Гилберт Майкл. Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть

   Обошли Пьяцца делла Синьория, полную крикливых гидов, и погрузились в сплетение тесных улочек старого города.
   Смена обстановки напоминала переход с освещенной и украшенной сцены в темный хаос закулисья. Тут до сих пор не ликвидированы были следы наводнения. Когда в тот осенний ноябрьский вечер на Флоренцию обрушилась стена пенящейся грязной воды, прежде всего и больше всего пострадала эта часть города. Ну а с её очисткой и ремонтом власти вообще не ломали голову - слишком маловероятно было, чтобы какой-то турист отважился проникнуть в её темную утробу. Решетки в окнах полуподвалов до сих пор украшали смесь грязи, веток и мазута, затвердевшая как бетон. Двери и окна забиты досками. Разбитые уличные фонари так и не заменены.
   Сдруччоло Бенедетто была жалкой улочкой, настолько узкой, что, казалось, стоявшие на ней высокие дома сходятся наверху. Двое мужчин дошли до её конца и остановились.
   Тот, что поменьше, сказал:
   - Думаю, нам тут обоим делать нечего. По дороге нам попадалось кафе. Что, если мы будем дежурить по очереди? Если хочешь, начну я.
   Здоровяк кивнул и вернулся назад. Прошло около часа, когда двери дома номер семь отворились и вышел мужчина, как с удовлетворением отметил наблюдатель, небольшого роста и хромой. Диндони свернул на Виа Торта, чем упростил все дело, ибо шел в сторону кафе, где сидел напарник.
   Кафе Диндони не миновал. Войдя в зал, где здоровяк занялся газетами, он раздвинул штору и прошел во внутреннюю комнату. На ходу бросил пару слов девушке за стойкой, та в ответ улыбнулась.
   Оба мужчин последовали за Диндони за штору. Там была небольшая комната, в ней стоял единственный стол и три или четыре стула - только для избранных посетителей. Когда они вошли, Диндони поднял глаза и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. Тут появился официантка и зашумела:
   - Это приватное помещение, уходите, пожалуйста!
   Здоровяк поставил стакан на стол, капнув немного жидкости на его гладкую поверхность и пальцем нарисовал что-то похожее на пятерку, но без верхнего хвостика.
   - Вы что, глухой? - набросилась на него официантка. - Мне повторить или послать за хозяином?
   Палец здоровяка снова пришел в движение, обведя вокруг недописанной пятерки кружок. Диндони это словно загипнотизировало. С трудом отведя взгляд он сказал официантке:
   - Мария, эти синьоры - мои друзья. Будь так любезна, оставь нас в покое.
   - Друзья? - презрительно переспросила она. И тут заметила, как Диндони напуган.
   - Вот именно, - сказал один из мужчин. - Давайте выпьем. Для моего друга и меня - «Граппа Тоскана». Для вас тоже, синьор Диндони? А вам, Мария?
   Пробормотав - «Мне ничего», официантка исчезла за портьерой. Наполняя три рюмки ликером, недовольно заметила, что у неё дрожит рука.
 

***

 
   В полицейском участке на Виа дей Барди сидел карабинер Сципионе, тучный черноволосый сицилиец с румяным лицом, разделенным пополам прямыми черными усами, и старательно заполнял протоколы.
   Лейтенант Лупо, войдя с пачкой бумаг в руке, бросил одну из них на стол.
   - Рапорт с Главного вокзала, - сказал он. - Какие-то двое мужчин приехали экспрессом из Рима в 18. 50, звонили из будки на перроне и ушли в город. Были при чемоданах и, похоже, собирались здесь задержаться. В донесении говорится, что они выглядели подозрительно. Хотел бы я знать, почему.
   Сципионе понял, что вопрос риторический, и отвечать не стал.
   - Возможно, стоит обратить внимание. У ребят на вокзале на такие вещи нюх.
   Завтра я хочу видеть сводку регистрации по отелям.
