Гийу Ян. Террорист-демократ

   Машинально он обратил внимание на покрытие в зале: через тонкую подошву легких ботинок прекрасно ощущался пупырчатый резиновый пол.
   Его багаж - небольшая дорожная сумка - появился на транспортере первым. На паспортном контроле и на таможне на него не обратили особого внимания: спортивного вида молодой скандинав в свободной одежде - так его можно было описать. Как говорил Нэслюнд, немцы хотели его заполучить и сами должны были снабдить оружием, когда такая проблема возникнет.
   Но они не сообщили, как произойдет встреча. А она могла произойти в любой момент здесь и даже по дороге в Бонн. Почему-то они хотели, чтобы Карл прилетел именно во Франкфурт и затем на экспрессе Люфтганзы добрался до Бонна, вместо того чтобы прибыть непосредственно в аэропорт Бонн - Кёльн. На то у них были, конечно, свои причины.
   Карл наслаждался своим анонимным путешествием, чувствуя, что может раствориться в этом настоящем море иностранцев, где он никого не знал и его никто не знал, где можно было уверенно выдать себя за кого угодно. Его поездка предпринята по частному поручению, и это наполняло его почти пьянящей радостью.
   Экспресс Люфтганзы был чрезвычайно элегантным поездом. Все было идеально, до блеска начищено, в вагоне-ресторане - белые скатерти и хорошо одетые официанты, которые сразу же предложили бесплатно бокал шампанского. Рядом на подносе Карл заметил батарею маленьких бутылок того шампанского, которое обычно подают в самолетах, - "Поммери", и он вежливо спросил, не найдется ли чего-нибудь типично немецкого, раз уж он сейчас в Германии. Официант с немецкой улыбкой предложил полбутылки лилового "Дайнхардс".
   Он отдал должное французской кухне. Казалось, прошел только миг, и он снова оказался за столом, покрытым белой скатертью. А ведь по-настоящему Карл оценил европейскую кухню лишь спустя год после возвращения из Калифорнии. Дома он первое время продолжал питаться гамбургерами. Но сейчас ел птицу и пил божоле, и казалось, так и должно быть всегда.
   Направляясь в свое купе, Карл бросил взгляд на пейзаж за окном и остановился пораженный, не в состоянии оторвать глаз. Казалось, такое можно увидеть только в кино. И вдруг он понял, что перед ним Рейнская долина.
   Стоял декабрь, было пасмурно, земля казалась черно-бурой, и подпорки для кустов на виноградниках белели, как кресты на воинском кладбище; небо было серое, речная вода - коричневатая, голый лес - темно-серый и темно-коричневый. Впрочем, пейзаж был, пожалуй, немного мрачноват. Поезд проходил вдоль бесконечных маленьких немецких деревушек, разноцветные домики которых напоминали ему игрушечную железную дорогу его детства. А если представить себе пейзаж за окном в летних красках, то, безусловно, это было одно из красивейших мест Европы. Каждые три минуты возникал новый рейнский замок, восхитительный, как в сказке. Можно было легко представить себе рыцарей, ведьм и заточенных красавиц.
   Карл вошел в купе и достал карту, которую прихватил в самолете. Поезд как раз проходил то место, где Мозель впадает в Рейн.
   На минуту он задумался о своем положении в Германии. Он не любит немцев, плохо говорит по-немецки, понимая смысл, но не отдельные слова. Германия для него - это прежде всего фашизм. Его первое представление о немце - человек в полицейской форме с лающей овчаркой на поводке. Немецкие автомобили были тяжелыми, солидными, предназначенными для стариков. Немцы, если их рассматривать с лучшей стороны, - это своего рода американцы, но неуклюжие американцы. Если же посмотреть с другой - это люди шумные, упрямые, вульгарные, жирные и к тому же националисты.
   Карлу пришлось сделать над собой усилие, чтобы припомнить и кое-что другое. В Германии были лучшие в мире пиво, рейнские и мозельские вина, тысячелетняя культура - вон сколько памятников видно даже из окна поезда. Он ценил немецкую музыку. Конечно, Германия не только страна овчарок, это страна Моцарта и Бетховена.
