Страница:
и эти два изображения стоят между нами и подлинным Шекспиром, вызывая отвращение всех, кто понимает и глубоко чувствует Великого Барда. Отсюда и неприятие Уилсоном неоднократно переиздававшейся, долгое время считавшейся классической работы Сидни Ли: "Короче говоря, созданная С. Ли шекспировская биография - это жизнеописание не Уильяма Шекспира - человека и поэта, а другого "Уильяма Шекспира" - бюста в стратфордской церкви, если представить, что он существовал когда-то во плоти и крови".
И далее Уилсон в своей борьбе за подлинного, поэтического Шекспира поднимает "знамя крестового похода" против Янсена, Дройсхута и викторианских биографов Барда. Уилсон категорически не согласен с распространенным (и сегодня) утверждением, что Шекспир якобы "отсутствует" в своих произведениях, и требует, чтобы биографы и исследователи неустанно искали "живого Шекспира". "Если мы будем исходить из того, что он всегда отсутствует в своих произведениях, что он стоял всегда в стороне от жизни своего времени, мы никогда не сможем увидеть его. Наоборот, мы должны искать его в самом сердце той жизни. Жизнь дворца Елизаветы и Иакова, личности и дела выдающихся людей, общественные и политические события его времени - это реальная атмосфера его пьес" {42}. При этом Уилсон справедливо предостерегает, что Шекспир был не репортером, а поэтом.
В плане связей Шекспира с событиями его времени Уилсон придает большое значение тому влиянию, которое оказала на поэта яркая личность графа Эссекса и его трагическая судьба. В "Генрихе V" и особенно в "Гамлете" Уилсон почувствовал тревогу Шекспира за Эссекса, его обожание, его неизбывную боль. "Тайна Гамлета - это тайна Эссекса, тайна его сердца", - писал Уилсон.
Стремление Уилсона пробиться к "живому" Шекспиру, преодолеть то, что он называет "викторианскими представлениями" о великом драматическом поэте, его яростное неприятие стратфордского бюста не могли не вызвать интереса. Но ведь нельзя забывать, что "бюст" {Уилсон, как и многие другие, не обращает никакого внимания на то, что при своем появлении стратфордский бюст выглядел еще более непоэтичным, чем сейчас, - без красивой подушечки, пера и бумаги, но с прижатым к животу бесформенным мешком.}, который для Уилсона является символом темного, несовместимого с шекспировским творчеством начала, мешающего людям пробиться к Барду, - только один из элементов в целом комплексе стратфордских реалий, хорошо согласующихся между собой и обрисовывающих контуры одного и того же человека - Уильяма Шакспера из Стратфорда.
Уилсон же как будто отрывает стратфордский бюст от всего остального от неграмотных родителей, жены и детей Шакспера, от его ростовщической деятельности, от пресловутого завещания. Эти реалии Уилсон почти игнорирует, несмотря на их бесспорный, документальный характер. Он слишком глубоко чувствует Шекспира - художника, поэта, чтобы принять или попытаться как-то объяснить эти ужасные бумаги. Но он не может и совсем отмежеваться от них, как он отмежевался от настенного бюста, ибо, в отличие от произведения скульптора, эти бумаги неразрывно, неотделимо привязаны к человеку, чей прах покоится в стратфордской церкви св. Троицы.
Сосредоточивая все свое неприятие, весь сарказм на "бюсте" и связанном с ним викторианском, бескрыло-бюргерском представлении о Шекспире, Уилсон обходит то важнейшее обстоятельство, что эти представления выросли не на пустом месте и отнюдь не из одного "бюста". Атаки Уилсона на "викторианских" шекспироведов, и в первую очередь - на книгу Сидни Ли, несправедливы, ибо биографу не дано право игнорировать или затушевывать факты, как бы он к ним ни относился. Подлинный, то есть основанный на научном анализе всех свидетельств и источников, историзм не мешает и не противоречит постижению творческого наследия художника, когда речь идет о биографии одного и того же человека. Жизнеописание великого писателя, поэта содержит сведения о его происхождении, воспитании, образовании, его семье и окружении, о его делах и поступках, рассказывает о событиях, происходивших на его глазах в его стране и мире. И этот - социальный и личностно-бытовой - аспект жизнеописания переплетается с биографией творческой, то есть с историей создания его произведений, с рассказом о поэтическом мире, рожденном его гением. Эти два аспекта научной биографии не только не исключают, но и хорошо дополняют и обогащают один другой, хотя связь между ними подчас может оказаться совсем не простой и не прямолинейной. Все это справедливо в том случае, когда оба аспекта относятся к одной и той же личности.
В случае с Шекспиром дело обстоит иначе. Хочет того Уилсон или нет, он фактически защищает биографию поэта Уильяма Шекспира от биографии Шакспера из Стратфорда и пытается очистить первую от проникших в нее элементов второй, но не порывая при этом с основами стратфордской традиции. Сделать это ему, конечно, не удалось.
"Викторианский" образ расчетливого и благополучного приобретателя, для которого работа в театре и литературные занятия были прежде всего способом обеспечить себе материальную независимость, появился не в результате отсутствия воображения у Сидни Ли и других атакуемых Уилсоном стратфордианских биографов; такой "умеренный" образ великого драматурга представлял из себя осторожный компромисс, попытку по возможности сгладить несовместимость двух шекспировских биографий, свести все литературные и историко-документальные свидетельства в один непротиворечивый, пусть даже не очень "поэтичный" портрет.
Резко критикуя своих викторианских учителей, защищая горячо чтимого им Барда от ненавистных ему черт стратфордского "бюста" {Уилсон даже возлагал на стратфордский "бюст" - вместе с написанной "под влиянием бюста" биографией С. Ли - главную ответственность за "компанию против человека из Стратфорда", то есть за возникновение нестратфордианских гипотез! Подобные представления о причинах возникновения "шекспировского вопроса" нередки даже среди ученых-шекспироведов.}, Уилсон подрывает основу "мирного сосуществования" двух шекспировских биографий и до опасной для стратфордианского канона и культа степени обнажает разделяющую их пропасть.
