Гибсон Гэри. Станция Ангелов

   Время шло.
   Урсу снял веревку, которой подпоясывал рясу, крепко привязал один конец к изогнутой ручке ведра, а сам обмотался другим концом. Затем он обвил руками железную ручку ведра, и руки уже болели там, где прижимались к деревянному ободку.
   Но Урсу уже мало что ощущал, даже пальцы потеряли чувствительность. Он забыл, что такое тепло, мех на нем высох толстыми, неприятными сосульками, которые страшно хотелось расчесать когтями. Мало-помалу холод проникал в мозг.
   Иногда снаружи доносились звуки, но никто не пришел к колодцу за водой, и это был недобрый знак.
   Время шло, наступила ночь. Урсу цеплялся за ведро, жадно поглядывая вверх. Потом оказалось, что он играет в детские игры с Юэнден. Сначала они играли в камешки, любимую игру Урсу, на посыпанной галькой площадке возле колодца. Время от времени Урсу смотрел на колодец. Затем он поворачивался обратно к Юэнден, покрытой мертвенно-бледной, гниющей кожей, в ушах и в шерсти у нее запутались водоросли, и спрашивал, не хочет ли она сыграть еще. Девушка тянулась к нему, чистила ему шерсть, вылизывая языком и расчесывая острыми, как у кантра, когтями.
   Иногда Урсу снова оказывался в колодце и видел свои опухающие руки, сжимающие ободок ведра. Иногда он видел дым, плывущий над колодцем, затеняя отверстие. А иногда он видел сны.
   Урсу приснилось, что его спасли. Это был утешительный сон; веревка дернулась, ведро закачалось. Медленно-медленно он поднялся, и это казалось таким идеальным, просто счастливым концом, которого Урсу так желал, но знал, что этого никогда не будет. Потом ему приснились сильные руки, перетаскивающие его через край колодца, и когда он закричал Юэнден, закричал Шекумпеху, в ответ на него зашикали, словно кто-нибудь мог услышать его внизу, на дне того глубокого, сырого колодца.
   Урсу прислушался к окружающим голосам, ожидая, что сон закончится и надо будет дальше цепляться за ведро в глубине колодца.
   - Но что он там делал, мастер Турт?
   - Какая разница? Несите его, и все. Наверное, упал, черпая воду, когда тушили пожар. Заносите его внутрь.
   Еще один голос:
   - Но как вы узнали, что он там?
   - Не будем тратить времени на праздные вопросы, - последовал рассерженный ответ. - И тише вы, во имя Нубалы! Хотите, чтобы солдаты нас услышали?
   Урсу очнулся. Ноздри наполнились запахом чего-то горящего - таким густым и тяжелым, что его дважды стошнило. Его шумно рвало, и кто-то взял его за голову и направил его рот к ведру. Когда же голова откинулась обратно, боль вернулась с удвоенной силой. Теперь его со всех сторон окружали лица - расплывчатые пятна, которые никак не могли обрести четкость. Урсу увидел свои руки - толстые и уродливые. И не сразу понял, что они забинтованы.
   Очнувшись в следующий раз, он уже смог кое-что разглядеть. Кирпичный узор стен и резьба на деревянной двери выглядели незнакомо, не похоже ни на что в Доме Шекумпеха. Вокруг не было ни огонька - только тусклый звездный свет в окне позволял хоть что-то разглядеть. Урсу повернул голову и увидел фигуру, наблюдающую за ним из угла. Турт.
   - Очнулся наконец.
   Шерсть Урсу вздыбилась. Он лежал на куче тряпья, вокруг пахло навозом. Юноша понял, что он в хлеву, где раньше держали ледовиков, совсем недалеко от Дома Шекумпеха. Урсу попытался подняться, но в глазах потемнело, и он плюхнулся обратно.
   - Не твоими стараниями.
   - Я спас тебя из колодца.
   - Но сначала ты меня туда бросил, - проскрипел Урсу. Ему было трудно даже говорить. - Ты пытался меня утопить.
