Страница:
Эмма вдруг поняла, что стоит посреди комнаты полуодетая, держа в руках платье, приготовленное для выхода к ужину. Что это на нее нашло? Гости, наверное, уже собрались. И чего ради вспоминать о Такере Гарретсоне теперь, когда целый день прошел без единой мысли о нем и его семье?
Девушка приблизилась к окну и выглянула из-за занавески. Дали уже подернулись лиловой дымкой. Там, на западе, так же волновались травы на широких лугах, но скот в той стороне носил клеймо Гарретсонов. На опушке стоял простой, но внушительный бревенчатый дом. Эмма никогда не ступала через его порог и никогда не видела его вблизи, потому что в доме этом обитали те самые Гарретсоны.
На сегодняшний день семья Гарретсонов состояла всего из двух человек. Эмме пришло в голову, что дом должен казаться Такеру и его отцу опустевшим, – теперь, когда Бо перебрался на кладбище и лежал там рядом с матерью. Некому было утешить мужчин в их горе.
Холодок пробежал по спине Эммы, заставив ее поежиться. Она от души посочувствовала Такеру, которому предстояло отныне делить кров только с отцом, едва ли не самым угрюмым человеком на всей земле.
«А если бы я выросла не здесь, а в «Кленах» и Джед был бы мне отцом? Какой бы я стала? Бесцеремонной, неулыбчивой, с огрубевшей душой?»
Вот это новости! Уж не пытается ли она извинить поступки Такера, прошлые и будущие, объясняя их тяжелым детством? А почему бы и нет? Разве нельзя пожалеть даже врага в минуту его горя? Если бы только Бо не попал в историю, не важно какую, и не позволил себя застрелить… а это наверняка так и было. Нет уж, если начать сочувствовать этим людям, то лучше сразу вернуться в Филадельфию, а этого она делать не собирается. Не для того возвращалась. Еще и первый восторг воссоединения с Монтаной не успел развеяться, и даже сумрак, нисходящий на горы, кажется даром Божьим. Здесь можно прожить сто лет и так и не насмотреться на эту красоту.
Не сразу Эмме удалось отвлечься от неуместных мыслей. Самое время – первые звезды уже высыпали на потемневшем небе. Чувствуя себя счастливой, девушка надела голубое муслиновое платье и высокие ботиночки в тон ему, застегнула в ушах жемчужные сережки. Подумав, добавила аметистовый медальон в форме сердечка и поспешила вниз по лестнице, в щедро освещенную гостиную.
Оказалось, что Маккуэйды только что прибыли.
– Тэра, о Господи! Ты совершенно не изменилась! – воскликнула Эмма, заключая в объятия подругу детства, потом спохватилась: – То есть я хотела сказать, что ты чудо как похорошела, но все равно я узнала бы тебя издалека.
Тэра Маккуэйд улыбнулась, показав милые ямочки на веснушчатых щеках. Ее большие темные глаза хранили все то же кроткое выражение, отличавшее ее с детства.
– Нет, это ты чудо как похорошела, Эмма! – возразила она, окидывая восхищенным взглядом прекрасную фигуру и элегантный наряд подруги. – Ты просто красавица! Поверить не могу, что ты снова здесь, с нами. Учти, я замучу тебя вопросами. Хочу знать все о жизни в Филадельфии. Должно быть, ты сто раз бывала в опере и тысячу раз – на балу. Каких только развлечений там не бывает, верно? Я просто сгораю от любопытства!
– Я еще успею надоесть тебе до смерти рассказами, – засмеялась Эмма. – Только не вздумай слушать из вежливости, лучше зевни как следует, когда надоест моя болтовня.
Подошел Росс Маккуэйд, и девушка тепло ему улыбнулась.
– Вы прекрасно выглядите, мистер Маккуэйд.
– Да уж, не жалуюсь, – ответил тот с тяжелым вздохом.
Эмма с трудом удержалась от улыбки – этот тощий, болезненного вида человек только и делал, что жаловался. Всего несколькими годами старше отца, Росс Маккуэйд являл собой образец преждевременно состарившегося человека. Лицо его имело желтоватый оттенок, тонкие седые волосы были зализаны на внушительную плешь. Растратив юность на мечты, он так ничего и не создал: бродяжничал, нанимался на случайно подвернувшуюся работу – пока не женился и не осел в Уиспер-Вэлли. Только тут он взялся за ум и завел маленькое ранчо. Словно в память о прежних мечтах и надеждах Росс назвал его пышно – «Империя», но небольшое хозяйство так и не разрослось. Тем не менее с годами Маккуэйд приобрел известную сноровку и даже заслужил уважение соседей вопреки тому, что к каждой фразе добавлял жалобу, а то и две. Он был вечно недоволен погодой, сбытом, ценами на скот, собственным здоровьем. К тому же он так и не избавился от страсти к картам. Но вообще это был человек компанейский, по-своему неглупый, и любящий отец, каких мало. Тэра была зеницей его ока. Верный друг, Росс по сей день приятельствовал и с Маллоями, и с Гарретсонами и никогда не принимал сторону одного против другого.
– Немного вина перед ужином?
Тэра кивнула. Уин налил девушкам по бокалу, а себе и Россу по стакану бренди.
– Ну же, – заторопила гостья Эмму, – рассказывай, как там, в Филадельфии? Должно быть, голова кругом идет!
– Идет, но не так, как у учительницы младшего класса в Уиспер-Вэлли. Тебе часто подкладывают в стол змей и пауков? Помнится, мистера Хьюита этим просто замучили.
– Не часто. Последний раз это была дохлая мышь. – Тэра скорчила шутливую гримаску. – К счастью, в тот день зашел Бо и…
Внезапно она оборвала себя и досадливо передернула плечами. Наступила неловкая тишина.
– Бо? – переспросила Эмма. – Бо Гарретсон, ты имеешь в виду?
– Он самый, – пояснил Росс Маккуэйд, смущенно откашлявшись. – Он ведь ухаживал за Тэрой какое-то время, а потом… потом… хм…
– Потом его застрелили, – продолжил Уин без всякого выражения.
– Прошу вас, не будем об этом… – прошептала Тэра и понурилась.
В простом сером платьице с закрытым, как у пуританки, воротом, она казалась в этот момент олицетворением скорби. Каменное выражение лица Уина Маллоя смягчилось.
– Прости, Тэра, девочка. Я знаю, как много для тебя значил этот… ну, кто бы он ни был.
– Кажется, еще гости! – воскликнула Эмма оживленно.
Никогда еще она не была так рада возможности прервать разговор. Но даже сияя приветливой улыбкой и приглашая в дом Дока Карсона и чету Гиллов, она не переставала думать о том, что Тэра встречалась с Бо Гарретсоном.