Смелые попытки Уилсона увидеть "живого" стратфордского Шекспира (то есть Шакспера) вызвали сопротивление видных англоамериканских шекспироведов, называвших его подходы "романтическими", а сделанные им в ряде случаев выводы - "произвольными". Действительно, своеобразное и не лишенное заметных элементов модернизации отношение Уилсона к историческим фактам, как видно на примере его интерпретации истории сооружения стратфордского бюста или предпочтения, отдававшегося им графтонскому портрету, изображающему неизвестного молодого человека, весьма уязвимо для критики.
Несмотря на это, многие созданные в последние десятилетия шекспировские биографии и исследования биографического характера носят следы влияния идей Довера Уилсона (он умер в 1970 году) или по крайней мере знакомства с ними. Это часто проявляется в отходе от характерной для Э. Чемберса и его учеников сухой "протокольности" к более свободному рассказу, не чуждому предположений и догадок, особенно когда речь заходит о чудесном превращении подмастерья Шакспера в величайшего драматического поэта и эрудита.
В 1938 году двухтомный труд "Шекспир. Человек и художник", обобщавший ставшие к тому времени известными факты, относящиеся к биографии Шекспира, в том числе некоторые сообщенные впервые, опубликовал Эдгар Фрипп {43}. Интересны книги такого неутомимого исследователя, как Лесли Хотсон, много работавшего с архивными материалами и с портретной живописью шекспировской эпохи. Хотя ряд произведенных им идентификаций недостаточно обоснован, его исследования в конечном счете способствуют устранению некоторых "белых пятен" вокруг Шакспера и вокруг Шекспира, прояснению тех черт Великого Барда, которые позволяли литературным современникам сравнивать его с хитроумным и неуловимым Меркурием, с текучим Протеем древних легенд.
Последними крупными биографическими трудами являются книги С. Шенбаума "Шекспировские биографии" (1970) {44}, а также "Шекспир. Краткая документальная биография" (1977), на которую я уже несколько раз ссылался. В первой, фундаментальной по объему и характеру, работе описывается длительная эволюция шекспировских биографий (в стратфордианской интерпретации, разумеется). Нестратфордианских гипотез Шенбаум касается весьма поверхностно, причины их возникновения представляет себе довольно смутно, но относится к ним (без особого разбора) с подчеркнутой враждебностью. С рэтлендианской гипотезой он, судя по этой книге, вообще незнаком.
Шенбаум довольно подробно рассказывает биографии самих шекспировских биографов, и надо сказать, что они выглядят у него значительно достоверней, чем традиционное жизнеописание Великого Барда. Весьма показательно: свой капитальный труд Шенбаум завершил меланхолической констатацией, что, хотя каждое поколение ученых применяло на этом мало благодарном поприще свои подходы и методы и мы постепенно узнали о Шекспире так много, убедительного жизнеописания Великого Барда почему-то никому создать не удалось; остается лишь уповать на будущее.
Вторая книга Шенбаума, рассчитанная на более широкую читательскую аудиторию, перечисляет связно и в хронологическом порядке документально подтвержденные факты биографии Уильяма Шакспера. Говорится и о некоторых преданиях, анализируется возможная степень их достоверности. Подробно описывается театральная жизнь и актерские труппы елизаветинского Лондона, при этом шекспировское творчество затрагивается лишь от случая к случаю, так как связь с ним Шакспера никак не установлена (но, разумеется, не ставится биографом под сомнение). В результате биография, содержащая огромное количество фактов - и превосходящая в этом отношении жизнеописание любого другого поэта или драматурга той эпохи, - производит странное впечатление даже на людей, воспитанных на стратфордианской традиции: какое отношение все это имеет к автору "Гамлета" и "Лира"? Еще раз подтверждается: если исключить домыслы и оставить только документально доказанные факты, то стратфордианская биография Шекспира (то есть Шакспера) превращается в историю жизни заурядного, цепкого приобретателя не из крупных. И чем больше ученые узнают, чем научно состоятельнее становятся шекспировские биографии, тем этот эффект заметнее.
Недаром в своем предисловии к русскому переводу этой книги А.А. Аникст писал: "Боюсь, что книга С. Шенбаума может укрепить мнение скептиков и не верящих в авторство Шекспира (то есть Шакспера. - И.Г.). Автор все время имеет дело с документацией, а она в основном не связана с творческой деятельностью Шекспира".
Важнейшим результатом интенсивного изучения шекспировской Англии и ее культуры в последние два столетия является колоссальное накопление и постепенное осмысление новых фактов. И этот интереснейший, продолжающийся и сегодня процесс показывает не только трудности, но и возможности научного восстановления по крупицам сложной, отделенной от нас многими столетиями исторической эпохи; в этот процесс вносят свой вклад тысячи ученых и исследователей, придерживающихся самых различных взглядов на те или иные проблемы, в том числе и на проблемы шекспировского авторства и личности. Ежегодно появляются тысячи шекспироведческих работ - книг и статей почти на всех языках мира, и какая-то часть из них содержит новые открытия, поступающие в научный обиход. Сумма сегодняшних знаний о шекспировской Англии, ее культуре, ее людях даже отдаленно несравнима с тем, чем располагали ученые еще полтора столетия назад, когда Великий Спор о Шекспире только начинался.
