— Ой, не надо! — встрепенулся Ильен. — То есть... я хотел сказать... да, конечно, сбежим. Только, ради Безымянных, надо бы ожерелье в покое оставить! Ты же обязательно что-нибудь придумаешь! А эта вещь...
   — Ладно, ладно, там видно будет... — рассеянно отозвался Айрунги. Куда внимательнее он вглядывался в манипуляции бабки над котлом. — Эй, почтенная! — повысил он вдруг голос. — Что ж ты своих друзей так скверно кормить собираешься?
   — Вот возьму сейчас палку и меж ушей причешу! — меланхолично отозвалась старуха, не оборачиваясь к пленникам. — Тебе-то что за печаль? Тебя угощать не стану!
   — И хвала Безымянным! А палкой мне не грози. Мне хуже палки — глядеть, как ты заячью тушку зря извести намерена. Это что ж за блюдо получится: вода, заяц — и все!
   — Соль еще... — растерялась под таким напором бабка, но тут же вспылила: — А ты кто таков, чтоб учить? Повар, что ли?
   — Да, повар! — гордо воскликнул Айрунги. — И еще какой повар... чтоб тебя, дуру старую, Хозяйка Зла в твой же котел запихнула!
   Старуха пропустила мимо ушей оскорбление — так заинтересовали ее слова пленника. Раб, мастерски владеющий каким-нибудь ремеслом, — товар ценный. Можно рискнуть и продать такого не на рудник за бесценок, а понимающим людям за приличные деньги.
   Оставив котел, она подошла к сараю, присела у порога.
   — Врешь небось. Если повар, почему на постоялом дворе у Кринаша бродячим лекарем назвался?
   — А чтоб погоню со следа сбить!
   И Айрунги унылым голосом сплел историю о том, как его нанял на год некий знатный и могущественный господин. Пораженный талантом Айрунги, господин решил оставить повара у себя навсегда. А что может сделать маленький человек? Ведь никому не докажешь, что ты не раб, за большие деньги купленный в дальней стороне! Остается одно — бежать... с помощью вот этого славного мальчика, который сжалился над бедолагой поваром. А по пятам за ними — ищейки господина, который не представляет своей дальнейшей жизни без телячьего жаркого с яблоками по-наррабански и без сладкой запеканки «Поцелуй горной феи»...
   — Все равно врешь... — неуверенно протянула бабка. — Раз такой мастер — скажи, с чего ты на меня взъелся? У меня ж только и есть, что соль да заяц! Тут уж как ни крутись, а ничего путного не сваришь.
   — Оглянись, глупая женщина! Ты же в лесу!
   — Ну и что? Было б лето — я б щавеля набрала, а так...
   — Щавель — это хорошо, но и осенью можно набрать много съедобных растений... а уж корешки, корешки! Они как раз сейчас набирают настоящую силу. Можно так заправить похлебку... ах, какой аромат пойдет по лесу! Зайцы сбегутся к костру и в очередь встанут, чтобы ты их в котел засунула!..
   Не ответив, старуха встала и исчезла за углом сарая. Ильен бросил тревожный взгляд на учителя. Тот сидел, небрежно прислонившись к стене и устремив безмятежный взор мимо костра, в лесную чащу. Если бы не связанные за спиной руки, он казался бы хозяином здешних мест.
   На порог упала тень. Над пленниками встала старуха с арбалетом в одной руке и ножом в другой. Тяжелая короткая стрела обещающе глядела в лоб Айрунги.
   — Вот что, повар, — неласково сказала бабка, — ты сейчас свое мастерство покажешь. Да смотри у меня! Дернешься разок — и тебя самого жарить придется. До золы. Что у Кринаша было — такого не вытворять!
   — А что у Кринаша было? — изумился Айрунги, распахнув чистые честные глаза. — Я там перепугался до смерти! По сей день ничего не понимаю. А мальчишка мой с тех пор по ночам от страха кричит.
