Страница:
нас, идут своим курсом.
- Я - "пятидесятый": атакую! - и сразу же левым полупереворотом сверху
под ракурсом в одну четверть Сухов атаковал ведомого второй пары "фоккеров".
Гитлеровец лишь в последние секунды заметил атакующий его истребитель и
пытался резким уходом вверх увернуться от огня, но, потеряв скорость, завис
в верхнем положении боевого разворота. Сухов стремительно сближался с целью.
Дистанция - 100 с лишним метров. Очередь - и "фоккер" загорелся.
Но в момент, когда Сухов выходил из атаки, на него ринулся другой
"фокке-вульф". Это заметил ведомый Сухова младший лейтенант Кутищев и и
пятидесяти метров сразил фашиста. Вражеский истребитель перевернулся на
спину и, вспыхнув, пошел к земле.
Я в это время атаковал первую пару вражеских самолетов, но неудачно:
выполнив полупереворот, на большой скорости не смог зайти "фоккеру" в хвост
и проскочил мимо. Однако фашиста это не спасло: мой ведомый младший
лейтенант Кудинов тоже с полупереворота атаковал его и метров с семидесяти
сразил.
Три "фоккера" сбиты. Остался один. Вот он левым боевым разворотом пошел
вверх, тянет все выше, идет в сторону солнца. Но за ним сверху зорко
наблюдает ведущий второй пары прикрытия лейтенант Березкин. Он тут же
передает Бондаренко:
- "Двадцать первый", я - "тридцатый". Впереди, ниже - "фоккер".
- Вижу! Я - "двадцать первый". Атакую - прикрой! Это приказ. Березкин
выполняет его - идет вслед за выполняющим атаку Василием Бондаренко. Сверху
сзади, под две четверти "фоккер" вписывается в прицел. Стволы истребителя
брызнули огоньками - и четвертый гитлеровец прекратил свое существование. Мы
видим, как он падает, как небо по вертикали перечеркивает еще одна дымная
полоса.
Но тут в шлемофоне послышался торопливо-взволнованный голос:
- Внимание, я - "пятьдесят шестой". "Фоккеры"!
Это предупреждал нас Кудинов. Он заметил на одной с нами высоте восемь
нарастающих точек. Вражеские истребители! Идут на сближение. Правым
пеленгом, с превышением пары над парой.
Фашисты увидели и нас, и группу Бондаренко, сбросили бомбы и
устремились вперед, чтобы завязать бой с нашей четверкой.
Я находился метров на 200 выше противника и своей парой первым атаковал
ведущего - сверху в хвост. Открыл огонь, когда до цели было уже меньше ста
метров - бил наверняка. И не промахнулся! Когда мы с Кудиновым выходили из
атаки, на него насел напарник только что сраженного мной "фоккера".
Это увидел Сухов, находившийся выше, и предупредил Кудинова. И не
только словесно, но и решительными, молниеносными действиями: его
истребитель с цифрой "50" на борту буквально свалился с высоты на крестатую
машину. Две короткие очереди - и "фоккер" вспыхнул.
Мы навязали врагу бой на вертикалях. Группа Бондаренко находилась выше
всех и не давала фашистам занять выгодное положение для атаки.
В разгаре боя Сухов услышал предупреждение станции наведения: на
подходе еще одна, уже третья, группа самолетов противника. И буквально тут
же Березкин передает:
- Я - "тридцатый". Вижу шестерку "фоккеров" п выше нас - пару
"мессеров".
- "Двадцать первый", я - "пятидесятый": атакуйте противника. Я набираю
высоту! - приказал Сухов.
- "Тридцатый", я - "двадцать первый". Следите за "мессерами", - тут же
передал Березкину Бондаренко. - Я атакую!
Атака последовала незамедлительно. Объектом ее оказался ведущий второй
пары, теперь уже общей группы "фоккеров". Дистанция - 75 метров. Огонь!
Трассы буквально впиваются в истребитель врага, и он заваливается набок.
Когда Бондаренко горкой стал выходить из атаки, на него ринулся
"фокке-вульф", но трасса Душанина умерила пыл вражеского летчика. Подбитый
самолет правым переворотом вышел из боя и ушел на запад. Ожесточенность
воздушной схватки нарастала.
"Фоккеры" под натиском краснозвездных машин пытались встать в
оборонительный круг, но замкнуть его из-за наших активных атак им никак не
удавалось.
Четверка Сухова, набиравшая высоту, была атакована "мессерами". Кутищев
вовремя заметил это и заградительным огнем не подпустил их к товарищам.
"Мессеры" ушли вверх. Но сам Кутищев оказался в опасности: на него насел
"фоккер", и теперь уже я пришел товарищу на выручку и отбил атаку.
Наблюдаю за "фоккером". Вот он выполнил переворот, идет вниз, пикирует.
Явно намерен кого-то атаковать. Присмотрелся. Вот оно что! Оказывается, в
это время у земли работали наши штурмовики. Переворот - и мой истребитель
преследует врага. Короткой очередью отпугиваю "фоккера", и его "интерес" к
"илам" тут же пропадает: надо спасать собственную шкуру! "Фоккер" боевым
разворотом в сторону солнца пытается уйти из-под моего огня.
Неотвязно следую за ним. Нас разделяет метров сто. Противник
перекладывает машину с крыла на крыло, и я не пропускаю удобного момента -
нажимаю гашетку. Еще одним истребителем у врага стало меньше!
Лейтенант Березкин, находившийся в течение всего боя "на высоте
положения" - над боевым порядком - увидел, как один "фоккер" проник в нашу
группу и виражит там. "Того и гляди, кого-нибудь собьет!" -забеспокоился
Березкин. Посмотрел вверх. Противника нет. Значит...
Вячеслав тут же выполняет глубокую спираль и выходит "фокке-вульфу" в
хвост. Расстояние сокращается, летчик сосредоточен, - бить надо только
наверняка! Фашист заметил погоню и что было силы потянул ручку на себя.
- Не уйдешь! - произнес Березкин и тоже потянул ручку. И когда до
противника осталось метров пятьдесят, Березкин дал очередь. "Фоккер"
вспыхнул и камнем пошел к земле.
Воздушный бой стал постепенно ослабевать, а вскоре и вовсе прекратился.
Вражеских машин уже не было - мы своей восьмеркой остались хозяевами
положения.
Сухов запросил наземную станцию, можно ли выполнить "тридцать три" - и
получил от "Тигра" согласие: значит, идем на свой аэродром.
В полку уже знали о нашем бое, и пока мы еще находились в воздухе, там
уже дописывался боевой листок.
Плотным строем восьмерка прошла над аэродромом. Ведущий скомандовал:
- Роспуск!