   На другой стороне коричневой реки возник новый захватывающий пейзаж - они проезжали скалу Лорелеи. В ней не было ничего особенного, разве что флаг на вершине, а в остальном - обычный изгиб реки. Он порылся в памяти, вспоминая что-нибудь необычное, связанное с этим названием. Может быть, рейнское золото? Конечно, рейнское золото, спрятанное глубоко в скале Лорелеи и охраняемое Нибелунгами. Один из них выковал из этого золота кольцо, кольцо Нибелунгов.
   Карл никогда особенно не восхищался Вагнером, и это была первая и пока единственная опера, которую он почувствовал. Поэтому он разозлился, что не сразу вспомнил ее.
   В двух метрах от него в коридоре вагона стоял немец его возраста, в пенсне и тоже рассматривал вид за окном. Карл спросил, говорит ли он по-английски, и тот в ответ дружелюбно кивнул. Показав на удалявшуюся скалу, Карл спросил, не там ли было спрятано рейнское золото. Немец широко улыбнулся, сделал шаг вперед, открыл дверь в пустое купе, где ехал один Карл, и протянул руку для приветствия.
   - Добро пожаловать в Федеративную Республику, граф Хамильтон. Давайте войдем и присядем на минутку.
   Карл вошел в купе и сел, немец последовал за ним, прежде чем продолжить, закрыл дверь и немного церемонно сел напротив.
   - Меня зовут Зигфрид Маак, Ведомство по охране конституции. После вашего вопроса о рейнском золоте "Зигфрид", возможно, звучит как шутка. Но я не виноват, меня действительно зовут Зигфрид. Боюсь, это будет менее удивительно, когда вы познакомитесь с моим шефом - его зовут Логе^[2]. Чтобы сохранить стиль, нашу операцию следовало бы назвать "Сумерки богов".
   Оба неожиданно рассмеялись, но потом возник напряженный момент, когда они оценивающе посмотрели друг на друга. Карл - потому, что перед ним был первый живой представитель Ведомства по охране конституции. Зигфрид Маак - потому, что видел наконец воочию этого человека, о котором они с шефом непрерывно думали в последние дни.
   Карлу понравилось то, что он увидел. Зигфрид Маак вовсе не был похож на рычащего полицейского капрала с овчаркой, как рисовало немца его воображение.
   У Зигфрида Маака сомнений было больше. Действительно ли этот любезный швед с мимическими морщинками вокруг глаз и широкой белозубой улыбкой был тем самым парнем, о котором говорилось в рапорте? Возможно ли, чтобы внешность была так обманчива?
   - Если мы кончили шутить, - начал Карл, почувствовав, что пора перестать напряженно улыбаться, - то я бы хотел поинтересоваться, что мы будем делать, когда и как?
   - В Бонне вы остановитесь в отеле "Штайгенбергер", мы заказали номер на ваше собственное имя. И мы встретимся сегодня вечером.
   - Кто это "вы" и какие у вас обязанности? - быстро спросил Карл.
   - Мы - это шеф и я. В мои функции входит быть вашим наставником во время подготовки, а затем, если операция состоится, - связным. Но к этому вопросу мы вернемся позднее, сегодня вечером. Сейчас я хочу убедиться, что мы прибываем без осложнений и в поезде нет ничего подозрительного. Увидимся вечером, до свидания.
   Сказав это, Зигфрид Маак поднялся. Карл также встал и протянул руку. Они вновь одновременно почувствовали себя немного напряженно из-за своего официального поведения. Зигфрид Маак стремительно вышел из купе, аккуратно закрыв за собой дверь. Какое-то время Карл стоял неподвижно, отметив про себя, что немец только один раз произнес название отеля - "Штайгенбергер". Это, должно быть, известное название, и в спешке он полагал, что Карл сразу понял, о чем идет речь. Но Карл подумал, что довольно непрофессионально лишь один раз назвать место встречи.
   В то самое мгновение, когда в голове у него созрел этот вывод, дверь открылась.
   - Да, - сказал Зигфрид Маак с немного натянутой улыбкой, - отель называется "Штайгенбергер", надеюсь, вы запомнили.
   - Да, запомнил, - ответил, улыбнувшись, Карл, и Зигфрид Маак снова исчез.
   Минуту спустя Карл снова вышел в коридор, чтобы насладиться видом рейнских замков. Зигфрид Маак больше не появлялся.