   Ильен закивал, старательно изображая испуг. Не очень-то у него это получилось. Впрочем, бабка все равно не сводила глаз с Айрунги. Она осторожно положила арбалет на землю, ловко разрезала веревки на руках у пленника и снова подхватила оружие.
   — Вставай! Пошли!
   — А корзинка найдется? Для кореньев...
   — Обойдешься подолом балахона.
   — Ух, сколько всего наберем! — жизнерадостно воскликнул Айрунги, вставая. — В одной старинной пьесе сказано: «О добрый лес! Под пологом зеленым так щедро ты дары свои рассыпал...»
   — Заткнись!!! — взвизгнула старуха. — Еще строчка — и стреляю! Чтоб я ни про какие пьесы больше не слышала!
   Айрунги недоуменно покрутил головой, но замолчал и не спеша пошел впереди бабки, всем видом изображая смирение. Они исчезли из поля зрения мальчика.
   Ильена уколол страх: не задумал ли учитель сбежать в одиночку, бросив его в этом сарае?
   Какая подлая, трусливая, недостойная мысль! Но... почему она появилась?
   Раньше Ильен ни на миг не усомнился бы в учителе — самом умном, самом смелом, самом благородном... самом... самом...
   Что же изменилось? Сам Ильен? Или учитель? Или просто пришлось по-новому взглянуть на хорошо знакомого человека?
   Учитель стал резким, раздражительным, подолгу о чем-то задумывается. Перестал рассказывать о чудесных тайнах мира. Все время гладит сквозь одежду проклятое ожерелье. Избегает смотреть Ильену в глаза.
   Может, это из-за того, что у Ильена больше нет разгадки великой тайны. Кинжал с позолоченной рукоятью остался в развалинах Кровавой крепости, у семи призраков. Что, если раньше Айрунги обхаживал глупого мальчишку ради дедушкиного пергамента, а теперь относится к ученику как к обузе, которую не жаль и бросить по пути?..
   Как ответ на тягостные раздумья, из лесу донеслись голоса учителя и мерзкой старухи. Ильен облегченно вздохнул, глядя, как Айрунги выходит на поляну, по-хозяйски усаживается у огня, вытряхивает из полы балахона какие-то корни и начинает скороговоркой нахваливать их бабке, которая угрюмо стоит позади с арбалетом.
   — Да положи ты свою смертоубийственную дуру! Тут не для нее, а для твоего ножа работа будет. Это все нужно почистить и порезать.
   — Не командуй! — мрачно сказала бабка, садясь на траву и кладя рядом арбалет. — Если отравить нас вздумал, так смотри: от каждого корня по кусочку первым проглотишь!
   Айрунги отшучивался, пытаясь развеселить свирепую старуху, а Ильен продолжал тревожно вглядываться в спину учителя. Впервые мальчику пришла в голову мысль: а можно ли доверить этому человеку тайну Души Пламени? Раньше это было ясно. Кому же, как не ему? А теперь грызло сомнение: почему этот мудрый ученый так старательно и без тени смущения подстроил похищение пергамента? Почему так охотно пошел на сделку с отвратительными привидениями? Почему с такой радостью нацепил на себя недобрую колдовскую штуковину?
   А может быть (от этой мысли мороз прошел по коже), Ильен сам придумал себе мудрого и благородного наставника?..
   От невеселых размышлений мальчика отвлекли доносящиеся из-за деревьев голоса.
   — Наши идут! — засуетилась бабка. — Давай на место по-быстрому...
   Оставив арбалет на траве, она затолкала Айрунги в сарай, быстро связала ему руки за спиной и захлопнула дверь. В сарае стало темно, только тонкие полосы света из щелей перечеркивали лица пленников.
   Снаружи загремел замок.
   Едва бабка отошла от двери, Айрунги несколькими быстрыми движениями распутал веревку.
   — Здорово! — восхитился Ильен, разом забыв о своих подозрениях. — Это как?..
