Страница:
Во время бритья он размышлял, надо ли прятать что-нибудь из вещей: в комнате было не так уж много мест, где можно устроить тайник. Если эта блондинка или кто-нибудь еще сунет нос в рюкзак в его отсутствие - а, скорее всего, так оно и произойдет, - то надо решить, что спрятать: оружие или деньги. Пожалуй, не будет особых неприятностей, если она обнаружит в его комнате оружие. Вряд ли вызовет удивление тот факт, что гость вооружен. Но если она найдет слишком много денег, то очень скоро найдет и повод заявить полиции, что ей полагается пятьдесят тысяч марок, не облагаемых налогом, в качестве компенсации за наводку на террористов. Карл внимательно рассматривал грязную поверхность линолеума в поисках участка, который можно было бы приподнять. Там как раз самое место для пачек банкнот Федеративной Республики.
Карл аккуратно причесался, вытащил один из заряженных магазинов и вставил его в рукоятку пистолета, затем сунул его в обычное место, за ремень брюк, надел свитер, набросил куртку и вышел. Первой целью был итальянский ресторанчик "Кунео", расположившийся всего в нескольких кварталах от его нынешней основной базы в отеле "Шмаальс". До сих пор все шло так, как и было задумано.
Ресторан "Кунео" оказался больше, чем можно было ожидать по скромному входу. Зал вытянут, и когда проходишь через бар, слева можно обозревать всех, кто сидит внизу, куда ведут несколько ступенек. Точно так же посетители ресторана могут видеть входящих.
Ресторан был полупустой, и Карл сел за столик примерно в центре. Насколько он мог судить, публика была очень разношерстной. Одни весьма походили на сутенеров или карманников, отдыхающих от своего ремесла. Другие выглядели вполне добропорядочно, будто приехали совсем из другой части города, чтобы поужинать на честно заработанные деньги. Некоторые, наконец, казались настоящими интеллектуалами или, быть может, утонченными радикалами. Судя по всему, эта смесь была привычной для ресторана и не смущала никого из посетителей. На Карла едва ли кто обратил внимание, но он не был в этом полностью убежден. Скорее это было первое впечатление от пробного визита в охотничье угодье. Он съел лазанью - блюдо из запеченных макарон, с мясным фаршем и соусом, выпил бутылку кьянти. После двойного эспрессо Карл расплатился и вышел. Ему показалось, что никто в зале не напоминал кого-то из тех террористов, которых он искал.
Он направился обратно в свой квартал, но по дороге наметил зайти еще в одно из трех "горячих" мест. У него пока не было возможности изучить этот район, особенно с другой стороны гостиницы, а именно там, судя по всему, можно было получить самое красноречивое представление об обитателях этих домов.
С другой стороны квартала, прямо напротив отеля "Шмаальс", находилась Хафенштрассе, известная благодаря движению за захват домов, точнее трущоб. Вот уже несколько лет эти активисты удерживали не меньше восьми полуразрушенных зданий, которые таким образом были "спасены от капиталистической эксплуатации". Понятно, что здесь возникало немало поводов для многочисленных стычек с полицией, тем более что изначально оккупанты выдавали себя за революционеров, даже полутеррористов.
Чтобы как-то узаконить ситуацию, власти по инициативе социал-демократов вынудили оккупантов снять занятые ими дома за чисто символическую плату - 100 марок в год за каждый дом. Тем самым вся конфронтация с полицией была отодвинута на неопределенное время. К тому же в остальном Гамбурге восстановилось спокойствие, поскольку все "движение оккупантов" было сконцентрировано теперь на небольшом пятачке.
Тогда обитатели Хафенштрассе, легализованные таким унизительным способом, в отместку пытались произвести как можно больше беспорядка: малевали краской на стенах разные надписи, провоцируя полицию. Но даже эти надписи-граффити, где полицейские именовались не иначе как "жирные свиньи" и изображались всегда со свастикой, не привели к серьезным столкновениям с полицией, "этим репрессивным орудием капитализма".
Единственное, что помогло, была акция одного из "оккупантов", который на премьере ностальгического фильма о процессе над Баадер, Энслин, Распе и Майнхоф поднял такой шум, что фильм пришлось прекратить и потом уже показывать в другом месте и по другому случаю. Поскольку участники "оккупационного движения" симпатизировали террористам, полицейские время от времени все же наведывались в оккупированные дома. Нередко их встречали камнями, и тогда кое-кто из "оккупантов" оказывался в участке, но ненадолго.
После этого "оккупационное движение" стало рассматриваться как одна из разновидностей терроризма. В Ведомстве по охране конституции, правда, этому не придавали большого значения, пока не был зафиксирован таинственный телефонный разговор двух настоящих террористов, которые, возможно, обосновались именно в этом районе, по странному стечению обстоятельств находящемся рядом с оккупированными домами. И не было никаких сомнений, что сами "оккупанты" с большой гордостью относились к своему новому статусу террористов. Высоко на стене дома, выходившего на Хафенштрассе, в том же квартале, где сейчас жил Карл, черная надпись гласила, что симпатизирующие "из прилегающей области" (был использован именно этот полицейский термин) приветствуют товарищей по кварталу. Под "товарищами" имелись в виду, конечно, настоящие террористы.
Новое коварное выступление социал-демократических городских властей в то же время означало, что полиция опять отступила. "Оккупанты" несколько ночей подряд сами охраняли кучу булыжников и избили несколько ночных прохожих, подозревая в них переодетых полицейских. Но больше ничего не произошло, и сейчас все было тихо и спокойно, как несколько месяцев назад.
В пятнадцати метрах от входа в отель "Шмаальс" расположилась пивная "Дядюшка Макс". Она-то и стала следующим пунктом в программе внедрения Карла в новую жизнь.
Вход находился как раз в конце квартала. Рядом стояли развалины, зиявшие чернотой проемов, а выходившая на улицу часть разрушенной стены была испещрена надписями, по большей части неудобочитаемыми лозунгами. Самым невинным был отчетливо выведенный призыв: "Уголовники всех стран, соединяйтесь!"