Наряду с научной литературой, исследованиями, комментированными переизданиями многих елизаветинских и якобианских писателей и поэтов выходят бесчисленные - научные и массовые - издания произведений Шекспира, и к ним приобщаются новые поколения человечества. Будет уместно упомянуть здесь самые заметные издания полных собраний сочинений Шекспира на русском языке. Первое такое собрание выпустил Н. Кетчер (1841-1850 и 1858-1879), это почти подстрочник. Полное собрание со стихотворными переводами было издано в 1865 году Н.А. Некрасовым и Н.В. Гербелем; потом оно несколько раз переиздавалось. В 1894-1898 годы появились все шекспировские пьесы в переводах А.Л. Соколовского. Великолепно оформленное и прокомментированное русскими литературоведами собрание сочинений Шекспира было издано в 1902-1904 годах под редакцией С.А. Венгерова. Из полных собраний сочинений, появившихся в советское время, самым авторитетным является восьмитомное издание под редакцией А.А. Смирнова и А.А. Аникста (1957-1960), где представлены лучшие переводы трех предшествующих десятилетий, включая принадлежащие М. Лозинскому, А. Радловой, Б. Пастернаку.
В освещении биографических проблем российские и советские шекспироведы обычно (за исключением краткого периода проникновения в Россию рэтлендианской гипотезы) полагались на своих англоамериканских коллег. Сегодня благодаря совершенствованию и распространению техники микрокопирования первоисточники и вспомогательная литература стали более доступными и для нас, появились возможности для проведения оригинальных, независимых исследований. Эти возможности пока используются недостаточно.
В биографиях Шекспира на русском языке наиболее полное отражение традиционные представления о личности Великого Барда нашли в книге А.А. Аникста "Шекспир", изданной в серии "Жизнь замечательных людей" в 1964 году. Крупный литературовед и искусствовед, внесший весомый вклад в изучение и пропаганду шекспировского творчества, А.А. Аникст (1910-1988) в вопросе об авторстве, о личности Шекспира придерживался стратфордианской традиции, отвергая всякие сомнения в ее истинности.
Час Голубя и Феникс пришел
С каждым годом на воображаемой карте политической, социальной, культурной жизни Англии XVI-XVII веков остается все меньше "белых пятен", где первые шекспировские биографы могли свободно развешивать лубочные картинки наивных легенд о Великом Барде из Стратфорда. По мере заполнения этих "белых пятен" становится все труднее убедительно объяснить отсутствие каких-либо следов, каких-либо нитей, связывающих стратфордца с литературной действительностью того времени. Его по-прежнему нет ни в кругу Пембруков или Эссекса, ни около Саутгемптона, ни среди студентов Кембриджа или лондонских юридических корпораций - то есть там, куда прямо указывают шекспировские произведения. Нет его возле Джонсона, Донна, Дрейтона, Дэниела, Чапмена, Марстона, Бомонта, Флетчера и других писателей и драматургов, о жизни и круге знакомых которых постепенно стало известно немало. Фигура Великого Барда, словно отделенная от всех его литературных современников таинственной завесой, по-прежнему кажется обитающей в некоем четвертом измерении. Документы о жизни, занятиях и интересах Уильяма Шакспера свидетельствуют чем дальше, тем убедительнее, - что никаким литературным творчеством этот человек не занимался и заниматься не мог.
"Шекспировская тайна" продолжает существовать, элементы двух разных биографий упорно не складываются в одно жизнеописание - искусственная склейка столь несовместимого материала не может не бросаться в глаза. Сегодняшние авторы шекспировских биографий стараются преодолеть эту несовместимость, густо насыщая свои книги картинами жизни эпохи, рассказами о выдающихся людях, о театрах и театральных труппах, синхронизируя события с каноническими (хотя часто - спорными) датировками появления шекспировских произведений и с нехитрыми занятиями Уильяма Шакспера. Как мы видим на примере С. Шенбаума, в научных биографиях привлечение (и соответствующая подача) такого дополнительного материала может только затенить, но никак не устранить разительное несоответствие Уильяма Шакспера приписываемой ему роли Великого Барда.
Но научные шекспировские биографии читают не все и не тогда, когда у человека только начинают складываться представления об истории литературы и о великих писателях. Такие представления формируются еще на школьной - в крайнем случае на университетской - скамье на основе информации, содержащейся в учебниках и хрестоматиях, в рассказах преподавателей, в художественных произведениях на исторические темы, в рекламных буклетах о стратфордских реликвиях, из личных впечатлений от посещения Стратфорда.
В литературе околобиографического характера о Шекспире, не претендующей на научность, можно подчас прочитать немало интересного. Так, в книге Р. Сиссон "Юный Шекспир" (переизданной у нас на английском языке) повествуется о том, как юный Уильям учится в стратфордской грамматической школе, откуда ему приходится уйти из-за тяжелого материального положения семьи, как он начинает писать стихи, как становится пажем у Фулка Гревила. Последний знакомит его с самим Филипом Сидни, с поэтом Генри Гудиа и его пажем юным Майклом Дрейтоном; он соревнуется с ними в сочинении стихов в честь прекрасных дам, изумляя их своим искусством, и т.п. Поскольку нигде не оговаривается, что все эти наивные выдумки - плоды авторской фантазии, многие читатели воспринимают их всерьез.
И таких книг немало.
В сегодняшнем академическом (университетском) шекспироведении на Западе различимы две противоречивые тенденции. С одной стороны, продолжающееся внедрение методов научной истории, накопление фактов, среди которых стратфордианская традиция чувствует себя все более неуютно, ибо ни одно из открытий не обогатило арсенал ее защитников. С другой стороны, бесспорно имеет место негативная реакция на неостановимый - хотя и не всегда заметный - процесс размывания основ стратфордианской традиции и стратфордского культа, с которыми официальная наука о Шекспире связана неразрывно.
За полтора века нестратфордианцы смогли указать миру на непримиримые противоречия традиционных представлений о личности Великого Барда, поставить их под вопрос, сделать предметом научной дискуссии. Это немало.
