Страница:
Что касается главных реалий, на которые опирается вся стратфордианская традиция и которые, как считают ее сторонники, доказывают, что Уильям Шакспер из Стратфорда и Великий Бард Уильям Шекспир - одно лицо, то таких реалий всего две, и обе они появились только через шесть-семь лет после смерти стратфордца.
Мы уже знаем, что единственным откликом на смерть Уильяма Шакспера была запись в стратфордском приходском регистре: "25 апреля 1616 г. погребен Уилл Шакспер, джент.". Больше никаких откликов на уход из жизни "медоточивого Шекспира", чьи произведения были прославлены еще при его жизни, неоднократно переиздавались, биографам неизвестно. Сохранились многочисленные элегии, целые сборники, оплакивающие кончину Филипа Сидни, Спенсера, Дрейтона. Донна, Джонсона и других поэтов и драматургов, лиц королевской крови, знатных персон и членов их семей, а вот на смерть самого великого из елизаветинской когорты - Уильяма Шекспира - ни один поэт, вопреки принятому обычаю, не написал ни единой строки, ни единого скорбного слова; нет ничего и в письмах и дневниках современников. В поисках объяснения такого чудовищного невнимания служителей муз к памяти своего великого собрата биографы вынуждены предполагать, что Шекспира, удалившегося примерно в 1612 году по неизвестным им причинам из Лондона в Стратфорд, просто забыли лондонские друзья и коллеги, а в Стратфорде, где книги и искусства были не в чести, простодушные земляки знали его лишь как состоятельного и оборотистого человека. Однако никто из биографов не забывает сообщить предание о том, что незадолго до смерти Шекспир (Шакспер) принимал в своем доме Бена Джонсона и Майкла Дрейтона. По случаю встречи друзья выпили так крепко, что у Шекспира началась после этого "лихорадка", от которой он через несколько недель и умер. Значит, если верить этому преданию, записанному через пятьдесят лет после события, лондонские друзья о нем не забывали; а вот на смерть его попросту не обратили внимания! Хотя тот же Бен Джонсон оплакал в прочувствованных стихах смерть многих своих современников, а когда он сам в 1637 году умер, уже через год появился специальный сборник, посвященный его памяти {Элегии на смерть Бена Джонсона занимают ныне в научном издании его сочинений 74 страницы большого формата.}.
Можно также напомнить, что гроб с телом умершего в 1631 году Майкла Дрейтона студенты юридических корпораций Грейс Инн, Миддл Темпл, Линкольн Инн и Иннер Темпл вместе с видными горожанами на руках пронесли в Вестминстер, идя по двое в траурной процессии, далеко растянувшейся по улицам города. Кстати, Дрейтон был незнатного происхождения и беден.
Нестратфордианцы объясняют полное молчание, которым окружена смерть Уильяма Шакспера, просто - этот человек не был ни поэтом, ни драматургом, поэтому и смерть его прошла совершенно незамеченной в тогдашней Англии. Впрочем, если Великим Бардом был кто-то другой - то ведь он тоже когда-то ушел из жизни - и, выходит, тоже в молчании...
Итак, неизвестно, кто и как хоронил умершего в 1616 году (по редкому совпадению - 23 апреля - в день своего рождения) Уильяма Шакспера, и никто в целом мире не отозвался тогда на это событие. Однако в 1622 году в храме св. Троицы, где он похоронен, был сооружен, как мы знаем, небольшой настенный памятник, и тогда же должно было выйти полное собрание шекспировских пьес Великое фолио, появившееся, однако, только в следующем году. Вот эти две важнейшие реалии и находятся на пересечении биографий Уильяма Шакспера и Великого Барда Уильяма Шекспира; на эти реалии опирается традиционное представление о Шекспире и связанный с ним стратфордский культ.
Стратфордский монумент, то есть памятник в стратфордском храме св. Троицы, является местом паломничества многочисленных и многоязычных почитателей шекспировского гения. Над самой могилой - плита с выбитой на ней рифмованной надписью (по преданию - сочиненной самим Шекспиром): "Добрый друг, во имя Иисуса воздержись выкапывать прах, заключенный здесь. Благословен будет человек, который сохранит эти камни, и проклят тот, кто потревожит мои кости". Эта надпись как будто мало напоминает нам о духовном кругозоре Владыки Языка, но она вполне согласуется с завещанием Уильяма Шакспера, с его последней волей и распоряжениями, которые он диктовал (или объяснял) нотариусу Коллинзу в предвидении близкой кончины. Считают, что эта надпись была обращена к церковным сторожам, имевшим привычку освобождать места для новых погребений, вытаскивая кости из старых и складывая их в примыкавший к храму общий склеп. В 1694 году преподобный Уильям Холл обратил внимание на эту надпись и так объяснил ее содержание и стиль в письме своему другу, знатоку англосаксонской литературы Э. Твейтсу: "Поэт, желавший, чтобы его кости остались нетронутыми, призвал проклятие на голову того, кто тронет их; и поскольку он обращался к причетникам и церковным сторожам, по большей части невежественным людям, создавая надпись, он опустился до их низкого умственного уровня, сбросив с себя одеяние того искусства, которое никто из его современников не носил более безупречно" {17}. Рифмовал ли это заклинание сам Шакспер или кто-то другой, но свою роль оно выполнило; что касается камня, то, по некоторым источникам, в XVIII веке он сильно обветшал и был заменен новым (куда перенесли надпись).
Немного в стороне от надгробного камня, на высоте примерно около полутора метров, в северной стене алтаря сделана ниша, в которой посреди двух небольших коринфских колонн установлен бюст человека с пером в руке и листом бумаги, опирающегося на плоскую подушку с кистями по углам. На колоннах - карниз, на котором расположены два маленьких херувима: левая фигура с лопатой в руках символизирует труд, правая с черепом и опрокинутым факелом - вечный покой. Между херувимами - каменный блок с барельефом схематическим изображением герба, выхлопотанного покровителями Уильяма Шакспера для его отца около 1599 года. Еще выше - другой череп, почему-то без нижней челюсти.
