Страница:
окутавшись клубами пара, враз лишился всех своих лошадиных сил. Эшелон
теперь двигался только по инерции. Чистов пулеметно-пушечным огнем изрешетил
вагоны. Истребители пронеслись над самым составом и пошли на "горку".
- "Тридцатый"! Делаем еще заход!
- Понял! - ответил Чистов. И летчики стали заходить на повторную атаку.
Пикируют. Эшелон уже неподвижен. Видны мечущиеся фигурки фашистов. Дистанция
открытия огня. Палец привычно ложится на гашетку - огонь!
Истребители с ревом пронеслись над эшелоном. Возле разбитых классных
вагонов валялись трупы в серой форме.
В тот же день другая пара истребителей - Бабак и Гучек - из 100-го
гвардейского истребительного авиаполка летала на разведку наземного
противника в этом районе. Обойдя Мариуполь со стороны Азовского моря,
летчики развернулись и обнаружили усиленное движение поездов в северном
направлении.
Прилетели, доложили командиру. Тот по инстанции - командиру дивизии.
Так мол и так. Фашисты, очевидно, вывозят награбленное добро.
Комдив уже располагал подобными данными и распорядился действиями
нескольких пар "охотников" остановить движение вражеских эшелонов.
Пара за парой взлетали истребители. Первой на штурмовку поездов ушла
пара Бабака, за ней - пары Глинки и Лавицкого. "Охотники" быстро находили
вражеские эшелоны, поражали паровозы, уничтожали грузы.
10 сентября 1943 года наши войска с боями освободили Мариуполь.
Авиаторы вновь прославили боевое знамя своей 9-й гвардейской дивизии. И
Родина высоко оценила их подвиг, их ратный труд: Москва салютовала
доблестным освободителям города, а приказом Верховного Главнокомандующего
нашей дивизии было присвоено наименование Мариупольской.
Вскоре развернулись бои за Бердянск. Еще одно усилие - и город будет
наш. Но противнику удалось приостановить наступление советских войск. Тогда
наше командование принимает решение взять Бердянск совместными действиями
наземных войск и Азовской военной флотилии.
Задача нашего истребительного авиаполка - прикрыть высадку десанта и
защитить корабли от вражеской авиации. В управление дивизии прибыли
представители Азовской флотилии во главе с начальником штаба. Детально
рассматривались вопросы взаимодействия. С летным составом все было проиграно
на земле. Каждый имел представление о расположении кораблей и транспортов
при высадке. Мы ждали только сигнала.
И вот он поступил. Истребители группами идут на задание. В Бердянске
уже завязались бои. Наступают наземные войска, успешно развивают операцию
десантники.
Парой с Покрышкиным присоединяемся к летчикам второй эскадрильи. Группа
теперь состоит из восьми самолетов: одна четверка ударная, другая -
прикрытия.
Вылетели часов в одиннадцать. Пришли в район Бердянска. Вражеских
самолетов не видно. Правда, промелькнула пара "мессеров", потом четверка.
Бой они начали пассивно.
В составе группы прикрытия был лейтенант Виктор Примаченко. Знал я его
еще по школе в Цнорис-Цхали. В войну встречался с ним на аэродроме
бомбардировщиков Пе-2, которых мы тогда прикрывали.
В нашем полку Примаченко уже давненько. Дважды его сбивали. Не повезло
ему и теперь.
Как все случилось - до сих пор загадка: то ли зенитный снаряд его
машину достал, то ли "мессеры" по ней ударили - не знаю. Только никакой
атаки мы не видели. И вдруг самолет Виктора Примаченко задымил и круто пошел
вниз.
Однажды он уже загадку предложил нам: все диву давались, как можно было
посадить подбитый самолет с выпущенными шасси на ограниченных размеров
площадку, окаймленную лесом? Посадить - и не поломать при этом машину!..
На этот раз самолет при посадке ударился колесами о землю около оврага,
подпрыгнул, перелетел на другую сторону оврага (а это метров пятьдесят),
прокатился немного и остановился.
Примаченко выбрался из кабины, огляделся. Никого. Но вот спешит к
самолету пожилой человек. Странный какой-то, взгляд плутоватый...
- Давай-ка быстрее, побежали! Вас вон "тигр" ожидает...
Примаченко посмотрел на старика - в своем ли он уме? Какой такой
"тигр"?.. И догадался: немцы приняли его за... своего и послали старика "на
связь".
Поодаль, действительно, стоял танк.
- Никуда я не пойду! - отрезал Виктор старику. А тот, услышав русскую
речь, тоже сообразил, что получилась неувязочка. И только теперь,
присмотревшись, дед увидел на крыльях красные звезды и... бросился бежать в
ту сторону, откуда пришел.
- Гад проклятый, продажная шкура! - закричал ему вслед Примаченко. Не
успел он отойти и нескольких метров от самолета, как воздух потряс взрыв.
Примаченко упал. Когда дым рассеялся, Виктор увидел, что самолет его осел,
пылает. Сидевшие в "тигре" фашисты, оказывается, держали его под прицелом и
как только заметили, что старик убегает, все поняли и ударили по самолету из
танковой пушки. Гитлеровцы думали, что советский летчик погиб и уехали. Но
Примаченко был жив. Еле держась на ногах, он побрел на восток, туда, где
ждали его боевые друзья. И он пришел на свой аэродром.
Вскоре Бердянск был освобожден. Противник не устоял перед мощным
натиском наших войск с моря, суши и с воздуха - отступил.
Четвертый день сидим близ хутора Розовка. Самолеты хорошо
замаскированы: до переднего края каких-нибудь пятнадцать километров - не
больше. Отчетливо слышен гул войны. Идут напряженные бои на земле и в
воздухе. Нам приходится делать по три, а то и по пять вылетов в день.
Вражеская авиация буквально висит над передним краем. Не успеет скрыться
одна группа истребителей или бомбардировщиков, как появляется другая.
Идут упорные бои за Мелитополь. Гитлеровское командование стремится
любым способом сдержать натиск наших войск, не пустить их в город. Врагу
ясно, Мелитополь - это ворота в Крым. Бои идут тяжелые, изнурительные. Город
пылает.
От хутора Розовка тоже остались одни развалины да пепелища. Чудом
уцелело лишь несколько домишек, и мы, летчики, разместились тут. Собственно,
в домиках мы проводим только ночь, а все светлое время суток находимся либо
в кабинах, либо где-нибудь близко, рядом со своими самолетами.
