Гладилин Анатолий. Тень всадника

   - Высокий бородач, которого вы прячете в своей свите - минуточку, я не сказал... в своей спальне, - ваш муж?
   В глазах Дезидерии вспыхнули воинственные огни.
   - Меня предупреждали, Ваше Величество, что у вас хорошая информация. Да, этого человека я люблю и любила всю жизнь. Если хоть волос упадет с его головы...
   - Я даю вам, мадам, королевскую клятву. Если пожелаете, его будут охранять лучше, чем Оскара.
   - Я вам верю, Ваше Величество.
   - Смею ли я узнать его имя?
   - Зачем вам оно?
   - Мадам, до сих пор вы говорили со мной как королева. Сейчас начинается женское кокетство.
   - Как прикажете, Сир. Имя моего мужа Жан Батист Бернадот.
   * * *
   Пора было зажигать свечи. Что Дезидерия и сделала. Король слушал историю маршала и смотрел на своего двойника (если снять парик и сбрить бороду и усы сходство разительное! Недаром Жан-Люк докладывал ему накануне о "телохранителе" королевы с некоторым замешательством. У адъютанта зоркий глаз), и у него было ощущение физическое: все, что рассказывал маршал, как будто произошло и с ним, вплоть до галлюцинаций, потери памяти, острых приступов головных болей. После ранения в Польше этот Бернадот очнулся в маленькой крепости в горах Корсики. Ему объяснили, что его, графа Ферзена, участника роялистского заговора, прячут от наполеоновской полиции. Врачи, опекавшие его, представились верными соратниками. Они следили за здоровьем "графа Ферзена", устраивали регулярные прогулки по лесным горным тропинкам (для поддержания формы). Естественно, в сопровождении. Под конвоем. Категорически запрещалось посещать ближайшие деревушки. Дескать, опасно. Словом, комфортабельная тюрьма. Без всякой связи с внешним миром. "Граф Ферзен" недоумевал: почему он забыл шведский язык? Объяснили: последствия мозговой травмы, он упал с лошади. Успокаивали: язык вернется. В крепость доставили даже шведские учебники. (Король сразу про себя отметил эту подробность.) Потом стали доставлять старые парижские газеты. Промашка вышла. В одной из газет Бернадот прочел сообщение о смерти графа Ферзена в Стокгольме. Впрочем, к тому времени он уже о многом догадывался. Благодаря газетам он обо всем узнавал, но с большим опозданием. Он прочел об отречении Императора в Фонтенбло, а ему объяснили: ваш главный враг - Жозеф Фуше, который при реставрации Бурбонов обрел огромную власть. Если Фуше проведает, что вы живы, подошлет наемных убийц. Он прочел о высадке Бонапарта на юге Франции, а ему рассказали о Ватерлоо и о том, что Императора сослали на остров Святой Елены! В Париже опять Жозеф Фуше, и Луи Восемнадцатый не простил наполеоновским маршалам измены. Маршалу Бернадоту (маскард с графом Ферзенем был отброшен) настойчиво советовали выжидать дальнейшего хода событий. Роли изменились. Бывшие тюремщики (впрочем, они всегда были почтительны и внимательны) теперь видели в Бернадоте своего защитника, их судьбы сплелись, они стали как бы единой командой с маршалом во главе и чувствовали себя жертвами чудовищной интриги. Маршал ввел ночные посты, кто-то постоянно дежурил на сторожевой башне - боялись внезапного нападения. Когда Фуше прогнали, стало еще тревожнее. По агентурным сведениям, в Париже шла беспощадная война тайных полиций. Люди Фуше не собирались так просто сдаваться и были готовы на все, чтобы замести следы своих преступлений. Бернадот и его команда являлись нежеланными свидетелями, а значит - мишенью. Дезире (как с ней связались отдельный рассказ) в своих письмах, доставляемых верными курьерами, умоляла мужа не покидать Корсики, крепость в горах ей казалась единственным надежным убежищем. Вы не знаете, король, коварство и силу этих людей, сверхъестественную силу, объяснить которую невозможно.
   - Знаю, - ответил король, - как мне не знать! После Эйлау Император назначил мне аудиенцию в замке Финкенштейн. При разговоре присутствовал Фуше. По каким-то отрывочным репликам между ними я понял, что против вас, маршал, затевается интрига.
