Страница:
выполнил в нужный момент поданную Клубовым команду, и "мессершмитт", поймав
машину Карпова в прицел, зажег ее.
Карпов выпрыгнул из горящего самолета, когда до земли оставалось метров
сто. Парашют не успел полностью раскрыться. Летчик погиб.
Клубов тоже возвращался на подбитой машине: в хвосте разорвался снаряд
и перебил тягу управления рулем высоты. Истребитель оказался неуправляемым в
вертикальной плоскости. Ручка свободно ходила от себя и на себя. Оставалось
одно: покинуть самолет. Но Клубов пошел на риск, - стал управлять
самолетом... триммером руля высоты с помощью троса, который, к счастью, не
был перебит: то потянет его на себя, то отпустит. Истребитель понемногу
реагировал на это. И еще - оборотами мотора.
Клубов привел свою машину, как говорят в авиации, на "честном слове",
но сумел посадить ее. Истребитель сделал короткую пробежку - и замер. Винт
не вращался. Вся машина была изрешечена. Тут и там зияли пробоины. Летчик
спас самолет и сам остался невредим.
Это был риск, сочетавшийся с уверенностью, хладнокровием и высоким
мастерством пилотирования. Я тогда еще раз убедился, какой это незаурядный
летчик. Вспомнилось прошлое. Фронтовая жизнь свела меня с Клубовым еще на
Северном Кавказе, под Тихорецкой. Полк отвели в тыл, и летный состав
переучивался с истребителей И-16 на новую материальную часть. Здесь мы и
повстречались.
Клубов к тому времени уже был не новичком на фронте, а опытным
воздушным бойцом. Летая на истребителях-бомбардировщиках "Чайка", он
произвел более полутора сот боевых вылетов на бомбометание, штурмовку и
разведку. Он уничтожил около 40 автомашин с боеприпасами и другим грузом,
вывел из строя 15 зенитных огневых точек вместе с расчетами, уничтожил 10
бронемашин, до трехсот гитлеровских солдат и офицеров. На аэродромах он сжег
16 и в воздушных боях лично сбил три вражеских самолета. О боевых делах, о
ратных подвигах свидетельствовало и обгоревшее лицо отважного сокола.
...Бой над Моздоком, был неравный. И все же Клубову удалось сразить
одного "мессершмитта". Подошел он к фашисту довольно близко, чтобы ударить
наверняка. И не промахнулся! "Мессер" взорвался. Но минуту-две спустя, когда
Клубов выходил из атаки, ведомый того, уже сбитого "мессера" дал по
советскому истребителю длинную очередь. Машина содрогнулась, запылала. Языки
огня потянулись от мотора к кабине. Пышет жаром все вокруг, Клубов спешит
посадить горящую машину. Внизу - открытое поле. Огонь уже лижет лицо. Ни
отвернуться, ни прикрыться рукой. Толчок. Земля!..
К пылающему факелом истребителю бегут наши солдаты. Они буквально
вырывают летчика из огненного плена. Самолет сгорел. Клубова, получившего
сильные ожоги, доставили в медсанбат, оттуда - в госпиталь.
Отважному бойцу трудно ждать. Особенно когда знаешь, что ты нужен там,
на фронте, где с каждым днем все упорней, все ожесточенней схватки с
обнаглевшим противником. А кожа лица как назло никак не заживает!
Уже немножко отросли брови, на красных веках золотятся тоненькие
ресницы. А лицо еще в багрово-коричневых рубцах. Хорошо, глаза остались
целы!
Александр, как только здоровье чуть-чуть пошло на поправку, торопит
врачей, будто они могут ускорить лечение его ран.
Но вот он наконец на свободе. Набрал полной грудью воздуха, улыбнулся
небу и солнцу и торопливо зашагал по улице, упиравшейся в железнодорожный
вокзал...
- Саша! Ты ли это!..
Кто-то из однополчан узнал его, обнял. Подошли другие. Клубов отвечает
на приветствия, ищет кого-то взглядом - и не находит. Стискивает зубы, и на
красноватом обожженном его лице отражается печаль, вверх-вниз ходят желваки.
Он еще отомстит врагу за все: и за поруганную землю, и за погибших в
неравных схватках товарищей!
Был он человеком отзывчивым, общительным. Ходил всегда подтянутый,
аккуратный. Дисциплину уважал, того же требовал от других. Душевность п
чуткость всегда сочеталась у него с требовательностью к подчиненным. Любил
шутку, пел, плясал, выразительно декламировал, в особенности стихи Пушкина.
Думаю, что не только складом своего характера пришелся Клубов по душе
Покрышкину. Александр Иванович присмотрелся к новичку не только на земле, а
главным образом - в воздушных боях. Русый, голубоглазый, скромный по натуре
летчик располагал к себе тем, что в бою он преображался, дрался отчаянно,
умел тотчас же оценить обстановку и принять единственно правильное решение.
Любил "свободную охоту" - искал врага. И находил! И сражался он всегда с
горячим убеждением, что обязательно одержит верх.
В ставший со временем прославленный наш 16-й гвардейский истребительный
авиационный полк Александр Клубов прибыл с орденом Красного Знамени на
груди. Отважный летчик быстро вошел в строй.
Там, на Кубани, и начал Александр Клубов вместе и рядом с Фадеевым,
Трофимовым, Жердевым, Суховым, Федоровым, Березкиным, Карповым проходить
большую школу мастерства воздушных бойцов, школу Покрышкина.
В безбрежной выси, откуда Кубань казалась тонкой серебристой ниточкой,
упавшей на зеленую скатерть, почти ежедневно происходили упорные воздушные
бои. Фашисты, вовсе и не предполагавшие встретить такое сильное
противодействие русских, лихорадочно подтягивали поближе к этому району одну
воздушную эскадру за другой. Но время шло, а перелома враг не добился.
Горели, падали в кубанские плавни машины с крестами на крыльях, с
намалеванными на фюзеляжах тузами, львами, подковами, взлетали и не
возвращались известные всей Германии асы. С ними не раз встречался Саша
Клубов и побеждал.
Нет, не удалось врагу сломить волю советских летчиков,
противопоставивших ему свою отвагу, неукротимый героический дух, отличную
боевую выучку и мудрую тактику. Да и техника в руках советских летчиков была
далеко не та, которую враг видел в начале войны.
Здесь, на Кубани, Покрышкин передал свою эскадрилью Клубову. Со
временем Клубов сменил своего учителя на должности заместителя командира
полка по тактике и воздушному бою.