   — Простой трюк, позже научу. Дай-ка я тебя развяжу... Я им кое-что подсунул в костер. Ветер вроде не в нашу сторону, но если все же потянет дымом, постарайся дышать пореже.
   Как только руки мальчика освободились, он метнулся к стене, припал взглядом к широкой щели:
   — Они у костра сидят — бабка, длинный и заика... бабка похлебку по мискам разливает... Ой, что это с ними?!
   С сидящими у костра творилось нечто непонятное и жуткое. Мирный обед превратился в страшный сон. Горячий воздух возле костра сгустился, стал плотным, из него, как из глины, стали лепиться кошмары, какие приходят к человеку в болезненном бреду.
   Недомерок мучительно застонал, вскинул руки к горлу. По судорожным движениям, по исказившемуся лицу можно было догадаться, что он чувствует на шее удавку, борется с убийцей... или с палачом?
   Красавчик рухнул на колени, устремил взгляд в огонь. Лицо его побелело, губы тряслись, но в голосе не было даже тени заикания:
   — Господин, я больше никогда... пощади, господин!
   Бабка сидела на траве, тыча перед собой пальцем во что-то невидимое, и причитала тонким голоском испуганной девочки:
   — Карабкается, карабкается... кара-абкается!..
   К каждому из них пришел свой ужас, каждый трясся от своих видений, они забыли друг о друге, поглощенные навалившимися на них призраками.
   Внезапно эти три разрозненных мирка объединились, слились в один: со стороны сарая донесся пронзительный вопль, перешедший в душераздирающий вой. От такого воя даже вожак волчьей стаи забился бы под ближайшую корягу.
   Этот вой ворвался в помраченное сознание надышавшихся ядовитым дымом людей, встряхнул, заставил обернуться на грозные звуки.
   В зыбкий, колеблющийся мир кошмаров вплыл, как нос корабля, угол сарая. Сквозь деревянную стену проступила человеческая фигура, властно вскинула руки над головой, шагнула к костру.
   Разбойники в смятении попятились.
   — Я — великий чародей Айрунги! — разнесся над поляной твердый, уверенный голос. — Вы посмели поднять на меня руку, жалкие слизняки? За это вы жестоко поплатитесь! Спешите к своему ничтожному главарю и скажите, что гибель его близка! Я приду за вами следом — и месть моя будет беспощадной!
   Эти грозные слова вырвали сознание людей из плена кошмаров. Почувствовав, что руки и ноги их слушаются, все трое молча рванули прочь, ломая кусты, падая, поднимаясь, скуля на ходу от страха.
   — А что я мог сделать, раз на двери замок? Поневоле пришлось сквозь стену... Повернись, я тебе руки развяжу... А теперь мы с тобой поставим один опыт. Если все будет так, как я надеюсь...
   Длинные сильные пальцы учителя вцепились в ладошку мальчика. От рывка Ильен поднялся, на непослушных ногах сделал, ничего не понимая, два шага. Стена сарая придвинулась вплотную — и вдруг стала полупрозрачной, обняла тело, как полоса тумана. Еще шаг — и мальчик оказался на поляне, где догорал костер под забытым котлом.
   — Я так и знал! — раздался над ухом потрясенного мальчика довольный голос. — Я так и знал, что мы оба пройдем сквозь стену, если я буду держать тебя за руку!
   На миг в душе Ильена вспыхнула ясная, ничем на замутненная радость от соприкосновения с чудом. Но тут же мальчик опомнился:
   — Учитель... Но как же... ожерелье...
   — А что ожерелье? Главное — не бояться его! Хорошая вещь... волшебная... Мы, конечно, постараемся им пореже пользоваться...
   Ильен заглянул в глаза учителю и молча ужаснулся: да ведь тот счастлив! Прямо светится изнутри!
   — Учитель, призраки-маги нас предупреждали...
   — А ты их больше слушай, этих покойных мошенников! Боятся, наверное, что мы сбежим с ожерельем. Вот и запугивают... А знаешь, оно как живое. Потрогай, как оно нагрелось. Теплое, почти горячее...