Площадкой служит открытое поле, мало-мальски пригодное для взлета и
посадки. Здесь же, на краю аэродрома, в тени, на траве или в наспех
оборудованной землянке отдыхаем в перерывы между вылетами, досыпаем. Здесь
же и наша "столовая": на траве раскладываются клеенки, салфетки,
присаживаемся и кому как удобно - на корточках или полулежа - принимаемся за
еду. И снова спешим к самолетам: все подчинено боеготовности!
...Восемь утра. По распорядку - завтрак. Но с ним что-то опаздывают. И
мы все чаще поглядываем в сторону Розовки, откуда должна подойти машина.
Часов около девяти наши "кормильцы" появляются. Официантка быстренько
раскладывает "скатерть-самобранку", ставит тарелки с едой. Приступаем к
трапезе.
Не опоздали на завтрак и наши четвероногие общие любимцы - Киттихаук и
Кобрик. Неунывающий народ - летчики! Вот и дали они собачкам имена по
названиям американских самолетов. Друзья наши тут как тут. Ведут себя не
назойливо: лежат в стороне, вытянув вперед лапы, и повиливают хвостом, ждут.
Знают, что их не обидят, поделятся съестным.
Вдруг Киттихаук насторожился, навострил уши, прислушивается.
Забеспокоился и Кобрик, поднял мордочку вверх, залаял.
Мы тоже сосредоточились. Издали, со стороны линии фронта, плыл тяжелый
гул. Он все нарастал и нарастал. Присмотрелись сквозь просветы в листве
скрывавших нас от чужого взора деревьев - и увидели самолеты. Определили:
бомбардировщики. Сосчитали: девять. Высота примерно 3000 метров.
- Наши, что беспокоитесь! - послышался чей-то голос. - Отбомбились и
возвращаются домой.
За первой девяткой следовало еще две. Потом появилось две четверки
истребителей.
- "Мессеры"! - безошибочно определили мы. Всем стало ясно, что самолеты
- вражеские. Три девятки "Хейнкелей-111" строем "клин" под прикрытием восьми
"мессершмиттов" шли бомбить наш аэродром. Они уже были на боевом курсе.
Что-либо предпринять сейчас поздно. Правда, несколько летчиков, метнулись к
своим истребителям. Но тут раздался "властный голос командира:
- Стой! Всем - в щели!
...Томительно тянутся секунды. Гул уже над головой. Тяжелый, нудный.
Распластав широкие эллипсообразные крылья, тяжело груженные смертоносным
грузом "Хейнкели" подходят к границе нашего аэродрома. Пятьдесят четыре
мотора заунывно воют: "Везу, везу, везу-у-у"...
Укрытие в лесопосадке - стоят неподвижные наши истребители. Будь они
сейчас в воздухе, врагу несдобровать!
Но что сейчас поделаешь?..
Из укрытий наблюдаем за воздушной армадой. Кажется, что мы видим
открывающиеся бомболюки. Вот-вот посыплется оттуда "горох". Вначале
бесшумно, потом с воем и пронзительным свистом начнут падать бомбы.
Сердца отсчитывают секунды. Но происходит что-то непонятное:
бомбардировщики проходят мимо, разворачиваются на север и идут дальше.
Истребители прикрытия свободно маневрируют между девятками бомбардировщиков.
Вот ведущий одной из четверки положил свой самолет на крыло, очевидно,
обнаружил нас. Затем он выровнял свой "мессер" и пошел вслед за
"хейнкелями". Строй развернулся почти на девяносто градусов, стал -
удаляться.
Мы же нисколько не сомневаемся в том, что враг обнаружил нас. Почему же
он оставил цель? Видимо, какая-то ловушка: вот-вот немцы выполнят энергичный
маневр и нанесут удар!..
Но ничего подобного не происходит. Самолеты уже удалились на такое
расстояние, что нам можно взлетать. Быстро покидаем цели и что есть духу
мчимся к истребителям. Мгновение - и я в кабине. Включаю радиостанцию,
надеваю парашют, пристегиваюсь, докладываю, что к вылету готов. Скорее бы в
воздух!
С КП командир полка приказывает шестерке Федорова догнать и атаковать
группу бомбардировщиков, а шестерке Трофимова объявляет готовность номер
один. Остальным готовность номер три, ждать вылета на прикрытие войск на
переднем крае - в соответствий с графиком.
Тем временем в воздухе происходили серьезные события. Шестерка майора
Федорова настигла врага, но предотвратить бомбежку соседнего нашего
аэродрома, на котором базировалось два полка штурмовиков и один полк
прикрывавших их истребителей, уже но успела.
Шестерка атаковала заднюю правую девятку бомбардировщиков и сразу же
два из них подожгла. Но в ту же минуту с "хейнкелей" посыпались бомбы на
аэродром штурмовиков. Завязался воздушный бой с "мессерами". Три вражеских
самолета были сбиты. В конце концов, и этот внезапный налет не прошел для
фашистов безнаказанно.
Остались позади Большой Токмак, Скелеватая, Гоголевка, где мы
базировались, ведя бои на подступах к Крыму.
Ноябрь на юге еще теплый. Поражает бездонная синева неба. Где-то вдали,
у горизонта, виднеется белесая дымка. За ней - море. Это я знаю точно: на
моих коленях лежит планшет, а сквозь его целлулоид просвечивает карта - мой
верный путеводитель.
Летим четверкой. Ее ведет Покрышкин. Курс - в район Сиваша, к новому
месту базирования. Строй, близкий к "фронту" с небольшим превышением второй
пары, то и дело маневрирует: Жердев и Сухов, выполняя небольшие отвороты
влево-вправо, то удаляются от нас, то приближаются, да так, что я отчетливо
вижу спокойные, сосредоточенные лица своих товарищей. Понять их нетрудно:
подходим к заданному району. Ведущий внимательно всматривается в переднюю
полусферу воздушного пространства. Во фронтовом небе могут быть всякие
неожиданности.
Вот впереди, немного правее, сквозь серую дымку ело заметно проступают
очертания береговой линии. Сиваш! Где-то здесь должна находиться наша
"точка". Расчетное время полета подходит к концу. Командир немного подвернул
свой самолет влево, затем переложил его с крыла на крыло, просматривая землю
под собой и подал нам по радио команду:
- Я - "сотый". Точка впереди слева. Снижаемся.
С высоты 3000 метров А. И. Покрышкин перевел машину в пикирование. Мы
незамедлительно повторили его маневр. Нам виден небольшой населенный пункт,
такой же маленький лесок, а несколько озер вокруг них казались оазисом в
Приазовской равнине. Аскания-Нова! Знаменитый заповедник, о котором я
впервые услышал еще в школе на уроке географии...