   Две пары глаз буравили короля. Король осторожно выбирал слова, чтоб не давать дополнительной информации. Его пригласил Император. Этого достаточно. О чем они беседовали - неважно.
   - Даже если бы я захотел вас предупредить, то не смог. Через две минуты после аудиенции, когда я следовал за Фуше по коридору замка, меня оглушили по голове страшным ударом. Я очнулся только через полгода, приняв ваш облик. Дезире за мной ухаживала. Даже она не заметила подмены. Я же стал о чем-то догадываться, когда на мне уже лежала ответственность за Швецию. Если помните, в 12-м году Даву вошел в Померанию и начал брать в плен шведские гарнизоны. Великой Армии тогда ничего не стоило захватить Стокгольм. К счастью моего народа (король подчеркнул моего народа) - Император был нацелен на Москву...
   Пауза. Король ждал вопроса. И, в свою очередь, подготовил свой: уж не его ли, наследного принца Швеции, боялась Дезире, когда умоляла мужа оставаться на Корсике? В принципе логично. Если кто-то и был заинтересован, чтоб настоящий маршал Бернадот исчез без следа...
   - Когда вас привезли раненого из Польши, вы были так слабы... - сказала Дезире. - Потом мы увиделись в Стокгольме, и я почувствовала, что вы чужой мне человек... Женская интуиция! Поэтому так странно я себя вела...
   Ах, вот оно что! У каждого свои проблемы. Дезире учитывает гасконский темперамент мужа. Женская логика.
   - Конечно, конечно, - подтвердил король. - Я был удивлен, но... Нет, я не покушался на честь вашей жены, маршал.
   И подумал: "Какая умная баба! Повернула так, что я не смог ответить по-другому. Зато я приобрел союзницу".
   - Даву всегда был солдафоном, - заметил маршал. - В двенадцатом году вы оказались в критической ситуации. Я внимательно прослеживал ваш путь. И поражался вашему искусству маневрировать. И сколько раз я говорил себе: на его месте я бы действовал точно так же. Знаю, что короли привыкли выслушивать комплименты, но позвольте заявить: для меня, старого вояки, важнее всего, что вы не уронили честь моего имени.
   - Всегда бы вы поступали, как я?
   - Всегда?.. - Бернадот замялся. - ...Разве что Ваграм. Хотя понимаю, интриги Бертье. Он и раньше не давал мне кавалерии...
   - Благодарю вас, маршал, за попытки найти мне оправдания, - растроганно произнес король. - Вы должны меня простить. При Ваграме я впервые командовал такой массой войск.
   - Какие глупости вы вспоминаете, Ваше Величество! - воскликнула Дезире. Для нас с Жаном главное, что будущее нашего сына в надежных руках. Вряд ли отец мог позаботиться лучше об Оскаре. Бог, Дьявол, Судьба - не знаю уж кто расставили всех по местам. И второго Карла Четырнадцатого быть не может. Ведь вашими усилиями и стараниями династия Бернадотов взошла на престол. Интересы династии превыше всего! Надеюсь, Жозефина в скором времени народит нам внуков.
   - Мадам, за молодых я не беспокоюсь. Однако история есть история. Никогда бы шведы не предложили мне баллотироваться на престол, если бы маршал Бернадот не отпустил с почетом из Любека шведский полк графа Густава Мернера. Именно тогда была заложена добрая репутация фамилии Бернадотов.
   Теперь видно было, что растрогался маршал.
   Приятная беседа подходила к концу... Узнав, что маршал в резиденции, он потребовал от Дезире привести его в кабинет - лучше сразу дать бой! Король готовился защищать свою корону. Тринадцать лет он правил Швецией. Он имел в запасе веские козыри. При нем Швеция избежала наполеоновского вторжения, он присоединил Норвегию, он... Но ничего этого не понадобилось, все ограничилось обменом комплиментами, все наладилось само собой. Мир и взаимопонимание. Дезире - верная союзница. Маршал - признателен, ведет себя в высшей степени порядочно. Достойнейшая семья!
   "За кого же они меня принимают? - возмутился король. - За ловкого узурпатора, который использует благородные человеческие качества в своих корыстных целях?"