   Сципионе сказал:
   - Синьор лейтенант понимает, что имен будут сотни. Сейчас толпы туристов.
   - Постарайтесь думать головой, если Господь вам её дал, оборвал его лейтенант. - Эти двое - итальянцы, значит можете оставить в покое всех американцев, англичан, французов, скандинавов, испанцев… нет, впрочем, испанцами лучше не пренебрегать.
 

2. Вторник, утро: Роберт Брук за работой.

   Как выяснил Брук хуже всего было пробуждение. Теперь он уже не так тосковал о Джоанне, как раньше, но пока он спал, была перед ним как живая, сидела в кресле у камина, лежала в постели - казалось, стоит протянуть руку и коснешься её плеча.
   Но проснувшись он тут же осознавал, что Джоанны уже нет, что одна её часть превратилась в горсточку пепла в предместьи северного Лондона, а другая погасла, как задутое пламя.
   Слышно было, как Тина возится в кухне, видно открыла своим ключем, пока он спал.
   Это уже прогресс, ещё недавно к её приходу он давно был на ногах. Малейший прогресс в выздоровлении доставлял ему удовольствие.
   Встав, он умылся, тщательно выбрился, почистил зубы и надел чистую рубашку; эта каждодневная рутина помогла ему держать себя в руках.
   Когда вошел в гостиную, завтрак уже был готов: кофе в старинном серебряном кофейнике, молоко, гренки с маслом и апельсиновый джем.
   В галерею он отправился пешком. В гараже стояла машина, серый «санбим тэлбот», но если не было дождя, предпочитал ходить пешком. Вначале вниз по Виа Микельанжело к Арно, потом через мост со свеже отреставрированным парапетом и вдоль набережной к книжному магазину и галерее на Виа ди Бенчи.
   Улицы полны были юношами и девушками, которые мчались в школы на велосипедах, мотороллерах или пестрыми пешими стайками. Итальянская молодежь нравилась ему больше её британских сверстников: тут лучше одевались, чаще мылись и, вероятно, были более уверены в себе, потому что не думали столько о том, какое впечатление производят на старшее поколение.
   Он настолько задумался, что капитан Королевского военноморского флота Комбер довольно долго шагал рядом, прежде чем Брук его заметил.
   - Я ждал вас, - сказал Комбер, бодрый мужчина с воинственно торчащей бородкой. - Сегодня туристы здесь так и кишат. Вашему бизнесу это на пользу.
   - И да, и нет, - ответил Брук. - Половина из них заходит ко мне только поглазеть.
   Хватают дорогие книги жирными пальцами, а когда замечают мое недовольство, расщедрятся и купят путеводитель за триста лир.
   - Ну да, когда вы упрете в них свой ужасный отсутствующий взгляд, они, наверно, каменеют - как же звали того героя? - как при взгляде на голову Горгоны.
   - Любите вы ерунду говорить…
   - Сегодня я сам хочу кое-что купить.
   - Не знал, что вы интересуетесь искусством.
   - Только в общих чертах, - уклончиво ответил Комбер. - В самых общих. Мне нужна книга, где были все художники и их наиболее известные картины, но без лишних подробностей.
   - Тогда вам подойдет словарь.
   - А такой существует? Мне - в сторону? Еще чего! Ах ты сопляк бесстыжий! - Последние слова относились к юноше на «ламбретте», который пытался протиснуться мимо них в узкой улочке, и не мог, потому что Комбер по обыкновению шагал посреди проезжей части.
   - Пар всегда уступает дорогу парусам, молодой человек!
   Мотороллер влетел на тротуар и с победным ревом промчался мимо них. Они вышли на Виа да Бенчи, свернули направо и уже приближались к галерее и книжному магазину Брука - «Галерея и библиотека делла арти». Несмотря на тесный вход, внутри было удивительно просторно.
   Магазин был уже открыт. Франческа, серьезная девица в очках с толстыми стеклами, дрожавшая перед Бруком от страха, приходила пораньше, открывала окна, приносила почту и вытирала пыль.