* * *

   Железнодорожный вокзал в Бонне оказался неожиданно маленьким. Такси стояли чередой, нужно было только перейти перрон, так что Карл, пройдя несколько метров, нырнул в машину. Шофер оказался турком, но название отеля понял сразу. Путь вначале пролегал через живописные, почти идиллические места маленького города. Внезапно машина остановилась перед железнодорожным переездом. Если Карл правильно понял брюзжание шофера, Бонн был единственной столицей в мире, где железная дорога проходит через центр города.
   Отель "Штайгенбергер" по контрасту производил скорее мрачное впечатление. Шестнадцатиэтажный колосс с большим символом "Мерседеса" на крыше, недавно построенный, но не выглядевший современным. Похоже, отель был дорогим, но не роскошным.
   С заказом было все в порядке, и, к своему удивлению, если не сказать восхищению, Карл заметил, что на карточке, которую держала в руках девушка-администратор, все его имена были написаны правильно.
   Номер был на тринадцатом этаже, достаточно большой, с массивными коричневыми креслами и двумя кроватями под желтыми покрывалами в крупных цветах. Стены светло-желтые, на единственной картине изображен какой-то абстрактный крест. Было без двадцати двух минут семь, а за окном почти совсем стемнело. Он полагал, что встреча состоится ровно в семь, и в оставшееся время решил принять душ, побриться и переодеться.
   Точно в семь в дверь тихо постучали. Это был Зигфрид Маак, а за ним стоял маленький толстячок, очевидно, его шеф по имени Логе.
   Они сердечно поздоровались и, помогая друг другу, отодвинули от письменного стола два кресла и стул и устроились вокруг низкого журнального столика. Логе Хехт развязал папку с бумагами. Карл вытащил из холодильника две банки пива и предложил гостям. Он подумал, не заказать ли еще пива, поскольку в холодильнике его больше не было, но вместе этого бросил в стакан несколько кусочков льда и принес свою собственную бутылку двенадцатилетнего темного виски, купленного в Арланде, налил себе, и потом они втроем принялись подробно обсуждать начало операции.
   Логе Хехт говорил по-немецки, а Зигфрид Маак переводил на английский. Слова приветствия были сказаны быстро, и, пока Маак переводил, Хехт внимательно рассматривал шведского агента. Он был доволен тем, кого видел перед собой. Молодой человек сидел совершенно свободно, откинувшись назад в кресле и осторожно потягивая виски, слушал, как Маак переводит приветственные слова. Это была поза равновесия и спокойствия, и Хехт почувствовал, что перед ним человек, уверенный в своих силах, что Хамильтон не из тех, кто перед операцией, даже такой сложности, сомневается в своих возможностях. Это было хорошо, просто очень хорошо.
   - А теперь - ближе к делу, - продолжил Хехт, когда Карл вежливо ответил на его приветствия. - Мы можем начать либо с описания условий операции, либо с ваших вопросов. Что вы предпочитаете, господин Хамильтон?
   Карл не колебался. Один вопрос был важнее всех других, от него практически зависела вся операция: какое у него будет прикрытие, какая легенда, кроме того, что он швед, прежде симпатизировавший террористам?
   - Так, вы берете быка за рога, это мне нравится, - начал Хехт и, прежде чем продолжать, подождал перевода.
   Он объяснил, что может точно описать человека, которого ищут террористы. Начнем с имени. Это Карл Густав Гильберт Хамильтон из Старого города в Стокгольме. Этот Хамильтон служил в одной специальной морской части. Он был подводником, владевшим водолазной техникой, диверсионными операциями и техникой ведения ближнего боя. Это приблизительно то, что может выяснить посторонний. Тут наверняка можно что-то присочинить, поскольку обучение его было секретным. В крайнем случае можно даже сказать, что Карл был офицером, или придумать еще что-нибудь. В каждом шведском секретном подразделении оставались ведь военнообязанные офицеры, например переводчики и шифровальщики, так что это было бы не так уж далеко от истины.
   Затем господин Хамильтон провел пять лет в Калифорнии в университете Сан-Диего, где среди прочего изучал государствоведение, компьютерную технику и программирование. Возможно, этого достаточно. Понял ли господин Хамильтон идею и что он об этом думает?
   - Да, я понимаю, - медленно ответил Карл, давая возможность нетерпеливому Зигфриду Мааку перевести, прежде чем продолжить. - Мое прикрытие вовсе не прикрытие. Я буду играть исключительно самого себя. Я не служу в шведской службе безопасности и не работаю на западногерманскую безопасность. Мне нужно будет внимательно следить за собой. Это очень хорошая идея, нет, это блестящая по своей простоте идея.