   - Мадам, - резко заявил король, - благодарю вас за лояльность ко мне, но я вынужден изменить наш договор. В Париж вы не вернетесь. Вы останетесь в Швеции. Трон принадлежит вам и вашему мужу.
   ...Еще минуту назад он и сам не предполагал, что дело примет такой оборот. По реакции четы Бернадотов он понял: они ожидали чего угодно, только не этого. И король обрадовался. Значит, его решение правильное. Он поломал игру Системы. Мастера закулисных интриг упивались своим могуществом, он казался им куклой, которую они будут дергать за ниточки. А все ниточки - король не сомневался - до сих пор тянутся к Жозефу Фуше. Можно себе представить рожу Фуше, когда он получит эту новость. Салют, гражданин! Дух революционного Конвента не умер...
   Достойное семейство еще не верило своим ушам, и король пустился в пространные объяснения. Восемь лет он был наследным принцем, пять - королем. Он перестроил шведское общество, но потратил столько сил. Он устал. Он устал физически. Он устал от дворцовых интриг. Он предпочитает жить отшельником где-нибудь на берегу фиорда и любоваться дикой природой. Ведь маршалу тоже нравилось созерцать красоту корсиканских гор со стен крепости. Он, король, убедился, что маршал полон энергии и в курсе всех событий. В конце концов, об интересах династии Бернадотов должны думать в первую очередь сам маршал Бернадот... и королева. Что же касается языка, то во дворце все будут стараться говорить с ним по-французски. Придворные полагают: знание французского способствует карьере. Если вы сможете развеять это предубеждение...
   Жан-Люка отослали во дворец присматривать за Оскаром и Жозефиной. В летней резиденции распоряжалась новая хозяйка (кстати, королева проявила себя умелой парикмахершей и гримершей). Король заперся в кабинете, как обычно много работал, но умудрялся возникать в самых неожиданных местах. Немногочисленной прислуге иногда казалось, что у них двоится в глазах.
   Обсуждение внешней и внутренней политики заняло короткое время. Трогательное совпадение взглядов. В архиве у Жан-Люка Бернадот найдет досье на каждую значительную фигуру в Швеции и Норвегии. Однако в досье - общие данные. Король диктовал свои личные характеристики каждому. Маршал прилежно записывал: "...Граф Платтен: верить! Д'Эндестрем: самый талантливый министр в правительстве, его заносит, рвется на место Платтена, не пускать. Барон Рапп: честен, под каблуком жены, хорош на вторых ролях. Граф Хаммерфильд: умен, если есть по какому-то вопросу сомнение - выслушать совет и поступить наоборот, впрочем, через раз. Линдеберг: дерзкий и опасный газетчик, дерзит, ибо мечтает прославиться, прославиться же хочет, став мучеником (чтоб посадили в тюрьму за памфлеты) - стараться не замечать. Бургомистр Андерсон: хитрый пройдоха, но в городе порядок, жители Упсалы им довольны, ворует, поймать невозможно, на аудиенциях улыбаться ему и повторять: "В следующий раз - повешу!" - для острастки. Олафссон, глава торговой гильдии: принимать с почетом в день национального праздника, улыбаться (улыбаться надо всем, маршал!), если захочет большего - гнать в шею. Русский посол: чрезвычайно амбициозен, жаждет преподнести Швецию на блюдечке Императору Александру, расплодил шпионов - найти повод (или придумать предлог), чтоб посла отозвали в Санкт-Петербург..."
   На отдельном листе маршал записал имена дам, которых при встрече надо целовать в щеку и спрашивать: "Как поживаете, ma belle?" "Это трофеи вашего королевского правления, - сказал король, - постарайтесь припрятать список, хотя Дезире все равно его выудит. Если будут интересоваться - нравится ли вам "шведский стол" (Дезире объяснит, что это такое, а может, и нет, не знала, в вашу семейную жизнь не вторгаюсь), отвечайте: "С приездом королевы я предпочитаю провансальскую кухню". "Вы правы, маршал, вы прекрасно входите в роль, для короля не бывает мелочей, и королевское окружение замечает только мелочи". Иногда, забыв про все, они с жаром обсуждали поход Императора на Москву или битву под Лейпцигом, и тут уж больше говорил Бернадот, а король предпочитал слушать. Маршал чертил диспозицию войск и доказывал королю, что даже русскую кампанию 12-го года можно было бы спасти (отведя после Бородино армию назад к Смоленску и сохранив людские резервы), а сражение под Лейпцигом выиграть у союзников. Они чувствовали взаимную приязнь, им было интересно друг с другом, они бы точно стали неразлучными друзьями, но оба понимали: Карл Четырнадцатый может существовать лишь в одном лице...
