ворот, усталое осеннее солнце уже клонилось к городским крышам.
   Женька стремительно выскочила из машины, подбежала к стоявшим гурьбой солдатам в плащ-палатках.