У входа в дом никого не было, ступеньки лестницы блестели под дождем. Именно там, согласно выученной Карлом карте микрорайона, находилась пивная. Снаружи казалось, что внутри никого нет. Он не хотел показаться неуверенным и, открыв входную дверь, вошел в пивную "Дядюшка Макс", как будто решил, насколько это возможно, объединиться со всеми уголовниками мира.
Первое, что он увидел, был совершенно черный пол, хотя, вероятно, когда-то он был сделан из обычных коричневатых досок. В воздухе стоял едкий запах чего-то вроде жидкого асфальта. Внутри - шесть коричневых стоек с коричневыми же скамейками и коричневыми, кое-где изрезанными столами. Стены тоже были коричневыми, и даже музыкальный автомат - коричневый. Прямо перед входом за стойкой стояла средних лет женщина в обтягивающих брючках - то ли слегка подвыпившая, то ли чем-то сильно потрясенная.
Она протянула Карлу маленькую пузатую и, конечно же, коричневую бутылку пива, прежде чем он успел что-нибудь сказать. Карл взял бутылку, заплатил десять марок и сделал вид, что не понял, когда женщина вернула ему две марки. Получив сдачу, он сказал, что в Швеции было бы намного дороже, после чего подошел к свободному высокому столику и налил пиво в стакан (перед этим вымытый, как он очень надеялся).
Взгляд Карла невольно искал какой-нибудь другой, не коричневый, цвет. Но, пожалуй, только занавески когда-то были красными, хотя они, вряд ли знакомые со стиркой, почти сливались с доминирующими в зале коричневатыми тонами. Пятнами на этом фоне выделялись несколько красных пластмассовых пивных бочонков за стойкой да рекламные часы "Кока-кола" на стене с четкими красными буквами. Впрочем, они лишь подчеркивали унылую монотонность.
Помимо Карла в зале было шесть-семь мужчин и три женщины, все среднего возраста - лет под тридцать. Мужчины, кроме одного, одеты в черную кожу, а женщины казались здорово выпившими, но не были похожи на проституток. Мужчины - с длинными волосами, почти все - с серьезными следами драк на лицах. Раны у них были настолько запущены, что местами гноились. Синяки и ссадины выглядели так, будто были получены в одно время, и не от полиции. По залу бродили две тощие трусливые собаки - щенок овчарки и другая, непонятной породы. Вся компания здорово напоминала наркоманов, которых (как ни странно, но с этим он встречался и в Швеции) тянуло к собакам.
Карл решил здесь долго не засиживаться. В зале все отнеслись к нему с явным, даже неестественным, безразличием. Впрочем, в его планы не входило с кем-то знакомиться и затевать разговоры. Он скорее хотел сам услышать что-нибудь заслуживающее внимания.
Впервые немецкое пиво ему не понравилось, и он даже не стал его допивать. Выходя, Карл кивнул маленькой даме в брючках. Он показал себя, на первый раз этого вполне достаточно. Он спустился по лестнице и пошел к следующему кабачку, который находился на другом углу дома и назывался "Ахой" - "Привет". Обстановка была почти такая же, но здесь вместо музыкального был игровой автомат. А значит, и он с этого момента должен стать фанатом игровых автоматов. В остальном этот кабак был еще сквернее первого: та же грязь, к тому же зал совсем небольшой, без столиков, только семь-восемь сидячих мест у стойки. Почти все посетители стояли, многие, похоже, были под кайфом то ли от алкоголя, то ли от наркотиков, и вид у большинства - вполне уголовный. Как и в первой пивной, мужчины демонстрировали следы недавних драк, скорее всего "разборок" в своем кругу.
Карл взял пива на две марки, которые он протянул хозяину, смотревшему на него с подозрением, сел в угол и, медленно потягивая из стакана, задумался над тем, как избежать неприятностей в случае стычки с кем-нибудь из наркоманов, если те станут нарываться на драку. Наверняка большинство обитателей квартала примет его вначале за полицейского шпика. Сразу искать с ним конфронтации было просто глупо. Другое дело - несколько недель спустя. Тогда, возможно, небольшая стычка будет даже полезной для развития событий. Надо только найти подходящую фигуру. Но не сейчас, сейчас это невозможно. Рядом с Карлом расположился один из завсегдатаев. Его волосы были схвачены в "хвост", а руки покрыты такой татуировкой, которая, по крайней мере, в Швеции, должна была означать, что ее владелец не один раз побывал в тюрьме. Этот парень с "конским хвостом" не переставал пялиться на него. Было очевидно, что он подыскивал повод для драки.
Карл быстро отставил недопитый стакан, как и в первой пивной, и во избежание столкновения поспешил на улицу, где его сразу окутал декабрьский холод. Он решил, что на сегодня хватит разведывательных операций, и поднялся в снятую комнату на самом верхнем этаже гостиницы. Под потолком не было никакой лампы, а бра у кровати было почему-то красным, так что при таком свете много не почитаешь. Сама комната оказалась холодной, дуло из рассохшихся оконных рам, вдобавок все было пропитано застоявшимся запахом дешевой парфюмерии.
Сейчас вдруг ему показалось совершенно нереальным найти террористов среди обитателей оккупированных домов на Хафенштрассе. Люди, которых он видел, были мало похожи на социалистов или антиимпериалистов. Они вообще не производили впечатления людей грамотных. Это была просто-напросто полукриминальная среда наркоманов.
Не раздеваясь, он лег на кровать, положив руки под голову. Он размышлял, как в городе с почти двухмиллионным населением можно найти другую группу не на Хафенштрассе, чтобы установить нужный ему контакт. Карл попытался представить, что находится в Швеции, в Стокгольме, накануне Рождества, что он там должен найти политических экстремистов и вступить с ними в контакт, хотя известно о них лишь то, что они собираются где-то в городе. Это входило непосредственно в его рабочее задание. Второе - это налет на банк, подготовка к которому, правда, занимала не больше сил и времени, чем угон автомобиля. Самое важное - найти другую группу и установить хотя бы косвенный контакт. Едва ли не кратчайший путь к этому - разыскать книжный магазин левых, который, как он помнил, назывался "Книжная торговля Генрих Гейне". С самого начала ему казалось, что имя Генриха Гейне в этой связи звучало как провокация. В Швеции в 70-е годы магазины левых всегда притягивали к себе всевозможных провокаторов и осведомителей. Понятно, что те, кто там работал, были крайне подозрительны, и, уж конечно, вряд ли можно было рассчитывать завоевать их доверие и попытаться получить от них хоть какую-нибудь информацию, при этом не прослыв шпионом. Вероятнее всего, так бы оно и было.