   Айрунги выпростал ожерелье из-под балахона. Ильен неохотно протянул руку, коснулся гладкой желтой поверхности. Металл был не просто холодным — ледяным, таким, что заныли пальцы. Но мальчик не успел ничего сказать — в мозг внезапно хлынули видения.
   ...Над большой деревней бушует лютая гроза. Видно, что грянула она внезапно и стремительно: меж домов мечется обезумевшее стадо, которое только что пригнали пастухи; люди пытаются под проливными струями загнать по дворам перепуганных коров. Неожиданная гроза свирепеет все сильнее, молния ударяет в соломенную крышу, рядом вспыхивает соседний дом...
   ...По зеленому болоту, на поверхности которого распростерлись широкие листья неведомых растений, бредут по брюхо в воде громадные животные с жуткими зубастыми пастями. Хищники лениво огрызаются друг на друга — это что-то вроде игры. Внезапно один из них настораживается, шагает по мутной воде в сторону — и все вокруг зверя меняется. Тварь стоит среди золотистых сосен в чистом, светлом лесу. Сквозь деревья видны невысокие бревенчатые домики. Чудовище поводит длинной гибкой шеей. Теперь в его облике нет и следа благодушной лени. Запахи чужого мира взбудоражили хищника — он готов охотиться, убивать...
   ...Длинный черный коридор с низким каменным сводом слабо освещен факелами, закрепленными в скобках далеко друг от друга В глубоких нишах гремят кирками изможденные полуголые люди. Ильен не успевает разглядеть подробности этой мрачной картины: слышен глухой гул, по потолку бежит глубокая трещина, четко различимая даже в полумраке. Начинается паника, люди пытаются выскочить из ниш. Теперь видно, что они прикованы за лодыжки тонкими цепями к железному пруту, идущему вдоль коридора. Двое надсмотрщиков, то и дело тревожно поглядывая наверх, кидаются снимать с рабов цепи. Успевают освободить двоих-троих, а затем, отчаянно крича, бросаются наутек. Подземный гул становится громче, каменный свод проседает, стены смыкаются, сминая людей в кровавую кашу...
   Ильен с полными слез глазами отступил от учителя. Мальчик не мог заставить себя выговорить хоть слово. Молчал и Айрунги. И все же меж этими двоими не было неясности: оба видели одно и то же и знали это.
   — Нам пора! — фальшиво-бодрым голосом возвестил Айрунги, убирая ожерелье под одежду. — Жаль, нельзя прихватить с собой зайца: еще опасно к костру подходить. Нам сейчас... — Айрунги прислушался к своим ощущениям, погладил сквозь ткань балахона ожерелье и решительно ткнул пальцем перед собой: — В ту сторону!
   И решительно зашагал туда, куда звал его колдовской амулет. Ильен поспешил следом, растерянный, испуганный, глубоко несчастный...

29

   Туман был повсюду — вился вдоль стен подземного коридора, клубился посреди небольших пещерок, сочился из трещин и расселин. Странный это был туман — светящийся, переливчатый, беспокойный. Ни на миг он не желал зависать однотонным серым маревом. Серебристо-жемчужные струи вели замысловатый, прихотливый танец. Они обвивали, оплетали Арлину, словно приглашали ее потанцевать с ними.
   Но Волчице было не до танцев: она боялась споткнуться и смять глиняную фигурку, которую несла перед собой. Второй раз наверняка не удастся вылепить эту лукавую добродушную мордочку, эти пухлые короткие лапки, этот куцый хвостик на круглом толстеньком задике... Арлина все утро провозилась с комком серо-желтой глины — и вот вам, пожалуйста! Такой обаятельный звереныш получился!
   Керумик предложил обжечь удачную фигурку на костре, но Арлина и Эрвар, поразмыслив, от этой идеи отказались. Притворяшка должен легко менять облик. Если уж принимать всерьез эту безумную затею, то лучше оставить фигурку мягкой...
