Страница:
Рядом с ними, князьями и боярами высокого чина, были князья и бояре низшего ранга. Они бывали чиновниками в подклетных селах, которые принадлежали Дворцу. Обычно их слушались купцы и крестьяне согласно приговору князей и бояр.
За тем, кто пожелал бы пожаловаться великому князю, внимательно следили и потом сажали его в тюрьму. Коли были у него деньги, он мог выйти вон, если же нет, он оставался сидеть, пока волосы не вырастали у него от головы до пупка – тогда или выпускали, или приказывали сидеть до тех пор, пока срамные места не будут закрыты волосами.
Все эти князья, великие бояре-правители, дьяки, подьячие, чиновники и все приказчики были связаны и сплетены один с другим, как звенья одной цепи. И если кто-нибудь из них так тяжело грешил, что заслуживал смерти, то митрополит мошной своей мог освободить его и пустить на все четыре стороны. Если кто разбойничал, убивал и грабил, а потом с добром и деньгами бежал в монастырь, то в монастыре он был свободен от преследования, даже если он покрал казну великого князя или в разбое на большой дороге взял то, что принадлежало казне великого князя.
Одним словом, все духовные и мирские господа, всяческой неправдой собиравшие добро, говорили, ухмыляясь: «Бог дал!»
Вообще немцы учили меня, что народ в Москве гораздо хитрее и лукавее всех прочих, и особенно вероломен при исполнении обязательств; московиты и сами прекрасно знают об этом обстоятельстве, а потому всякий раз, когда общаются с иноземцами, притворяются, будто они не московиты, а пришельцы, желая тем внушить к себе большее доверие, так что надо быть всё время начеку, не то обманут и надуют.
Женщины русских прекрасны, но положение их весьма плачевно. Московиты не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого голоса и участия в хозяйстве; все домашние работы считаются делом рабов и слуг. Всем, что убито руками женщины, будь то курица или другое какое животное, они гнушаются как нечистым. У тех же, кто победнее, жены исполняют домашние работы и стряпают. Если они хотят зарезать курицу, а мужа или рабов случайно нет дома, то они становятся у дверей, держа курицу или другое животное и нож, и усердно просят прохожих мужчин, чтобы те зарезали животное.
Весьма редко допускают женщин в храмы, еще реже – на беседы с друзьями, и только в том случае, если эти друзья – совершенные старики и свободны от всякого подозрения. Однако в определенные праздничные дни летом они разрешают женам и дочерям сходиться вместе для развлечения на широком лугу. Здесь, усаживаясь на некое колесо, наподобие колеса Фортуны, они едут то вверх, то вниз; или иначе – привязывают веревку, так что она провисает, и, сидя на ней, они после толчка раскачиваются и движутся туда-сюда, или, наконец, они забавляются определенными песнями, хлопая при этом в ладоши; плясок же они совершенно не устраивают.
Прелюбодеянием у русских считается только тот случай, когда кто-либо имел общение с чужой женой. Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых раньше никогда не видели, а затем, занятые государевой службой, вынуждены бывают покидать жен и заводить любовниц на стороне.
Представления о любви у них тоже своеобразные. Есть в Москве один немецкий кузнец из Халле по имени Иордан, который женился на русской. Прожив некоторое время с мужем, она как-то раз ласково обратилась к нему со следующими словами: «Дражайший супруг, почему ты меня не любишь?» Муж ответил: «Да я сильно люблю тебя». – «Но у меня нет еще, – говорит жена, – знаков любви». Муж стал расспрашивать, каких знаков ей надобно, на что жена отвечала: «Ты ни разу меня не ударил». – «Побои, – ответил муж, – разумеется, не казались мне знаками любви, но в этом отношении я не отстану». Таким образом немного спустя он весьма крепко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии сломал ей, наконец, шею и ноги.
3. 22 сентября 2009 г.
За тем, кто пожелал бы пожаловаться великому князю, внимательно следили и потом сажали его в тюрьму. Коли были у него деньги, он мог выйти вон, если же нет, он оставался сидеть, пока волосы не вырастали у него от головы до пупка – тогда или выпускали, или приказывали сидеть до тех пор, пока срамные места не будут закрыты волосами.
Все эти князья, великие бояре-правители, дьяки, подьячие, чиновники и все приказчики были связаны и сплетены один с другим, как звенья одной цепи. И если кто-нибудь из них так тяжело грешил, что заслуживал смерти, то митрополит мошной своей мог освободить его и пустить на все четыре стороны. Если кто разбойничал, убивал и грабил, а потом с добром и деньгами бежал в монастырь, то в монастыре он был свободен от преследования, даже если он покрал казну великого князя или в разбое на большой дороге взял то, что принадлежало казне великого князя.
Одним словом, все духовные и мирские господа, всяческой неправдой собиравшие добро, говорили, ухмыляясь: «Бог дал!»
Вообще немцы учили меня, что народ в Москве гораздо хитрее и лукавее всех прочих, и особенно вероломен при исполнении обязательств; московиты и сами прекрасно знают об этом обстоятельстве, а потому всякий раз, когда общаются с иноземцами, притворяются, будто они не московиты, а пришельцы, желая тем внушить к себе большее доверие, так что надо быть всё время начеку, не то обманут и надуют.
Женщины русских прекрасны, но положение их весьма плачевно. Московиты не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого голоса и участия в хозяйстве; все домашние работы считаются делом рабов и слуг. Всем, что убито руками женщины, будь то курица или другое какое животное, они гнушаются как нечистым. У тех же, кто победнее, жены исполняют домашние работы и стряпают. Если они хотят зарезать курицу, а мужа или рабов случайно нет дома, то они становятся у дверей, держа курицу или другое животное и нож, и усердно просят прохожих мужчин, чтобы те зарезали животное.
Весьма редко допускают женщин в храмы, еще реже – на беседы с друзьями, и только в том случае, если эти друзья – совершенные старики и свободны от всякого подозрения. Однако в определенные праздничные дни летом они разрешают женам и дочерям сходиться вместе для развлечения на широком лугу. Здесь, усаживаясь на некое колесо, наподобие колеса Фортуны, они едут то вверх, то вниз; или иначе – привязывают веревку, так что она провисает, и, сидя на ней, они после толчка раскачиваются и движутся туда-сюда, или, наконец, они забавляются определенными песнями, хлопая при этом в ладоши; плясок же они совершенно не устраивают.
