Страница:
Речь идет, конечно, не о евреях вообще, не о портных, сапожниках или парикмахерах, нашедших свою стезю и отнюдь не изнывающих от неудовлетворенных желаний занять место губернатора или премьер-министра, а о тех недоучках-полуинтеллигентах, которые уверовали в свои уникальные знания и способности, а потому возненавидели мир, который якобы мешает им достичь того высокого положения, которого они, бесспорно, достойны.
Такие полуинтеллигенты, о которых подробно писал Ле Бон, сами по себе очень опасны для общества, а в еврейском варианте эта опасность резко возрастает.
Но Ленину нужны были именно такие соратники.
По уровню жестокости и пренебрежению такими понятиями, как «человеческая личность» и «человеческая жизнь», Октябрьский переворот превзошел все предыдущие события подобного рода, оставив далеко позади даже Французскую революцию с ее массовым садизмом. Пытки, расстрелы заложников, потопления людей на баржах (по 500—600 одновременно), разгон Учредительного собрания, где большевики набрали всего лишь 24% голосов, тогда как эсэры — 40,4%, наглый обман всех, кого только удалось втянуть в орбиту переворота, концлагеря, о которых наивные французы конца XVIII века и представления не имели, и тотальный террор, которому не было равных в Истории.
И так далее.
Он, бесспорно, был садистом. Причем харизматическим садистом, способным пробуждать это свойство в окружающих. Развязанная большевиками гражданская война выявила немыслимую доселе массовость садистских и некрофильских проявлений, так что возникает естественный вопрос: откуда в такой истово религиозной стране взялось в одночасье столько палачей, мучителей, насильников и т.п? Откуда? Или религиозная мораль — пустой звук, нормы сугубо внешних проявлений личности, никак не затрагивающих человеческую душу? Тогда почему религиозная сфера претендует на столь значимое место в социуме? Перипетии гражданской войны в России с особой наглядностью продемонстрировали неспособность Церкви позитивно влиять на реалии бытия, ну а если так, тогда почему бы не определиться с социальными приоритетами и перестать в конце концов выдавать желаемое за действительное?
Им, победителям-реваншистам, мало было просто расстреливать массы людей по групповому признаку (учебное пособие для будущих нацистов), мало было топить их, жечь живьем, им требовалась еще и атмосфера тотального террора, чтобы все, абсолютно все граждане бывшей Российской империи поняли, «кто в доме хозяин», да не просто хозяин, а полновластный вершитель судеб. Для этого была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и т.д. (ЧК), во многом напоминающая опричнину Ивана Грозного. Она набиралась из такого же отребья и при этом имела в принципе неограниченные полномочия.
Один из традиционных методов их работы заключался в том, что поздним вечером к гаражу на окраине города подъезжал грузовик с наглухо закрытым тентом. Он привозил тех, кого местные чекисты сочли бесполезными для «молодой республики, уверенно шагающей к светлому будущему» (согласно фразеологии того времени). Грузовик въезжал во двор. Приговоренных заводили в гараж и под рев мотора грузовика расстреливали. Затем их бросали в кузов и увозили, чтобы похоронить в каком-нибудь загородном яру…
За ночь совершалось пять-шесть таких «мероприятий».
И это же не в одном отдельно взятом городе…
Прославились чекисты и дьявольской изобретательностью по части пыток. По свидетельству очевидцев, в Киевской ЧК в начале двадцатых годов широко применялось такое «творческое наследие» палачей Древнего Китая: «Пытаемого привязывали к стене или столбу, потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов шириной… Через другое отверстие в трубу сажалась крыса, затем оно тут же закрывалось проволочной сеткой, к которой подносился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка продолжалась часами, порой до следующего дня, пока жертва не умирала…»
Это, между прочим, называется «преступление против человечества», это и все прочее, что делали чекисты. В отношении всего подобного понятие «срок давности» не применяется. В связи с этим напрашивается вполне естественный вопрос: «Чем все это отличается от действий нацистов, осужденных в 1946 году в Нюрнберге?» Ничем. И если ту мразь осудили за преступления против чужих народов, то почему мы не осуждаем свою мразь за то же самое, только направленное против собственного народа?
Я понимаю, что уже нет на этом свете чекистских палачей и судить практически некого, но есть что осудить, а самое главное — добиться хотя бы того, чтобы впредь никто не гордился тем, чего следует стыдиться и что проклято Господом и людьми.
Да и преступления-то они совершали как-то подленько, по-воровски. Взять хотя бы убийство императорской семьи в 1918 году… ночью, в подвале, трусливо. Видимо, это отребье так боялось заглянуть в глаза своим жертвам, что после стрельбы практически в упор они еще и добивали их штыками…
Все-таки английские парламентарии, в 1649 году казнившие на площади своего короля, поступили гораздо честнее, порядочнее, чем эта шпана, занявшая кремлевские кабинеты, откуда поступил приказ ликвидировать Романовых. Да что там английские парламентарии… французские люмпены в 1793 году повели себя в сравнении с большевиками подлинными аристократами духа, устроив хотя бы какое-то подобие суда над Людовиком XVI, но эти…
Без комментариев.
Но становится понятно, как это можно было провозгласит!) право народов на самоопределение, а затем, получив с их помощью реальную власть, отпять это право силой оружия. Большевикам требовалось сохранить империю в ее прежнем виде, а еще лучше — расширить существующие границы, поэтому они распалили очаги гражданского противостояния на всей территории Российской империи, которую они же ранее называли «тюрьмой народов». Только теперь народы поняли, что такое настоящая тюрьма, только теперь, когда после объявления суверенитета большевистские войска начали захват их территорий.