Снова эти люди! Неужели не о чем больше говорить, не о чем вспоминать, как только о них? Дух Бо, казалось, витал среди гостей, навевая печальные мысли. Ну нет, она не позволит испортить этот праздничный ужин. Коринна так старалась, готовила… А потом – ведь это первый ее «светский вечер» в Монтане!
– Ну-с, дорогая моя мисс Эмма, – начал Док Карсон, степенный мужчина с седыми висками, передавая блюдо с кукурузными лепешками соседям по столу и заново наполняя свою тарелку жареной свининой, – могу предсказать твое ближайшее будущее. Очень скоро молодежь прослышит о твоем возвращении, и придется тебе отбиваться от женихов. – Тут он подмигнул Уину. – Я бы на твоем месте хорошенько вычистил ружье, старина. Выстрел-другой в воздух не помешает, когда целая орава ковбоев начнет слоняться у твоего крыльца.
– Ничего, Эмма не из тех, кто любит попусту кружить парням голову, – ответил Маллой, гордо поглядывая на дочь, которая слегка покраснела и вздернула брови. – Правда, в Филадельфии у нее не было недостатка в поклонниках (по крайней мере так утверждает ее тетка Лоретта, а уж она врать не станет), но Эмма без труда держала их на почтительном расстоянии. Характером она вся в меня: уж если что решит, так решит. За кого захочет, за того и пойдет, и я не стану препятствовать, клянусь Богом. Мне бы только подержать на коленях внука, пока не истек мой земной срок.
– А у нас уже не только внук, но и внучка, – похвастался Эмме шериф Гилл. – Они все живут в Бозмане, и послезавтра мы едем их навестить. Нет ничего лучше внучат, скажу я вам. Увидишь сам. – И он, в свою очередь, подмигнул Уину. – Бьюсь об заклад, какой-нибудь прыткий ковбой еще до конца лета умыкнет твою дочь, а через год ты будешь качать в колыбельке внука.
Эмма поперхнулась вином.
– Боже мой! – воскликнула она, отдышавшись. – Нельзя ли поубавить обороты? Папа, я к тебе обращаюсь! Сейчас твоя очередь разразиться речью, и я не удивлюсь, если окажется, что и подвенечный наряд готов, и со священником ты уже договорился…
– Дорогая, я только хотел…
– Всем известно, чего именно, – перебила Сью Эллен и погрозила пальцем всем трем мужчинам сразу. – Проказники, дайте же девочке вздохнуть свободно. Чего доброго, вы прямо из-за стола потащите ее к алтарю, а ведь она и недели не пробыла дома. – Подложив себе еще немного бобов, миссис Гилл сменила тему, к большому облегчению Эммы. – Дорогая, Уин рассказывал, что ты изучала музыку у лучшего учителя Филадельфии. Может быть, после ужина ты что-нибудь для нас сыграешь?
– Я бы с удовольствием, особенно если ты согласишься спеть, Тэра. Помнится, у тебя был божественный голос… и рисовала ты отменно. – Внезапно припомнив все это, Эмма ласково улыбнулась подруге. – Мне далеко до тебя. Когда ты делала копии со знаменитых картин, их едва можно было отличить. Я не могла, во всяком случае. Я лезла из кожи вон, чтобы научиться рисовать, как ты, но так и не научилась. Мои кролики почему-то всегда были больше похожи на поросят.
– Если бы ты чаще рисовала… – начала Тэра.
– Сколько ни рисуй, толку не будет, если нет таланта, – со смехом перебила Эмма. – Так ты споешь?
– Да, но сегодня твой вечер, – возразила ее подруга. – Мы собрались, чтобы отпраздновать твое возвращение и заодно оценить твои достижения.
– Что, сразу все? Однако! Неужели мне придется ходить по гостиной с книгой на голове? Папа, где у нас самая тяжелая – та, что в кожаном переплете? Именно таким образом нас учили правильной осанке. Так что же, устроить вам представление? Клянусь, вы будете потрясены.
Все засмеялись.
– Папа, по-моему, у тебя были какие-то планы на сегодня, – вдруг сказала Тэра отцу. – Ты что-то хотел сообщить мистеру Маллою?
Рука Росса Маккуэйда замерла на полдороге ко рту. Он нахмурился и опустил стакан обратно на стол.
– Да, но… не за ужином же, радость моя! Как-то не ко времени, на мой взгляд.
– О чем речь? – оживилась Эмма. Ей хотелось, чтобы было весело, чтобы все говорили что-то хорошее.
Но это, видимо, был не тот случай, потому что Росс, и без того смущенный, еще больше заерзал на сиденье. Он явно расстроился оттого, что дочь так рано заговорила на эту тему.
– Потом, – буркнул он. – После ужина.
– Ужин почти закончен, – заметил Уин, внимательно за ним наблюдавший. – Насколько я вижу, все уже отодвинули тарелки. Если у тебя есть что сказать, Росс, говори.
– Папа, я не хотела… это вырвалось как-то само собой… может быть, от смущения, – заговорила Тэра, кусая губы. – Ради Бога, извини!
– Не переживай так, радость моя, – вздохнул Маккуэйд, приглаживая редкие волосы. – Вырвалось так вырвалось, назад не вернешь. – Оглядев собравшихся за столом, он расправил плечи и прокашлялся. – Я вот тут подумал… Одним словом, не назначить ли вознаграждение за любые сведения насчет убийства Бо?
Наступила мертвая тишина. Обычно полные дружеского тепла, глаза Уина Маллоя с холодным недовольством впились в лицо друга:
– Я так и подумал, что речь опять пойдет о Гарретсонах.
– Мистер Маккуэйд, – начала Эмма, не замечая, как ее руки комкают кружевную скатерть, – а почему вы решили, что нам следует это сделать?
– Потому что все эти слухи и разговоры ни к чему хорошему не ведут. Особенно это не на пользу твоему отцу, девочка. Город так и бурлит.
– А мы при чем? – спросила Коринна с подозрением.
– Чем скорее удастся докопаться до сути дела, тем лучше для всех нас. Между Гарретсонами и Маллоями идет настоящая война, и всем это не по душе. Нам хочется жить в мире.
– А почему бы Джеду Гарретсону не назначить вознаграждение? – процедил Уин, сверкнув глазами.
– Он уже это сделал, – вставил шериф Гилл. – Посулил тысячу долларов любому, кто докажет твою виновность, Уин.
– Боже правый!
Эмма оттолкнула стул и вскочила. Сдержанный гнев отца усилил ее собственное возмущение.
– Да как он додумался до такого? Шериф, это какое-то безумие! Ведь это не что иное, как публичное обвинение в убийстве! И вы это так оставите?
– А что я могу сделать? Разве что найти настоящего убийцу.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Никого, – мрачно ответил Уэсли Гилл. – Именно поэтому я согласен с Россом. Его идея неплоха. Если Бо занимался незаконными махинациями, то единственный способ заставить его сообщников разговориться – это посулить им денег. На такую приманку многие клевали.
