Ночь наступила, поход продолжался. Только к вечеру следующего дня авангард Багратиона спустился в долину Муотты. Увидев зеленые луга и коров на них, солдаты обезумели от радости и с криком кинулись вниз. За ними гналось, спускаясь по склону хребта, грозовое облако.
К следующему полудню середина колонны достигла гребня Росштока. Суворов, шедший до той поры в гору пешком рядом с Антонио Гамба и Никифором, сел на коня и остановился на вершине. Он смотрел не вниз, на застывшие навеки волны каменного моря, а в бездонное синее небо.
- Чего ты там ищешь? - спросил Антонио Гамба.
- Того орла, - ответил Суворов.
Антонио огляделся и указал рукой:
- Вот он!
Суворов взглянул и увидел, что орел озабоченно кружит над камнями, иногда совсем почти опускаясь к земле. Суворов двинул туда коня. Орел не испугался. Он был увлечен охотой. Горная коза, прижав козленка к камню задом и выставив рога, отважно оборонялась от наскоков хищной птицы. Суворов кинулся на орла с нагайкой. Орел взлетел. Гамба выстрелил. Орел кувыркнулся и, распластав крылья, упал к ногам суворовского коня.
- Знак добрый! - закричал Никифор.
Суворов, сбросив с головы шляпу, воскликнул:
- Мои орлы облетают орлов римских!
И запел во весь голос.
Скажи, о чем ты горестно вздыхаешь?
По ком, по ком ты плачешь и рыдаешь
И слезы вытираешь кисейным рукавом?
На выстрел сбежались обеспокоенные солдаты и подхватили песню. Волна радости покатилась по колонне назад. Зазвенели бубны, заиграли рожки, самодельные кларнеты...
Войска Дерфельдена спустились в Муттенталь к вечеру, хвост колонны на другой день к ночи, а вьюки пришли еще через двое суток.
Расстояние от Альтдорфа до Муттенталя на карте - всего восемнадцать верст*.
_______________
* На подробных картах Швейцарии путь, проделанный армией
Суворова через Росшток, до нашего времени обозначается словами: "Путь
Суворова в 1799 году".
Из Муттенталя Суворов послал казаков на разведку в сторону Швица. Они вернулись и привезли весть, от которой дрогнуло суворовское сердце: австрийцы предали Россию еще раз. Эрцгерцог Карл со своей армией не дождался прихода Суворова и ушел из Швейцарии, оставив Римского-Корсакова одного против превосходящих сил Массена. Последний, узнав, что на соединение с Римским-Корсаковым идет Суворов, поспешил напасть на русский корпус у Цюриха и разгромил его. Остатки русского корпуса, преследуемые французами, откатились до Фельдкирха на Рейне.
Вскоре после получения этой печальной новости в Муттенталь пришел по дороге, проторенной Суворовым, сын одного из альтдорфских проводников. Он сказал, что к Альтдорфу с озера прибыли передовые части Массена, на озере стоит французская флотилия и высаживает солдат. Болтливые французы хвастались, что Массена обещал пленным русским генералам свидание с Суворовым и со всем его штабом: он считал, что русские в Альтдорфе попали в мышеловку и всей их армии не миновать плена. Но французы стали в тупик, не застав Суворова в Альтдорфе; они не хотели верить, что он предпринял с армией переход через хребет Росштока.
Суворов созвал в Муттентале военный совет, что он делал редко. Маленькая армия Суворова, вконец истощенная, без обуви и продовольствия, не могла противостоять большой и хорошо снабженной армии Массена, привычной к горным переходам. Обманутый в своих ожиданиях, французский маршал, наверное, не станет унывать, вернется озером в Швиц, чтобы оттуда предпринять наступление на Муттенталь. Никогда еще со времени поражения на реке Прут при Петре I русская армия не находилась в столь отчаянном положении. Оставалось одно: с оружием в руках пробиться в Россию или всем погибнуть. Суворов все это представил на обсуждение военного совета в краткой речи без привычных выходок и острых словечек. Совет единогласно присоединился к Суворову, решив идти с боем на Гларис, а оттуда на Кур, с общим направлением к востоку, защищаясь от Массена арьергардными боями.