В дальнейших поисках нестратфордианцы подошли к труднейшему вопросу: "Если не Шакспер, то кто?" - и предложили много (даже слишком много) вариантов ответа на него. Множественность гипотез - нормальное явление в науках, когда они сталкиваются со сложными проблемами. Однако разрозненные нестратфордианские школы, отстаивающие каждая своего кандидата, не могли, конечно, серьезно потеснить оппонентов, опирающихся на единую четырехвековую традицию и привычный культ стратфордских реликвий, с господствующих позиций в шекспироведческой науке. Воспитанные на традиционных представлениях о Шекспире, ученые продолжают в них верить, защищая, как они полагают, Великого Барда от нечестивых нападок его критиков и хулителей. Главные аргументы "еретиков" обычно просто игнорируются, зато все, даже мелкие фактические неточности, не говоря уже о бездоказательных утверждениях, используются для дискредитации всякой критики основ стратфордианской традиции вообще, вплоть до непризнания "шекспировского вопроса" как научной проблемы. Но полуторавековая дискуссия возникла не случайно и не в результате происков любителей сенсаций или высокомерных английских аристократов - речь идет об объективно существующей научной проблеме фундаментального значения для всей истории мировой культуры. И отгородиться от этой проблемы официальному, привязанному к стратфордскому культу англо-американскому шекспироведению не удается. "Шекспировский вопрос" возрождается в каждом новом поколении, и только поверхностному взгляду этот интереснейший и поучительный процесс обретения истины может показаться безрезультатным.
Знакомясь с трудами маститых английских и американских ученых, посвятивших свою жизнь изучению творчества Шекспира и его современников, часто задаешься вопросом: неужели они действительно не замечают странное, необъяснимое отсутствие малейших свидетельств этих современников о своем великом товарище как о конкретном живом человеке, не обращают внимания на подчеркнутые странности дройсхутовского портрета и стратфордского "монумента", на удручающий характер стратфордских документов, на множество других свидетельств подобного рода, вызвавших неприятие у тысячи образованных и глубоко чтивших шекспировские творения людей, в том числе выдающихся писателей и поэтов? Неужели эти ученые действительно считают всю аргументацию нескольких поколений критиков праздными домыслами, происками аристократов и т.п.? Неужели они сами - перед лицом всей этой массы установленных фактов - никогда не усомнились в истинности традиционного биографического канона: ведь им-то не может не быть известно, когда и как он создавался? Думаю, что это не всегда так. Однако не только усвоенные с детства представления, но и официальный статус (нечто вроде жрецов-толкователей стратфордско-шекспировского культа) ставят этих ученых в затруднительное положение, даже если у них и возникают какие-то сомнения относительно центральной фигуры культа, а поскольку сегодня все-таки нет надежных способов ограничить циркуляцию каких-либо идей в гуманитарных науках только узким кругом специалистов, такие ученые, как правило, стараются не преступать пределов и ограничений, накладываемых на них стратфордским символом веры, от чего, безусловно, страдают их собственные труды и исследования. Что касается нестратфордианских гипотез, то жесткое неприятие их официальным шекспироведением в известном смысле приносит даже пользу: испытание временем и непризнанием способствует селекции перспективных идей, отметанию домыслов, которых расплодилось немало.
Полуторавековая дискуссия о "шекспировском вопросе" не имеет прецедентов в истории, как, впрочем, и многое другое, связанное с Великим Бардом и его творениями. Но неправильно говорить об этой дискуссии в прошедшем времени - она только вступает в решающую стадию. Сегодня уже можно говорить о двух конкурирующих между собой, но нацеленных на один и тот же уникальнейший объект - на Великого Барда Уильяма Шекспира - науках. Две шекспирологии. И конечный исход этого поучительного противоборства идей и методов не вызывает сомнения - Истина о Прекрасной Тайне, завещанной человечеству, станет его драгоценным достоянием.
Даже если великий художник и его соратники специально позаботились о том, чтобы его подлинное лицо было сокрыто от современников и потомков, даже если он хотел остаться жить только в своих творениях, превратить их в свой единственный памятник, без надгробия и эпитафии, - мы можем узнать об этом, лишь найдя его и поняв его помыслы. Этот поиск ни в коей мере не свидетельствует об отсутствии пиетета перед творениями великого человека, уважения к его памяти. Смешно и наивно видеть в научных исследованиях и гипотезах лишь погоню за историческими сенсациями, попытки кого-то "разоблачить". И надо быть уже совсем лишенным воображения, чтобы опасаться, что такие исследования могут нанести ущерб чьему бы то ни было престижу будь то престиж Англии, мировой литературы и театра или славного города Стратфорда-на-Эйвоне. Как бы ни складывался спор вокруг Шекспира, авторитет великого писателя незыблем, ибо он основывается на его несравненных творениях, а не на документах стратфордского прихода и судебных протоколах о преследованиях несостоятельных должников.
Речь идет не о "разоблачении" Шекспира, а о его постижении. Множество фактов указывает на то, что перед нами - Великая Игра, самое блестящее создание гениального драматурга, сценой для которого стало само Время, а роль не только зрителей, но и участников отведена сменяющим друг друга поколениям смертных. И те, кто сегодня, подобно старательным библейским евнухам, охраняют запечатанные входы в святая святых этого Театра Времени, не зная, что скрывается за ними, тоже исполняют предназначенную им роль.
Постижение Великой Игры об Уильяме Шекспире - не потеря, как опасаются "стерегущие порог", а неизмеримое обогащение. Что же касается Уильяма Шакспера, то когда - как и предвидели создатели Первого фолио - "время размоет стратфордский монумент", то есть будет понято, что Шакспер не был Великим Бардом, но несколько столетий исправно выполнял роль его маски, "импрессы", мир не только не отвернется от старых реликвий, но будет чтить их по-новому. Ибо он как один из главных актеров Великой Игры займет достойное место в ее истории - на удивление и назидание человечеству'
Конечно, придет день, когда различия в позициях оппонентов в Споре отойдут на задний план и будут казаться несущественными - ведь каждый отстаивал свое представление, свое видение Потрясающего Копьем, каждый был активным участником задуманного им Театра.