После долгих размышлений у Карла возникла идея, показавшаяся ему достаточно стоящей, чтобы попытаться ее реализовать. Этим он решил заняться с утра, до того как днем снова примется за обход пивных, а вечером угонит подходящую машину.
По его расчетам, именно здесь, в центре городской рождественской распродажи, можно найти сборщиков денег в поддержку антиимпериалистических сил, стоящих с кружками у входа в универмаг. По крайней мере, так всегда было в Швеции: сторонники социализма проводили сбор средств именно в таких местах, и здесь же обычно можно было встретить их противников. Вероятно, можно было также найти, например, симпатизирующих палестинцам перед магазинами фирмы "NK" в Стокгольме, как и перед Альстерхаусом в Гамбурге. Возможно, именно здесь они и стоят. И то же самое, видимо, происходит и в Париже, и в Лондоне.
Но Карл прежде решил сделать покупки и вошел в большой универмаг, где приобрел две дешевые пластиковые сумки, белую и коричневую. Помотавшись по этажам на лифте и по лестницам, он добрался до отдела, где продавалась рабочая одежда, и купил голубой комбинезон. Остальное снаряжение для предстоящего налета на банк у него уже было. С рождественскими пакетами Карл вышел из универмага между Альстерхаусом и Ханзефиртель. Возможно, в этот момент он находился в центре наиболее оживленного европейского торгового района и именно здесь надеялся найти своих сборщиков с кружками.
Первыми, кого он увидел, были иранцы, собиравшие средства на борьбу с аятоллой. Нет, это не то. Следующая группа сборщиков была из "Международной амнистии". Давать им деньги - все равно что выбрасывать их на ветер. Лишь спустя четверть часа Карл заметил тех, кого искал.
Ошибиться он не мог. Они и под дождем вызывающе высоко держали палестинский флаг, хотя, казалось, никто их не замечал. Это были парень и девушка, каждому лет по двадцать. Так он и думал.
- Имеет ли смысл стоять здесь, где полно сионистов и буржуев? - спросил Карл, подойдя к ним вплотную. Как можно было ожидать, никакого ответа не последовало. Им было непонятно, говорит он это с иронией или всерьез.
- Я спрашиваю потому, что сам занимался почти тем же самым, когда был молодым и твердо верил, что помогаю борьбе за правое дело, - пояснил Карл самым обычным тоном, чтобы не быть в дальнейшем превратно понятым. Но никакого четкого ответа он так и не получил, только какое-то неопределенное мычание. Демонстративно вздохнув, он стал рыться в своем рюкзаке, делая вид, будто что-то перебирает внутри. Вытащив небольшую пачку с двадцатью стомарковыми банкнотами, он убрал мелкие, а остальные сложил так, чтобы они следовали по номерам. Затем свернул и связал бумажным шпагатом, отчего казалось, что денег значительно больше, и бережно, словно сосуд с драгоценной жидкостью, протянул изумленным палестинским активистам.
Девушка попыталась что-то робко сказать, а ее напарник тут же стал проворно отвинчивать крышку кружки для пожертвований, как будто не видел в этом жесте Карла ничего необычного. Карл поспешил заверить их, что с его стороны это был сознательный шаг, а не ошибка.
Мельком взглянув на девушку, Карл сказал, что прекрасно понимает, как много денег им требуется, и что он сейчас ходил за рождественскими покупками. При этом как бы вскользь, и это как раз и была его уловка, заметил, что деньги поступают от врага, хотя подробнее распространяться об этом не может.
Прежде чем отправиться дальше, он спросил, где могут находиться другие товарищи, занимающиеся сбором денег.
Следующая пара стояла на другой стороне, напротив магазина "Хеннес и Мауриц" на Ханзефиртель, прямо в центре потока рождественских покупателей, идущих к метро или Альстеру. Карл их быстро нашел и повторил примерно то же, что говорил первым, но на этот раз подтвердил свои слова пачкой в тысячу марок, где купюры также шли в порядке возрастания номеров. В благодарность он получил указания, где можно найти третью группу. Ее он отыскал немного в стороне, на берегу реки, как раз напротив отеля "Четыре времени года", где летом, должно быть, очень оживленно. На тротуаре под дождем, на ветру стояли двое молодых людей. Карл поговорил с ними о том, как сложно завоевать общественное мнение в поддержку палестинского дела. Особенно здесь, в Германии, где, в отличие от остальной Европы, до сих пор дает о себе знать первородный грех Гитлера.
Затем он спросил, какие еще левые группировки существуют в Гамбурге. И они перечислили те организации, о которых он уже знал, но вместе с тем назвали и, на его взгляд, весьма интересные. Например, союз - которым сейчас завладели террористы - по гуманитарной помощи заключенным в тюрьме Штамхайм, поддержке их борьбы против изоляции, за право общения друг с другом. Карл спросил, где можно найти тех, кто собирает пожертвования для этого союза. Ответом был достаточно неопределенный жест по направлению все к тому же рождественскому базару. И снова он достал небольшую пачку новых банкнот и снова заметил, что деньги идут от врага. Это, собственно, и было сутью дела (и, кроме того, абсолютной правдой).
Ему потребовался почти час, чтобы найти двух угрюмых девиц без каких-либо следов макияжа на лице, которые собирали деньги в помощь арестованным борцам РАФ. Карл решил не вступать с ними в долгий разговор, понимая, что они не станут пытаться никого обращать в свою веру. Они здесь исключительно ради доброго дела, награда за которое их ждет разве что на небесах. Первое время в "Кларте" он видел немало людей этого типа. Они всегда страдали больше других, собирая деньги на общее дело, продавая бюллетени о вьетнамской войне возле винных магазинов.
Девушки сами спросили, откуда он с такими познаниями. Узнав, что Карл швед, они заявили, что он вовсе не обязан что-либо жертвовать. На что Карл не преминул воскликнуть, что ему досталась неожиданно большая сумма от врага и его жест поэтому естествен. Затем он пожелал девушкам счастливого Рождества и скрылся в толпе.