Отважный сокол воевал на Закавказском, Северо-Кавказском, Южном, 1-м,
2-м ц 4-м Украинских фронтах. Он совершил 457 успешных боевых вылетов на
штурмовку войск и техники противника, прикрытие наших наземных частей,
разведку, свободную "охоту", провел 95 воздушных боев. И каждый раз Клубов
проявлял мужество, героизм, отвагу.
...После гибели Карпова Клубов взял ведомым моего напарника Андрея
Иванкова. Это был энергичный, волевой летчик. Я прошел с ним весь
подготовительный курс, отработал групповую слетанность, бои на вертикальном
и горизонтальном маневре, стрельбу по наземным целям. Он быстро усваивал
тактические приемы боя, отлично ориентировался в пространстве.
Андрей вспомнил во время нашей послевоенной встречи один забавный
случай. Как-то группа возвращалась после большого боя, и ведущий,
усомнившись в правильности курса, дал команду развернуться на 180 градусов.
Иванков тут же передал по радио, что группа идет верно, что через 10 минут
будет аэродром.
- Уже потом, на разборе, ведущий спросил, почему я с такой уверенностью
сказал, что мы идем правильно, - улыбаясь, говорил мне Иванков. - Я и
объяснил: когда шли на задание, я заметил внизу в одном дворе корову,
привязанную к столбу. Отметил про себя время полета от аэродрома: 10 минут.
А когда возвращались - опять внизу увидел эту корову. Потому и уверил
ведущего, что идем правильно и даже подчеркнул, что до аэродрома осталось
лететь 10 минут...
В первом для Иванкова вылете с Клубовым в паре ведущий выручил молодого
летчика из беды - сразил атаковавший его "мессершмитт". Вскоре ведомый сбил
в трудной схватке "фоккера", зашедшего в атаку на Клубова, а несколько минут
спустя заградительной очередью отогнал от него "мессера".
В том бою "мессером" - очередью с большой дистанции был сбит командир
полка Б. Глинка. Руководство боем взял на себя капитан Н. Трофимов, и хотя
самолет его тоже получил повреждения, летчик собрал потом группу, вывел ее
из боя и привел домой.
Реванш мы взяли на следующий день, когда восьмерка истребителей на
подходе к линии фронта на высоте 2000 метров встретила большую группу Ю-87,
прикрытых восьмеркой ФВ-190.
Вначале по команде Клубова "лаптежников" атаковала вся восьмерка. После
этого звену Цветкова было приказано связать боем вражеские истребители, а
ударную группу Клубов снова повел в атаку на бомбардировщиков.
Бой этот был скоротечным, горячим. Он длился всего лишь восемь минут, в
течение которых было сбито 6 вражеских самолетов: 5 "юнкерсов" и один
"фоккер". Врагу не только не дали бомбить наши позиции, но и нанесли ему
существенный урон.
И сколько их было - горячих схваток, упорных поединков, сколько
воздушных боев на пути к Победе.
Весьма существенную роль сыграло радио не только в техническом
оснащении истребительной авиации, но и оказало большое влияние на развитие
тактики воздушного боя и управление им. Речь идет о внедрении радиосвязи, об
оснащении истребителей приемо-передающей системой. Радиостанция связала
воздушных бойцов с землей, откуда они стали получать не только информацию о
сложившейся воздушной обстановке. "Земля" предупреждала о появлении
противника, наводила нас на цель, могла быстро изменять задачу в зависимости
от меняющейся обстановки. Радио дало возможность командиру группы четко и
непрерывно управлять боем, в трудную минуту оказывать помощь оказавшемуся в
беде товарищу.
Мы, летчики, были благодарны тем, кто оснастил наши самолеты
радиооборудованием, научил нас грамотно пользоваться им как в обычном
полете, так и в воздушном бою.
В самом начале войны бортовые радиостанции были далеко не на всех типах
наших истребителей. На И-15, И-16, И-153 их не было. Ставилась рация на
И-16, и то на некоторых самолетах, силами полка. Управление экипажами
вылетевшей на задание группы командир звена или эскадрильи осуществлял
эволюциями своего самолета, каждая из которых соответствовала определенной
команде.
Например, покачивание самолета с крыла на крыло означало: "Внимание,
приготовиться!". Если надо было перестроиться в левый пеленг, командир
покачивал левым крылом. И экипажи, шедшие в строю справа, переходили на
левую сторону. Если командирская машина делала "клевок" - летчики знали:
надо переходить в пикирование.
С земли управление самолетами, находившимися в воздухе, производилось с
помощью специальных знаков, которые выкладывались из белых полотнищ
определенного размера. С высоты летчики видели их и выполняли поданную тем
или иным сигналом команду. Например, вражеский самолет находится над
таким-то населенным пунктом, в таком-то районе. И в соответствующем
направлении быстро выкладывалась из полотнищ стрела. Летчик становился вдоль
этой стрелы, брал курс и осуществлял визуальный поиск противника, если
позволяла погода и время полета.
Такое несовершенное управление экипажами, разумеется, не обеспечивало
успешного выполнения заданий. Зачастую бывало, что пока к указанному пункту
прилетишь, там уже давно цели нет - ушла. Значит, слетал вхолостую.
В дальнейшем воздушные бои стали характеризоваться массовостью. Вначале
сходятся небольшие группы, и затем к ним присоединяются другие. Порой над
небольшим участком фронта дрались около сотни самолетов. Все они
эшелонировались по высоте, расчленялись по месту и времени. Как управлять в
такой ситуации боем истребителей?
И вот начали устанавливать радиостанции не только на бомбардировщики,
но и на истребители. Пока лишь на те типы машин, которые могли взять далеко
по тем временам немалогабаритный и увесистый груз - радиоаппаратуру с
электропитанием.
Радиосвязь обеспечивала полное взаимодействие экипажей в звене,
эскадрилье и в большой группе, командир которой мог в любой момент запросить
наземную радиостанцию о воздушной обстановке и тут же, если это было
необходимо, отдать приказ своим летчикам п управлять боем.
В авиационные полки стали поступать новые типы истребителей, оснащенных
бортовыми радиостанциями. Но летчики пока еще продолжали действовать по
старинке, с трудом привыкая к новшеству и не всегда используя его во время
полета. Ссылаясь на то, что радио отвлекает их от пилотирования, от
наблюдения за воздухом... Но такие "причины" были просто-напросто
несостоятельными. Главное было в том, что многие еще не умели обращаться с
радиоаппаратурой и летали... с выключенной радиостанцией.