Украина в такой ситуации обратилась за помощью к Германии, затем ее территория стала ареной ожесточенной борьбы между российскими революционными армиями, войсками Украинской республики, Польши, Добровольческой армией Деникина, армией барона Врангеля, Крестьянской армией Нестора Махно и множеством отрядов самой разной политической ориентации.
В течение 1919—1920 гг. Киев пятнадцать раз переходил из рук в руки.
В ходе этих событий имел место трагический эпизод, достойный уровня славы битвы при Фермопилах. На станции Круты, неподалеку от Киева, путь красным войскам, идущим на украинскую столицу, преградил отряд из трех сотен гимназистов и студентов. Они стояли насмерть.
Этот эпизод отличается от фермопильского прежде всего тем, что победившие персы оказали самые высокие воинские почести трем сотням погибших в борьбе с ними спартанцев, а вот победившие красные лишь вволю поиздевались над юношескими трупами. Прогресс, будь он неладен…
Красные побеждали не столько благодаря своей силе, сколько вследствие несогласованности действий и политических платформ их многочисленных противников, будто бы специально собравшихся затем, чтобы инсценировать известную басню Крылова о лебеде, раке и щуке. Например, в ноябре 1919 года возникла уникальная возможность покончить с большевиками, когда Деникин подошел к Туле, что в 160 километрах от Москвы, а поляки во главе с маршалом Юзефом Пилсудским стояли под Смоленском, т.е. примерно на таком же расстоянии от столицы. Их согласованный удар поставил бы жирную точку на истории Октябрьского переворота, но… Деникин вследствие консервативности своего имперского мышления не поддержал идею независимости Польши, вернее, высказался крайне туманно по этому вопросу, что не понравилось Пилсудскому, который вступил в переговоры на эту же тему с Лениным. А в это время Деникина отбросили на юг красные части, победившие белых под Царицыным.
Пилсудский очень скоро пожалел о том, что начал переговоры с Лениным, который оказался на поверку самым ярым колонизатором среди всех русских самодержцев. Пока велись эти переговоры, красные войска готовились к захвату Польши и дальнейшему захвату Германии, где уже начали тлеть очаги возможной революции.
В мае-июне 1920 года красные вытеснили поляков с территории Украины, а затем командующий красной кавалерией Михаил Тухачевский, получив соответствующий приказ из Кремля, скомандовал: «Вперед на Запад! Через труп Белопольши — к мировому пожару!»
И после такого поворачивался же язык что-то там вякать относительно миролюбивой политики «молодого пролетарского государства»! В основе политики большевистской Российской империи однозначно лежала агрессия, борьба за мировое господство. Да, собственно, по-другому и быть не могло, потому что большевики хорошо отдавали себе отчет в незаконности своей власти и одиозности ее характера, посредством которого огромная страна отбрасывалась на века и века назад в своем развитии, а следовательно, требовалось все остальные страны довести до такого же уровня, чтобы случившееся в России воспринималось не как дьявольская аномалия, а как некая норма.
Они мчались на Запад, уже готовясь установить в разгромленной Польше свою власть, уже планировали акции ЧК в Берлине, но увы… Пилсудский хорошо подготовился к встрече незваных гостей. В грандиозной кавалерийской битве с участием 20 000 всадников, последней битве такого характера в Истории человечества, красная конница была разбита наголову.
Западные обозреватели отмечали, что в случае поражения Пилсудского в этой битве вся европейская цивилизация оказалась бы под угрозой уничтожения. Значит, понимали все-таки, что происходит! И тем не менее газеты европейских стран пестрели заголовками: «Руки прочь от России!» Такая зашоренность потом оборачивается трагическими открытиями.
А ведь большевики даже не брали на себя труд скрывать свои истинные намерения. Они говорили о мировой революции, как о деле решенном и вполне реальном, исходя, конечно же, из того, что подонки есть везде, и услышав это магическое «можно», они тут же возьмут в руки оружие, перебьют всех, кто не такой, как они, и на каком-нибудь своем съезде проголосуют за вхождение в состав всемирно-пролетарской России.
Клевета? А вот это как понимать? Пьяный бред? Да нет…
Или вот такой перл:
Это вовсе не метафора. Они этим жили, они в это верили. Однако, как говорил Достоевский, порядочный человек не тот, кто следует своим убеждениям, а тот, у кого эти убеждения порядочны. Такие же убеждения непорядочны, если их уж очень мягко характеризовать.
А у Александра Блока:
«Двум богам служить нельзя! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более — людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны!»
Вот почему они и мечтали о том, чтобы весь мир состоял сплошь из оборванцев…
Но для начала не мешало бы подучить географию, а то ведь получалось совсем, как в известной пролетарской песне о матросе-Железняке:
«Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…»
Что ж, бывает.
А статистики утверждают, что гражданская война в России, унесла столько же человеческих жизней, сколько и Первая мировая. То есть — 13,6 миллиона.
Сумма, конечно, страшная, но суть происшедшего еще страшнее.
Считается, что худой мир лучше доброй ссоры. Считается, что можно все стерпеть, лишь бы не было войны. Война, бесспорно, страшное зло, источник неисчислимых страданий и трагедий, однако бывают случаи, когда война подобна хирургической операции, болезненной, кровавой, опасной для жизни больного, но дающей ему реальный и единственный шанс избавиться от прогрессирующей болезни, сжирающей все новые и новые участки его тела.