   Пронизавший гору коридор делал все новые повороты. Арлина была возбуждена, но страха не чувствовала — скорее, предвкушала странное блаженство, которое охватывает душу и тело после каждого лихого приключения. Керумик прав: Мир Людей такого дивного ощущения дать не может!
   Внезапно Волчица остановилась, поймав себя на том, что совсем не вспоминает об Аранше. Как-то вылетело из головы, из-за чего она тащится с куском глины в это опасное место. И даже без оружия: Эрвар припомнил, что покойный высокородный идиот, когда статую в пещеру поволок, меч у входа оставил...
   Про Араншу она, выходит, и не думает... так ради чего этот риск?
   И ослепительным, ярким открытием пришел ответ: да просто ради риска!
   В том-то и коварство Подгорного Мира, что за самые опасные передряги он награждает ни с чем не сравнимой радостью.
   Радостью, которая заставляет забыть обо всем, что было и что будет.
   Да что за отрава такая разлита в здешнем воздухе? Как же Арлине будет этого не хватать, когда она вернется в Мир Людей!
   При мысли о возвращении тоскливо заныло сердце. Арлина сжала зубы и попыталась думать о близнятах. «Хорошие мои, маленькие мои...» — шептала вслух женщина, но слова растворялись в тумане, уплывали со светящимися полосами. Руки еще помнили мягкую, теплую тяжесть родного тельца, но лица малышей никак не вставали перед взором Арлины.
   Детеныши. Всего-навсего детеныши.
   Чем же может прельстить ее Мир Людей? Что она там оставила такого, без чего и жить нельзя?
   И вдруг женщина чуть не выронила глиняную фигурку, потому что хитрая память показала ей того, кто уже три года был смыслом и сутью ее жизни. Того, кого она не забудет в Бездне и за Бездной.
   Красивое, веселое лицо с белозубой улыбкой, с насмешливыми карими глазами, с ямочкой на твердом подбородке. Вокруг этого, лучшего в мире лица каштановым ореолом растрепались волосы.
   Ралидж! Он же сейчас идет прямо к смерти!
   Но ведь она, Арлина, для того и живет на свете, чтобы у любимого все было хорошо...
   Она забыла лица детей? Как глупо! Ведь они так похожи на отца!
   И пусть Подгорный Мир не дразнит сладкими приманками. Арлине некогда. Ей мужа спасать надо.
   Может, потом ей будет плохо... может, она будет тосковать по тому, что оставит здесь... Но это касается только ее, а значит — это чепуха, не стоящая внимания. В этом мире и во всех иных мирах нет ничего важнее, чем жизнь и счастье Ралиджа!
   Но Ралидж не простит, если она бросит здесь Араншу. Значит, наемницу надо выручать — тоже ради любимого.
   А Керумик — дурак. Как он мог подумать...
   Арлина — женщина одной страсти, одного чувства — дерзко усмехнулась и пошла вперед по увитому туманными струями коридору.
* * *
   Из провала тянуло холодом. Туман над ним был плотным, серым и каким-то колючим.
   Арлина поежилась, подошла к самому краю обрыва, поставила там свою глиняную игрушку, отошла на несколько шагов и села на камень. Весь ее дерзкий задор исчез в этом недобром месте, Арлина почувствовала себя маленькой девочкой, которая провинилась и ждет наказания.
   Нельзя поддаваться нелепому страху! Зачем она сюда пришла?.. Ах да... притворяшка... милый, славный зверек, не злой, не кусачий...
   Арлина постаралась сосредоточиться на смешном существе, которое спасается от хищников тем, что меняет свою внешность. Но что-то мешало женщине, путало ее мысли. Словно кто-то большой и сильный встал рядом, пальцем приподнял подбородок, властно заглянул в глаза: «Кто ты? Имеешь ли ты право быть здесь?»
   Не отвлекаться! Притворяшка... что он ест? Насекомых... птичьи яйца... Что он любит? Он любит... любит валяться на солнышке...