Но сегодня говорить об этом еще рано. Сегодня не так важна сама общая дискуссия, где основные аргументы и контраргументы уже давно начали повторяться, как конкретные исследования фактов, которые могут являться ключами к тайне Великого Барда, к святая святых его Театра. И честеровский сборник "Жертва Любви" - один из таких важнейших ключей.
И далее Уилсон в своей борьбе за подлинного, поэтического Шекспира поднимает "знамя крестового похода" против Янсена, Дройсхута и викторианских биографов Барда. Уилсон категорически не согласен с распространенным (и сегодня) утверждением, что Шекспир якобы "отсутствует" в своих произведениях, и требует, чтобы биографы и исследователи неустанно искали "живого Шекспира". "Если мы будем исходить из того, что он всегда отсутствует в своих произведениях, что он стоял всегда в стороне от жизни своего времени, мы никогда не сможем увидеть его. Наоборот, мы должны искать его в самом сердце той жизни. Жизнь дворца Елизаветы и Иакова, личности и дела выдающихся людей, общественные и политические события его времени - это реальная атмосфера его пьес" {42}. При этом Уилсон справедливо предостерегает, что Шекспир был не репортером, а поэтом.
В плане связей Шекспира с событиями его времени Уилсон придает большое значение тому влиянию, которое оказала на поэта яркая личность графа Эссекса и его трагическая судьба. В "Генрихе V" и особенно в "Гамлете" Уилсон почувствовал тревогу Шекспира за Эссекса, его обожание, его неизбывную боль. "Тайна Гамлета - это тайна Эссекса, тайна его сердца", - писал Уилсон.
Стремление Уилсона пробиться к "живому" Шекспиру, преодолеть то, что он называет "викторианскими представлениями" о великом драматическом поэте, его яростное неприятие стратфордского бюста не могли не вызвать интереса. Но ведь нельзя забывать, что "бюст" {Уилсон, как и многие другие, не обращает никакого внимания на то, что при своем появлении стратфордский бюст выглядел еще более непоэтичным, чем сейчас, - без красивой подушечки, пера и бумаги, но с прижатым к животу бесформенным мешком.}, который для Уилсона является символом темного, несовместимого с шекспировским творчеством начала, мешающего людям пробиться к Барду, - только один из элементов в целом комплексе стратфордских реалий, хорошо согласующихся между собой и обрисовывающих контуры одного и того же человека - Уильяма Шакспера из Стратфорда.
Уилсон же как будто отрывает стратфордский бюст от всего остального от неграмотных родителей, жены и детей Шакспера, от его ростовщической деятельности, от пресловутого завещания. Эти реалии Уилсон почти игнорирует, несмотря на их бесспорный, документальный характер. Он слишком глубоко чувствует Шекспира - художника, поэта, чтобы принять или попытаться как-то объяснить эти ужасные бумаги. Но он не может и совсем отмежеваться от них, как он отмежевался от настенного бюста, ибо, в отличие от произведения скульптора, эти бумаги неразрывно, неотделимо привязаны к человеку, чей прах покоится в стратфордской церкви св. Троицы.
Сосредоточивая все свое неприятие, весь сарказм на "бюсте" и связанном с ним викторианском, бескрыло-бюргерском представлении о Шекспире, Уилсон обходит то важнейшее обстоятельство, что эти представления выросли не на пустом месте и отнюдь не из одного "бюста". Атаки Уилсона на "викторианских" шекспироведов, и в первую очередь - на книгу Сидни Ли, несправедливы, ибо биографу не дано право игнорировать или затушевывать факты, как бы он к ним ни относился. Подлинный, то есть основанный на научном анализе всех свидетельств и источников, историзм не мешает и не противоречит постижению творческого наследия художника, когда речь идет о биографии одного и того же человека. Жизнеописание великого писателя, поэта содержит сведения о его происхождении, воспитании, образовании, его семье и окружении, о его делах и поступках, рассказывает о событиях, происходивших на его глазах в его стране и мире. И этот - социальный и личностно-бытовой - аспект жизнеописания переплетается с биографией творческой, то есть с историей создания его произведений, с рассказом о поэтическом мире, рожденном его гением. Эти два аспекта научной биографии не только не исключают, но и хорошо дополняют и обогащают один другой, хотя связь между ними подчас может оказаться совсем не простой и не прямолинейной. Все это справедливо в том случае, когда оба аспекта относятся к одной и той же личности.
В случае с Шекспиром дело обстоит иначе. Хочет того Уилсон или нет, он фактически защищает биографию поэта Уильяма Шекспира от биографии Шакспера из Стратфорда и пытается очистить первую от проникших в нее элементов второй, но не порывая при этом с основами стратфордской традиции. Сделать это ему, конечно, не удалось.
"Викторианский" образ расчетливого и благополучного приобретателя, для которого работа в театре и литературные занятия были прежде всего способом обеспечить себе материальную независимость, появился не в результате отсутствия воображения у Сидни Ли и других атакуемых Уилсоном стратфордианских биографов; такой "умеренный" образ великого драматурга представлял из себя осторожный компромисс, попытку по возможности сгладить несовместимость двух шекспировских биографий, свести все литературные и историко-документальные свидетельства в один непротиворечивый, пусть даже не очень "поэтичный" портрет.
Резко критикуя своих викторианских учителей, защищая горячо чтимого им Барда от ненавистных ему черт стратфордского "бюста" {Уилсон даже возлагал на стратфордский "бюст" - вместе с написанной "под влиянием бюста" биографией С. Ли - главную ответственность за "компанию против человека из Стратфорда", то есть за возникновение нестратфордианских гипотез! Подобные представления о причинах возникновения "шекспировского вопроса" нередки даже среди ученых-шекспироведов.}, Уилсон подрывает основу "мирного сосуществования" двух шекспировских биографий и до опасной для стратфордианского канона и культа степени обнажает разделяющую их пропасть.