29 сентября начался поход. Демонстративная атака по дороге на Швиц показала Суворову, что Массена угадал его намерение и двинул большие силы от Швица прямо на Гларис. Это было видно из того, что на всем пути наступления от Муттенталя до Швицы русские войска встречали слабое сопротивление. Французы отступали с подозрительной поспешностью, местами просто бежали, бросая пушки. Может быть, Массена рассчитывал обмануть Суворова, завлечь к Швицу всю русскую армию, а тем временем зайти от Глариса в тыл, поставив Суворова меж двух огней. У Глариса, на Линте, войска Массена встретились с авангардом Багратиона. Завязался отчаянный бой. Французы отступили. Массена не осмелился больше тревожить русскую армию. Он рассчитывал, что армия Суворова погибнет от холода и голода в горах. Суворов двинулся с берегов Линты на Верхний Рейн, подтягивая к себе арьергарды.
Пушки для обессиленной вконец армии являлись теперь только лишней обузой. Суворов велел вырыть большую могилу и похоронить в ней всю артиллерию. Над холмом, как над братской могилой, поставили крест, срубленный из альпийской сосны.
Долины Линты и Рейна разделяются горным хребтом Рингенкопф.
Все пережитое и испытанное раньше солдатами Суворова при подъеме на Сен-Готард, в долине Рейссы, при переходе Росштока побледнело перед тем, что они вынесли, переходя хребет Рингенкопф (Паникс).
Босая, голодная армия переходила снежные вершины, побеждая суровую природу, неприступные скалы, дождь, жестокие вьюги. Русские сохранили оружие, но штыки, создавшие славу суворовским солдатам, теперь служили им вместо альпенштоков: втыкая штыки в снег и расселины камней, солдаты взбирались на крутизны.
Спуск с Рингенкопфа был едва ли не труднее и, конечно, бедственнее подъема. Ударил мороз. Сильный ветер сдувал со скал снег, полируя их ледяную поверхность. Все зазубрины и впадины сглаживались - негде было утвердить ногу. При спуске погибло много солдат.
Только придя в Иланц на Рейне, солдаты добыли дров, чтобы обсушиться и обогреться.
На следующий день армия пришла в Кур. Здесь войскам выдали хлеб, дрова, мясо и вино.
Начав поход с двадцатью тысячами солдат, Суворов пришел в Кур с пятнадцатью. В боях, от стужи, голода и несчастий в горах погибло пять тысяч человек.
В Куре с Суворовым простился Антонио Гамба. Они простояли несколько мгновений, крепко держась руками и смотря друг другу в глаза. Антонио пошел домой долиною Рейна. От Кура долина эта подымается к своим истокам, слегка извиваясь, почти по прямой линии в направлении к Чертову мосту; прямая по карте - семьдесят верст. Армия Суворова прочертила на карте Швейцарии в своем походе линию длиною около четырехсот верст, напоминающую видом зеркально отраженную букву "S".
Отдохнув в Куре, армия Суворова пошла в Фельдкирх, чтобы соединиться с остатками корпуса Римского-Корсакова.
ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД
Война кончилась. Павел I разорвал союз с неблагодарной Австрией и приказал русской армии готовиться к возвращению в Россию.
За спасение чести государства от посрамления и армии - от постыдного плена Павел Петрович возвел Суворова в высочайший военный чин генералиссимуса. Суворов, получив рескрипт Павла, будто бы сказал: "Велик чин, он меня придавит... Недолго мне жить".