Выйдя из пикирования метрах в пятистах от земли, мы прошли по большому
кругу, осмотрели площадку, приметили характерные ориентиры. Посадочное "Т"
уже было выложено, и один за другим мы произвели посадку. Подрулив поближе к
знаку, Покрышкин не выключая мотора и, не покидая кабины, стал руководить
посадкой следовавших за нами экипажей.
К исходу дня воздушный и наземный эшелоны нашего полка полностью
перебазировались в Аскания-Нова.
Частые "переезды" с места на место были для нас делом привычным. Порой
долго засиживаться в одном пункте не хотелось: тянуло дальше в новые города
и села. И вряд ли это было обыкновенное любопытство. Просто, мы сознательно
чувствовали, что быстро меняющаяся фронтовая обстановка неизбежно требует
этого неуклонного движения, этого боевого ритма наступления. И мысли наши
опережали события, спешили вдаль, будоражили сердце. И чувства тоже торопили
нас: вперед, вперед!..
К заповеднику все мы проявили большой интерес. Место было уютное,
красивое и довольно оживленное: над головами то и дело носились большие
птичьи стаи, с утра и до вечера в воздухе стоял разноголосый гам. Гуси, утки
и даже лебеди то улетали на озера, то снимались с них "и летели на Сиваш, на
Азовское море.
В парке мы увидели уникальные деревья, привезенные сюда из разных
стран, из разных уголков Земли.
Тишина... Благодать... Словно и нет войны!
Все это объяснялось тем, что на нашем участке фронта на некоторое время
снизилась активность боевых действий. Фронт как бы стабилизировался. Враг
оказался в "мышеловке" - в Крыму. Фашистские войска с суши полностью
отрезаны. Снабжать блокированную группировку противник мог только по морю
или по воздуху:
С утра следующего дня мы прибыли на аэродром. Техники готовили матчасть
к полетам. Летчики третьей эскадрильи заступили на дежурство, а второй и
первой готовились к облету района боевых действий.
Осень уже добралась и до этих мест: с каждым днем становилось
прохладней. По утрам над землей долго плавали туманы. И лишь к полудню они
взбирались повыше, образуя невысокую сплошную облачность. Видимость,
конечно, была плохая.
Мы готовились к боям за освобождение Крыма. Район предстоящих действий
имел свои особенности: бои придется вести над Сивашем и Черным морем.
"Сухопутные" летчики над водной поверхностью чувствуют себя несколько
необычно. Объясняется это, по-видимому, тем, что кругом, куда ни глянешь -
вода; нет ни площадных ни линейных ориентиров - глазу не за что
"зацепиться". Так что надежда только на компас. Кроме этого, над морем
появляются большие трудности в определении и Сохранении пространственного
положения. Нам надо изучить эти особенности, преодолеть "водобоязнь",
подготовить себя к любым неожиданностям, чтобы успешно бить врага и над
морем.
Погода в этом районе была неустойчивая, по утрам стояли туманы, дымка и
нижняя облачность. Чувствовалось море.
Два дня спустя к нам прилетел командующий армией генерал Т. Т. Хрюкин,
прославившийся своим героизмом еще в небе Испании.
Минут через сорок после посадки он зашел в землянку, где уже собрался
весь личный состав полка, и подробно обрисовал сложившуюся на нашем участке
наземную и воздушную обстановку, поставил задачу: прикрывать с воздуха наши
наземные войска в районе Перекопа и переправу на Сиваше. И подчеркнул:
- Ни одна бомба не должна упасть на переправу! Надеюсь, гвардейцы не
подведут.
- Не подведем! - дружно ответили мы.
- Какие вопросы есть ко мне? - спросил командующий.
Все притихли.
- Товарищ командующий! - обратился к генералу А. И. Покрышкин. - Дайте
нам радиолокатор и хорошую радиостанцию. Здесь они нам крайне необходимы.
- Хорошо, подумаю! - Командующий обвел взглядом сидящих перед ним
летчиков. - Вы хотели что-то спросить? - обратился он к офицеру, поднявшему
руку.
- Майор Еремин! - быстро встал офицер. - Сколько мы будем здесь
находиться?
- Пока не очистим от фашистов Крым!..
- Товарищ командующий, - снова обратился к генералу Покрышкин. -
Помогите заменить летчикам сапоги. Вон как истоптались, совсем обносились! -
Александр Иванович показал на чьи-то ноги. - Погода-то какая!..
- А в чем дело? - строго спросил генерал.
- В БАО несколько раз ходили. Срок носки, отвечают, не вышел...
- Сапоги вы получите! - коротко, как о деле решенном, сказал генерал.
Дальнейший разговор шел на будничные фронтовые темы. Кто-то рассказал
забавную историю, другой отпустил шутку. Тут уж "мастеров" было немало:
Крюков, Жердев, Труд, Клубов, Еремин. Не оставался в долгу и сам Хрюкин.
Землянка наполнилась задорным, веселым смехом.
Когда все вдоволь насмеялись, командующий поднялся с табурета, стал
прощаться.
- Да, чуть было не забыл! - остановился он. - Вы будете жить в
заповеднике. Берегите растительность и все живое. Помните: это
государственная ценность.
- Все будет в порядке, товарищ командующий! - заверил генерала
подполковник Погребной, заместитель командира нашего полка по политчасти.
- До свидания, товарищи! Желаю вам всего наилучшего! Пойдем, Александр
Иванович, на КП. Кое о чем нужно посоветоваться.
Мы уже успели облетать район предполагаемых боевых действий, хорошо
изучили береговую черту Сиваша, Азовского и Черного морей, прошлись над
линией фронта. Бои шли только на некоторых участках фронта, да и то местного
значения. Воздушная обстановка характеризовалась незначительными боями и
полетами разведчиков с обеих сторон.
В свободное от полетов и занятий время мы бродили по заповеднику-
прекрасному уголку Причерноморья. Прихватывали с собой кусочки хлеба и
подкармливали птиц.
Однажды утром, когда я находился на стоянке, меня вдруг позвали к
телефону. Звонили из штаба: вызывает Покрышкин. Оставив свои дела, я
прихватил планшет с картой и поспешил к командиру. Александр Иванович сидел
в кабинете за столом и что-то читал.
Я доложил.
- Чем занимаешься? - спросил он.
- На матчасти работаю.
- Сейчас подойдет машина, и мы поедем смотреть радиолокатор.
- А что это такое?
- Очень интересная и ценная для нас штука! - многозначительно произнес
Александр Иванович.
Вскоре мы на "газике" поехали на северо-западную часть заповедника
Аскания-Нова. Вдали показался одиноко стоящий домик. Подъехали ближе, и я
увидел рядом с домом автомашину с возвышающейся над ней конструкцией из
металлических трубок..
Нас встретил стройный, подтянутый майор, доложил Покрышкину, что
самолетов противника в воздухе не наблюдается.