Но, естественно, главное внимание всех, писавших о монументе, привлекает голова бюста, и мало кто из шекспироведов ею удовлетворен. Многие отмечали одутловатое, невыразительное, даже глуповатое лицо. Большая лысина, короткая шея, кончики ухоженных усов закручены вверх. Выдающийся шекспировед нашего века Джон Довер Уилсон заходил так далеко, что называл стратфордский бюст "портретом колбасника" и считал, что он мешает постижению Шекспира. Со свойственной ему резкостью Уилсон (который никогда не принадлежал к нестратфордианцам) писал, имея в виду стратфордский бюст и гравюру Дройсхута, о которой речь впереди: "Эти изображения, стоящие между нами и подлинным Шекспиром, настолько очевидно ложны и не имеют ничего общего с величайшим поэтом всех времен, что мир отворачивается от них, думая, что он отворачивается от Шекспира" {18}.
Однако две вступительные строки надписи под бюстом (они на латыни) прославляют того, кто "умом был подобен Нестору, гением - Сократу, искусством - Марону; земля его покрывает, народ оплакивает, Олимп приемлет". Далее - шесть рифмованных строк на английском, обращенных - не без странной иронии - к "прохожему":
"Стой, прохожий, что ты так торопишься? Прочти, если ты умеешь, кого завистливая смерть поместила за этим изображением - Шекспира (Shakspeare) {Имя "Уильям" не указано.}, чье имя венчает этот монумент и сообщает ему наибольшую ценность, ибо все им написанное оставляет живущее искусство лишь пажем, чтобы служить его уму". И еще - в правом углу на латыни: "Скончался в 1616 г. по Р.Х. на 53 году жизни в день 23 апр.".
Характер надписи и указание на день смерти Уильяма Шакспера и его возраст могут служить свидетельством, что он-то и был великим писателем, иначе при чем тут Сократ, Марон (Вергилий), искусство?
Однако установлено, что ранее (до середины XVIII века) памятник, и особенно сам бюст, выглядел иначе. Свидетельством этому является вышедшая в 1656 году роскошная книга "Памятники древности Уорикшира с иллюстрациями...", над которой его автор сэр Уильям Дагдейл {Он стал потом главой Герольдии.} работал, лично осматривая и зарисовывая достопримечательности графства, не один год. В этой книге памятник в стратфордской церкви изображен на гравюре, сделанной В.Холларом по рисунку Дагдейла, и его трудно отождествить с тем, что можно видеть в Стратфорде сегодня. Капители колонн украшены головами леопардов. В руках у правого херувима вместо факела - песочные часы. Лицо на дагдейловском рисунке худощавое, щеки сморщены, борода неряшливая, усы безнадежно свисают вниз. Относительно этого первоначального варианта бюста сегодняшний шекспировский биограф С. Шенбаум заметил: "Самодовольный колбасник превратился в унылого портного" {19} (на самом деле, конечно, метаморфоза произошла в обратном порядке). И еще: оказывается, раньше там не было ни пера, ни бумаги принадлежностей писательского ремесла, а вместо красивой подушечки изображен какой-то большой бесформенный мешок (с шерстью? с золотом?), который человек, растопырив локти, прижимает к животу. Шенбаум задается вопросом, не должен ли этот мешок символизировать богатство... Некоторые озадаченные всеми этими несоответствиями стратфордианцы высказывают предположение, что Дагдейл мог делать рисунки по памяти и исказить кое-какие детали изображаемых памятников. Но мог ли он забыть такие важнейшие аксессуары памятника писателю, как перо и бумага? Выдумать головы леопардов, огромный мешок?
К тому же книга Дагдейла переиздавалась в 1730 году, а за два десятилетия до этого, в 1709-м, Н. Роу в своей биографии Шекспира (первая шекспировская биография, она была предпослана первому в XVIII веке собранию сочинений Шекспира) поместил изображение стратфордского памятника, мало отличающееся от дагдейловского, но явно не копирующее его, а самостоятельное {На гравюре в издании Роу воспроизведены две первые латинские строки надписи на мемориальной доске под бюстом.}. Значит, памятник и через сто лет после его установки действительно выглядел так, с другим, чем сегодня, лицом, без пера и бумаги. Долгое время об обстоятельствах его появления и трансформации ничего не было известно, лишь в прошлом веке кое-что прояснилось.
Памятник в стратфордской церкви (в его первоначальном виде, конечно) был изготовлен скульптором (каменотесом) Гарратом Янсеном с участием его старшего брата, Николасом {В Большой Советской Энциклопедии (1957, т. 47) в статье о Шекспире ошибочно указано, что памятник был выполнен некими скульпторами "Гарретом и Джонсоном".}, который незадолго до того создал надгробный памятник Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Рэтленду, - тому самому, чью смерть тайно оплакали в 1612 году поэты - участники честеровского сборника. Во всяком случае, более искусная рука Николаса Янсена чувствуется в некоторых деталях внешнего оформления стратфордского памятника, схожих с аналогичными деталями памятника Рэтленду, - на это обратил внимание только в конце прошлого века видный шекспировед Сидни Ли. В сохранившемся письме Николаса Янсена (1617) Фрэнсису Рэтленду, брату и наследнику покойного Роджера, скульптор, объясняя свой замысел памятника последнему, сообщал, что символические фигуры херувимов будут аллегоризировать Труд и Покой (потом аналогичные фигуры - соответственно меньших размеров - появятся и на карнизе стратфордского настенного памятника).
Кто оплатил сооружение памятника - точно неизвестно; во всяком случае, Шакспер в завещании денег себе на памятник не выделил (в отличие от своего друга Комба, оставившего на приобщение к посмертной жизни в камне 60 фунтов - сумму немалую; вряд ли памятник Шаксперу обошелся намного дешевле). Несмотря на это, биографы обычно высказывают - с той или иной степенью уверенности - предположение, что памятник заказала и оплатила семья покойного Шакспера (вот только неясно, кто из этой семьи мог сочинить витиеватую надпись на двух языках - не иначе, как грамотный зять).
Джон Довер Уилсон, развивая свою мысль, что стратфордский бюст является одним из самых больших препятствий для понимания Шекспира, рисует такую картину: "Это вечная история, слишком хорошо известная друзьям и родственникам людей, богатых или знаменитых настолько, чтобы стать жертвами ремесленников-портретистов. Дело поручили англо-фламандскому каменотесу из Лондона, некоему Гаррату Янсену, который знал, как полагается делать монументы, и выполнил свой заказ в высшей степени добросовестно и (с точки зрения ремесла) достойным образом. Пропорции очень приятны, а архитектурный замысел с двумя колоннами и подушкой, покрытый мантией щит и два херувима все это даже красиво. Только одно недоступно этому ремесленнику изображение лица, и случилось так, что лицо это принадлежало Шекспиру! Если миссис Шекспир и дочерям бюст не понравился, что они могли поделать? В таких случаях семья жертвы бессильна. Монумент был сооружен и, конечно, оплачен, оплачен не только родственниками, но, возможно, и друзьями. И какой прекрасный монумент получился - во всем, за исключением лица!" {20}.