Прелюбодеянием у русских считается только тот случай, когда кто-либо имел общение с чужой женой. Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых раньше никогда не видели, а затем, занятые государевой службой, вынуждены бывают покидать жен и заводить любовниц на стороне.
Представления о любви у них тоже своеобразные. Есть в Москве один немецкий кузнец из Халле по имени Иордан, который женился на русской. Прожив некоторое время с мужем, она как-то раз ласково обратилась к нему со следующими словами: «Дражайший супруг, почему ты меня не любишь?» Муж ответил: «Да я сильно люблю тебя». – «Но у меня нет еще, – говорит жена, – знаков любви». Муж стал расспрашивать, каких знаков ей надобно, на что жена отвечала: «Ты ни разу меня не ударил». – «Побои, – ответил муж, – разумеется, не казались мне знаками любви, но в этом отношении я не отстану». Таким образом немного спустя он весьма крепко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии сломал ей, наконец, шею и ноги.
3. 22 сентября 2009 г.
Конфликт в конторе. Знакомство с полковником Майсурадзе. В КПЗ, с Алкой и Матвеем Самуилычем
Тяжбы
С утра я пошел, куда меня послали. Новый портье – пузатый, с двойным подбородком, красная мордашка в цветной рубашке – сказал, что в бюро надо идти направо, а потом налево и еще направо, километра с два.
– Там щит увидите, где много чего понаписано…
– Как сказки… Богатыри, камень висит… Дуб-дубной…
– А на нем Соловей-Разбойник сидит… Вроде того, – ощерился портье.
– И Змей Горынович, – поддакнул я, желая показать, что и сам не лычкой шит (помню, Вы учили, что у Змея Горыновича – три головы: чревоблудие, рукоугодие и питьевиние, кажется).
Мордашка сощурился:
– Вот-вот, Горынович… И Абрамович с Вексельбергом… Вместе сидят, яйца высиживают…
«Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», – вспоминал я по дороге ответы Бабани на мои детские навязчивые вопросы «куда», «зачем» и «почему». Она же и читала мне сказки по старинной книге с «Θ», «ъ», «i» и часто при этом ругала главного героя Ивана лентяем и говорила, что, если все лежать будут на печи, кто же тогда еду готовить будет, дворцы убирать и золотом одежды вышивать?.. Разве что Золотая Рыбонька? Горе-Злосчастие?.. Конёк-Горбушок?..
Ну, а потом – Ваши занятия по русской сказке («Сказка – лупа ментала»). Да, я хорошо помню, как Вы были безжалостны к главному герою Ивану-дураку: он беспробудный лодырь, у него много дурной жалостливости и туповатого интереса ко всему встречному-поперечному, целей у него нет, и он, разбуженный, встав с печи, обычно плетётся куда глаза глядят, отвлекаясь на всё, что попадается по пути, но потом – вдруг – достигает чего-то, чего и сам не ожидал, – невесты-царевны, еды, дворца и даже трона. Мораль выводили однозначно: ничего не делай, лежи на боку, положись на бога, душу, мать, властей и бояр – и всё придет само собой и как-нибудь. И поэтому для русских людей советский строй, «путь печи», с его ленью, пьянством, неприхотливостью и дурной уравниловкой, был идеален. И я тогда же возразил Вам, что, несмотря на всё это, герой этот мне очень близок и понятен, потому что и сам я обожаю валяться в постели и ничего не делать.
Правда, было не очень приятно слышать, как Иван иногда обходится с людьми и даже со своими братьями, – «нарезал из спины ремней», «отрубил пальцы», «утопил в проруби», «выколол глаза»… Но первыми моими сказками были братья Гримм, где убивают, мучают и пытают куда чаще и подробнее, так что не привыкать. Каков народ – таковы и сказки, хотя некоторые фольклористы считают наоборот: вначале – сказки, потом – народ. И братья Гримм должны были сидеть на нюрнбергской скамье вместе с Герингом и другими.
Но я в любом случае такого мнения, что не может никчемная и ленивая нация порождать гениев во всех областях духа, на что Вы на семинаре сказали, что тут противоречия нет – как раз «путь печи», «лежание» в широком смысле и дает самые поразительные результаты в искусстве, и никто не может отнять у русских их мистицизма, иррационализма, самосозерцательности, самокопания, из чего растет настоящее искусство, причем чем страшнее реал, тем сильнее виртуал, а искусство в России такое сильное и мощное, потому что насквозь трагично, а трагично потому, что творцы видели, что происходит вокруг, сами жили в этой жуткой реальности, страдали и мучились…
Навстречу шел, приплясывая и жестикулируя, какой-то странный тип в галстуке нараспашку, очень оживленный. Подскочил ко мне с воплем:
– Мы победим, друг! Мы будем чемпионами, дружок!
– А как же нет, да, – поспешил полусогласиться я (как Вы учили реагировать в малопонятных речевых ситуациях – как в игре «да и нет не говорите»). – Каких проблем, друг?
– Никаких! Мы победим! – крикнул он на ходу и, пританцовывая, отправился дальше, вскидывая руки и ноги.
Хорошо, что обошлось так тихо, – я был уверен, что он будет просить деньги на «выпить». Впрочем, по совету Хорстовича десятидолларовая купюра у меня всегда наготове, я их наменял в Мюнхене в банке, где служащий, узнав, что я еду в Россию, сказал, что мы русских должны холить и лелеять, потому что никто, кроме них, не покупает бриллианты и золото за наличные евро, не кладет такие большие деньги в банки и, если б не русские, многие ювелирные лавки и дорогие автохаусы типа «Феррари» давно прогорели бы… На мое возражение, что радоваться нечему, ведь такой вывоз средств ведет к обеднению страны, он ответил типично по-немецки, что это – не его проблемы, а когда я заметил, что от такого воровства в России опять может случиться революция, он отмахнулся: «Это – их проблемы, а сюда революция не докатится, не те сейчас времена, чтобы казаков до Парижа допустить, есть, Gott sei Dank[9], у Запада средства массовой защиты, всякие ПВО, авиация, ракеты, а Сталина у русских нет»…
Перед бюро топтался очередной бритый охранник-бетонник в чёрной коже, похожий на слоняру без хобота. Он недобро посторонился, давая мне протиснуться в дверь. В кулуарах обнаружился десяток китай-монголов и пара белых людей длинной светлой наружности.
– Кто последний? – спросил я, вдруг забыв, как надо правильно говорить – «крайний» или «последний» (оба слова не хороши).