Узнав об этом Главнокомандующий Военно-Воздушными Силами издал
специальный приказ, в котором поставил перед летчиками конкретную задачу:
освоить радиоаппаратуру, научиться умело использовать ее в процессе ведения
воздушного боя. К приказу была приложена программа подготовки летного
состава. Вводилась классная квалификация.
Большую роль в подготовке и внедрении радио в практику боевой
деятельности летчиков-истребителей нашего полка сыграли начальник связи
полка майор Масленников, старший техник-лейтенант Лытаев, инженер полка
майор Копылов и весь наш технический состав. Это они позаботились не только
о том, чтобы материальная часть радиостанций была хорошо подготовлена к
работе, но и о том, чтобы летчики досконально изучили эту технику, умели
хорошо пользоваться ею.
В свободное от боевых вылетов время или в нелетную погоду проводились
занятия, на которых мы изучали основы радиотехники, знакомились с
устройством приемника и передатчика. Особенно увлекались мы настройкой и
перестройкой своих самолетных радиостанций. В короткий срок овладели
программой и держали экзамен перед строгой комиссией. Результаты оказались
весьма успешными: 23 летчика сдали на первый класс, 7 - на второй и 4 - на
третий.
Серьезное внимание организации радиосвязи в полку уделял наш командир
А. И. Покрышкин. Особенно строго требовал он поддержания радиодисциплины в
полете и в бою.
Радиосвязь быстро и уверенно стала входить в нашу боевую жизнь. Подходя
к линии фронта, мы слушали информацию о наземной и воздушной обстановке, о
наличии противника, его численности, боевом порядке, высоте полета. Со
станции наведения, находившейся на переднем крае в боевых порядках наземных
войск, наиболее опытные офицеры руководили боем, вводили в действие, если
этого требовала обстановка, резервы, вызывали о ближайших аэродромов
дополнительные силы.
26 мая 1943 года в ожесточенных боях на Кубани наша дивизия, отражая
массированные налеты вражеских бомбардировщиков, сопровождаемых большим
количеством истребителей, благодаря правильно организованному взаимодействию
между группами, а в группах - между летчиками, благодаря грамотному
управлению воздушным боем с помощью радио, только за один день сбила 30 и
подбила 27 фашистских самолетов.
Этот и другие мастерски проведенные бои показали нам, летчикам,
преимущества управления боем по радио, роль и значение радиодисциплины,
надежной связи в группах и со станцией наведения.
Но радио не только обеспечивало успех в бою. Оно также помогало и при
обычных полетах, когда в воздухе складывалась аварийная обстановка. Так, в
нашей части заходили на посадку без выпущенных шасси 6 летчиков - Черников,
Иванов, Копейка, Голосуй, Никитин, Сеничев. Когда машины были на
планировании, пилотов предупреждали с земли, что шасси не выпущены. Самолеты
уходили на второй круг, а затем совершали посадку по всем правилам.
4 июня 1944 года 20 самолетов (ведущий Покрышкин) были предупреждены по
радио, что аэродром Стефанешты закрыт. Самолеты взяли курс на запасной
аэродром и благополучно произвели посадку.
3 июля того же года летчики Торбеев и Стаценко были по радио наведены
на Хе-111 и сбили его.
21 июля группа истребителей (ведущий Труд) была по радио перенацелена с
КП в другой район прикрытия и вскоре сбила здесь 4 вражеских самолета.
Были и такие случаи. Подбитый Ил-2 заходил на посадку поперек полосы.
Летчику немедленно передали на его волне предупреждение, и ошибка была
исправлена.
Особенно выручало радио летчиков в бою. Летчик Новиков предупредил
ведущего группы капитана Старчикова:
- "Месс" в хвосте!
Сам же атаковал врага и сбил его.
Примерно, в такой же ситуации летчик Ивашко сбил Ме-109, предварительно
предупредив ведущего капитана Клубова.
Предупредил однажды Новиков и летчика Еремина, что на него идут в атаку
шесть "Фокке-Вульф-190". Но Еремин не слушал сеть, а все время работал в
режиме передачи, требуя прикрывать его. И, конечно, был сбит.
Два "Фокке-Вульф-190" пошли в атаку на Покрышкина, о чем его сразу же
предупредил летчик Гурченко. Маневр - и один стервятник падает. Второму
удалось уйти.
Успешно использовалось радио для оперативной передачи разведданных. За
период наступательных операций осенью 1944 года наши летчики передали по
радио 23 ценных разведданных. Так, например, летчик Цветков обнаружил в
районе Львова танковую группировку и скопление самолетов на аэродромах и тут
же сообщил об этом командованию. Еще до того, как Цветков возвратился на
свой аэродром, в воздух были подняты до 100 штурмовиков и бомбардировщиков,
которые нанесли удар по указанным Цветковым объектам.
Таким образом, как новое средство управления боем радио получило в
истребительной авиации признание. Летчики на практике убеждались, какие у
него широкие возможности...
Полковая трехтонка ЗИС-5, кузов которой оборудован деревянными
досками-скамейками, держит курс на Люблин. Все места заняты. Машина то бойко
катится по асфальту, то, сердито урча мотором, пробирается по разбитой
проселочной дороге. Шофер, немолодой и бывалый солдат, осторожно ведет
машину, объезжая воронки, еще не засыпанные после боев. Но порой так тряхнет
на этих военных ухабах, что мы, сидящие в кузове, хватаемся то за борт, то
друг за друга, чтобы удержаться на местах.
Фронт перебросился через Вислу и удалялся все дальше на запад. Не
слышно уже было артиллерийской канонады, и земля не вздрагивала от взрывов
снарядов и авиабомб. Над нашими переправами все реже появлялись вражеские
самолеты.
Но мы все же поглядываем вверх: не появится ли "мессершмитт"? Небо-то
прифронтовое, от него всего можно ожидать.
А цель нашей поездки необычная: мы совершаем экскурсию в Майданек. Он
только что освобожден нашими войсками, и весть о страшных злодеяниях
фашистских извергов разнеслась по всему фронту. Не укладывается в голове,
что подобное могли совершить люди над людьми.
Не доезжая километров двадцати до Люблина, машина остановилась. Два
польских офицера просят подвезти их. Потеснились, усадили их. Видно, что они
фронтовики. У одного рука забинтована и подвязана. Он хорошо говорит
по-русски, и когда рассказывает о злодеяниях фашистов, глаза его пылают
гневом. Второй, помоложе, почти все время молчит, опустив голову, или в
грустной задумчивости глядит куда-то вдаль. Первый объясняет нам причину:
вся его семья была увезена гитлеровцами в Майданек. О судьбе своих близких
он ничего не знает.