   Брук уже стоял на леснице у стеллажа, потом слез, держа в руках две книги.
   - Эта - иллюстрированная, и немного дороже, - сказал он. - Эта - только что вышла. Называется «Всемирный путеводитель любителя искусств». Это компилляция фрагментов из чужиш книг.
   - Именно то, что мне нужно.
   - Интересуетесь какой-то определенной областью?
   - Мой интерес - весь мир. Кто это сказал? Талейран? Или Сидней Смит? - Капитан отделил от стопки банкнотов две тысячи лир. - Кстати, вечером чем-нибудь заняты?
   - Да вроде нет. А что?
   - Не хотите сходить на прием?
   - А что там мы будем делать?
   - То же, что всегда. Есть, пить, говорить и слушать.
   - Где?
   - На вилле Расенна. У профессора Бронзини.
   Капитан полез в карман и достал пригласительный билет, написанный от руки красными чернилами на плотном светлозеленом картоне.
   - Говорят, что профессор Бронзини немного со странностями, но он фантастический старик, и еда и выпивка там превосходные. Пойдем, может вы хоть встряхнетесь.
   Брук изучал приглашение.
   «Профессор Бронзини приглашает своих друзей и всех ценителей этрусского искусства и этрусского образа жизни посетить его виллу Расенна, выпить и закусить, послушать этрусскую музыку и насладиться красотой цивилизации, более счастливой и изысканной, чем наша».
   - Более счастливой? - спросил Брук. - В этом что-то есть. Вы его знаете?
   - Меня ему представили. Слывет фанатичным знатоком этрусского искусства. Кое-что раскопал в своем собственном имении у Волатерры и написал об этом несколько книг.
   - Ага… - Брук задумался, потом покачал головой. - Не может же он хотеть, чтобы на его прием пришел кто попало…
   - Кто попало ему не нужен. Хочет встретиться с вами.
   - Но он же меня не знает.
   - Знает, что вы возглавили магазин и галерею после Уилфорда Хасси. Кстати, куда девался Уилфорд?
   - Отправился в Южную Америку изучать искусство ацтеков. Вернется в конце года.
   Если до той поры не лишится по моей вине всех клиентов.
   - Тут я подслушал двух девушек, говорили о вас. Одна сказала, вы вовсе не симпатичный, и ужасно строгий. Напоминаете ей папочку. Ее просто в дрожь бросает, когда приходит в галерею.
   - А вторая? Тоже несла такие глупости?
   - Я уж лучше вам не скажу, - рассмеялся капитан. - Наши дорогие соотечественницы весьма откровенно судят о противоположном поле - если не неприлично. И, раз речь о них, сюда направляется мисс Плант. Вы как хотите, а я пошел. - В дверях он остановился и добавил:
   - Так вы вечером пойдете? Я зайду за вами около восьми.
   - Ладно, - сказал Брук без особого воодушевления.
   Мисс Плант по всем статьям считалась первой дамой английской колонии во Флоренции, куда приехала ещё в начале нашего столетия. Она появилась в магазине, игнорируя пытавшуюся её обслужить Франческу, и открыла огонь по хозяину.
   - Я Беатриса Плант. А вы, конечно, Роберт Брук. Вы приняли галерею после того американца. Почему это у американцев такие странные имена, не знаете? Уилфорд!?
   Как будто город. Был тут у нас один американец после войны, так его звали Шафтсбэрри, как улицу у нас в Лондоне. Ваша жена была из семьи Темпл - Харди?
   - Да, - неохотно подтвердил Брук, но если мисс Плант и заметила, как погасло его лицо, не подала виду. Чувства других её просто не занимали.
   - С Элизабет Уэйл вы уже знакомы, насколько я знаю, - показала она на молодую англичанку, вошедшую следом за ней. - Сегодня она была настолько любезна, что подвезла меня в город. С транспортом день ото дня хуже. Давно пора что-то делать.
   Вы знаете её отца.
