Григорьева Ольга. Найдена

   Костлявая рука мертвого князя поднялась, лишенный плоти палец указал на Святополка.
   – Брат! – гулко завыл ветер, и Святополк потерял сознание.
   Больше он ничего не помнил, только чувствовал, что куда-то едет, едет, едет… Куда, зачем? От восставших из праха мстителей невозможно было уехать. Спасшие его слуги думали, что все кончилось там, на Альте, но Святополк слышал, как мертвые идут по их следу. И чем дальше он бежал, тем больше становилась армия Бориса. Иногда по ночам призрак Бориса настигал его, склонялся к изголовью и шептал: «Ты сойдешь в ад, братец… Сойдешь в ад!» Вокруг, скаля в жутких улыбках полусгнившие рты, стояли мертвые воины. От них пахло землей и гниющей плотью…
   – Князь, близко Польша. Князь! Проси защиты у Болеслава.
   Гул преследования затих. Святополк повернул голову. Польша? Какая Польша? Неужели они уехали так далеко от Альты? Вернись, разум!
   Святополк сдавил руками виски и огляделся. Эти люди в потрепанных одеждах – его преданные слуги. Как их мало! Им не осилить мертвую рать.
   – Болеслав, польский король, теперь твой зять… – донеслось до него.
   Из горла князя вырвался клокочущий смех. Болеслав?! Поляк чудом не оказался рядом с Борисом. А все сучка сестренка… Рассказала королю о его замысле, тварь. Потаскуха…
   – Говорят, Болеслав женился на твоей сестре Предславе, теперь она польская королева. Проси у нее помощи.
   Значит, Болеслав все-таки женился. Дурак! Мог бы унижать эту сучку всю жизнь, а вознес ее над своей вотчиной! Трижды дурак.
   – Предслава не откажет…
   Как же, «не откажет»! Она сгноит их в порубе, как диких зверей. Эта тварь, дочка Владимира. Тварь…
   Святополк наклонился и прижался ухом к земле.
   Бух, бух, бух….
   Идут. Настигают. Мертвецы…. Земля стонет от их ненависти. Войско Морены гонится за ним, чтоб утянуть в ад. Бежать! Бежать!
   Он разогнулся. Какие тяжелые ноги… Почему он не может ими двигать?
   – Помогите князю сесть на коня, – долетел повелительный голос.
   – Горясер? – вспомнил Святополк. Горясер смог бы остановить преследователей. Он был сродни самой смерти. Мертвецы пали бы перед ним ниц. В нем спасение…
   – Горясер!!! – чувствуя, как накатывается волна удушающего страха и поднимает его в седло, завопил Святополк.
   – Горясера нет с нами, – сказал кто-то. – Он убит. Люди видели, как он упал весь в крови.
   Горясера нет…
   Топот настигающих врагов стал слышнее. Он разрастался и рвал голову Святополка на части. Бежать! Мертвецы идут медленно. Они не догонят…
   Святополк поднял голову и обвел слуг безумным мутным взглядом.
   – Бежать, – приказал он. – Все время бежать… Отныне я буду бежать, пока не умру…^[35]

