Гилберт Майкл. Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть

   Все камеры были пусты.
   - Эти и эти две кто-то ограбил давным - давно, - сказал Ферри. - К счастью, эти вандалы не добрались дальше. Этот коридор - ложный ход, ещё один мы нашли на той сторне. Но и тот ведет к якобы непроходимой скальной стене.
   - Которую вы пробили?
   - Разумеется. С современным оснащением это совсем нетрудно.
   - И что вы обнаружили?
   Ферри усмехнулся.
   - Мы обнаружили, что очутились в первом проходе, они оказались связаны; этрусские шуточки. В глубину вел совсем другой ход, и там мы нашли несколько любопытных терракотовых фигурок. Некоторые профессор оставил, остальные передал различным итальянским музеям. И ещё две алебастровые кюветы с драгоценными украшениями.
   Они спускались по главному ходу, который потом поворачивал вправо и снова начинал подниматься. Брук заметил на камнях свежие следы кирок. Перед ними проблескивал дневной свет. Брук считал шаги. Прошли почти шестьдесят метров, прежде чем выбрались на другой стороне кургана. Ферри, шедший первым, свернул влево.
   - А здесь мы снова проникли внутрь, - сказал он. - Тут как раз работают.
   Возможно, это будет для вас интереснее.
   Брук пролез сквозь проход, пробитый в скале, и включил фонарь. Очутился в маленькой комнатке, два на два с половиной метра, с обычной каменной лавкой вдоль двух стен. Над ней по всей длине тянулась роспись, изображавшая морской пейзаж. Волнистая линия посреди стены представляла морскую гладь, под ней плавали рыбы и всякие чудные морские звери, из скал на дне вырастали кораллы, а в стилизованных веерообразных листьях кишели крабы. Над водой высовывали головы дельфины. А на воде, образуя центр картины, вздымался единственный корабль с задранными носом и кормой и с рядом весел по бортам.
   У Брука даже дух перехватило.
   - Это прекрасно! - сказал он. - Вы о нем уже сообщили?
   - Профессор велел сделать цветные снимки. Насколько я знаю, относит это к пятому веку.
   - Шестой или пятый, - согласился Брук. Достав лупу, внимательно изучил корабль.
   - Это пиратский корабль, видите - таран, которым пробивали атакуемое судно.
   Человек сзади - в доспехах, видимо, капитан или предводитель пиратов, раз у него такой роскошный шлем.
   Шлем был сложным головным убором, напоминавшим шляпку изысканной посетительницы скачек в Аскоте, но составленную из металлических полос. Посредине надо лбом львиная голова.
   - Интересно, что вы заметили. Существует мнение, что эта гробница принадлежала одному пирату и его семейству. Предполагается, именовался он Тринс и был хозяином здешних мест. Возможно, подчинялся волатерскому лукумону, но мог быть и независим. Его имя фигурирует на раме одной из дверей в Ваде, это на побережьи.
   - Изумительно! - сказал Брук. - Зимний дворец здесь, летняя дача на побережьи, вблизи корабля. Если он был значительным человеком, находка его гробницы приобретает особый вес.
   - Разумеется. Мы тоже надеемся.
   - Что вы ещё нашли?
   - Несколько любопытных зеркал и пару алебастровых фигурок. Пойдемте, я вам покажу.
   Брук ещё раз взглянул на предводителя пиратов, гордо стоявшего на корме своей галеры и глядящего вперед поверх согнутых спин рабов на веслах. Потом последовал за провожатым. Каждая комнатка сообщалась с соседней отверстием в стене вроде мышиной норы.
   - Наше продвижение вперед могло бы быть логичнее, разгадай мы план главных ходов, - оправдывался Ферри. - Но мы продвигаемся наугад, опираясь только на силу. А сейчас мы работаем вот здесь.
   Камера в самом центре кургана была освещена единственной лампочкой. На одном конце работали двое юношей, долбили мягкий камень стальными долотами и кувалдами.
   Лица их были черны от пыли, в свете фонаря сверкали только в улыбке белые зубы.