Садились, заруливали, покидали кабину - и спешили к своему ведущему на
доклад. Здесь, в ожидании пока за нами подойдет машина, Сухов накоротке
сделал разбор.
Машина подъехала и, забрав нас, доставила прямо к командному пункту.
Старший лейтенант Сухов подошел к командиру, четко вскинул руку, стал
докладывать:
- Товарищ майор, задача на прикрытие войск в районе Зелессен -
Шпремберг - Шпревитц выполнена. Вели бой с тремя группами вражеских
самолетов общим количеством двадцать машин, сбили девять...
Командир улыбается: приятная весть радует его. Уточнил, кто сколько
сбил. Сухов сказал:
- Бондаренко и Голубев - по два, Кутищев, Кудинов и Березин - по
одному.
- А вы?
- И я два...
- Молодцы, ребята! - сказал замполит. А командир добавил:
- Теперь - отдыхать: работенка предстоит еще немалая.
По окончании летного дня, уже в сумерки, усталые от напряженных
воздушных боев, мы, прежде чем пойти отдыхать, спешили взглянуть на карту.
Красные флажки стремительно перемещались все дальше и дальше на запад. Нам
виделись огромные клещи возмездия, могучей и сильной рукой фронтов сжимавшие
кольцо вокруг Берлина. Войска под командованием Маршалов Советского Союза Г.
К. Жукова, К. К. Рокоссовского, И. С. Конева, сокрушая на своем пути
вражескую оборону, неудержимой лавиной продвигались к столице рейха.
В районе Бреслау и Котбуса были окружены крупные группировки
противника. Не сбавляя темпа, наступавшие фронты двигались вперед, оставив
блокированного противника у себя в тылу.
Советские воины - от солдата до маршала - были охвачены единым порывом:
"Даешь Берлин!". Он был совсем уже недалеко. А там близка и Победа!.. И
войска спешили, и не было силы, способной устоять перед их натиском,
способной остановить неудержимый "девятый" вал.
Сверху мне всякий раз отчетливо видны бесконечные вереницы автомашин с
войсками, боеприпасами, другими важными грузами. Спешат на запад
железнодорожные составы. Волна за волной идут на запад тяжело груженные
бомбардировщики - "Туполевы", "петляковы", над самой землей проносятся
"ильюшины" - "ди шварце тодт", как окрестили их сами гитлеровцы. Небольшими
труппами, на разных высотах, стремительно проносятся юркие истребители -
"лавочкины", "Яковлевы".. Они прикрывают своих боевых товарищей из
бомбардировочных и штурмовых полков, очищают небо от врага.
Всей своей мощью наша армия нацелилась в сердце фашизма.
Гитлеровцы отступали. Противник поспешно покинул и аэродром Ютерборг,
что 8 шестидесяти километрах юго-западнее Берлина. Этот аэродром - один из
старейших в Германии. Еще в недавнем прошлом здесь находилась высшая школа
воздушного боя, готовившая асов для гитлеровских "Люфтваффе".
Теперь в Ютерборге - один из полков нашей дивизии, а именно 104-й
гвардейский истребительный, который и прикрывал свои войска в районе
Берлина.
Штаб дивизии в это время находился вместе с 16-м гвардейским
истребительным авиаполком в Бурау.
После обеда, часов в шестнадцать, командир дивизии полковник Покрышкин
вызвал меня к себе и велел подготовить наши самолеты к вылету. Я спросил:
- Пойдем на боевое задание?
- Нет, - ответил Александр Иванович, - слетаем в сто четвертый, в
Ютерборг, посмотрим, как разместились, как там идут дела. Полетим рано
утром... Да, передай, чтобы Ут-2 тоже подготовили: если погоды не будет,
полетим на нем...
Не раз я убеждался в предусмотрительности своего командира. И на этот
раз он тоже оказался прав: поднявшись рано утром следующего дня, я сразу же
глянул в окно. Погоды не было: низкая облачность нависла над землей,
видимость не превышала 150 метров. В считанные минуты оделся, поспешил к
метеорологам. Александр Иванович уже проанализировал с ними обстановку.
- Готовь у-тэ-два! - приказал он мне. - Минут через пятнадцать
подъеду...
Вскоре мы уже были в воздухе. Шли на высоте метров 30-40. Покрышкин
отлично ориентировался, как мы, летчики, порой говорим, "по столбам", и
через час мы были над Ютерборгом. Сделали круг, совершили посадку. Нас
встретили командир части полковник Бобров и его замполит. Комдив
поздоровался с ними, сел в машину и сказал:
- На командный пункт!
В ожидании техника я остался у самолета. Вскоре подъехал инженер полка
с несколькими техниками. Я сказал, что замечаний нет и выразил желание
осмотреть аэродром и городок. Один из техников занялся осмотром и
подготовкой нашего самолета к очередному вылету, а мы поехали к ангарам. Они
наполовину оказались заглубленными, и только немного стены и крыша выходили
на поверхность. В ангарах еще стояла "мессершмитты" и "фокке-вульфы",
очевидно, выведенные из строя.
Поехали дальше. По пути заметил, что по всему городку, то тут, то там,
даже между зданиями, виднелись сложенные штабелями ящики с боеприпасами. Там
снаряды, гранаты, фауст-патроны... Как видно, здесь готовились к длительной
обороне.
Побывали в казарме, в столовой для летного состава и других помещениях.
В одном из залов стояли обтянутые коричневой тканью стенды, а на них висело
много фотографий размером 9 х 12 в черных рамках. Нетрудно было догадаться,
что с фотографий смотрели выпускники этой школы, заплатившие жизнью за
попытку осуществить бредовые идеи фюрера. Он не жалел для них "железных
крестов" - многие были сфотографированы при всех своих регалиях. Почти все
эти фашистские выкормыши сложили головы на Восточном фронте - так именовался
он в гитлеровских документах.
Глядя на эти фотографии, я невольно ловил себя на мысли, что, быть
может, этот или вот тот молодчик сбит моим командиром, мной или кем-то из
моих товарищей...
Мои раздумья нарушила стрельба. Где-то за окнами раздавались автоматные
очереди. Мы вначале не придали этому особого значения и продолжали свою
необычную экскурсию.
Но странное дело - стрельба не только не утихала, а, напротив,
усиливалась. Инженер забеспокоился. Мы вышли, чтобы узнать, в чем дело. Вот
по направлению к юго-восточной границе аэродрома помчалась группа
вооруженных солдат. За ними спешили техники, механики. Чувствовалось что-то
неладное. Инженер показал мне, где находится штаб полка, вскочил в машину и
уехал на аэродром.
Нескольких офицеров,, обогнавших меня, я безошибочно принял за штабных
работников.
- Что произошло? - спросил я. И тут же услышал в ответ:
- Немцы на аэродроме!