   А в голову упорно лезут неуместные воспоминания, не имеющие никакого отношения к скрытому в тумане куску желтой глины.
   Вот она, Арлина, стоит на крепостной стене Найлигрима и поет беззвучную песню — на низких нотах, какие не может уловить человеческое ухо. И сражающиеся внизу воины, застигнутые «песней-невидимкой», бросают мечи и в ужасе разбегаются куда глаза глядят...
   А вот Арлина простирает руки с уступа скалы — и дремавший вулкан просыпается, раздирает горный хребет и заливает окрестности клокочущей лавой...
   Почему эти мысли так не вовремя к ней прицепились? Или... или нечто могущественное копается в ее душе?
   Нет, она не даст себя сбить! Притворяшка... он еще маленький... совсем детеныш... он еще подрастет...
   А память словно огнем обожгло — Волчица вновь увидела то, чему ужаснулась недавно в Найлигриме: темный, заросший паутиной зал; странные существа с птичьими и звериными головами; Ралидж, силой поставленный на колени... и взметнувшийся над ним топор!
   Ах, ее запугивать вздумали? Ну уж нет! Этого кошмара не было и не будет никогда, Арлина об этом позаботится!.. Итак зверек... ласковый, доверчивый, его легко приручить...
   А перед глазами встает и вовсе уж невыносимая сцена: лесная речка, ивы, склонившиеся к потоку... а у берега, по пояс в воде, Ралидж целует какую-то голую нахалку.
   Ну и бред! Вот уж такого точно быть не может! Тем более что девка ничего собой не представляет: мелкая, тощая, с коротко стриженными темными патлами... Страшок недокормленный! Да Сокол на такую и взглянуть-то побрезгует! И этой ерундой ее отвлечь хотят? Не выйдет! Притворяшка... ленивый, соня... ах да, ничем от него не воняет... а то как бы Хозяин от такого подарочка не отказался...
   Возле провала что-то завозилось. Арлина вздрогнула от неожиданности, тихо ахнула, просияла и нырнула в густой туман.
   На краю пропасти, с идиотским видом заглядывая в провал, сидело толстенькое коротколапое существо. Осторожно, чтобы не испугать зверька, Арлина подошла ближе и подхватила на руки желто-серое теплое тельце. Притворяшка не стал отбиваться и визжать, он повис на руках у женщины так привычно и доверчиво, что Арлина чуть не расплакалась от умиления.
   Но тут же она оцепенела, прижала зверька к груди. Сквозь туман донеслись легкие постукивающие шаги. Ни рева, ни рычания, ни лязга оружия... всего лишь шаги... но душа Арлины содрогнулась. Не выпуская притворяшку, Волчица растянулась на полу. Ах, как здесь неудобно прятаться! И провал рядом... Одна надежда — на туман.
   Звереныш, спасибо ему, не расшумелся. Да он и вовсе не испугался! Тычется широкой мордочкой Арлине в плечо, дурачок ласковый...
   А туман, как назло, становится все прозрачнее, оседает вниз, жмется к самому полу...
   Мимо Арлины, словно паря над туманом, медленно прошла невысокая обнаженная женщина. Ее светлые волосы рассыпались по плечам. Что-то странное было в этих волосах... ах да, не шевелятся, когда женщина идет. Словно пряди приклеены к телу...
   Почему от этой хрупкой красавицы веет такой неодолимой, смертной жутью? Арлина, хоть выше и явно сильнее незнакомки, вжалась в пол, когда мимо прошли изящные босые ножки...
   Босые? Но почему же они не шлепают по камню, а постукивают, словно каблучки?
   В юном лице с тонкими чертами — неподвижность мраморной маски. Почему так страшно смотреть на это прекрасное лицо? Арлина охотно отвела бы взгляд, но боится повернуть голову, боится даже прикрыть веки...
   И притворяшка перестал возиться, замер. Тоже что-то почувствовал, звереныш беззащитный...