   Турт наклонился к нему из тени и поднял руку. Когда Урсу увидел его лицо, ему показалось, будто со времени их последнего разговора прошли годы, а не просто день и ночь. Кровь испачкала губы старого мастера, и он будто еще сильнее поседел, как если бы что-то жизненно важное было вытравлен-но из его души.
   - Да, пытался, - согласился Турт. - И мы все наказаны за мои грехи.
   - Захватчики…
   - Повсюду, - перебил старик. - Шекумпех не защитил нас. - Турт подвинулся ближе, и стали яснее видны морщины боли на его лице. Урсу увидел, как мастер схватился за грудь, словно там была неисцелимая рана. «Это смерть», - подумал юноша. Турт умирал.
   - Другие… где они?
   - Юфтиан мертв, - ответил старик. - Убит солдатами Зана.
   - Шекумпех… они не забрали бога? -Нет.
   - Ты знаешь, где бог?
   Турт улыбнулся бледной, слабой улыбкой.
   - Да, знаю. Это была правда, не так ли? - Печальные серые глаза мастера уставились в глаза Урсу. - Шекумпех приказал тебе унести его в безопасное место за пределы города.
   - То же самое он приказал Юэнден, а вы вознаградили ее за послушание смертью.
   - Помоги мне встать, - попросил Турт вместо ответа. - Мне нужно подняться.
   В голове Урсу немного прояснилось. Он вскочил с тряпья, на которое его положили, и посмотрел на свои руки, на поврежденные ладони. Потом неохотно помог встать старому жрецу и выглянул в окно. Снежинки падали через него на мех Урсу.
   Окно выходило на боковую стену соседнего хлева. Справа был широкий проход, ведущий вдаль, к городской стене. Ближе в тусклом полумраке маячили фигуры в доспехах. Урсу разглядел у них в черных ушах тяжелые кольца с драгоценными камнями, какие носят наемники. Казалось, они просто стоят и болтают. Очевидно, часовые, но что они стерегут?
   Других признаков жизни на улицах не было, что казалось очень необычным, и нигде не горели огни. Только созвездия светили на разоренный город, и ложились от домов едва заметные тени под наползающей ночью. Урсу посмотрел на звезды, рассыпанные поперек неба широкой блестящей лентой Короны Хеспера.
   - Комендантский час? - прошептал Урсу, оглянувшись на Турта. Как странно, всего несколько дней назад Турт был олицетворением власти, а теперь от этой власти ничего не осталось.
   - Не знаю, - ответил старик. - Меня спрятали здесь еще до того, как стемнело.
   Урсу фыркнул от отвращения. Он имел полное право отомстить Турту. Вместо этого юноша поддержал мастера, выводя его из хлева в ночь.
   - Будь осторожен. Было много смертей, Урсу. Слишком много смертей, - прошептал старик, чтобы не услышали часовые.
   - Я забираю бога, - сказал Урсу. - Ты меня понимаешь? - Он схватил Турта под руку и повел по затемненным улицам, медленно и бесшумно. Трупов действительно было много: некоторые из них, ополченцы, так и остались лежать на холодной земле. Когда они с Туртом наткнулись на мертвого ребенка, сердце Урсу стало холоднее ледяной могилы. Кто же сотворил такое? Кто мог велеть войскам творить такие злодеяния?
   Турт шел прихрамывая, ему приходилось часто останавливаться для отдыха, и Урсу боялся, что старый мастер вотвот свалится. Но Турт держался, и наконец они добрались до Дома Шекумпеха - или того, что от него осталось.
   Остались - выжженные руины, и снег шипел на дымящихся углях, перемешанных с рухнувшей каменной кладкой. На открытой площади перед главным фасадом белел тонкий слой снега, в котором отпечатались следы. Кто-то проходил здесь недавно.