В штабе я первым долгом спросил:
- Где Покрышкин?
- Кажется, на командном пункте! Там же и начштаба дивизии, - ответил
мне один из офицеров и тут же объявил боевую тревогу. От него узнаю
некоторые подробности: в районе стоянки третьей эскадрильи неожиданно
появилась большая группа гитлеровцев. Наши воины вступили в бой.
Начальник штаба звонит с КП:
- Организовать оборону штаба, я сейчас приеду!..
Мы быстро занимаем щели, отрытые недалеко на случай бомбежки. Штабной
домик становится своеобразным опорным пунктом.
Тем временем поступают тревожные вести: противник начинает обходить
аэродром южнее. Стрельба усилилась. Уже все авиаторы - и летчики, и техники
вместе с воинами обслуживающих подразделений стали пехотинцами, окапываются.
Управление обороной ведется с командного пункта, разместившегося в землянке
на аэродроме. Непосредственное руководство боевыми действиями на местах
осуществляют комэски Комельков, Рум и Вильямсон. Общее руководство обороной
аэродрома взял на себя Покрышкин.
Подъехал начальник штаба, подозвал одного из офицеров и передал ему
приказание комдива: у передней стойки шасси каждого самолета вырыть яму,
чтобы можно было опустить в нее колесо. Тогда опустится нос истребителя и
можно будет вести огонь из самолетного оружия по наземным целям.
Офицер помчался в первую эскадрилью. В другие эскадрильи это приказание
было тут же передано по телефону.
То в одном, то в другом месте бой вспыхивал с новой силой, трещали
автоматы, ухали гранаты.
Во второй половине дня поступило донесение: "Большая группа противника
подошла к границе аэродрома, но затем, поспешно повернув на юг, скрылась в
лесу".
Штабники склонились над картой, стремясь разгадать намерение
противника. В это время пришла новая тревожная весть:
- Танки!..
Положение складывалось довольно критическое. Но несколькими минутами
спустя поступило ободряющее уточнение:
- Наши танки!..
Оказалось, в штаб дивизии было сообщено, что 104-й истребительный полк
ведет наземный бой с крупными силами котбусской группировки врага,
прорывающимися из окружения. Начальник штаба дивизии полковник Абрамович с
КП связался с танкистами, и они не замедлили прийти нам на помощь.
На свою точку базирования мы возвратились только на следующий день.
Александр Иванович шутил по поводу авиации, ставшей на день пехотой. А
я размышлял о том, что на войне всякое бывает. Кто думал, что приведется
получить боевое крещение в наземном сражении? А получили!..
По всему чувствовалось, что война с фашистской Германией на исходе.
Советские войска, словно загнанного зверя, обложили врага со всех сторон в
его логове - Берлине. Уже идут упорные уличные бои на подступах к городу.
Каждый квартал, каждый дом гитлеровцы превратили в крепость, опорный пункт.
Для защиты столицы рейха командование сосредоточило много отборных частей,
была проведена "тотальная" мобилизация всего мужского населения.
Советские войска, ведя трудные, ожесточенные бои, шаг за шагом
продвигались вперед, к центральной части города.
Уже рядом рейхстаг. Фашисты под прикрытием ураганного огня из всех
видов оружия то и дело бросаются в контратаки. Но советские воины, очищая
улицу за улицей, здание за зданием, пробиваются к рейхстагу. И вот 30 апреля
начался его штурм.
...Вспомнилось, как две недели тому назад, под вечер 15 апреля, у нас
состоялся митинг личного состава, на котором было зачитано Обращение
Военного Совета фронта.
"Пришло время, - говорилось в Обращении, - подвести итог страшных
злодеяний, совершенных гитлеровскими людоедами на нашей земле, и покарать
преступников... За нашу Советскую Родину!.. Вперед, на Берлин!".
16 апреля. Раннее туманное утро вдруг озарилось яркими вспышками.
Громыхнул первый залп. Десятки тысяч орудий и минометов посылали
смертоносный груз возмездия на головы фашистов.
Битва за Берлин началась!
А когда рассеялся туман, сотни наших самолетов-штурмовиков,
бомбардировщиков, истребителей сопровождения и прикрытия поднялись ввысь и
взяли курс к линии фронта.
...В воздухе стоит сплошной гул моторов. Завязываются яростные
воздушные бои. Гитлеровские летчики пытаются преградить путь нашим
бомбардировщикам и штурмовикам. Но тщетно. Воздушные бои не прекращаются. В
тот день только летчики нашего полка сбили пять вражеских самолетов. А
сколько их было сбито летчиками 1-го Украинского фронта, летчиками всех
наших наступающих фронтов? Сколько ярких эпизодов, сколько примеров мужества
и отваги!
...Возвращаясь с боевого задания, четверка старшего лейтенанта В.
Бондаренко недалеко от нашего аэродрома на высоте тысяча метров встретила
пару "Фокке-Вульф-190" и с ходу атаковала ее. С первой же атаки Бондаренко
сбил ведущего, а второго ребята принудили сесть "на живот" прямо перед собой
- на автостраду. Но солдаты столкнули "фоккера" на обочину, чтобы он не
мешал движению нашего автотранспорта. Фашистский летчик и не пытался бежать:
это было просто безрассудно. Он выбрался из кабины и, вскинув вверх руки,
предпочел плен. Все чаще вражеские летчики уклонялись от боя, а нередко
перелетали на нашу сторону и сдавались в плен.
Как всегда, в боевых порядках наших войск на переднем крае находилась
станция наведения, которая давала нам информацию о воздушной обстановке,
сообщала, где находятся самолеты противника, сколько их, какого типа, на
какой, примерно, летят высоте, - и наводила на них.
Помню, было это 27 апреля. Идут воздушные бои. Под конец дня над
передним краем появилась четверка "фоккеров". Они на большой скорости
снизились и оказались в районе нашей станции наведения.
На нашей радиоволне послышалась ломаная русская речь:
- Не надо стреляйт! Мы будем делать посадка...
И, не выпуская шасси, "фоккеры" один за другим произвели посадку "на
живот". Сели удачно - ни один не загорелся. Летчики вылезли из кабин и
подняли руки.
Начальник парашютно-десантной службы дивизии майор Макиенко,
находившийся как раз на станции наведения, предложил перелетевшим фашистам
через радиостанции своих самолетов обратиться к немецким летчикам с призывом
прекратить сопротивление и последовать их примеру.
В последние дни апреля напряжение воздушных боев снизилось. Вылетая на
боевое задание в район Берлина, мы подвешивали под истребителями по
двухсотпятидесятикилограммовой бомбе и сбрасывали их на засевшего в городе
врага.