Очередь не ответила – может, она не понимала-поняла вопроса?.. Только один китаец что-то хрюкнул, глаза его свились в щёлочку. Я встал возле него, около стены, и стал исподтишка оглядываться. Человек десять типовых монголоидов, группой. Они совещались, нервно перекладывая что-то по карманам.
В коридоре было несколько дверей. Очередь шла резво. Китайцы входили, чтобы скоро выйти. Я вспомнил, как вчерашний портье сказал про это бюро: «Вашего брата европейца они особо не трогают, зато китайцев чехвостят, будь здоров. Китаец вошел, сказал “злас-тву-те”, бабки положит – “по-за-су-ста!” – и вышел, “до-сви-да-ня”».
Из другой двери показался подтянутый молодой человек в дорогом костюме, с серебряной серьгой в ухе:
– Граждане Евросоюза есть?
– Да, есть, – отозвались скандинавы.
Я тоже сказал:
– Да, мы есть.
– Проходите.
Скандинавы вошли вместе, я остался ждать, но переместился ближе к кабинету. В этот момент китайцы окружили вышедшего сородича, о чем-то заспорили, стали ропотать и топотать. В их щебете я распознал экспрессивную лексику типа «ибиомать» и исподтишка щелкнул кнопкой диктофона, решив зафиксировать, для нашего семинара по сакральным словам, как звучит русская брань в китайском исполнении.
Ропот и лопот нарастали. Один китаец особенно горячился, глаза его скрутились в ниточку, он тряс мятым конвертом и упорно повторял дифтонг «сюка-сюка-сюка», перемежая его китайской трелью.
Скандинавы появились из кабинета гуськом, что-то весело обсуждая на ходу. Я постучал, вошел.
Кабинет был весь сплошь завален бумагами. Кипы и ворохи бумаг – не папок или подшивок, что было бы логично, а просто ворохи печатных листов свисали со шкафов и полок, как шапки снега. Пачками завалены оба подоконника. Бумаги топорщились неровными колоннами в углах кабинета, ими полностью, до подлокотников, было завалено кресло для посетителей. Это был кадр из Кубрика или даже Хичкока.
На столе от бумаг были свободны только пепельница и пачка сигарет. Около стены черноволосый, с пробором, чисто бритый, с серьгой в ухе, со строгим галстуком на шее молодой человек искал что-то среди бумаг в одном шкафу.
– Добрый день. Моя проблема – регистрация. – Я протянул ему паспорт.
– Добрый день. Из Германии?.. Н-да, путёвая страна, был недавно…
– Путинская, – пошутил я, вспомнив частушки последнего спецкурса.
– Нет, путинская – это наша, а путёвая – это ваша… Где живем?
– Бавария.
– А тут, в Москве?
– В «Центральной», гостиница.
Он просмотрел паспорт, хмыкнул:
– М-да-а… А вы опоздали, между прочим… Вы уже столько в России, а приходите только на четвертые сутки…
– Приходить?.. – испугался я: что это, каждый день ходить-идти-приходить?.. – Или прийти?
– Да, прийти – но вовремя. Вовремя! А за просрочку, кстати, штраф, и немалый! Вот, полюбуйтесь! – веско добавил он, указывая на листок в рамочке на стене, где было написано:
Любой иностранец обязан в течение трех суток уведомить территориальный орган о своем прибытии и зарегистрировать свою визу в России.
Нарушение правил миграционного учета грозит иностранному гражданину последующим ограничением на въезд в Российскую Федерацию сроком до пяти лет.
Этого еще не хватало! Пять лет! Слова вдруг слиплись в ком, не хотели расплетаться:
– Но мне… меня… от мне… я…
Чиновник повертел паспорт:
– А почему ваша гостиница сама не проводит регистрацию?
– Откуда знать? – Я развел руками. – Сказали – надо, я приходил…
– А где ваш билет? Как вы прибыли? Надолго пожаловали?
– Нет, никому не пожаловал! – забеспокоился я, чтобы он не подумал, будто я стану писать жалобы.
Он усмехнулся:
– Какова цель визита?
– Я лингвист, учу русского языка… антифашист… еще что-то…
– Что же еще, например? – Он потрогал серебряную серьгу в ухе.
– Есть женщина, жена…
– У вас тут жена?..
– Нет, еще уже нет… Пока женщина… По Интернету знакомился…
Он кисло заулыбался:
– Да уж, разные вещи… Жена – это жена, а женщины – это все остальные… Ну что же с вами делать?
– Дать регистрации…
Чиновник мягко покачал головой:
– Нет, уважаемый, так просто это не делается. Вам надо донести кое-что…
Донести? Доносчик? Это слово я знал из семинара по сакралу: «Доносчику – первый кнут». Что это – он вербует меня?.. Говорил же Хорстович, что они всех хотят вербовать, даже праздник такой устроили – Вербное воскресенье, кажется… нет, вербовальное… или вербальное?.. Ну да, надо говорить в этот день…
– Как понять? Донести? Кому?
– Мне, кому же еще?.. Вот, ознакомьтесь, – и он указал моим раскрытым паспортом, не выпускаемым из руки, на стену, где висела еще одна рамка, а в неё был вставлен лист бумаги:
Согласно Федеральному закону № 109-ФЗ от 18 июля «О миграционном учёте иностранных граждан и лиц без гражданства в РФ», регистрация визы означает следующее:
1. Любое физическое лицо, постоянно зарегистрированное в РФ, может стать для иностранца принимающей стороной.
2. Иностранец предъявляет принимающей стороне:
2.1. паспорт иностранца;
2.2. миграционную карту.
3. Принимающая сторона:
3.1. делает ксерокопию:
а) страниц паспорта иностранца (разворота с фотографией и страницы с отметками о пересечении границы);
б) миграционной карты иностранца;
в) страниц своего паспорта (разворота с фотографией и страницы с регистрацией по месту жительства);
3.2. идет в районный отдел УФМС (ОУФМС) того района, в котором постоянно зарегистрирована принимающая сторона;
3.2.1. в ОУФМС заполняет в одном экземпляре бланк «Уведомления о прибытии иностранца»;
3.2.2. предъявляет в ОУФМС:
а) заполненный бланк «Уведомления…»;
б) свой паспорт (т. е. паспорт принимающей стороны) + ксерокопию соответствующих страниц;
в) копию страниц паспорта иностранца;
г) копию миграционной карты иностранца.
3.2.3. Инспектор ОУФМС всё проверяет. Если всё заполнено правильно, то от «Уведомления…» отрезается нижняя отрывная часть, на которой инспектор проставляет дату приема, ставит подпись, ФИО и заверяет печатью.