   - Что с тобой случилось, Турт? - прошептал Урсу, останавливаясь передохнуть на краю морозной площади. Он не слышал никаких звуков, только абсолютную тишину, словно все в мире умерли, кроме них двоих. На горизонте, заслоняя звезды, огромными черными столбами поднимался дым. Это конец истории народа, подумал Урсу. Конец Нубалы, конец всему.
   - Как только пришли захватчики, я спрятал бога. Солдаты Зана напали на меня и других мастеров, когда мы пытались добраться до убежища, и я притворился мертвым, хотя меня лишь тяжело ранило. Но другие мастера… - Он указал на тени в дальнем углу площади, и Урсу понял, что ее более темный участок - на самом деле огромная лужа замерзшей крови и изувеченных тел.
   Они прокрались к развалинам главного входа.
   - Тут не войти, - запротестовал Урсу. - Он рухнет прямо на нас.
   - И все же тебе придется попытаться - ради нашего бога, - ответил Турт. - Я расскажу тебе, где искать, так что слушай внимательно.
   Конечно, существовал не один проход к лабиринту туннелей, изрезавших скалу под улицами Нубалы. Солдаты Зана проделали такой долгий путь, чтобы завладеть их богом, потратили столько времени и сил, но до сих пор не нашли его. Урсу не хотелось думать, какой может оказаться их месть, если их поиски останутся безуспешными. Ему не хотелось думать, что случится с уцелевшим населением Нубалы.
   - Может, все-таки отдать им бога? - промолвил юноша. - Может, тогда они нас всех пощадят. Разве так будет не лучше для всех?
   - Когда Шекумпех говорил с тобой, он должен был показать, что случится, если ты изберешь неверный путь. Так что ты видел, что открыл тебе бог? Что случится, если ты его подведешь?
   - Тьму, - ответил Урсу, слишком живо вспоминая свои видения. - Как будто настал конец всего мира. - Он уставился в зияющую утробу разрушенного входа. - Спрячься, - пробормотал он Турту. Потом шагнул в темноту развалин, бывших когда-то Домом Шекумпеха.
   Дело оказалось труднее, чем он ожидал: мощные каменные стены Дома когда-то поддерживали огромные деревянные стропила, сходящиеся высоко над головами послушников и мастеров. Но во время пожара стропила рухнули на пол, и мало было места, где можно пролезть через завалы. Тут и там на каменной кладке белел тонкий слой инея.
   Великий Дом Шекумпеха был теперь подобен трупу, из которого ушел дух: пустой, но еще содержащий воспоминания о своей прежней жизни. Однако бог все еще был где-то здесь. Урсу опустился на корточки и пополз в узкий просвет между разбитыми каменными плитами пола и упавшим стропилом, напуганный его размерами и огромной тяжестью, будто давящей на спину. Вдруг что-то шевельнулось, и юноша застыл.
   Поняв, что это просто соседняя балка сместилась под собственной тяжестью, он пополз дальше, протискиваясь в затененные развалины огромного зала. Время от времени его взгляд натыкался на трупы, кое-где обуглившиеся до костей.
   Ага, здесь. Чуть дальше винтовой каменной лестницы, ведущей в мастерскую Турта. Здесь, за двустворчатой дверью, открывался проход, ведущий вниз, в ту палату, где бог говорил с Урсу. Сама дверь была разбита в щепки - очевидно, солдатами Зана. Зачем они сожгли Дом? Ведь они не нашли бога. Или пожар устроил кто-то другой, не солдаты? Возможно, это была попытка им помешать.
   Урсу шагнул в кромешную тьму за проемом и остановился наверху, ожидая, чтобы глаза привыкли к мраку. Темнота напомнила ему реку - она, подобно той черной воде, ждала, готовясь поглотить его. Горло Урсу сжалось спазмом, юноша попятился. Подобрав тлеющую головешку (выругавшись, когда горячий пепел обжег длинные тонкие пальцы), он понес ее вниз, в черноту.