В мире многие понимали, что Советская Россия — это раковая опухоль, которая никогда не ограничится собственными владениями, и в силу своих особых свойств неизбежно будет стремиться к заглатыванию все новых и новых территорий. Такова природа подобного образования, возникшего в «одной, отдельно взятой стране», но имеющего стойкую тенденцию к разбуханию.
И во время гражданской войны, и после разгрома Красной Армии под Варшавой возникали благоприятные моменты, которые при наличии политической воли можно было использовать для решения этой проблемы, для проведения хирургической операции, способной избавить мир от угрозы заражения. Но эти моменты не сочли нужным использовать, кто из соображения относительно того, что худой мир лучше доброй ссоры, а кто из самой низменной корысти, вступив в торговые и прочие контакты с властью, которая, пылая жгучей ненавистью к своему народу, обратила его в бессловесных рабов, предварительно истребив и изгнав из страны самые продуктивные его силы.
Когда нечто подобное происходило во Франции, европейское сообщество все-таки нашло в себе решимость отреагировать на это, но тогда военную коалицию возглавила Россия в лице Александра Первого, а сейчас в этой роли выступить было некому…
И они все дружно сделали вид, будто ничего угрожающего не произошло на шестой части земного шара, будто имеют дело с обычной страной, с которой лучше все-таки жить в мире, потому что тут дай Бог оправиться после Первой мировой, а этот их Ленин… ну что ж, интеллигентный человек, не Аттила же какой…
Пока все они занимались переделом развалившейся Османской империи, наметилось активное сближение Советского Союза и Германии, униженной поражением в войне, репарациями и аннексиями. Примерно в одно и то же время Германия начала всячески уклоняться от выплат репараций, а Советская Россия заявила о своем отказе возвращать царские долги. И эту двойную наглость европейское сообщество сочло за лучшее не воспринимать как явный вызов: худой мир лучше доброй ссоры.
В России сложилась уже достаточно окрепшая тоталитарная система, а в Германии она только пускала ростки, но обе эти системы были обречены на тесное взаимодействие и трансформацию в глобальные структуры, чего опять-таки никто из соседей не счел достойным пристального внимания, по меньшей мере.
В одной из пивных Мюнхена стал часто появляться молодой человек с резкими манерами, общительный, любящий поспорить и покричать. Он был участником минувшей войны, ефрейтором, имевшим два ранения и проблемы с легкими вследствие пребывания в зоне газовой атаки, а также два Железных креста. Зарабатывал он себе на жизнь рисованием открыток, которые сбывал посетителям пивной, а то и просто прохожим на улицах. Он предлагал свои творения евреям-торговцам произведениями искусства, и они покупали их у него иногда, но даже не находя нужным скрывать насмешливо-снисходительную улыбку, что не ускользало от внимательного взгляда молодого художника. Потом, через некоторое время, он им отомстит и за это тоже, как и за то, что его дед покоился на еврейском кладбище, и за многое другое, о чем у него пока что не было времени детально поразмыслить, потому что нужно было как-то выживать в этом послевоенном мире, не менее жестоком, чем породившая его война…
Звали молодого человека Адольфом. Детство и юность он провел под фамилией Шикльгрубер, но потом принял фамилию отчима — Гитлер, которая напоминала ему древнегерманские саги и более подходила той роли, к которой он себя готовил, — сначала подспудно, на уровне томления мятежной души, а со временем и вполне сознательно.
Он начал митинговать в мюнхенских пивных, собирая вокруг себя недовольных и обиженных сложившимися жизненными реалиями, а таких было немало: кроме всех прочих, шесть миллионов безработных. Вот тогда-то, пожалуй, и возникла формация, называемая партией, которую Освальд Шпенглер, автор знаменитого «Заката Европы», охарактеризует как проявление того, как «бездельники руководят безработными».
Но получилось, и еще как!
Уже в начале двадцатых Немецкая национал-социалистическая рабочая партия стала реальной политической силой, по крайней мере, на территории Баварии. И вот 8 ноября 1923 года Адольф Гитлер, выступая на митинге в мюнхенской пивной «Бюргербраукелер», провозгласил начало национальной революции и призвал к свержению правительства в Берлине.
А. Гитлер
Баварские власти решили поддержать эту «народную инициативу». Поздним вечером штурмовые отряды партии начали занимать административные здания, однако утром следующего дня на центральной площади Мюнхена по ним открыли огонь части регулярной армии.
Этот эпизод вошел в историю Германии под названием «пивной путч». Суд приговорил Гитлера к пяти годам тюрьмы, однако уже через девять месяцев (симптоматично!) он выходит на свободу.
Значит, он был кому-то нужен. Да не «кому-то», а очень и очень многим. Он заполнил вакуум. Идеология, вначале интересная лишь посетителям мюнхенской пивной, очень оперативно приобрела огромную популярность, импонируя толпе симбиозом примитивного расизма, агрессивного национализма и социализма. Последний, пожалуй, наиболее опасен своими теоретическими выкладками, главный тезис которых — торжество посредственности, что более всего приветствуется толпой.
Вопреки существующему стереотипу, толпе на самом деле чужда демократия, о чем в самом начале XX века предупреждал Ле Бон: «Демократия, по самой сущности своих принципов, благоприятствует свободе и конкуренции, которые неизбежно служат торжеству наиболее способных, между тем как социализм мечтает, наоборот, об уничтожении конкуренции, исчезновении свободы и общем уравнении. Таким образом, между принципами социалистическими и демократическими существует очевидное и непримиримое противоречие».