Карл медленно пошел к метро. Ему было любопытно, как коллеги из Ведомства по охране конституции смогут получить информацию о том, что государственные деньги попали в руки врагов государства. Однако ему было легко оправдать свои действия: более дешевых билетов в этот другой мир он просто не мог получить. Иначе бы ничего не вышло. Теперь, конечно, среди сборщиков пожертвований неизбежно поползут слухи, которые сделают половину рекламы для банковского налетчика с Севера, и тогда, конечно, стомарковые банкноты обретут совсем другую стоимость.
Его цель - Бергедорф, район Гамбурга, больше похожий на пригород. Но он вышел на одну остановку раньше, привлеченный названием "Netteinburg" ("Чистый городок"), заставившим его задуматься. Далеко идти не пришлось: напротив жилых домов он заметил автостоянку с двумя подходящими автомобилями. Он выбрал темно-синий, с тонированными стеклами, по иронии судьбы напоминавший машины, которыми пользовались начальники из Ведомства по охране конституции.
Замок Карл открыл очень легко, как будто действовал настоящим ключом. Надев тонкие серые перчатки, он удобно уселся на водительское место, закрыл дверь и несколько минут сидел тихо, ожидая, не отреагируют ли как-нибудь на его дерзость из соседних домов. Внутри машины он заметил нечто необычное: там, в жилых домах, очевидно, боялись воров, если забирали с собой из машины все подчистую. Тем лучше, подумал Карл, нет необходимости избавляться от всего лишнего. Он включил зажигание, и машина легко тронулась с места. Заработали "дворники", но фары он включать не стал, пока не отъехал метров на пятьдесят.
Чтобы испытать машину, Карл выехал на автобан, в сторону от центра, но, как и следовало ожидать, она работала с немецкой четкостью. Немного поплутав по развилкам, Карл очутился в гараже на Альтоне, который находился как раз посередине между местом, где должно было произойти нападение на банк, и его базой в отеле на Хафенштрассе.
Спустя несколько часов Карл снова посетил ресторан "Кунео". На этот раз он выбрал дорогое блюдо - телятину с густым соусом, запеченную в сыре. У этого блюда было какое-то длинное, трудно запоминающееся название. Вместо итальянского вина теперь он заказал бутылку "Шатонёф-дю-Папэ", чтобы иметь повод для беседы. Карл мог, например, пошутить, что шведы все же должны пить иностранное вино и поэтому сейчас в итальянском ресторане вино он выбрал не итальянское. Но никто ни о чем его не спросил, да и сам он не искал больше поводов для беседы. Главной цели он уже достиг, а остальное придет само собой. Еда сегодня была очень приличной, и Карл решил немного потянуть время, резонно полагая, что предстоящий вечерний обход пивных будет значительно менее приятным. В завершение ужина он выпил двойной эспрессо и, выходя, щедро расплатился.
Кабачок, который он не посетил накануне в своем квартале "оккупантов", назывался "Volx Kuche" - "Народная кухня", где на вывеске буква "О" была в форме классической бомбы из комиксов: черный шар с бикфордовым шнуром. И этот "X" в названии - не поймешь, то ли ошибка, то ли какой-то всеобщий революционный знак.
Хуже всего, что эта грязная нора неожиданно предлагает еще и еду.
Чтобы войти в "Народную кухню", нужно было толкнуть дряхлую дверь и затем перешагнуть через кучу цемента. После этого оказываешься в помещении, заставленном какими-то жалкими остатками мебели. Диваны, из которых вылезали стальные пружины, казалось, специально были сломаны, чтобы больше подходить к революционному стилю. Стены украшены различными символами, которые, к удовлетворению Карла, в основном состояли из пятиконечных звезд с буквами "А" (анархизм) или "РАФ" в центре. На этот раз он решил с ходу взять на себя инициативу разговора. И это было правильно, поскольку в таком месте едва ли надо притворяться, как в ресторане. Посетители - их было всего шесть-семь человек - уставились на него, как только он подошел к человеку, который, судя по всему, был барменом.
- Я иностранец и хочу кое о чем спросить, о'кей? - начал с места в карьер Карл, но в ответ, как и следовало ожидать, услышал лишь враждебное хмыканье.
- Да, возможно, это выглядит немного странно, - продолжал он, - но когда я поселился в отеле, здесь, напротив, то подумал, что в этом квартале полицейские вряд ли будут безумствовать, как им заблагорассудится. Итак, я не знаком с "движением оккупантов". В каком состоянии оно сейчас? Как ведут себя полицейские, продолжают ли свои налеты? - Задав свои вопросы, Карл попросил пива.
Эти слова немного расшевелили посетителей. Карл рассказал, что он швед и терпеть не может полицейских, что он сам, когда был моложе, занял в Стокгольме дом, который называется Мюлльваден. Слышал ли кто-нибудь о Мюлльвадене? Ах, нет. Кстати, тогда все закончилось вмешательством полицейских, и ведь то же может произойти и здесь.
Его плохой немецкий с очевидным иностранным акцентом подействовал. Кто-то сказал, что слышал что-то о шведском движении за оккупацию домов (правда, сам Карл прочитал об этом только в Сент-Августине, а до тех пор он об этом и не подозревал). Он получил свое пиво, и на этот раз завязалось что-то похожее на беседу с двумя молодыми людьми, выглядевшими, в общем, вполне опрятно: девушка в белом свитере с черным "конским хвостом" и держащий ее за руку юноша того же возраста - что-то около двадцати. Эти двое совершенно не вписывались в остальную компанию, почти однозначно полууголовную, а может, просто уголовную, - публика, на которую Карл уже насмотрелся в этом квартале. Это было любопытно. Он сознательно повел беседу так, чтобы естественно, как бы само собой, подать в выгодном свете свои революционные взгляды. Это было не так уж сложно, пришлось только задать несколько вопросов: почему, например, полиция, как это ни странно, не вмешивается в движение за оккупацию домов?
Карл аккуратно причесался, вытащил один из заряженных магазинов и вставил его в рукоятку пистолета, затем сунул его в обычное место, за ремень брюк, надел свитер, набросил куртку и вышел. Первой целью был итальянский ресторанчик "Кунео", расположившийся всего в нескольких кварталах от его нынешней основной базы в отеле "Шмаальс". До сих пор все шло так, как и было задумано.