В Люблине они сошли.
За городом, на небольшой возвышенности мы увидели приземистые строения.
Это и был печальной известности Майданек. Территория обнесена вокруг
проволочными заграждениями в несколько рядов. Между ними оголенные
электрические провода высокого напряжения. На небольшом расстоянии друг от
друга - наблюдательные вышки, на которых установлены прожекторы. Ночью весь
периметр проволочного забора освещался. Охрана дежурила круглосуточно. На
ночь выставлялись еще и сторожевые собаки. Гитлеровские изуверы
предусмотрели все, чтобы их жертвы не могли вырваться отсюда.
...Взволнованные увиденным, мы внимательно слушали экскурсовода-поляка.
Он знает многие подробности: ему довелось испытать участь узника этого
лагеря смерти. И только стремительное наступление советских войск спасло его
от гибели. Работал он слесарем-водопроводчиком, видел все ужасы, творимые
носителями "нового порядка".
- Каждая новая партия узников, поступавших в лагерь, тщательно
проверялась по списку, - рассказывал экскурсовод. - Затем вновь прибывших
отправляли в баню. В раздевалке узники обязаны были сдать золотые вещи,
часы, кольца, чтобы, как им объясняли надзиратели, получить свои ценности
после, при выходе. Но никто из них не знал, что за моечным отделением
находилась... газовая камера. Люди вовсе и не подозревали, что они обречены,
что их ждет смерть. После мытья им предлагали пройти "дезобработку". Двери
камеры, до отказа набитой людьми, герметически закрывались, включалась
подача газа - и несколько минут спустя все заканчивалось. С противоположной
стороны подъезжали автомашины, открывалась тыльная дверь - и в кузовы уже
грузились трупы. Их отвозили к специально предназначенной площадке. Тела
укладывались штабелями вперемежку с дровами. Остальное довершал огонь.
Такова была участь тех, кого направляли сюда для немедленного
уничтожения...
Мы осмотрели эту "баню", затем отправились осматривать лагерь. Здесь
находились узники, которых фашисты обрекли на медленную мученическую смерть.
Лагерь был разбит на секторы. В каждом секторе, тоже обнесенном проволочными
заграждениями, стояли бараки, в которых жили, в ржидании своей очереди
умереть, узники. В бараках стояли двухъярусные деревянные нары с матрацами,
набитыми сеном. Стояли печки-буржуйки, но дров не давали.
Невдалеке от бани был вырыт колодец глубиной метров семь. На дне его,
по центру, был вбит острый штырь. Если кто-нибудь из узников провинялся, его
заставляли поднять огромный камень, лежавший у колодца. Это, естественно,
было не под силу истощенному, обессиленному "штрафнику". И тогда надзиратели
сталкивали его в колодец, узник падал на штырь, который пронизывал его.
Тело очередной жертвы снимали со штыря крючком и выставляли для
устрашения непокорных.
За бараками возвышались квадратные кирпичные трубы крематория. Рядом с
печами был небольшой кирпичный домик, а в нем - так называемая
"операционная". Здесь "хирурги" производили опыты над живыми людьми. Жертву
ожидала печь.
Пепел просеивался: изуверы искали ценности, которые, по их
предположению, узники могли взять с собой.
Нам показали два больших барака, заполненных обувью. Здесь ее было
около двух миллионов пар - различных размеров, начиная с пинеточек, с маркой
многочисленных обувных фирм Европы. Обувь эту сортировали. Из поношенной
делали выкройки размером поменьше, отправляли на фабрику - шить "новую".
И еще рассказал нам экскурсовод: когда начиналась экзекуция над
узниками, включалась музыка. Мощные динамики заглушали вопли и стоны
истязаемых. Под звуки чарующих мелодий фашисты истребляли людей:
расстреливали, вешали, сжигали. Это был сущий ад.
Я подробно воспроизвожу все, что увидел, что узнал от нашего
экскурсовода потому, что хочу поведать о чувствах и мыслях, которые овладели
тогда нами. Гнев, ярость, желание немедленно отправиться в бой, чтобы мстить
фашистам за их черные дела. И виделись нам наши люди, в том числе и летчики,
и среди них Михаил Девятаев - которые волею случая оказались в плену: их
самолеты были сбиты над захваченной врагом территорией. Где они, что с ними?
Быть может, сюда, в Майданек, доставили их с той, очередной группой
обреченных? А может...
Не знали мы еще тогда, что Михаил Девятаев жив, что вырвался он из
плена на вражеском самолете. Себя спас и еще несколько товарищей уберег от
верной гибели.
Позднее, в марте 1945 года, вражеской зениткой был подбит самолет Ивана
Бабака. Мы уже имели представление о гитлеровских лагерях, и с горечью
думали о судьбе своего товарища. Герой Советского Союза Иван Ильич Бабак все
же остался жить. Он многое перенес. Полуобожженный, измученный пытками
"следователей" другого фашистского застенка, расположенного в предгорьях
Альп, он уже не думал, что увидит солнце. И только случайность спасла его.
Мы встретились уже после войны. И с Михаилом Девятаевым, и с Иваном
Бабаком.
Возвращались мы из Майданека, мысленно торопя шофера: скорее в полк!
Из Макшишува наш 16-й авиаполк перебазировался в Скотники - на
Сандомирский плацдарм. До переднего края - рукой подать. Только взлетишь,
наберешь высоту - и вот он, фронт!
Скотники встретили нас неприветливо. Плохая погода - это еще полбеды. А
вот то, что потеряли мы здесь своего боевого товарища, бесстрашного аса,
командира первой эскадрильи капитана Виктора Жердева - это уже была беда.
...Шел январь 1945 года. Войска 1-го Украинского фронта готовились к
одному из решающих ударов с Сандомирского плацдарма в общем направлении на
Бреслау.
Операция готовилась быстро и скрытно. Войска пополнялись людскими
резервами, боевой техникой, вооружением. В очень короткий срок сюда было
подано 2500 железнодорожных эшелонов. Из тыла к линии фронта доставлялись
различные военные грузы, необходимые для питания и успешного проведения
операции.
Миллионы артиллерийских снарядов, мин, гранат, ящиков с патронами
подвозились автомобильным транспортом непосредственно на передний край, к
огневым позициям.