   - Сэра Джеральда я знаю, - подтвердил Брук. При этом его взгляд встретился со взглядом мисс Уэйл. Та подмигнула.
   - Удивительно, как у наших сегодняшних властей хватило ума прислать сюда консулом человека с титулом, - продолжала мисс Плант. - Его предшественник был полный нуль - ни происхождения, ни воспитания.
   - Да уж, - подтвердила Элизабет. - Он был неподражаем. Навестив мисс Плант зимой в жуткий мороз, он даже пальто не снял.
   - У меня однажды был врач, который не снял пальто даже в спальне. Больше ноги его у меня не было. Маччиоли.
   Брук вначале принял последнее слово за боевой клич, както связанный с предметом предыдущего разговора. Но когда мисс Плант повторила, до него дошло.
   - Вы ищете книгу о его последователях или репродукции их картин? У нас в галерее несколько Синьорино и как минимум один Кабьянко.
   - Хочу книгу о его последователях. Гертруда Строцци както говорила о них, и я понятия не имела, о чем речь. Так что знать о них мне нужно лишь столько, чтобы в следующий раз поставить её на место.
   Когда мисс Плант ушла, Элизабет сказала:
   - Не смейтесь над ней. Раньше такое поведение было лишь позой, а теперь она привыкла. Это не со зла.
   - Да, очень мило, когда кто-то ляпает любую глупость, что придет ему в голову.
   - Если бы так, - сказала Элизабет. - Но ей в голову всегда приходят минимум по три глупости одновременно. Когда её представили папе, сказала: - Как поживаете, сэр Джеральд? Вы ведь только второй наследник дворянского титула в вашей семье, не так ли? Ваш отец был лондонским мэром в том году, когда дерби выиграл конь с такой странной кличкой?
   Брук улыбнулся. Улыбка была невеселой, но все-таки…
   - И что сказал на это ваш отец?
   - Ну, он-то нашелся. Дипломат милостью Божьей. И, кстати, вы обязательно должны послезавтра прийти к нам на обед. Разумеется, если у вас нет других планов.
   - В четверг? Еще не знаю.
   - Там будет Том Проктор.
   - Том? Разве он во Флоренции?
   - Еще нет. Приедет завтра вечером. Он ведь управляет вашим имуществом, не так ли?
   - Имуществом моей сестры Фелиции. И он мой поверенный в делах. Да, раз там будет Том, мне нужно прийти.
   - Да, нельзя сказать, что вы вне себя от радости, - заметила Элизабет. - Большинство людей считают приглашение на обед к британскому консулу вопросом престижа.
   - Я думаю! - Брук снова улыбнулся.
   - «Это же надо, дважды подряд! - сказала себе Элизабет, возвращаясь. - Ну, сэр, если мы будем продолжать в том же духе, может быть когда-нибудь и рассмеемся!» - И, опустив стекло в машине, выдала на безупречном итальянском: - Если вы будете настолько любезны, что перестанете давить на сигнал и посмотрите по сторонам, то заметите, что у меня включен левый указатель поворота, что означает, - я собираюсь свернуть налево. Благодарю вас.
   Днем галерея закрылась на пару часов, и Бруку это давало возможность прогуляться домой на обед пешком. Он имел привычку пройтись по Понте Веккио и возвращаться левым берегом реки, замыкая круг, начатый утром.
   Проходя мимо кафе на углу набережной Аччиоли, заметил двух приезжих, сидевших у столика под парусиновым навесом. Сразу было видно, что они не туристы и скорее всего, из Неаполя. А, может быть, с Сицилии.
   3. Вторник, вечер: профессор Бруно Бронзини Целый день стояла удушливая жара. С наступлением вечера из долины Арно начала подниматься лесная мгла, похожая на тонкую свадебную фату. Небо потемнело, из ослепительно голубого перешло в индиго и потом стало похоже на вороненую сталь.
   Кое-где появились звезды.
   - Красота, правда? - спосил Комбер.
   - Города всегда кажутся лучше, если вы от них достаточно далеко, чтобы их не слышать, - сказал Брук, - и не обонять.