Но он еще и владел искусством подачи текста, где говоря вполголоса, где переходя на крик, где представляясь оскорбленной добродетелью, а где и этаким простецким парнем, который не умеет говорить так красиво, как эти интеллигенты, но зато он искренне болеет за народ и готов отдать за него все, что имеет, — жизнь. Нате, берите! И толпа ревела в экстазе, и готова была… впрочем, толпа всегда и на все готова…
А в Советской России уже положил руку на штурвал власти будущий оппонент (соратник, друг, враг, завистник, победитель) Гитлера — Иосиф Сталин (Джугашвили), который со временем займет первое место в рубрике «Массовые убийцы» Книги рекордов Гиннеса.
Сын сельского сапожника. Учился в духовном училище города Гори, затем в Тифлисской духовной семинарии, где приобщился к революционной идеологии, за что был исключен.
Он примыкает к большевикам и приносит им немалую пользу прежде всего своими криминальными способностями. В справочных изданиях даже последнего времени упоминается о неких «экспроприациях» в пользу партийной кассы, которые этот человек проводил со свойственной ему энергичностью. В действительности это были ограбления банков и весьма резонансное, как принято нынче говорить, преступление, которое заключалось в вооруженном нападении на тифлисский почтовый дилижанс и похищении большого количества золота. Нужно называть вещи своими именами, а то — «экспроприации».
Его неоднократно арестовывали и ссылали в Сибирь, откуда он благополучно бежал, но почему-то не был объявлен в розыск. Это и другие обстоятельства биографии «отца народов» дали определенные основания предполагать его сотрудничество с тайной полицией.
Далее — Петроград, встреча с Лениным, революция, должность комиссара по делам национальностей, ну и вершина притязаний (по крайней мере, на этом этапе) — кресло генерального секретаря партии.
Он подошел к этому креслу как-то нехотя, бочком, только, вроде бы, потому, что «более достойные товарищи», то есть Бухарин, Троцкий, Каменев, Зиновьев — не захотели оставлять свои участки партийной работы ради исполнения обязанностей секретаря. Эту должность они почему-то воспринимали как второстепенную и сугубо техническую, что-то вроде писарчука, что ли.
А когда он уселся в этом кресле, локти кусать уже можно было, только вот незачем. Этот «писарчук» мгновенно прибрал к рукам все силовые ведомства, в том числе и ЧК, а также весь исполнительный аппарат партии.
Затем он избавился от них, своих коллег, соратников, сотрудников, оппонентов, да вообще от всех, кто виделся, казался, представлялся ему сильным соперником.
По мнению Троцкого, он отравил Ленина, чтобы поскорее стать полновластным диктатором. Собственно, он и так уже обладал всей полнотой власти, так что смерть Ленина мало что изменила.
Оказалось, что должность генерального секретаря партии — всего лишь старт, начало большого пути Сталина к его дерзким целям, настолько дерзким, что в сравнении с ними утратили всякую ценность и не так давно провозглашенные идеалы, и огромная страна, и населяющие ее люди, причем все до единого.
Его, говорят, обследовал Бехтерев, знаменитый российский психиатр и психолог. Результат обследования выразился в сложном диагнозе, смысл которого сводился к слову «паранойя». После такого диагноза Бехтерев прожил уж очень недолго…
И. Сталин
Экономика страны была разрушена революцией и двумя войнами. Ленинская Новая Экономическая Политика (НЭП) немного оживила торговлю и легкую промышленность (как в начале девяностых), но все остальные отрасли продолжали агонизировать. Из создавшегося положения можно было найти выход, даже два. Первый, естественный, заключался в том, чтобы вернуть экономику на путь, по которому она шла до революции, что, конечно же, было абсолютно неприемлемо для большевиков. Впрочем, о большевиках речь уже не шла. Это было неприемлемо для Сталина, которому никак не хотелось возвращаться на стезю грабителя почтовых дилижансов, а раз было неприемлемо, то отпадало напрочь, и без обсуждений.
Второй выход был гораздо более оригинален, но немыслим не только в XX веке, но даже на заре средневековья… Ну и что? А когда-нибудь мыслима ли была люмпенская революция такого размаха?
А куда они все денутся?! Второй выход заключался в том, чтобы ввести на всей территории СССР рабство, но не как в древности, когда население делилось на рабов и их хозяев, а рабство тотальное, всеобщее, когда все будут равны в своем бесправии перед лицом Хозяина, и тогда железный порядок, воцарившись в державе, заставит ее работать с точностью часового механизма, где каждый винтик и каждая шестеренка занимают положенное место и работают на единую цель…
Такие полуинтеллигенты, о которых подробно писал Ле Бон, сами по себе очень опасны для общества, а в еврейском варианте эта опасность резко возрастает.
Но Ленину нужны были именно такие соратники.
По уровню жестокости и пренебрежению такими понятиями, как «человеческая личность» и «человеческая жизнь», Октябрьский переворот превзошел все предыдущие события подобного рода, оставив далеко позади даже Французскую революцию с ее массовым садизмом. Пытки, расстрелы заложников, потопления людей на баржах (по 500—600 одновременно), разгон Учредительного собрания, где большевики набрали всего лишь 24% голосов, тогда как эсэры — 40,4%, наглый обман всех, кого только удалось втянуть в орбиту переворота, концлагеря, о которых наивные французы конца XVIII века и представления не имели, и тотальный террор, которому не было равных в Истории.
КСТАТИ:
«Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это не-воз-мож-но!