Смелые попытки Уилсона увидеть "живого" стратфордского Шекспира (то есть Шакспера) вызвали сопротивление видных англоамериканских шекспироведов, называвших его подходы "романтическими", а сделанные им в ряде случаев выводы - "произвольными". Действительно, своеобразное и не лишенное заметных элементов модернизации отношение Уилсона к историческим фактам, как видно на примере его интерпретации истории сооружения стратфордского бюста или предпочтения, отдававшегося им графтонскому портрету, изображающему неизвестного молодого человека, весьма уязвимо для критики.
Несмотря на это, многие созданные в последние десятилетия шекспировские биографии и исследования биографического характера носят следы влияния идей Довера Уилсона (он умер в 1970 году) или по крайней мере знакомства с ними. Это часто проявляется в отходе от характерной для Э. Чемберса и его учеников сухой "протокольности" к более свободному рассказу, не чуждому предположений и догадок, особенно когда речь заходит о чудесном превращении подмастерья Шакспера в величайшего драматического поэта и эрудита.
В 1938 году двухтомный труд "Шекспир. Человек и художник", обобщавший ставшие к тому времени известными факты, относящиеся к биографии Шекспира, в том числе некоторые сообщенные впервые, опубликовал Эдгар Фрипп {43}. Интересны книги такого неутомимого исследователя, как Лесли Хотсон, много работавшего с архивными материалами и с портретной живописью шекспировской эпохи. Хотя ряд произведенных им идентификаций недостаточно обоснован, его исследования в конечном счете способствуют устранению некоторых "белых пятен" вокруг Шакспера и вокруг Шекспира, прояснению тех черт Великого Барда, которые позволяли литературным современникам сравнивать его с хитроумным и неуловимым Меркурием, с текучим Протеем древних легенд.
Последними крупными биографическими трудами являются книги С. Шенбаума "Шекспировские биографии" (1970) {44}, а также "Шекспир. Краткая документальная биография" (1977), на которую я уже несколько раз ссылался. В первой, фундаментальной по объему и характеру, работе описывается длительная эволюция шекспировских биографий (в стратфордианской интерпретации, разумеется). Нестратфордианских гипотез Шенбаум касается весьма поверхностно, причины их возникновения представляет себе довольно смутно, но относится к ним (без особого разбора) с подчеркнутой враждебностью. С рэтлендианской гипотезой он, судя по этой книге, вообще незнаком.
Шенбаум довольно подробно рассказывает биографии самих шекспировских биографов, и надо сказать, что они выглядят у него значительно достоверней, чем традиционное жизнеописание Великого Барда. Весьма показательно: свой капитальный труд Шенбаум завершил меланхолической констатацией, что, хотя каждое поколение ученых применяло на этом мало благодарном поприще свои подходы и методы и мы постепенно узнали о Шекспире так много, убедительного жизнеописания Великого Барда почему-то никому создать не удалось; остается лишь уповать на будущее.
Вторая книга Шенбаума, рассчитанная на более широкую читательскую аудиторию, перечисляет связно и в хронологическом порядке документально подтвержденные факты биографии Уильяма Шакспера. Говорится и о некоторых преданиях, анализируется возможная степень их достоверности. Подробно описывается театральная жизнь и актерские труппы елизаветинского Лондона, при этом шекспировское творчество затрагивается лишь от случая к случаю, так как связь с ним Шакспера никак не установлена (но, разумеется, не ставится биографом под сомнение). В результате биография, содержащая огромное количество фактов - и превосходящая в этом отношении жизнеописание любого другого поэта или драматурга той эпохи, - производит странное впечатление даже на людей, воспитанных на стратфордианской традиции: какое отношение все это имеет к автору "Гамлета" и "Лира"? Еще раз подтверждается: если исключить домыслы и оставить только документально доказанные факты, то стратфордианская биография Шекспира (то есть Шакспера) превращается в историю жизни заурядного, цепкого приобретателя не из крупных. И чем больше ученые узнают, чем научно состоятельнее становятся шекспировские биографии, тем этот эффект заметнее.
Недаром в своем предисловии к русскому переводу этой книги А.А. Аникст писал: "Боюсь, что книга С. Шенбаума может укрепить мнение скептиков и не верящих в авторство Шекспира (то есть Шакспера. - И.Г.). Автор все время имеет дело с документацией, а она в основном не связана с творческой деятельностью Шекспира".
Важнейшим результатом интенсивного изучения шекспировской Англии и ее культуры в последние два столетия является колоссальное накопление и постепенное осмысление новых фактов. И этот интереснейший, продолжающийся и сегодня процесс показывает не только трудности, но и возможности научного восстановления по крупицам сложной, отделенной от нас многими столетиями исторической эпохи; в этот процесс вносят свой вклад тысячи ученых и исследователей, придерживающихся самых различных взглядов на те или иные проблемы, в том числе и на проблемы шекспировского авторства и личности. Ежегодно появляются тысячи шекспироведческих работ - книг и статей почти на всех языках мира, и какая-то часть из них содержит новые открытия, поступающие в научный обиход. Сумма сегодняшних знаний о шекспировской Англии, ее культуре, ее людях даже отдаленно несравнима с тем, чем располагали ученые еще полтора столетия назад, когда Великий Спор о Шекспире только начинался.
Наряду с научной литературой, исследованиями, комментированными переизданиями многих елизаветинских и якобианских писателей и поэтов выходят бесчисленные - научные и массовые - издания произведений Шекспира, и к ним приобщаются новые поколения человечества. Будет уместно упомянуть здесь самые заметные издания полных собраний сочинений Шекспира на русском языке. Первое такое собрание выпустил Н. Кетчер (1841-1850 и 1858-1879), это почти подстрочник. Полное собрание со стихотворными переводами было издано в 1865 году Н.А. Некрасовым и Н.В. Гербелем; потом оно несколько раз переиздавалось. В 1894-1898 годы появились все шекспировские пьесы в переводах А.Л. Соколовского. Великолепно оформленное и прокомментированное русскими литературоведами собрание сочинений Шекспира было издано в 1902-1904 годах под редакцией С.А. Венгерова. Из полных собраний сочинений, появившихся в советское время, самым авторитетным является восьмитомное издание под редакцией А.А. Смирнова и А.А. Аникста (1957-1960), где представлены лучшие переводы трех предшествующих десятилетий, включая принадлежащие М. Лозинскому, А. Радловой, Б. Пастернаку.