   - Это, видимо, гробница остальных членов семьи, пожалуй жен.
   На традиционной каменной скамье были расставлены терракотовые сосуды, светильники, гребни и броши, и кадильницы на трех козьих ножках.
   - Если войти отсюда, - сакзал Ферри, - окажемся снова в тех смежных проходах.
   - Ага… - Брук пытался представить план всего, что видел. Курган в полгектара мог скрывать неисчислимое множество тайников, и систематически работающая группа археологов могла его исследовать примерно за год. При несистематическом подходе, как здесь, раскопки могли длиться и десять лет. Если оба смежных прохода делят курган примерно пополам, до сих пор работы шли исключительно в левой, или северной части, - по крайней мере, в основном. Хотя… Заметив отверстие в стене справа, он заглянул внутрь. Ферри, шедший впереди, тут же обернулся.
   - Туда ходить не стоит, - сказал он. - Почва оседает, нам пришлось ставить подпорки на каждом шагу.
   Фонарь Брука бросил в отверстие сильный луч света, который на миг замер на чем-то, стоявшем на каменной скамье в глубине помещения.
   - Я не хочу мешать, - сказал из-за спины Ферри, - но до восьми я должен вернуться во Флоренцию. Учитывая, что произошло, я бы проводил вас до машины, если не возражаете.
   - Конечно, - ответил Брук. Выключив фонарь, вышел за провожатым под ослепительные лучи итальянского солнца.
   - На подробный осмотр нужно больше времени, - сказал Ферри. - Договоритесь с профессором. Пусть проведет вас сам. Вам будет о чем поговорить.
   - Буду рад, - рассеянно сказал Брук, думая о чем-то другом. Думал об этом, пока Ферри провожал его к месту, где оставалась машина, и позднее, возвращаясь во Флоренцию.
   То, что на несколько секунд увидел в свете своего фонаря, было шлемом, напоминавшим шляпу модницы со скачек в Аскоте и составленным из металлических долек. Он даже заметил - или ему показалось, - и голову льва, украшавшую переднюю часть шлема. Ломая голову, как туда мог попасть шлем, и почему Ферри не упомянул о нем, а ещё - будет ли там, когда профессор Бронзини найдет время лично провести его по раскопкам.
 

***

 
   Аннунциата Зеччи отложила поношенный жакет, на локоть которого пришивала заплату и спросила:
   - Он точно придет?
   Аннунциата была красивой женщиной. В свои пятьдесят она сохранила крутые бедра и полную грудь, седые волосы обрамляли лицо, на котором уже начинали появляться морщинки, но которое было живым и полным достоинства.
   Тина ответила:
   - Да, мама. Если обещал, что придет, то придет.
   - Ты ему веришь?
   - Верю.
   - Где отец?
   - Сразу после ужина ушел в мастерскую.
   - Он так мало ест, - сказала Аннунциата. - Как воробушек. И страдает. Что-то его грызет.
   - Может ему полегчает, если поговорит с синьором Робертом.
   - Если только он поговорит! Он стал таким скрытным! Ходит на исповедь, но не говорит ничего даже святому отцу.
   Во дворе за домом хлопнули двери и послышались шаги. Женщины довольно переглянулись, но это был всего лишь хромой Диндони. В кухню он вошел с обычной злорадной ухмылкой.
   - Что же ты сидишь дома, Тина? - сказал он. - О чем эти флорентийские парни думают? Где у них глаза?
   Тина отрезала:
   - Оставьте меня и позаботьтесь о себе! - но на Диндони, видимо, нашла охота поразвлечься. Усевшись на угол кухонного стола, он сказал:
   - А что это за пижон - ну просто конфетка - который вчера застопорил все движение на Виа Торнабони, чтобы сказать тебе пару слов?
   - Арабский шейх, приехал во Флоренцию набирать пополнение в свой гарем. А вы не знали?
   - По-моему, он был похож на Меркурио, сынка - правда, приемного, - профессора Бронзини. Почему бы ему не податься в кино? От таких женщины без ума!