   - Чтоб вы провалились с вашим реализмом!
   - Кто будет там сегодня вечером?
   - У Бронзини? Во-первых, Меркурио, его приемный сын. Уникальный экземпляр. Где-то позади будет крутиться Даниило Ферри и спокойно, компетентно, как он это умеет, обеспечит, чтобы все шло по нотам. У Бруно он решает все хозяйственные проблемы.
   Ну, и потом уйма уважаемых людей из галереи Уфицци, и палаццо Питти, и, разумеется, Археологического музея. Все специалисты по этрускам - но вы же должны их знать?
   - Знаю Сольферино и Бартолоцци, и ещё кое-кого, но только поверхностно. Чем займемся? Только выпьем?
   Капитан рассмеялся от души, так что машина едва не вылетела на тротуар.
   - Мне ясно, что Бронзини вы не знаете. Нас ожидают «этрусские оргии», как он их называет. Еда, напитки, музыка и танец, если хотите. Последние гости покидают дом на рассвете.
   - Надеюсь, дело не дойдет до того, что на самом деле подразумевают этрусские оргии.
   - Публично - разумеется. Мы приехали.
   Свернув с шоссе в высокие ворота из каменных глыб, они двинулись меж двух рядов кипарисов по аллее, напоминавшей туннель и наподобие театрального занавеса открывавшей ярко освещенный мощный дворик.
   Юноша в темном подпоясанном одеянии, плотно стянутом на руках и ногах, распахнул дверку. Второй так же одетый юноша, появившись с другой стороны, сказал: - Прошу ключи, синьоры, я отгоню ваш автомобиль.
   - Вот еще! Что ты с ним собираешься делать?
   - Поставлю его вон там, - юноша показал на ряды машин в дальнем конце двора. - Ничего с ним не случится.
   - За машину я не боюсь, - сказал капитан. - Но хочу, чтобы она стояла поблизости, чтобы уехать, когда захочу.
   Усмехнувшись, юноша ответил:
   - Я поставлю его с краю. Захотите прогуляться с синьоритой, - всегда пожалуйста.
   - Благодарю за комплимент, - капитан отдал ключи. Сквозь арку они прошли во внутренний двор, окаймленный апельсиновыми деревьями в керамических кадках, и поднялись по ступенькам. Двери им открыл гороподобный гигант в том же просторном одеянии, бывшем, очевидно, местной униформой, и провел в холл, где ожидал бледный темноволосый мужчина среднего роста, невзрачный, но одетый по всем правилам.
   - Даниило Ферри, - шепнул капитан и, подойдя ближе сказал:
   - Позвольте представить,… Синьор Ферри - мистер Брук.
   - Добрый вечер, синьор капитан, добрый вечер, синьор Брук. Если позволите, я провожу вас к гостям. Профессор будет очень рад вашему визиту.
   Вилла Расенна первоначально была выстроена вокруг внутреннего двора. Позднее её расширили, а двор перекрыли крышей, так что возникло множество помещений самых разных размеров и на разных уровнях. Откуда-то доносилась музыка.
   - Осторожно на лестницах, - предупредил Ферри. - Они весьма коварны.
   Музыка не похожа была ни на что, известное Бруку. Преобладали в ней флейты в сопровождении струнных инструментов и кастаньет.
   - Этрусская, - сказал Ферри. - Вначале она кажется однообразной, но увидите, привыкнете.
   Свернув за угол, они оказались в главном зале, - длинном низком помещении с опертым на балки потолком, завешенным гобеленами. Брук увидел музыкантов и убедился, что не ошибся. Играли они на блокфлейтах и лирах. Учитывая ограниченные возможности инструментов, играли действительно здорово.
   От группы в дальнем углу зала отделилась небольшая фигурка и заторопилась к ним.
   Бруку не нужно было слышать тихую подсказку Комбера, чтобы понять - это хозяин.