– А почему вы решили, что Бо преступил закон?
– Я ничего такого не утверждаю, просто не исключаю такой возможности. Черт знает что такое! Прости, Сью Эллен, но тут и ягненок взбесится. Бо казался таким приличным парнем, у него и врагов-то не было… кроме, конечно, твоего отца, Эмма.
– Он и был хорошим парнем, – медленно сказала Тэра, с вызовом глядя на обоих Маллоев. – И честным.
– По крайней мере мы все так думали, – примирительно заметил шериф. – Он и Такер работали не покладая рук, особенно в последнее время, когда у Джеда стало сдавать сердце. Кому понадобилось убивать Бо, ума не приложу. И потом, как он оказался на землях Маллой?
– Хотел бы и я это знать, – сурово вставил Уин. – И я, – эхом откликнулась Эмма. Последовала нелегкая тишина, которую Коринна нарушила наконец стуком убираемых тарелок.
– Вот что я скажу: на сегодня мы достаточно обсуждали Гарретсонов и это убийство, – заявила она. – Хватит! Собирались-то мы отпраздновать возвращение Эммы, показать ей, как рады снова видеть ее здесь. Неужто и поговорить больше не о чем?
– Вполне согласна, – быстро проговорила Тэра и поднялась. – Можно я помогу вам убрать со стола?
– Нет, уж лучше я. – Сью Эллен отобрала у экономки пустое блюдо из-под жареной свинины. – А вы, девушки, найдите себе занятие поинтереснее. Можете прогуляться или просто поболтать, а к десерту возвращайтесь. За пять лет одних сплетен накопилось столько, что и за час не пересказать!
Мужчины удалились в кабинет с сигарами и виски, а Эмма и Тэра вышли на крыльцо.
Стояла удивительно ясная ночь. Поднимись ветер, она могла бы показаться холодной, но ни один листок не шевелился вокруг. Звезды казались крупнее обычного; от старой сосны доносился аромат смолы и хвои. Какое-то время девушки оживленно болтали об общих знакомых: кто на ком женился, кто покинул городок, у кого семейная жизнь не задалась, кто произвел на свет близнецов и прочие подробности жизни маленького изолированного мирка, в котором каждый знал о другом практически все. Эмма слушала с интересом, но где-то в глубине сознания по-прежнему жило воспоминание о том, какое выражение приняло лицо отца при известии о поступке Джеда Гарретсона.
Сердце ее болезненно ныло от сочувствия. Как давно дела приняли такой неприятный оборот? Почему она не вернулась раньше? Как слепа она была! Отец нуждался в ней – нуждался в близком человеке, который мог бы принять его сторону против надвигающейся беды, а она? Она торчала, как кукла, в ложе оперы или вальсировала на балу с каким-нибудь светским болваном, у которого на языке были только звучные имена: Элторпы, Вандербильты и, конечно, Карлтоны. Семья Дерека была одной из самых богатых и влиятельных в Филадельфии.
Воспоминания о вихре развлечений, еще недавно такие приятные, теперь наполняли Эмму стыдом. Почему она не вернулась раньше? Даже если отец ни словом не упоминал о своих проблемах, она должна была почувствовать, догадаться!
Что делать, как ему помочь? Неужели нельзя рассеять нависшие подозрения, положить конец слухам, опутавшим его как паутина.
Постепенно Эмма перестала слышать Тэру и, когда та на мгновение замолчала, внезапно спросила:
– Что ты знаешь о смерти Бо Гарретсона?
– Что, прости? – изумилась сбитая с мысли подруга. – Ты о чем?
– Я хочу узнать как можно больше об этом происшествии. Где именно Бо был убит? И когда, в какое время суток? – Эмма вдруг вспомнила, как поникла Тэра при упоминании о своем погибшем поклоннике, и быстро добавила: – То есть если тебе не хочется об этом говорить, то не нужно. Но мне важно знать все подробности.
– Его нашли на самом южном из ваших пастбищ, – сказала подруга тихо; глаза ее стали большими и печальными, – примерно в полумиле от речки. Нашел его один из работников с вашего ранчо… Насколько я помню, зовут его Ред Петерсон. В тот день он осматривал стадо в поисках больных животных.
Эмма заметила, как девушка подавила дрожь, и сердце ее сжалось от жалости.
– И он был убит выстрелом в спину? – спросила она так мягко, как могла.
– Да, – откликнулась Тэра, по-прежнему не поднимая глаз. – Именно в спину.
– Ну вот видишь! – воскликнула Эмма. – Это же очевидно, что папа не виноват, в этом и состоит доказательство! Ни за что на свете Уинтроп Маллой не выстрелил бы в спину человеку, будь то сам дьявол во плоти! Так поступают только люди низкие, трусы!
– Эмма, дорогая, я понимаю, как тебе хочется доказать невиновность отца. Я бы на твоем месте вела себя точно так же. Мы все, его друзья, верим, что он никак не причастен к убийству. Да и в городе… во всей долине его уважают.
– Вряд ли стараниями Джеда Гарретсона, – с горечью заметила Эмма.
– То есть потому, что тот твердит, будто бы потерял землю в результате жульничества?
– Это ложь! Отец в жизни никого не обманул!
– Я знаю, дорогая, знаю, – тихо сказала Тэра и ласково сжала руку подруги. – Кому и знать, как не мне. Ведь папа был свидетелем игры. Сколько раз он повторял мне, что Джеду нужно смириться с потерей, раз уж так вышло. Но не такой это человек, вряд ли он когда-нибудь примет случившееся.
– Я не могу понять одного, – произнесла Эмма почти шепотом, скорее для себя. – Ведь врагами они стали шестнадцать лет назад. Почему же именно теперь вражда так обострилась? Должна быть конкретная причина того, что происходит последние несколько месяцев между Гарретсонами и Маллоями.
– Если бы знать…
Эмма искоса взглянула на подругу и прочла в ее лице глубокое сочувствие, искреннюю заинтересованность. Внезапное чувство благодарности захлестнуло ее. Пяти лет как будто не бывало, их дружба только окрепла в разлуке! Кроткая и непритязательная Тэра стоила десятка разодетых светских красавиц, все мысли которых сводились к драгоценностям и нарядам, а целью жизни было заполучить в мужья богатого наследника.
– Спасибо за все, – сказала она, пытаясь улыбнуться, – и прости, что начала этот разговор.
Тэра полуотвернулась, плечи ее поникли. Но уже через минуту она выпрямилась и прямо взглянула в глаза подруге.