   - О вас этого не скажешь, - заметила Тина.
   Диндони ковылял к дверям, но все-таки обернулся.
   - Но ведь нельзя, чтобы синьор Роберто ревновал, правда, Тиночка? - сказал он и исчез. Слышно было, как его шаги затихают на улице.
   - Вот дурак, - сказала Тина и покраснела. - Жаба проклятая, терпеть его не могу.
   - Не дай себя спровоцировать, - сказала мать. - Я его тоже не люблю, но он работящий, отцу без него не обойтись.
   - Он гнусный тип, - настаивала Тина. - Знаешь, куда он? Пошел пьянствовать с Марией, с этой шлюхой!
   - Агостина, - оборвала её мать, - это слово женщина никогда употреблять не должна!
   - Пожалуйста, и не буду, - заявила Тина, - но это правда, ты сама знаешь.
   Но Тина ошибалась. Диндони не отправился к Марии, хотя его тщательно продуманный уход должен был навести именно на эту мысль. Ковыляя по улочке. он свернул влево, словно действительно направляясь в кафе. Но через десять метров ещё раз свернул налево и очутился в переулке, проходившем вдоль задней стены дома. Достав из кармана ключ, отпер одну из дверей, войдя в которую попал в мастерскую Мило Зеччи. Оттуда к черному входу его квартиры, находившейся над мастерской, вела железная лестница, позволявшая незаметно входить и выходить из дому, что Диндони особенно ценил.
 

***

 
   Брук вышел из дому в десятом часу. Решил пойти пешком. Ветер стих и небо прояснилось. С наступлением сумерек его монотонная синева приобрела оттенки зелени и меди, словно полотна итальянского примитивиста коснулась кисть французского импрессиониста.
   За рекой Брук свернул направо и очутился в узких улочках старого города.
   Предварительно продумав маршрут, теперь он шел машинально. Рано или поздно наткнется на Виа Торта и по ней дойдет до пересечения с Сдруччоло Бенедетто.
 

***

 
   Дом он нашел без проблем и синьора Зеччи, ожидавшая его визита, тут же открыла.
   Войдя, он сразу оказался на кухне, где в углу сидела Тина, занятая шитьем. Она заговорщицки улыбнулась ему, став при этом ещё моложе, чем на самом деле. Мило не было ни слуху, ни духу.
   - Он в мастерской во дворе, - сказала Аннунциата. - Думаю, предпочел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Но прежде чем вы пойдете к нему, могу я сказать пару слов?
   - Пожалуйста.
   - Моему Мило не по себе. Что-то терзает его душу. И тело тоже. Хочет говорить с вами, но ему трудно решиться. Пожалуйста, будьте с ним терпеливы.
   - Сделаю все, что в моих силах.
   - Большего и не нужно. Агостина покажет вам, где это.
   Мастерская Мило занимала низ двухэтажного здания, стоявшего в конце за домом.
   Окна верхнего этажа были затянуты шторами.
   - Там живет Диндо, - пояснила Тина. - Его нет дома, слава Богу. Вечно сует нос не в свое дело. Хочет захапать здесь все, когда папы не станет.
   Толкнув дверь, Тина посторонилась, пропуская Брука, и сразу закрыла за ним. Мило склонился над столом в глубине мастерской, в свете сильной лампы были видны только руки по локоть, остальное оставалось в тени.
   Осторожно положив работу на стол, он выпрямился. Брук ужаснулся над переменой, происшедшей с его лицом и видной с первого взгляда. Казалось Мило за несколько часов постарел на несколько лет. Лицо его ссохлось, под глазами легли черные тени, нос вытянулся и заострился, что Бруку особенно не понравилось. Только карие глаза были умны и ясны, как всегда.
   - Чудный бычок, - сказал Брук. - Это из гробницы старого пирата в Волатерре?
   - Пытаюсь слепить его из шестнадцати кусков, - сказал Мило. - Это было прекрасное животное. И снова будет. Скоро закончу. Недостает только двух кусков.
   Хвоста и одного рога.