3.2.4. Принимающая сторона передает отрывную часть «Уведомления…» иностранцу.
Больше ничего до убытия иностранца делать не надо.
Я сумел прочитать и понять только несколько строк – канцелярит меня сильно удручил и основательно, почти физически, напугал.
А чиновник был неумолим:
– Это всё значит, что до регистрации ваша виза недействительна и вы находитесь нелегально на территории нашей родины.
Этого еще не хватало!.. Я в панике не знал, что делать. Где искать-ловить все эти бумаги?.. Где эта принимающая сторона, я сам её ищу, не могу ловить-поймать. Переписать список задач со стены? Полчаса займет.
– Могу сделать фото? – спросил я, вытаскивая фотоаппарат.
– С чего?
– Ну, этот список… сделать то, другое… В словаре посмотрю… я лингвист, интересно…
– А, ну-ну… – Он недобро покосился на фотоаппарат.
Я сделал снимок и сунул аппарат в карман, а он сказал:
– Кстати, а где ваша миграционная карта?.. Нет?.. Как это – «нет»?.. Её вам должны были выдать при пересечении границы…
– При границе я спал, – признался я, вспоминая, что, кажется, нам раздавали в самолёте какие-то серые бумажки в четверть листа (соседи по полёту, помню, даже сказали: «Четвертушка, как в туалете! Бумаги им, дьяволам, жаль? Ни хрена не разобрать!»); я оставил этот листок под сиденьем.
– Спали! Оставили! Видите! А её, эту бумагу, надо иметь с собой! Без неё – никак нельзя. Вот, ознакомьтесь! – он в третий раз строго указал на стену, где в очередной рамке было написано:
3.2.5. В процессе нахождения иностранца в РФ он при проверках предъявляет:
а) паспорт;
б) миграционную карту;
в) отрывную часть «Уведомления…».
Я был подавлен. Что за эмиграционная карта?.. Что за уведомление, да еще отрывочная его часть?.. Чтобы всё это перевести, понять, собрать, придется потратить пять-шесть дней… Нет, надо заплатить. Другого выхода нет. Но как, сколько?.. Хорстович говорил, что лучше давать сразу и без задержек. Но мне никогда не приходилось этого делать!..
Словно читая мои мысли, чиновник стал перебирать стопку листов на столе, приговаривая:
– Вообще-то все квоты уже исчерпаны, но одна миграционная карта здесь где-то у меня завалялась…
На это я спросил осторожно:
– Вот, тут написано – «штраф»… Могу давать… нет, дать штраф и быть свободен?
– Смотря что имеется в виду под «штрафом»… Вы же лингвист, сами понимаете… – туманно хмыкнул чиновник.
– Ну скажите-говорите, сколько?
Чиновник закрыл паспорт и указал им на рамку на стене:
– Вот почитайте, посчитайте.
За неуведомление территориального органа о приезде иностранного гражданина действующим законодательством предусмотрены штрафные санкции:
– на иностранных граждан – от 2000 до 5000 руб. (п. 1 ст. 18.8 КоАП РФ);
– на граждан РФ, принимающих иностранцев, – от 2000 до 4000 руб. (п. 4 ст. 18.9 КоАП РФ);
– на должностных лиц – от 40 000 до 50 000 руб. (п. 4 ст. 18.9 КоАП РФ);
– на юридических лиц – от 400 000 до 500 000 руб. (п. 4 ст. 18.9 КоАП РФ).
– …С вас – 5000 рублей, и с принимающей стороны – 4000 рублей, итого выходит 9000 рублей, или 300 баксов… Чтобы не терять время на хождение по банкам, заплатить штраф можно тут, у меня… И все бумаги оформить. А то ведь штраф не заменяет регистрации. Штраф – штрафом, а регистрация – регистрацией, всё своим чередом…
Ничего себе! Триста долларов! Но делать нечего, на до платить.
Я в волнении начал шарить в набитых карманах, вспоминая, есть ли у меня с собой вся сумма. На стол выскользнул диктофон, в котором крутилась кассета.
– А это что? – Чиновник схватил диктофон, нажал перемотку, потом «play» – из диктофона зазвучало: «…девять тысяч рублей, или триста баксов… чтобы не терять время… можно тут, у меня…»
Ах я идиот!.. Забыл его выключить!
Чиновник побелел, стал перематывать кассету. Другой рукой, не выпуская паспорта, он нажал несколько кнопок на мобильнике, лежащем на столе:
– Антоша, зайди… Да… Да…
Услышав стук в дверь, он вырвал кассету из диктофона и сунул её себе в карман. В кабинет ввалился слоняра в черной коже.
– Вот, гражданин без регистрации… подозрительный тип… снимает на фото, записывает на диктофон… И документы не в порядке… нет регистрации…
– Типа шпион? – не удивился Антоша.
– Какое? Я лингвист, записываю разные… эти… его… – Я от волнения не мог найти слов.
Слоняра оглядел меня с ног до головы:
– Вот-вот, разные… Милиция разберётся… А ну на выход! – Он куда-то позвонил и тихо сказал: – Ребята, тут одного задержали… Вынюхивает чего-то… Разберитесь! Ага… Ну как всегда… Насчет вчерашнего – не переживай… Не, не вопрос, реально… Я ему сегодня уже отзвонил… Ага, чисто по-дружески… Ну давай…
Чиновник передал ему мой паспорт:
– Пусть разберутся. – (Паспорт вместе с диктофоном исчезли за кожаной пазухой Антоши.) – Смотри, чтоб он факты не уничтожил, кассеты…
– Есть еще кассеты? Сюда положил! – Слоняраткнул в стол огромным пальцем с золотым кольцом поверх татуировки.
Я не стал препираться, отдал кассеты и фотоаппарат. В конце концов, что запрещенного я делал-сделал?..
Слоняра слизнул все это за пазуху:
– Еще факты есть?
– Какие? Это ошибка! Я учусь по-русски… изучаю русского…
Слоняра с удивлением посмотрел на меня:
– Смотри, какой шустрый… Русского он изучает… Ладно, милиция разберётся, что ты там изучаешь. На выход! – подтолкнул он меня бесцеремонно.
«Не расстреляют же они меня в ГУЛАГе?» – в панике думал я, стоя на крыльце проклятого бюро рядом со слонярой. Ах, жаль, неизвестен номер германского посольства в Москве!.. Говорил же Хорстович – держи телефон наготове, при себе, а я что?..