Ресторан "Кунео" оказался больше, чем можно было ожидать по скромному входу. Зал вытянут, и когда проходишь через бар, слева можно обозревать всех, кто сидит внизу, куда ведут несколько ступенек. Точно так же посетители ресторана могут видеть входящих.
Ресторан был полупустой, и Карл сел за столик примерно в центре. Насколько он мог судить, публика была очень разношерстной. Одни весьма походили на сутенеров или карманников, отдыхающих от своего ремесла. Другие выглядели вполне добропорядочно, будто приехали совсем из другой части города, чтобы поужинать на честно заработанные деньги. Некоторые, наконец, казались настоящими интеллектуалами или, быть может, утонченными радикалами. Судя по всему, эта смесь была привычной для ресторана и не смущала никого из посетителей. На Карла едва ли кто обратил внимание, но он не был в этом полностью убежден. Скорее это было первое впечатление от пробного визита в охотничье угодье. Он съел лазанью - блюдо из запеченных макарон, с мясным фаршем и соусом, выпил бутылку кьянти. После двойного эспрессо Карл расплатился и вышел. Ему показалось, что никто в зале не напоминал кого-то из тех террористов, которых он искал.
Он направился обратно в свой квартал, но по дороге наметил зайти еще в одно из трех "горячих" мест. У него пока не было возможности изучить этот район, особенно с другой стороны гостиницы, а именно там, судя по всему, можно было получить самое красноречивое представление об обитателях этих домов.
С другой стороны квартала, прямо напротив отеля "Шмаальс", находилась Хафенштрассе, известная благодаря движению за захват домов, точнее трущоб. Вот уже несколько лет эти активисты удерживали не меньше восьми полуразрушенных зданий, которые таким образом были "спасены от капиталистической эксплуатации". Понятно, что здесь возникало немало поводов для многочисленных стычек с полицией, тем более что изначально оккупанты выдавали себя за революционеров, даже полутеррористов.
Чтобы как-то узаконить ситуацию, власти по инициативе социал-демократов вынудили оккупантов снять занятые ими дома за чисто символическую плату - 100 марок в год за каждый дом. Тем самым вся конфронтация с полицией была отодвинута на неопределенное время. К тому же в остальном Гамбурге восстановилось спокойствие, поскольку все "движение оккупантов" было сконцентрировано теперь на небольшом пятачке.
Тогда обитатели Хафенштрассе, легализованные таким унизительным способом, в отместку пытались произвести как можно больше беспорядка: малевали краской на стенах разные надписи, провоцируя полицию. Но даже эти надписи-граффити, где полицейские именовались не иначе как "жирные свиньи" и изображались всегда со свастикой, не привели к серьезным столкновениям с полицией, "этим репрессивным орудием капитализма".
Единственное, что помогло, была акция одного из "оккупантов", который на премьере ностальгического фильма о процессе над Баадер, Энслин, Распе и Майнхоф поднял такой шум, что фильм пришлось прекратить и потом уже показывать в другом месте и по другому случаю. Поскольку участники "оккупационного движения" симпатизировали террористам, полицейские время от времени все же наведывались в оккупированные дома. Нередко их встречали камнями, и тогда кое-кто из "оккупантов" оказывался в участке, но ненадолго.
После этого "оккупационное движение" стало рассматриваться как одна из разновидностей терроризма. В Ведомстве по охране конституции, правда, этому не придавали большого значения, пока не был зафиксирован таинственный телефонный разговор двух настоящих террористов, которые, возможно, обосновались именно в этом районе, по странному стечению обстоятельств находящемся рядом с оккупированными домами. И не было никаких сомнений, что сами "оккупанты" с большой гордостью относились к своему новому статусу террористов. Высоко на стене дома, выходившего на Хафенштрассе, в том же квартале, где сейчас жил Карл, черная надпись гласила, что симпатизирующие "из прилегающей области" (был использован именно этот полицейский термин) приветствуют товарищей по кварталу. Под "товарищами" имелись в виду, конечно, настоящие террористы.
Новое коварное выступление социал-демократических городских властей в то же время означало, что полиция опять отступила. "Оккупанты" несколько ночей подряд сами охраняли кучу булыжников и избили несколько ночных прохожих, подозревая в них переодетых полицейских. Но больше ничего не произошло, и сейчас все было тихо и спокойно, как несколько месяцев назад.
В пятнадцати метрах от входа в отель "Шмаальс" расположилась пивная "Дядюшка Макс". Она-то и стала следующим пунктом в программе внедрения Карла в новую жизнь.
Вход находился как раз в конце квартала. Рядом стояли развалины, зиявшие чернотой проемов, а выходившая на улицу часть разрушенной стены была испещрена надписями, по большей части неудобочитаемыми лозунгами. Самым невинным был отчетливо выведенный призыв: "Уголовники всех стран, соединяйтесь!"
У входа в дом никого не было, ступеньки лестницы блестели под дождем. Именно там, согласно выученной Карлом карте микрорайона, находилась пивная. Снаружи казалось, что внутри никого нет. Он не хотел показаться неуверенным и, открыв входную дверь, вошел в пивную "Дядюшка Макс", как будто решил, насколько это возможно, объединиться со всеми уголовниками мира.
Первое, что он увидел, был совершенно черный пол, хотя, вероятно, когда-то он был сделан из обычных коричневатых досок. В воздухе стоял едкий запах чего-то вроде жидкого асфальта. Внутри - шесть коричневых стоек с коричневыми же скамейками и коричневыми, кое-где изрезанными столами. Стены тоже были коричневыми, и даже музыкальный автомат - коричневый. Прямо перед входом за стойкой стояла средних лет женщина в обтягивающих брючках - то ли слегка подвыпившая, то ли чем-то сильно потрясенная.
Она протянула Карлу маленькую пузатую и, конечно же, коричневую бутылку пива, прежде чем он успел что-нибудь сказать. Карл взял бутылку, заплатил десять марок и сделал вид, что не понял, когда женщина вернула ему две марки. Получив сдачу, он сказал, что в Швеции было бы намного дороже, после чего подошел к свободному высокому столику и налил пиво в стакан (перед этим вымытый, как он очень надеялся).