– Давай сменим тему на более приятную, хорошо? «Господи, где же мой такт, где все мое воспитание? – с досадой подумала Эмма. – Все мысли только о себе, а ведь Тэра только что потеряла близкого человека! Тетя Лоретта возмутилась бы при виде такого отсутствия хороших манер».
Девушка лихорадочно искала иную, и впрямь приятную тему для разговора, но тут Коринна вышла на веранду и позвала подруг отведать десерт. Ее сопровождал аромат кофе и только что испеченного яблочного пирога.
– Я только что поняла, – сказала Тэра, когда они присоединились к остальным в столовой, – что успела рассказать тебе столько всего, а сама так и не узнала о Филадельфии. Я хочу знать абсолютно все о людях, которых ты встречала, и обо всех твоих развлечениях.
– Ничего страшного, мы можем поговорить об этом когда угодно.
Эмма просительно улыбнулась, хотя в душе знала, что ей все равно не избежать рассказов об ослепительной и пустой светской жизни.
Так оно и вышло. Бесконечно долго (или ей так казалось) она говорила о чудесах большого города, и все это время ее не оставляла мысль, что, в сущности, она мало узнала о настоящей Филадельфии, как мало знает о море пассажир судна, скользящего по водной глади. К тому же блестящая светская жизнь имела оборотную сторону, которая и заставила Эмму рваться назад, в Монтану.
Тетушку Лоретту она искренне любила, ей нравились ее знакомые. Но не все, отнюдь не все, особенно среди светской молодежи. Большинство из них жили в замкнутом изысканном мирке, где правили богатство и положение, где характер, ум, широта кругозора оказывались всего лишь приложением к ним и немногого стоили сами по себе. Эмма выросла на Западе, где жизнь была естественнее, проще, где человека ценили за личные качества и достижения, и ее невероятно раздражала необходимость общаться с каким-нибудь напыщенным ничтожеством. В Монтане трудолюбивого, открытого и честного, но небогатого ранчеро уважали не меньше, чем крупного скотопромышленника вроде ее отца, и вот этого Дерек Карлтон попросту не мог постигнуть, потому что с детства привык оценивать людей по их происхождению, богатству, количеству слуг, роскоши особняка и частоте выездов в свет.
Все это казалось ему весьма важным, но для Эммы не имело ни малейшего значения. Она так и не приняла для себя кодекс и систему ценностей светского общества и очень сомневалась, что из них с Дереком выйдет хорошая пара. Правда, как утверждал Дерек, он нисколько не возражал, что ее отец не получил все свои земли в наследство, а построил маленькую империю собственным упорным трудом. Он не раз говорил, что любовь закрывает глаза на такие вещи.
«Но что бы он сказал, если бы увидел меня моющей посуду или метущей полы в столовой после ухода гостей? Наверное, ничего. Он просто грохнулся бы в обморок, – думала Эмма позже, помогая Коринне убираться. – И вот поэтому мы вряд ли поженимся, пусть даже Дерек и нравится мне, пусть даже он утверждает, что сумеет сделать меня счастливой».
Они были слишком разными, слишком. Настолько, что от этого нельзя было просто отмахнуться. Но дело даже не в этом. Чего-то не хватало. Не хватало страсти. Что-то подсказывало Эмме, что любовь и страсть идут рука об руку, что все было бы иначе, если бы она по-настоящему любила Дерека.
Стоя посреди сияющей чистотой кухни, девушка невольно вздохнула.
Дерек. Он, без сомнения, привлекателен. Волевой подбородок, волнистые каштановые волосы, лукавые черные глаза. Он нравится женщинам, в том числе многим из ее подруг по колледжу. Голос у него негромкий, низкий, убедительный, его смех заразителен. К тому же он не какой-нибудь слабак, он плечистый и крепкий. Его манеры безупречны, образование блестяще, комплименты всегда свежи и оригинальны. Что еще? Губы мягкие, теплые, дающие… но поцелуи будят в ней разве что слабый отклик. Совсем другое дело…
Эмма окаменела на полушаге к двери и усилием воли оттеснила явившуюся мысль. Но та вернулась.
Совсем другое дело было, когда пять лет назад ее поцеловал Такер Гарретсон. А ведь она была тогда еще девчонкой!
Тяжело вздохнув, девушка вышла из кухни и поднялась к себе в комнату. «Ну и чего ради ты это затеяла? – спросила она себя. – Чего ради думать о своем недруге… о недруге своего отца?» Правда, он красив, как дьявол, и буквально излучает силу и мощь. Господи, да от одного взгляда на него дыхание занимается! Ужасный человек. Держится так, словно владеет половиной мира, а груб, как последний бродяга. Между ними стоят годы и годы взаимной ненависти, так что ни о каких дальнейших поцелуях нечего и думать. То есть, конечно, она и не думает – какая нелепость!
И вообще, лучше забыть о том, что было пять лет назад. Потому что он-то точно забыл.
Эта мысль должна была наполнить душу Эммы покоем, принести безмятежность, но вышло наоборот. Причесываясь, переодеваясь и укладываясь в постель, она упрямо воображала себе Дерека и его поцелуи, которых было множество. Но чем дальше, тем больше образ его ускользал, пока на его месте не образовалось попросту темное пятно. Пустота. Ничто.
«Чтоб ты пропал, Такер Гарретсон, – подумала она с бессильным гневом. – Чтоб ты провалился в преисподнюю, откуда явился!»
Глава 4
Девушка приблизилась к окну и выглянула из-за занавески. Дали уже подернулись лиловой дымкой. Там, на западе, так же волновались травы на широких лугах, но скот в той стороне носил клеймо Гарретсонов. На опушке стоял простой, но внушительный бревенчатый дом. Эмма никогда не ступала через его порог и никогда не видела его вблизи, потому что в доме этом обитали те самые Гарретсоны.
На сегодняшний день семья Гарретсонов состояла всего из двух человек. Эмме пришло в голову, что дом должен казаться Такеру и его отцу опустевшим, – теперь, когда Бо перебрался на кладбище и лежал там рядом с матерью. Некому было утешить мужчин в их горе.
Холодок пробежал по спине Эммы, заставив ее поежиться. Она от души посочувствовала Такеру, которому предстояло отныне делить кров только с отцом, едва ли не самым угрюмым человеком на всей земле.
«А если бы я выросла не здесь, а в «Кленах» и Джед был бы мне отцом? Какой бы я стала? Бесцеремонной, неулыбчивой, с огрубевшей душой?»
Вот это новости! Уж не пытается ли она извинить поступки Такера, прошлые и будущие, объясняя их тяжелым детством? А почему бы и нет? Разве нельзя пожалеть даже врага в минуту его горя? Если бы только Бо не попал в историю, не важно какую, и не позволил себя застрелить… а это наверняка так и было. Нет уж, если начать сочувствовать этим людям, то лучше сразу вернуться в Филадельфию, а этого она делать не собирается. Не для того возвращалась. Еще и первый восторг воссоединения с Монтаной не успел развеяться, и даже сумрак, нисходящий на горы, кажется даром Божьим. Здесь можно прожить сто лет и так и не насмотреться на эту красоту.