   Мерцающее пламя головни освещало просторную палату. Теперь она казалась намного меньше - обыкновенная комната; но эта комната невероятно много значила для граждан Нубалы в течение множества поколений. Каменные плиты под ногами были отполированы до зеркального блеска бесконечными легионами послушников и мастеров, приходящих сюда молиться богу. Теперь Урсу был здесь совершенно один, и эта комната казалась просто комнатой.
   Ну и где, сказал Турт?.. Ах да.
   Раньше Шекумпех стоял на том широком каменном постаменте у дальней стены, но сейчас это место пустовало. Урсу прикоснулся рукой к стене и ощутил слабую-слабую вибрацию далекой воды, бегущей сквозь скалу.
   Осторожно положив головню на пол, юноша осмотрел настенные драпировки и резьбу, украшающую стены: затейливая работа тысяч ремесленников, посвященная Шекумпеху. Неизмеримо долгое время ушло на нее.
   Хватит вспоминать о прошлом, одернул он себя, и тут же сам отстраненно удивился: как можно быть таким равнодушным, даже безжалостным, к наследию своей родины?
    Там.Широкая квадратная плита, установленная в стене, глубокие желобки вокруг ее четырех сторон - единственное, что отличало ее от окружающей кирпичной кладки. Сам Урсу никогда бы ее не заметил, если бы Турт не объяснил, куда смотреть. Юноша сильно нажал на плиту, пока не почувствовал, что она начала смещаться, словно вращаясь на скрытой оси. Плита медленно повернулась, и справа открылось крошечное пространство… крошечное, но вполне достаточное, чтобы вместить идола бога Шекумпеха.
   Урсу сомкнул длинные пальцы на гладкой, лакированной коже бога и медленно вытащил его из тайника. Идол оказался тяжелее, чем казалось. Какая бы ни была у этого бога внутренняя сила, но резные глаза его невидяще глядели в пустоту. Почему-то он выглядел более хрупким, чем запомнилось Урсу.
   Прижимая к себе бога обеими руками, он направился обратно к двери на лестницу. Оставленная на полу головешка бросала мерцающие отсветы на стены комнаты. Добравшись до темноты прохода, Урсу цепкими пальцами ног нащупал ступеньки и стал подниматься, переступая через расколотый камень и сгоревшие балки.
    Голоса.
   Урсу замер - только свет Короны Хеспера рассеивал ночную тьму за городскими стенами. Возможно, солдаты вернулись.
   Спустя несколько минут юноша, протискиваясь в щели завалов рухнувшей кладки, пополз обратно - туда, где оставил Турта. Громоздкая статуя в его руках сильно затрудняла продвижение, и Урсу невольно подумал: жаль, что Шекумпеха не сделали… ну, полегче, что ли.
   Уже у рухнувшего входа он вдруг с ужасом застыл на месте: на площади собралась небольшая группа солдат. Спрятавшись в глубокой тени, юноша наблюдал за ними, прикидывая, не броситься ли бежать, если они приблизятся к Дому. Перехватив бога поудобнее, он стал ждать.
   Можно было затаиться, можно было попытаться ускользнуть - солдаты не особенно смотрели в его сторону, и облака понемногу закрывали тот скудный свет, что светил до сих пор. Разрушенный Дом бросал на площадь длинную тень, и Урсу, низко пригнувшись, стал пробираться от двери к ближнему углу соседнего здания.
   От Турта не было и следа.
   Урсу торопливо завернул за угол и поднял глаза. С другого конца улицы навстречу ему шли трое солдат. Один из них заметил его, а когда он увидел идола в руках Урсу, у него отвалилась челюсть.
    Иди к колодцу,сказал голос Шекумпеха словами, похожими на тягучую жидкость. Ноги Урсу сами собой повернулись, и он побежал обратно на площадь.
   Время замедлилось - почти остановилось. В какую-то долю секунды в голове Урсу пронеслась мысль: это не тот голос, что он слышал раньше, больше похожий на ветер, шелестящий в кронах деревьев, или дождь, постукивающий по булыжникам. Шекумпех снова говорил с ним. И с той же несомненностью, которую он ощутил в тот предыдущий раз, целую жизнь назад, в теплом и дымном подвале, Урсу понял, что бог велит ему прыгнуть в колодец.