Надо поощрять энергию и массовидность террора».
Записка Ленина от 26 ноября 1918 г.
«Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты».
Телеграмма Ленина в Саратов. 22 августа 1918 г.
И так далее.
Он, бесспорно, был садистом. Причем харизматическим садистом, способным пробуждать это свойство в окружающих. Развязанная большевиками гражданская война выявила немыслимую доселе массовость садистских и некрофильских проявлений, так что возникает естественный вопрос: откуда в такой истово религиозной стране взялось в одночасье столько палачей, мучителей, насильников и т.п? Откуда? Или религиозная мораль — пустой звук, нормы сугубо внешних проявлений личности, никак не затрагивающих человеческую душу? Тогда почему религиозная сфера претендует на столь значимое место в социуме? Перипетии гражданской войны в России с особой наглядностью продемонстрировали неспособность Церкви позитивно влиять на реалии бытия, ну а если так, тогда почему бы не определиться с социальными приоритетами и перестать в конце концов выдавать желаемое за действительное?
Им, победителям-реваншистам, мало было просто расстреливать массы людей по групповому признаку (учебное пособие для будущих нацистов), мало было топить их, жечь живьем, им требовалась еще и атмосфера тотального террора, чтобы все, абсолютно все граждане бывшей Российской империи поняли, «кто в доме хозяин», да не просто хозяин, а полновластный вершитель судеб. Для этого была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и т.д. (ЧК), во многом напоминающая опричнину Ивана Грозного. Она набиралась из такого же отребья и при этом имела в принципе неограниченные полномочия.
Один из традиционных методов их работы заключался в том, что поздним вечером к гаражу на окраине города подъезжал грузовик с наглухо закрытым тентом. Он привозил тех, кого местные чекисты сочли бесполезными для «молодой республики, уверенно шагающей к светлому будущему» (согласно фразеологии того времени). Грузовик въезжал во двор. Приговоренных заводили в гараж и под рев мотора грузовика расстреливали. Затем их бросали в кузов и увозили, чтобы похоронить в каком-нибудь загородном яру…
За ночь совершалось пять-шесть таких «мероприятий».
И это же не в одном отдельно взятом городе…
Прославились чекисты и дьявольской изобретательностью по части пыток. По свидетельству очевидцев, в Киевской ЧК в начале двадцатых годов широко применялось такое «творческое наследие» палачей Древнего Китая: «Пытаемого привязывали к стене или столбу, потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов шириной… Через другое отверстие в трубу сажалась крыса, затем оно тут же закрывалось проволочной сеткой, к которой подносился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка продолжалась часами, порой до следующего дня, пока жертва не умирала…»
Это, между прочим, называется «преступление против человечества», это и все прочее, что делали чекисты. В отношении всего подобного понятие «срок давности» не применяется. В связи с этим напрашивается вполне естественный вопрос: «Чем все это отличается от действий нацистов, осужденных в 1946 году в Нюрнберге?» Ничем. И если ту мразь осудили за преступления против чужих народов, то почему мы не осуждаем свою мразь за то же самое, только направленное против собственного народа?
Я понимаю, что уже нет на этом свете чекистских палачей и судить практически некого, но есть что осудить, а самое главное — добиться хотя бы того, чтобы впредь никто не гордился тем, чего следует стыдиться и что проклято Господом и людьми.
Да и преступления-то они совершали как-то подленько, по-воровски. Взять хотя бы убийство императорской семьи в 1918 году… ночью, в подвале, трусливо. Видимо, это отребье так боялось заглянуть в глаза своим жертвам, что после стрельбы практически в упор они еще и добивали их штыками…
Все-таки английские парламентарии, в 1649 году казнившие на площади своего короля, поступили гораздо честнее, порядочнее, чем эта шпана, занявшая кремлевские кабинеты, откуда поступил приказ ликвидировать Романовых. Да что там английские парламентарии… французские люмпены в 1793 году повели себя в сравнении с большевиками подлинными аристократами духа, устроив хотя бы какое-то подобие суда над Людовиком XVI, но эти…
КСТАТИ:
«Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата».
Владимир Ленин
Без комментариев.
Но становится понятно, как это можно было провозгласит!) право народов на самоопределение, а затем, получив с их помощью реальную власть, отпять это право силой оружия. Большевикам требовалось сохранить империю в ее прежнем виде, а еще лучше — расширить существующие границы, поэтому они распалили очаги гражданского противостояния на всей территории Российской империи, которую они же ранее называли «тюрьмой народов». Только теперь народы поняли, что такое настоящая тюрьма, только теперь, когда после объявления суверенитета большевистские войска начали захват их территорий.
Украина в такой ситуации обратилась за помощью к Германии, затем ее территория стала ареной ожесточенной борьбы между российскими революционными армиями, войсками Украинской республики, Польши, Добровольческой армией Деникина, армией барона Врангеля, Крестьянской армией Нестора Махно и множеством отрядов самой разной политической ориентации.
В течение 1919—1920 гг. Киев пятнадцать раз переходил из рук в руки.
В ходе этих событий имел место трагический эпизод, достойный уровня славы битвы при Фермопилах. На станции Круты, неподалеку от Киева, путь красным войскам, идущим на украинскую столицу, преградил отряд из трех сотен гимназистов и студентов. Они стояли насмерть.