   - Хорошо. Ну а где это может лопнуть? - настаивал Логе Хехт.
   Карлу надо было немного подумать. Его подлинная история, как и фальшивая, может лопнуть лишь по его собственной ошибке в ходе операции. Классический случай - проболтаться, признаться женщине в минуту слабости и тому подобное, о чем предупреждает инструкция. Но нельзя и исключать предательство со стороны его нынешних работодателей.
   Ни то, ни другое не было особенно вероятно, но Карл все же хотел получить письменные гарантии перед тем, как операция начнется.
   Карл описал содержание документов, которые бы он хотел получить от Хехта, и Хехт перешел без церемоний к делу, тем самым предупредив следующий серьезный вопрос: что сейчас должен сделать Карл Густав Гильберт Хамильтон, чтобы привлечь внимание террористов? Не давать же частное объявление о его военной квалификации?
   Логе Хехт ухмыльнулся с преувеличенным восхищением, когда услышал иронию в переводе Маака о газетном объявлении.
   Хотя в принципе именно это и надо было сделать. Ведомство по охране конституции недавно расследовало налет на банк, совершенный одним человеком в Юго-Западной Германии. Ограбление было произведено очень квалифицированно, и преступник схвачен чисто случайно. Он оказался полицейским. И совершил самоубийство, прежде чем было возбуждено дело. Полиция не дала просочиться в прессу никакой информации. По техническим соображениям было освобождено всего пять грабителей, хотя они, понятно, пополнили статистику нераскрытых преступлений. Грабитель-полицейский, по всем данным, был волк-одиночка. К преступлению его подтолкнуло тяжелое материальное положение, долг по займу на дом и машину.
   Карл совершит новый налет на банк и будет заснят видеокамерой, конечно хорошо замаскированной. Пленка будет показана по телевидению, и появится первая полуофициальная полицейская версия, что это именно тот налетчик, который совершил ограбление в Юго-Западной Германии, а теперь, вероятно, перебрался в Гамбург. Во-вторых, что более интересно, этот налетчик будет представлен как скандинавский коммунист, симпатизирующий террористам, возможно с ними сотрудничающий, как человек, опасный даже для полиции, хорошо обученный морской пехотинец из диверсионного подразделения.
   На следующий день последняя версия будет опровергнута. Все это, следовательно, будет выглядеть как подготовительная кампания. Террористы не пропустят эту наживку. Какие-нибудь вопросы или возражения?
   Да, бесспорно, есть вещи, которые надо выяснить Карл считает, что налет на банк - это не больше чем лотерея и любой идиот с небольшой долей везения может его раскрыть. А западногерманские террористы хорошо разбираются в этих делах. Но точно так же может и не повезти. Что ему делать, если банковские служащие проявят героизм? Должен он прикончить их или как? Или, еще хуже, если произойдет столкновение с полицией? Чтобы отделаться от вооруженных немецких полицейских, придется, возможно, пустить в ход оружие. А значит, он рискует кого-то убить. Если же не защищаться вообще, то в лучшем случае операция быстро закончится, а в худшем - его самого застрелят, и у него не будет никакой возможности заявить о себе.
   Логе Хехт наслаждался, наблюдая, как этот молодой швед анализирует возможные осложнения с примесью иронии и абсолютной уверенностью в себе. Хехт не знал никого больше, кто бы считал само собой разумеющимся, что вооруженная стычка с немецким полицейским должна закончиться выведением кого-то из них из строя. Но оказалось, что Хамильтон ближе всего подошел к сенсационному сценарию.
   Ну, в любом случае дело здесь обстоит следующим образом: что касается банковских служащих, то могут быть приняты различные контрмеры, чтобы никто не был ранен или убит. А за немецких полицейских вообще не стоит беспокоиться, операция прекратится в тот самый момент, когда они только должны будут появиться. Подобная стычка просто никак не может произойти. Но теперь Хамильтону, чтобы стать налетчиком, нужно получить необычную информацию: прежде всего выбрать подходящий банк и время действия, обратить особое внимание на расположение полицейских постов. Конечно, и на возможное везение надо рассчитывать. Нужен, далее, настоящий видеофильм о нападении на банк, чтобы создать легенду о целой серии нападений.