   Однажды, походя, вскользь, как бы между прочим, как будто речь шла о сущей ерунде, король осведомился: "Что они вам говорили обо мне?" Маршал сразу догадался, кого король имел в виду. "Мы расстались в Лионе, когда весной 19-го года я возвращался к Дезире. Мне посоветовали избегать Парижа, держаться в тени, памятуя о благе Оскара и будущем династии Бернадотов. Сказали, что вы человек справедливый, а если когда-нибудь Дезире решит посетить Стокгольм, я могу ее сопровождать".
   "Вот оно что", - подумал король и на секунду прикусил губу.
   Он послал нарочного к Жан-Люку с приказом отправить Друо в Тронхейм с секретной депешей для барона Раппа и подписал последний свой декрет: выплачивать графу Карлу Валленбергу пенсию полковника.
   Поздно вечером накануне торжественной церемонии в Стокгольме - обручения Жозефины и Оскара, к летней королевской резиденции подъехала легкая двухместная карета. Недавно сменившаяся стража бесстрастно наблюдала, как знатного гостя, седобородого и седовласого графа Валленберга, провожает сам король.
   - Да хранит вас Бог, граф Валленберг, - громко произнес король, а затем тихо спросил: - Могу я все-таки знать, зачем вы это сделали?
   Граф Валленберг улыбнулся, поглаживая приклеенную бороду:
   - Есть два резона. Каждого достаточно. Объясню один: много-много лет тому назад, когда наши французские дивизии дрогнули под ударом неприятеля, вы, тогда еще полковник, первый пошли за мной со знаменем в руках, и наша внезапная контратака привела к победе. Вы это помните, маршал?
   В бледном сумраке белой ночи было видно, что король мучительно соображает:
   - Где? На правом берегу Рейна? В Бельгии? Во Фландрии? Я в стольких сражениях участвовал...
   - Я вас хорошо понимаю. Это действительно трудно вспомнить, а еще труднее вообразить... Пусть Бог хранит династию Бернадотов!
   Сидевший на облучке старый капрал Дюпон тронул лошадей.
   * * *
   Тронхейм - столица Норвегии, казался Дисе провинциальной дырой. Красивый городок, сохранивший средневековые постройки и средневековые нравы. С кем было общаться? Норвежские аристократы заискивали перед ней, женой высокопоставленного шведского чиновника, да в свой круг не пускали. И потом языковой барьер. Норвежцы из принципа говорили на родном языке, шведский не учили, впрочем, на официальных приемах все изъяснялись на французском. Французский вошел в моду. Мода диктовалась из Стокгольма. Королева Дезидерия и принцесса Жозефина говорили только по-французски, двор к ним подлаживался, и даже король начал требовать, чтоб рапорты к нему составлялись по-французски. Жизнь в шведской колонии Тронхейма напоминала Дисе террариум: слишком мало пространства, слишком много змей, все шипели из своих углов, неосторожное движение - укусят. Вернуться в Стокгольм, чтоб не умереть от скуки? Барон мог истолковать это желание по-другому, хотя из Стокгольма сообщали: после приезда Дезидерии с королем произошла метаморфоза, он стал примерным семьянином. Злые языки сплетничали: король сменил "шведский стол" на провансальскую кухню королевы.
   За шесть лет лишь два события нарушили монотонное пребывание супругов Рапп в Тронхейме.