Эти строки не могут не вызвать удивления. Довер Уилсон должен был знать, что на гравюрах в книгах У. Дагдейла и Н. Роу изображено совсем другое лицо, отсутствуют не только так нравящаяся Уилсону подушка с кистями, но даже перо и бумага. Однако, как и некоторые другие ученые-шекспироведы, Уилсон обладал способностью не видеть неудобные для традиционных представлений факты. В данном случае он рассуждает так, будто в 1622 году стратфордский бюст выглядел, как и сегодня. Более того, он утверждает, что облик Шекспира был воспроизведен скульптором с маски, снятой еще при жизни или после кончины Барда. Вероятно, Уилсон имел в виду маску неизвестного происхождения, имеющую некоторое сходство с одутловатым лицом стратфордского бюста (в его теперешнем виде), объявившуюся в Майнце, в Германии, еще в 1869 году в лавке старьевщика, в пору самого "урожая" на шекспировские "реликвии". Об этой маске много говорили стратфордианцы и использовали как аргумент в спорах с оппонентами в конце прошлого и в первой четверти нашего века. Конечно, никаких сведений, что с умершего Шекспира (или Шакспера) была сделана маска, ни в каких исторических источниках нет и в помине; майнцкая маска в лучшем случае (если это не просто фальсификация) была когда-то и где-то снята с неизвестного человека и никакого отношения ни к Шекспиру, ни к Англии не имеет. Это было ясно здравомыслящим людям с самого начала, но все равно находилось немало желающих принимать "шекспировскую маску из Майнца" всерьез - уж очень хотелось иметь подтверждение аутентичности стратфордского монумента и развеять серьезные сомнения на его счет. О пресловутой маске теперь редко кто вспоминает, как и о многих других "реликвиях" такого сорта, фигурировавших в разное время в спорах вокруг Шекспира. Однако по-прежнему сомнения в том, что шекспировский бюст с самого начала выглядел так же, как и сегодня, у ученых, придерживающихся традиционных представлений о Барде, не в чести, хотя толком объяснить различия в изображениях памятника в книгах Дагдейла и Роу никому из них не удается.
Но когда же стратфордский памятник обрел свой теперешний канонический вид? Имеющиеся документы свидетельствуют, что это произошло в 1748-1749 годы. Памятник к тому времени обветшал, имя же Шекспира подходило к зениту славы. Местные власти договорились с театральным предпринимателем Джоном Холлом, и тот с помощниками "отремонтировал и украсил" важную историческую реликвию. Шакспер потерял леопардов на капителях колонн и огромный мешок с каким-то добром, зато обзавелся пером и бумагой, а лицо его обрело некоторое благообразие. Вероятно, намерения "реставраторов" были самыми лучшими сооружение в целом, что бы там ни говорили утонченные ценители, стало больше походить на памятник поэту. Сегодня такую работу назвали бы фальсификацией, но Джону Холлу и его заказчикам были неизвестны принципы научной реставрации, утвердившиеся лишь в XX веке. Через несколько десятилетий по предложению Мэлона бюст выкрасили в белый цвет, за что инициатора этого новшества подвергли жестокой критике. В 1861 году неизвестный художник наложил на бюст новые краски, и на щеках Шекспира заиграл здоровый румянец. Впрочем, все эти перекраски принципиально уже ничего не меняли - с изобретением фотографии последний (1748-1749) вариант стратфордского памятника и бюста в нем стал каноническим, окончательным. Но рисунки в старинных книгах продолжают напоминать о том, как выглядело творение братьев Янсен и их неведомых шекспироведам заказчиков в 1622 году, продолжают порождать раздумья и сомнения {Глядя на лицо бюста на рисунке Дагдейла, мы можем составить некоторое представление о том, как в действительности выглядел Уилл Шакспер, - ведь если бы у бюста не было с ним хотя бы приблизительного сходства, это удивило бы его родственников и земляков. Нестратфордианцы полагают, что эти простодушные люди удивились бы еще больше, увидев в его руках принадлежности для письма, украшающие памятник сегодня.}.
Что касается надписи под бюстом, то, судя по гравюрам Дагдейла и Роу, "реставраторы" ее текст редактировать, слава Богу, не стали. Но что имели в виду те, кто этот текст сочинял, говоря, что завистливая смерть поместила Шекспира за этим монументом (или в этом монументе - with in this Monument)? Это странное указание можно понимать не однозначно. Некоторые нестратфордианцы поняли его буквально в том смысле, что в памятнике - или в стене за ним - спрятаны шекспировские рукописи. Известный писатель-нестратфордианец Чарлтон Огбурн начиная с 1962 года в обращениях к различным инстанциям, в газетных и журнальных публикациях предлагал провести исследование памятника в храме св. Троицы на предмет поиска пустот в основании бюста или в стене за ним (при помощи рентгеновских лучей, ультразвука или другим безопасным для сооружения способом), но, естественно, согласия на это не получил. Однако огласка предложения не прошла бесследно. В сентябре 1973 года неизвестные ночью проникли в храм св. Троицы, сдвинули с места тяжелый бюст и пытались вскрыть постамент. Судя по всему, пустот - и тем более рукописей - они там не нашли; стена, похоже, осталась "неисследованной".
Значит, странную фразу в надписи под бюстом следует понимать не буквально, не как указание на якобы содержащиеся там рукописи. Говоря о том, что смерть поместила Шекспира в этот монумент (или за ним), составитель надписи таким двусмысленным образом - до конца понятным только посвященным намекал, что это изображение и этот памятник призваны отныне закрывать собой Потрясающего Копьем, служить его посмертной маской и убежищем.
Реликвии стратфордского храма св. Троицы, с их непростой историей и загадками, как и многое другое, свидетельствуют, что между великим писателем Уильямом Шекспиром, о личности которого мы имеем лишь самые общие представления, почерпнутые из его произведений, и уроженцем Стратфорда, пайщиком актерской труппы и откупщиком церковной десятины Уильямом Шакспером, несмотря на их, казалось бы, полную несовместимость, противоположность, существовала какая-то странная связь. Только несколько шагов отделяют настенный монумент и начертанную под ним хитроумную эпитафию великому писателю от каменной плиты над прахом Уильяма Шакспера с корявым заклинанием не трогать его кости. Только несколько шагов...