Первой вылетела восьмерка, ведомая Николаем Трофимовым. Он привел ее на
Берлин на высоте 2000 метров, отыскал объект, по которому следовало нанести
удар. По команде Трофимова восьмерка перестроилась в боевой порядок
"пеленг". Вначале вступило в действие ударное звено. Переворот через крыло,
почти отвесное пикирование на цель. Снова команда - теперь на сбрасывание
бомб. Затем - выход из пикирования, набор высоты. Теперь первое звено
становится в прикрытие, а второе наносит удар.
Бомбометание произведено. Противника в воздухе нет. Истребители ведут
пулеметно-пушечный огонь по укрывшемуся внизу врагу, выполняют несколько
заходов и берут курс на свой аэродром.
Надо сказать, что точность бомбометания с пикирования очень высокая, и
мы поражали цели с большим эффектом.
Так идея нашего комдива была полностью реализована: в те дни, когда
истребителей противника было мало, мы выполняли роль
истребителей-бомбардировщиков. Этот метод боевых действий особенно
пригодился нам в боях за Берлин.
Вскоре мы отпраздновали под Берлином Первомай. Отмечали его в боевой
обстановке, с необычайным подъемом. У каждого душа радовалась: вот-вот
закончится война. И, наконец, - свершилось! 2 мая поверженный враг
капитулировал.
5 мая мы с Александром Ивановичем поехали на автомашине в Берлин -
интересно было посмотреть его. Долго ехали по улицам, с обеих сторон которых
еще дымились пожарища, мрачно глядели на нас пустыми глазницами окон
полуразрушенные дома. А вот и опаленное взрывами, иссеченное осколками и
пулями здание с колоннадой. Рейхстаг!.. Добрались мы, наконец, до волчьего
логова! Символ фашизма - орел, сжимающий в когтях паучью свастику, сброшен с
фронтона советским солдатом. И наверху, на куполе чужие ветры полощут наше
победное красное знамя. А стены, колонны рейхстага сплошь испещрены
надписями - автографами победителей. Расписались и мы на рейхстаге,
осмотрели его и затем вышли на площадь, постояли у Бранденбургских ворот.
Некогда были они свидетелями парадных шествий гитлеровцев, здесь маршировали
колонны выкормышей фашизма, гремели оркестры и бесновался в истерике фюрер,
опьяненный бредовыми планами мирового господства.
А теперь?.. Пустынная площадь усыпана обломками кирпичей и стекла,
осколками, снарядами и патронными гильзами. Тянет пороховой гарью. И словно
ниже стали они, Бранденбургские ворота...
Враг сломлен. Но еще не добит. Отчаянно сопротивляются фанатики,
надеются на какое-то чудо, на спасение, отказываются капитулировать.
7 май мы полком перебазировались из района Берлина в Гроссенхайн, что
под Дрезденом. Аэродром, по-видимому, был здесь специальный, для самолетов,
проходивших испытания: широкая и длинная бетонированная взлетно-посадочная
полоса, хорошо оборудованные стоянки, ангары, мастерские. На аэродроме мы
увидели груды разбитых, искореженных самолетов различных типов. Здесь были
"мессершмитты" различных модификаций - 109, 110, 220; "Фокке-Вульф-190",
"Юнкерс-87", 88, "Хейнкель-111" и даже американские "летающие крепости"
Б-17.
Больше всего заинтересовали нас новинки "Люфтваффе" - искореженные
самолеты Ме-163 и Ме-262 с реактивным жидкостным и турбореактивными
двигателями. Мы знали, что гитлеровское командование делало на них большую
ставку и хвастливо заявляло в листовках и по радио, что, дескать, скоро
русской авиации не поздоровится. Но наши летчики уже встречались и с этим
"секретным оружием" противника. Николай Старченков, Павел Еремин, Николай
Трофимов вели бой с Ме-262, и не таким он оказался страшным, этот новый
вражеский истребитель, обладавший огромной - для того времени - скоростью.
Был он, правда, лучше вооружен, чем любой истребитель с поршневым
двигателем. Но советские асы метко поражали и сбивали и их, как уничтожали и
все другие, обычные типы вражеских самолетов.
Рядом с аэродромом находился хорошо благоустроенный авиагородок. Весь
он утопал в зелени. Особенно много было кустов сирени, высаженных вдоль
аллей. Сирень цвела, воздух был настоян на ее аромате. Дышалось как-то
легко, свободно: мы чувствовали приближение Победы.
Кроме полков нашей дивизии, на этом аэродроме уже стояло другое
соединение, оснащенное самолетами Ла-7.
Мне предстояло возвратиться к прежнему месту базирования и забрать там
наш УЛа-5, который остался на старой точке.
Полетел туда на Ут-2, а в Гроссенхайн - на УЛа-5. Решил показать
соседям, что "и мы не лыком шиты". Прошел на бреющем на большой скорости,
над полосой сделал "восходящую бочку", затем левым боевым разворотом набрал
высоту, выполнил переворот, "петлю Нестерова" и стал заходить на посадку.
Перед четвертым разворотом выпустил шасси и сел на бетонированную полосу.
...Восьмой день мая сорок пятого подходил к концу. Техники и механики
хлопотали у самолетов, заканчивая подготовку их к боевым вылетам. Летчики
шли на отдых в авиагородок, где в трехэтажном здании разместился весь личный
состав полка вместе со штабом. Мне отвели комнатку на первом этаже. Кровать,
небольшой столик - вот и вся меблировка. На столике два огромных букета
сирени, от чего воздух как бы загустел и буквально опьянял своим ароматом.
Я мысленно поблагодарил наших девушек за цветы, лег отдыхать и вскоре
уснул мертвецким сном. Среди ночи меня разбудила стрельба, топот бегущих
куда-то людей, возбужденные голоса. Я вскочил на ноги, но никак не мог
понять, что произошло. Мне вначале показалось, что на городок напал
противник. Я достал из-под подушки пистолет, взвел курок, быстро направился
к двери, рванул ее на себя. А там - торжество, сияющие лица однополчан.
- Ура! Победа!
- Войне конец! - пробегая по коридору, радостно кричал наш полковой
писарь.
Минуту спустя я был уже среди ликующих друзей и вместе с ними разрядил
вверх всю обойму своего пистолета. Небо было расцвечено огнями ракет, ухали
зенитки, прикрывавшие наш аэродром. Пулеметные и автоматные очереди
рассекали ночную тьму. Все обнимались, целовались, поздравляли друг друга с
событием, которого так долго ждали, к которому шли трудными фронтовыми
дорогами.
Это был наш салют в честь Победы, в честь наших отважных воинов,
вычесть великого советского народа-победителя.