   Профессор Бронзини был в легких остроносых чувяках и таком же одеянии, как и у слуг, только из лучшей и дорогой ткани, а сверху ещё в короткой тунике - хламис.
   Пухлая фигурка была перепоясана красивым кожаным ремешком, с которого свисали золотые подвески. Пухлое лицо, напоминающее бога Силена, румяные щеки, приплюснутый нос, массивный рот и ежик седых волос были посажены, казалось, прямо на высокий воротник.
   - Ах, капитан, вы доставили мне большую радость! И привели синьора…
   - Роберта Брука. -…Синьора Брука! Я очень рад. Вижу, вас заинтересовал оркестр. Инструменты - точные копии старинной флейты субуло и античной лиры. Вы когда-нибудь интересовались этрусками, синьор Брук?
   Камберу удалось произнести:
   - Да он… - и только. Профессор отвернулся и хлопком в ладоши призвал юношу с подносом, на котором стояли тяжелые зеленые чаши. Судя по запаху, в них было крепкое ароматизированное вино.
   Профессор кинулся навстречу очередному гостю и Брук получил возможность оглядеться по сторонам. Кроме гобеленов единственным украшением были бронзовые зеркала над каменным камином и великолепный бронзовый светильник с подставкой в форме козла, стоявшего на задних ногах. Когда он разглядывал его, появился Ферри.
   - Интересная вещь, - сказал Брук. - Отличная копия.
   - Копия? - переспросил Ферри.
   - По моему, это вряд ли могут быть оригиналы, - миролюбиво ответил Брук. - Оба эти зеркала - в Археологическом музее в Дрездене, а козлика я сам видел в музее Вилла Джулия в Рим.
   - Я в этом не разбираюсь, - отмахнулся Ферри. - Видимо, вы правы. Принести вам что-нибудь выпить?
   Зал заполнялся. Брук узнал доктора Сольферини, директора Археологического музея, беседовавшего с солидной дамой в черном платье, и направился к ним. Доктор приветливо встретил его, представил даме, оказавшейся его женой и спросил:
   - Вы впервые в Расенне?
   - Во Флоренции я вообще на приеме впервые.
   - Крутое крещение…
   - А что, собственно, предстоит?
   - Будем есть и пить. Представим несколько урезанную версию этрусского образа жизни.
   - Урезанную?
   - Точно придерживаться оригинала несколько затруднительно. Нагие подростки, подающие вино. Оргии под столом и так далее.
   - Должен сказать, что я во все это до конца никогда не верил, - заметил Брук. - Думаю, на их росписях прислужники обнажены только для того, чтобы подчеркнуть, что речь идет о рабах. Это условность. Как хитон и химатион на женщинах или мужчины в хламиде. А если говорить об оргиях…
   - Оргии? - профессор Бронзини выскочил из-за их спин, как дельфин из прибоя. - Ложь! Ложь, вымышленная греческим сплетником Теолюмпом и распространяемая римлянами, чтобы очернить этрусков. Ваши бокалы пусты, синьоры. Нужно пить! - Он опять хлопнул в ладони и сквозь толпу к ним протиснулся юноша. Профессор исчез также внезапно, как и появился.
   - Откуда, черт возьми, он берет столько слуг? - спросил Брук.
   - Они ему поклоняются.
   - Не преувеличивай, - поморщилась жена.
   - Я не буквально. У него обширные земельные угодья в Волатерра, и деревенские юноши приходят услужить ему. Видно, им это нравится.
   - Ах, так, - Брук задумался уже о другом: что делать с вином.
   Понятия не имел, как долго затянется эта стадия приема, и перспектива принять полдюжины бокалов вина ещё до ужина его не слишком привлекала. В цивилизованном обществе в прихожей стояло бы несколько столиков, куда можно поставить недопитый бокал, прежде чем принять следующий. Здешняя обстановка, однако, не позволяла применить такую тактику.
   Незаметно направившись к выходу в зимний сад и выплеснув свой бокал в горшок с невероятно корявым и невероятно колючим кактусом, он вдруг услышал за спиной тихий смех.