Портрет, на который Бен Джонсон рекомендовал не смотреть
Вторая важнейшая реалия, находящаяся на пересечении (посмертном) двух шекспировских биографий, - Великое фолио. Хотя английские поэты, писатели и издатели - никак не отреагировали на смерть Великого Барда, в 1623 году появился роскошный фолиант:
"Мистера Уильяма Шекспира Комедии, Хроники и Трагедии" - книга, обычно называемая Первым, или - из-за своего значения для всей мировой культуры Великим фолио.
8 ноября 1623 года в Регистре Компании печатников и книгоиздателей была сделана самая знаменитая - за все предыдущие и последующие годы ее существования - запись: "Мастер Блаунт и Исаак Джаггард внесли за свои рукописи в руки Мастера Доктора Уоррала и Мастера старшины Кола: Мастера Уильяма Шекспира Комедии, Хроники и Трагедии, поименованные рукописи, прежде не регистрированные другими... 7 шиллингов". Далее перечислено 16 пьес (на самом деле ранее не регистрировалось больше). Всего в книге было напечатано 36 пьес {Из 37 пьес, составляющих ныне шекспировский драматургический канон, в Первом фолио отсутствовал только "Перикл", печатавшийся в 1609 году.}, из которых 20 вообще появились впервые - в том числе "Макбет", "Буря", "Двенадцатая ночь", "Укрощение строптивой", "Генрих VI", "Юлий Цезарь", "Кориолан", "Антоний и Клеопатра", "Цимбелин", "Мера за меру", "Два веронца" и др. Где хранились тексты этих двух десятков пьес все годы после смерти автора - неизвестно. Поскольку под обращениями к покровителям издания и читателям стоят имена членов актерской труппы "слуг Его Величества" Джона Хеминга и Генри Кондела, принято считать, что все эти тексты - в том числе и не шедших на сцене пьес - находились у пайщиков труппы.
Однако никаких других подтверждений этому предположению нет, представить себе такое многолетнее хранение в каком-то актерском сундуке тоже нелегко. Что касается участия в издании Хеминга и Кондела и их роли в нем (некоторые шекспироведы заходят так далеко, что называют их редакторами), то ни до этого случая, ни после эти два актера никакого отношения к книгоизданию и книгопечатанию не имели. Хеминг, например, ведал в труппе хозяйственными делами, потом, уйдя из театра, торговал бакалеей.
Никогда прежде все пьесы одного драматурга не собирались в один том, тем более такого огромного объема - 998 страниц крупного формата, с текстом, напечатанным в две колонки. Тираж для того времени был очень большим порядка тысячи экземпляров. Подготовка к изданию началась еще в 1620 году. Пришлось провести непростую работу по приобретению издательских прав на пьесы, ранее публиковавшиеся и зарегистрированные другими издателями. Печатание начал Уильям Джаггард (уже знакомый нам по истории со "Страстным пилигримом"), но душой предприятия был, несомненно, Эдуард Блаунт. Потом к ним присоединились Дж. Сметуик и ААспли. В начале ноября 1623 года Уильям Джаггард умер, и регистрация книги в Компании производилась его сыном и наследником Исааком вместе с Блаунтом.
Ранее издатель Томас Пэвиер и Уильям Джаггард предприняли первую попытку издать собрание из десяти пьес Шекспира - об этом мы уже говорили в 1-й главе. Тогда кто-то воспрепятствовал изданию (как предполагают ученые "по жалобе актеров"). Как бы там ни было, пьесы, уже напечатанные Пэвиером и Джаггардом, все-таки были выпущены, но по отдельности, и на половине из них стояли фальшивые (ранние) даты. Тайна этой издательской операции была раскрыта только в нашем веке путем исследования водяных знаков на бумаге, особенностей печати, типографских эмблем, но причины, побудившие издателей, имевших законные права на часть пьес, прибегнуть к фальшивой датировке, остаются одной из загадок, связанных с именем и произведениями Шекспира. Чаще всего пытаются объяснить эти действия издателей, объявив их "пиратами" - так книговеды называют издателей и печатников, извлекавших доходы из рукописей, добытых сомнительными путями, минуя авторов или других законных владельцев. Ну, что касается Шекспира, то, строго говоря, чуть ли не все его произведения попадали к издателям какими-то неведомыми путями (распространенная версия, будто Шекспир отдавал пьесы труппе в качестве вклада, оплачивая ими свою долю в деле, свой пай, а потом переставал ими интересоваться, - не более чем вынужденная догадка). Кроме того, объявив Джаггарда "пиратом", ученым трудно объяснить, почему после истории со "Страстным пилигримом" и с пэвиеровскими десятью пьесами печатание задуманного грандиозного собрания шекспировских пьес было поручено тому же Джаггарду. И - кем поручено? Актерами, которые якобы жаловались на него графу Пембруку за год до того (хотя неясно, какие юридические основания у них могли быть для такой жалобы)?
Очевидно, дело не в пресловутом "пиратстве" и не в предполагаемых жалобах актеров. В предисловии к изданию "Троила и Крессиды" (изощренное обращение к читателям, написанное неизвестным автором) в 1609 году прямо говорится о неких "Великих Владетелях Пьес" ("Grand Possesors of Plays"), от кого зависит появление шекспировских произведений, которым, кстати, дается высочайшая оценка, как и уму самого Шекспира, "настолько острому, что ни у кого не хватило бы мозгов притупить его". Об этих "Великих Владетелях" не назвавший себя автор обращения говорит с величайшим почтением, а о театре и его публике - с высокомерной брезгливостью:"... пьеса не затрепана на театральных подмостках, не замызгана хлопками черни... ее не замарало нечистое дыхание толпы". Ясно, что "Великие Владетели" - это никак не актеры, социальный престиж которых тогда был еще весьма плачевным; речь идет о каких-то чрезвычайно влиятельных, высокопоставленных личностях, о круге, недоступном для непосвященных. Пэвиер и Джаггард сначала просто попытались сами издать сборник шекспировских пьес, не заручившись согласием и покровительством "Великих Владетелей", и были остановлены. Лишь после того, как соответствующее поручение было дано Эдуарду Блаунту - доверенному лицу поэтессы Мэри Сидни-Пембрук {Э. Блаунт начинал свою деятельность в полиграфии как ученик У. Понсонби (умер в 1603 г.), которого тогда часто называли "придворным издателем графини Пембрук".}, началась подготовка к квалифицированному изданию полного собрания пьес; Блаунт же привлек в качестве печатника опытного и располагавшего солидными полиграфическими ресурсами Джаггарда.