   Реставрация была произведена исключительно. Швы тонкие, едва заметны. Вожак стада бил копытом с чисто этрусской элегантностью. Брук подумал, что бы сказал незнакомый умелец, его создатель, увидь он, как корявые пальцы Мило воскрешают его произведение через три тысячи лет.
   - Выпьете вина? - спросил Мило. Не дожидаясь ответа, налил вино в два стакана, стоявшие наготове на столе, и подвинул один своему гостю.
   - За ваше здоровье, Мило, - сказал Брук.
   - Спасибо за пожелание. Человек начинает его ценить, когда лишится. Боюсь, недолго мне осталось, синьор Брук.
   Брук не сообразил, что ответить и отхлебнул вина, чтобы скрыть свою растерянность. Вино было славным, видно достали его для него.
   - Я в руках докторов и священников, и ни те, ни другие ничего не сулят. Доктора все твердят, что нужно терпеть, и все. Терпеть! - Мило рассмеялся, и смех его был невесел. - Священники ещё хуже. Твердят о покаянии. А в чем мне каяться? Всю жизнь я работал в поте лица и моя семья никогда не испытывала нужды.
   - Кто честно работает, тому нечего бояться ни на том свете, ни на этом, - сказал Брук. Результат этой фразы оказался неожиданным. Мило молча уставился на него.
   Стоя напротив Брука, он наконец взял себя в руки и сказал севшим до хрипоты голосом:
   - Что означают ваши слова, синьор Брук?
   - Садитесь, Мило, не мучайте себя. Я только хотел сказать, что человеку, корпевшему всю жизнь, чтобы обеспечить семью, нечего бояться…
   - Вы сказали, кто работает честно. Вот что вы сказали.
   - Я так думаю.
   - Да, - вдруг сказал Мило и сел. Потом протянул руку, торопливо схватил бутылку, наполнил оба стакана и свой поднес к губам.
   Брук пожалел, что несведущ в медицине. Можно ли дать ему напиться? Но когда Мило заговорил, голос его звучал ясно и рука, державшая стакан, не дрожала.
   - Синьор Брук, - сказал он, - я хотел бы довериться вам. Вы - человек, который в таких вещах разбирается. Посоветуйте, что мне делать?
   - Разумеется, - ответил Брук, - сделаю все, что смогу.
   - Тина мне говорила, - простите, ради Бога, - что вы можете понять других, потому что сами пережили несчастье.
   - «Он - как человек, собравшийся прыгнуть с вышки, - подумал Брук, - но которому не хватает отваги, и ищет любую зацепку, чтобы оттянуть решение «.
   Стояла полная тишина. Звук, которой её вдруг нарушил, был настолько мимолетен, что Брук не был уверен, не показалось ли ему. Ведь дул ветер, могло хлопнуть окно, или долететь шум мышиной возни, или проснуться сверчок где-то в щели.
   Только он знал, что это было что-то другое, и ещё знал, что сегодня не будет исповеди, ради которой Мило собрался с духом и уже готов был произнести первое слово.
   В комнате над ними Диндони проклинал свою неловкость. Лежал плашмя во тьме возле щели в полу, где были раздвинуты две доски, лежал там уже почти полчаса, и перевернулся на бок, когда затекшую ногу свела судорога. При этом у него из кармана выпала зажигалка, упав на доски пола.
   Теперь Диндони услышал, как переменился голос Мило.
   - Но я не могу обременять вас проблемами, синьор Брук. Не для того я просил вас тащиться в такую даль. Хотя знать ваше мнение как специалиста об этой статуэтке.
   Великолепный зверь, не так ли? Шестой век до нашей эры. О таких вещах не знаю почти ничего, но глаз у меня наметанный…
   Диндони выругался ещё раз и поднялся на ноги. Все тело у него затекло, к тому же он был взбешен. Это же надо, в последний момент! Отряхнув одежду, он осторожно выскользнул тем же путем, которым пришел. Через пять минут уже стучался в двери кафе. Женский голос ответил:
   - Кто там? Убирайтесь, у нас закрыто.
   - Мария? Это Диндо.