   Быстро обернувшись, увидел молодого человека, в упор глядевшего на него. Даже в полумраке лицо его привлекало внимание. Вытянутый острый англосаксонский профиль, принесенный в Северную Италию крестоносцами и сохранившийся в веках, контрастировал с простыми и невыразительными чертами черноволосых местных парней.
   Черты молодого человека были не только правильными, но и невероятно красивыми, он был похож на юного бога, решившего спуститься с Олимпа порезвиться с ланями и сатирами. Иллюзию разрушал современный флорентийский диалект.
   - Я не удивлен, - сказал незнакомец. - Тоже предпочел бы «мартини», но, к несчастью, в пятом веке до нашей эры «мартини» ещё не существовало. Кстати, я Меркурио, сын хозяина дома. Приемный сын.
   - Я - Брук. Заменил в галерее Уилфорда Хасси.
   - Да, я слышал, он решил заняться славным прошлым инков. Раз уж вы здесь, не хотите заглянуть в святую святых? Старик, вероятно, потом все равно поведет вас туда.
   - Спасибо. Если полагаете, что ваш отец не будет против…
   Через зимний сад мы спустились к низким дверям.
   - Осторожно, голову… - предупредил Меркурио. - Это должно напоминать гробницу.
   Мрачноватая идея, но вполне в стиле старика.
   Достав ключ, он открыл тяжелые дубовые двери. Распахнулись они легко и беззвучно, что говорило о мастерской ручной работе. Меркурио нащупал выключатель.
   Комната была разделена на две части аркой, пол вымощен плоскими камнями, стены из голого кирпича. Во всю длину одной стены тянулась каменная скамья, идущая к другому концу подземелья и вдоль короткой задней стены.
   - Сюда кладут мертвых, - сказал Меркурио.
   Другую длинную стену занимали полки различной глубины, на которых была выставлена удивительная коллекция предметов: терракотовые вазы, большие кувшины со звериными мордами, - гидрии, кратеры - чаши для вина, фигурки людей и зверей, бронзовые статуэтки нагих атлетов и многорожковые канделябры, печати, масляные светильники, замки и ключи, горшки и миски, зеркала из полированной бронзы и несметное множество украшений - булавок, брошек, браслетов, сережек и перстней из филиграни и кованого золота, украшенных дорогими камнями. Скрытое освещение подавало все это в наилучшем виде.
   - Нечто среднее между похоронной конторой и музеем, - сказал Меркурио. - Вы в этом барахле разбираетесь?
   - Немного, - ответил Брук. Больше всего заинтересовала его терракотовая фигурка.
   Без детального осмотра, который сейчас был невозможен, нельзя было сказать, настоящие ли это этрусские находки или очень удачные копии.
   - Вот это всегда приводит меня в отчаяние. - Улыбаясь, Меркурио показал на маленькое бронзовое кадило. Оно было сделано в форме танцующего юноши, совершенно нагого, если не считать кожанных сапожек до середины икр. - Это я.
   - Ах, так, - сказал Брук. - Остальное - тоже современные копии?
   - Некоторые - да, некоторые - нет. Полагаю, большинство сосудов - настоящие. Их и подделывать не стоит, вам не кажется? Они такие уродливые.
   Брук ничего не ответил. Ему очень хотелось попасть сюда на часок, с хорошим освещением и сильной лупой в руке.
   - Здесь действует правило «руками не трогать»?
   - Ну, если ничего не уроните… Старик высокого мнения обо всем этом барахле, словно хочет забрать все с собой на тот свет.
   - Он хочет, чтобы его похоронили здесь?
   - Вот именно. Набальзамировать и уложить вон туда…
   - Власти это позволят?
   - Понятия не имею. Но раз бедняга предстанет перед господом, что сможет сделать, если его отнесут на погост как простого смертного?
   Брук не знал, что ответить. Полагал, что Меркурио, обязанный профессору всем, чего добился в жизни, мог бы говорить о нем с большим уважением.