Мы стояли на ступеньках, я чувствовал запах нагретой кожи от куртки слоняры, и легкий холодок бегал в мозгах, и некстати настырно лезли Ваши слова (на семинаре «Князева дружина – мать ЧК»), что в России лучше заболеть чумой или угодить в лапы разбойников, чем попасть в поле зрения милиции, ибо поле её зрения куда шире и объемнее нашего, что эти хищники в погонах беспощадно охотятся на своих несчастных собратьев и могут сделать виновным любого, даже самого Иисуса Христа – сочинили же они свой анекдот о том, что «и Христос бы воровал, если б руки не прибили»… Вы еще очень смешно представляли, как бы милиция составляла дело на Христа: «Так, значит, Христос кто у нас – мошенник! Воду в вино превращал, свидетелей – пять тысяч. Левыми рыбами кормил? Кормил… Иоанн это разбавленное вино на базаре толкал, Симон с Андреем отмывали деньги, а подкупленный Пилат делил всё с синедрионом фифти-фифти…»
Но сейчас эти знания бесполезны – я уже попал в поле их зрения. Особого страха не было, но беспокойство отягощало. Вдобавок я вспомнил, что не последовал совету Хорстовича и не сделал ксерокопии с паспорта и визы и не спрятал их отдельно. Сейчас, предположим, просто ушел бы отсюда, а потом поехал бы с этой копией в германское посольство, а уж оттуда не выдадут так просто…
Но как уйти?.. Слоняра – тут, настороже, что-то скрипит у него в ушном жучке.
Нет, надо налаживать вербальный контакт. Даже на серийных маньяков действует.
– Кого ждем-подождём? – осторожно спросил я.
– Милицию.
– Зачем?
– В участок свезут.
– Кого?
– Вас, кого еще.
«Участок»! – это слово наводило на меня ужас уже при чтении «Преступления и наказания» в гимназии!..
– Почему? Что там?
– А там человек разберется.
– Какой-эдакий?
Слоняра поправил рацию в нагрудном кармане, покрутил жучок в ухе.
– А вот такой – полковник Майсурадзе, Гурам Ильич, начальник 3-го отделения.
– Май-су? Дзе? – удивился я. – Япон?
– Япон?.. – Слоняра выкатил на меня глаза. – Нет, он грузинец. Как Сталин. Знаете Сталина? Грузия?
– Конечно, Сталина знаю… Фашизм победил… Джорджия?… Георгиен?
Как же Сталина не знать, если русский язык учишь?.. И про Георгиен в прошлом году целую неделю по CNN танки и взрывы показывали, какие-то тощие солдатики унитазами ложки-плошки выносили откуда-то.
– Недавно там что-то… Это что, как Чечениен?
Слоняра поправил на голове вязаную шапочку:
– Да не дай бог!.. Нет, грузинцы сами по себе, а мы – сами по себе… Они маленькое государство обидели, а мы вступились… Южная Осетия, слышали?
– Да, слышал… По ZDF… Очень маленькое…
– Ничего. Маленькое, да удаленькое… Авось как-нибудь…
– А, ну да… Авось да небось… Мой профессор в Германии всегда сказал, что коммунисты сперва делали, а потом думают, – не утерпел я, о чем тут же пожалел, но Антоша неожиданно согласился:
– Это он на сто процентов прав. Постоянно в какую-нибудь фигню влезаем, а как вылезти потом – неизвестно. Так уже с Афганом и Чечней было.
– Да, фигушки-фигня.
Я был рад, что слоняра дружественно косится на меня лошадиным глазом. Чтобы смазать и умягчить ситуацию, я решил прочесть стишки, которые мы писали на лабораторных:
– Вот, мы писали.. Прочесть?..
– Давай, чтоб не скучно стоять.
– «Авось, Небось да Как-Нибудь решили в гости заглянуть, выпили, съели, поспали, ушли, платить-заплатить позабыли башли…»
Слоняра одобрительно кивнул:
– Там щит увидите, где много чего понаписано…
– Как сказки… Богатыри, камень висит… Дуб-дубной…
– А на нем Соловей-Разбойник сидит… Вроде того, – ощерился портье.
– И Змей Горынович, – поддакнул я, желая показать, что и сам не лычкой шит (помню, Вы учили, что у Змея Горыновича – три головы: чревоблудие, рукоугодие и питьевиние, кажется).
Мордашка сощурился:
– Вот-вот, Горынович… И Абрамович с Вексельбергом… Вместе сидят, яйца высиживают…
«Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», – вспоминал я по дороге ответы Бабани на мои детские навязчивые вопросы «куда», «зачем» и «почему». Она же и читала мне сказки по старинной книге с «Θ», «ъ», «i» и часто при этом ругала главного героя Ивана лентяем и говорила, что, если все лежать будут на печи, кто же тогда еду готовить будет, дворцы убирать и золотом одежды вышивать?.. Разве что Золотая Рыбонька? Горе-Злосчастие?.. Конёк-Горбушок?..
Ну, а потом – Ваши занятия по русской сказке («Сказка – лупа ментала»). Да, я хорошо помню, как Вы были безжалостны к главному герою Ивану-дураку: он беспробудный лодырь, у него много дурной жалостливости и туповатого интереса ко всему встречному-поперечному, целей у него нет, и он, разбуженный, встав с печи, обычно плетётся куда глаза глядят, отвлекаясь на всё, что попадается по пути, но потом – вдруг – достигает чего-то, чего и сам не ожидал, – невесты-царевны, еды, дворца и даже трона. Мораль выводили однозначно: ничего не делай, лежи на боку, положись на бога, душу, мать, властей и бояр – и всё придет само собой и как-нибудь. И поэтому для русских людей советский строй, «путь печи», с его ленью, пьянством, неприхотливостью и дурной уравниловкой, был идеален. И я тогда же возразил Вам, что, несмотря на всё это, герой этот мне очень близок и понятен, потому что и сам я обожаю валяться в постели и ничего не делать.
Правда, было не очень приятно слышать, как Иван иногда обходится с людьми и даже со своими братьями, – «нарезал из спины ремней», «отрубил пальцы», «утопил в проруби», «выколол глаза»… Но первыми моими сказками были братья Гримм, где убивают, мучают и пытают куда чаще и подробнее, так что не привыкать. Каков народ – таковы и сказки, хотя некоторые фольклористы считают наоборот: вначале – сказки, потом – народ. И братья Гримм должны были сидеть на нюрнбергской скамье вместе с Герингом и другими.