   Рождение дочери Каролины, конечно, не в счет, появление Каролины было радостно и окончательно помирило Дису с бароном, барон забыл или делал вид, что забыл все. "Все забывается..." - как и предсказал король. Нет, случилось два происшествия, и весьма странных. Еще когда в Стокгольме праздновали обручение Оскара и Жозефины, прискакал гонец от короля, ночью стучал в дверь, разбудил всех. При виде гонца барон побледнел и долго дрожащими руками вскрывал письмо. Баронесса почувствовала, что ее сердце рвется из груди. Плохая или хорошая весть, она не знала, но ночью срочная депеша от короля! Барон прочел, его брови удивленно поползли вверх, потом он спрятал письмо в карман халата. "Располагайтесь на ночлег, - сказал барон гонцу, - у меня в доме комната для гостей. Вам придется задержаться в Тронхейме, нам поручили деликатную миссию". Майор Друо, так звали гонца, прожил у Раппов неделю. Утром куда-то уезжал с бароном. Возвращались поздно. Баронесса ждала с ужином. Майор Друо был галантен, как и все французы. Хоть какое-то развлечение. После отъезда Друо барон еще несколько дней важничал, избегал вопросов, но Диса знала, как ему развязать язык.
   - Знаешь, кто такой Друо? Королевская инквизиция! Верно, я испугался. А кто б не задрожал, когда в середине ночи врываются? Зачем его послали? Разрази меня гром, не понял. Смотри.
   Диса прочла на листике семь строчек:
   "Любезный барон Рапп!
   Найдите повод держать майора Друо в Тронхейме в течение недели. Не отпускайте от себя ни на шаг. Придумайте какой-нибудь заговор, проведите сыск. Надеюсь на вашу исполнительность и скромность. Помните, что у Хаммерфильда повсюду уши.
   Всегда к вам благосклонный
   Карл Четырнадцатый".
   Никакого продолжения этому не последовало. Никаких больше персональных посланий от короля барон Рапп не получал.
   Второй эпизод можно считать плодом фантазии Дисы. После крещения Каролины они спустились по ступенькам церкви Святого Олафа. Девочка - на руках мужа. Баронесса мельком глянула на толпу любопытных. Возвышаясь над толпой, буквально в метре от Дисы стоял король. По инерции она сделала еще шаг, оглянулась. Высокий человек с курчавой белой бородой, в черном плаще и надвинутой на лоб шляпе ласково смотрел на Дису. Ей ли не узнать этот взгляд! Голова закружилась, Диса чуть не упала с лестницы. Хорошо, что ее тут же подхватил адъютант барона. Когда она пришла в себя и начала шарить жадными глазами по лицам толпы высокий бородач в черном плаще и шляпе уже успел исчезнуть. Словно сквозь землю провалился.
   Диса не спала несколько ночей. Ее романтическая натура разыгралась. Без сомнения, это король, инкогнито приезжал в Тронхейм, чтоб присутствовать на крещении Каролины. Ведь девочка могла быть и его дочерью. Так поступил бы человек, которого она собиралась любить всю жизнь.
   Барон забеспокоился. Диса объяснила свой обморок на лестнице слабостью после недавних родов. Ничего страшного. Просто ее мучает загадка. Ей почудилось, что она увидела в толпе около церкви Святого Олафа своего дядюшку Кристофа, который отплыл в Америку одиннадцать лет тому назад и пропал без вести. Вдруг это он? Пожалуйста, наведи справки, кто из иностранцев или знатных шведов побывал в Тронхейме последнюю неделю. Как он выглядит? Высокий, с седой курчавой бородой... Я его плохо помню.
   Барон поднял на ноги норвежскую полицию. Ищем, мол, английского шпиона (не дядюшку Кристофа - это же курам на смех!), высокого бородача в черном плаще и шляпе, мог выдавать себя за шведа, за немца, за американца... Шансы на успех равнялись нулю, ибо в Норвегии все мужчины были высокими, отпускали бороды, а в дождливую погоду облачались в черные плащи. Правда, шляпам предпочитали морские или рыбацкие фуражки. По шляпе и отыскали. "Если кто-то по внешним приметам соответствует твоему дядюшке Кристофу, - сказал барон, - то это граф Карл Валленберг. Я запросил его досье. Авантюрист, служил во французской армии, порвал со своими родственниками, живет где-то на Севере, иногда наведывается в город, чтобы в кассах шведского казначейства получать пенсион."
   Подробности о графе Валленберге Дису не интересовали. Она продолжала верить, что Тронхейм инкогнито посетил король.