   - Уже поздно. Думала, ты не придешь. Что случилось?
   - Кто у тебя?
   - Те двое.
   - Что делают?
   - Пьют. Что, по твоему, они могут делать? Помогать мыть посуду?
   - Если кафе закрыто, им нечего здесь делать.
   - Говорю тебе, они допивают. Потом пойдут себе.
   - Не приди я, Бог знает, когда бы они ушли.
   - У тебя не только нога, но и мысли набекрень, - отрезала Мария. - Если считаешь, что им нечего здесь делать - выгони!
   - Точно, - сказал здоровяк, просунув голову сквозь штору. - Иди сюда и выгони нас! Тренировка тебе не повредит.
   - Я никого не собираюсь выгонять, - оправдывался Диндони.
   - Что, теперь мы тебе хороши? Иди сюда и выпей с нами. Налей ему, Мария! Что-то он бледно выглядит, видно дела идут худо. Поставил не на ту лошадь, что ли? Я прав, Дино?
   Они отправились в заднюю комнату. Второй тип сидел у окна и читал газеты. Подняв на вошедших взгляд, снова углубился в чтение.
   На столе стояли три стакана, как заметил Диндони. Проследив за его взглядом, здоровяк сказал: - Да, так и есть. Мы все причастились. Вот что мне нравится во Флоренции, люди всегда готовы поделиться с ближним. Я прав?
   Второй заметил:
   - Ты слишком много говоришь.
   - Разговоры идут на пользу, - возразил здоровяк. - Облегчают сотрудничество.
   Помогают людям договориться. Как твои успехи сегодня вечером?
   - Никак, - недовольно сказал Диндони.
   - Не встретились?
   - Встретились.
   - Их не было слышно?
   - Я слышал каждое слово.
   - Так что случилось?
   - Проклятый старик, видно, сообразил, что я там. Только заикнулся, как передумал.
   И ничего не сказал.
   - Он тебя обнаружил?
   - Откуда. Говорю тебе, это его врожденная осторожность.
   - Думаешь? - Здоровяк задумчиво оглядел Диндони. - Тогда придется придумать что-то другое. Раз он боится говорить в собственной мастерской, где же он будет откровенен?
   - Пожалуй, в кухне.
   - А можешь ты подслушать, о чем говорят в кухне?
   - Нет. Окна там закрыты и зимой, и летом. Или ты предлагаешь мне влезть под стол?
   Или, как сверчок, в камин?
   - Я предлагаю шевелить мозгами, - сказал здоровяк, - и воспользоваться достижениями цивилизации. Думаю, что в кухне найдется местечко - открыв папку, извлек из неё шарообразный черный металлический предмет - где можно припрятать эту вещичку.
   Диндони с любопытством пригляделся.
   - Тебе нужно будет минут на десять остаться дома одному. Провод тонкий, церного цвета, как видишь. Можно проложить его вдоль плинтуса или в щель в полу, просунуть в вентиляцию и даже под раму запертого окна.
   Он приступил к дальнейшим инструкциям, которые Диндони слушал с возрастающим интересом.
 

5. Четверг: Обед у британского консула.

   Если имя человека может влиять на своего хозяина, как утверждают, то несомненно, представители семейства Уэйлов с каждым поколением становились все более китообразными: тела их становились все больше и глаже, глаза все меньше а кожа толще. И сэр Джеральд далеко обошел всех предыдущих Уэйлов. В нижнем белье весил сто двадцать пять килограммов, двигался величественно, как дирижабль, и как и он, требовал большого свободного пространства, чтобы развернуться, - по крайней мере, так утверждали злые языки. Эти качества с детских лет предназначили его для министерства иностранных дел.
   Поскольку жены его уже не было в живых, хозяйство вела старшая дочь Тесси, отличная хозяйка и потомок своих предков до мозга костей, кое в чем помогала младшая дочь Элизабет, которая была совершенно иной и своими светлыми волосами, голубыми глазами и мальчишеской фигуркой напоминала отпрыска совсем другой семьи.