Александр Иванович раскрыл коробку папирос, угостил майора, меня.
- Вот это и есть радиолокатор, - пуская дым, сказал он мне. - Над
автомашиной - антенна, а в помещении - сама станция. С ее помощью мы сможем
"видеть" противника и наводить наши истребители на вражеские самолеты.
- Теперь все ясно! - бодро ответил я.
Мы вошли в домик. Майор стал объяснять нам устройство и принцип работы
отечественного радиолокатора РУС-2.
В соседней комнате, куда мы зашли, было жарко. Вдоль стен на стойках я
увидел множество радиоламп огромного размера, внутри которых светились
раскаленные докрасна электроды.
Зашли еще в одну комнату. Окно было завешено, и в полумраке я увидел
то, что майор назвал индикатором. Офицер показал, как фиксируются на нем
цели, тут же сообщил тактико-технические данные станции, объяснил, что можно
обнаруживать, в зависимости от высоты, одиночный самолет или групповую цель,
находящиеся на удалении до ста километров. Кроме того, определяется
направление и скорость полета.
Александра Ивановича очень заинтересовало это новшество. Он задавал
майору много самых разнообразных вопросов. Затем договорился с офицером, что
он проведет ознакомительные занятия со всеми нашими летчиками.
- Будем с вами вместе работать! - оживленно заявил Покрышкин. - Я
пришлю сюда нашего начальника связи, и вы обо всем сможете договориться.
По возвращении в штаб командир незамедлительно вызвал к себе начальника
связи майора Масленникова и приказал ему организовать с личным составом
изучение радиолокационной техники, установить телефонную связь между КП
полка и радиолокационной станцией.
- В ближайшее время начнем использовать локатор при боевой работе! -
заметил он.
На следующий день начались занятия с летчиками - поэскадрильно. Надо
сказать, что некоторые скептики вначале недоверчиво относились к локатору,
попросту не верили в его возможности. Как это, мол, он может "видеть"
самолеты на таком расстоянии? Да еще и определять курс и скорость полета?!
Но вскоре скептики получили возможность убедиться в его высокой
эффективности.
Что же касается нашего командира, то он сразу же стал самым активным
пропагандистом радиолокационной техники.
- Она поможет нам, - говорил Покрышкин, - сохранить энергию летного
состава, ресурс самолетов, горюче-смазочных материалов: ведь отпадает
необходимость барражирования в воздухе впустую.
Ожесточенные воздушные бои шли над Перекопом и над понтонной переправой
через Сиваш, протянувшейся к небольшому плацдарму, который захватили наши
войска в восточной части Крымского полуострова.
Фашистское командование стремилось любой ценой уничтожить переправу,
чтобы не допустить сосредоточения советских войск на плацдарме. Волна за
волной шли пикирующие бомбардировщики Ю-87 на эту, важную для противника,
цель. Группами по 20-30, а то и более, прикрытые "мессершмиттами"
бомбардировщики совершали по два-три налета в день. Так что нам почти
непрерывно приходилось "висеть" в воздухе над переправой, чтобы во что бы то
ни стало защитить ее.
Здесь, в Аскания-Нова, проанализировав воздушную обстановку в районе
Сиваша и исходя из наличия радиолокатора, командир 16-го гвардейского
авиаполка А. И. Покрышкин принял решение: наряду с дежурством в воздухе
вылетать на боевое задание из положения дежурства на аэродроме. Был
составлен график дежурств, по которому мы поочередно занимали места в
кабинах истребителей и находились в готовности э 1. Дежурили группами по
шесть - восемь летчиков в течение одного часа. Затем происходила смена.
Сигналом на взлет служила ракета с КП полка заранее обусловленного цвета.
Задание и информацию об обстановке летчики получали по радио, когда уже
находились в воздухе.
Покрышкин и здесь проявил находчивость. Сигнальщику каждый раз
приходилось выбегать с КП, чтобы выпустить ракету. Как сэкономить время?
Командир приказал пробить в потолочном перекрытии землянки отверстие, в него
вставили металлическую трубу, а в трубу ракетницу. Теперь ракету можно было
выпускать без промедления - прямо от рабочего стола.
Вылеты из положения дежурства на аэродроме поданным радиолокационной
станции было делом новым и непривычным. Не всем нравилось подолгу
просиживать в кабине истребителя в напряженном ожидании сигнала на взлет.
Нередко такие "сидения" оставались бесцельными.
Больше других не нравилось такое пассивное ожидание Александру Клубову
- человеку горячему, энергичному, жаждущему сражаться. Он говорил, что готов
лучше полный день провести в воздухе, чем один час просидеть в кабине на
земле.
Но постепенно летчики втянулись в новшество и по достоинству оценили
его. Да и тем, кто прежде сомневался в возможности локатора, вскоре тоже
пришлось изменить к нему свое отношение.
Как-то в ноябре восьмерка во главе с Покрышкиным находилась в
готовности э 1. До конца дежурства оставалось минут двадцать, когда в небо
взлетела красная ракета, за ней вторая. Немедленный вылет!
Буквально через две минуты мы уже были в воздухе. С командного пункта
нам передали по радио, что к переправе идет большая группа вражеских
самолетов. На полном газу с набором высоты мы подошли к Сивашу.
Внизу узкой ленточкой, переброшенной с одного берега на другой,
виднеется переправа - объект, который мы обязаны прикрывать. Идем
"этажеркой"; В шлемофоне слышу голос командующего нашей воздушной армией
генерала Хрюкина:
- Помните: ни одна бомба не должна упасть на переправу!
И тут же Виктор Жердев торопливо сообщает ведущему:
- "Сотка"! - Я - "двадцать седьмой". Впереди слева и ниже вижу большую
группу "лаптежников" (так наши летчики прозвали вражеские бомбардировщики
Ю-87 за неубирающиеся шасси с обтекателями).
Действительно, навстречу нам летели до тридцати "юнкерсов" своим
излюбленным строем "правый пеленг, чтобы без потери времени на перестроение
сразу же полупереворотом свалиться на цель и с высоты 1500-1000 метров
произвести бомбометание.
Но мы не должны, мы не можем допустить врага даже близко к переправе!..
- "Сороковой", Я - "сотка". Прикрой, атакуем!
Со стороны солнца наша ударная четверка сваливается на головную группу
"юнкерсов". Четверка прикрытия, возглавляемая Клубовым, пошла в атаку на
истребителей прикрытия, связала их боем и тут же атаковала вторую группу
"юнкерсов".
Фашистские воздушные стрелки ведут плотный огонь. Но Покрышкин уже в
хвосте одного из ведущих "юнкерсов". Я иду в левом пеленге, слежу за атакой
теперь двигался только по инерции. Чистов пулеметно-пушечным огнем изрешетил
вагоны. Истребители пронеслись над самым составом и пошли на "горку".
- "Тридцатый"! Делаем еще заход!
- Понял! - ответил Чистов. И летчики стали заходить на повторную атаку.
Пикируют. Эшелон уже неподвижен. Видны мечущиеся фигурки фашистов. Дистанция
открытия огня. Палец привычно ложится на гашетку - огонь!
Истребители с ревом пронеслись над эшелоном. Возле разбитых классных
вагонов валялись трупы в серой форме.
В тот же день другая пара истребителей - Бабак и Гучек - из 100-го
гвардейского истребительного авиаполка летала на разведку наземного
противника в этом районе. Обойдя Мариуполь со стороны Азовского моря,
летчики развернулись и обнаружили усиленное движение поездов в северном
направлении.
Прилетели, доложили командиру. Тот по инстанции - командиру дивизии.
Так мол и так. Фашисты, очевидно, вывозят награбленное добро.
Комдив уже располагал подобными данными и распорядился действиями
нескольких пар "охотников" остановить движение вражеских эшелонов.
Пара за парой взлетали истребители. Первой на штурмовку поездов ушла
пара Бабака, за ней - пары Глинки и Лавицкого. "Охотники" быстро находили
вражеские эшелоны, поражали паровозы, уничтожали грузы.
10 сентября 1943 года наши войска с боями освободили Мариуполь.
Авиаторы вновь прославили боевое знамя своей 9-й гвардейской дивизии. И
Родина высоко оценила их подвиг, их ратный труд: Москва салютовала
доблестным освободителям города, а приказом Верховного Главнокомандующего
нашей дивизии было присвоено наименование Мариупольской.
Вскоре развернулись бои за Бердянск. Еще одно усилие - и город будет
наш. Но противнику удалось приостановить наступление советских войск. Тогда
наше командование принимает решение взять Бердянск совместными действиями
наземных войск и Азовской военной флотилии.
Задача нашего истребительного авиаполка - прикрыть высадку десанта и
защитить корабли от вражеской авиации. В управление дивизии прибыли
представители Азовской флотилии во главе с начальником штаба. Детально
рассматривались вопросы взаимодействия. С летным составом все было проиграно
на земле. Каждый имел представление о расположении кораблей и транспортов
при высадке. Мы ждали только сигнала.
И вот он поступил. Истребители группами идут на задание. В Бердянске
уже завязались бои. Наступают наземные войска, успешно развивают операцию
десантники.
Парой с Покрышкиным присоединяемся к летчикам второй эскадрильи. Группа
теперь состоит из восьми самолетов: одна четверка ударная, другая -
прикрытия.
Вылетели часов в одиннадцать. Пришли в район Бердянска. Вражеских
самолетов не видно. Правда, промелькнула пара "мессеров", потом четверка.
Бой они начали пассивно.
В составе группы прикрытия был лейтенант Виктор Примаченко. Знал я его
еще по школе в Цнорис-Цхали. В войну встречался с ним на аэродроме
бомбардировщиков Пе-2, которых мы тогда прикрывали.
В нашем полку Примаченко уже давненько. Дважды его сбивали. Не повезло
ему и теперь.
Как все случилось - до сих пор загадка: то ли зенитный снаряд его
машину достал, то ли "мессеры" по ней ударили - не знаю. Только никакой
атаки мы не видели. И вдруг самолет Виктора Примаченко задымил и круто пошел
вниз.
Однажды он уже загадку предложил нам: все диву давались, как можно было
посадить подбитый самолет с выпущенными шасси на ограниченных размеров
площадку, окаймленную лесом? Посадить - и не поломать при этом машину!..
На этот раз самолет при посадке ударился колесами о землю около оврага,
подпрыгнул, перелетел на другую сторону оврага (а это метров пятьдесят),
прокатился немного и остановился.
Примаченко выбрался из кабины, огляделся. Никого. Но вот спешит к
самолету пожилой человек. Странный какой-то, взгляд плутоватый...
- Давай-ка быстрее, побежали! Вас вон "тигр" ожидает...
Примаченко посмотрел на старика - в своем ли он уме? Какой такой
"тигр"?.. И догадался: немцы приняли его за... своего и послали старика "на
связь".
Поодаль, действительно, стоял танк.
- Никуда я не пойду! - отрезал Виктор старику. А тот, услышав русскую
речь, тоже сообразил, что получилась неувязочка. И только теперь,
присмотревшись, дед увидел на крыльях красные звезды и... бросился бежать в
ту сторону, откуда пришел.
- Гад проклятый, продажная шкура! - закричал ему вслед Примаченко. Не
успел он отойти и нескольких метров от самолета, как воздух потряс взрыв.
Примаченко упал. Когда дым рассеялся, Виктор увидел, что самолет его осел,
пылает. Сидевшие в "тигре" фашисты, оказывается, держали его под прицелом и
как только заметили, что старик убегает, все поняли и ударили по самолету из
танковой пушки. Гитлеровцы думали, что советский летчик погиб и уехали. Но
Примаченко был жив. Еле держась на ногах, он побрел на восток, туда, где
ждали его боевые друзья. И он пришел на свой аэродром.
Вскоре Бердянск был освобожден. Противник не устоял перед мощным
натиском наших войск с моря, суши и с воздуха - отступил.
Четвертый день сидим близ хутора Розовка. Самолеты хорошо
замаскированы: до переднего края каких-нибудь пятнадцать километров - не
больше. Отчетливо слышен гул войны. Идут напряженные бои на земле и в
воздухе. Нам приходится делать по три, а то и по пять вылетов в день.
Вражеская авиация буквально висит над передним краем. Не успеет скрыться
одна группа истребителей или бомбардировщиков, как появляется другая.
Идут упорные бои за Мелитополь. Гитлеровское командование стремится
любым способом сдержать натиск наших войск, не пустить их в город. Врагу
ясно, Мелитополь - это ворота в Крым. Бои идут тяжелые, изнурительные. Город
пылает.
От хутора Розовка тоже остались одни развалины да пепелища. Чудом
уцелело лишь несколько домишек, и мы, летчики, разместились тут. Собственно,
в домиках мы проводим только ночь, а все светлое время суток находимся либо
в кабинах, либо где-нибудь близко, рядом со своими самолетами.
Площадкой служит открытое поле, мало-мальски пригодное для взлета и
посадки. Здесь же, на краю аэродрома, в тени, на траве или в наспех
оборудованной землянке отдыхаем в перерывы между вылетами, досыпаем. Здесь
же и наша "столовая": на траве раскладываются клеенки, салфетки,
присаживаемся и кому как удобно - на корточках или полулежа - принимаемся за
еду. И снова спешим к самолетам: все подчинено боеготовности!
...Восемь утра. По распорядку - завтрак. Но с ним что-то опаздывают. И
мы все чаще поглядываем в сторону Розовки, откуда должна подойти машина.
Часов около девяти наши "кормильцы" появляются. Официантка быстренько
раскладывает "скатерть-самобранку", ставит тарелки с едой. Приступаем к
трапезе.
Не опоздали на завтрак и наши четвероногие общие любимцы - Киттихаук и
Кобрик. Неунывающий народ - летчики! Вот и дали они собачкам имена по
названиям американских самолетов. Друзья наши тут как тут. Ведут себя не
назойливо: лежат в стороне, вытянув вперед лапы, и повиливают хвостом, ждут.
Знают, что их не обидят, поделятся съестным.
Вдруг Киттихаук насторожился, навострил уши, прислушивается.
Забеспокоился и Кобрик, поднял мордочку вверх, залаял.
Мы тоже сосредоточились. Издали, со стороны линии фронта, плыл тяжелый
гул. Он все нарастал и нарастал. Присмотрелись сквозь просветы в листве
скрывавших нас от чужого взора деревьев - и увидели самолеты. Определили:
бомбардировщики. Сосчитали: девять. Высота примерно 3000 метров.
- Наши, что беспокоитесь! - послышался чей-то голос. - Отбомбились и
возвращаются домой.
За первой девяткой следовало еще две. Потом появилось две четверки
истребителей.
- "Мессеры"! - безошибочно определили мы. Всем стало ясно, что самолеты
- вражеские. Три девятки "Хейнкелей-111" строем "клин" под прикрытием восьми
"мессершмиттов" шли бомбить наш аэродром. Они уже были на боевом курсе.
Что-либо предпринять сейчас поздно. Правда, несколько летчиков, метнулись к
своим истребителям. Но тут раздался "властный голос командира:
- Стой! Всем - в щели!
...Томительно тянутся секунды. Гул уже над головой. Тяжелый, нудный.
Распластав широкие эллипсообразные крылья, тяжело груженные смертоносным
грузом "Хейнкели" подходят к границе нашего аэродрома. Пятьдесят четыре
мотора заунывно воют: "Везу, везу, везу-у-у"...
Укрытие в лесопосадке - стоят неподвижные наши истребители. Будь они
сейчас в воздухе, врагу несдобровать!
Но что сейчас поделаешь?..
Из укрытий наблюдаем за воздушной армадой. Кажется, что мы видим
открывающиеся бомболюки. Вот-вот посыплется оттуда "горох". Вначале
бесшумно, потом с воем и пронзительным свистом начнут падать бомбы.
Сердца отсчитывают секунды. Но происходит что-то непонятное:
бомбардировщики проходят мимо, разворачиваются на север и идут дальше.
Истребители прикрытия свободно маневрируют между девятками бомбардировщиков.
Вот ведущий одной из четверки положил свой самолет на крыло, очевидно,
обнаружил нас. Затем он выровнял свой "мессер" и пошел вслед за
"хейнкелями". Строй развернулся почти на девяносто градусов, стал -
удаляться.
Мы же нисколько не сомневаемся в том, что враг обнаружил нас. Почему же
он оставил цель? Видимо, какая-то ловушка: вот-вот немцы выполнят энергичный
маневр и нанесут удар!..
Но ничего подобного не происходит. Самолеты уже удалились на такое
расстояние, что нам можно взлетать. Быстро покидаем цели и что есть духу
мчимся к истребителям. Мгновение - и я в кабине. Включаю радиостанцию,
надеваю парашют, пристегиваюсь, докладываю, что к вылету готов. Скорее бы в
воздух!
С КП командир полка приказывает шестерке Федорова догнать и атаковать
группу бомбардировщиков, а шестерке Трофимова объявляет готовность номер
один. Остальным готовность номер три, ждать вылета на прикрытие войск на
переднем крае - в соответствий с графиком.
Тем временем в воздухе происходили серьезные события. Шестерка майора
Федорова настигла врага, но предотвратить бомбежку соседнего нашего
аэродрома, на котором базировалось два полка штурмовиков и один полк
прикрывавших их истребителей, уже но успела.
Шестерка атаковала заднюю правую девятку бомбардировщиков и сразу же
два из них подожгла. Но в ту же минуту с "хейнкелей" посыпались бомбы на
аэродром штурмовиков. Завязался воздушный бой с "мессерами". Три вражеских
самолета были сбиты. В конце концов, и этот внезапный налет не прошел для
фашистов безнаказанно.
Остались позади Большой Токмак, Скелеватая, Гоголевка, где мы
базировались, ведя бои на подступах к Крыму.
Ноябрь на юге еще теплый. Поражает бездонная синева неба. Где-то вдали,
у горизонта, виднеется белесая дымка. За ней - море. Это я знаю точно: на
моих коленях лежит планшет, а сквозь его целлулоид просвечивает карта - мой
верный путеводитель.
Летим четверкой. Ее ведет Покрышкин. Курс - в район Сиваша, к новому
месту базирования. Строй, близкий к "фронту" с небольшим превышением второй
пары, то и дело маневрирует: Жердев и Сухов, выполняя небольшие отвороты
влево-вправо, то удаляются от нас, то приближаются, да так, что я отчетливо
вижу спокойные, сосредоточенные лица своих товарищей. Понять их нетрудно:
подходим к заданному району. Ведущий внимательно всматривается в переднюю
полусферу воздушного пространства. Во фронтовом небе могут быть всякие
неожиданности.
Вот впереди, немного правее, сквозь серую дымку ело заметно проступают
очертания береговой линии. Сиваш! Где-то здесь должна находиться наша
"точка". Расчетное время полета подходит к концу. Командир немного подвернул
свой самолет влево, затем переложил его с крыла на крыло, просматривая землю
под собой и подал нам по радио команду:
- Я - "сотый". Точка впереди слева. Снижаемся.
С высоты 3000 метров А. И. Покрышкин перевел машину в пикирование. Мы
незамедлительно повторили его маневр. Нам виден небольшой населенный пункт,
такой же маленький лесок, а несколько озер вокруг них казались оазисом в
Приазовской равнине. Аскания-Нова! Знаменитый заповедник, о котором я
впервые услышал еще в школе на уроке географии...
Выйдя из пикирования метрах в пятистах от земли, мы прошли по большому
кругу, осмотрели площадку, приметили характерные ориентиры. Посадочное "Т"
уже было выложено, и один за другим мы произвели посадку. Подрулив поближе к
знаку, Покрышкин не выключая мотора и, не покидая кабины, стал руководить
посадкой следовавших за нами экипажей.
К исходу дня воздушный и наземный эшелоны нашего полка полностью
перебазировались в Аскания-Нова.
Частые "переезды" с места на место были для нас делом привычным. Порой
долго засиживаться в одном пункте не хотелось: тянуло дальше в новые города
и села. И вряд ли это было обыкновенное любопытство. Просто, мы сознательно
чувствовали, что быстро меняющаяся фронтовая обстановка неизбежно требует
этого неуклонного движения, этого боевого ритма наступления. И мысли наши
опережали события, спешили вдаль, будоражили сердце. И чувства тоже торопили
нас: вперед, вперед!..
К заповеднику все мы проявили большой интерес. Место было уютное,
красивое и довольно оживленное: над головами то и дело носились большие
птичьи стаи, с утра и до вечера в воздухе стоял разноголосый гам. Гуси, утки
и даже лебеди то улетали на озера, то снимались с них "и летели на Сиваш, на
Азовское море.
В парке мы увидели уникальные деревья, привезенные сюда из разных
стран, из разных уголков Земли.
Тишина... Благодать... Словно и нет войны!
Все это объяснялось тем, что на нашем участке фронта на некоторое время
снизилась активность боевых действий. Фронт как бы стабилизировался. Враг
оказался в "мышеловке" - в Крыму. Фашистские войска с суши полностью
отрезаны. Снабжать блокированную группировку противник мог только по морю
или по воздуху:
С утра следующего дня мы прибыли на аэродром. Техники готовили матчасть
к полетам. Летчики третьей эскадрильи заступили на дежурство, а второй и
первой готовились к облету района боевых действий.
Осень уже добралась и до этих мест: с каждым днем становилось
прохладней. По утрам над землей долго плавали туманы. И лишь к полудню они
взбирались повыше, образуя невысокую сплошную облачность. Видимость,
конечно, была плохая.
Мы готовились к боям за освобождение Крыма. Район предстоящих действий
имел свои особенности: бои придется вести над Сивашем и Черным морем.
"Сухопутные" летчики над водной поверхностью чувствуют себя несколько
необычно. Объясняется это, по-видимому, тем, что кругом, куда ни глянешь -
вода; нет ни площадных ни линейных ориентиров - глазу не за что
"зацепиться". Так что надежда только на компас. Кроме этого, над морем
появляются большие трудности в определении и Сохранении пространственного
положения. Нам надо изучить эти особенности, преодолеть "водобоязнь",
подготовить себя к любым неожиданностям, чтобы успешно бить врага и над
морем.
Погода в этом районе была неустойчивая, по утрам стояли туманы, дымка и
нижняя облачность. Чувствовалось море.
Два дня спустя к нам прилетел командующий армией генерал Т. Т. Хрюкин,
прославившийся своим героизмом еще в небе Испании.
Минут через сорок после посадки он зашел в землянку, где уже собрался
весь личный состав полка, и подробно обрисовал сложившуюся на нашем участке
наземную и воздушную обстановку, поставил задачу: прикрывать с воздуха наши
наземные войска в районе Перекопа и переправу на Сиваше. И подчеркнул:
- Ни одна бомба не должна упасть на переправу! Надеюсь, гвардейцы не
подведут.
- Не подведем! - дружно ответили мы.
- Какие вопросы есть ко мне? - спросил командующий.
Все притихли.
- Товарищ командующий! - обратился к генералу А. И. Покрышкин. - Дайте
нам радиолокатор и хорошую радиостанцию. Здесь они нам крайне необходимы.
- Хорошо, подумаю! - Командующий обвел взглядом сидящих перед ним
летчиков. - Вы хотели что-то спросить? - обратился он к офицеру, поднявшему
руку.
- Майор Еремин! - быстро встал офицер. - Сколько мы будем здесь
находиться?
- Пока не очистим от фашистов Крым!..
- Товарищ командующий, - снова обратился к генералу Покрышкин. -
Помогите заменить летчикам сапоги. Вон как истоптались, совсем обносились! -
Александр Иванович показал на чьи-то ноги. - Погода-то какая!..
- А в чем дело? - строго спросил генерал.
- В БАО несколько раз ходили. Срок носки, отвечают, не вышел...
- Сапоги вы получите! - коротко, как о деле решенном, сказал генерал.
Дальнейший разговор шел на будничные фронтовые темы. Кто-то рассказал
забавную историю, другой отпустил шутку. Тут уж "мастеров" было немало:
Крюков, Жердев, Труд, Клубов, Еремин. Не оставался в долгу и сам Хрюкин.
Землянка наполнилась задорным, веселым смехом.
Когда все вдоволь насмеялись, командующий поднялся с табурета, стал
прощаться.
- Да, чуть было не забыл! - остановился он. - Вы будете жить в
заповеднике. Берегите растительность и все живое. Помните: это
государственная ценность.
- Все будет в порядке, товарищ командующий! - заверил генерала
подполковник Погребной, заместитель командира нашего полка по политчасти.
- До свидания, товарищи! Желаю вам всего наилучшего! Пойдем, Александр
Иванович, на КП. Кое о чем нужно посоветоваться.
Мы уже успели облетать район предполагаемых боевых действий, хорошо
изучили береговую черту Сиваша, Азовского и Черного морей, прошлись над
линией фронта. Бои шли только на некоторых участках фронта, да и то местного
значения. Воздушная обстановка характеризовалась незначительными боями и
полетами разведчиков с обеих сторон.
В свободное от полетов и занятий время мы бродили по заповеднику-
прекрасному уголку Причерноморья. Прихватывали с собой кусочки хлеба и
подкармливали птиц.
Однажды утром, когда я находился на стоянке, меня вдруг позвали к
телефону. Звонили из штаба: вызывает Покрышкин. Оставив свои дела, я
прихватил планшет с картой и поспешил к командиру. Александр Иванович сидел
в кабинете за столом и что-то читал.
Я доложил.
- Чем занимаешься? - спросил он.
- На матчасти работаю.
- Сейчас подойдет машина, и мы поедем смотреть радиолокатор.
- А что это такое?
- Очень интересная и ценная для нас штука! - многозначительно произнес
Александр Иванович.
Вскоре мы на "газике" поехали на северо-западную часть заповедника
Аскания-Нова. Вдали показался одиноко стоящий домик. Подъехали ближе, и я
увидел рядом с домом автомашину с возвышающейся над ней конструкцией из
металлических трубок..
Нас встретил стройный, подтянутый майор, доложил Покрышкину, что
самолетов противника в воздухе не наблюдается.
Александр Иванович раскрыл коробку папирос, угостил майора, меня.
- Вот это и есть радиолокатор, - пуская дым, сказал он мне. - Над
автомашиной - антенна, а в помещении - сама станция. С ее помощью мы сможем
"видеть" противника и наводить наши истребители на вражеские самолеты.
- Теперь все ясно! - бодро ответил я.
Мы вошли в домик. Майор стал объяснять нам устройство и принцип работы
отечественного радиолокатора РУС-2.
В соседней комнате, куда мы зашли, было жарко. Вдоль стен на стойках я
увидел множество радиоламп огромного размера, внутри которых светились
раскаленные докрасна электроды.
Зашли еще в одну комнату. Окно было завешено, и в полумраке я увидел
то, что майор назвал индикатором. Офицер показал, как фиксируются на нем
цели, тут же сообщил тактико-технические данные станции, объяснил, что можно
обнаруживать, в зависимости от высоты, одиночный самолет или групповую цель,
находящиеся на удалении до ста километров. Кроме того, определяется
направление и скорость полета.
Александра Ивановича очень заинтересовало это новшество. Он задавал
майору много самых разнообразных вопросов. Затем договорился с офицером, что
он проведет ознакомительные занятия со всеми нашими летчиками.
- Будем с вами вместе работать! - оживленно заявил Покрышкин. - Я
пришлю сюда нашего начальника связи, и вы обо всем сможете договориться.
По возвращении в штаб командир незамедлительно вызвал к себе начальника
связи майора Масленникова и приказал ему организовать с личным составом
изучение радиолокационной техники, установить телефонную связь между КП
полка и радиолокационной станцией.
- В ближайшее время начнем использовать локатор при боевой работе! -
заметил он.
На следующий день начались занятия с летчиками - поэскадрильно. Надо
сказать, что некоторые скептики вначале недоверчиво относились к локатору,
попросту не верили в его возможности. Как это, мол, он может "видеть"
самолеты на таком расстоянии? Да еще и определять курс и скорость полета?!
Но вскоре скептики получили возможность убедиться в его высокой
эффективности.
Что же касается нашего командира, то он сразу же стал самым активным
пропагандистом радиолокационной техники.
- Она поможет нам, - говорил Покрышкин, - сохранить энергию летного
состава, ресурс самолетов, горюче-смазочных материалов: ведь отпадает
необходимость барражирования в воздухе впустую.
Ожесточенные воздушные бои шли над Перекопом и над понтонной переправой
через Сиваш, протянувшейся к небольшому плацдарму, который захватили наши
войска в восточной части Крымского полуострова.
Фашистское командование стремилось любой ценой уничтожить переправу,
чтобы не допустить сосредоточения советских войск на плацдарме. Волна за
волной шли пикирующие бомбардировщики Ю-87 на эту, важную для противника,
цель. Группами по 20-30, а то и более, прикрытые "мессершмиттами"
бомбардировщики совершали по два-три налета в день. Так что нам почти
непрерывно приходилось "висеть" в воздухе над переправой, чтобы во что бы то
ни стало защитить ее.
Здесь, в Аскания-Нова, проанализировав воздушную обстановку в районе
Сиваша и исходя из наличия радиолокатора, командир 16-го гвардейского
авиаполка А. И. Покрышкин принял решение: наряду с дежурством в воздухе
вылетать на боевое задание из положения дежурства на аэродроме. Был
составлен график дежурств, по которому мы поочередно занимали места в
кабинах истребителей и находились в готовности э 1. Дежурили группами по
шесть - восемь летчиков в течение одного часа. Затем происходила смена.
Сигналом на взлет служила ракета с КП полка заранее обусловленного цвета.
Задание и информацию об обстановке летчики получали по радио, когда уже
находились в воздухе.
Покрышкин и здесь проявил находчивость. Сигнальщику каждый раз
приходилось выбегать с КП, чтобы выпустить ракету. Как сэкономить время?
Командир приказал пробить в потолочном перекрытии землянки отверстие, в него
вставили металлическую трубу, а в трубу ракетницу. Теперь ракету можно было
выпускать без промедления - прямо от рабочего стола.
Вылеты из положения дежурства на аэродроме поданным радиолокационной
станции было делом новым и непривычным. Не всем нравилось подолгу
просиживать в кабине истребителя в напряженном ожидании сигнала на взлет.
Нередко такие "сидения" оставались бесцельными.
Больше других не нравилось такое пассивное ожидание Александру Клубову
- человеку горячему, энергичному, жаждущему сражаться. Он говорил, что готов
лучше полный день провести в воздухе, чем один час просидеть в кабине на
земле.
Но постепенно летчики втянулись в новшество и по достоинству оценили
его. Да и тем, кто прежде сомневался в возможности локатора, вскоре тоже
пришлось изменить к нему свое отношение.
Как-то в ноябре восьмерка во главе с Покрышкиным находилась в
готовности э 1. До конца дежурства оставалось минут двадцать, когда в небо
взлетела красная ракета, за ней вторая. Немедленный вылет!
Буквально через две минуты мы уже были в воздухе. С командного пункта
нам передали по радио, что к переправе идет большая группа вражеских
самолетов. На полном газу с набором высоты мы подошли к Сивашу.
Внизу узкой ленточкой, переброшенной с одного берега на другой,
виднеется переправа - объект, который мы обязаны прикрывать. Идем
"этажеркой"; В шлемофоне слышу голос командующего нашей воздушной армией
генерала Хрюкина:
- Помните: ни одна бомба не должна упасть на переправу!
И тут же Виктор Жердев торопливо сообщает ведущему:
- "Сотка"! - Я - "двадцать седьмой". Впереди слева и ниже вижу большую
группу "лаптежников" (так наши летчики прозвали вражеские бомбардировщики
Ю-87 за неубирающиеся шасси с обтекателями).
Действительно, навстречу нам летели до тридцати "юнкерсов" своим
излюбленным строем "правый пеленг, чтобы без потери времени на перестроение
сразу же полупереворотом свалиться на цель и с высоты 1500-1000 метров
произвести бомбометание.
Но мы не должны, мы не можем допустить врага даже близко к переправе!..
- "Сороковой", Я - "сотка". Прикрой, атакуем!
Со стороны солнца наша ударная четверка сваливается на головную группу
"юнкерсов". Четверка прикрытия, возглавляемая Клубовым, пошла в атаку на
истребителей прикрытия, связала их боем и тут же атаковала вторую группу
"юнкерсов".
Фашистские воздушные стрелки ведут плотный огонь. Но Покрышкин уже в
хвосте одного из ведущих "юнкерсов". Я иду в левом пеленге, слежу за атакой