Не сразу Эмме удалось отвлечься от неуместных мыслей. Самое время – первые звезды уже высыпали на потемневшем небе. Чувствуя себя счастливой, девушка надела голубое муслиновое платье и высокие ботиночки в тон ему, застегнула в ушах жемчужные сережки. Подумав, добавила аметистовый медальон в форме сердечка и поспешила вниз по лестнице, в щедро освещенную гостиную.
Оказалось, что Маккуэйды только что прибыли.
– Тэра, о Господи! Ты совершенно не изменилась! – воскликнула Эмма, заключая в объятия подругу детства, потом спохватилась: – То есть я хотела сказать, что ты чудо как похорошела, но все равно я узнала бы тебя издалека.
Тэра Маккуэйд улыбнулась, показав милые ямочки на веснушчатых щеках. Ее большие темные глаза хранили все то же кроткое выражение, отличавшее ее с детства.
– Нет, это ты чудо как похорошела, Эмма! – возразила она, окидывая восхищенным взглядом прекрасную фигуру и элегантный наряд подруги. – Ты просто красавица! Поверить не могу, что ты снова здесь, с нами. Учти, я замучу тебя вопросами. Хочу знать все о жизни в Филадельфии. Должно быть, ты сто раз бывала в опере и тысячу раз – на балу. Каких только развлечений там не бывает, верно? Я просто сгораю от любопытства!
– Я еще успею надоесть тебе до смерти рассказами, – засмеялась Эмма. – Только не вздумай слушать из вежливости, лучше зевни как следует, когда надоест моя болтовня.
Подошел Росс Маккуэйд, и девушка тепло ему улыбнулась.
– Вы прекрасно выглядите, мистер Маккуэйд.
– Да уж, не жалуюсь, – ответил тот с тяжелым вздохом.
Эмма с трудом удержалась от улыбки – этот тощий, болезненного вида человек только и делал, что жаловался. Всего несколькими годами старше отца, Росс Маккуэйд являл собой образец преждевременно состарившегося человека. Лицо его имело желтоватый оттенок, тонкие седые волосы были зализаны на внушительную плешь. Растратив юность на мечты, он так ничего и не создал: бродяжничал, нанимался на случайно подвернувшуюся работу – пока не женился и не осел в Уиспер-Вэлли. Только тут он взялся за ум и завел маленькое ранчо. Словно в память о прежних мечтах и надеждах Росс назвал его пышно – «Империя», но небольшое хозяйство так и не разрослось. Тем не менее с годами Маккуэйд приобрел известную сноровку и даже заслужил уважение соседей вопреки тому, что к каждой фразе добавлял жалобу, а то и две. Он был вечно недоволен погодой, сбытом, ценами на скот, собственным здоровьем. К тому же он так и не избавился от страсти к картам. Но вообще это был человек компанейский, по-своему неглупый, и любящий отец, каких мало. Тэра была зеницей его ока. Верный друг, Росс по сей день приятельствовал и с Маллоями, и с Гарретсонами и никогда не принимал сторону одного против другого.
– Немного вина перед ужином?
Тэра кивнула. Уин налил девушкам по бокалу, а себе и Россу по стакану бренди.
– Ну же, – заторопила гостья Эмму, – рассказывай, как там, в Филадельфии? Должно быть, голова кругом идет!
– Идет, но не так, как у учительницы младшего класса в Уиспер-Вэлли. Тебе часто подкладывают в стол змей и пауков? Помнится, мистера Хьюита этим просто замучили.
– Не часто. Последний раз это была дохлая мышь. – Тэра скорчила шутливую гримаску. – К счастью, в тот день зашел Бо и…
Внезапно она оборвала себя и досадливо передернула плечами. Наступила неловкая тишина.
– Бо? – переспросила Эмма. – Бо Гарретсон, ты имеешь в виду?
– Он самый, – пояснил Росс Маккуэйд, смущенно откашлявшись. – Он ведь ухаживал за Тэрой какое-то время, а потом… потом… хм…
– Потом его застрелили, – продолжил Уин без всякого выражения.
– Прошу вас, не будем об этом… – прошептала Тэра и понурилась.
В простом сером платьице с закрытым, как у пуританки, воротом, она казалась в этот момент олицетворением скорби. Каменное выражение лица Уина Маллоя смягчилось.
– Прости, Тэра, девочка. Я знаю, как много для тебя значил этот… ну, кто бы он ни был.
– Кажется, еще гости! – воскликнула Эмма оживленно.
Никогда еще она не была так рада возможности прервать разговор. Но даже сияя приветливой улыбкой и приглашая в дом Дока Карсона и чету Гиллов, она не переставала думать о том, что Тэра встречалась с Бо Гарретсоном.
Снова эти люди! Неужели не о чем больше говорить, не о чем вспоминать, как только о них? Дух Бо, казалось, витал среди гостей, навевая печальные мысли. Ну нет, она не позволит испортить этот праздничный ужин. Коринна так старалась, готовила… А потом – ведь это первый ее «светский вечер» в Монтане!
– Ну-с, дорогая моя мисс Эмма, – начал Док Карсон, степенный мужчина с седыми висками, передавая блюдо с кукурузными лепешками соседям по столу и заново наполняя свою тарелку жареной свининой, – могу предсказать твое ближайшее будущее. Очень скоро молодежь прослышит о твоем возвращении, и придется тебе отбиваться от женихов. – Тут он подмигнул Уину. – Я бы на твоем месте хорошенько вычистил ружье, старина. Выстрел-другой в воздух не помешает, когда целая орава ковбоев начнет слоняться у твоего крыльца.
– Ничего, Эмма не из тех, кто любит попусту кружить парням голову, – ответил Маллой, гордо поглядывая на дочь, которая слегка покраснела и вздернула брови. – Правда, в Филадельфии у нее не было недостатка в поклонниках (по крайней мере так утверждает ее тетка Лоретта, а уж она врать не станет), но Эмма без труда держала их на почтительном расстоянии. Характером она вся в меня: уж если что решит, так решит. За кого захочет, за того и пойдет, и я не стану препятствовать, клянусь Богом. Мне бы только подержать на коленях внука, пока не истек мой земной срок.
– А у нас уже не только внук, но и внучка, – похвастался Эмме шериф Гилл. – Они все живут в Бозмане, и послезавтра мы едем их навестить. Нет ничего лучше внучат, скажу я вам. Увидишь сам. – И он, в свою очередь, подмигнул Уину. – Бьюсь об заклад, какой-нибудь прыткий ковбой еще до конца лета умыкнет твою дочь, а через год ты будешь качать в колыбельке внука.