Мы уже знаем, что единственным откликом на смерть Уильяма Шакспера была запись в стратфордском приходском регистре: "25 апреля 1616 г. погребен Уилл Шакспер, джент.". Больше никаких откликов на уход из жизни "медоточивого Шекспира", чьи произведения были прославлены еще при его жизни, неоднократно переиздавались, биографам неизвестно. Сохранились многочисленные элегии, целые сборники, оплакивающие кончину Филипа Сидни, Спенсера, Дрейтона. Донна, Джонсона и других поэтов и драматургов, лиц королевской крови, знатных персон и членов их семей, а вот на смерть самого великого из елизаветинской когорты - Уильяма Шекспира - ни один поэт, вопреки принятому обычаю, не написал ни единой строки, ни единого скорбного слова; нет ничего и в письмах и дневниках современников. В поисках объяснения такого чудовищного невнимания служителей муз к памяти своего великого собрата биографы вынуждены предполагать, что Шекспира, удалившегося примерно в 1612 году по неизвестным им причинам из Лондона в Стратфорд, просто забыли лондонские друзья и коллеги, а в Стратфорде, где книги и искусства были не в чести, простодушные земляки знали его лишь как состоятельного и оборотистого человека. Однако никто из биографов не забывает сообщить предание о том, что незадолго до смерти Шекспир (Шакспер) принимал в своем доме Бена Джонсона и Майкла Дрейтона. По случаю встречи друзья выпили так крепко, что у Шекспира началась после этого "лихорадка", от которой он через несколько недель и умер. Значит, если верить этому преданию, записанному через пятьдесят лет после события, лондонские друзья о нем не забывали; а вот на смерть его попросту не обратили внимания! Хотя тот же Бен Джонсон оплакал в прочувствованных стихах смерть многих своих современников, а когда он сам в 1637 году умер, уже через год появился специальный сборник, посвященный его памяти {Элегии на смерть Бена Джонсона занимают ныне в научном издании его сочинений 74 страницы большого формата.}.
Можно также напомнить, что гроб с телом умершего в 1631 году Майкла Дрейтона студенты юридических корпораций Грейс Инн, Миддл Темпл, Линкольн Инн и Иннер Темпл вместе с видными горожанами на руках пронесли в Вестминстер, идя по двое в траурной процессии, далеко растянувшейся по улицам города. Кстати, Дрейтон был незнатного происхождения и беден.
Нестратфордианцы объясняют полное молчание, которым окружена смерть Уильяма Шакспера, просто - этот человек не был ни поэтом, ни драматургом, поэтому и смерть его прошла совершенно незамеченной в тогдашней Англии. Впрочем, если Великим Бардом был кто-то другой - то ведь он тоже когда-то ушел из жизни - и, выходит, тоже в молчании...
Итак, неизвестно, кто и как хоронил умершего в 1616 году (по редкому совпадению - 23 апреля - в день своего рождения) Уильяма Шакспера, и никто в целом мире не отозвался тогда на это событие. Однако в 1622 году в храме св. Троицы, где он похоронен, был сооружен, как мы знаем, небольшой настенный памятник, и тогда же должно было выйти полное собрание шекспировских пьес Великое фолио, появившееся, однако, только в следующем году. Вот эти две важнейшие реалии и находятся на пересечении биографий Уильяма Шакспера и Великого Барда Уильяма Шекспира; на эти реалии опирается традиционное представление о Шекспире и связанный с ним стратфордский культ.
Стратфордский монумент, то есть памятник в стратфордском храме св. Троицы, является местом паломничества многочисленных и многоязычных почитателей шекспировского гения. Над самой могилой - плита с выбитой на ней рифмованной надписью (по преданию - сочиненной самим Шекспиром): "Добрый друг, во имя Иисуса воздержись выкапывать прах, заключенный здесь. Благословен будет человек, который сохранит эти камни, и проклят тот, кто потревожит мои кости". Эта надпись как будто мало напоминает нам о духовном кругозоре Владыки Языка, но она вполне согласуется с завещанием Уильяма Шакспера, с его последней волей и распоряжениями, которые он диктовал (или объяснял) нотариусу Коллинзу в предвидении близкой кончины. Считают, что эта надпись была обращена к церковным сторожам, имевшим привычку освобождать места для новых погребений, вытаскивая кости из старых и складывая их в примыкавший к храму общий склеп. В 1694 году преподобный Уильям Холл обратил внимание на эту надпись и так объяснил ее содержание и стиль в письме своему другу, знатоку англосаксонской литературы Э. Твейтсу: "Поэт, желавший, чтобы его кости остались нетронутыми, призвал проклятие на голову того, кто тронет их; и поскольку он обращался к причетникам и церковным сторожам, по большей части невежественным людям, создавая надпись, он опустился до их низкого умственного уровня, сбросив с себя одеяние того искусства, которое никто из его современников не носил более безупречно" {17}. Рифмовал ли это заклинание сам Шакспер или кто-то другой, но свою роль оно выполнило; что касается камня, то, по некоторым источникам, в XVIII веке он сильно обветшал и был заменен новым (куда перенесли надпись).
Немного в стороне от надгробного камня, на высоте примерно около полутора метров, в северной стене алтаря сделана ниша, в которой посреди двух небольших коринфских колонн установлен бюст человека с пером в руке и листом бумаги, опирающегося на плоскую подушку с кистями по углам. На колоннах - карниз, на котором расположены два маленьких херувима: левая фигура с лопатой в руках символизирует труд, правая с черепом и опрокинутым факелом - вечный покой. Между херувимами - каменный блок с барельефом схематическим изображением герба, выхлопотанного покровителями Уильяма Шакспера для его отца около 1599 года. Еще выше - другой череп, почему-то без нижней челюсти.
Но, естественно, главное внимание всех, писавших о монументе, привлекает голова бюста, и мало кто из шекспироведов ею удовлетворен. Многие отмечали одутловатое, невыразительное, даже глуповатое лицо. Большая лысина, короткая шея, кончики ухоженных усов закручены вверх. Выдающийся шекспировед нашего века Джон Довер Уилсон заходил так далеко, что называл стратфордский бюст "портретом колбасника" и считал, что он мешает постижению Шекспира. Со свойственной ему резкостью Уилсон (который никогда не принадлежал к нестратфордианцам) писал, имея в виду стратфордский бюст и гравюру Дройсхута, о которой речь впереди: "Эти изображения, стоящие между нами и подлинным Шекспиром, настолько очевидно ложны и не имеют ничего общего с величайшим поэтом всех времен, что мир отворачивается от них, думая, что он отворачивается от Шекспира" {18}.