Но я в любом случае такого мнения, что не может никчемная и ленивая нация порождать гениев во всех областях духа, на что Вы на семинаре сказали, что тут противоречия нет – как раз «путь печи», «лежание» в широком смысле и дает самые поразительные результаты в искусстве, и никто не может отнять у русских их мистицизма, иррационализма, самосозерцательности, самокопания, из чего растет настоящее искусство, причем чем страшнее реал, тем сильнее виртуал, а искусство в России такое сильное и мощное, потому что насквозь трагично, а трагично потому, что творцы видели, что происходит вокруг, сами жили в этой жуткой реальности, страдали и мучились…
Навстречу шел, приплясывая и жестикулируя, какой-то странный тип в галстуке нараспашку, очень оживленный. Подскочил ко мне с воплем:
– Мы победим, друг! Мы будем чемпионами, дружок!
– А как же нет, да, – поспешил полусогласиться я (как Вы учили реагировать в малопонятных речевых ситуациях – как в игре «да и нет не говорите»). – Каких проблем, друг?
– Никаких! Мы победим! – крикнул он на ходу и, пританцовывая, отправился дальше, вскидывая руки и ноги.
Хорошо, что обошлось так тихо, – я был уверен, что он будет просить деньги на «выпить». Впрочем, по совету Хорстовича десятидолларовая купюра у меня всегда наготове, я их наменял в Мюнхене в банке, где служащий, узнав, что я еду в Россию, сказал, что мы русских должны холить и лелеять, потому что никто, кроме них, не покупает бриллианты и золото за наличные евро, не кладет такие большие деньги в банки и, если б не русские, многие ювелирные лавки и дорогие автохаусы типа «Феррари» давно прогорели бы… На мое возражение, что радоваться нечему, ведь такой вывоз средств ведет к обеднению страны, он ответил типично по-немецки, что это – не его проблемы, а когда я заметил, что от такого воровства в России опять может случиться революция, он отмахнулся: «Это – их проблемы, а сюда революция не докатится, не те сейчас времена, чтобы казаков до Парижа допустить, есть, Gott sei Dank[9], у Запада средства массовой защиты, всякие ПВО, авиация, ракеты, а Сталина у русских нет»…
Перед бюро топтался очередной бритый охранник-бетонник в чёрной коже, похожий на слоняру без хобота. Он недобро посторонился, давая мне протиснуться в дверь. В кулуарах обнаружился десяток китай-монголов и пара белых людей длинной светлой наружности.
– Кто последний? – спросил я, вдруг забыв, как надо правильно говорить – «крайний» или «последний» (оба слова не хороши).
Очередь не ответила – может, она не понимала-поняла вопроса?.. Только один китаец что-то хрюкнул, глаза его свились в щёлочку. Я встал возле него, около стены, и стал исподтишка оглядываться. Человек десять типовых монголоидов, группой. Они совещались, нервно перекладывая что-то по карманам.
В коридоре было несколько дверей. Очередь шла резво. Китайцы входили, чтобы скоро выйти. Я вспомнил, как вчерашний портье сказал про это бюро: «Вашего брата европейца они особо не трогают, зато китайцев чехвостят, будь здоров. Китаец вошел, сказал “злас-тву-те”, бабки положит – “по-за-су-ста!” – и вышел, “до-сви-да-ня”».
Из другой двери показался подтянутый молодой человек в дорогом костюме, с серебряной серьгой в ухе:
– Граждане Евросоюза есть?
– Да, есть, – отозвались скандинавы.
Я тоже сказал:
– Да, мы есть.
– Проходите.
Скандинавы вошли вместе, я остался ждать, но переместился ближе к кабинету. В этот момент китайцы окружили вышедшего сородича, о чем-то заспорили, стали ропотать и топотать. В их щебете я распознал экспрессивную лексику типа «ибиомать» и исподтишка щелкнул кнопкой диктофона, решив зафиксировать, для нашего семинара по сакральным словам, как звучит русская брань в китайском исполнении.
Ропот и лопот нарастали. Один китаец особенно горячился, глаза его скрутились в ниточку, он тряс мятым конвертом и упорно повторял дифтонг «сюка-сюка-сюка», перемежая его китайской трелью.
Скандинавы появились из кабинета гуськом, что-то весело обсуждая на ходу. Я постучал, вошел.
Кабинет был весь сплошь завален бумагами. Кипы и ворохи бумаг – не папок или подшивок, что было бы логично, а просто ворохи печатных листов свисали со шкафов и полок, как шапки снега. Пачками завалены оба подоконника. Бумаги топорщились неровными колоннами в углах кабинета, ими полностью, до подлокотников, было завалено кресло для посетителей. Это был кадр из Кубрика или даже Хичкока.
На столе от бумаг были свободны только пепельница и пачка сигарет. Около стены черноволосый, с пробором, чисто бритый, с серьгой в ухе, со строгим галстуком на шее молодой человек искал что-то среди бумаг в одном шкафу.
– Добрый день. Моя проблема – регистрация. – Я протянул ему паспорт.
– Добрый день. Из Германии?.. Н-да, путёвая страна, был недавно…
– Путинская, – пошутил я, вспомнив частушки последнего спецкурса.
– Нет, путинская – это наша, а путёвая – это ваша… Где живем?
– Бавария.
– А тут, в Москве?
– В «Центральной», гостиница.
Он просмотрел паспорт, хмыкнул:
– М-да-а… А вы опоздали, между прочим… Вы уже столько в России, а приходите только на четвертые сутки…
– Приходить?.. – испугался я: что это, каждый день ходить-идти-приходить?.. – Или прийти?
– Да, прийти – но вовремя. Вовремя! А за просрочку, кстати, штраф, и немалый! Вот, полюбуйтесь! – веско добавил он, указывая на листок в рамочке на стене, где было написано:
Любой иностранец обязан в течение трех суток уведомить территориальный орган о своем прибытии и зарегистрировать свою визу в России.
Нарушение правил миграционного учета грозит иностранному гражданину последующим ограничением на въезд в Российскую Федерацию сроком до пяти лет.
Этого еще не хватало! Пять лет! Слова вдруг слиплись в ком, не хотели расплетаться:
– Но мне… меня… от мне… я…
Чиновник повертел паспорт:
– А почему ваша гостиница сама не проводит регистрацию?
– Откуда знать? – Я развел руками. – Сказали – надо, я приходил…
– А где ваш билет? Как вы прибыли? Надолго пожаловали?
– Нет, никому не пожаловал! – забеспокоился я, чтобы он не подумал, будто я стану писать жалобы.