   - Это у неё от Трауэров, - пояснял сэр Джеральд, - семьи моей тети. И добавлял, что Трауэры - из графства Шропшир, словно это все объясняло.
   Синьор Трентануово, мэр Флоренции, согласно кивал. Он совершенно ничего не знал о Шропшире, но достаточно было, что так говорит сэр Джеральд. По его мнению, сэр Джеральд был дипломатом милостью Божьей, чего нельзя сказать о нескольких его предшественниках. Те английские консулы были никчемными, потрепанными и скупыми модниками, торопливо миновавшими Флоренцию как заурядный железнодорожный полустанок на пути к станции назначения. Но сэр Джеральд явно осел здесь надолго, собираясь, вероятно, остаться и после завершения своих консульских функций, влившись в любопытное собрание бывших консулов в Тоскане.
   Общество собралось в большой гостиной. Элизабет наливала отцу и мэру уже по второму аперитиву. Тэсси сидела на краешке дивана, занимая мисс Плант, Тома Проктора, юриста из Англии, и американца Харфилда Мосса, о котором говорили, что он сказачно богат и весьма интересуется римскими и этрусскими древностями.
   Сэр Джеральд взглянул на часы и сказал:
   - Надеюсь, Брук о нас не забыл. Иначе за столом останется пустое место.
   - Обещал прийти, - оправдывалась Элизабет. - Я ему напомнила ещё запиской.
   Последнее время он такой рассеянный…
   - Позвони домой. Не можем же мы заставлять мисс Плант ждать без конца, она уже съела целую тарелку соленых сушек. Нет, никуда не ходи и не звони. Кажется, это он.
   Вошедший Брук, ужасно извиняясь, бормотал что-то о навязчивом заказчике, явившемся в последнюю минуту. Элизабет это казалось неубедительным и она правильно догадалась, что, совершенно забыв о ней, он как обычно отправился домой на обед, откуда его завернула только Тина.
   Его представили всем. Мисс Плант подала ему руку для поцелуя. Харфильд Мосс заявил, что он рад и горд возможностью познакомиться с автором «Пяти столетий этрусской терракоты», а мэр, взиравший на Брука с нескрываемым интересом, вдруг подошел к нему, схватил за руку и начал трясти её, восклицая «Капитан Роберто!»
   Брук уставился на мэра, наморщив лоб, потом, наконец, улыбнулся («Господи Боже, он улыбнулся!» - сказала себе Элизабет) и воскликнул: - Марко! Черт возьми! Как здорово, что мы встретились! Ты растолстел и просто пышешь здоровьем!
   - Ну да, ну да, - ответил мэр, - Молодость ушла, и юношеская фигура - следом.
   Когда мы виделись последний раз, я был худ и голоден. И счастлив. Не затронут цинизмом зрелого возраста. Искатель приключений с мечом в руке…
   - Полагаю, это было во время войны? - спросил сэр Джеральд.
   - Осенью 1943, - ответил Брук. - У Валломброзы. Я бежал из лагеря военнопленных на север. Тогда Марко… Кстати, тебя в самом деле зовут Марко?
   - Партизанская кличка. Но мне очень приятно услышать её снова…
   - Марко командовал отрядом добровольцев и несколько недель я пользовался его гостеприимством.
   - Гостеприимством! - воскликнул мэр. - Да уж! И тогда же мы устроили горячий прием этим немцам - очень горячий! И теперь есть что вспомнить.
   - Кажется, гонг, - сказал сэр Джеральд. - Пойдемте за стол, пожалуй? Иди вперед, Тесси. Так, все в порядке. Синьор мэр, будьте любезны, садитесь напротив меня.
   Между моими дочерьми.
   - Как жрец, окруженный весталками, - пробормотала Элизабет.
   - Мисс Плант - по правую руку от меня. Том, идите сюда, садитесь по левую руку.
   Брук и Мосс сядут посередине, так. Надеюсь, все едят омара? Я их обожаю.
   - Я перестала есть омара ещё ребенком, когда потонула «Лузитания», - заявила мисс Плант.