Я вдруг почувствовал себя освободившимся от какого-то невидимого груза,
который все время давил на протяжении войны, плечи словно поднялись выше и
- Я - "пятидесятый": атакую! - и сразу же левым полупереворотом сверху
под ракурсом в одну четверть Сухов атаковал ведомого второй пары "фоккеров".
Гитлеровец лишь в последние секунды заметил атакующий его истребитель и
пытался резким уходом вверх увернуться от огня, но, потеряв скорость, завис
в верхнем положении боевого разворота. Сухов стремительно сближался с целью.
Дистанция - 100 с лишним метров. Очередь - и "фоккер" загорелся.
Но в момент, когда Сухов выходил из атаки, на него ринулся другой
"фокке-вульф". Это заметил ведомый Сухова младший лейтенант Кутищев и и
пятидесяти метров сразил фашиста. Вражеский истребитель перевернулся на
спину и, вспыхнув, пошел к земле.
Я в это время атаковал первую пару вражеских самолетов, но неудачно:
выполнив полупереворот, на большой скорости не смог зайти "фоккеру" в хвост
и проскочил мимо. Однако фашиста это не спасло: мой ведомый младший
лейтенант Кудинов тоже с полупереворота атаковал его и метров с семидесяти
сразил.
Три "фоккера" сбиты. Остался один. Вот он левым боевым разворотом пошел
вверх, тянет все выше, идет в сторону солнца. Но за ним сверху зорко
наблюдает ведущий второй пары прикрытия лейтенант Березкин. Он тут же
передает Бондаренко:
- "Двадцать первый", я - "тридцатый". Впереди, ниже - "фоккер".
- Вижу! Я - "двадцать первый". Атакую - прикрой! Это приказ. Березкин
выполняет его - идет вслед за выполняющим атаку Василием Бондаренко. Сверху
сзади, под две четверти "фоккер" вписывается в прицел. Стволы истребителя
брызнули огоньками - и четвертый гитлеровец прекратил свое существование. Мы
видим, как он падает, как небо по вертикали перечеркивает еще одна дымная
полоса.
Но тут в шлемофоне послышался торопливо-взволнованный голос:
- Внимание, я - "пятьдесят шестой". "Фоккеры"!
Это предупреждал нас Кудинов. Он заметил на одной с нами высоте восемь
нарастающих точек. Вражеские истребители! Идут на сближение. Правым
пеленгом, с превышением пары над парой.
Фашисты увидели и нас, и группу Бондаренко, сбросили бомбы и
устремились вперед, чтобы завязать бой с нашей четверкой.
Я находился метров на 200 выше противника и своей парой первым атаковал
ведущего - сверху в хвост. Открыл огонь, когда до цели было уже меньше ста
метров - бил наверняка. И не промахнулся! Когда мы с Кудиновым выходили из
атаки, на него насел напарник только что сраженного мной "фоккера".
Это увидел Сухов, находившийся выше, и предупредил Кудинова. И не
только словесно, но и решительными, молниеносными действиями: его
истребитель с цифрой "50" на борту буквально свалился с высоты на крестатую
машину. Две короткие очереди - и "фоккер" вспыхнул.
Мы навязали врагу бой на вертикалях. Группа Бондаренко находилась выше
всех и не давала фашистам занять выгодное положение для атаки.
В разгаре боя Сухов услышал предупреждение станции наведения: на
подходе еще одна, уже третья, группа самолетов противника. И буквально тут
же Березкин передает:
- Я - "тридцатый". Вижу шестерку "фоккеров" п выше нас - пару
"мессеров".
- "Двадцать первый", я - "пятидесятый": атакуйте противника. Я набираю
высоту! - приказал Сухов.
- "Тридцатый", я - "двадцать первый". Следите за "мессерами", - тут же
передал Березкину Бондаренко. - Я атакую!
Атака последовала незамедлительно. Объектом ее оказался ведущий второй
пары, теперь уже общей группы "фоккеров". Дистанция - 75 метров. Огонь!
Трассы буквально впиваются в истребитель врага, и он заваливается набок.
Когда Бондаренко горкой стал выходить из атаки, на него ринулся
"фокке-вульф", но трасса Душанина умерила пыл вражеского летчика. Подбитый
самолет правым переворотом вышел из боя и ушел на запад. Ожесточенность
воздушной схватки нарастала.
"Фоккеры" под натиском краснозвездных машин пытались встать в
оборонительный круг, но замкнуть его из-за наших активных атак им никак не
удавалось.
Четверка Сухова, набиравшая высоту, была атакована "мессерами". Кутищев
вовремя заметил это и заградительным огнем не подпустил их к товарищам.
"Мессеры" ушли вверх. Но сам Кутищев оказался в опасности: на него насел
"фоккер", и теперь уже я пришел товарищу на выручку и отбил атаку.
Наблюдаю за "фоккером". Вот он выполнил переворот, идет вниз, пикирует.
Явно намерен кого-то атаковать. Присмотрелся. Вот оно что! Оказывается, в
это время у земли работали наши штурмовики. Переворот - и мой истребитель
преследует врага. Короткой очередью отпугиваю "фоккера", и его "интерес" к
"илам" тут же пропадает: надо спасать собственную шкуру! "Фоккер" боевым
разворотом в сторону солнца пытается уйти из-под моего огня.
Неотвязно следую за ним. Нас разделяет метров сто. Противник
перекладывает машину с крыла на крыло, и я не пропускаю удобного момента -
нажимаю гашетку. Еще одним истребителем у врага стало меньше!
Лейтенант Березкин, находившийся в течение всего боя "на высоте
положения" - над боевым порядком - увидел, как один "фоккер" проник в нашу
группу и виражит там. "Того и гляди, кого-нибудь собьет!" -забеспокоился
Березкин. Посмотрел вверх. Противника нет. Значит...
Вячеслав тут же выполняет глубокую спираль и выходит "фокке-вульфу" в
хвост. Расстояние сокращается, летчик сосредоточен, - бить надо только
наверняка! Фашист заметил погоню и что было силы потянул ручку на себя.
- Не уйдешь! - произнес Березкин и тоже потянул ручку. И когда до
противника осталось метров пятьдесят, Березкин дал очередь. "Фоккер"
вспыхнул и камнем пошел к земле.
Воздушный бой стал постепенно ослабевать, а вскоре и вовсе прекратился.
Вражеских машин уже не было - мы своей восьмеркой остались хозяевами
положения.
Сухов запросил наземную станцию, можно ли выполнить "тридцать три" - и
получил от "Тигра" согласие: значит, идем на свой аэродром.
В полку уже знали о нашем бое, и пока мы еще находились в воздухе, там
уже дописывался боевой листок.
Плотным строем восьмерка прошла над аэродромом. Ведущий скомандовал:
- Роспуск!