Однако две вступительные строки надписи под бюстом (они на латыни) прославляют того, кто "умом был подобен Нестору, гением - Сократу, искусством - Марону; земля его покрывает, народ оплакивает, Олимп приемлет". Далее - шесть рифмованных строк на английском, обращенных - не без странной иронии - к "прохожему":
"Стой, прохожий, что ты так торопишься? Прочти, если ты умеешь, кого завистливая смерть поместила за этим изображением - Шекспира (Shakspeare) {Имя "Уильям" не указано.}, чье имя венчает этот монумент и сообщает ему наибольшую ценность, ибо все им написанное оставляет живущее искусство лишь пажем, чтобы служить его уму". И еще - в правом углу на латыни: "Скончался в 1616 г. по Р.Х. на 53 году жизни в день 23 апр.".
Характер надписи и указание на день смерти Уильяма Шакспера и его возраст могут служить свидетельством, что он-то и был великим писателем, иначе при чем тут Сократ, Марон (Вергилий), искусство?
Однако установлено, что ранее (до середины XVIII века) памятник, и особенно сам бюст, выглядел иначе. Свидетельством этому является вышедшая в 1656 году роскошная книга "Памятники древности Уорикшира с иллюстрациями...", над которой его автор сэр Уильям Дагдейл {Он стал потом главой Герольдии.} работал, лично осматривая и зарисовывая достопримечательности графства, не один год. В этой книге памятник в стратфордской церкви изображен на гравюре, сделанной В.Холларом по рисунку Дагдейла, и его трудно отождествить с тем, что можно видеть в Стратфорде сегодня. Капители колонн украшены головами леопардов. В руках у правого херувима вместо факела - песочные часы. Лицо на дагдейловском рисунке худощавое, щеки сморщены, борода неряшливая, усы безнадежно свисают вниз. Относительно этого первоначального варианта бюста сегодняшний шекспировский биограф С. Шенбаум заметил: "Самодовольный колбасник превратился в унылого портного" {19} (на самом деле, конечно, метаморфоза произошла в обратном порядке). И еще: оказывается, раньше там не было ни пера, ни бумаги принадлежностей писательского ремесла, а вместо красивой подушечки изображен какой-то большой бесформенный мешок (с шерстью? с золотом?), который человек, растопырив локти, прижимает к животу. Шенбаум задается вопросом, не должен ли этот мешок символизировать богатство... Некоторые озадаченные всеми этими несоответствиями стратфордианцы высказывают предположение, что Дагдейл мог делать рисунки по памяти и исказить кое-какие детали изображаемых памятников. Но мог ли он забыть такие важнейшие аксессуары памятника писателю, как перо и бумага? Выдумать головы леопардов, огромный мешок?
К тому же книга Дагдейла переиздавалась в 1730 году, а за два десятилетия до этого, в 1709-м, Н. Роу в своей биографии Шекспира (первая шекспировская биография, она была предпослана первому в XVIII веке собранию сочинений Шекспира) поместил изображение стратфордского памятника, мало отличающееся от дагдейловского, но явно не копирующее его, а самостоятельное {На гравюре в издании Роу воспроизведены две первые латинские строки надписи на мемориальной доске под бюстом.}. Значит, памятник и через сто лет после его установки действительно выглядел так, с другим, чем сегодня, лицом, без пера и бумаги. Долгое время об обстоятельствах его появления и трансформации ничего не было известно, лишь в прошлом веке кое-что прояснилось.
Памятник в стратфордской церкви (в его первоначальном виде, конечно) был изготовлен скульптором (каменотесом) Гарратом Янсеном с участием его старшего брата, Николасом {В Большой Советской Энциклопедии (1957, т. 47) в статье о Шекспире ошибочно указано, что памятник был выполнен некими скульпторами "Гарретом и Джонсоном".}, который незадолго до того создал надгробный памятник Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Рэтленду, - тому самому, чью смерть тайно оплакали в 1612 году поэты - участники честеровского сборника. Во всяком случае, более искусная рука Николаса Янсена чувствуется в некоторых деталях внешнего оформления стратфордского памятника, схожих с аналогичными деталями памятника Рэтленду, - на это обратил внимание только в конце прошлого века видный шекспировед Сидни Ли. В сохранившемся письме Николаса Янсена (1617) Фрэнсису Рэтленду, брату и наследнику покойного Роджера, скульптор, объясняя свой замысел памятника последнему, сообщал, что символические фигуры херувимов будут аллегоризировать Труд и Покой (потом аналогичные фигуры - соответственно меньших размеров - появятся и на карнизе стратфордского настенного памятника).
Кто оплатил сооружение памятника - точно неизвестно; во всяком случае, Шакспер в завещании денег себе на памятник не выделил (в отличие от своего друга Комба, оставившего на приобщение к посмертной жизни в камне 60 фунтов - сумму немалую; вряд ли памятник Шаксперу обошелся намного дешевле). Несмотря на это, биографы обычно высказывают - с той или иной степенью уверенности - предположение, что памятник заказала и оплатила семья покойного Шакспера (вот только неясно, кто из этой семьи мог сочинить витиеватую надпись на двух языках - не иначе, как грамотный зять).
Джон Довер Уилсон, развивая свою мысль, что стратфордский бюст является одним из самых больших препятствий для понимания Шекспира, рисует такую картину: "Это вечная история, слишком хорошо известная друзьям и родственникам людей, богатых или знаменитых настолько, чтобы стать жертвами ремесленников-портретистов. Дело поручили англо-фламандскому каменотесу из Лондона, некоему Гаррату Янсену, который знал, как полагается делать монументы, и выполнил свой заказ в высшей степени добросовестно и (с точки зрения ремесла) достойным образом. Пропорции очень приятны, а архитектурный замысел с двумя колоннами и подушкой, покрытый мантией щит и два херувима все это даже красиво. Только одно недоступно этому ремесленнику изображение лица, и случилось так, что лицо это принадлежало Шекспиру! Если миссис Шекспир и дочерям бюст не понравился, что они могли поделать? В таких случаях семья жертвы бессильна. Монумент был сооружен и, конечно, оплачен, оплачен не только родственниками, но, возможно, и друзьями. И какой прекрасный монумент получился - во всем, за исключением лица!" {20}.