Эмма поперхнулась вином.
– Боже мой! – воскликнула она, отдышавшись. – Нельзя ли поубавить обороты? Папа, я к тебе обращаюсь! Сейчас твоя очередь разразиться речью, и я не удивлюсь, если окажется, что и подвенечный наряд готов, и со священником ты уже договорился…
– Дорогая, я только хотел…
– Всем известно, чего именно, – перебила Сью Эллен и погрозила пальцем всем трем мужчинам сразу. – Проказники, дайте же девочке вздохнуть свободно. Чего доброго, вы прямо из-за стола потащите ее к алтарю, а ведь она и недели не пробыла дома. – Подложив себе еще немного бобов, миссис Гилл сменила тему, к большому облегчению Эммы. – Дорогая, Уин рассказывал, что ты изучала музыку у лучшего учителя Филадельфии. Может быть, после ужина ты что-нибудь для нас сыграешь?
– Я бы с удовольствием, особенно если ты согласишься спеть, Тэра. Помнится, у тебя был божественный голос… и рисовала ты отменно. – Внезапно припомнив все это, Эмма ласково улыбнулась подруге. – Мне далеко до тебя. Когда ты делала копии со знаменитых картин, их едва можно было отличить. Я не могла, во всяком случае. Я лезла из кожи вон, чтобы научиться рисовать, как ты, но так и не научилась. Мои кролики почему-то всегда были больше похожи на поросят.
– Если бы ты чаще рисовала… – начала Тэра.
– Сколько ни рисуй, толку не будет, если нет таланта, – со смехом перебила Эмма. – Так ты споешь?
– Да, но сегодня твой вечер, – возразила ее подруга. – Мы собрались, чтобы отпраздновать твое возвращение и заодно оценить твои достижения.
– Что, сразу все? Однако! Неужели мне придется ходить по гостиной с книгой на голове? Папа, где у нас самая тяжелая – та, что в кожаном переплете? Именно таким образом нас учили правильной осанке. Так что же, устроить вам представление? Клянусь, вы будете потрясены.
Все засмеялись.
– Папа, по-моему, у тебя были какие-то планы на сегодня, – вдруг сказала Тэра отцу. – Ты что-то хотел сообщить мистеру Маллою?
Рука Росса Маккуэйда замерла на полдороге ко рту. Он нахмурился и опустил стакан обратно на стол.
– Да, но… не за ужином же, радость моя! Как-то не ко времени, на мой взгляд.
– О чем речь? – оживилась Эмма. Ей хотелось, чтобы было весело, чтобы все говорили что-то хорошее.
Но это, видимо, был не тот случай, потому что Росс, и без того смущенный, еще больше заерзал на сиденье. Он явно расстроился оттого, что дочь так рано заговорила на эту тему.
– Потом, – буркнул он. – После ужина.
– Ужин почти закончен, – заметил Уин, внимательно за ним наблюдавший. – Насколько я вижу, все уже отодвинули тарелки. Если у тебя есть что сказать, Росс, говори.
– Папа, я не хотела… это вырвалось как-то само собой… может быть, от смущения, – заговорила Тэра, кусая губы. – Ради Бога, извини!
– Не переживай так, радость моя, – вздохнул Маккуэйд, приглаживая редкие волосы. – Вырвалось так вырвалось, назад не вернешь. – Оглядев собравшихся за столом, он расправил плечи и прокашлялся. – Я вот тут подумал… Одним словом, не назначить ли вознаграждение за любые сведения насчет убийства Бо?
Наступила мертвая тишина. Обычно полные дружеского тепла, глаза Уина Маллоя с холодным недовольством впились в лицо друга:
– Я так и подумал, что речь опять пойдет о Гарретсонах.
– Мистер Маккуэйд, – начала Эмма, не замечая, как ее руки комкают кружевную скатерть, – а почему вы решили, что нам следует это сделать?
– Потому что все эти слухи и разговоры ни к чему хорошему не ведут. Особенно это не на пользу твоему отцу, девочка. Город так и бурлит.
– А мы при чем? – спросила Коринна с подозрением.
– Чем скорее удастся докопаться до сути дела, тем лучше для всех нас. Между Гарретсонами и Маллоями идет настоящая война, и всем это не по душе. Нам хочется жить в мире.
– А почему бы Джеду Гарретсону не назначить вознаграждение? – процедил Уин, сверкнув глазами.
– Он уже это сделал, – вставил шериф Гилл. – Посулил тысячу долларов любому, кто докажет твою виновность, Уин.
– Боже правый!
Эмма оттолкнула стул и вскочила. Сдержанный гнев отца усилил ее собственное возмущение.
– Да как он додумался до такого? Шериф, это какое-то безумие! Ведь это не что иное, как публичное обвинение в убийстве! И вы это так оставите?
– А что я могу сделать? Разве что найти настоящего убийцу.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Никого, – мрачно ответил Уэсли Гилл. – Именно поэтому я согласен с Россом. Его идея неплоха. Если Бо занимался незаконными махинациями, то единственный способ заставить его сообщников разговориться – это посулить им денег. На такую приманку многие клевали.
– А почему вы решили, что Бо преступил закон?
– Я ничего такого не утверждаю, просто не исключаю такой возможности. Черт знает что такое! Прости, Сью Эллен, но тут и ягненок взбесится. Бо казался таким приличным парнем, у него и врагов-то не было… кроме, конечно, твоего отца, Эмма.
– Он и был хорошим парнем, – медленно сказала Тэра, с вызовом глядя на обоих Маллоев. – И честным.
– По крайней мере мы все так думали, – примирительно заметил шериф. – Он и Такер работали не покладая рук, особенно в последнее время, когда у Джеда стало сдавать сердце. Кому понадобилось убивать Бо, ума не приложу. И потом, как он оказался на землях Маллой?
– Хотел бы и я это знать, – сурово вставил Уин. – И я, – эхом откликнулась Эмма. Последовала нелегкая тишина, которую Коринна нарушила наконец стуком убираемых тарелок.
– Вот что я скажу: на сегодня мы достаточно обсуждали Гарретсонов и это убийство, – заявила она. – Хватит! Собирались-то мы отпраздновать возвращение Эммы, показать ей, как рады снова видеть ее здесь. Неужто и поговорить больше не о чем?
– Вполне согласна, – быстро проговорила Тэра и поднялась. – Можно я помогу вам убрать со стола?
– Нет, уж лучше я. – Сью Эллен отобрала у экономки пустое блюдо из-под жареной свинины. – А вы, девушки, найдите себе занятие поинтереснее. Можете прогуляться или просто поболтать, а к десерту возвращайтесь. За пять лет одних сплетен накопилось столько, что и за час не пересказать!
Мужчины удалились в кабинет с сигарами и виски, а Эмма и Тэра вышли на крыльцо.