Поздно спохватясь, австрийцы, под влиянием Англии, стали искать примирения с Россией. Для этого им надлежало примириться прежде всего с Суворовым. Венские политики пустили в ход все доступные им средства. Прежде всего австрийцы окружили всяческими заботами суворовские войска: русских солдат в Иланце одели, обули и кормили так, что лучшего и желать нельзя было. Австрийцы надеялись смягчить Суворова... Австрийский император пожаловал ему высший орден - Марии-Терезии Большого Креста. Австрийский главнокомандующий эрцгерцог Карл, предательски покинувший Суворова в Швейцарии, теперь искал с ним свидания, надеясь договориться. Суворов не обращал внимания на заискивания: он ставил непременным условием своего возвращения на пост главнокомандующего соединенных сил "полную мочь", то есть свою полную независимость от гофкригсрата и австрийских генералов на театре войны. Он понимал, что требует невозможного, ибо хотел полного доверия к себе, а его не было; и сам он не верил Вене ни на грош. На отчаянное письмо императора Франца-Иосифа с просьбой повременить с уводом войск и обещанием в случае возобновления войны поддерживать Суворова всей мощью императорской власти полководец с гневным презрением ответил генералу Эстергази, посланному Францем-Иосифом:
- Передайте его величеству, что я старый солдат. Меня можно обмануть один раз, но я был бы глупцом, если бы позволил это сделать над собой вторично...
Суворов перевел свои войска в Аугсбург, а оттуда малыми переходами в Прагу. Так тихо суворовские солдаты никогда не ходили.
Павел I настойчиво звал Суворова в Петербург - мирный, тихий поход русской армии домой уже не требовал личного присутствия полководца. Суворов простился с войсками и отправился в Россию. В дороге он заболел и, с трудом добравшись до своего кобринского имения, слег в постель. Присланный Павлом Петровичем лейб-медик поправил здоровье Суворова настолько, что он мог выехать в Петербург по настойчивому зову царя. Да и сам Суворов туда стремился душой. Суворова положили в покойную карету и повезли в столицу на долгих.
Дорогой Суворов узнал, что Павел Петрович готовит ему триумфальную встречу. По церемониалу, утвержденному Павлом, в Нарве, куда посылаются парадные придворные экипажи, Суворов должен был пересесть в золоченую карету. Генералы, встретив Суворова, будут провожать его от Нарвы до столицы. В Гатчине Суворова встретит генерал-адъютант с письмом от Павла. Что будет в том письме написано, никто, кроме Павла, не знал. Говорили, что гвардия в день приезда Суворова выстроится шпалерами по его пути от заставы до Зимнего дворца, в котором для генералиссимуса отводятся покои. Войска при проезде Суворова, склонив знамена, при барабанном бое, окажут ему почести, равные императорским. Будут звонить все колокола, а вечером зажгут иллюминацию с вензелями Суворова. Павел даже задумал поставить бронзовую статую полководца и уже заказал скульптору Козловскому монумент.
Кто-то из спутников Суворова не преминул передать ему и петербургские сплетни, полученные с одним из столичных курьеров. Говорили, что будто бы при обсуждении церемониала петербургский генерал-губернатор граф Пален сказал Павлу не без задней мысли, но с видом невинным:
- Не прикажете ли также, государь, чтобы при встречах с Суворовым на улицах все выходили из экипажей для приветствования его: дамы - поклоном, а кавалеры - преклоняя колено, как это делается для особы вашего величества?
Павел вспыхнул, но сдержался и ответил:
- Как же, сударь, и я сам, встречая князя, выйду из кареты...
Выслушав сплетню, Суворов покачал головой и решил задержаться в дороге, с тем чтобы въехать в столицу ночью.
Близко к полуночи Суворов в своей дорожной карете подъехал к Нарвской заставе. Сонный инвалид отодвинул рогатку. Паспорта у Суворова не спросили. Когда карета уже катилась мимо Скотопригонного двора, ее обогнал конный фельдъегерь, спешивший во дворец с докладом. На светлых пустых улицах бродили собаки. Охтяне гнали откормленных свиней к Скотопригонному двору на убой. На севере горела заря. Город спал. В садах на Фонтанке щелкали соловьи.
Карета Суворова остановилась на Крюковом канале, у дома Хвостовых. Суворова еле живого внесли в дом. Утром в дом Хвостова явился от Павла I генерал и объявил Суворову, что ему запрещено являться к императору.