В штабах всех степеней шла упорная подготовка, отрабатывалась
организация боевых действий, связи, взаимодействия между родами войск,
машину Карпова в прицел, зажег ее.
Карпов выпрыгнул из горящего самолета, когда до земли оставалось метров
сто. Парашют не успел полностью раскрыться. Летчик погиб.
Клубов тоже возвращался на подбитой машине: в хвосте разорвался снаряд
и перебил тягу управления рулем высоты. Истребитель оказался неуправляемым в
вертикальной плоскости. Ручка свободно ходила от себя и на себя. Оставалось
одно: покинуть самолет. Но Клубов пошел на риск, - стал управлять
самолетом... триммером руля высоты с помощью троса, который, к счастью, не
был перебит: то потянет его на себя, то отпустит. Истребитель понемногу
реагировал на это. И еще - оборотами мотора.
Клубов привел свою машину, как говорят в авиации, на "честном слове",
но сумел посадить ее. Истребитель сделал короткую пробежку - и замер. Винт
не вращался. Вся машина была изрешечена. Тут и там зияли пробоины. Летчик
спас самолет и сам остался невредим.
Это был риск, сочетавшийся с уверенностью, хладнокровием и высоким
мастерством пилотирования. Я тогда еще раз убедился, какой это незаурядный
летчик. Вспомнилось прошлое. Фронтовая жизнь свела меня с Клубовым еще на
Северном Кавказе, под Тихорецкой. Полк отвели в тыл, и летный состав
переучивался с истребителей И-16 на новую материальную часть. Здесь мы и
повстречались.
Клубов к тому времени уже был не новичком на фронте, а опытным
воздушным бойцом. Летая на истребителях-бомбардировщиках "Чайка", он
произвел более полутора сот боевых вылетов на бомбометание, штурмовку и
разведку. Он уничтожил около 40 автомашин с боеприпасами и другим грузом,
вывел из строя 15 зенитных огневых точек вместе с расчетами, уничтожил 10
бронемашин, до трехсот гитлеровских солдат и офицеров. На аэродромах он сжег
16 и в воздушных боях лично сбил три вражеских самолета. О боевых делах, о
ратных подвигах свидетельствовало и обгоревшее лицо отважного сокола.
...Бой над Моздоком, был неравный. И все же Клубову удалось сразить
одного "мессершмитта". Подошел он к фашисту довольно близко, чтобы ударить
наверняка. И не промахнулся! "Мессер" взорвался. Но минуту-две спустя, когда
Клубов выходил из атаки, ведомый того, уже сбитого "мессера" дал по
советскому истребителю длинную очередь. Машина содрогнулась, запылала. Языки
огня потянулись от мотора к кабине. Пышет жаром все вокруг, Клубов спешит
посадить горящую машину. Внизу - открытое поле. Огонь уже лижет лицо. Ни
отвернуться, ни прикрыться рукой. Толчок. Земля!..
К пылающему факелом истребителю бегут наши солдаты. Они буквально
вырывают летчика из огненного плена. Самолет сгорел. Клубова, получившего
сильные ожоги, доставили в медсанбат, оттуда - в госпиталь.
Отважному бойцу трудно ждать. Особенно когда знаешь, что ты нужен там,
на фронте, где с каждым днем все упорней, все ожесточенней схватки с
обнаглевшим противником. А кожа лица как назло никак не заживает!
Уже немножко отросли брови, на красных веках золотятся тоненькие
ресницы. А лицо еще в багрово-коричневых рубцах. Хорошо, глаза остались
целы!
Александр, как только здоровье чуть-чуть пошло на поправку, торопит
врачей, будто они могут ускорить лечение его ран.
Но вот он наконец на свободе. Набрал полной грудью воздуха, улыбнулся
небу и солнцу и торопливо зашагал по улице, упиравшейся в железнодорожный
вокзал...
- Саша! Ты ли это!..
Кто-то из однополчан узнал его, обнял. Подошли другие. Клубов отвечает
на приветствия, ищет кого-то взглядом - и не находит. Стискивает зубы, и на
красноватом обожженном его лице отражается печаль, вверх-вниз ходят желваки.
Он еще отомстит врагу за все: и за поруганную землю, и за погибших в
неравных схватках товарищей!
Был он человеком отзывчивым, общительным. Ходил всегда подтянутый,
аккуратный. Дисциплину уважал, того же требовал от других. Душевность п
чуткость всегда сочеталась у него с требовательностью к подчиненным. Любил
шутку, пел, плясал, выразительно декламировал, в особенности стихи Пушкина.
Думаю, что не только складом своего характера пришелся Клубов по душе
Покрышкину. Александр Иванович присмотрелся к новичку не только на земле, а
главным образом - в воздушных боях. Русый, голубоглазый, скромный по натуре
летчик располагал к себе тем, что в бою он преображался, дрался отчаянно,
умел тотчас же оценить обстановку и принять единственно правильное решение.
Любил "свободную охоту" - искал врага. И находил! И сражался он всегда с
горячим убеждением, что обязательно одержит верх.
В ставший со временем прославленный наш 16-й гвардейский истребительный
авиационный полк Александр Клубов прибыл с орденом Красного Знамени на
груди. Отважный летчик быстро вошел в строй.
Там, на Кубани, и начал Александр Клубов вместе и рядом с Фадеевым,
Трофимовым, Жердевым, Суховым, Федоровым, Березкиным, Карповым проходить
большую школу мастерства воздушных бойцов, школу Покрышкина.
В безбрежной выси, откуда Кубань казалась тонкой серебристой ниточкой,
упавшей на зеленую скатерть, почти ежедневно происходили упорные воздушные
бои. Фашисты, вовсе и не предполагавшие встретить такое сильное
противодействие русских, лихорадочно подтягивали поближе к этому району одну
воздушную эскадру за другой. Но время шло, а перелома враг не добился.
Горели, падали в кубанские плавни машины с крестами на крыльях, с
намалеванными на фюзеляжах тузами, львами, подковами, взлетали и не
возвращались известные всей Германии асы. С ними не раз встречался Саша
Клубов и побеждал.
Нет, не удалось врагу сломить волю советских летчиков,
противопоставивших ему свою отвагу, неукротимый героический дух, отличную
боевую выучку и мудрую тактику. Да и техника в руках советских летчиков была
далеко не та, которую враг видел в начале войны.
Здесь, на Кубани, Покрышкин передал свою эскадрилью Клубову. Со
временем Клубов сменил своего учителя на должности заместителя командира
полка по тактике и воздушному бою.