Он усмехнулся:
– Какова цель визита?
– Я лингвист, учу русского языка… антифашист… еще что-то…
– Что же еще, например? – Он потрогал серебряную серьгу в ухе.
– Есть женщина, жена…
– У вас тут жена?..
– Нет, еще уже нет… Пока женщина… По Интернету знакомился…
Он кисло заулыбался:
– Да уж, разные вещи… Жена – это жена, а женщины – это все остальные… Ну что же с вами делать?
– Дать регистрации…
Чиновник мягко покачал головой:
– Нет, уважаемый, так просто это не делается. Вам надо донести кое-что…
Донести? Доносчик? Это слово я знал из семинара по сакралу: «Доносчику – первый кнут». Что это – он вербует меня?.. Говорил же Хорстович, что они всех хотят вербовать, даже праздник такой устроили – Вербное воскресенье, кажется… нет, вербовальное… или вербальное?.. Ну да, надо говорить в этот день…
– Как понять? Донести? Кому?
– Мне, кому же еще?.. Вот, ознакомьтесь, – и он указал моим раскрытым паспортом, не выпускаемым из руки, на стену, где висела еще одна рамка, а в неё был вставлен лист бумаги:
Согласно Федеральному закону № 109-ФЗ от 18 июля «О миграционном учёте иностранных граждан и лиц без гражданства в РФ», регистрация визы означает следующее:
1. Любое физическое лицо, постоянно зарегистрированное в РФ, может стать для иностранца принимающей стороной.
2. Иностранец предъявляет принимающей стороне:
2.1. паспорт иностранца;
2.2. миграционную карту.
3. Принимающая сторона:
3.1. делает ксерокопию:
а) страниц паспорта иностранца (разворота с фотографией и страницы с отметками о пересечении границы);
б) миграционной карты иностранца;
в) страниц своего паспорта (разворота с фотографией и страницы с регистрацией по месту жительства);
3.2. идет в районный отдел УФМС (ОУФМС) того района, в котором постоянно зарегистрирована принимающая сторона;
3.2.1. в ОУФМС заполняет в одном экземпляре бланк «Уведомления о прибытии иностранца»;
3.2.2. предъявляет в ОУФМС:
а) заполненный бланк «Уведомления…»;
б) свой паспорт (т. е. паспорт принимающей стороны) + ксерокопию соответствующих страниц;
в) копию страниц паспорта иностранца;
г) копию миграционной карты иностранца.
3.2.3. Инспектор ОУФМС всё проверяет. Если всё заполнено правильно, то от «Уведомления…» отрезается нижняя отрывная часть, на которой инспектор проставляет дату приема, ставит подпись, ФИО и заверяет печатью.
3.2.4. Принимающая сторона передает отрывную часть «Уведомления…» иностранцу.
Больше ничего до убытия иностранца делать не надо.
Я сумел прочитать и понять только несколько строк – канцелярит меня сильно удручил и основательно, почти физически, напугал.
А чиновник был неумолим:
– Это всё значит, что до регистрации ваша виза недействительна и вы находитесь нелегально на территории нашей родины.
Этого еще не хватало!.. Я в панике не знал, что делать. Где искать-ловить все эти бумаги?.. Где эта принимающая сторона, я сам её ищу, не могу ловить-поймать. Переписать список задач со стены? Полчаса займет.
– Могу сделать фото? – спросил я, вытаскивая фотоаппарат.
– С чего?
– Ну, этот список… сделать то, другое… В словаре посмотрю… я лингвист, интересно…
– А, ну-ну… – Он недобро покосился на фотоаппарат.
Я сделал снимок и сунул аппарат в карман, а он сказал:
– Кстати, а где ваша миграционная карта?.. Нет?.. Как это – «нет»?.. Её вам должны были выдать при пересечении границы…
– При границе я спал, – признался я, вспоминая, что, кажется, нам раздавали в самолёте какие-то серые бумажки в четверть листа (соседи по полёту, помню, даже сказали: «Четвертушка, как в туалете! Бумаги им, дьяволам, жаль? Ни хрена не разобрать!»); я оставил этот листок под сиденьем.
– Спали! Оставили! Видите! А её, эту бумагу, надо иметь с собой! Без неё – никак нельзя. Вот, ознакомьтесь! – он в третий раз строго указал на стену, где в очередной рамке было написано:
3.2.5. В процессе нахождения иностранца в РФ он при проверках предъявляет:
а) паспорт;
б) миграционную карту;
в) отрывную часть «Уведомления…».
Я был подавлен. Что за эмиграционная карта?.. Что за уведомление, да еще отрывочная его часть?.. Чтобы всё это перевести, понять, собрать, придется потратить пять-шесть дней… Нет, надо заплатить. Другого выхода нет. Но как, сколько?.. Хорстович говорил, что лучше давать сразу и без задержек. Но мне никогда не приходилось этого делать!..
Словно читая мои мысли, чиновник стал перебирать стопку листов на столе, приговаривая:
– Вообще-то все квоты уже исчерпаны, но одна миграционная карта здесь где-то у меня завалялась…
На это я спросил осторожно:
– Вот, тут написано – «штраф»… Могу давать… нет, дать штраф и быть свободен?
– Смотря что имеется в виду под «штрафом»… Вы же лингвист, сами понимаете… – туманно хмыкнул чиновник.
– Ну скажите-говорите, сколько?
Чиновник закрыл паспорт и указал им на рамку на стене:
– Вот почитайте, посчитайте.
За неуведомление территориального органа о приезде иностранного гражданина действующим законодательством предусмотрены штрафные санкции:
– на иностранных граждан – от 2000 до 5000 руб. (п. 1 ст. 18.8 КоАП РФ);
– на граждан РФ, принимающих иностранцев, – от 2000 до 4000 руб. (п. 4 ст. 18.9 КоАП РФ);
– на должностных лиц – от 40 000 до 50 000 руб. (п. 4 ст. 18.9 КоАП РФ);
– на юридических лиц – от 400 000 до 500 000 руб. (п. 4 ст. 18.9 КоАП РФ).
– …С вас – 5000 рублей, и с принимающей стороны – 4000 рублей, итого выходит 9000 рублей, или 300 баксов… Чтобы не терять время на хождение по банкам, заплатить штраф можно тут, у меня… И все бумаги оформить. А то ведь штраф не заменяет регистрации. Штраф – штрафом, а регистрация – регистрацией, всё своим чередом…
Ничего себе! Триста долларов! Но делать нечего, на до платить.