   В 1829 году барона Раппа назначили вице-министром внутренних дел. Диса возвращалась в Стокгольм с трепетом и неясными ожиданиями. Разумеется, за шесть лет норвежской каторги она не помолодела, однако и Ее Величеству, Дезидерии, пора бы нянчить внуков. "Шведский стол" отменен - тем лучше, нет соперниц. И если король... С мужем отношения нормальные, муж поймет и примет.
   Барон, несмотря на свое честолюбие, застрял на вторых ролях. В цивилизованных столицах любовница монарха тасует министерскую колоду. И если король... Шесть лет в норвежском болоте! Вот барону урок, за гордыню.
   Диса была готова на все.
   Они явились во дворец в парадной одежде, а церемониймейстер сообщил, что в последний момент Его Величество перенес аудиенцию из тронного зала в рабочий кабинет.
   Стопки бумаг громоздились даже на паркете. Король в военном мундире без погон, с седыми висками, встал из-за стола, пошел к ним навстречу:
   - Мой дорогой барон, прошу извинить, завален бумагами и делами. И потом, я не люблю театр в тронном зале. Какие настроения в Норвегии? Депутаты стортинга опять заболели сепаратизмом?
   Король говорил по-французски и обращался преимущественно к барону.
   - Мне вообще не нравится положение в Европе. Пахнет бунтом и революциями. Кашу, как всегда, заварят во Франции, а нам придется расхлебывать. Что это у вас? - Король ткнул в Георгиевский крест на груди барона. - Вы сражались в русских войсках?
   - Всего лишь в чине прапорщика... - скромно потупился барон.
   - Чин не имеет значения, - рассмеялся король. - Имеют значение отвага и находчивость. Когда я был сержантом, маркитантка не давала моему взводу продовольствия, дескать, в лавочке шаром покати. Я снарядил трех гренадеров...
   Тут король (наконец-то!) обратил внимание на присутствие баронессы и, словно что-то вспомнив, милостиво осведомился:
   - Как поживаете, моя красавица?
   И поцеловал ее в щеку. Поцеловал как дочку, как внучку, как собаку Жучку, как картинку, как сардинку, как стенку. Как пустое место.
   - Смею надеяться, что Ваше Величество пребывает в добром здравии? спросила Диса по-шведски, вежливым ледяным тоном, на который король - раньше! реагировал мгновенно.
   Король поморщился и ответил по-французски, как бы оправдываясь:
   - Старость - коварная спутница, моя красавица. Я чувствую себя в приличной форме, а шведский язык уходит Не та голова Я забываю элементарные слова. Память стала выборочной. Я помню имя той маркитантки, имена трех гренадеров, все, что было в молодости. Вот вчера подписал указ о назначениях, а имена вылетели из головы. Слава Богу, что Оскар рядом.
   Любой придворный был бы счастлив, услышав от короля такие откровения. Признак доверия! Поэтому барон Рапп, очень довольный и польщенный, без умолку делился с Дисой своими впечатлениями об аудиенции - всю дорогу, пока они возвращались в карете домой.
   - Король заметно изменился, годы берут свое, - говорил барон, - тем не менее он в курсе последних событий и хорошо информирован. Если король предвидит волнения в Европе, значит, так и будет. Если волнения перекинутся к нам возрастет роль моего министерства. Понимаешь? Король - великий труженик. Правда, он жалуется на провалы в памяти, это естественно...
   И быстро добавил, чтоб баронесса не заподозрила его в каких-то намеках на прошлое:
   - Он даже забыл, как послал к нам с поручением майора Друо. Казалось бы... Что ты хочешь, возраст...
   Но Диса уже ничего не хотела. Во всяком случае, от человека, который принимал их в королевском кабинете.