Улицу перед домом застлали соломой, чтобы больного не тревожил стук колес по булыжной мостовой.
Суворов угасал, окруженный заботами родных. "Суворочка", графиня Наталья Зубова, не отходила от постели отца. Из чужих никто не смел навещать его.
Смерть приближалась. Наступило забытье, прерываемое проблесками сознания. В одно из светлых мгновений Суворов сказал:
- Я знаю, что умру, но не верю в это.
Во втором часу дня 6 (18) мая 1800 года Суворов скончался.
Узнав о смерти полководца, к дому Хвостова со всех сторон потянулся народ. Толпа запрудила набережную Крюкова канала и не расходилась до ночи.
Хоронить Суворова вышло множество людей. Улицы на пути печального шествия были полны народа. Колесница с высоким балдахином над гробом Суворова медленно двигалась к Невскому проспекту.
На углу Невского и Садовой увидели группу всадников. Павел Петрович со свитой выехал из Михайловского замка; пропустив колесницу, он уехал обратно во дворец.
Траурное шествие от Знаменской площади повернуло к монастырю, построенному Петром I около Невы, на месте, которое Петр называл "Викторией" в память победы, одержанной тут в XIII веке над шведами Александром Невским. Перед низкой аркой монастыря колесница Суворова остановилась. Возникло сомнение, пройдет ли катафалк под аркой.
- Пройдет! Везде проходил! - сказал один из солдат.
Суворова опустили в могилу под грохот пушечного салюта. Число выстрелов показывало, что Павел приказал отдать Суворову последние почести как фельдмаршалу, но не как генералиссимусу.
Над могилой Суворова положили глыбу белого итальянского мрамора. Мрамор был дешев в Петербурге: итальянские купеческие корабли приходили за русской пшеницей пустыми и, чтобы не брать песку для балласта, привозили в трюмах глыбы белого мрамора из Каррары.
Долго гадали, какой "адрес" написать на камне, - так на языке мастеров-монументальщиков называлась надгробная надпись. Поэты состязались в сочинении пышных эпитафий и по-русски и по-латыни. Державин вспомнил, что Суворов завещал написать над своей могилой, и на мраморе выбили слова: "Здесь лежит Суворов".
К следующему полудню середина колонны достигла гребня Росштока. Суворов, шедший до той поры в гору пешком рядом с Антонио Гамба и Никифором, сел на коня и остановился на вершине. Он смотрел не вниз, на застывшие навеки волны каменного моря, а в бездонное синее небо.
- Чего ты там ищешь? - спросил Антонио Гамба.
- Того орла, - ответил Суворов.
Антонио огляделся и указал рукой:
- Вот он!
Суворов взглянул и увидел, что орел озабоченно кружит над камнями, иногда совсем почти опускаясь к земле. Суворов двинул туда коня. Орел не испугался. Он был увлечен охотой. Горная коза, прижав козленка к камню задом и выставив рога, отважно оборонялась от наскоков хищной птицы. Суворов кинулся на орла с нагайкой. Орел взлетел. Гамба выстрелил. Орел кувыркнулся и, распластав крылья, упал к ногам суворовского коня.
- Знак добрый! - закричал Никифор.
Суворов, сбросив с головы шляпу, воскликнул:
- Мои орлы облетают орлов римских!
И запел во весь голос.
Скажи, о чем ты горестно вздыхаешь?
По ком, по ком ты плачешь и рыдаешь
И слезы вытираешь кисейным рукавом?
На выстрел сбежались обеспокоенные солдаты и подхватили песню. Волна радости покатилась по колонне назад. Зазвенели бубны, заиграли рожки, самодельные кларнеты...
Войска Дерфельдена спустились в Муттенталь к вечеру, хвост колонны на другой день к ночи, а вьюки пришли еще через двое суток.
Расстояние от Альтдорфа до Муттенталя на карте - всего восемнадцать верст*.
_______________
* На подробных картах Швейцарии путь, проделанный армией
Суворова через Росшток, до нашего времени обозначается словами: "Путь
Суворова в 1799 году".