Эти строки не могут не вызвать удивления. Довер Уилсон должен был знать, что на гравюрах в книгах У. Дагдейла и Н. Роу изображено совсем другое лицо, отсутствуют не только так нравящаяся Уилсону подушка с кистями, но даже перо и бумага. Однако, как и некоторые другие ученые-шекспироведы, Уилсон обладал способностью не видеть неудобные для традиционных представлений факты. В данном случае он рассуждает так, будто в 1622 году стратфордский бюст выглядел, как и сегодня. Более того, он утверждает, что облик Шекспира был воспроизведен скульптором с маски, снятой еще при жизни или после кончины Барда. Вероятно, Уилсон имел в виду маску неизвестного происхождения, имеющую некоторое сходство с одутловатым лицом стратфордского бюста (в его теперешнем виде), объявившуюся в Майнце, в Германии, еще в 1869 году в лавке старьевщика, в пору самого "урожая" на шекспировские "реликвии". Об этой маске много говорили стратфордианцы и использовали как аргумент в спорах с оппонентами в конце прошлого и в первой четверти нашего века. Конечно, никаких сведений, что с умершего Шекспира (или Шакспера) была сделана маска, ни в каких исторических источниках нет и в помине; майнцкая маска в лучшем случае (если это не просто фальсификация) была когда-то и где-то снята с неизвестного человека и никакого отношения ни к Шекспиру, ни к Англии не имеет. Это было ясно здравомыслящим людям с самого начала, но все равно находилось немало желающих принимать "шекспировскую маску из Майнца" всерьез - уж очень хотелось иметь подтверждение аутентичности стратфордского монумента и развеять серьезные сомнения на его счет. О пресловутой маске теперь редко кто вспоминает, как и о многих других "реликвиях" такого сорта, фигурировавших в разное время в спорах вокруг Шекспира. Однако по-прежнему сомнения в том, что шекспировский бюст с самого начала выглядел так же, как и сегодня, у ученых, придерживающихся традиционных представлений о Барде, не в чести, хотя толком объяснить различия в изображениях памятника в книгах Дагдейла и Роу никому из них не удается.
Но когда же стратфордский памятник обрел свой теперешний канонический вид? Имеющиеся документы свидетельствуют, что это произошло в 1748-1749 годы. Памятник к тому времени обветшал, имя же Шекспира подходило к зениту славы. Местные власти договорились с театральным предпринимателем Джоном Холлом, и тот с помощниками "отремонтировал и украсил" важную историческую реликвию. Шакспер потерял леопардов на капителях колонн и огромный мешок с каким-то добром, зато обзавелся пером и бумагой, а лицо его обрело некоторое благообразие. Вероятно, намерения "реставраторов" были самыми лучшими сооружение в целом, что бы там ни говорили утонченные ценители, стало больше походить на памятник поэту. Сегодня такую работу назвали бы фальсификацией, но Джону Холлу и его заказчикам были неизвестны принципы научной реставрации, утвердившиеся лишь в XX веке. Через несколько десятилетий по предложению Мэлона бюст выкрасили в белый цвет, за что инициатора этого новшества подвергли жестокой критике. В 1861 году неизвестный художник наложил на бюст новые краски, и на щеках Шекспира заиграл здоровый румянец. Впрочем, все эти перекраски принципиально уже ничего не меняли - с изобретением фотографии последний (1748-1749) вариант стратфордского памятника и бюста в нем стал каноническим, окончательным. Но рисунки в старинных книгах продолжают напоминать о том, как выглядело творение братьев Янсен и их неведомых шекспироведам заказчиков в 1622 году, продолжают порождать раздумья и сомнения {Глядя на лицо бюста на рисунке Дагдейла, мы можем составить некоторое представление о том, как в действительности выглядел Уилл Шакспер, - ведь если бы у бюста не было с ним хотя бы приблизительного сходства, это удивило бы его родственников и земляков. Нестратфордианцы полагают, что эти простодушные люди удивились бы еще больше, увидев в его руках принадлежности для письма, украшающие памятник сегодня.}.
Что касается надписи под бюстом, то, судя по гравюрам Дагдейла и Роу, "реставраторы" ее текст редактировать, слава Богу, не стали. Но что имели в виду те, кто этот текст сочинял, говоря, что завистливая смерть поместила Шекспира за этим монументом (или в этом монументе - with in this Monument)? Это странное указание можно понимать не однозначно. Некоторые нестратфордианцы поняли его буквально в том смысле, что в памятнике - или в стене за ним - спрятаны шекспировские рукописи. Известный писатель-нестратфордианец Чарлтон Огбурн начиная с 1962 года в обращениях к различным инстанциям, в газетных и журнальных публикациях предлагал провести исследование памятника в храме св. Троицы на предмет поиска пустот в основании бюста или в стене за ним (при помощи рентгеновских лучей, ультразвука или другим безопасным для сооружения способом), но, естественно, согласия на это не получил. Однако огласка предложения не прошла бесследно. В сентябре 1973 года неизвестные ночью проникли в храм св. Троицы, сдвинули с места тяжелый бюст и пытались вскрыть постамент. Судя по всему, пустот - и тем более рукописей - они там не нашли; стена, похоже, осталась "неисследованной".
Значит, странную фразу в надписи под бюстом следует понимать не буквально, не как указание на якобы содержащиеся там рукописи. Говоря о том, что смерть поместила Шекспира в этот монумент (или за ним), составитель надписи таким двусмысленным образом - до конца понятным только посвященным намекал, что это изображение и этот памятник призваны отныне закрывать собой Потрясающего Копьем, служить его посмертной маской и убежищем.
Реликвии стратфордского храма св. Троицы, с их непростой историей и загадками, как и многое другое, свидетельствуют, что между великим писателем Уильямом Шекспиром, о личности которого мы имеем лишь самые общие представления, почерпнутые из его произведений, и уроженцем Стратфорда, пайщиком актерской труппы и откупщиком церковной десятины Уильямом Шакспером, несмотря на их, казалось бы, полную несовместимость, противоположность, существовала какая-то странная связь. Только несколько шагов отделяют настенный монумент и начертанную под ним хитроумную эпитафию великому писателю от каменной плиты над прахом Уильяма Шакспера с корявым заклинанием не трогать его кости. Только несколько шагов...