Отважный сокол воевал на Закавказском, Северо-Кавказском, Южном, 1-м,
2-м ц 4-м Украинских фронтах. Он совершил 457 успешных боевых вылетов на
штурмовку войск и техники противника, прикрытие наших наземных частей,
разведку, свободную "охоту", провел 95 воздушных боев. И каждый раз Клубов
проявлял мужество, героизм, отвагу.
...После гибели Карпова Клубов взял ведомым моего напарника Андрея
Иванкова. Это был энергичный, волевой летчик. Я прошел с ним весь
подготовительный курс, отработал групповую слетанность, бои на вертикальном
и горизонтальном маневре, стрельбу по наземным целям. Он быстро усваивал
тактические приемы боя, отлично ориентировался в пространстве.
Андрей вспомнил во время нашей послевоенной встречи один забавный
случай. Как-то группа возвращалась после большого боя, и ведущий,
усомнившись в правильности курса, дал команду развернуться на 180 градусов.
Иванков тут же передал по радио, что группа идет верно, что через 10 минут
будет аэродром.
- Уже потом, на разборе, ведущий спросил, почему я с такой уверенностью
сказал, что мы идем правильно, - улыбаясь, говорил мне Иванков. - Я и
объяснил: когда шли на задание, я заметил внизу в одном дворе корову,
привязанную к столбу. Отметил про себя время полета от аэродрома: 10 минут.
А когда возвращались - опять внизу увидел эту корову. Потому и уверил
ведущего, что идем правильно и даже подчеркнул, что до аэродрома осталось
лететь 10 минут...
В первом для Иванкова вылете с Клубовым в паре ведущий выручил молодого
летчика из беды - сразил атаковавший его "мессершмитт". Вскоре ведомый сбил
в трудной схватке "фоккера", зашедшего в атаку на Клубова, а несколько минут
спустя заградительной очередью отогнал от него "мессера".
В том бою "мессером" - очередью с большой дистанции был сбит командир
полка Б. Глинка. Руководство боем взял на себя капитан Н. Трофимов, и хотя
самолет его тоже получил повреждения, летчик собрал потом группу, вывел ее
из боя и привел домой.
Реванш мы взяли на следующий день, когда восьмерка истребителей на
подходе к линии фронта на высоте 2000 метров встретила большую группу Ю-87,
прикрытых восьмеркой ФВ-190.
Вначале по команде Клубова "лаптежников" атаковала вся восьмерка. После
этого звену Цветкова было приказано связать боем вражеские истребители, а
ударную группу Клубов снова повел в атаку на бомбардировщиков.
Бой этот был скоротечным, горячим. Он длился всего лишь восемь минут, в
течение которых было сбито 6 вражеских самолетов: 5 "юнкерсов" и один
"фоккер". Врагу не только не дали бомбить наши позиции, но и нанесли ему
существенный урон.
И сколько их было - горячих схваток, упорных поединков, сколько
воздушных боев на пути к Победе.
Весьма существенную роль сыграло радио не только в техническом
оснащении истребительной авиации, но и оказало большое влияние на развитие
тактики воздушного боя и управление им. Речь идет о внедрении радиосвязи, об
оснащении истребителей приемо-передающей системой. Радиостанция связала
воздушных бойцов с землей, откуда они стали получать не только информацию о
сложившейся воздушной обстановке. "Земля" предупреждала о появлении
противника, наводила нас на цель, могла быстро изменять задачу в зависимости
от меняющейся обстановки. Радио дало возможность командиру группы четко и
непрерывно управлять боем, в трудную минуту оказывать помощь оказавшемуся в
беде товарищу.
Мы, летчики, были благодарны тем, кто оснастил наши самолеты
радиооборудованием, научил нас грамотно пользоваться им как в обычном
полете, так и в воздушном бою.
В самом начале войны бортовые радиостанции были далеко не на всех типах
наших истребителей. На И-15, И-16, И-153 их не было. Ставилась рация на
И-16, и то на некоторых самолетах, силами полка. Управление экипажами
вылетевшей на задание группы командир звена или эскадрильи осуществлял
эволюциями своего самолета, каждая из которых соответствовала определенной
команде.
Например, покачивание самолета с крыла на крыло означало: "Внимание,
приготовиться!". Если надо было перестроиться в левый пеленг, командир
покачивал левым крылом. И экипажи, шедшие в строю справа, переходили на
левую сторону. Если командирская машина делала "клевок" - летчики знали:
надо переходить в пикирование.
С земли управление самолетами, находившимися в воздухе, производилось с
помощью специальных знаков, которые выкладывались из белых полотнищ
определенного размера. С высоты летчики видели их и выполняли поданную тем
или иным сигналом команду. Например, вражеский самолет находится над
таким-то населенным пунктом, в таком-то районе. И в соответствующем
направлении быстро выкладывалась из полотнищ стрела. Летчик становился вдоль
этой стрелы, брал курс и осуществлял визуальный поиск противника, если
позволяла погода и время полета.
Такое несовершенное управление экипажами, разумеется, не обеспечивало
успешного выполнения заданий. Зачастую бывало, что пока к указанному пункту
прилетишь, там уже давно цели нет - ушла. Значит, слетал вхолостую.
В дальнейшем воздушные бои стали характеризоваться массовостью. Вначале
сходятся небольшие группы, и затем к ним присоединяются другие. Порой над
небольшим участком фронта дрались около сотни самолетов. Все они
эшелонировались по высоте, расчленялись по месту и времени. Как управлять в
такой ситуации боем истребителей?
И вот начали устанавливать радиостанции не только на бомбардировщики,
но и на истребители. Пока лишь на те типы машин, которые могли взять далеко
по тем временам немалогабаритный и увесистый груз - радиоаппаратуру с
электропитанием.
Радиосвязь обеспечивала полное взаимодействие экипажей в звене,
эскадрилье и в большой группе, командир которой мог в любой момент запросить
наземную радиостанцию о воздушной обстановке и тут же, если это было
необходимо, отдать приказ своим летчикам п управлять боем.
В авиационные полки стали поступать новые типы истребителей, оснащенных
бортовыми радиостанциями. Но летчики пока еще продолжали действовать по
старинке, с трудом привыкая к новшеству и не всегда используя его во время
полета. Ссылаясь на то, что радио отвлекает их от пилотирования, от
наблюдения за воздухом... Но такие "причины" были просто-напросто
несостоятельными. Главное было в том, что многие еще не умели обращаться с
радиоаппаратурой и летали... с выключенной радиостанцией.