   III. ПРОФЕССОР САН-ДЖАЙСТ
   Я эти новейшие научные теории в гробу видел. Пусть взрослые бабы себя уродуют, сгоняя лишние килограммы - ничего не поделаешь, мода. А ребенок должен быть кругленьким, полненьким. Мало того, что ребенка дома травят корнфлексами и салатами, так приводят в супермаркет, где столько соблазнизмов - печенья, пирожных, конфет, шоколада, карамели, - и всего этого нельзя. Возьми, Эля, орешков и сушеных фруктов, утешься. Мамаша, глазом не моргнув, предложила бы сушеных кузнечиков, да, к счастью, их в американских магазинах пока не продают. Какой-то там святой - Фома? Епифан? - питался в пустыне сушеными кузнечиками и был за свои подвиги канонизирован церковью. Я не богохульствую, однако полагаю, что Эля и святому Фоме, и святому Епифану сто очков вперед даст, в пустыне таких прилавков не было, одни миражи. Эля - прелесть, Эля - лапочка, самая послушная дочка на свете уныло грызет чернослив. Мамаша-дрессировщица катит свою тележку к овощной секции. Мы рулим к винно-водочным рядам. Мамаша спокойна, там я ничем побаловать Элю не смогу.
   - Тони, где моя булочка? - шепчет святая Эля.
   Я достаю из кармана булочку с изюмом или шоколадом, купленную заранее в библиотечном буфете. Ребенок съедает ее стремительно. Кто сказал, что у Эли плохой аппетит? Глупо, конечно, лакомиться библиотечной булочкой, когда вокруг кондитерское пиршество. Но магазинные булочки и пирожные - в коробках, по нескольку штук. Мамаша у кассы непременно засечет, что коробка вскрыта. Я и так дико рискую. Если Эля проговорится, то мне расцарапают морду. Ведь я применяю антипедагогические методы: нарушаю режим и учу ребенка врать. Я не учу ребенка врать. Мы коробки не берем и не вскрываем, крошек в тележке не остается и мамаша не спрашивает: "Эля, ты съела булочку?" Сама же Эля, на что уж любительница поболтать, на эту тему помалкивает. Смышленый ребенок. С таким - в разведку.
   Совершив противозаконный акт, Эля верхом устраивается в тележке, как кучер на облучке кареты, и теперь мы не прячемся за стеллажами, а наоборот, прокладываем свой маршрут так, чтоб держать мамашу в поле зрения. Для мамаши день без магазинов - потерянный день. Только супермаркет для нее - сущее наказание. Она предпочитает заведения, где можно проводить часы в примерочных кабинках, а какой мне смысл туда ходить, если я ее не вижу? Вот в супермаркете я ловлю кайф. Самая красивая девочка на свете разгуливает между стеллажей, как топ-модель по подиуму, и я с удобной мне дистанции наблюдаю это чудо. Нас разделяет фруктовый прилавок. Мамаша в банановой кофточке, в зелено-яблочном платье, в апельсиновом пеньюаре... Россыпь черешни опять меняет цвет ее одежды, совпадая с тоном губной помады. Она набирает совком ягоды в пакет, в глазах сосредоточенность - какие мировые проблемы нас волнуют? В моей голове словно фотоаппарат отщелкивает кадр за кадром. Любой кадр украсил бы обложку популярных журналов. Твое счастье, что фотокорреспонденты дежурят у ворот виллы какой-нибудь Памелы Андерсон. Что Памела, я против нее ничего не имею, пусть живет... Как делают голливудских див? Присматривают загорелую задницу с длинными ногами и, если рожа задницу не портит, шпаклюют рожу макияжем, разрисовывают косметикой, приклеивают ресницы - готово, очередная звезда сходит с конвейера, открывает пасть: "Я согласилась на эту роль потому, что героиня фильма, как и я, темпераментна, следует своему инстинкту вопреки рассудку..." Но профессионалы журнальных джунглей помнят, какой основополагающий элемент у киноактрисы, и стараются ее снимать через задницу Так вот, повторяю, радуйся тому, что фотокоры игнорируют супермаркет. Хоть специфический ракурс приносит им заработок, однако осталась у них изначальная тяга к прекрасному, ведь учили их ремеслу не в женской бане, знакома им, хотя бы по репродукциям, итальянская и французская классическая живопись... и увидят они ангельский лик с картин Рафаэля и Боттичелли в рамке лимонов и ананасов, вздрогнут, перекрестятся, протрут свои зенки и сообразят запечатлеть на пленку. "Наконец-то нашли! воскликнет умный просвещенный редактор (такие существуют? а вдруг?). - Куда же вы раньше смотрели? (куда? все туда же, через то же самое)" Тиснут портрет на глянцевой обложке в миллионах экземпляров. Закрутится маховик рекламной индустрии. И улетит твоя девочка, зазнается.