   А что произойдет со взятыми деньгами?
   Будут возвращены с надлежащей распиской от Ведомства по охране конституции.
   Какое у него будет оружие и, если он его пустит в ход, что с ним потом делать?
   Оружие будет доставлено по заказу Карла в соответствии со всеми пожеланиями и предпочтениями. После использования его будет несложно вернуть и заменить на новое, чтобы в руки полиции не попало никаких баллистических доказательств.
   Вернуть, а где и как?
   По тем же каналам, по которым будут передаваться деньги, скорее всего, через один или несколько тайников в Гамбурге.
   Может ли он распоряжаться захваченными в банке деньгами?
   Нет, это абсолютно исключается! Как уже сказано, деньги до последнего пфеннига должны быть возвращены в тот же банк, из которого их похитили, и возвращены в оборот. Карлу выдадут расписку на сумму похищенных денег, которая будет соответствовать средствам, положенным в ограбленный банк. Конечно, сумма, выделенная Карлу, должна быть очень значительной, чтобы все было так, как если бы он действительно совершил ряд удачных ограблений. Эти деньги будут выделены Ведомством по охране конституции, разумеется, под расписку.
   А тот, настоящий грабеж, как он выглядел? Был ли грабитель опознан служащими банка? Не может ли быть заявлен протест со стороны тех, кто видел настоящего грабителя?
   Нет, тот попался на этом деле совершенно случайно. Никаких фотоматериалов или описаний не осталось. Его внешность не была опознана. К тому же он и Карл очень похожи.
   - Судя по вашим словам, вы все продумали довольно основательно, - сказал Карл, поднявшись, подойдя к телефону и положив руку на трубку, прежде чем продолжить. - Если мы покончили с практическими вопросами, тогда перейдем к следующей проблеме, имеющей решающее значение. Вопрос этот идеологический. Как я, изображая самого себя, должен думать, что социализму будет польза, если сжечь магазин или убить авиапассажиров?
   Пока Зигфрид Маак переводил, Карл позвонил и заказал шесть бутылок пива. Он хотел лениво потянуться от усталости, но остановил себя, вернулся и сел так, чтобы видеть глаза своих собеседников. Что и говорить, они стратеги и аналитики, а он всего лишь исполнитель. И не удивительно, что они смотрели на него, как на загнанного зверя, а сам он начал даже немного смущаться под их пристальными взглядами.
   - Да, это важный вопрос, и мы над ним много думали, - кивнул Хехт. - Согласно сведениям Ведомства по охране конституции, Карл в свое время был левым студентом с марксистско-ленинской ориентацией... По скандинавской терминологии это означает, что он был маоистом и решительным противником индивидуального террора, не так ли? А каковы сейчас его политические взгляды?
   Карл не переставал удивляться, насколько точно Логе Хехт обращался с понятиями, которые шведская служба безопасности, охотившаяся за левыми, так и не смогла освоить. Ему вспомнился Леннарт Боргстрём, подполковник безопасности из штаба министерства обороны в Стокгольме, который думал, будто Карл одновременно связан с "Кларте" и компартией (марксистами-ленинцами), что так же нелепо, как паломничество пятидесятника в Мекку.
   В номер постучали. Захватив пустые бутылки, Карл подошел к двери и, не впуская официанта, взял у него пиво и расплатился, щедро дав на чай. Налив сначала гостям, которые сидели молча, он отпил несколько больших глотков пенящегося пива, прежде чем ответить на вопрос, затем встал и, рассказывая, начал неспешно ходить кругами по комнате.
   Да, несколько лет он вращался в коммунистической части левого студенчества, близкой к "Кларте" и, очевидно, к известной Палестинской группе. Но в последней проводилась лишь обычная работа по укреплению антиимпериалистической солидарности. В Швеции это означает только обработку общественного мнения, а отнюдь не бомбометание. Словом, все совершенно иначе, чем в Германии.