Из Муттенталя Суворов послал казаков на разведку в сторону Швица. Они вернулись и привезли весть, от которой дрогнуло суворовское сердце: австрийцы предали Россию еще раз. Эрцгерцог Карл со своей армией не дождался прихода Суворова и ушел из Швейцарии, оставив Римского-Корсакова одного против превосходящих сил Массена. Последний, узнав, что на соединение с Римским-Корсаковым идет Суворов, поспешил напасть на русский корпус у Цюриха и разгромил его. Остатки русского корпуса, преследуемые французами, откатились до Фельдкирха на Рейне.
Вскоре после получения этой печальной новости в Муттенталь пришел по дороге, проторенной Суворовым, сын одного из альтдорфских проводников. Он сказал, что к Альтдорфу с озера прибыли передовые части Массена, на озере стоит французская флотилия и высаживает солдат. Болтливые французы хвастались, что Массена обещал пленным русским генералам свидание с Суворовым и со всем его штабом: он считал, что русские в Альтдорфе попали в мышеловку и всей их армии не миновать плена. Но французы стали в тупик, не застав Суворова в Альтдорфе; они не хотели верить, что он предпринял с армией переход через хребет Росштока.
Суворов созвал в Муттентале военный совет, что он делал редко. Маленькая армия Суворова, вконец истощенная, без обуви и продовольствия, не могла противостоять большой и хорошо снабженной армии Массена, привычной к горным переходам. Обманутый в своих ожиданиях, французский маршал, наверное, не станет унывать, вернется озером в Швиц, чтобы оттуда предпринять наступление на Муттенталь. Никогда еще со времени поражения на реке Прут при Петре I русская армия не находилась в столь отчаянном положении. Оставалось одно: с оружием в руках пробиться в Россию или всем погибнуть. Суворов все это представил на обсуждение военного совета в краткой речи без привычных выходок и острых словечек. Совет единогласно присоединился к Суворову, решив идти с боем на Гларис, а оттуда на Кур, с общим направлением к востоку, защищаясь от Массена арьергардными боями.
29 сентября начался поход. Демонстративная атака по дороге на Швиц показала Суворову, что Массена угадал его намерение и двинул большие силы от Швица прямо на Гларис. Это было видно из того, что на всем пути наступления от Муттенталя до Швицы русские войска встречали слабое сопротивление. Французы отступали с подозрительной поспешностью, местами просто бежали, бросая пушки. Может быть, Массена рассчитывал обмануть Суворова, завлечь к Швицу всю русскую армию, а тем временем зайти от Глариса в тыл, поставив Суворова меж двух огней. У Глариса, на Линте, войска Массена встретились с авангардом Багратиона. Завязался отчаянный бой. Французы отступили. Массена не осмелился больше тревожить русскую армию. Он рассчитывал, что армия Суворова погибнет от холода и голода в горах. Суворов двинулся с берегов Линты на Верхний Рейн, подтягивая к себе арьергарды.
Пушки для обессиленной вконец армии являлись теперь только лишней обузой. Суворов велел вырыть большую могилу и похоронить в ней всю артиллерию. Над холмом, как над братской могилой, поставили крест, срубленный из альпийской сосны.
Долины Линты и Рейна разделяются горным хребтом Рингенкопф.
Все пережитое и испытанное раньше солдатами Суворова при подъеме на Сен-Готард, в долине Рейссы, при переходе Росштока побледнело перед тем, что они вынесли, переходя хребет Рингенкопф (Паникс).
Босая, голодная армия переходила снежные вершины, побеждая суровую природу, неприступные скалы, дождь, жестокие вьюги. Русские сохранили оружие, но штыки, создавшие славу суворовским солдатам, теперь служили им вместо альпенштоков: втыкая штыки в снег и расселины камней, солдаты взбирались на крутизны.
Спуск с Рингенкопфа был едва ли не труднее и, конечно, бедственнее подъема. Ударил мороз. Сильный ветер сдувал со скал снег, полируя их ледяную поверхность. Все зазубрины и впадины сглаживались - негде было утвердить ногу. При спуске погибло много солдат.