Этот эпизод отличается от фермопильского прежде всего тем, что победившие персы оказали самые высокие воинские почести трем сотням погибших в борьбе с ними спартанцев, а вот победившие красные лишь вволю поиздевались над юношескими трупами. Прогресс, будь он неладен…
Красные побеждали не столько благодаря своей силе, сколько вследствие несогласованности действий и политических платформ их многочисленных противников, будто бы специально собравшихся затем, чтобы инсценировать известную басню Крылова о лебеде, раке и щуке. Например, в ноябре 1919 года возникла уникальная возможность покончить с большевиками, когда Деникин подошел к Туле, что в 160 километрах от Москвы, а поляки во главе с маршалом Юзефом Пилсудским стояли под Смоленском, т.е. примерно на таком же расстоянии от столицы. Их согласованный удар поставил бы жирную точку на истории Октябрьского переворота, но… Деникин вследствие консервативности своего имперского мышления не поддержал идею независимости Польши, вернее, высказался крайне туманно по этому вопросу, что не понравилось Пилсудскому, который вступил в переговоры на эту же тему с Лениным. А в это время Деникина отбросили на юг красные части, победившие белых под Царицыным.
Пилсудский очень скоро пожалел о том, что начал переговоры с Лениным, который оказался на поверку самым ярым колонизатором среди всех русских самодержцев. Пока велись эти переговоры, красные войска готовились к захвату Польши и дальнейшему захвату Германии, где уже начали тлеть очаги возможной революции.
В мае-июне 1920 года красные вытеснили поляков с территории Украины, а затем командующий красной кавалерией Михаил Тухачевский, получив соответствующий приказ из Кремля, скомандовал: «Вперед на Запад! Через труп Белопольши — к мировому пожару!»
И после такого поворачивался же язык что-то там вякать относительно миролюбивой политики «молодого пролетарского государства»! В основе политики большевистской Российской империи однозначно лежала агрессия, борьба за мировое господство. Да, собственно, по-другому и быть не могло, потому что большевики хорошо отдавали себе отчет в незаконности своей власти и одиозности ее характера, посредством которого огромная страна отбрасывалась на века и века назад в своем развитии, а следовательно, требовалось все остальные страны довести до такого же уровня, чтобы случившееся в России воспринималось не как дьявольская аномалия, а как некая норма.
КСТАТИ:
«Преступнику приятно, когда его окружает много преступных людей. Ибо он ищет соучастника, не нуждаясь в судье. Преступник хочет устранить из мира судью, т.е. добро, и придать вид реальности только хаотическому ничто. Вот почему он не чувствует в себе тяжести противоречий, освобожден от них, если находит другого человека, подобного себе».
Отто Вейнингер
Они мчались на Запад, уже готовясь установить в разгромленной Польше свою власть, уже планировали акции ЧК в Берлине, но увы… Пилсудский хорошо подготовился к встрече незваных гостей. В грандиозной кавалерийской битве с участием 20 000 всадников, последней битве такого характера в Истории человечества, красная конница была разбита наголову.
Западные обозреватели отмечали, что в случае поражения Пилсудского в этой битве вся европейская цивилизация оказалась бы под угрозой уничтожения. Значит, понимали все-таки, что происходит! И тем не менее газеты европейских стран пестрели заголовками: «Руки прочь от России!» Такая зашоренность потом оборачивается трагическими открытиями.
А ведь большевики даже не брали на себя труд скрывать свои истинные намерения. Они говорили о мировой революции, как о деле решенном и вполне реальном, исходя, конечно же, из того, что подонки есть везде, и услышав это магическое «можно», они тут же возьмут в руки оружие, перебьют всех, кто не такой, как они, и на каком-нибудь своем съезде проголосуют за вхождение в состав всемирно-пролетарской России.
Клевета? А вот это как понимать? Пьяный бред? Да нет…
Владимир Маяковский
Глаз ли померкнет орлиный?
В старое ль станем пялиться?
Крепи
у мира на горле
пролетариата пальцы!
Или вот такой перл:
Эдуард Багрицкий
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии и до Англии
Сияла Родина моя!
Это вовсе не метафора. Они этим жили, они в это верили. Однако, как говорил Достоевский, порядочный человек не тот, кто следует своим убеждениям, а тот, у кого эти убеждения порядочны. Такие же убеждения непорядочны, если их уж очень мягко характеризовать.
А у Александра Блока:
Ну и, конечно, знаменитая «Гренада» Михаила Светлова:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем…
Как тут не вспомнить бессмертное и мудрейшее «Собачье сердце» великого Булгакова:
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
«Двум богам служить нельзя! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более — людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны!»
Вот почему они и мечтали о том, чтобы весь мир состоял сплошь из оборванцев…
Но для начала не мешало бы подучить географию, а то ведь получалось совсем, как в известной пролетарской песне о матросе-Железняке:
«Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…»
Что ж, бывает.
А статистики утверждают, что гражданская война в России, унесла столько же человеческих жизней, сколько и Первая мировая. То есть — 13,6 миллиона.
Сумма, конечно, страшная, но суть происшедшего еще страшнее.
Считается, что худой мир лучше доброй ссоры. Считается, что можно все стерпеть, лишь бы не было войны. Война, бесспорно, страшное зло, источник неисчислимых страданий и трагедий, однако бывают случаи, когда война подобна хирургической операции, болезненной, кровавой, опасной для жизни больного, но дающей ему реальный и единственный шанс избавиться от прогрессирующей болезни, сжирающей все новые и новые участки его тела.
В мире многие понимали, что Советская Россия — это раковая опухоль, которая никогда не ограничится собственными владениями, и в силу своих особых свойств неизбежно будет стремиться к заглатыванию все новых и новых территорий. Такова природа подобного образования, возникшего в «одной, отдельно взятой стране», но имеющего стойкую тенденцию к разбуханию.