Взгляд Карла невольно искал какой-нибудь другой, не коричневый, цвет. Но, пожалуй, только занавески когда-то были красными, хотя они, вряд ли знакомые со стиркой, почти сливались с доминирующими в зале коричневатыми тонами. Пятнами на этом фоне выделялись несколько красных пластмассовых пивных бочонков за стойкой да рекламные часы "Кока-кола" на стене с четкими красными буквами. Впрочем, они лишь подчеркивали унылую монотонность.
Помимо Карла в зале было шесть-семь мужчин и три женщины, все среднего возраста - лет под тридцать. Мужчины, кроме одного, одеты в черную кожу, а женщины казались здорово выпившими, но не были похожи на проституток. Мужчины - с длинными волосами, почти все - с серьезными следами драк на лицах. Раны у них были настолько запущены, что местами гноились. Синяки и ссадины выглядели так, будто были получены в одно время, и не от полиции. По залу бродили две тощие трусливые собаки - щенок овчарки и другая, непонятной породы. Вся компания здорово напоминала наркоманов, которых (как ни странно, но с этим он встречался и в Швеции) тянуло к собакам.
Карл решил здесь долго не засиживаться. В зале все отнеслись к нему с явным, даже неестественным, безразличием. Впрочем, в его планы не входило с кем-то знакомиться и затевать разговоры. Он скорее хотел сам услышать что-нибудь заслуживающее внимания.
Впервые немецкое пиво ему не понравилось, и он даже не стал его допивать. Выходя, Карл кивнул маленькой даме в брючках. Он показал себя, на первый раз этого вполне достаточно. Он спустился по лестнице и пошел к следующему кабачку, который находился на другом углу дома и назывался "Ахой" - "Привет". Обстановка была почти такая же, но здесь вместо музыкального был игровой автомат. А значит, и он с этого момента должен стать фанатом игровых автоматов. В остальном этот кабак был еще сквернее первого: та же грязь, к тому же зал совсем небольшой, без столиков, только семь-восемь сидячих мест у стойки. Почти все посетители стояли, многие, похоже, были под кайфом то ли от алкоголя, то ли от наркотиков, и вид у большинства - вполне уголовный. Как и в первой пивной, мужчины демонстрировали следы недавних драк, скорее всего "разборок" в своем кругу.
Карл взял пива на две марки, которые он протянул хозяину, смотревшему на него с подозрением, сел в угол и, медленно потягивая из стакана, задумался над тем, как избежать неприятностей в случае стычки с кем-нибудь из наркоманов, если те станут нарываться на драку. Наверняка большинство обитателей квартала примет его вначале за полицейского шпика. Сразу искать с ним конфронтации было просто глупо. Другое дело - несколько недель спустя. Тогда, возможно, небольшая стычка будет даже полезной для развития событий. Надо только найти подходящую фигуру. Но не сейчас, сейчас это невозможно. Рядом с Карлом расположился один из завсегдатаев. Его волосы были схвачены в "хвост", а руки покрыты такой татуировкой, которая, по крайней мере, в Швеции, должна была означать, что ее владелец не один раз побывал в тюрьме. Этот парень с "конским хвостом" не переставал пялиться на него. Было очевидно, что он подыскивал повод для драки.
Карл быстро отставил недопитый стакан, как и в первой пивной, и во избежание столкновения поспешил на улицу, где его сразу окутал декабрьский холод. Он решил, что на сегодня хватит разведывательных операций, и поднялся в снятую комнату на самом верхнем этаже гостиницы. Под потолком не было никакой лампы, а бра у кровати было почему-то красным, так что при таком свете много не почитаешь. Сама комната оказалась холодной, дуло из рассохшихся оконных рам, вдобавок все было пропитано застоявшимся запахом дешевой парфюмерии.
Сейчас вдруг ему показалось совершенно нереальным найти террористов среди обитателей оккупированных домов на Хафенштрассе. Люди, которых он видел, были мало похожи на социалистов или антиимпериалистов. Они вообще не производили впечатления людей грамотных. Это была просто-напросто полукриминальная среда наркоманов.
Не раздеваясь, он лег на кровать, положив руки под голову. Он размышлял, как в городе с почти двухмиллионным населением можно найти другую группу не на Хафенштрассе, чтобы установить нужный ему контакт. Карл попытался представить, что находится в Швеции, в Стокгольме, накануне Рождества, что он там должен найти политических экстремистов и вступить с ними в контакт, хотя известно о них лишь то, что они собираются где-то в городе. Это входило непосредственно в его рабочее задание. Второе - это налет на банк, подготовка к которому, правда, занимала не больше сил и времени, чем угон автомобиля. Самое важное - найти другую группу и установить хотя бы косвенный контакт. Едва ли не кратчайший путь к этому - разыскать книжный магазин левых, который, как он помнил, назывался "Книжная торговля Генрих Гейне". С самого начала ему казалось, что имя Генриха Гейне в этой связи звучало как провокация. В Швеции в 70-е годы магазины левых всегда притягивали к себе всевозможных провокаторов и осведомителей. Понятно, что те, кто там работал, были крайне подозрительны, и, уж конечно, вряд ли можно было рассчитывать завоевать их доверие и попытаться получить от них хоть какую-нибудь информацию, при этом не прослыв шпионом. Вероятнее всего, так бы оно и было.
После долгих размышлений у Карла возникла идея, показавшаяся ему достаточно стоящей, чтобы попытаться ее реализовать. Этим он решил заняться с утра, до того как днем снова примется за обход пивных, а вечером угонит подходящую машину.