Только придя в Иланц на Рейне, солдаты добыли дров, чтобы обсушиться и обогреться.
На следующий день армия пришла в Кур. Здесь войскам выдали хлеб, дрова, мясо и вино.
Начав поход с двадцатью тысячами солдат, Суворов пришел в Кур с пятнадцатью. В боях, от стужи, голода и несчастий в горах погибло пять тысяч человек.
В Куре с Суворовым простился Антонио Гамба. Они простояли несколько мгновений, крепко держась руками и смотря друг другу в глаза. Антонио пошел домой долиною Рейна. От Кура долина эта подымается к своим истокам, слегка извиваясь, почти по прямой линии в направлении к Чертову мосту; прямая по карте - семьдесят верст. Армия Суворова прочертила на карте Швейцарии в своем походе линию длиною около четырехсот верст, напоминающую видом зеркально отраженную букву "S".
Отдохнув в Куре, армия Суворова пошла в Фельдкирх, чтобы соединиться с остатками корпуса Римского-Корсакова.
ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД
Война кончилась. Павел I разорвал союз с неблагодарной Австрией и приказал русской армии готовиться к возвращению в Россию.
За спасение чести государства от посрамления и армии - от постыдного плена Павел Петрович возвел Суворова в высочайший военный чин генералиссимуса. Суворов, получив рескрипт Павла, будто бы сказал: "Велик чин, он меня придавит... Недолго мне жить".
Поздно спохватясь, австрийцы, под влиянием Англии, стали искать примирения с Россией. Для этого им надлежало примириться прежде всего с Суворовым. Венские политики пустили в ход все доступные им средства. Прежде всего австрийцы окружили всяческими заботами суворовские войска: русских солдат в Иланце одели, обули и кормили так, что лучшего и желать нельзя было. Австрийцы надеялись смягчить Суворова... Австрийский император пожаловал ему высший орден - Марии-Терезии Большого Креста. Австрийский главнокомандующий эрцгерцог Карл, предательски покинувший Суворова в Швейцарии, теперь искал с ним свидания, надеясь договориться. Суворов не обращал внимания на заискивания: он ставил непременным условием своего возвращения на пост главнокомандующего соединенных сил "полную мочь", то есть свою полную независимость от гофкригсрата и австрийских генералов на театре войны. Он понимал, что требует невозможного, ибо хотел полного доверия к себе, а его не было; и сам он не верил Вене ни на грош. На отчаянное письмо императора Франца-Иосифа с просьбой повременить с уводом войск и обещанием в случае возобновления войны поддерживать Суворова всей мощью императорской власти полководец с гневным презрением ответил генералу Эстергази, посланному Францем-Иосифом:
- Передайте его величеству, что я старый солдат. Меня можно обмануть один раз, но я был бы глупцом, если бы позволил это сделать над собой вторично...
Суворов перевел свои войска в Аугсбург, а оттуда малыми переходами в Прагу. Так тихо суворовские солдаты никогда не ходили.
Павел I настойчиво звал Суворова в Петербург - мирный, тихий поход русской армии домой уже не требовал личного присутствия полководца. Суворов простился с войсками и отправился в Россию. В дороге он заболел и, с трудом добравшись до своего кобринского имения, слег в постель. Присланный Павлом Петровичем лейб-медик поправил здоровье Суворова настолько, что он мог выехать в Петербург по настойчивому зову царя. Да и сам Суворов туда стремился душой. Суворова положили в покойную карету и повезли в столицу на долгих.
Дорогой Суворов узнал, что Павел Петрович готовит ему триумфальную встречу. По церемониалу, утвержденному Павлом, в Нарве, куда посылаются парадные придворные экипажи, Суворов должен был пересесть в золоченую карету. Генералы, встретив Суворова, будут провожать его от Нарвы до столицы. В Гатчине Суворова встретит генерал-адъютант с письмом от Павла. Что будет в том письме написано, никто, кроме Павла, не знал. Говорили, что гвардия в день приезда Суворова выстроится шпалерами по его пути от заставы до Зимнего дворца, в котором для генералиссимуса отводятся покои. Войска при проезде Суворова, склонив знамена, при барабанном бое, окажут ему почести, равные императорским. Будут звонить все колокола, а вечером зажгут иллюминацию с вензелями Суворова. Павел даже задумал поставить бронзовую статую полководца и уже заказал скульптору Козловскому монумент.