Садились, заруливали, покидали кабину - и спешили к своему ведущему на
доклад. Здесь, в ожидании пока за нами подойдет машина, Сухов накоротке
сделал разбор.
Машина подъехала и, забрав нас, доставила прямо к командному пункту.
Старший лейтенант Сухов подошел к командиру, четко вскинул руку, стал
докладывать:
- Товарищ майор, задача на прикрытие войск в районе Зелессен -
Шпремберг - Шпревитц выполнена. Вели бой с тремя группами вражеских
самолетов общим количеством двадцать машин, сбили девять...
Командир улыбается: приятная весть радует его. Уточнил, кто сколько
сбил. Сухов сказал:
- Бондаренко и Голубев - по два, Кутищев, Кудинов и Березин - по
одному.
- А вы?
- И я два...
- Молодцы, ребята! - сказал замполит. А командир добавил:
- Теперь - отдыхать: работенка предстоит еще немалая.
По окончании летного дня, уже в сумерки, усталые от напряженных
воздушных боев, мы, прежде чем пойти отдыхать, спешили взглянуть на карту.
Красные флажки стремительно перемещались все дальше и дальше на запад. Нам
виделись огромные клещи возмездия, могучей и сильной рукой фронтов сжимавшие
кольцо вокруг Берлина. Войска под командованием Маршалов Советского Союза Г.
К. Жукова, К. К. Рокоссовского, И. С. Конева, сокрушая на своем пути
вражескую оборону, неудержимой лавиной продвигались к столице рейха.
В районе Бреслау и Котбуса были окружены крупные группировки
противника. Не сбавляя темпа, наступавшие фронты двигались вперед, оставив
блокированного противника у себя в тылу.
Советские воины - от солдата до маршала - были охвачены единым порывом:
"Даешь Берлин!". Он был совсем уже недалеко. А там близка и Победа!.. И
войска спешили, и не было силы, способной устоять перед их натиском,
способной остановить неудержимый "девятый" вал.
Сверху мне всякий раз отчетливо видны бесконечные вереницы автомашин с
войсками, боеприпасами, другими важными грузами. Спешат на запад
железнодорожные составы. Волна за волной идут на запад тяжело груженные
бомбардировщики - "Туполевы", "петляковы", над самой землей проносятся
"ильюшины" - "ди шварце тодт", как окрестили их сами гитлеровцы. Небольшими
труппами, на разных высотах, стремительно проносятся юркие истребители -
"лавочкины", "Яковлевы".. Они прикрывают своих боевых товарищей из
бомбардировочных и штурмовых полков, очищают небо от врага.
Всей своей мощью наша армия нацелилась в сердце фашизма.
Гитлеровцы отступали. Противник поспешно покинул и аэродром Ютерборг,
что 8 шестидесяти километрах юго-западнее Берлина. Этот аэродром - один из
старейших в Германии. Еще в недавнем прошлом здесь находилась высшая школа
воздушного боя, готовившая асов для гитлеровских "Люфтваффе".
Теперь в Ютерборге - один из полков нашей дивизии, а именно 104-й
гвардейский истребительный, который и прикрывал свои войска в районе
Берлина.
Штаб дивизии в это время находился вместе с 16-м гвардейским
истребительным авиаполком в Бурау.
После обеда, часов в шестнадцать, командир дивизии полковник Покрышкин
вызвал меня к себе и велел подготовить наши самолеты к вылету. Я спросил:
- Пойдем на боевое задание?
- Нет, - ответил Александр Иванович, - слетаем в сто четвертый, в
Ютерборг, посмотрим, как разместились, как там идут дела. Полетим рано
утром... Да, передай, чтобы Ут-2 тоже подготовили: если погоды не будет,
полетим на нем...
Не раз я убеждался в предусмотрительности своего командира. И на этот
раз он тоже оказался прав: поднявшись рано утром следующего дня, я сразу же
глянул в окно. Погоды не было: низкая облачность нависла над землей,
видимость не превышала 150 метров. В считанные минуты оделся, поспешил к
метеорологам. Александр Иванович уже проанализировал с ними обстановку.
- Готовь у-тэ-два! - приказал он мне. - Минут через пятнадцать
подъеду...
Вскоре мы уже были в воздухе. Шли на высоте метров 30-40. Покрышкин
отлично ориентировался, как мы, летчики, порой говорим, "по столбам", и
через час мы были над Ютерборгом. Сделали круг, совершили посадку. Нас
встретили командир части полковник Бобров и его замполит. Комдив
поздоровался с ними, сел в машину и сказал:
- На командный пункт!
В ожидании техника я остался у самолета. Вскоре подъехал инженер полка
с несколькими техниками. Я сказал, что замечаний нет и выразил желание
осмотреть аэродром и городок. Один из техников занялся осмотром и
подготовкой нашего самолета к очередному вылету, а мы поехали к ангарам. Они
наполовину оказались заглубленными, и только немного стены и крыша выходили
на поверхность. В ангарах еще стояла "мессершмитты" и "фокке-вульфы",
очевидно, выведенные из строя.
Поехали дальше. По пути заметил, что по всему городку, то тут, то там,
даже между зданиями, виднелись сложенные штабелями ящики с боеприпасами. Там
снаряды, гранаты, фауст-патроны... Как видно, здесь готовились к длительной
обороне.
Побывали в казарме, в столовой для летного состава и других помещениях.
В одном из залов стояли обтянутые коричневой тканью стенды, а на них висело
много фотографий размером 9 х 12 в черных рамках. Нетрудно было догадаться,
что с фотографий смотрели выпускники этой школы, заплатившие жизнью за
попытку осуществить бредовые идеи фюрера. Он не жалел для них "железных
крестов" - многие были сфотографированы при всех своих регалиях. Почти все
эти фашистские выкормыши сложили головы на Восточном фронте - так именовался
он в гитлеровских документах.
Глядя на эти фотографии, я невольно ловил себя на мысли, что, быть
может, этот или вот тот молодчик сбит моим командиром, мной или кем-то из
моих товарищей...
Мои раздумья нарушила стрельба. Где-то за окнами раздавались автоматные
очереди. Мы вначале не придали этому особого значения и продолжали свою
необычную экскурсию.
Но странное дело - стрельба не только не утихала, а, напротив,
усиливалась. Инженер забеспокоился. Мы вышли, чтобы узнать, в чем дело. Вот
по направлению к юго-восточной границе аэродрома помчалась группа
вооруженных солдат. За ними спешили техники, механики. Чувствовалось что-то
неладное. Инженер показал мне, где находится штаб полка, вскочил в машину и
уехал на аэродром.
Нескольких офицеров,, обогнавших меня, я безошибочно принял за штабных
работников.
- Что произошло? - спросил я. И тут же услышал в ответ:
- Немцы на аэродроме!