Стояла удивительно ясная ночь. Поднимись ветер, она могла бы показаться холодной, но ни один листок не шевелился вокруг. Звезды казались крупнее обычного; от старой сосны доносился аромат смолы и хвои. Какое-то время девушки оживленно болтали об общих знакомых: кто на ком женился, кто покинул городок, у кого семейная жизнь не задалась, кто произвел на свет близнецов и прочие подробности жизни маленького изолированного мирка, в котором каждый знал о другом практически все. Эмма слушала с интересом, но где-то в глубине сознания по-прежнему жило воспоминание о том, какое выражение приняло лицо отца при известии о поступке Джеда Гарретсона.
Сердце ее болезненно ныло от сочувствия. Как давно дела приняли такой неприятный оборот? Почему она не вернулась раньше? Как слепа она была! Отец нуждался в ней – нуждался в близком человеке, который мог бы принять его сторону против надвигающейся беды, а она? Она торчала, как кукла, в ложе оперы или вальсировала на балу с каким-нибудь светским болваном, у которого на языке были только звучные имена: Элторпы, Вандербильты и, конечно, Карлтоны. Семья Дерека была одной из самых богатых и влиятельных в Филадельфии.
Воспоминания о вихре развлечений, еще недавно такие приятные, теперь наполняли Эмму стыдом. Почему она не вернулась раньше? Даже если отец ни словом не упоминал о своих проблемах, она должна была почувствовать, догадаться!
Что делать, как ему помочь? Неужели нельзя рассеять нависшие подозрения, положить конец слухам, опутавшим его как паутина.
Постепенно Эмма перестала слышать Тэру и, когда та на мгновение замолчала, внезапно спросила:
– Что ты знаешь о смерти Бо Гарретсона?
– Что, прости? – изумилась сбитая с мысли подруга. – Ты о чем?
– Я хочу узнать как можно больше об этом происшествии. Где именно Бо был убит? И когда, в какое время суток? – Эмма вдруг вспомнила, как поникла Тэра при упоминании о своем погибшем поклоннике, и быстро добавила: – То есть если тебе не хочется об этом говорить, то не нужно. Но мне важно знать все подробности.
– Его нашли на самом южном из ваших пастбищ, – сказала подруга тихо; глаза ее стали большими и печальными, – примерно в полумиле от речки. Нашел его один из работников с вашего ранчо… Насколько я помню, зовут его Ред Петерсон. В тот день он осматривал стадо в поисках больных животных.
Эмма заметила, как девушка подавила дрожь, и сердце ее сжалось от жалости.
– И он был убит выстрелом в спину? – спросила она так мягко, как могла.
– Да, – откликнулась Тэра, по-прежнему не поднимая глаз. – Именно в спину.
– Ну вот видишь! – воскликнула Эмма. – Это же очевидно, что папа не виноват, в этом и состоит доказательство! Ни за что на свете Уинтроп Маллой не выстрелил бы в спину человеку, будь то сам дьявол во плоти! Так поступают только люди низкие, трусы!
– Эмма, дорогая, я понимаю, как тебе хочется доказать невиновность отца. Я бы на твоем месте вела себя точно так же. Мы все, его друзья, верим, что он никак не причастен к убийству. Да и в городе… во всей долине его уважают.
– Вряд ли стараниями Джеда Гарретсона, – с горечью заметила Эмма.
– То есть потому, что тот твердит, будто бы потерял землю в результате жульничества?
– Это ложь! Отец в жизни никого не обманул!
– Я знаю, дорогая, знаю, – тихо сказала Тэра и ласково сжала руку подруги. – Кому и знать, как не мне. Ведь папа был свидетелем игры. Сколько раз он повторял мне, что Джеду нужно смириться с потерей, раз уж так вышло. Но не такой это человек, вряд ли он когда-нибудь примет случившееся.
– Я не могу понять одного, – произнесла Эмма почти шепотом, скорее для себя. – Ведь врагами они стали шестнадцать лет назад. Почему же именно теперь вражда так обострилась? Должна быть конкретная причина того, что происходит последние несколько месяцев между Гарретсонами и Маллоями.
– Если бы знать…
Эмма искоса взглянула на подругу и прочла в ее лице глубокое сочувствие, искреннюю заинтересованность. Внезапное чувство благодарности захлестнуло ее. Пяти лет как будто не бывало, их дружба только окрепла в разлуке! Кроткая и непритязательная Тэра стоила десятка разодетых светских красавиц, все мысли которых сводились к драгоценностям и нарядам, а целью жизни было заполучить в мужья богатого наследника.
– Спасибо за все, – сказала она, пытаясь улыбнуться, – и прости, что начала этот разговор.
Тэра полуотвернулась, плечи ее поникли. Но уже через минуту она выпрямилась и прямо взглянула в глаза подруге.
– Давай сменим тему на более приятную, хорошо? «Господи, где же мой такт, где все мое воспитание? – с досадой подумала Эмма. – Все мысли только о себе, а ведь Тэра только что потеряла близкого человека! Тетя Лоретта возмутилась бы при виде такого отсутствия хороших манер».
Девушка лихорадочно искала иную, и впрямь приятную тему для разговора, но тут Коринна вышла на веранду и позвала подруг отведать десерт. Ее сопровождал аромат кофе и только что испеченного яблочного пирога.
– Я только что поняла, – сказала Тэра, когда они присоединились к остальным в столовой, – что успела рассказать тебе столько всего, а сама так и не узнала о Филадельфии. Я хочу знать абсолютно все о людях, которых ты встречала, и обо всех твоих развлечениях.
– Ничего страшного, мы можем поговорить об этом когда угодно.
Эмма просительно улыбнулась, хотя в душе знала, что ей все равно не избежать рассказов об ослепительной и пустой светской жизни.
Так оно и вышло. Бесконечно долго (или ей так казалось) она говорила о чудесах большого города, и все это время ее не оставляла мысль, что, в сущности, она мало узнала о настоящей Филадельфии, как мало знает о море пассажир судна, скользящего по водной глади. К тому же блестящая светская жизнь имела оборотную сторону, которая и заставила Эмму рваться назад, в Монтану.
Тетушку Лоретту она искренне любила, ей нравились ее знакомые. Но не все, отнюдь не все, особенно среди светской молодежи. Большинство из них жили в замкнутом изысканном мирке, где правили богатство и положение, где характер, ум, широта кругозора оказывались всего лишь приложением к ним и немногого стоили сами по себе. Эмма выросла на Западе, где жизнь была естественнее, проще, где человека ценили за личные качества и достижения, и ее невероятно раздражала необходимость общаться с каким-нибудь напыщенным ничтожеством. В Монтане трудолюбивого, открытого и честного, но небогатого ранчеро уважали не меньше, чем крупного скотопромышленника вроде ее отца, и вот этого Дерек Карлтон попросту не мог постигнуть, потому что с детства привык оценивать людей по их происхождению, богатству, количеству слуг, роскоши особняка и частоте выездов в свет.