Кто-то из спутников Суворова не преминул передать ему и петербургские сплетни, полученные с одним из столичных курьеров. Говорили, что будто бы при обсуждении церемониала петербургский генерал-губернатор граф Пален сказал Павлу не без задней мысли, но с видом невинным:
- Не прикажете ли также, государь, чтобы при встречах с Суворовым на улицах все выходили из экипажей для приветствования его: дамы - поклоном, а кавалеры - преклоняя колено, как это делается для особы вашего величества?
Павел вспыхнул, но сдержался и ответил:
- Как же, сударь, и я сам, встречая князя, выйду из кареты...
Выслушав сплетню, Суворов покачал головой и решил задержаться в дороге, с тем чтобы въехать в столицу ночью.
Близко к полуночи Суворов в своей дорожной карете подъехал к Нарвской заставе. Сонный инвалид отодвинул рогатку. Паспорта у Суворова не спросили. Когда карета уже катилась мимо Скотопригонного двора, ее обогнал конный фельдъегерь, спешивший во дворец с докладом. На светлых пустых улицах бродили собаки. Охтяне гнали откормленных свиней к Скотопригонному двору на убой. На севере горела заря. Город спал. В садах на Фонтанке щелкали соловьи.
Карета Суворова остановилась на Крюковом канале, у дома Хвостовых. Суворова еле живого внесли в дом. Утром в дом Хвостова явился от Павла I генерал и объявил Суворову, что ему запрещено являться к императору.
Улицу перед домом застлали соломой, чтобы больного не тревожил стук колес по булыжной мостовой.
Суворов угасал, окруженный заботами родных. "Суворочка", графиня Наталья Зубова, не отходила от постели отца. Из чужих никто не смел навещать его.
Смерть приближалась. Наступило забытье, прерываемое проблесками сознания. В одно из светлых мгновений Суворов сказал:
- Я знаю, что умру, но не верю в это.
Во втором часу дня 6 (18) мая 1800 года Суворов скончался.
Узнав о смерти полководца, к дому Хвостова со всех сторон потянулся народ. Толпа запрудила набережную Крюкова канала и не расходилась до ночи.
Хоронить Суворова вышло множество людей. Улицы на пути печального шествия были полны народа. Колесница с высоким балдахином над гробом Суворова медленно двигалась к Невскому проспекту.
На углу Невского и Садовой увидели группу всадников. Павел Петрович со свитой выехал из Михайловского замка; пропустив колесницу, он уехал обратно во дворец.
Траурное шествие от Знаменской площади повернуло к монастырю, построенному Петром I около Невы, на месте, которое Петр называл "Викторией" в память победы, одержанной тут в XIII веке над шведами Александром Невским. Перед низкой аркой монастыря колесница Суворова остановилась. Возникло сомнение, пройдет ли катафалк под аркой.
- Пройдет! Везде проходил! - сказал один из солдат.
Суворова опустили в могилу под грохот пушечного салюта. Число выстрелов показывало, что Павел приказал отдать Суворову последние почести как фельдмаршалу, но не как генералиссимусу.
Над могилой Суворова положили глыбу белого итальянского мрамора. Мрамор был дешев в Петербурге: итальянские купеческие корабли приходили за русской пшеницей пустыми и, чтобы не брать песку для балласта, привозили в трюмах глыбы белого мрамора из Каррары.
Долго гадали, какой "адрес" написать на камне, - так на языке мастеров-монументальщиков называлась надгробная надпись. Поэты состязались в сочинении пышных эпитафий и по-русски и по-латыни. Державин вспомнил, что Суворов завещал написать над своей могилой, и на мраморе выбили слова: "Здесь лежит Суворов".