   - Я предвидел, что кто-то может их не любить, - с готовностью предложил консул, - и на замену распорядился приготовить пирожки с мясом.
   Мисс Плант пригорюнилась. Ей уже не раз удавалось испортить настроение за столом, заявив, что не ест главное блюдо, но и пирожков ей не хотелось.
   Тут же перестроившись, она сказала:
   - Но моя дорогая мамочка мне всегда говорила, что за столом привередничать не следует. Я тоже буду омара.
   Бруку стало любопытно, действительно ли у сэра Джеральда в резерве были пирожки, или он просто мастерски сблефовал в этом гастрономическом покере.
   - У нас в штате Мэн омары - излюбленная еда, - сказала Харфильд Мосс. - И ещё устрицы.
   - Вы приехали прямо из Англии, мистер Проктор? - спросила мисс Плант. - Наша английская публика тут, во Флоренции, вам, обитателю шумного Лондона, покажется слишком старомодной.
   Том Проктор, жизнь которого проходила между фермой в Херфордшире, адвокатской конторой на Бедфорд Роуд и консервативным клубом «Атенеум», был несколько удивлен, но ответил, что Флоренция представляет для него приятную перемену.
   - Она приятна не в сезон, - сказал сэр Джеральд. - Но теперь сюда заявились не меньше двадцати тысяч туристов. В большинстве своем - британские граждане, и не меньше половины из них потеряет паспорта и примчатся ко мне за помощью. Я уже думал, что стоило татуировать туристам номер их паспорта на руках.
   - Все равно потеряют, - заметила Элизабет.
   Мисс Плант за свою долгую жизнь усвоила почти королевские манеры. Следила за тем, чтобы всем её подданным досталось от неё внимания поровну, и никогда не задавала вопросов, скорее, константировала факты. Повернувшись к Харфильду Моссу, она сказала:
   - Вы приехали из Америки и интересуетесь коллекциями античных древностей.
   - Да, но не всех, - ответил Мосс. - Это было бы слишком широкое поле деятельности. Я лично интересуюсь римскими и этрусскими антикварными изделиями.
   Преобретаю их для собраний Фонда Мосса.
   - Что за совпадение!
   - Совпадение, мисс Плант?
   - Ну, вас зовут Мосс и вы занимаетесь собраниями Фонда Мосса.
   Американец, улыбнувшись, ответил:
   - Не такое уж совпадение, если учесть, что это я его основал. Это моя частная благотворительная организация.
   - Чему я всегда завидовал, так это вашему законодательству, - заметил Том Проктор. - Насколько я знаю, если вы закупаете что-то для художественной или благотворительной организации, то освобождаетесь чуть ли не от всех налогов. Это так?
   Хапфильд Мосс с удовольствием пустился в объяснения сложностей американского налогового законодательства и мисс Плант пожалела, что вообще затронула эту тему.
   Решив перенести огонь через стол, она начала:
   - Ваша галерея, должно быть, любопытное место, мистер Брук. Такая уйма книг! От одной мысли о них у меня начинается мигрень.
   - Но я не обязан их все прочитать, лишь продать, - сказал Брук. Его заинтересовало кое-что из рассказа Мосса. - Вы сказали, что в вашей области появилось нечто сенсационное. Я полагал, находки в Каэре были последними…
   - Не хочу утверждать, что уже обнаружено, скорее нужно сказать - ожидается.
   Некоторые наши организации были предупреждены - тут Мосс сделал драматическую паузу, намотал спагетти на вилку и отправил их в рот, оставив слушателей в напряженном ожидании, затем спокойно прожевал и продолжал, - предупреждены, чтобы были наготове.
   - Наготове? Из-за чего? - спросила Элизабет.
   - Знай я это, мисс Уэйл, владел бы информацией, за которую большинство коллекционеров готово отдать что угодно. Может идти речь о серебре или драгоценностях. Последняя крупная находка, попавшая на американский рынок - тот серебрянный шлем, что в чикагском музее. Я случайно узнал, сколько отдал за него музей, и можете поверить, это весьма немало.