   Женщина прошла, не замедлив шага. Арлина облегченно вздохнула. Волчица не могла объяснить, что ее так испугало, но готова была поклясться — мимо прошествовала смерть.
   Остановившись на склоне горы и прижимая к себе задремавшего притворяшку, Арлина огляделась.
   Керумика не видно. Зато Эрвара видно издали: громадное черное тело растянулось в ложбинке меж холмов. Спит, морда клыкастая! Надо его немедленно разбудить и похвастаться своими подвигами!
   Спускаясь в ложбинку, Арлина размышляла: почему симпатяга-детеныш так тихо себя ведет? И спит, как игрушка глиняная, даже не посапывает. Не потому ли, что возле провала она забыла подумать о том, какие звуки должен издавать притворяшка?..
   А вот дракон спал очень даже шумно. Хватало и сопения, и храпа, и короткого взлаивания. Одно крыло закрывало голову (только нос торчал наружу), другое вытянулось вдоль тела.
   — Вставай, лентяй! — бодро воскликнула Арлина. — Я тебя с притворяшкой познакомлю!
   Храп на миг прервался, а затем возобновился. Крыло, укутавшее морду, даже не дрогнуло.
   Ах так?! Арлина приподняла носок сапога, тщательно прицелилась и аккуратно пнула дракона в торчащий из-под крыла кончик носа.
   Этот поступок, необычный дня высокородной госпожи, был вызван истерическим весельем, которое пришло на смену пережитому страху; при этом женщина даже не подумала, что неосторожно этаким манером будить самое свирепое и опасное чудовище Подгорного Мира. Как-то она уже привыкла — Эрвар, старый приятель, золотая душа...
   Дракон обиженно и непонимающе хрюкнул, рывком убрал с морды крыло. На Волчицу в упор глянули два огромных глаза — но не черно-зеленых, а цвета темной меди. И гребня не было на плоской черной голове...
   О Безликие! Арлина дала пинка по носу совершенно чужому, постороннему дракону!
* * *
   Керумик охотился на противоположном склоне горы. Ему не везло, и он уже собирался вернуться к входу в пещеру с пустыми руками, как вдруг заметил у подошвы горы знакомое спиральное сооружение, похожее на раковину улитки.
   Вход во дворец Хозяина? Но ведь здесь только что ничего не было!..
   Как же это прикажете понимать? Хозяин напоминает об обещании? Торопит? Грозится достать их где угодно?..
   Так или иначе, надо возвращаться к пещере. Узнать, как там с этой дурацкой затеей насчет глиняной куклы. И решить, что делать дальше...
* * *
   Завизжать от страха? Попытаться убежать? Упасть в обморок?
   Как бы не так!
   Арлина с детства ходила с дядей на охоту и знала, что надо делать, если без оружия встретишься с медведем. Главное — побольше шума и нахальства!
   Волчица выронила притворяшку, подхватила с земли увесистую корягу и врезала дракону куда попало (а попало по тому же многострадальному кончику носа). При этом Арлина издала такой вопль, что даже у нее самой кровь в жилах заледенела. Эхо лавиной покатилось по склону...
   Дракон — владыка Подгорного Мира. Самое могучее из чудовищ. Непобедимый боец. Даже Клыкастая Жаба спешит спрятаться, увидев в облаках распахнутые перепончатые крылья. Дорогу дракону может заступить лишь другой дракон.
   Но если прямо перед пастью возникает неизвестное существо, издает боевой клич и с ходу бьет гордого повелителя небес по носу (откроем драконью тайну: нос — довольно чувствительное место)... Что ж, такое существо, вероятно, знает, что оно делает!
   И если ты привык всю жизнь преследовать убегающую дичь, то внезапная атака вполне может тебя смутить... мягко выражаясь.
   Драконам трудно взлетать с ровной поверхности — нужен разбег. Но потрясенный грубым нападением черный бедняга рванул в небеса по прямой, словно вспугнутый голубь. Только крылья оглушительно захлопали.