Узнав об этом Главнокомандующий Военно-Воздушными Силами издал
специальный приказ, в котором поставил перед летчиками конкретную задачу:
освоить радиоаппаратуру, научиться умело использовать ее в процессе ведения
воздушного боя. К приказу была приложена программа подготовки летного
состава. Вводилась классная квалификация.
Большую роль в подготовке и внедрении радио в практику боевой
деятельности летчиков-истребителей нашего полка сыграли начальник связи
полка майор Масленников, старший техник-лейтенант Лытаев, инженер полка
майор Копылов и весь наш технический состав. Это они позаботились не только
о том, чтобы материальная часть радиостанций была хорошо подготовлена к
работе, но и о том, чтобы летчики досконально изучили эту технику, умели
хорошо пользоваться ею.
В свободное от боевых вылетов время или в нелетную погоду проводились
занятия, на которых мы изучали основы радиотехники, знакомились с
устройством приемника и передатчика. Особенно увлекались мы настройкой и
перестройкой своих самолетных радиостанций. В короткий срок овладели
программой и держали экзамен перед строгой комиссией. Результаты оказались
весьма успешными: 23 летчика сдали на первый класс, 7 - на второй и 4 - на
третий.
Серьезное внимание организации радиосвязи в полку уделял наш командир
А. И. Покрышкин. Особенно строго требовал он поддержания радиодисциплины в
полете и в бою.
Радиосвязь быстро и уверенно стала входить в нашу боевую жизнь. Подходя
к линии фронта, мы слушали информацию о наземной и воздушной обстановке, о
наличии противника, его численности, боевом порядке, высоте полета. Со
станции наведения, находившейся на переднем крае в боевых порядках наземных
войск, наиболее опытные офицеры руководили боем, вводили в действие, если
этого требовала обстановка, резервы, вызывали о ближайших аэродромов
дополнительные силы.
26 мая 1943 года в ожесточенных боях на Кубани наша дивизия, отражая
массированные налеты вражеских бомбардировщиков, сопровождаемых большим
количеством истребителей, благодаря правильно организованному взаимодействию
между группами, а в группах - между летчиками, благодаря грамотному
управлению воздушным боем с помощью радио, только за один день сбила 30 и
подбила 27 фашистских самолетов.
Этот и другие мастерски проведенные бои показали нам, летчикам,
преимущества управления боем по радио, роль и значение радиодисциплины,
надежной связи в группах и со станцией наведения.
Но радио не только обеспечивало успех в бою. Оно также помогало и при
обычных полетах, когда в воздухе складывалась аварийная обстановка. Так, в
нашей части заходили на посадку без выпущенных шасси 6 летчиков - Черников,
Иванов, Копейка, Голосуй, Никитин, Сеничев. Когда машины были на
планировании, пилотов предупреждали с земли, что шасси не выпущены. Самолеты
уходили на второй круг, а затем совершали посадку по всем правилам.
4 июня 1944 года 20 самолетов (ведущий Покрышкин) были предупреждены по
радио, что аэродром Стефанешты закрыт. Самолеты взяли курс на запасной
аэродром и благополучно произвели посадку.
3 июля того же года летчики Торбеев и Стаценко были по радио наведены
на Хе-111 и сбили его.
21 июля группа истребителей (ведущий Труд) была по радио перенацелена с
КП в другой район прикрытия и вскоре сбила здесь 4 вражеских самолета.
Были и такие случаи. Подбитый Ил-2 заходил на посадку поперек полосы.
Летчику немедленно передали на его волне предупреждение, и ошибка была
исправлена.
Особенно выручало радио летчиков в бою. Летчик Новиков предупредил
ведущего группы капитана Старчикова:
- "Месс" в хвосте!
Сам же атаковал врага и сбил его.
Примерно, в такой же ситуации летчик Ивашко сбил Ме-109, предварительно
предупредив ведущего капитана Клубова.
Предупредил однажды Новиков и летчика Еремина, что на него идут в атаку
шесть "Фокке-Вульф-190". Но Еремин не слушал сеть, а все время работал в
режиме передачи, требуя прикрывать его. И, конечно, был сбит.
Два "Фокке-Вульф-190" пошли в атаку на Покрышкина, о чем его сразу же
предупредил летчик Гурченко. Маневр - и один стервятник падает. Второму
удалось уйти.
Успешно использовалось радио для оперативной передачи разведданных. За
период наступательных операций осенью 1944 года наши летчики передали по
радио 23 ценных разведданных. Так, например, летчик Цветков обнаружил в
районе Львова танковую группировку и скопление самолетов на аэродромах и тут
же сообщил об этом командованию. Еще до того, как Цветков возвратился на
свой аэродром, в воздух были подняты до 100 штурмовиков и бомбардировщиков,
которые нанесли удар по указанным Цветковым объектам.
Таким образом, как новое средство управления боем радио получило в
истребительной авиации признание. Летчики на практике убеждались, какие у
него широкие возможности...
Полковая трехтонка ЗИС-5, кузов которой оборудован деревянными
досками-скамейками, держит курс на Люблин. Все места заняты. Машина то бойко
катится по асфальту, то, сердито урча мотором, пробирается по разбитой
проселочной дороге. Шофер, немолодой и бывалый солдат, осторожно ведет
машину, объезжая воронки, еще не засыпанные после боев. Но порой так тряхнет
на этих военных ухабах, что мы, сидящие в кузове, хватаемся то за борт, то
друг за друга, чтобы удержаться на местах.
Фронт перебросился через Вислу и удалялся все дальше на запад. Не
слышно уже было артиллерийской канонады, и земля не вздрагивала от взрывов
снарядов и авиабомб. Над нашими переправами все реже появлялись вражеские
самолеты.
Но мы все же поглядываем вверх: не появится ли "мессершмитт"? Небо-то
прифронтовое, от него всего можно ожидать.
А цель нашей поездки необычная: мы совершаем экскурсию в Майданек. Он
только что освобожден нашими войсками, и весть о страшных злодеяниях
фашистских извергов разнеслась по всему фронту. Не укладывается в голове,
что подобное могли совершить люди над людьми.
Не доезжая километров двадцати до Люблина, машина остановилась. Два
польских офицера просят подвезти их. Потеснились, усадили их. Видно, что они
фронтовики. У одного рука забинтована и подвязана. Он хорошо говорит
по-русски, и когда рассказывает о злодеяниях фашистов, глаза его пылают
гневом. Второй, помоложе, почти все время молчит, опустив голову, или в
грустной задумчивости глядит куда-то вдаль. Первый объясняет нам причину:
вся его семья была увезена гитлеровцами в Майданек. О судьбе своих близких
он ничего не знает.