В штабе я первым долгом спросил:
- Где Покрышкин?
- Кажется, на командном пункте! Там же и начштаба дивизии, - ответил
мне один из офицеров и тут же объявил боевую тревогу. От него узнаю
некоторые подробности: в районе стоянки третьей эскадрильи неожиданно
появилась большая группа гитлеровцев. Наши воины вступили в бой.
Начальник штаба звонит с КП:
- Организовать оборону штаба, я сейчас приеду!..
Мы быстро занимаем щели, отрытые недалеко на случай бомбежки. Штабной
домик становится своеобразным опорным пунктом.
Тем временем поступают тревожные вести: противник начинает обходить
аэродром южнее. Стрельба усилилась. Уже все авиаторы - и летчики, и техники
вместе с воинами обслуживающих подразделений стали пехотинцами, окапываются.
Управление обороной ведется с командного пункта, разместившегося в землянке
на аэродроме. Непосредственное руководство боевыми действиями на местах
осуществляют комэски Комельков, Рум и Вильямсон. Общее руководство обороной
аэродрома взял на себя Покрышкин.
Подъехал начальник штаба, подозвал одного из офицеров и передал ему
приказание комдива: у передней стойки шасси каждого самолета вырыть яму,
чтобы можно было опустить в нее колесо. Тогда опустится нос истребителя и
можно будет вести огонь из самолетного оружия по наземным целям.
Офицер помчался в первую эскадрилью. В другие эскадрильи это приказание
было тут же передано по телефону.
То в одном, то в другом месте бой вспыхивал с новой силой, трещали
автоматы, ухали гранаты.
Во второй половине дня поступило донесение: "Большая группа противника
подошла к границе аэродрома, но затем, поспешно повернув на юг, скрылась в
лесу".
Штабники склонились над картой, стремясь разгадать намерение
противника. В это время пришла новая тревожная весть:
- Танки!..
Положение складывалось довольно критическое. Но несколькими минутами
спустя поступило ободряющее уточнение:
- Наши танки!..
Оказалось, в штаб дивизии было сообщено, что 104-й истребительный полк
ведет наземный бой с крупными силами котбусской группировки врага,
прорывающимися из окружения. Начальник штаба дивизии полковник Абрамович с
КП связался с танкистами, и они не замедлили прийти нам на помощь.
На свою точку базирования мы возвратились только на следующий день.
Александр Иванович шутил по поводу авиации, ставшей на день пехотой. А
я размышлял о том, что на войне всякое бывает. Кто думал, что приведется
получить боевое крещение в наземном сражении? А получили!..
По всему чувствовалось, что война с фашистской Германией на исходе.
Советские войска, словно загнанного зверя, обложили врага со всех сторон в
его логове - Берлине. Уже идут упорные уличные бои на подступах к городу.
Каждый квартал, каждый дом гитлеровцы превратили в крепость, опорный пункт.
Для защиты столицы рейха командование сосредоточило много отборных частей,
была проведена "тотальная" мобилизация всего мужского населения.
Советские войска, ведя трудные, ожесточенные бои, шаг за шагом
продвигались вперед, к центральной части города.
Уже рядом рейхстаг. Фашисты под прикрытием ураганного огня из всех
видов оружия то и дело бросаются в контратаки. Но советские воины, очищая
улицу за улицей, здание за зданием, пробиваются к рейхстагу. И вот 30 апреля
начался его штурм.
...Вспомнилось, как две недели тому назад, под вечер 15 апреля, у нас
состоялся митинг личного состава, на котором было зачитано Обращение
Военного Совета фронта.
"Пришло время, - говорилось в Обращении, - подвести итог страшных
злодеяний, совершенных гитлеровскими людоедами на нашей земле, и покарать
преступников... За нашу Советскую Родину!.. Вперед, на Берлин!".
16 апреля. Раннее туманное утро вдруг озарилось яркими вспышками.
Громыхнул первый залп. Десятки тысяч орудий и минометов посылали
смертоносный груз возмездия на головы фашистов.
Битва за Берлин началась!
А когда рассеялся туман, сотни наших самолетов-штурмовиков,
бомбардировщиков, истребителей сопровождения и прикрытия поднялись ввысь и
взяли курс к линии фронта.
...В воздухе стоит сплошной гул моторов. Завязываются яростные
воздушные бои. Гитлеровские летчики пытаются преградить путь нашим
бомбардировщикам и штурмовикам. Но тщетно. Воздушные бои не прекращаются. В
тот день только летчики нашего полка сбили пять вражеских самолетов. А
сколько их было сбито летчиками 1-го Украинского фронта, летчиками всех
наших наступающих фронтов? Сколько ярких эпизодов, сколько примеров мужества
и отваги!
...Возвращаясь с боевого задания, четверка старшего лейтенанта В.
Бондаренко недалеко от нашего аэродрома на высоте тысяча метров встретила
пару "Фокке-Вульф-190" и с ходу атаковала ее. С первой же атаки Бондаренко
сбил ведущего, а второго ребята принудили сесть "на живот" прямо перед собой
- на автостраду. Но солдаты столкнули "фоккера" на обочину, чтобы он не
мешал движению нашего автотранспорта. Фашистский летчик и не пытался бежать:
это было просто безрассудно. Он выбрался из кабины и, вскинув вверх руки,
предпочел плен. Все чаще вражеские летчики уклонялись от боя, а нередко
перелетали на нашу сторону и сдавались в плен.
Как всегда, в боевых порядках наших войск на переднем крае находилась
станция наведения, которая давала нам информацию о воздушной обстановке,
сообщала, где находятся самолеты противника, сколько их, какого типа, на
какой, примерно, летят высоте, - и наводила на них.
Помню, было это 27 апреля. Идут воздушные бои. Под конец дня над
передним краем появилась четверка "фоккеров". Они на большой скорости
снизились и оказались в районе нашей станции наведения.
На нашей радиоволне послышалась ломаная русская речь:
- Не надо стреляйт! Мы будем делать посадка...
И, не выпуская шасси, "фоккеры" один за другим произвели посадку "на
живот". Сели удачно - ни один не загорелся. Летчики вылезли из кабин и
подняли руки.
Начальник парашютно-десантной службы дивизии майор Макиенко,
находившийся как раз на станции наведения, предложил перелетевшим фашистам
через радиостанции своих самолетов обратиться к немецким летчикам с призывом
прекратить сопротивление и последовать их примеру.
В последние дни апреля напряжение воздушных боев снизилось. Вылетая на
боевое задание в район Берлина, мы подвешивали под истребителями по
двухсотпятидесятикилограммовой бомбе и сбрасывали их на засевшего в городе
врага.