   Сама "Кларте" и близко стоящие к ней организации в рамках Коммунистической партии Швеции, куда он так и не вступил, являются традиционными противниками индивидуального террора. В семидесятые годы они только наблюдали, что творилось в Германии, не так ли? Случались отдельные убийства, гангстеризм, похищения детей, взрывы самолетов - все это было, и кое-кто этому радовался, разумеется, не борцы с терроризмом, не израильтяне и не западногерманские "коммандос". Ну а каков же результат? Поднялись ли немецкие массы на социалистическую революцию под воздействием террористических актов? Нет, скорее наоборот. И это послужило весомым аргументом для кругов, близких к "Кларте", для ортодоксальных марксистско-ленинских групп. Так что проблема терроризма в Швеции не стала предметом дискуссии, все было и так ясно.
   С кем же Карл теперь? Что касается терроризма, то он никогда не был согласен с предложениями его форсировать, но и с "Кларте" он уже расходился. Поэтому будет не так-то легко, без дураков, объяснить его идейную ориентацию, чтобы не засветиться и не разыгрывать спектакль. Что и говорить, проблема была не из простых.
   Карл вернулся к своему креслу и сделал несколько больших глотков пива, пока Маак переводил. Время от времени Логе Хехт кивал, глядя то на Маака, то на Карла.
   - Два вопроса - коротких, но важных, - прогремел Хехт, когда настала его очередь - Каковы сейчас ваши политические взгляды? Числите ли вы себя в рядах противников империализма? Или вы должны будете изображать антиимпериалиста?
   Вопрос не требовал перевода Карл начал с того, что сказал: да, он был антиимпериалистом. Это, к примеру, означало, что он решительно поддерживал палестинцев и даже был в то время в Палестинской группе, но между ними существовало противоречие. Теперь же он понимает, что разделение Палестины было единственным возможным решением, тогда как в то время он не мог идти на компромисс в вопросе о единственно демократической Палестине.
   Его антиимпериалистический настрой в дальнейшем выразился в том, что Карл не одобрил вторжения Советского Союза в Афганистан, а также Соединенных Штатов - в Центральную Америку. И здесь ему меньше всего нужно разыгрывать спектакль. Но в это же время он не мог понять, как члены группы Баадер-Майнхоф, действуя подобным образом, могут называться антиимпериалистами? Разве поджог магазинов и убийство пассажиров в аэропорту - это борьба с империализмом?
   Логе Хехт улыбался, пока Карл допивал пиво. Он оценил шведскую откровенность. Не часто из уст сотрудника службы безопасности можно услышать такие искренние суждения.
   Напротив, Зигфрид Маак не мог скрыть своего замешательства. Ему представлялось совершенно непостижимым, как Карла, человека с явно экстремистскими наклонностями, можно допустить в службу безопасности, больше того, дать ему свободу рук.
   Карл занялся пивными бокалами. Оба немца кивнули, и Карл подошел к телефону, чтобы заказать еще пива. Когда он вернулся и сел, Логе Хехт выглядел очень довольным.
   - Вы были пять лет в США, - начал, растягивая слова, Хехт, а затем продолжил в более быстром темпе развивать версию.
   Вернувшись после пяти лет пребывания в США, Карл вновь вошел в левое шведское движение, которое к тому времени стало хиреть. Марксистско-ленинские группы влачили жалкое существование, большинство товарищей занимались другими делами, антиимпериалистическое движение в целом пошло на спад. Не предпринималось никаких действий. И Карл начал действовать один в знак солидарности с палестинцами. Он грабил банки и отдавал им деньги. Это был, по крайней мере, морально оправданный способ делать что-либо самому, а не только болтать.
   - Ну, как вы находите этот вариант?
   Карл не мог сразу ответить. Антиимпериалистический налетчик на банки? Это скорее смешно, чем правдоподобно. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Ведь версия предназначена для людей, считающих, что налеты на банки - весьма прогрессивный способ финансирования антиимпериалистической борьбы.
   - Да-а, - вымолвил Карл, - это кажется достаточно убедительным для начала. А может даже показаться достоверным. И вообще я - что-то вроде индивидуального антиимпериалистического движения? Капиталистическое государство научило меня обращаться с оружием и теперь хочет воспользоваться результатом? Да, с такой характеристикой все выглядит довольно основательно. Хотя, откровенно говоря, мне трудно заставить себя краснеть.
   Немцы, в свою очередь, засмеялись, по мере того как Маак переводил. В дверь постучали, Карл пошел открывать, захватив пустые бутылки. Когда он вернулся, Логе Хехт перешел к следующему вопросу, который, похоже, его очень интересовал. Он непроизвольно наклонился вперед, когда заговорил.