И во время гражданской войны, и после разгрома Красной Армии под Варшавой возникали благоприятные моменты, которые при наличии политической воли можно было использовать для решения этой проблемы, для проведения хирургической операции, способной избавить мир от угрозы заражения. Но эти моменты не сочли нужным использовать, кто из соображения относительно того, что худой мир лучше доброй ссоры, а кто из самой низменной корысти, вступив в торговые и прочие контакты с властью, которая, пылая жгучей ненавистью к своему народу, обратила его в бессловесных рабов, предварительно истребив и изгнав из страны самые продуктивные его силы.
Когда нечто подобное происходило во Франции, европейское сообщество все-таки нашло в себе решимость отреагировать на это, но тогда военную коалицию возглавила Россия в лице Александра Первого, а сейчас в этой роли выступить было некому…
И они все дружно сделали вид, будто ничего угрожающего не произошло на шестой части земного шара, будто имеют дело с обычной страной, с которой лучше все-таки жить в мире, потому что тут дай Бог оправиться после Первой мировой, а этот их Ленин… ну что ж, интеллигентный человек, не Аттила же какой…
КСТАТИ:
Из служебной записки Ленина Чичерину:
«Нашу ноту по поводу отсрочки Генуэзской конференции следует составить в самом наглом и издевательском тоне, так, чтобы в Генуе почувствовали пощечину. Действительное впечатление можно произвести только сверхнаглостью».
25 февраля 1922 г.
Пока все они занимались переделом развалившейся Османской империи, наметилось активное сближение Советского Союза и Германии, униженной поражением в войне, репарациями и аннексиями. Примерно в одно и то же время Германия начала всячески уклоняться от выплат репараций, а Советская Россия заявила о своем отказе возвращать царские долги. И эту двойную наглость европейское сообщество сочло за лучшее не воспринимать как явный вызов: худой мир лучше доброй ссоры.
В России сложилась уже достаточно окрепшая тоталитарная система, а в Германии она только пускала ростки, но обе эти системы были обречены на тесное взаимодействие и трансформацию в глобальные структуры, чего опять-таки никто из соседей не счел достойным пристального внимания, по меньшей мере.
В одной из пивных Мюнхена стал часто появляться молодой человек с резкими манерами, общительный, любящий поспорить и покричать. Он был участником минувшей войны, ефрейтором, имевшим два ранения и проблемы с легкими вследствие пребывания в зоне газовой атаки, а также два Железных креста. Зарабатывал он себе на жизнь рисованием открыток, которые сбывал посетителям пивной, а то и просто прохожим на улицах. Он предлагал свои творения евреям-торговцам произведениями искусства, и они покупали их у него иногда, но даже не находя нужным скрывать насмешливо-снисходительную улыбку, что не ускользало от внимательного взгляда молодого художника. Потом, через некоторое время, он им отомстит и за это тоже, как и за то, что его дед покоился на еврейском кладбище, и за многое другое, о чем у него пока что не было времени детально поразмыслить, потому что нужно было как-то выживать в этом послевоенном мире, не менее жестоком, чем породившая его война…
Звали молодого человека Адольфом. Детство и юность он провел под фамилией Шикльгрубер, но потом принял фамилию отчима — Гитлер, которая напоминала ему древнегерманские саги и более подходила той роли, к которой он себя готовил, — сначала подспудно, на уровне томления мятежной души, а со временем и вполне сознательно.
Он начал митинговать в мюнхенских пивных, собирая вокруг себя недовольных и обиженных сложившимися жизненными реалиями, а таких было немало: кроме всех прочих, шесть миллионов безработных. Вот тогда-то, пожалуй, и возникла формация, называемая партией, которую Освальд Шпенглер, автор знаменитого «Заката Европы», охарактеризует как проявление того, как «бездельники руководят безработными».
Но получилось, и еще как!
Уже в начале двадцатых Немецкая национал-социалистическая рабочая партия стала реальной политической силой, по крайней мере, на территории Баварии. И вот 8 ноября 1923 года Адольф Гитлер, выступая на митинге в мюнхенской пивной «Бюргербраукелер», провозгласил начало национальной революции и призвал к свержению правительства в Берлине.
Баварские власти решили поддержать эту «народную инициативу». Поздним вечером штурмовые отряды партии начали занимать административные здания, однако утром следующего дня на центральной площади Мюнхена по ним открыли огонь части регулярной армии.
Этот эпизод вошел в историю Германии под названием «пивной путч». Суд приговорил Гитлера к пяти годам тюрьмы, однако уже через девять месяцев (симптоматично!) он выходит на свободу.
Значит, он был кому-то нужен. Да не «кому-то», а очень и очень многим. Он заполнил вакуум. Идеология, вначале интересная лишь посетителям мюнхенской пивной, очень оперативно приобрела огромную популярность, импонируя толпе симбиозом примитивного расизма, агрессивного национализма и социализма. Последний, пожалуй, наиболее опасен своими теоретическими выкладками, главный тезис которых — торжество посредственности, что более всего приветствуется толпой.
Вопреки существующему стереотипу, толпе на самом деле чужда демократия, о чем в самом начале XX века предупреждал Ле Бон: «Демократия, по самой сущности своих принципов, благоприятствует свободе и конкуренции, которые неизбежно служат торжеству наиболее способных, между тем как социализм мечтает, наоборот, об уничтожении конкуренции, исчезновении свободы и общем уравнении. Таким образом, между принципами социалистическими и демократическими существует очевидное и непримиримое противоречие».