В освещении биографических проблем российские и советские шекспироведы обычно (за исключением краткого периода проникновения в Россию рэтлендианской гипотезы) полагались на своих англоамериканских коллег. Сегодня благодаря совершенствованию и распространению техники микрокопирования первоисточники и вспомогательная литература стали более доступными и для нас, появились возможности для проведения оригинальных, независимых исследований. Эти возможности пока используются недостаточно.
В биографиях Шекспира на русском языке наиболее полное отражение традиционные представления о личности Великого Барда нашли в книге А.А. Аникста "Шекспир", изданной в серии "Жизнь замечательных людей" в 1964 году. Крупный литературовед и искусствовед, внесший весомый вклад в изучение и пропаганду шекспировского творчества, А.А. Аникст (1910-1988) в вопросе об авторстве, о личности Шекспира придерживался стратфордианской традиции, отвергая всякие сомнения в ее истинности.
Час Голубя и Феникс пришел
С каждым годом на воображаемой карте политической, социальной, культурной жизни Англии XVI-XVII веков остается все меньше "белых пятен", где первые шекспировские биографы могли свободно развешивать лубочные картинки наивных легенд о Великом Барде из Стратфорда. По мере заполнения этих "белых пятен" становится все труднее убедительно объяснить отсутствие каких-либо следов, каких-либо нитей, связывающих стратфордца с литературной действительностью того времени. Его по-прежнему нет ни в кругу Пембруков или Эссекса, ни около Саутгемптона, ни среди студентов Кембриджа или лондонских юридических корпораций - то есть там, куда прямо указывают шекспировские произведения. Нет его возле Джонсона, Донна, Дрейтона, Дэниела, Чапмена, Марстона, Бомонта, Флетчера и других писателей и драматургов, о жизни и круге знакомых которых постепенно стало известно немало. Фигура Великого Барда, словно отделенная от всех его литературных современников таинственной завесой, по-прежнему кажется обитающей в некоем четвертом измерении. Документы о жизни, занятиях и интересах Уильяма Шакспера свидетельствуют чем дальше, тем убедительнее, - что никаким литературным творчеством этот человек не занимался и заниматься не мог.
"Шекспировская тайна" продолжает существовать, элементы двух разных биографий упорно не складываются в одно жизнеописание - искусственная склейка столь несовместимого материала не может не бросаться в глаза. Сегодняшние авторы шекспировских биографий стараются преодолеть эту несовместимость, густо насыщая свои книги картинами жизни эпохи, рассказами о выдающихся людях, о театрах и театральных труппах, синхронизируя события с каноническими (хотя часто - спорными) датировками появления шекспировских произведений и с нехитрыми занятиями Уильяма Шакспера. Как мы видим на примере С. Шенбаума, в научных биографиях привлечение (и соответствующая подача) такого дополнительного материала может только затенить, но никак не устранить разительное несоответствие Уильяма Шакспера приписываемой ему роли Великого Барда.
Но научные шекспировские биографии читают не все и не тогда, когда у человека только начинают складываться представления об истории литературы и о великих писателях. Такие представления формируются еще на школьной - в крайнем случае на университетской - скамье на основе информации, содержащейся в учебниках и хрестоматиях, в рассказах преподавателей, в художественных произведениях на исторические темы, в рекламных буклетах о стратфордских реликвиях, из личных впечатлений от посещения Стратфорда.
В литературе околобиографического характера о Шекспире, не претендующей на научность, можно подчас прочитать немало интересного. Так, в книге Р. Сиссон "Юный Шекспир" (переизданной у нас на английском языке) повествуется о том, как юный Уильям учится в стратфордской грамматической школе, откуда ему приходится уйти из-за тяжелого материального положения семьи, как он начинает писать стихи, как становится пажем у Фулка Гревила. Последний знакомит его с самим Филипом Сидни, с поэтом Генри Гудиа и его пажем юным Майклом Дрейтоном; он соревнуется с ними в сочинении стихов в честь прекрасных дам, изумляя их своим искусством, и т.п. Поскольку нигде не оговаривается, что все эти наивные выдумки - плоды авторской фантазии, многие читатели воспринимают их всерьез.
И таких книг немало.
В сегодняшнем академическом (университетском) шекспироведении на Западе различимы две противоречивые тенденции. С одной стороны, продолжающееся внедрение методов научной истории, накопление фактов, среди которых стратфордианская традиция чувствует себя все более неуютно, ибо ни одно из открытий не обогатило арсенал ее защитников. С другой стороны, бесспорно имеет место негативная реакция на неостановимый - хотя и не всегда заметный - процесс размывания основ стратфордианской традиции и стратфордского культа, с которыми официальная наука о Шекспире связана неразрывно.
За полтора века нестратфордианцы смогли указать миру на непримиримые противоречия традиционных представлений о личности Великого Барда, поставить их под вопрос, сделать предметом научной дискуссии. Это немало.