Все это казалось ему весьма важным, но для Эммы не имело ни малейшего значения. Она так и не приняла для себя кодекс и систему ценностей светского общества и очень сомневалась, что из них с Дереком выйдет хорошая пара. Правда, как утверждал Дерек, он нисколько не возражал, что ее отец не получил все свои земли в наследство, а построил маленькую империю собственным упорным трудом. Он не раз говорил, что любовь закрывает глаза на такие вещи.
«Но что бы он сказал, если бы увидел меня моющей посуду или метущей полы в столовой после ухода гостей? Наверное, ничего. Он просто грохнулся бы в обморок, – думала Эмма позже, помогая Коринне убираться. – И вот поэтому мы вряд ли поженимся, пусть даже Дерек и нравится мне, пусть даже он утверждает, что сумеет сделать меня счастливой».
Они были слишком разными, слишком. Настолько, что от этого нельзя было просто отмахнуться. Но дело даже не в этом. Чего-то не хватало. Не хватало страсти. Что-то подсказывало Эмме, что любовь и страсть идут рука об руку, что все было бы иначе, если бы она по-настоящему любила Дерека.
Стоя посреди сияющей чистотой кухни, девушка невольно вздохнула.
Дерек. Он, без сомнения, привлекателен. Волевой подбородок, волнистые каштановые волосы, лукавые черные глаза. Он нравится женщинам, в том числе многим из ее подруг по колледжу. Голос у него негромкий, низкий, убедительный, его смех заразителен. К тому же он не какой-нибудь слабак, он плечистый и крепкий. Его манеры безупречны, образование блестяще, комплименты всегда свежи и оригинальны. Что еще? Губы мягкие, теплые, дающие… но поцелуи будят в ней разве что слабый отклик. Совсем другое дело…
Эмма окаменела на полушаге к двери и усилием воли оттеснила явившуюся мысль. Но та вернулась.
Совсем другое дело было, когда пять лет назад ее поцеловал Такер Гарретсон. А ведь она была тогда еще девчонкой!
Тяжело вздохнув, девушка вышла из кухни и поднялась к себе в комнату. «Ну и чего ради ты это затеяла? – спросила она себя. – Чего ради думать о своем недруге… о недруге своего отца?» Правда, он красив, как дьявол, и буквально излучает силу и мощь. Господи, да от одного взгляда на него дыхание занимается! Ужасный человек. Держится так, словно владеет половиной мира, а груб, как последний бродяга. Между ними стоят годы и годы взаимной ненависти, так что ни о каких дальнейших поцелуях нечего и думать. То есть, конечно, она и не думает – какая нелепость!
И вообще, лучше забыть о том, что было пять лет назад. Потому что он-то точно забыл.
Эта мысль должна была наполнить душу Эммы покоем, принести безмятежность, но вышло наоборот. Причесываясь, переодеваясь и укладываясь в постель, она упрямо воображала себе Дерека и его поцелуи, которых было множество. Но чем дальше, тем больше образ его ускользал, пока на его месте не образовалось попросту темное пятно. Пустота. Ничто.
«Чтоб ты пропал, Такер Гарретсон, – подумала она с бессильным гневом. – Чтоб ты провалился в преисподнюю, откуда явился!»
Глава 4
На другое утро Эмма проснулась в совсем ином настроении. Ее манили к себе просторные равнины с волнами трав, которые неустанно гнал ветер. Энджел была явно не против как следует размять ноги, или скорее крылья, судя по тому, что в галопе она едва касалась копытами земли.
Однако потехе час, а делу время, сказала себе Эмма, надевая простую клетчатую рубашку и парусиновую юбку. Волосы она собрала на макушке в незатейливый «конский хвост».
«Вот бы Дереку посмотреть на меня сейчас!» – подумала девушка, глядя на свое отражение, и не удержалась от смеха. Он потерял бы дар речи… если бы вообще узнал ее. Ведь в таком виде она ничем не напоминала ухоженную, тщательно и со вкусом причесанную леди в воздушных шелках, которую не так давно он сопровождал на бал к Вандербильтам.
Последующие несколько часов были отданы бурной деятельности. Солнце едва поднялось над горизонтом, а Эмма уже хлопотала бок о бок с Коринной в общей столовой, где ковбои сидели за завтраком. Это было принято не на каждом ранчо, но Уин Маллой считал, что утро тех, кто на него работает, должно начинаться с плотной трапезы: яичница с ветчиной, жареные колбаски, тосты с мармеладом, консервированные персики и, разумеется, крепкий кофе. За завтраком последовали неизбежная уборка и мытье посуды, да и двухэтажный дом нуждался в постоянном внимании и уходе. Эмма нисколько не возражала против такого рода хлопот, а когда все было сделано, отправилась на птичник. Благодаря ее помощи Коринна намного раньше взялась за стирку и штопку.
В полдень девушка наскоро перекусила бутербродами, замесила тесто и переделала еще множество мелких домашних дел. Лишь во второй половине дня она решила, что на сегодня довольно трудов праведных, и отправилась седлать Энджел.
Однако потехе час, а делу время, сказала себе Эмма, надевая простую клетчатую рубашку и парусиновую юбку. Волосы она собрала на макушке в незатейливый «конский хвост».
«Вот бы Дереку посмотреть на меня сейчас!» – подумала девушка, глядя на свое отражение, и не удержалась от смеха. Он потерял бы дар речи… если бы вообще узнал ее. Ведь в таком виде она ничем не напоминала ухоженную, тщательно и со вкусом причесанную леди в воздушных шелках, которую не так давно он сопровождал на бал к Вандербильтам.
Последующие несколько часов были отданы бурной деятельности. Солнце едва поднялось над горизонтом, а Эмма уже хлопотала бок о бок с Коринной в общей столовой, где ковбои сидели за завтраком. Это было принято не на каждом ранчо, но Уин Маллой считал, что утро тех, кто на него работает, должно начинаться с плотной трапезы: яичница с ветчиной, жареные колбаски, тосты с мармеладом, консервированные персики и, разумеется, крепкий кофе. За завтраком последовали неизбежная уборка и мытье посуды, да и двухэтажный дом нуждался в постоянном внимании и уходе. Эмма нисколько не возражала против такого рода хлопот, а когда все было сделано, отправилась на птичник. Благодаря ее помощи Коринна намного раньше взялась за стирку и штопку.
В полдень девушка наскоро перекусила бутербродами, замесила тесто и переделала еще множество мелких домашних дел. Лишь во второй половине дня она решила, что на сегодня довольно трудов праведных, и отправилась седлать Энджел.