Но он еще и владел искусством подачи текста, где говоря вполголоса, где переходя на крик, где представляясь оскорбленной добродетелью, а где и этаким простецким парнем, который не умеет говорить так красиво, как эти интеллигенты, но зато он искренне болеет за народ и готов отдать за него все, что имеет, — жизнь. Нате, берите! И толпа ревела в экстазе, и готова была… впрочем, толпа всегда и на все готова…
А в Советской России уже положил руку на штурвал власти будущий оппонент (соратник, друг, враг, завистник, победитель) Гитлера — Иосиф Сталин (Джугашвили), который со временем займет первое место в рубрике «Массовые убийцы» Книги рекордов Гиннеса.
КСТАТИ:
«Если ты хочешь понравиться людям, обращайся к их чувствам: умей ослепить их взгляды, усладить и смягчить слух, привлечь сердце, и пусть тогда их разум попробует сделать что-нибудь тебе во вред!»
Филипп Честерфилд
Сын сельского сапожника. Учился в духовном училище города Гори, затем в Тифлисской духовной семинарии, где приобщился к революционной идеологии, за что был исключен.
Он примыкает к большевикам и приносит им немалую пользу прежде всего своими криминальными способностями. В справочных изданиях даже последнего времени упоминается о неких «экспроприациях» в пользу партийной кассы, которые этот человек проводил со свойственной ему энергичностью. В действительности это были ограбления банков и весьма резонансное, как принято нынче говорить, преступление, которое заключалось в вооруженном нападении на тифлисский почтовый дилижанс и похищении большого количества золота. Нужно называть вещи своими именами, а то — «экспроприации».
Его неоднократно арестовывали и ссылали в Сибирь, откуда он благополучно бежал, но почему-то не был объявлен в розыск. Это и другие обстоятельства биографии «отца народов» дали определенные основания предполагать его сотрудничество с тайной полицией.
Далее — Петроград, встреча с Лениным, революция, должность комиссара по делам национальностей, ну и вершина притязаний (по крайней мере, на этом этапе) — кресло генерального секретаря партии.
Он подошел к этому креслу как-то нехотя, бочком, только, вроде бы, потому, что «более достойные товарищи», то есть Бухарин, Троцкий, Каменев, Зиновьев — не захотели оставлять свои участки партийной работы ради исполнения обязанностей секретаря. Эту должность они почему-то воспринимали как второстепенную и сугубо техническую, что-то вроде писарчука, что ли.
А когда он уселся в этом кресле, локти кусать уже можно было, только вот незачем. Этот «писарчук» мгновенно прибрал к рукам все силовые ведомства, в том числе и ЧК, а также весь исполнительный аппарат партии.
Затем он избавился от них, своих коллег, соратников, сотрудников, оппонентов, да вообще от всех, кто виделся, казался, представлялся ему сильным соперником.
По мнению Троцкого, он отравил Ленина, чтобы поскорее стать полновластным диктатором. Собственно, он и так уже обладал всей полнотой власти, так что смерть Ленина мало что изменила.
КСТАТИ:
Когда Ленин умер, было решено не хоронить его, а выставить набальзамированное тело «вождя» в специальном сооружении — мавзолее. Такое сооружение было спешно построено на Красной площади (временно — из дерева). Когда же туда поместили тело, неожиданно в том самом месте прорвало канализационную трубу — со всеми естественными последствиями. Аварию быстро устранили, помещение отмыли от нечистот и снова открыли для посещений. Патриарх Русской Православной Церкви Тихон так отозвался о происшедшем: «По мощам и елей».
Оказалось, что должность генерального секретаря партии — всего лишь старт, начало большого пути Сталина к его дерзким целям, настолько дерзким, что в сравнении с ними утратили всякую ценность и не так давно провозглашенные идеалы, и огромная страна, и населяющие ее люди, причем все до единого.
Его, говорят, обследовал Бехтерев, знаменитый российский психиатр и психолог. Результат обследования выразился в сложном диагнозе, смысл которого сводился к слову «паранойя». После такого диагноза Бехтерев прожил уж очень недолго…
Экономика страны была разрушена революцией и двумя войнами. Ленинская Новая Экономическая Политика (НЭП) немного оживила торговлю и легкую промышленность (как в начале девяностых), но все остальные отрасли продолжали агонизировать. Из создавшегося положения можно было найти выход, даже два. Первый, естественный, заключался в том, чтобы вернуть экономику на путь, по которому она шла до революции, что, конечно же, было абсолютно неприемлемо для большевиков. Впрочем, о большевиках речь уже не шла. Это было неприемлемо для Сталина, которому никак не хотелось возвращаться на стезю грабителя почтовых дилижансов, а раз было неприемлемо, то отпадало напрочь, и без обсуждений.
Второй выход был гораздо более оригинален, но немыслим не только в XX веке, но даже на заре средневековья… Ну и что? А когда-нибудь мыслима ли была люмпенская революция такого размаха?
А куда они все денутся?! Второй выход заключался в том, чтобы ввести на всей территории СССР рабство, но не как в древности, когда население делилось на рабов и их хозяев, а рабство тотальное, всеобщее, когда все будут равны в своем бесправии перед лицом Хозяина, и тогда железный порядок, воцарившись в державе, заставит ее работать с точностью часового механизма, где каждый винтик и каждая шестеренка занимают положенное место и работают на единую цель…