   «Нет!» - кричало его сознание.
   Но ноги сами несли его к колодцу - ничего страшнее представить себе было нельзя. Там ждала смерть.
   Стоящие на площади солдаты обернулись на крик, провожая Урсу затуманенными взглядами, а он бежал мимо них с крепко зажатым в руках идолом.
   И когда солдаты кинулись к нему, ноги Урсу оторвались от земли, и он бросился вниз головой через край колодца, продолжая сжимать в руках бога Нубалы. Чьи-то пальцы цапнули за ногу, но Урсу уже падал во тьму.
   Он камнем рухнул в черноту, чувствуя, как раскалываются кости от удара о дно. Течение подхватило его разбитое тело, ледяная вода наполнила легкие. На этот раз не было воздушных карманов, дающих краткую передышку. Густая чернота поглотила Урсу целиком, огромной черной змеей обвилась вокруг, выдавливая жизнь.
   Руки, сжимающие бога, разжались, и безжизненное тело Урсу понесло к далекому морю.
 

ГЛАВА 7

 

Ким

 
   Однажды днем, вскоре после того разговора с Биллом, Ким заметила призрака, смотрящего на нее издалека.
   Одного взгляда на него хватило, чтобы Ким внезапно нахмурилась и нырнула в оживленный коридор - затеряться в толпе людей, толкающих ее со всех сторон. Книги в пластиковом пузырьке все еще лежали у нее в кармане.
   Ким бросилась обратно в свою крошечную каюту, почти летя в ничтожном тяготении Станции. Она ни разу не оглянулась посмотреть, где призрак и не следует ли за ней. Оказавшись дома, Ким зацепилась ступней за стенной ремень, чтобы остановиться, и вытащила пузырек с Книгами, полученными от Билла. Где-то с дюжину Книг: достаточно воспоминаний, чтобы в них утонуть.
   Призрак, подумала Ким. Его имя всплыло из глубин ее памяти, но женщина толкнула его обратно. У нее еще оставалось немного других Книг: Книг Сьюзен. Ким нормировала их, как человек, заблудившийся в пустыне, нормирует драгоценные глотки воды из своих последних запасов. Пока не удастся уговорить кого-нибудь скопировать Книги Сьюзен на перегонной установке в Центральном Командовании, придется экономить.
   Биоимплантат достался Ким недешево. При всех ужасах, случившихся в Цитадели, экспедиция оказалась прибыльной, и впоследствии Ким стала умеренно богатой. Большая часть денег за установку биоимплантата ушла на поиск специалистов, готовых поставить его в череп Ким без обычных юридических и медицинских разрешений.
   О назначении биоимплантата Ангелов существовало множество разных теорий. Стандартные руководства утверждали, что биоимплантат предназначен для записи воспоминаний и опыта самого широкого разнообразия биологических видов. Вокруг биоимплантатов выросла целая ветвь человеческого эмпирического искусства и даже дипломатии: некоторые адепты этого искусства называли себя Наблюдателями - они ездили по разным местам и записывали то, что видят и чувствуют. Преимущество заключалось в том, что такую запись нельзя изменить, нельзя неверно истолковать, надо только принимать в расчет, что эмоциональные реакции любого Наблюдателя неизбежно связаны с его собственными, прочно укоренившимися склонностями и системой ценностей.
   Ким встретилась… тут ее мысли застопорились. Женщина моргнула. Она была Наблюдателем, подготовленным на Земле. Воспоминания перенесли ее туда: вот детство и юность, проведенные под ясным голубым небом в Канаде (в тесном коридоре глубоко под поверхностью ледяной Луны), окончание университета (первый полет на Землю). Она…
   (смятение)
   Ким охватила руками голову, раздираемую противоречивыми воспоминаниями и мыслями Сьюзен. Она подумала об инопланетных Книгах у себя кармане, о том, что в них может быть. Еще один способ забыться. Ким сказала Биллу, что ее не интересуют никакие другие воспоминания, кроме воспоминаний Сьюзен.