Я в волнении начал шарить в набитых карманах, вспоминая, есть ли у меня с собой вся сумма. На стол выскользнул диктофон, в котором крутилась кассета.
– А это что? – Чиновник схватил диктофон, нажал перемотку, потом «play» – из диктофона зазвучало: «…девять тысяч рублей, или триста баксов… чтобы не терять время… можно тут, у меня…»
Ах я идиот!.. Забыл его выключить!
Чиновник побелел, стал перематывать кассету. Другой рукой, не выпуская паспорта, он нажал несколько кнопок на мобильнике, лежащем на столе:
– Антоша, зайди… Да… Да…
Услышав стук в дверь, он вырвал кассету из диктофона и сунул её себе в карман. В кабинет ввалился слоняра в черной коже.
– Вот, гражданин без регистрации… подозрительный тип… снимает на фото, записывает на диктофон… И документы не в порядке… нет регистрации…
– Типа шпион? – не удивился Антоша.
– Какое? Я лингвист, записываю разные… эти… его… – Я от волнения не мог найти слов.
Слоняра оглядел меня с ног до головы:
– Вот-вот, разные… Милиция разберётся… А ну на выход! – Он куда-то позвонил и тихо сказал: – Ребята, тут одного задержали… Вынюхивает чего-то… Разберитесь! Ага… Ну как всегда… Насчет вчерашнего – не переживай… Не, не вопрос, реально… Я ему сегодня уже отзвонил… Ага, чисто по-дружески… Ну давай…
Чиновник передал ему мой паспорт:
– Пусть разберутся. – (Паспорт вместе с диктофоном исчезли за кожаной пазухой Антоши.) – Смотри, чтоб он факты не уничтожил, кассеты…
– Есть еще кассеты? Сюда положил! – Слоняраткнул в стол огромным пальцем с золотым кольцом поверх татуировки.
Я не стал препираться, отдал кассеты и фотоаппарат. В конце концов, что запрещенного я делал-сделал?..
Слоняра слизнул все это за пазуху:
– Еще факты есть?
– Какие? Это ошибка! Я учусь по-русски… изучаю русского…
Слоняра с удивлением посмотрел на меня:
– Смотри, какой шустрый… Русского он изучает… Ладно, милиция разберётся, что ты там изучаешь. На выход! – подтолкнул он меня бесцеремонно.
«Не расстреляют же они меня в ГУЛАГе?» – в панике думал я, стоя на крыльце проклятого бюро рядом со слонярой. Ах, жаль, неизвестен номер германского посольства в Москве!.. Говорил же Хорстович – держи телефон наготове, при себе, а я что?..
Мы стояли на ступеньках, я чувствовал запах нагретой кожи от куртки слоняры, и легкий холодок бегал в мозгах, и некстати настырно лезли Ваши слова (на семинаре «Князева дружина – мать ЧК»), что в России лучше заболеть чумой или угодить в лапы разбойников, чем попасть в поле зрения милиции, ибо поле её зрения куда шире и объемнее нашего, что эти хищники в погонах беспощадно охотятся на своих несчастных собратьев и могут сделать виновным любого, даже самого Иисуса Христа – сочинили же они свой анекдот о том, что «и Христос бы воровал, если б руки не прибили»… Вы еще очень смешно представляли, как бы милиция составляла дело на Христа: «Так, значит, Христос кто у нас – мошенник! Воду в вино превращал, свидетелей – пять тысяч. Левыми рыбами кормил? Кормил… Иоанн это разбавленное вино на базаре толкал, Симон с Андреем отмывали деньги, а подкупленный Пилат делил всё с синедрионом фифти-фифти…»
Но сейчас эти знания бесполезны – я уже попал в поле их зрения. Особого страха не было, но беспокойство отягощало. Вдобавок я вспомнил, что не последовал совету Хорстовича и не сделал ксерокопии с паспорта и визы и не спрятал их отдельно. Сейчас, предположим, просто ушел бы отсюда, а потом поехал бы с этой копией в германское посольство, а уж оттуда не выдадут так просто…
Но как уйти?.. Слоняра – тут, настороже, что-то скрипит у него в ушном жучке.
Нет, надо налаживать вербальный контакт. Даже на серийных маньяков действует.
– Кого ждем-подождём? – осторожно спросил я.
– Милицию.
– Зачем?
– В участок свезут.
– Кого?
– Вас, кого еще.
«Участок»! – это слово наводило на меня ужас уже при чтении «Преступления и наказания» в гимназии!..
– Почему? Что там?
– А там человек разберется.
– Какой-эдакий?
Слоняра поправил рацию в нагрудном кармане, покрутил жучок в ухе.
– А вот такой – полковник Майсурадзе, Гурам Ильич, начальник 3-го отделения.
– Май-су? Дзе? – удивился я. – Япон?
– Япон?.. – Слоняра выкатил на меня глаза. – Нет, он грузинец. Как Сталин. Знаете Сталина? Грузия?
– Конечно, Сталина знаю… Фашизм победил… Джорджия?… Георгиен?
Как же Сталина не знать, если русский язык учишь?.. И про Георгиен в прошлом году целую неделю по CNN танки и взрывы показывали, какие-то тощие солдатики унитазами ложки-плошки выносили откуда-то.
– Недавно там что-то… Это что, как Чечениен?
Слоняра поправил на голове вязаную шапочку:
– Да не дай бог!.. Нет, грузинцы сами по себе, а мы – сами по себе… Они маленькое государство обидели, а мы вступились… Южная Осетия, слышали?
– Да, слышал… По ZDF… Очень маленькое…
– Ничего. Маленькое, да удаленькое… Авось как-нибудь…
– А, ну да… Авось да небось… Мой профессор в Германии всегда сказал, что коммунисты сперва делали, а потом думают, – не утерпел я, о чем тут же пожалел, но Антоша неожиданно согласился:
– Это он на сто процентов прав. Постоянно в какую-нибудь фигню влезаем, а как вылезти потом – неизвестно. Так уже с Афганом и Чечней было.
– Да, фигушки-фигня.
Я был рад, что слоняра дружественно косится на меня лошадиным глазом. Чтобы смазать и умягчить ситуацию, я решил прочесть стишки, которые мы писали на лабораторных:
– Вот, мы писали.. Прочесть?..
– Давай, чтоб не скучно стоять.
– «Авось, Небось да Как-Нибудь решили в гости заглянуть, выпили, съели, поспали, ушли, платить-заплатить позабыли башли…»
Слоняра одобрительно кивнул: