Страница:
Он осушил первый стаканчик виски и ощутил, что его самую малость отпустило. Он расслабился, насколько позволял высокий табурет, собираясь как можно скорее допиться до бесчувствия. Постепенно его охватило приятное тепло, боль и ломота отступили, он вдруг почувствовал себя уютно в суете салуна, ощутил густой запах табачного дыма. Картежники обменивались замечаниями, шуточками и подначками за столами в стороне от стойки. Тут же крутились девицы из заведения, пытаясь привлечь его внимание.
Но пока он желал только покоя, благословенного мрака забвения, желал беспамятства. Без виски это было невозможно, потому что, стоило зажмуриться, женское лицо, всегда одно и то же, являлось перед ним. Порой он слышал голос, шепчущий его имя, или ощущал аромат лета, и солнца, и полевых цветов.
Тогда он угрюмо думал: «Будь ты проклята!»
В это утро все было не так, как обычно. Как раз в ту минуту, когда Такер ступил на порог дома, появился отец. Он был в весьма странном расположении духа, потому что – подумать только! – наткнулся на Эмму и имел с ней что-то вроде беседы. Отец обрушил на Такера лавину вопросов. Тот, однако, пропустил их мимо ушей, стараясь выяснить, как выглядела Эмма и что именно сказала.
– Сначала расскажи, о чем вы говорили! Ты наверняка накричал на нее и вконец расстроил…
– Что? Расстроил ее? – У Джеда вырвался короткий смешок. – Девчонка меня вовсе не занимает, с чего мне кричать на нее? Будь там никчемный папаша, тогда бы крик стоял, это уж точно.
Джед сердито протопал в дом, но за порогом приостановился и с минуту пристально разглядывал сына:
– Слушай, у тебя, часом, не отбили мозги? Являешься домой в таком виде, как будто тебя затоптало стадо быков, но заботишься только о том, как бы я не нагрубил этой Маллой.
Такер рассеянно прихлопнул муху, по неосторожности севшую ему на руку, и вытер шляпой пот со лба. Отец и сам выглядел ужасно. Под глазами у Джеда залегли глубокие тени, морщины, и без того глубокие, казались пахаными бороздами, в глазах притаилась тревога. Скорее всего он всю ночь глаз не сомкнул. Конечно, он ни за что не признался бы в этом, но Такер слишком хорошо его знал и не нуждался в словах.
– Эмма Маллой вчера вечером вызволила меня из переделки, – объяснил он. – Если бы не она, люди Маллоя точно прикончили бы меня.
Загорелое лицо отца посерело. Он яростно выругался:
– Вонючие безмозглые ублюдки! Когда они сдохнут, такой падалью побрезгует и гиена!
– Не буду спорить, – усмехнулся Такер.
Он рад был бы поскорее оказаться в своей комнате, но сразу сбежать не удалось. Низкий скрежещущий голос отца остановил его, стоило только сделать шаг.
– Это не может продолжаться бесконечно, парень. Я хочу, чтобы Уина Маллоя заперли, и заперли крепко, а чуть попозже вздернули и закопали. Шесть футов сырой земли быстро охладят его пыл, вот только закон не спешит с ним разобраться. Похоже, придется мне заняться этим делом самому. Слышал?
– Тебя только глухой не услышит, – буркнул Такер. – Для начала успокойся, а то свалишься с сердечным приступом. Со мной все в полном порядке. Троих ублюдков маловато, чтобы отправить меня на тот свет. Я обещал тебе, что справедливость восторжествует, и сдержу слово.
– Вопрос в том, когда. Мне надоело ждать, парень.
– Мне тоже. Но помяни мое слово, отец, если ты будешь брать все так близко к сердцу, то окажешься под землей раньше, чем Уин Маллой.
К его удивлению, Джед не огрызнулся, только молча кивнул и направился в столовую. Налив себе кофе, он направился к своему креслу.
– Ну, доволен теперь? – проворчал он, усаживаясь. – Видишь, я отдыхаю. Ничего не беру близко к сердцу. Вот только взгляну на стада – и снова в кресло.
– Отлично!
Такер снова попытался уйти к себе и снова был остановлен окликом отца:
– Эй, парень, хочешь кофейку?
Это был даже не оклик, а глухое ворчание, и смотрел отец не на него, а в чашку, но само по себе это было из ряда вон выходящее событие. Такер не помнил, чтобы Джед когда-нибудь предлагал ему что-либо, помимо нотаций.
– Конечно, но попозже. Для начала переоденусь, вырублю кусты у ручья, которые оставил напоследок, и поправлю ворота в загоне. Пайк добрался до дома?
– А куда он денется? Я его расседлал и задал овса.
– Вот и хорошо.
Теперь, вспоминая этот разговор за выпивкой в салуне, Такер неожиданно почувствовал себя виноватым. Стоит быть с ним поласковее, решил он, вспоминая тревогу в глазах отца. Пусть себе ворчит и огрызается. Черт возьми, он годами не был таким… почти заботливым!
Переодевшись и умывшись, Такер сразу занялся рутинной работой, которая никогда не переводилась на ранчо. Однако что бы он ни делал, мысли возвращались к случившемуся между ним и Эммой Маллой. К своему удивлению, Такер не чувствовал потребности перебирать в памяти интимные моменты, как то бывало после близости с другими женщинами. Он просто думал об этой девушке. Казалось, образ ее парил совсем рядом, недоступный и в то же время близкий.
Близкая и недоступная. Видение, которое невозможно прижать к груди, невозможно поцеловать, а как раз этого ему больше всего и хотелось.
К чему обманывать себя? Он совершил ужасную ошибку. Вместо того чтобы перебеситься, он только туже затянул петлю если не на шее, то на своей памяти. До сих пор ему не случалось так упорно возвращаться мыслями к одной и той же женщине и уж тем более желать ее непрестанно, ежечасно.
Он не только не освободился, – он необдуманно допустил, чтобы Эмма завладела им окончательно.
Именно поэтому Такер решил отправиться в город задолго до вечера. Он разыскал отца на одном из пастбищ, объявил, что не вернется до утра, и уехал.
– Для начала напьюсь до полного отупения, – сказал он себе. – Напьюсь так, чтобы в памяти не держалось даже мое собственное имя, не то что все остальное. Потом выберу себе девочку посочнее – Лиззи Сью или Ванду, все равно, – и всласть позабавлюсь. Позабавиться без затей, вот что мне нужно.
Это поможет, думал он угрюмо, не может не помочь. Утром он проснется свежим, как огурчик, и с пустой головой. С любовной лихорадкой будет покончено.
Любовной? Что за идиотское слово! Этого только не хватало!
Такер опрокинул еще стаканчик.
– Женщины… – пробубнил голос поблизости. Такер был еще не настолько пьян, чтобы не узнать, чей это голос. Казалось, Дерек Карлтон прочел его мысли. Это показалось забавным, и Такер наконец обратил внимание на отставного жениха, который сидел, подпершись обеими руками и тупо глядя на полки с бутылками.
– Женщины… – тупо повторил Дерек и вдруг взревел: – К дьяволу их!
– Я бы выпил за это, – сказал Такер и сделал знак Керли.
– Нет, ты мне скажи, какого дьявола им нужно? – спросил Дерек, обрадовавшись собеседнику. – Они просто… они и сами не знают, чего хотят. Уж лучше бы слушали, что им говорят, тогда бы и путаница кончилась.
– Интересная мысль.
Такер попытался припомнить, встречал ли он хоть раз женщину, которая позволила бы собой командовать, – и не сумел. Но сама идея показалась ему весьма и весьма привлекательной. Будь женщины послушными, земля бы стала райским садом, подумал он и ухмыльнулся.
Он сразу представил себе Эмму Маллой, с ее каскадом блестящих черных волос и ясным взглядом бирюзовых глаз, с ее острым язычком и упрямством. Вот он отдает приказ, а она с готовностью бежит его выполнять.
Эта картина заставила его расхохотаться.
– Что смешного? – тотчас оскорбился Дерек. – Может быть… я?!
Не без усилия он повернулся на табурете и уставился на Такера, как он полагал, с вызовом и угрозой, на деле же с самым идиотским видом.
Такер перегнулся пополам от смеха. Кое-как отдышавшись, он отсалютовал Дереку стаканом.
– Смотри, штаны не потеряй, Карлтон, – с беззлобной насмешкой бросил он. – Я смеялся над несчастным мужским полом. Сколько веков мы бьемся, чтобы взять верх над этими ведьмами, а не продвинулись ни на шаг.
– Повтори, друг мой! – воскликнул Дерек с восхищением. – Я и сам не сказал бы лучше!
При этом он чуть было не свалился с табурета. Такер вовремя успел подхватить его.
– Благодарю, друг мой. Вот было бы некстати разбить себе нос! Хватит и того, что в Монтане мне разбили сердце.
Такер хмыкнул в знак сочувствия и вернулся к своей выпивке. У него не было ни малейшего желания обсуждать сердечные дела Дерека Карлтона, потому что они напрямую касались Эммы Маллой. Прищурившись, он обвел взглядом салун в надежде увидеть Лиззи Сью или Ванду, но, как назло, ни той, ни другой поблизости не оказалось.
– Выпьешь со мной? – осведомился Дерек заплетающимся языком и похлопал Такера по плечу. – Я угощаю.
Почему бы и нет, подумал тот. Почему бы, черт возьми, и нет? Он кивнул.
– Я надрался, – сообщил его собутыльник доверительно, словно открывая невесть какой секрет. – Надрался еще вчера… вроде бы. Короче, в тот треклятый день, когда Эмма сделала мне ручкой. Оставил чемодан в осе… в осе… в гостинице и прямо сюда. Да, сэр, прямо сюда. С тех пор так и пью… стараюсь забыть и все такое – ну, ты знаешь…
«Да уж, я знаю, можешь быть уверен! – мысленно усмехнулся Такер. – Мы с тобой в одной лодке, приятель».
Пару минут Дерек лишь беспрерывно икал, потом глаза его заволоклись приятными воспоминаниями.
– В ней есть стиль, друг мой… да, настоящий стиль. Уж если войдет в гостиную, разговор сразу замолкает и все такое. Самое подходящее качество для жены бзис… бзизнесмена. – Тяжело вздохнув, он подавил новый приступ икоты и продолжал: – А как хороша! Конечно, брюнетки не каждому по душе, но в Филада… короче, на востоке их ценят – как оказалось. Видел бы ты ее на балу у Вандербильтов, друг мой! Это было что-то!..
– Да уж наверное, – буркнул Такер, мрачнея. Образ Эммы, невыразимо изящной в бальном платье от парижской модистки, кружащейся в вальсе в объятиях Дерека Карлтона, ничуть не улучшил его настроение.
– Нет, ты послушай! – разволновался Дерек. – Платье на ней было под цвет глаз… ей-богу, в точности под цвет! Все хотели с ней танцевать, но я с нее глаз не спускал, как крош… коршун. Шампанское, устрицы, вальс за вальсом! Я был в ударе, так и сыпал остротами. А она смеялась. Ах… люблю, когда она смеется!..
У Такера руки зачесались как следует встряхнуть его и тем самым положить конец вечеру романтических воспоминаний. Вместо этого он выпил еще стаканчик, и это помогло расслабиться.
Правда, не совсем. Куда, черт возьми, запропастились Лиззи Сью и Ванда?
– Вот тогда-то я и понял, что хочу на ней жениться. Все прочи… просчитал, распланировал и сказал отцу. Представь себе, друг мой, он обрадовался! «Хороший выбор, сын. Она будет тебе прес… превосходной женой. Сокровище во всех отношениях». Так и сказал, ей-богу! Я был страшно рад. Он ведь кремневый старик, мой отец. Не одобрил невесту брата, а тот, дурак, возьми и все равно женись! Он его – раз! Лишил наследства… – Дерек помолчал, хмурясь. – А Эмма была ему по душе. А кому бы не была, назови!
Он вдруг яростно застучал кулаком по стойке, на что ко всему привычный Керли не обратил никакого внимания.
– Проклятая девчонка отказала мне! Все испортила, все!
– Ничего страшного, найдете другую, – дружески бросил бармен, подходя налить Такеру. – Их хоть пруд пруди.
– Э нет! Таких больше нет! У нее есть все, все-все, в том числе ранчо. Ранчо «Эхо»… – мечтательно протянул Дерек и снова раскричался: – У нас с отцом были виды на это чертово ранчо, большие виды!
– Правда? – заинтересовался Такер.
Дерек кивнул, покачиваясь на табурете с всклокоченными волосами и налитыми кровью глазами.
– Какие планы, если не секрет?
– С этого ранчо мы хотели начать строить скотовоч… воч… короче, целый синдикат. Прибыльное дельце. В прошлом году отец купил пару фабрик по переработке мяса. Дело только за самим мясом. – Дерек дико захохотал, но внезапно оборвал смех. – Идея была такая: мы с Эммой женимся, и «Эхо» становится ядром синдиката. Какая идея!
Мистер Маллой от нее не пришел в восторг, но сказал, что подумает. А чего тут думать! Это же золотая жила! Он бы стал королем Монтаны! Ах, мой друг, какая была идея… как четко все было распс… распланировано. Сам Маллой хозяйничал бы на ранчо, а мы с Эммой жили бы в Филада… словом, в любви и согласии. Я бы разом убил двух зайцев: подарил отцу его синдикат, а сам получил девушку своей мечты!
Дерек уронил голову на руки и некоторое время так сидел. Однако когда он выпрямился, на лице его было брезгливое выражение.
– А она все испортила, и я ее за это ненавижу. Не-на-ви-жу! Обожаю – но все равно ненавижу. Вот сижу здесь, в этой дыре, то надираюсь, то валяюсь со шлюхой, а теперь еще и дижиланс… дилижанс прозевал… скорее всего. Да и наплевать! Спешить теперь некуда, разве что к отцу – «обрадовать» его. Сказать, что все его планы пошли прахом. Это чертово «Эхо» – самое крупное ранчо в долине… – глаза его вдруг прояснились, голова перестала подергиваться, как у тяжелобольного, – кроме «Кленов»! Скота у вас меньше, зато земли будет побольше!
– А если и так, то что? – не без презрения спросил Такер, думая: слава Богу, что Эмма отказала этому болвану.
Может, врезать ему пару раз? Раз уж руки все равно чесались, то лучшей кандидатуры, чем Карлтон, было не найти.
Однако в эту минуту в салун спустилась Ванда, и Такер немедленно забыл про Дерека. Пышнотелая блондинка, затянутая в алый шелк. Это было именно то, что нужно. Такер помахал рукой, и Ванда направилась к нему.
Наконец-то женщина! И полная противоположность… не важно, кому.
Такер встал, намереваясь сразу подняться в номера, но Дерек ухватил его за рукав.
– Эй, мистер… друг мой! Поговорим о «Кленах»! Грр… Гарретсон! Не хотите продать свое ранчо? Вам и не снились такие деньги! Если мы поладим, я вернусь к отцу не таким уж неудачником.
– Отстань, Карлтон, – бросил Такер, не оборачиваясь.
Однако идея настолько завладела Дереком, что он только усилил хватку.
– Вы с отцом будете жить, как жили, вроде управляющих, а мы…
Остальное так и осталось тайной для Такера, потому что он рывком высвободился и ухватил Дерека за шиворот.
– Эй-эй, ты меня задушишь!
– Я хочу знать только одно, – процедил Такер сквозь зубы. – Сколько в этом деле было расчета, а сколько – любви?
– В каком деле?!
– Говори, любил ты Эмму Маллой или только охотился за ее приданым?
– А какое тебе до этого дело? Боишься конкуренции? Потому что вы с отцом сами охотитесь за ее землей?
Это заставило Такера разжать руку. Прямо в яблочко, подумал он мрачно, вспомнив самодовольные рассуждения отца о том, как легко можно будет заполучить земли Маллоя, когда хозяин прикажет долго жить. Какая разница, каким путем стремиться к цели, если цель не самая благородная?
– Я так понимаю, что мы не поладим… – пробормотал Дерек, поправляя воротник.
В этот момент Ванда взяла Такера под руку, избавив от необходимости отвечать.
– Сладенький мой, оставь его. Он, бедняжка, со вчерашнего дня на ногах не стоит. Давай найдем занятие поинтереснее. День у тебя, похоже, не задался, пойдем, я тебя утешу.
Он слушал ее вполуха, сдвинув брови и пытаясь вспомнить, чем Дерек Карлтон так его рассердил несколько минут назад. Но в сознании все плыло, а в глазах двоилось. Сильно подкрашенное лицо Ванды приближалось и уплывало. Сделав над собой усилие, Такер поймал его в фокус и растянул губы в улыбке.
Пока они добирались до лестницы на второй этаж, ноги у него то и дело подкашивались, так что девице пришлось поддерживать его за талию. Это привело ее в еще более игривое расположение духа.
– Осторожнее, сладенький мой! Смотри под ноги, потому что если уж свалишься, то точно больше не поднимешься!
– Будет тебе, Ванда, – не слишком связно защищался Такер. – Не так уж много я и выпил.
На лестнице он бросил взгляд на окна и с удивлением заметил, что уже смеркается. Однако, как ему показалось, уже в следующую секунду он смотрел на дешевые, но пышные красные драпировки вокруг широкой кровати. Официально это считалось гостиничным номером, но негласно было номером публичного дома.
Такер был рад оказаться в этом гнездышке порока, вдали от внешнего мира, от действительности – от ранчо, отца, распри… и, конечно, от Эммы Маллой. Пожалуй, подумал он, забыться все-таки удастся.
Ванда смотрела на него снизу вверх – невысокая, пухленькая, с выщипанными в нитку подведенными бровями и мушкой на щеке. Она была прехорошенькая и значилась первой в списке девиц, с которыми он проводил время в заведении «Иезавель».
– Ты держишься молодцом, даже когда выпьешь, – говорила она, – не то что этот болван приезжий. Кстати, что-то тебя давно не было видно? Мы все соскучились.
Вместо ответа Такер наклонился и поцеловал ее.
– Все-то он умеет… – проворковала девица, начиная расстегивать его рубашку.
Пальцы ее двигались с ловкостью, отточенной долгим опытом, – не то что пальцы Эммы этой ночью, когда она собиралась осмотреть его.
– Не хмурься, сладенький мой. Уж не знаю, что тебя гложет, но обещаю, что помогу об этом забыть.
Она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Такер сделал честную попытку ответить на поцелуй, хотя казалось, что губы онемели. Опьянение навалилось внезапно, так что подкосились ноги.
– Ничего не выйдет… – пробормотал Такер.
– Выйдет, не волнуйся! Это не первый раз, когда ты поднимаешься ко мне хорошо загруженным, и до сих пор проблем не было. Не сейчас, так через четверть часа…
– Ты не поняла… – Он перехватил руку Ванды на ремне брюк и отстранил ее. – Вообще не выйдет… потому что ты – не она…
В следующую секунду он уже мешком осел на пол, словно кто-то ударил его дубиной по голове. Ванда взвизгнула, отскочив. Вгляделась в лежащего Такера. Тот был совершенно неподвижен, и только мерное тяжелое дыхание говорило, что он просто спит. Тогда она подложила ему под голову подушку, понимая, что ни за что на свете не втащит такую тяжесть на кровать.
– Бедняжка! Все-таки сегодня он напился сильнее обычного. Что это на него нашло? Не знай я его так хорошо, подумала бы, что влюбился.
Продолжая размышлять уже про себя, Ванда заботливо убрала со лба Такера влажную прядь волос. Она относилась к нему очень тепло, как, впрочем, и остальные девицы заведения. Те из них, которые удостоились интереса Такера, благодушно делили его между собой, зная, что ему никуда от них не деться.
Такие, как он, скорее спляшут с гремучей змеей, чем произнесут брачный обет. Они любят женщин вообще, любят разнообразие. Им недостаточно одной.
Такер любил флирт, и с ним было легко. Даже за карточным столом он не возражал, если какой-нибудь из девиц приходило на ум заглядывать ему через плечо, покусывать за ухо, тереться грудью. Наоборот, это как будто приносило ему удачу.
И так должно было оставаться впредь.
Тогда кто такая «она», про которую он вспомнил, перед тем как рухнуть?
Ванда вздохнула, дружески чмокнула Такера в лоб и решила, что ей послышалось. Потому что такие, как Такер Гарретсон, не меняются. Он просто не из тех, кто женится.
Глава 18
Но пока он желал только покоя, благословенного мрака забвения, желал беспамятства. Без виски это было невозможно, потому что, стоило зажмуриться, женское лицо, всегда одно и то же, являлось перед ним. Порой он слышал голос, шепчущий его имя, или ощущал аромат лета, и солнца, и полевых цветов.
Тогда он угрюмо думал: «Будь ты проклята!»
В это утро все было не так, как обычно. Как раз в ту минуту, когда Такер ступил на порог дома, появился отец. Он был в весьма странном расположении духа, потому что – подумать только! – наткнулся на Эмму и имел с ней что-то вроде беседы. Отец обрушил на Такера лавину вопросов. Тот, однако, пропустил их мимо ушей, стараясь выяснить, как выглядела Эмма и что именно сказала.
– Сначала расскажи, о чем вы говорили! Ты наверняка накричал на нее и вконец расстроил…
– Что? Расстроил ее? – У Джеда вырвался короткий смешок. – Девчонка меня вовсе не занимает, с чего мне кричать на нее? Будь там никчемный папаша, тогда бы крик стоял, это уж точно.
Джед сердито протопал в дом, но за порогом приостановился и с минуту пристально разглядывал сына:
– Слушай, у тебя, часом, не отбили мозги? Являешься домой в таком виде, как будто тебя затоптало стадо быков, но заботишься только о том, как бы я не нагрубил этой Маллой.
Такер рассеянно прихлопнул муху, по неосторожности севшую ему на руку, и вытер шляпой пот со лба. Отец и сам выглядел ужасно. Под глазами у Джеда залегли глубокие тени, морщины, и без того глубокие, казались пахаными бороздами, в глазах притаилась тревога. Скорее всего он всю ночь глаз не сомкнул. Конечно, он ни за что не признался бы в этом, но Такер слишком хорошо его знал и не нуждался в словах.
– Эмма Маллой вчера вечером вызволила меня из переделки, – объяснил он. – Если бы не она, люди Маллоя точно прикончили бы меня.
Загорелое лицо отца посерело. Он яростно выругался:
– Вонючие безмозглые ублюдки! Когда они сдохнут, такой падалью побрезгует и гиена!
– Не буду спорить, – усмехнулся Такер.
Он рад был бы поскорее оказаться в своей комнате, но сразу сбежать не удалось. Низкий скрежещущий голос отца остановил его, стоило только сделать шаг.
– Это не может продолжаться бесконечно, парень. Я хочу, чтобы Уина Маллоя заперли, и заперли крепко, а чуть попозже вздернули и закопали. Шесть футов сырой земли быстро охладят его пыл, вот только закон не спешит с ним разобраться. Похоже, придется мне заняться этим делом самому. Слышал?
– Тебя только глухой не услышит, – буркнул Такер. – Для начала успокойся, а то свалишься с сердечным приступом. Со мной все в полном порядке. Троих ублюдков маловато, чтобы отправить меня на тот свет. Я обещал тебе, что справедливость восторжествует, и сдержу слово.
– Вопрос в том, когда. Мне надоело ждать, парень.
– Мне тоже. Но помяни мое слово, отец, если ты будешь брать все так близко к сердцу, то окажешься под землей раньше, чем Уин Маллой.
К его удивлению, Джед не огрызнулся, только молча кивнул и направился в столовую. Налив себе кофе, он направился к своему креслу.
– Ну, доволен теперь? – проворчал он, усаживаясь. – Видишь, я отдыхаю. Ничего не беру близко к сердцу. Вот только взгляну на стада – и снова в кресло.
– Отлично!
Такер снова попытался уйти к себе и снова был остановлен окликом отца:
– Эй, парень, хочешь кофейку?
Это был даже не оклик, а глухое ворчание, и смотрел отец не на него, а в чашку, но само по себе это было из ряда вон выходящее событие. Такер не помнил, чтобы Джед когда-нибудь предлагал ему что-либо, помимо нотаций.
– Конечно, но попозже. Для начала переоденусь, вырублю кусты у ручья, которые оставил напоследок, и поправлю ворота в загоне. Пайк добрался до дома?
– А куда он денется? Я его расседлал и задал овса.
– Вот и хорошо.
Теперь, вспоминая этот разговор за выпивкой в салуне, Такер неожиданно почувствовал себя виноватым. Стоит быть с ним поласковее, решил он, вспоминая тревогу в глазах отца. Пусть себе ворчит и огрызается. Черт возьми, он годами не был таким… почти заботливым!
Переодевшись и умывшись, Такер сразу занялся рутинной работой, которая никогда не переводилась на ранчо. Однако что бы он ни делал, мысли возвращались к случившемуся между ним и Эммой Маллой. К своему удивлению, Такер не чувствовал потребности перебирать в памяти интимные моменты, как то бывало после близости с другими женщинами. Он просто думал об этой девушке. Казалось, образ ее парил совсем рядом, недоступный и в то же время близкий.
Близкая и недоступная. Видение, которое невозможно прижать к груди, невозможно поцеловать, а как раз этого ему больше всего и хотелось.
К чему обманывать себя? Он совершил ужасную ошибку. Вместо того чтобы перебеситься, он только туже затянул петлю если не на шее, то на своей памяти. До сих пор ему не случалось так упорно возвращаться мыслями к одной и той же женщине и уж тем более желать ее непрестанно, ежечасно.
Он не только не освободился, – он необдуманно допустил, чтобы Эмма завладела им окончательно.
Именно поэтому Такер решил отправиться в город задолго до вечера. Он разыскал отца на одном из пастбищ, объявил, что не вернется до утра, и уехал.
– Для начала напьюсь до полного отупения, – сказал он себе. – Напьюсь так, чтобы в памяти не держалось даже мое собственное имя, не то что все остальное. Потом выберу себе девочку посочнее – Лиззи Сью или Ванду, все равно, – и всласть позабавлюсь. Позабавиться без затей, вот что мне нужно.
Это поможет, думал он угрюмо, не может не помочь. Утром он проснется свежим, как огурчик, и с пустой головой. С любовной лихорадкой будет покончено.
Любовной? Что за идиотское слово! Этого только не хватало!
Такер опрокинул еще стаканчик.
– Женщины… – пробубнил голос поблизости. Такер был еще не настолько пьян, чтобы не узнать, чей это голос. Казалось, Дерек Карлтон прочел его мысли. Это показалось забавным, и Такер наконец обратил внимание на отставного жениха, который сидел, подпершись обеими руками и тупо глядя на полки с бутылками.
– Женщины… – тупо повторил Дерек и вдруг взревел: – К дьяволу их!
– Я бы выпил за это, – сказал Такер и сделал знак Керли.
– Нет, ты мне скажи, какого дьявола им нужно? – спросил Дерек, обрадовавшись собеседнику. – Они просто… они и сами не знают, чего хотят. Уж лучше бы слушали, что им говорят, тогда бы и путаница кончилась.
– Интересная мысль.
Такер попытался припомнить, встречал ли он хоть раз женщину, которая позволила бы собой командовать, – и не сумел. Но сама идея показалась ему весьма и весьма привлекательной. Будь женщины послушными, земля бы стала райским садом, подумал он и ухмыльнулся.
Он сразу представил себе Эмму Маллой, с ее каскадом блестящих черных волос и ясным взглядом бирюзовых глаз, с ее острым язычком и упрямством. Вот он отдает приказ, а она с готовностью бежит его выполнять.
Эта картина заставила его расхохотаться.
– Что смешного? – тотчас оскорбился Дерек. – Может быть… я?!
Не без усилия он повернулся на табурете и уставился на Такера, как он полагал, с вызовом и угрозой, на деле же с самым идиотским видом.
Такер перегнулся пополам от смеха. Кое-как отдышавшись, он отсалютовал Дереку стаканом.
– Смотри, штаны не потеряй, Карлтон, – с беззлобной насмешкой бросил он. – Я смеялся над несчастным мужским полом. Сколько веков мы бьемся, чтобы взять верх над этими ведьмами, а не продвинулись ни на шаг.
– Повтори, друг мой! – воскликнул Дерек с восхищением. – Я и сам не сказал бы лучше!
При этом он чуть было не свалился с табурета. Такер вовремя успел подхватить его.
– Благодарю, друг мой. Вот было бы некстати разбить себе нос! Хватит и того, что в Монтане мне разбили сердце.
Такер хмыкнул в знак сочувствия и вернулся к своей выпивке. У него не было ни малейшего желания обсуждать сердечные дела Дерека Карлтона, потому что они напрямую касались Эммы Маллой. Прищурившись, он обвел взглядом салун в надежде увидеть Лиззи Сью или Ванду, но, как назло, ни той, ни другой поблизости не оказалось.
– Выпьешь со мной? – осведомился Дерек заплетающимся языком и похлопал Такера по плечу. – Я угощаю.
Почему бы и нет, подумал тот. Почему бы, черт возьми, и нет? Он кивнул.
– Я надрался, – сообщил его собутыльник доверительно, словно открывая невесть какой секрет. – Надрался еще вчера… вроде бы. Короче, в тот треклятый день, когда Эмма сделала мне ручкой. Оставил чемодан в осе… в осе… в гостинице и прямо сюда. Да, сэр, прямо сюда. С тех пор так и пью… стараюсь забыть и все такое – ну, ты знаешь…
«Да уж, я знаю, можешь быть уверен! – мысленно усмехнулся Такер. – Мы с тобой в одной лодке, приятель».
Пару минут Дерек лишь беспрерывно икал, потом глаза его заволоклись приятными воспоминаниями.
– В ней есть стиль, друг мой… да, настоящий стиль. Уж если войдет в гостиную, разговор сразу замолкает и все такое. Самое подходящее качество для жены бзис… бзизнесмена. – Тяжело вздохнув, он подавил новый приступ икоты и продолжал: – А как хороша! Конечно, брюнетки не каждому по душе, но в Филада… короче, на востоке их ценят – как оказалось. Видел бы ты ее на балу у Вандербильтов, друг мой! Это было что-то!..
– Да уж наверное, – буркнул Такер, мрачнея. Образ Эммы, невыразимо изящной в бальном платье от парижской модистки, кружащейся в вальсе в объятиях Дерека Карлтона, ничуть не улучшил его настроение.
– Нет, ты послушай! – разволновался Дерек. – Платье на ней было под цвет глаз… ей-богу, в точности под цвет! Все хотели с ней танцевать, но я с нее глаз не спускал, как крош… коршун. Шампанское, устрицы, вальс за вальсом! Я был в ударе, так и сыпал остротами. А она смеялась. Ах… люблю, когда она смеется!..
У Такера руки зачесались как следует встряхнуть его и тем самым положить конец вечеру романтических воспоминаний. Вместо этого он выпил еще стаканчик, и это помогло расслабиться.
Правда, не совсем. Куда, черт возьми, запропастились Лиззи Сью и Ванда?
– Вот тогда-то я и понял, что хочу на ней жениться. Все прочи… просчитал, распланировал и сказал отцу. Представь себе, друг мой, он обрадовался! «Хороший выбор, сын. Она будет тебе прес… превосходной женой. Сокровище во всех отношениях». Так и сказал, ей-богу! Я был страшно рад. Он ведь кремневый старик, мой отец. Не одобрил невесту брата, а тот, дурак, возьми и все равно женись! Он его – раз! Лишил наследства… – Дерек помолчал, хмурясь. – А Эмма была ему по душе. А кому бы не была, назови!
Он вдруг яростно застучал кулаком по стойке, на что ко всему привычный Керли не обратил никакого внимания.
– Проклятая девчонка отказала мне! Все испортила, все!
– Ничего страшного, найдете другую, – дружески бросил бармен, подходя налить Такеру. – Их хоть пруд пруди.
– Э нет! Таких больше нет! У нее есть все, все-все, в том числе ранчо. Ранчо «Эхо»… – мечтательно протянул Дерек и снова раскричался: – У нас с отцом были виды на это чертово ранчо, большие виды!
– Правда? – заинтересовался Такер.
Дерек кивнул, покачиваясь на табурете с всклокоченными волосами и налитыми кровью глазами.
– Какие планы, если не секрет?
– С этого ранчо мы хотели начать строить скотовоч… воч… короче, целый синдикат. Прибыльное дельце. В прошлом году отец купил пару фабрик по переработке мяса. Дело только за самим мясом. – Дерек дико захохотал, но внезапно оборвал смех. – Идея была такая: мы с Эммой женимся, и «Эхо» становится ядром синдиката. Какая идея!
Мистер Маллой от нее не пришел в восторг, но сказал, что подумает. А чего тут думать! Это же золотая жила! Он бы стал королем Монтаны! Ах, мой друг, какая была идея… как четко все было распс… распланировано. Сам Маллой хозяйничал бы на ранчо, а мы с Эммой жили бы в Филада… словом, в любви и согласии. Я бы разом убил двух зайцев: подарил отцу его синдикат, а сам получил девушку своей мечты!
Дерек уронил голову на руки и некоторое время так сидел. Однако когда он выпрямился, на лице его было брезгливое выражение.
– А она все испортила, и я ее за это ненавижу. Не-на-ви-жу! Обожаю – но все равно ненавижу. Вот сижу здесь, в этой дыре, то надираюсь, то валяюсь со шлюхой, а теперь еще и дижиланс… дилижанс прозевал… скорее всего. Да и наплевать! Спешить теперь некуда, разве что к отцу – «обрадовать» его. Сказать, что все его планы пошли прахом. Это чертово «Эхо» – самое крупное ранчо в долине… – глаза его вдруг прояснились, голова перестала подергиваться, как у тяжелобольного, – кроме «Кленов»! Скота у вас меньше, зато земли будет побольше!
– А если и так, то что? – не без презрения спросил Такер, думая: слава Богу, что Эмма отказала этому болвану.
Может, врезать ему пару раз? Раз уж руки все равно чесались, то лучшей кандидатуры, чем Карлтон, было не найти.
Однако в эту минуту в салун спустилась Ванда, и Такер немедленно забыл про Дерека. Пышнотелая блондинка, затянутая в алый шелк. Это было именно то, что нужно. Такер помахал рукой, и Ванда направилась к нему.
Наконец-то женщина! И полная противоположность… не важно, кому.
Такер встал, намереваясь сразу подняться в номера, но Дерек ухватил его за рукав.
– Эй, мистер… друг мой! Поговорим о «Кленах»! Грр… Гарретсон! Не хотите продать свое ранчо? Вам и не снились такие деньги! Если мы поладим, я вернусь к отцу не таким уж неудачником.
– Отстань, Карлтон, – бросил Такер, не оборачиваясь.
Однако идея настолько завладела Дереком, что он только усилил хватку.
– Вы с отцом будете жить, как жили, вроде управляющих, а мы…
Остальное так и осталось тайной для Такера, потому что он рывком высвободился и ухватил Дерека за шиворот.
– Эй-эй, ты меня задушишь!
– Я хочу знать только одно, – процедил Такер сквозь зубы. – Сколько в этом деле было расчета, а сколько – любви?
– В каком деле?!
– Говори, любил ты Эмму Маллой или только охотился за ее приданым?
– А какое тебе до этого дело? Боишься конкуренции? Потому что вы с отцом сами охотитесь за ее землей?
Это заставило Такера разжать руку. Прямо в яблочко, подумал он мрачно, вспомнив самодовольные рассуждения отца о том, как легко можно будет заполучить земли Маллоя, когда хозяин прикажет долго жить. Какая разница, каким путем стремиться к цели, если цель не самая благородная?
– Я так понимаю, что мы не поладим… – пробормотал Дерек, поправляя воротник.
В этот момент Ванда взяла Такера под руку, избавив от необходимости отвечать.
– Сладенький мой, оставь его. Он, бедняжка, со вчерашнего дня на ногах не стоит. Давай найдем занятие поинтереснее. День у тебя, похоже, не задался, пойдем, я тебя утешу.
Он слушал ее вполуха, сдвинув брови и пытаясь вспомнить, чем Дерек Карлтон так его рассердил несколько минут назад. Но в сознании все плыло, а в глазах двоилось. Сильно подкрашенное лицо Ванды приближалось и уплывало. Сделав над собой усилие, Такер поймал его в фокус и растянул губы в улыбке.
Пока они добирались до лестницы на второй этаж, ноги у него то и дело подкашивались, так что девице пришлось поддерживать его за талию. Это привело ее в еще более игривое расположение духа.
– Осторожнее, сладенький мой! Смотри под ноги, потому что если уж свалишься, то точно больше не поднимешься!
– Будет тебе, Ванда, – не слишком связно защищался Такер. – Не так уж много я и выпил.
На лестнице он бросил взгляд на окна и с удивлением заметил, что уже смеркается. Однако, как ему показалось, уже в следующую секунду он смотрел на дешевые, но пышные красные драпировки вокруг широкой кровати. Официально это считалось гостиничным номером, но негласно было номером публичного дома.
Такер был рад оказаться в этом гнездышке порока, вдали от внешнего мира, от действительности – от ранчо, отца, распри… и, конечно, от Эммы Маллой. Пожалуй, подумал он, забыться все-таки удастся.
Ванда смотрела на него снизу вверх – невысокая, пухленькая, с выщипанными в нитку подведенными бровями и мушкой на щеке. Она была прехорошенькая и значилась первой в списке девиц, с которыми он проводил время в заведении «Иезавель».
– Ты держишься молодцом, даже когда выпьешь, – говорила она, – не то что этот болван приезжий. Кстати, что-то тебя давно не было видно? Мы все соскучились.
Вместо ответа Такер наклонился и поцеловал ее.
– Все-то он умеет… – проворковала девица, начиная расстегивать его рубашку.
Пальцы ее двигались с ловкостью, отточенной долгим опытом, – не то что пальцы Эммы этой ночью, когда она собиралась осмотреть его.
– Не хмурься, сладенький мой. Уж не знаю, что тебя гложет, но обещаю, что помогу об этом забыть.
Она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Такер сделал честную попытку ответить на поцелуй, хотя казалось, что губы онемели. Опьянение навалилось внезапно, так что подкосились ноги.
– Ничего не выйдет… – пробормотал Такер.
– Выйдет, не волнуйся! Это не первый раз, когда ты поднимаешься ко мне хорошо загруженным, и до сих пор проблем не было. Не сейчас, так через четверть часа…
– Ты не поняла… – Он перехватил руку Ванды на ремне брюк и отстранил ее. – Вообще не выйдет… потому что ты – не она…
В следующую секунду он уже мешком осел на пол, словно кто-то ударил его дубиной по голове. Ванда взвизгнула, отскочив. Вгляделась в лежащего Такера. Тот был совершенно неподвижен, и только мерное тяжелое дыхание говорило, что он просто спит. Тогда она подложила ему под голову подушку, понимая, что ни за что на свете не втащит такую тяжесть на кровать.
– Бедняжка! Все-таки сегодня он напился сильнее обычного. Что это на него нашло? Не знай я его так хорошо, подумала бы, что влюбился.
Продолжая размышлять уже про себя, Ванда заботливо убрала со лба Такера влажную прядь волос. Она относилась к нему очень тепло, как, впрочем, и остальные девицы заведения. Те из них, которые удостоились интереса Такера, благодушно делили его между собой, зная, что ему никуда от них не деться.
Такие, как он, скорее спляшут с гремучей змеей, чем произнесут брачный обет. Они любят женщин вообще, любят разнообразие. Им недостаточно одной.
Такер любил флирт, и с ним было легко. Даже за карточным столом он не возражал, если какой-нибудь из девиц приходило на ум заглядывать ему через плечо, покусывать за ухо, тереться грудью. Наоборот, это как будто приносило ему удачу.
И так должно было оставаться впредь.
Тогда кто такая «она», про которую он вспомнил, перед тем как рухнуть?
Ванда вздохнула, дружески чмокнула Такера в лоб и решила, что ей послышалось. Потому что такие, как Такер Гарретсон, не меняются. Он просто не из тех, кто женится.
Глава 18
На следующей неделе погода стала еще жарче – а страсти накалились еще больше. Город был взбудоражен слухами о войне местного масштаба.
Выстрелы то и дело звучали в Уиспер-Вэлли, но, к счастью, никто пока не пострадал. Шериф Гилл обратился к обеим сторонам с просьбой умерить пыл и не делать глупостей. Каждая из сторон выслушала его с вниманием, но не более того. Взаимная ненависть, годами не имевшая выхода, наконец вырвалась на свободу. Ковбои на обоих ранчо разрывались между преданностью хозяину и страхом за свою жизнь. В один прекрасный день противник мог оказаться ловчее или скорее на руку, и тогда их ожидала участь Бо Гарретсона.
Ярость, казалось, висела в воздухе, как удушливая пыль.
Уин Маллой нанял еще людей для охраны своей собственности, так что у Коринны и Эммы прибавилось хлопот. Ковбои несли охрану посменно, и не было пары часов, свободных от готовки, мытья посуды и тому подобных хлопот.
Эмма нисколько не возражала против этого: работа помогала забыться. На досуге она вряд ли смогла бы бороться с настойчивыми мыслями о Такере.
Но однажды вечером, когда и отец, и Коринна разошлись по своим комнатам, Эмма вдруг поняла, что не в силах больше крутиться как белка в колесе. Отложив починку кухонных занавесок до лучших времен, она вышла на крыльцо.
На душе у девушки было неспокойно. Запрокинув голову, она долго всматривалась в звездное небо в надежде, что тревога уйдет.
Падающая звезда блеснула яркой полосой на одно короткое мгновение. Была она крупная, яркая – звезда, под которую хорошо загадать желание.
«Желаю, – подумала Эмма, – желаю… чего?»
Увидеть Такера. Чтобы он обнял ее, а потом поцеловал сто раз… нет, тысячу раз. Чтобы сказал, что она не одинока в своей нелепой влюбленности и что сама влюбленность ее вовсе не нелепа, что между ними могло, имело право возникнуть нечто лучшее, чем недоверие, гнев и жажда мести, долгие годы разделявшие их семьи. Что это сильнее их и должно победить вопреки всему.
Эмма тяжело вздохнула.
Звезда! Что может изменить одна падающая звезда, одно загаданное желание?
Чувство одиночества углубилось, и впервые за последние недели девушка вспомнила о подруге. Они не виделись с самого Дня независимости. Правда, на днях Шорти и Абигайль должны повенчаться, и Тэра, как и Эмма, была в числе приглашенных, но внезапно ожидание показалось девушке невыносимым. Потребность поделиться переполняла ее.
Эмме нелегко дались последние недели. С того дня, когда отец отказался рассчитать Слейда, в их отношениях сохранялась едва заметная натянутость. Разумеется, он всячески пытался как-то загладить ссору, показать, что больше не сердится. Но Эмма не могла забыть. Это была первая трещина, и непривычное чувство отчужденности с близким человеком очень угнетало девушку. Даже в Филадельфии она не была так одинока, потому что жила у доброй тетушки и к тому же знала, что отец скучает по ней так же, как и она по нему. И любит ее.
Теперь она не была уже так уверена в его любви. Любовь – это в первую очередь доверие и уважение. Отец не доверял ее суждениям, не принимал ее всерьез. Ее доводы были всего лишь женским капризом. Как же она расскажет ему про Такера и про все, что случилось между ними? Невозможно даже мечтать, чтобы он понял, как много Такер значит для нее.
Оставалось поделиться с подругой, потому что хранить все и дальше в себе становилось невозможно.
Приняв решение, Эмма оседлала Энджел и поскакала к маленькому ранчо Маккуэйдов. Однако подъезжая, она заставила лошадь перейти на шаг, раздумывая, что сказать Тэре, а что утаить. Это было не просто. Хотелось излить душу, высказаться до конца. Тэра ведь тоже любила. Кто, как не она, мог выслушать и понять? И все же…
Эмма спросила себя, сумеет ли вслух произнести слово «любовь». Именно так называлось то, что она чувствовала. Она любила – любила своего врага.
Что скажет Тэра, когда узнает об этом, думала девушка. Возможно, она потеряет дар речи. Она ведь, как никто, в курсе отношений двух враждующих семей. Росс Маккуэйд присутствовал при роковой партии в покер и стал свидетелем разразившихся страстей. Сколько раз с самого детства Тэра слышала пересказ событий того вечера? Можно сказать, она выросла в самом центре вражды, хотя и не принимала в ней участия.
Налетел порыв ветра – растрепал Эмме волосы, дунул в спину. За ним последовал другой, и вскоре ветер уже завывал в ущельях и расселинах. Хор цикад умолк, и только стук подков по каменистой земле раздавался внятно в ночной тиши. Ранчо «Империя» было таким крохотным, что добраться от его границ до хозяйского дома было делом минут. Вокруг дома тянулся во все стороны луг, поросший густой травой, совершенно заглушавшей стук копыт. Неудивительно поэтому, что двое на крыльце ничего не слышали.
Они сидели, посеребренные лунным светом, и, казалось, не замечали ничего вокруг. Зато Эмма заметила все: некрашеные, грубые перила, облупившиеся стены, падающий из окна тусклый свет, струйку табачного дыма и даже кота, свернувшегося клубком на нижней ступеньке. И этих двоих, сидевших очень близко друг к другу.
Такер обнимал Тэру за плечи, голова ее покоилась у него на плече. Эмма натянула удила и в молчании наблюдала, как Такер приподнял лицо девушки за подбородок и заглянул ей в глаза.
Ночь качнулась вокруг, как утлая лодка в стремительном потоке. Эмма стиснула поводья так, что заныли пальцы, борясь с желанием сползти с седла и рухнуть, рыдая, в траву.
В это время с дерева раздалось громкое совиное уханье. Энджел отпрянула в сторону с испуганным ржанием. Девушка успокоила лошадь быстрым движением поводьев, но чары уже рассеялись для парочки на крыльце. Тэра схватилась за сердце. Такер тоже схватился – за лежащее рядом ружье. Он успел вскинуть его и прицелиться, прежде чем разглядел бледное лицо Эммы. Ружейный ствол опустился.
Ненадолго взгляды их встретились.
«До чего же я все-таки наивна, – с горечью подумала Эмма. – Верила, дурочка, что он меня все-таки любит! Боже мой, да ему же все равно кто, лишь бы в юбке!»
Она увидела на лице Такера удивление, смешанное с досадой. Подумать только, он раздосадован! Застигли на месте преступления! Как в тот день, на земле Маллоев!
Что до нее самой, свет не видывал такой идиотки!
Выстрелы то и дело звучали в Уиспер-Вэлли, но, к счастью, никто пока не пострадал. Шериф Гилл обратился к обеим сторонам с просьбой умерить пыл и не делать глупостей. Каждая из сторон выслушала его с вниманием, но не более того. Взаимная ненависть, годами не имевшая выхода, наконец вырвалась на свободу. Ковбои на обоих ранчо разрывались между преданностью хозяину и страхом за свою жизнь. В один прекрасный день противник мог оказаться ловчее или скорее на руку, и тогда их ожидала участь Бо Гарретсона.
Ярость, казалось, висела в воздухе, как удушливая пыль.
Уин Маллой нанял еще людей для охраны своей собственности, так что у Коринны и Эммы прибавилось хлопот. Ковбои несли охрану посменно, и не было пары часов, свободных от готовки, мытья посуды и тому подобных хлопот.
Эмма нисколько не возражала против этого: работа помогала забыться. На досуге она вряд ли смогла бы бороться с настойчивыми мыслями о Такере.
Но однажды вечером, когда и отец, и Коринна разошлись по своим комнатам, Эмма вдруг поняла, что не в силах больше крутиться как белка в колесе. Отложив починку кухонных занавесок до лучших времен, она вышла на крыльцо.
На душе у девушки было неспокойно. Запрокинув голову, она долго всматривалась в звездное небо в надежде, что тревога уйдет.
Падающая звезда блеснула яркой полосой на одно короткое мгновение. Была она крупная, яркая – звезда, под которую хорошо загадать желание.
«Желаю, – подумала Эмма, – желаю… чего?»
Увидеть Такера. Чтобы он обнял ее, а потом поцеловал сто раз… нет, тысячу раз. Чтобы сказал, что она не одинока в своей нелепой влюбленности и что сама влюбленность ее вовсе не нелепа, что между ними могло, имело право возникнуть нечто лучшее, чем недоверие, гнев и жажда мести, долгие годы разделявшие их семьи. Что это сильнее их и должно победить вопреки всему.
Эмма тяжело вздохнула.
Звезда! Что может изменить одна падающая звезда, одно загаданное желание?
Чувство одиночества углубилось, и впервые за последние недели девушка вспомнила о подруге. Они не виделись с самого Дня независимости. Правда, на днях Шорти и Абигайль должны повенчаться, и Тэра, как и Эмма, была в числе приглашенных, но внезапно ожидание показалось девушке невыносимым. Потребность поделиться переполняла ее.
Эмме нелегко дались последние недели. С того дня, когда отец отказался рассчитать Слейда, в их отношениях сохранялась едва заметная натянутость. Разумеется, он всячески пытался как-то загладить ссору, показать, что больше не сердится. Но Эмма не могла забыть. Это была первая трещина, и непривычное чувство отчужденности с близким человеком очень угнетало девушку. Даже в Филадельфии она не была так одинока, потому что жила у доброй тетушки и к тому же знала, что отец скучает по ней так же, как и она по нему. И любит ее.
Теперь она не была уже так уверена в его любви. Любовь – это в первую очередь доверие и уважение. Отец не доверял ее суждениям, не принимал ее всерьез. Ее доводы были всего лишь женским капризом. Как же она расскажет ему про Такера и про все, что случилось между ними? Невозможно даже мечтать, чтобы он понял, как много Такер значит для нее.
Оставалось поделиться с подругой, потому что хранить все и дальше в себе становилось невозможно.
Приняв решение, Эмма оседлала Энджел и поскакала к маленькому ранчо Маккуэйдов. Однако подъезжая, она заставила лошадь перейти на шаг, раздумывая, что сказать Тэре, а что утаить. Это было не просто. Хотелось излить душу, высказаться до конца. Тэра ведь тоже любила. Кто, как не она, мог выслушать и понять? И все же…
Эмма спросила себя, сумеет ли вслух произнести слово «любовь». Именно так называлось то, что она чувствовала. Она любила – любила своего врага.
Что скажет Тэра, когда узнает об этом, думала девушка. Возможно, она потеряет дар речи. Она ведь, как никто, в курсе отношений двух враждующих семей. Росс Маккуэйд присутствовал при роковой партии в покер и стал свидетелем разразившихся страстей. Сколько раз с самого детства Тэра слышала пересказ событий того вечера? Можно сказать, она выросла в самом центре вражды, хотя и не принимала в ней участия.
Налетел порыв ветра – растрепал Эмме волосы, дунул в спину. За ним последовал другой, и вскоре ветер уже завывал в ущельях и расселинах. Хор цикад умолк, и только стук подков по каменистой земле раздавался внятно в ночной тиши. Ранчо «Империя» было таким крохотным, что добраться от его границ до хозяйского дома было делом минут. Вокруг дома тянулся во все стороны луг, поросший густой травой, совершенно заглушавшей стук копыт. Неудивительно поэтому, что двое на крыльце ничего не слышали.
Они сидели, посеребренные лунным светом, и, казалось, не замечали ничего вокруг. Зато Эмма заметила все: некрашеные, грубые перила, облупившиеся стены, падающий из окна тусклый свет, струйку табачного дыма и даже кота, свернувшегося клубком на нижней ступеньке. И этих двоих, сидевших очень близко друг к другу.
Такер обнимал Тэру за плечи, голова ее покоилась у него на плече. Эмма натянула удила и в молчании наблюдала, как Такер приподнял лицо девушки за подбородок и заглянул ей в глаза.
Ночь качнулась вокруг, как утлая лодка в стремительном потоке. Эмма стиснула поводья так, что заныли пальцы, борясь с желанием сползти с седла и рухнуть, рыдая, в траву.
В это время с дерева раздалось громкое совиное уханье. Энджел отпрянула в сторону с испуганным ржанием. Девушка успокоила лошадь быстрым движением поводьев, но чары уже рассеялись для парочки на крыльце. Тэра схватилась за сердце. Такер тоже схватился – за лежащее рядом ружье. Он успел вскинуть его и прицелиться, прежде чем разглядел бледное лицо Эммы. Ружейный ствол опустился.
Ненадолго взгляды их встретились.
«До чего же я все-таки наивна, – с горечью подумала Эмма. – Верила, дурочка, что он меня все-таки любит! Боже мой, да ему же все равно кто, лишь бы в юбке!»
Она увидела на лице Такера удивление, смешанное с досадой. Подумать только, он раздосадован! Застигли на месте преступления! Как в тот день, на земле Маллоев!
Что до нее самой, свет не видывал такой идиотки!