   Она вспомнила предостережение Билла. Не имея достаточно воли и решимости, можно потерятьсяв воспоминаниях других людей. Ким даже слышала, что есть такое официально признанное психическое состояние, обозначаемое длинной вереницей латинских букв.
   Ким вздохнула.
   Она могла прямо сейчас найти Билла, вернуть ему новые Книги и сказать, что сделка отменяется.
   Вместо этого Ким села на край своей узкой койки, открыла пузырек, вытряхнула одну Книгу из нового запаса и положила ее в рот, думая, что вряд ли что-нибудь произойдет. Кто бы там ни снабдил Билла исходным дистиллятом, он скорее всего солгал или сам был введен в заблуждение.
   Книга распалась на языке на сухие хлопья, быстро растворяясь, пока Ким ее жевала. Через секунды она уже была в кровотоке, устремляясь к мозгу и к биоимплантату, который интерпретирует ее, переведет в то, что ум Ким сможет понять и с чем сможет взаимодействовать. Сделает Книгу реальной.
   Ким подплыла к откидному столику и постучала по кнопкам лежащего там смартшита, чтобы чем-то отвлечь себя, пока Книга полностью не усвоится.
   Ей хватило одной минуты, чтобы понять: происходит что-то неладное.
   То ли свет горит ярче? Ким подняла глаза. Так и есть. «Этого не должно быть, - сказала она себе с тревогой. - Как только эта Книга кончится, сразу найду Билла».
   Усталость брала свое, и Ким на минуту отключилась. Второй раз за несколько дней. Ей придется быть осторожной. Выкинь она этот номер в следующий раз, когда будет выводить «Гоблина», даже Пирс не спасет ее шкуру.
   И вдруг вселенная лопнула.
   Комнату, всю Станцию будто сорвали, как кожуру с плода. Ким падала в бездну и точно знала, что будет падать вечно, вечно и вечно. Черепашьим шагом прополз миллиард лет, а Ким все падала. И представляла себе вселенную, кувыркающуюся где-то далеко позади, навеки вне досягаемости.
   Прошло еще несколько вечностей, и ее собственную жизнь, ее воспоминания тоже сняли с нее, как кожуру с яблока. Под ними был кто-то другой.
   Ким все еще отдаленно сознавала, что ничто из этого не является реальным, и именно это знание позволило ей сохранить рассудок. Теперь в другом мире ее пальцы пошарили и отыскали, нащупали край стола. Разорвать чары Книг было нелегко, но все-таки возможно. Гораздо легче было полностью отдаться мыслям и действиям, записанным Книгой, что Ким обычно и проделывала с целеустремленным увлечением, граничащим с фанатизмом. Однако боль… боль могла разорвать чары.
   А потом пришли они.
   Они падали к ней, как звезды, светящиеся в вечной стигийской ночи, и Ким услышала в уме, как они мысленно зовут ее. Они распробовали ее мысли, ее чувства, воспоминания и эмоции, и Ким оказалась пассажиром в своей собственной жизни. Она вспомнила утробу матери, потом свое рождение и как лежала крошечным младенцем в детской кроватке, плача и срыгивая. Все это раскручивалось в реальном времени - бездонная тьма давно исчезла. Ким снова пережила те годы, когда росла в тесных, покрытых листвой коридорах Ледовой Станции Хеллас С. Запрокинув голову, она удивленно уставилась на полосатый диск газового гиганта, вокруг которого вращался ее дом, потом перевела взгляд на древние инопланетные развалины на горизонте. Ей было тринадцать стандартных солнечных лет, когда она впервые поднялась на тот самый холм. При здешней низкой гравитации тяжелый скафандр казался легче перышка.