Первой вылетела восьмерка, ведомая Николаем Трофимовым. Он привел ее на
Берлин на высоте 2000 метров, отыскал объект, по которому следовало нанести
удар. По команде Трофимова восьмерка перестроилась в боевой порядок
"пеленг". Вначале вступило в действие ударное звено. Переворот через крыло,
почти отвесное пикирование на цель. Снова команда - теперь на сбрасывание
бомб. Затем - выход из пикирования, набор высоты. Теперь первое звено
становится в прикрытие, а второе наносит удар.
Бомбометание произведено. Противника в воздухе нет. Истребители ведут
пулеметно-пушечный огонь по укрывшемуся внизу врагу, выполняют несколько
заходов и берут курс на свой аэродром.
Надо сказать, что точность бомбометания с пикирования очень высокая, и
мы поражали цели с большим эффектом.
Так идея нашего комдива была полностью реализована: в те дни, когда
истребителей противника было мало, мы выполняли роль
истребителей-бомбардировщиков. Этот метод боевых действий особенно
пригодился нам в боях за Берлин.
Вскоре мы отпраздновали под Берлином Первомай. Отмечали его в боевой
обстановке, с необычайным подъемом. У каждого душа радовалась: вот-вот
закончится война. И, наконец, - свершилось! 2 мая поверженный враг
капитулировал.
5 мая мы с Александром Ивановичем поехали на автомашине в Берлин -
интересно было посмотреть его. Долго ехали по улицам, с обеих сторон которых
еще дымились пожарища, мрачно глядели на нас пустыми глазницами окон
полуразрушенные дома. А вот и опаленное взрывами, иссеченное осколками и
пулями здание с колоннадой. Рейхстаг!.. Добрались мы, наконец, до волчьего
логова! Символ фашизма - орел, сжимающий в когтях паучью свастику, сброшен с
фронтона советским солдатом. И наверху, на куполе чужие ветры полощут наше
победное красное знамя. А стены, колонны рейхстага сплошь испещрены
надписями - автографами победителей. Расписались и мы на рейхстаге,
осмотрели его и затем вышли на площадь, постояли у Бранденбургских ворот.
Некогда были они свидетелями парадных шествий гитлеровцев, здесь маршировали
колонны выкормышей фашизма, гремели оркестры и бесновался в истерике фюрер,
опьяненный бредовыми планами мирового господства.
А теперь?.. Пустынная площадь усыпана обломками кирпичей и стекла,
осколками, снарядами и патронными гильзами. Тянет пороховой гарью. И словно
ниже стали они, Бранденбургские ворота...
Враг сломлен. Но еще не добит. Отчаянно сопротивляются фанатики,
надеются на какое-то чудо, на спасение, отказываются капитулировать.
7 май мы полком перебазировались из района Берлина в Гроссенхайн, что
под Дрезденом. Аэродром, по-видимому, был здесь специальный, для самолетов,
проходивших испытания: широкая и длинная бетонированная взлетно-посадочная
полоса, хорошо оборудованные стоянки, ангары, мастерские. На аэродроме мы
увидели груды разбитых, искореженных самолетов различных типов. Здесь были
"мессершмитты" различных модификаций - 109, 110, 220; "Фокке-Вульф-190",
"Юнкерс-87", 88, "Хейнкель-111" и даже американские "летающие крепости"
Б-17.
Больше всего заинтересовали нас новинки "Люфтваффе" - искореженные
самолеты Ме-163 и Ме-262 с реактивным жидкостным и турбореактивными
двигателями. Мы знали, что гитлеровское командование делало на них большую
ставку и хвастливо заявляло в листовках и по радио, что, дескать, скоро
русской авиации не поздоровится. Но наши летчики уже встречались и с этим
"секретным оружием" противника. Николай Старченков, Павел Еремин, Николай
Трофимов вели бой с Ме-262, и не таким он оказался страшным, этот новый
вражеский истребитель, обладавший огромной - для того времени - скоростью.
Был он, правда, лучше вооружен, чем любой истребитель с поршневым
двигателем. Но советские асы метко поражали и сбивали и их, как уничтожали и
все другие, обычные типы вражеских самолетов.
Рядом с аэродромом находился хорошо благоустроенный авиагородок. Весь
он утопал в зелени. Особенно много было кустов сирени, высаженных вдоль
аллей. Сирень цвела, воздух был настоян на ее аромате. Дышалось как-то
легко, свободно: мы чувствовали приближение Победы.
Кроме полков нашей дивизии, на этом аэродроме уже стояло другое
соединение, оснащенное самолетами Ла-7.
Мне предстояло возвратиться к прежнему месту базирования и забрать там
наш УЛа-5, который остался на старой точке.
Полетел туда на Ут-2, а в Гроссенхайн - на УЛа-5. Решил показать
соседям, что "и мы не лыком шиты". Прошел на бреющем на большой скорости,
над полосой сделал "восходящую бочку", затем левым боевым разворотом набрал
высоту, выполнил переворот, "петлю Нестерова" и стал заходить на посадку.
Перед четвертым разворотом выпустил шасси и сел на бетонированную полосу.
...Восьмой день мая сорок пятого подходил к концу. Техники и механики
хлопотали у самолетов, заканчивая подготовку их к боевым вылетам. Летчики
шли на отдых в авиагородок, где в трехэтажном здании разместился весь личный
состав полка вместе со штабом. Мне отвели комнатку на первом этаже. Кровать,
небольшой столик - вот и вся меблировка. На столике два огромных букета
сирени, от чего воздух как бы загустел и буквально опьянял своим ароматом.
Я мысленно поблагодарил наших девушек за цветы, лег отдыхать и вскоре
уснул мертвецким сном. Среди ночи меня разбудила стрельба, топот бегущих
куда-то людей, возбужденные голоса. Я вскочил на ноги, но никак не мог
понять, что произошло. Мне вначале показалось, что на городок напал
противник. Я достал из-под подушки пистолет, взвел курок, быстро направился
к двери, рванул ее на себя. А там - торжество, сияющие лица однополчан.
- Ура! Победа!
- Войне конец! - пробегая по коридору, радостно кричал наш полковой
писарь.
Минуту спустя я был уже среди ликующих друзей и вместе с ними разрядил
вверх всю обойму своего пистолета. Небо было расцвечено огнями ракет, ухали
зенитки, прикрывавшие наш аэродром. Пулеметные и автоматные очереди
рассекали ночную тьму. Все обнимались, целовались, поздравляли друг друга с
событием, которого так долго ждали, к которому шли трудными фронтовыми
дорогами.
Это был наш салют в честь Победы, в честь наших отважных воинов,
вычесть великого советского народа-победителя.
Я вдруг почувствовал себя освободившимся от какого-то невидимого груза,
который все время давил на протяжении войны, плечи словно поднялись выше и