В дальнейших поисках нестратфордианцы подошли к труднейшему вопросу: "Если не Шакспер, то кто?" - и предложили много (даже слишком много) вариантов ответа на него. Множественность гипотез - нормальное явление в науках, когда они сталкиваются со сложными проблемами. Однако разрозненные нестратфордианские школы, отстаивающие каждая своего кандидата, не могли, конечно, серьезно потеснить оппонентов, опирающихся на единую четырехвековую традицию и привычный культ стратфордских реликвий, с господствующих позиций в шекспироведческой науке. Воспитанные на традиционных представлениях о Шекспире, ученые продолжают в них верить, защищая, как они полагают, Великого Барда от нечестивых нападок его критиков и хулителей. Главные аргументы "еретиков" обычно просто игнорируются, зато все, даже мелкие фактические неточности, не говоря уже о бездоказательных утверждениях, используются для дискредитации всякой критики основ стратфордианской традиции вообще, вплоть до непризнания "шекспировского вопроса" как научной проблемы. Но полуторавековая дискуссия возникла не случайно и не в результате происков любителей сенсаций или высокомерных английских аристократов - речь идет об объективно существующей научной проблеме фундаментального значения для всей истории мировой культуры. И отгородиться от этой проблемы официальному, привязанному к стратфордскому культу англо-американскому шекспироведению не удается. "Шекспировский вопрос" возрождается в каждом новом поколении, и только поверхностному взгляду этот интереснейший и поучительный процесс обретения истины может показаться безрезультатным.
Знакомясь с трудами маститых английских и американских ученых, посвятивших свою жизнь изучению творчества Шекспира и его современников, часто задаешься вопросом: неужели они действительно не замечают странное, необъяснимое отсутствие малейших свидетельств этих современников о своем великом товарище как о конкретном живом человеке, не обращают внимания на подчеркнутые странности дройсхутовского портрета и стратфордского "монумента", на удручающий характер стратфордских документов, на множество других свидетельств подобного рода, вызвавших неприятие у тысячи образованных и глубоко чтивших шекспировские творения людей, в том числе выдающихся писателей и поэтов? Неужели эти ученые действительно считают всю аргументацию нескольких поколений критиков праздными домыслами, происками аристократов и т.п.? Неужели они сами - перед лицом всей этой массы установленных фактов - никогда не усомнились в истинности традиционного биографического канона: ведь им-то не может не быть известно, когда и как он создавался? Думаю, что это не всегда так. Однако не только усвоенные с детства представления, но и официальный статус (нечто вроде жрецов-толкователей стратфордско-шекспировского культа) ставят этих ученых в затруднительное положение, даже если у них и возникают какие-то сомнения относительно центральной фигуры культа, а поскольку сегодня все-таки нет надежных способов ограничить циркуляцию каких-либо идей в гуманитарных науках только узким кругом специалистов, такие ученые, как правило, стараются не преступать пределов и ограничений, накладываемых на них стратфордским символом веры, от чего, безусловно, страдают их собственные труды и исследования. Что касается нестратфордианских гипотез, то жесткое неприятие их официальным шекспироведением в известном смысле приносит даже пользу: испытание временем и непризнанием способствует селекции перспективных идей, отметанию домыслов, которых расплодилось немало.
Полуторавековая дискуссия о "шекспировском вопросе" не имеет прецедентов в истории, как, впрочем, и многое другое, связанное с Великим Бардом и его творениями. Но неправильно говорить об этой дискуссии в прошедшем времени - она только вступает в решающую стадию. Сегодня уже можно говорить о двух конкурирующих между собой, но нацеленных на один и тот же уникальнейший объект - на Великого Барда Уильяма Шекспира - науках. Две шекспирологии. И конечный исход этого поучительного противоборства идей и методов не вызывает сомнения - Истина о Прекрасной Тайне, завещанной человечеству, станет его драгоценным достоянием.
Даже если великий художник и его соратники специально позаботились о том, чтобы его подлинное лицо было сокрыто от современников и потомков, даже если он хотел остаться жить только в своих творениях, превратить их в свой единственный памятник, без надгробия и эпитафии, - мы можем узнать об этом, лишь найдя его и поняв его помыслы. Этот поиск ни в коей мере не свидетельствует об отсутствии пиетета перед творениями великого человека, уважения к его памяти. Смешно и наивно видеть в научных исследованиях и гипотезах лишь погоню за историческими сенсациями, попытки кого-то "разоблачить". И надо быть уже совсем лишенным воображения, чтобы опасаться, что такие исследования могут нанести ущерб чьему бы то ни было престижу будь то престиж Англии, мировой литературы и театра или славного города Стратфорда-на-Эйвоне. Как бы ни складывался спор вокруг Шекспира, авторитет великого писателя незыблем, ибо он основывается на его несравненных творениях, а не на документах стратфордского прихода и судебных протоколах о преследованиях несостоятельных должников.
Речь идет не о "разоблачении" Шекспира, а о его постижении. Множество фактов указывает на то, что перед нами - Великая Игра, самое блестящее создание гениального драматурга, сценой для которого стало само Время, а роль не только зрителей, но и участников отведена сменяющим друг друга поколениям смертных. И те, кто сегодня, подобно старательным библейским евнухам, охраняют запечатанные входы в святая святых этого Театра Времени, не зная, что скрывается за ними, тоже исполняют предназначенную им роль.
Постижение Великой Игры об Уильяме Шекспире - не потеря, как опасаются "стерегущие порог", а неизмеримое обогащение. Что же касается Уильяма Шакспера, то когда - как и предвидели создатели Первого фолио - "время размоет стратфордский монумент", то есть будет понято, что Шакспер не был Великим Бардом, но несколько столетий исправно выполнял роль его маски, "импрессы", мир не только не отвернется от старых реликвий, но будет чтить их по-новому. Ибо он как один из главных актеров Великой Игры займет достойное место в ее истории - на удивление и назидание человечеству'
Конечно, придет день, когда различия в позициях оппонентов в Споре отойдут на задний план и будут казаться несущественными - ведь каждый отстаивал свое представление, свое видение Потрясающего Копьем, каждый был активным участником задуманного им Театра.
Но сегодня говорить об этом еще рано. Сегодня не так важна сама общая дискуссия, где основные аргументы и контраргументы уже давно начали повторяться, как конкретные исследования фактов, которые могут являться ключами к тайне Великого Барда, к святая святых его Театра. И честеровский сборник "Жертва Любви" - один из таких важнейших ключей.