   Ким заново пережила годы учебы и первый полет через Хелласскую Станцию Ангелов на Землю для изучения ксе-ноархеологии. Она снова подошла к своему тридцатилетию, в первый раз собственными глазами увидев голубоенебо, и, глядя теперь на Луну, чувствовала, как сгибались под непривычной тяжестью Земного тяготения ее свежеукрепленные кости.
   А потом ее первый полет на Касперскую Станцию Ангелов, работа среди брошенных развалин Ангелов в изолированных, необитаемых северных землях планеты Каспер. Ким попыталась закричать, разорвать хватку Книги, но это было не похоже ни на что, что Ким испытывала прежде. Ей предстояло пережить все это снова, до мельчайших подробностей.
   Она опять была там, в туннеле, глубоко внутри Цитадели. Ким зарыдала, призрачной рукой нащупывая край стола в своей каюте, потом скользнула пальцами под столешницу, ища твердый стальной край кронштейна, на котором та поворачивалась. Изо всех сил Ким ударила по нему кулаком, пытаясь болью отрезать себя от этого потока.
   Она ощутила боль, но лишь как что-то далекое. Ей удалось снова ударить по кронштейну, на этот раз сильнее, и что-то мокрое и теплое побежало по руке тонкой струйкой. Боль не помогла.
   Сьюзен - чьи волосы пахли мятой. «Таким хорошим человеком, как она, мне никогда не стать», - подумала Ким. Как странно: у них одни и те же воспоминания, как если бы они были одной и той же личностью… почти.
   Сьюзен.
   Затем все вернулось стремительным потоком, воспоминание за воспоминанием. Ким заново переживала каждую минуту с этой добавленной пыткой предзнания - о том, что с ними со всеми случится и как ужасно погибнут некоторые из них.
   Ким проснулась внезапно от нахлынувшего чувства глубокой тревоги, как будто на нее сейчас нападут, и окинула взглядом толстые пластиковые стены спального пузыря, который она делила со Сьюзен. Ким была начальником экспедиции, руководила тремя учеными: Сьюзен, Фитцем и Оделл. Сегодня Ким хотела встать пораньше - подготовить оптику к утренней работе.
   Она неохотно вылезла из спального мешка. Это было одно из первых отличий, которые Ким заметила между собой и Сьюзен: та была жаворонком, Ким - точно нет. Утренние подъемы давались ей с трудом. Сейчас Ким спросила себя, что разбудило ее так внезапно, что вызвало такой испуг. Спросонья она не разобрала, но когда это повторилось через несколько минут, Ким поняла, что это.
   Толчок - определенно толчок. Плохой знак. Он означал, что их экспедицию могут отозвать.
   Ким возглавляет экспедицию, и это большая честь. Сьюзен в университете была ей равна по положению, и хотя дотошная Ким пыталась высмотреть у Сьюзен какие-нибудь проявления обиды на то, что ее обошли должностью, так ничего и не высмотрела. Наоборот, Сьюзен всячески показывала, что она довольна карьерным успехом своей любовницы, и эта безоговорочная радость за нее иногда вызывала у Ким раздражение.
   - Конечно, я за тебя рада, - ответила Сьюзен, когда Ким однажды спросила напрямую.
   - Как ученый ты сильнее меня, - заспорила тогда Ким, глядя на белокурую подругу сквозь челку своих темных волос. - Все это знают. И там, на Земле, это знали.
   - Я хороший ученый, но прежде всего я Наблюдатель.
   - Ага, как же.
   Наблюдатель. На самом деле Ким встречала не так много Наблюдателей, но если бы не Сьюзен, у нее сложилось бы стойкое впечатление, что все они - напыщенные индюки и с юмором у них слабо. Сьюзен прошла все психотесты, собеседования, подготовку и наконец подверглась операции.
   Ким не понравилась эта мысль: что-то чужеродное и склизкое сидит у тебя в голове как пассажир. Отвратительно.Однако Сьюзен изучала антропологию и знала о касперианах и их культуре больше, чем кто бы то ни был.