* * *
Он прогуливался по берегу Альстера. Река под дождем казалась серой и пустынной. Почти все корабельные причалы были свободны, но несколько яхт стояли пришвартованные, несмотря на погоду, как будто не имело никакого значения, что на дворе был декабрь, канун Рождества. Быть может, владельцы просто забыли про свои парусники или махнули на них рукой. Местность казалась очень похожей на стокгольмский район Юргорден: богатые жилые дома с электронной сигнализацией, высокие стены, решетки на окнах красивых вилл, почти наверняка построенных еще до войны и стоящих много миллионов. До войны здесь, скорее всего, причалов не было, берега оставались безлюдными. Но потом, в результате демократизации и прихода к власти социал-демократов, после денацификации, реку быстро обжили. Интересно, живут ли здесь сегодня те же семьи и те же люди, что и прежде? Район вилл закончился, а Карл продолжал шагать еще минут пятнадцать к своей цели - большому универмагу на Юнгфернстиг, набережной Малого Альстера. Здесь народу было много, и ему пришлось пробираться через рождественскую толчею. Он прошел мимо роскошного белого отеля с надписью золотом "Четыре времени года" и оказался прямо у цели.По его расчетам, именно здесь, в центре городской рождественской распродажи, можно найти сборщиков денег в поддержку антиимпериалистических сил, стоящих с кружками у входа в универмаг. По крайней мере, так всегда было в Швеции: сторонники социализма проводили сбор средств именно в таких местах, и здесь же обычно можно было встретить их противников. Вероятно, можно было также найти, например, симпатизирующих палестинцам перед магазинами фирмы "NK" в Стокгольме, как и перед Альстерхаусом в Гамбурге. Возможно, именно здесь они и стоят. И то же самое, видимо, происходит и в Париже, и в Лондоне.
Но Карл прежде решил сделать покупки и вошел в большой универмаг, где приобрел две дешевые пластиковые сумки, белую и коричневую. Помотавшись по этажам на лифте и по лестницам, он добрался до отдела, где продавалась рабочая одежда, и купил голубой комбинезон. Остальное снаряжение для предстоящего налета на банк у него уже было. С рождественскими пакетами Карл вышел из универмага между Альстерхаусом и Ханзефиртель. Возможно, в этот момент он находился в центре наиболее оживленного европейского торгового района и именно здесь надеялся найти своих сборщиков с кружками.
Первыми, кого он увидел, были иранцы, собиравшие средства на борьбу с аятоллой. Нет, это не то. Следующая группа сборщиков была из "Международной амнистии". Давать им деньги - все равно что выбрасывать их на ветер. Лишь спустя четверть часа Карл заметил тех, кого искал.
Ошибиться он не мог. Они и под дождем вызывающе высоко держали палестинский флаг, хотя, казалось, никто их не замечал. Это были парень и девушка, каждому лет по двадцать. Так он и думал.
- Имеет ли смысл стоять здесь, где полно сионистов и буржуев? - спросил Карл, подойдя к ним вплотную. Как можно было ожидать, никакого ответа не последовало. Им было непонятно, говорит он это с иронией или всерьез.
- Я спрашиваю потому, что сам занимался почти тем же самым, когда был молодым и твердо верил, что помогаю борьбе за правое дело, - пояснил Карл самым обычным тоном, чтобы не быть в дальнейшем превратно понятым. Но никакого четкого ответа он так и не получил, только какое-то неопределенное мычание. Демонстративно вздохнув, он стал рыться в своем рюкзаке, делая вид, будто что-то перебирает внутри. Вытащив небольшую пачку с двадцатью стомарковыми банкнотами, он убрал мелкие, а остальные сложил так, чтобы они следовали по номерам. Затем свернул и связал бумажным шпагатом, отчего казалось, что денег значительно больше, и бережно, словно сосуд с драгоценной жидкостью, протянул изумленным палестинским активистам.
Девушка попыталась что-то робко сказать, а ее напарник тут же стал проворно отвинчивать крышку кружки для пожертвований, как будто не видел в этом жесте Карла ничего необычного. Карл поспешил заверить их, что с его стороны это был сознательный шаг, а не ошибка.
Мельком взглянув на девушку, Карл сказал, что прекрасно понимает, как много денег им требуется, и что он сейчас ходил за рождественскими покупками. При этом как бы вскользь, и это как раз и была его уловка, заметил, что деньги поступают от врага, хотя подробнее распространяться об этом не может.
Прежде чем отправиться дальше, он спросил, где могут находиться другие товарищи, занимающиеся сбором денег.
Следующая пара стояла на другой стороне, напротив магазина "Хеннес и Мауриц" на Ханзефиртель, прямо в центре потока рождественских покупателей, идущих к метро или Альстеру. Карл их быстро нашел и повторил примерно то же, что говорил первым, но на этот раз подтвердил свои слова пачкой в тысячу марок, где купюры также шли в порядке возрастания номеров. В благодарность он получил указания, где можно найти третью группу. Ее он отыскал немного в стороне, на берегу реки, как раз напротив отеля "Четыре времени года", где летом, должно быть, очень оживленно. На тротуаре под дождем, на ветру стояли двое молодых людей. Карл поговорил с ними о том, как сложно завоевать общественное мнение в поддержку палестинского дела. Особенно здесь, в Германии, где, в отличие от остальной Европы, до сих пор дает о себе знать первородный грех Гитлера.
Затем он спросил, какие еще левые группировки существуют в Гамбурге. И они перечислили те организации, о которых он уже знал, но вместе с тем назвали и, на его взгляд, весьма интересные. Например, союз - которым сейчас завладели террористы - по гуманитарной помощи заключенным в тюрьме Штамхайм, поддержке их борьбы против изоляции, за право общения друг с другом. Карл спросил, где можно найти тех, кто собирает пожертвования для этого союза. Ответом был достаточно неопределенный жест по направлению все к тому же рождественскому базару. И снова он достал небольшую пачку новых банкнот и снова заметил, что деньги идут от врага. Это, собственно, и было сутью дела (и, кроме того, абсолютной правдой).
Ему потребовался почти час, чтобы найти двух угрюмых девиц без каких-либо следов макияжа на лице, которые собирали деньги в помощь арестованным борцам РАФ. Карл решил не вступать с ними в долгий разговор, понимая, что они не станут пытаться никого обращать в свою веру. Они здесь исключительно ради доброго дела, награда за которое их ждет разве что на небесах. Первое время в "Кларте" он видел немало людей этого типа. Они всегда страдали больше других, собирая деньги на общее дело, продавая бюллетени о вьетнамской войне возле винных магазинов.