Портрет, на который Бен Джонсон рекомендовал не смотреть
Вторая важнейшая реалия, находящаяся на пересечении (посмертном) двух шекспировских биографий, - Великое фолио. Хотя английские поэты, писатели и издатели - никак не отреагировали на смерть Великого Барда, в 1623 году появился роскошный фолиант:
"Мистера Уильяма Шекспира Комедии, Хроники и Трагедии" - книга, обычно называемая Первым, или - из-за своего значения для всей мировой культуры Великим фолио.
8 ноября 1623 года в Регистре Компании печатников и книгоиздателей была сделана самая знаменитая - за все предыдущие и последующие годы ее существования - запись: "Мастер Блаунт и Исаак Джаггард внесли за свои рукописи в руки Мастера Доктора Уоррала и Мастера старшины Кола: Мастера Уильяма Шекспира Комедии, Хроники и Трагедии, поименованные рукописи, прежде не регистрированные другими... 7 шиллингов". Далее перечислено 16 пьес (на самом деле ранее не регистрировалось больше). Всего в книге было напечатано 36 пьес {Из 37 пьес, составляющих ныне шекспировский драматургический канон, в Первом фолио отсутствовал только "Перикл", печатавшийся в 1609 году.}, из которых 20 вообще появились впервые - в том числе "Макбет", "Буря", "Двенадцатая ночь", "Укрощение строптивой", "Генрих VI", "Юлий Цезарь", "Кориолан", "Антоний и Клеопатра", "Цимбелин", "Мера за меру", "Два веронца" и др. Где хранились тексты этих двух десятков пьес все годы после смерти автора - неизвестно. Поскольку под обращениями к покровителям издания и читателям стоят имена членов актерской труппы "слуг Его Величества" Джона Хеминга и Генри Кондела, принято считать, что все эти тексты - в том числе и не шедших на сцене пьес - находились у пайщиков труппы.
Однако никаких других подтверждений этому предположению нет, представить себе такое многолетнее хранение в каком-то актерском сундуке тоже нелегко. Что касается участия в издании Хеминга и Кондела и их роли в нем (некоторые шекспироведы заходят так далеко, что называют их редакторами), то ни до этого случая, ни после эти два актера никакого отношения к книгоизданию и книгопечатанию не имели. Хеминг, например, ведал в труппе хозяйственными делами, потом, уйдя из театра, торговал бакалеей.
Никогда прежде все пьесы одного драматурга не собирались в один том, тем более такого огромного объема - 998 страниц крупного формата, с текстом, напечатанным в две колонки. Тираж для того времени был очень большим порядка тысячи экземпляров. Подготовка к изданию началась еще в 1620 году. Пришлось провести непростую работу по приобретению издательских прав на пьесы, ранее публиковавшиеся и зарегистрированные другими издателями. Печатание начал Уильям Джаггард (уже знакомый нам по истории со "Страстным пилигримом"), но душой предприятия был, несомненно, Эдуард Блаунт. Потом к ним присоединились Дж. Сметуик и ААспли. В начале ноября 1623 года Уильям Джаггард умер, и регистрация книги в Компании производилась его сыном и наследником Исааком вместе с Блаунтом.
Ранее издатель Томас Пэвиер и Уильям Джаггард предприняли первую попытку издать собрание из десяти пьес Шекспира - об этом мы уже говорили в 1-й главе. Тогда кто-то воспрепятствовал изданию (как предполагают ученые "по жалобе актеров"). Как бы там ни было, пьесы, уже напечатанные Пэвиером и Джаггардом, все-таки были выпущены, но по отдельности, и на половине из них стояли фальшивые (ранние) даты. Тайна этой издательской операции была раскрыта только в нашем веке путем исследования водяных знаков на бумаге, особенностей печати, типографских эмблем, но причины, побудившие издателей, имевших законные права на часть пьес, прибегнуть к фальшивой датировке, остаются одной из загадок, связанных с именем и произведениями Шекспира. Чаще всего пытаются объяснить эти действия издателей, объявив их "пиратами" - так книговеды называют издателей и печатников, извлекавших доходы из рукописей, добытых сомнительными путями, минуя авторов или других законных владельцев. Ну, что касается Шекспира, то, строго говоря, чуть ли не все его произведения попадали к издателям какими-то неведомыми путями (распространенная версия, будто Шекспир отдавал пьесы труппе в качестве вклада, оплачивая ими свою долю в деле, свой пай, а потом переставал ими интересоваться, - не более чем вынужденная догадка). Кроме того, объявив Джаггарда "пиратом", ученым трудно объяснить, почему после истории со "Страстным пилигримом" и с пэвиеровскими десятью пьесами печатание задуманного грандиозного собрания шекспировских пьес было поручено тому же Джаггарду. И - кем поручено? Актерами, которые якобы жаловались на него графу Пембруку за год до того (хотя неясно, какие юридические основания у них могли быть для такой жалобы)?
Очевидно, дело не в пресловутом "пиратстве" и не в предполагаемых жалобах актеров. В предисловии к изданию "Троила и Крессиды" (изощренное обращение к читателям, написанное неизвестным автором) в 1609 году прямо говорится о неких "Великих Владетелях Пьес" ("Grand Possesors of Plays"), от кого зависит появление шекспировских произведений, которым, кстати, дается высочайшая оценка, как и уму самого Шекспира, "настолько острому, что ни у кого не хватило бы мозгов притупить его". Об этих "Великих Владетелях" не назвавший себя автор обращения говорит с величайшим почтением, а о театре и его публике - с высокомерной брезгливостью:"... пьеса не затрепана на театральных подмостках, не замызгана хлопками черни... ее не замарало нечистое дыхание толпы". Ясно, что "Великие Владетели" - это никак не актеры, социальный престиж которых тогда был еще весьма плачевным; речь идет о каких-то чрезвычайно влиятельных, высокопоставленных личностях, о круге, недоступном для непосвященных. Пэвиер и Джаггард сначала просто попытались сами издать сборник шекспировских пьес, не заручившись согласием и покровительством "Великих Владетелей", и были остановлены. Лишь после того, как соответствующее поручение было дано Эдуарду Блаунту - доверенному лицу поэтессы Мэри Сидни-Пембрук {Э. Блаунт начинал свою деятельность в полиграфии как ученик У. Понсонби (умер в 1603 г.), которого тогда часто называли "придворным издателем графини Пембрук".}, началась подготовка к квалифицированному изданию полного собрания пьес; Блаунт же привлек в качестве печатника опытного и располагавшего солидными полиграфическими ресурсами Джаггарда.