В Люблине они сошли.
За городом, на небольшой возвышенности мы увидели приземистые строения.
Это и был печальной известности Майданек. Территория обнесена вокруг
проволочными заграждениями в несколько рядов. Между ними оголенные
электрические провода высокого напряжения. На небольшом расстоянии друг от
друга - наблюдательные вышки, на которых установлены прожекторы. Ночью весь
периметр проволочного забора освещался. Охрана дежурила круглосуточно. На
ночь выставлялись еще и сторожевые собаки. Гитлеровские изуверы
предусмотрели все, чтобы их жертвы не могли вырваться отсюда.
...Взволнованные увиденным, мы внимательно слушали экскурсовода-поляка.
Он знает многие подробности: ему довелось испытать участь узника этого
лагеря смерти. И только стремительное наступление советских войск спасло его
от гибели. Работал он слесарем-водопроводчиком, видел все ужасы, творимые
носителями "нового порядка".
- Каждая новая партия узников, поступавших в лагерь, тщательно
проверялась по списку, - рассказывал экскурсовод. - Затем вновь прибывших
отправляли в баню. В раздевалке узники обязаны были сдать золотые вещи,
часы, кольца, чтобы, как им объясняли надзиратели, получить свои ценности
после, при выходе. Но никто из них не знал, что за моечным отделением
находилась... газовая камера. Люди вовсе и не подозревали, что они обречены,
что их ждет смерть. После мытья им предлагали пройти "дезобработку". Двери
камеры, до отказа набитой людьми, герметически закрывались, включалась
подача газа - и несколько минут спустя все заканчивалось. С противоположной
стороны подъезжали автомашины, открывалась тыльная дверь - и в кузовы уже
грузились трупы. Их отвозили к специально предназначенной площадке. Тела
укладывались штабелями вперемежку с дровами. Остальное довершал огонь.
Такова была участь тех, кого направляли сюда для немедленного
уничтожения...
Мы осмотрели эту "баню", затем отправились осматривать лагерь. Здесь
находились узники, которых фашисты обрекли на медленную мученическую смерть.
Лагерь был разбит на секторы. В каждом секторе, тоже обнесенном проволочными
заграждениями, стояли бараки, в которых жили, в ржидании своей очереди
умереть, узники. В бараках стояли двухъярусные деревянные нары с матрацами,
набитыми сеном. Стояли печки-буржуйки, но дров не давали.
Невдалеке от бани был вырыт колодец глубиной метров семь. На дне его,
по центру, был вбит острый штырь. Если кто-нибудь из узников провинялся, его
заставляли поднять огромный камень, лежавший у колодца. Это, естественно,
было не под силу истощенному, обессиленному "штрафнику". И тогда надзиратели
сталкивали его в колодец, узник падал на штырь, который пронизывал его.
Тело очередной жертвы снимали со штыря крючком и выставляли для
устрашения непокорных.
За бараками возвышались квадратные кирпичные трубы крематория. Рядом с
печами был небольшой кирпичный домик, а в нем - так называемая
"операционная". Здесь "хирурги" производили опыты над живыми людьми. Жертву
ожидала печь.
Пепел просеивался: изуверы искали ценности, которые, по их
предположению, узники могли взять с собой.
Нам показали два больших барака, заполненных обувью. Здесь ее было
около двух миллионов пар - различных размеров, начиная с пинеточек, с маркой
многочисленных обувных фирм Европы. Обувь эту сортировали. Из поношенной
делали выкройки размером поменьше, отправляли на фабрику - шить "новую".
И еще рассказал нам экскурсовод: когда начиналась экзекуция над
узниками, включалась музыка. Мощные динамики заглушали вопли и стоны
истязаемых. Под звуки чарующих мелодий фашисты истребляли людей:
расстреливали, вешали, сжигали. Это был сущий ад.
Я подробно воспроизвожу все, что увидел, что узнал от нашего
экскурсовода потому, что хочу поведать о чувствах и мыслях, которые овладели
тогда нами. Гнев, ярость, желание немедленно отправиться в бой, чтобы мстить
фашистам за их черные дела. И виделись нам наши люди, в том числе и летчики,
и среди них Михаил Девятаев - которые волею случая оказались в плену: их
самолеты были сбиты над захваченной врагом территорией. Где они, что с ними?
Быть может, сюда, в Майданек, доставили их с той, очередной группой
обреченных? А может...
Не знали мы еще тогда, что Михаил Девятаев жив, что вырвался он из
плена на вражеском самолете. Себя спас и еще несколько товарищей уберег от
верной гибели.
Позднее, в марте 1945 года, вражеской зениткой был подбит самолет Ивана
Бабака. Мы уже имели представление о гитлеровских лагерях, и с горечью
думали о судьбе своего товарища. Герой Советского Союза Иван Ильич Бабак все
же остался жить. Он многое перенес. Полуобожженный, измученный пытками
"следователей" другого фашистского застенка, расположенного в предгорьях
Альп, он уже не думал, что увидит солнце. И только случайность спасла его.
Мы встретились уже после войны. И с Михаилом Девятаевым, и с Иваном
Бабаком.
Возвращались мы из Майданека, мысленно торопя шофера: скорее в полк!
Из Макшишува наш 16-й авиаполк перебазировался в Скотники - на
Сандомирский плацдарм. До переднего края - рукой подать. Только взлетишь,
наберешь высоту - и вот он, фронт!
Скотники встретили нас неприветливо. Плохая погода - это еще полбеды. А
вот то, что потеряли мы здесь своего боевого товарища, бесстрашного аса,
командира первой эскадрильи капитана Виктора Жердева - это уже была беда.
...Шел январь 1945 года. Войска 1-го Украинского фронта готовились к
одному из решающих ударов с Сандомирского плацдарма в общем направлении на
Бреслау.
Операция готовилась быстро и скрытно. Войска пополнялись людскими
резервами, боевой техникой, вооружением. В очень короткий срок сюда было
подано 2500 железнодорожных эшелонов. Из тыла к линии фронта доставлялись
различные военные грузы, необходимые для питания и успешного проведения
операции.
Миллионы артиллерийских снарядов, мин, гранат, ящиков с патронами
подвозились автомобильным транспортом непосредственно на передний край, к
огневым позициям.
В штабах всех степеней шла упорная подготовка, отрабатывалась
организация боевых действий, связи, взаимодействия между родами войск,