Девушки сами спросили, откуда он с такими познаниями. Узнав, что Карл швед, они заявили, что он вовсе не обязан что-либо жертвовать. На что Карл не преминул воскликнуть, что ему досталась неожиданно большая сумма от врага и его жест поэтому естествен. Затем он пожелал девушкам счастливого Рождества и скрылся в толпе.
Карл медленно пошел к метро. Ему было любопытно, как коллеги из Ведомства по охране конституции смогут получить информацию о том, что государственные деньги попали в руки врагов государства. Однако ему было легко оправдать свои действия: более дешевых билетов в этот другой мир он просто не мог получить. Иначе бы ничего не вышло. Теперь, конечно, среди сборщиков пожертвований неизбежно поползут слухи, которые сделают половину рекламы для банковского налетчика с Севера, и тогда, конечно, стомарковые банкноты обретут совсем другую стоимость.
* * *
Карл ехал в метро в противоположном направлении от Эйдельштадта, где должно было произойти ограбление.Его цель - Бергедорф, район Гамбурга, больше похожий на пригород. Но он вышел на одну остановку раньше, привлеченный названием "Netteinburg" ("Чистый городок"), заставившим его задуматься. Далеко идти не пришлось: напротив жилых домов он заметил автостоянку с двумя подходящими автомобилями. Он выбрал темно-синий, с тонированными стеклами, по иронии судьбы напоминавший машины, которыми пользовались начальники из Ведомства по охране конституции.
Замок Карл открыл очень легко, как будто действовал настоящим ключом. Надев тонкие серые перчатки, он удобно уселся на водительское место, закрыл дверь и несколько минут сидел тихо, ожидая, не отреагируют ли как-нибудь на его дерзость из соседних домов. Внутри машины он заметил нечто необычное: там, в жилых домах, очевидно, боялись воров, если забирали с собой из машины все подчистую. Тем лучше, подумал Карл, нет необходимости избавляться от всего лишнего. Он включил зажигание, и машина легко тронулась с места. Заработали "дворники", но фары он включать не стал, пока не отъехал метров на пятьдесят.
Чтобы испытать машину, Карл выехал на автобан, в сторону от центра, но, как и следовало ожидать, она работала с немецкой четкостью. Немного поплутав по развилкам, Карл очутился в гараже на Альтоне, который находился как раз посередине между местом, где должно было произойти нападение на банк, и его базой в отеле на Хафенштрассе.
Спустя несколько часов Карл снова посетил ресторан "Кунео". На этот раз он выбрал дорогое блюдо - телятину с густым соусом, запеченную в сыре. У этого блюда было какое-то длинное, трудно запоминающееся название. Вместо итальянского вина теперь он заказал бутылку "Шатонёф-дю-Папэ", чтобы иметь повод для беседы. Карл мог, например, пошутить, что шведы все же должны пить иностранное вино и поэтому сейчас в итальянском ресторане вино он выбрал не итальянское. Но никто ни о чем его не спросил, да и сам он не искал больше поводов для беседы. Главной цели он уже достиг, а остальное придет само собой. Еда сегодня была очень приличной, и Карл решил немного потянуть время, резонно полагая, что предстоящий вечерний обход пивных будет значительно менее приятным. В завершение ужина он выпил двойной эспрессо и, выходя, щедро расплатился.
Кабачок, который он не посетил накануне в своем квартале "оккупантов", назывался "Volx Kuche" - "Народная кухня", где на вывеске буква "О" была в форме классической бомбы из комиксов: черный шар с бикфордовым шнуром. И этот "X" в названии - не поймешь, то ли ошибка, то ли какой-то всеобщий революционный знак.
Хуже всего, что эта грязная нора неожиданно предлагает еще и еду.
Чтобы войти в "Народную кухню", нужно было толкнуть дряхлую дверь и затем перешагнуть через кучу цемента. После этого оказываешься в помещении, заставленном какими-то жалкими остатками мебели. Диваны, из которых вылезали стальные пружины, казалось, специально были сломаны, чтобы больше подходить к революционному стилю. Стены украшены различными символами, которые, к удовлетворению Карла, в основном состояли из пятиконечных звезд с буквами "А" (анархизм) или "РАФ" в центре. На этот раз он решил с ходу взять на себя инициативу разговора. И это было правильно, поскольку в таком месте едва ли надо притворяться, как в ресторане. Посетители - их было всего шесть-семь человек - уставились на него, как только он подошел к человеку, который, судя по всему, был барменом.
- Я иностранец и хочу кое о чем спросить, о'кей? - начал с места в карьер Карл, но в ответ, как и следовало ожидать, услышал лишь враждебное хмыканье.
- Да, возможно, это выглядит немного странно, - продолжал он, - но когда я поселился в отеле, здесь, напротив, то подумал, что в этом квартале полицейские вряд ли будут безумствовать, как им заблагорассудится. Итак, я не знаком с "движением оккупантов". В каком состоянии оно сейчас? Как ведут себя полицейские, продолжают ли свои налеты? - Задав свои вопросы, Карл попросил пива.
Эти слова немного расшевелили посетителей. Карл рассказал, что он швед и терпеть не может полицейских, что он сам, когда был моложе, занял в Стокгольме дом, который называется Мюлльваден. Слышал ли кто-нибудь о Мюлльвадене? Ах, нет. Кстати, тогда все закончилось вмешательством полицейских, и ведь то же может произойти и здесь.
Его плохой немецкий с очевидным иностранным акцентом подействовал. Кто-то сказал, что слышал что-то о шведском движении за оккупацию домов (правда, сам Карл прочитал об этом только в Сент-Августине, а до тех пор он об этом и не подозревал). Он получил свое пиво, и на этот раз завязалось что-то похожее на беседу с двумя молодыми людьми, выглядевшими, в общем, вполне опрятно: девушка в белом свитере с черным "конским хвостом" и держащий ее за руку юноша того же возраста - что-то около двадцати. Эти двое совершенно не вписывались в остальную компанию, почти однозначно полууголовную, а может, просто уголовную, - публика, на которую Карл уже насмотрелся в этом квартале. Это было любопытно. Он сознательно повел беседу так, чтобы естественно, как бы само собой, подать в выгодном свете свои революционные взгляды. Это было не так уж сложно, пришлось только задать несколько вопросов: почему, например, полиция, как это ни странно, не вмешивается в движение за оккупацию домов?