55

   В Смоленске мы погрузились на ладьи. Так было быстрее, а посадник торопился. Лед уже сошел, и ожидавшие хорошей награды гребцы без устали работали веслами.
   За два дня дошли до Новгорода. На пристани ладьи встречали родичи и слуги Коснятина. Весть о его женитьбе опередила нас. Встречающие тянули шеи и беззастенчиво разглядывали людей на ладьях.
   – Гляди-ка, Найдена! – узнал меня кто-то. Уж не Параня ли? Я оглядела толпу, но Парани не увидела.
   – Найдена! Неужто она? – зашелестели шепотки.
   Я вскинула голову. Что, не ждали? Думали, вечно буду нищей бродяжкой? Нет уж! Теперь привыкайте называть меня госпожой…
   – Пойдем. – Посадник протянул мне руку.
   Я улыбнулась и шагнула на шаткие мостки. Параня лопнет от зависти, глядя, как я вхожу на двор под руку с посадником. А то кричала: «Нищая, безродная!» Больше не покричит…
   Сзади заскрипели канаты. К мосткам подошла вторая ладья. На ней везли бывших воинов и слуг Святополка. Их подарил нам к свадьбе светлый киевский князь Ярослав.
   «Тебе не надо на них глядеть. Уж слишком грязны», – еще в Киеве сказал Коснятин. Мог и не говорить. Мне самой не хотелось видеть несчастных, которые совсем недавно ели со мной из одного котла, а нынче стали моими рабами.
   К Коснятину подскочил бойкий лупоглазый слуга. Непомерно большая рубаха сползала с его плеча, убранные под ремешок волосы клочьями свисали на пухлые щеки, а за поясом красовался накрученный на рукоятку кожаный хлыст. Кончик хлыста полз по земле. Слугу звали Ануф. Он славился жестоким и трусливым нравом. Посадник держал его за надзирателя над рабами и за палача одновременно.
   – Куда этих? – подобострастно просипел Ануф. Я скривила губы. Никогда не любила трусов.
   Ануф недобро покосился на меня и, ожидая ответа, вновь уставился на посадника.
   – Гони на двор. Там снимешь цепи и, под приглядом надежных стражей, отправишь в амбар.
   Я вспомнила амбар Коснятина и усмехнулась. Где-то нынче мой сосед и сотоварищ по жилью, одноглазый нищий? Помнится, мы делили в амбаре и кашу, и надежды…
   – А если там ночуют бродяги? – тихо спросил Ануф.
   Коснятин передернул плечами:
   – Чем тебе помешают бродяги?
   Ануф склонился:
   – Ничем, мой господин, – и потрусил к ладье с рабами. Кончик его хлыста змейкой заскользил по земле.
   Я поглядела на ладью. С нее по мосткам спускались люди в цепях. Грязные, оборванные… Еще недавно свободные…
   – Пошли, скоты, пошли! – послышался визгливый крик Ануфа, и звонко щелкнул хлыст. Подталкивая друг друга, пленники заторопились вниз. Ануф подскочил к самым мосткам:
   – Шевелись, тварь!
   Снова щелкнул кнут. Я отвернулась и подала руку Коснятину:
   – Идем?
   – Идем, – ответил он.
   На пристани что-то плеснуло, закричали люди… Расталкивая народ, туда побежали дружинники. Растрепанный слуга пробился к Коснятину и что-то зашептал ему на ухо.
   – Тот, из наемников… Ануфа сбросил в воду, – расслышала я.
   Наемник? Может, среди рабов очутился кто-нибудь из людей Горясера?
   – Позволь мне взглянуть, – неожиданно сказала я.
   Коснятин поморщился:
   – Но, моя радость…
   – Я не испугаюсь. – Улыбка у меня вышла немного натянутой, но морщины на лбу посадника разгладились. «Уступит», – поняла я и продолжила: – Это ведь подарок к нашей свадьбе? Позволь мне поглядеть на наших рабов…
   – Коли так просишь…
   Посадник сжал мой локоть, и мы двинулись к пристани. Там свистела плеть и шумели люди.
   – Хватит. – Коснятин остановился. – Ближе не пойдем.
   Я вытянула шею и…
   На мостках лицом вниз лежал человек. Его руки были скованы, а рубаха на спине потемнела от крови. Над ним с хлыстом в руке стоял мокрый и злой Ануф. Толстые щеки Ануфа нервно подрагивали, а кнут взлетал вверх и, сверкнув железным наконечником, падал на спину несчастного. Раз, раз, раз! Мне захотелось отвернуться.
   – Забьет ведь, – негромко сказал подошедший к нам сотник Итиль.
   Коснятин кивнул:
   – Сходи проверь.
   Итиль двинулся к.пристани.
   – Ануф! Погоди! – еще издали закричал он.
   Надзиратель не расслышал. Или притворился, будто не расслышал. Итиль подскочил к нему и перехватил занесенную для удара руку:
   – Погоди, сказал!
   – Пошел ты!..
   – Так-то о хозяйском добре заботишься? – выкручивая ему запястье, угрюмо сказал Итиль. Хлыст выпал из руки толстяка. – Раб не твой, не тебе его и забивать. Не отдал ли пес Богу душу?
   Итиль отпустил Ануфа, склонился к пленнику и перевернул его на спину. Влажные темные волосы соскользнули с лица раба.
   Он!!!
   Чтоб не упасть, я вцепилась в локоть посадника. Итиль коснулся шеи пленника и возгласил:
   – Жив!
   «Жив! Жив! Жив! – застучало мое сердце. – Ведьма солгала! Он жив!»
   – Отнесите его в прирубок, – послышался голос Коснятина. – Подальше от остальных. Цепи не снимать!
   Цепи? Я заморгала. Горясер в цепях? Это немыслимо!
   – Экий нелюдь, – прошептал Коснятин мне на ухо. – Продам его при .удобном случае, а там пусть хоть сгниет в чужой стороне….
   Продаст? Сгниет? Я шатнулась и отпустила спасительный локоть посадника.
   – Найдена! Что с тобой?! – закричал кто-то.
   Больше я ничего не слышала. Перед глазами закружился водоворот. В нем мелькало лицо Горясера, опускающийся на его спину кнут и ржавые железные браслеты на его руках.

56

   – Чего же ты, девонька, посадника не послушала? Чай, он тебе почти муж….
   Я открыла глаза. Роскошные ковры на стенах, полавочники с удивительной вышивкой, незнакомая баба с ковшом и полотенцем в руках…
   – Говорил же он тебе: «Не гляди на рабов». Такое зрелище не для невесты, – окуная в воду полотенце, продолжала баба. Ее ловкие узловатые пальцы скрутили ткань жгутом и уложили на мой лоб. – А то вишь, как тебя закружило…
   Мигом вспомнилась пристань. Горясер! Однажды я уже обрекла его на смерть и после умерла сама… Я не повторю ошибки.
   – Ты лежи, – сказала баба. – Лежи, набирайся сил…
   Лежать буду в могиле, а нынче не до того. Я скинула с ног теплое одело и села.
   – Ты что, не слышишь? – засуетилась баба. – А то доложу Коснятину, он…
   Дура! Плевать мне на Коснятина!
   – Это тебя жар ломает. Попей водички…
   Я выбила плошку из рук служанки:
   – А пошла ты!
   Она тихонько ахнула и попятилась. Я подперла подбородок руками.
   Нужно уходить из этого дома. Уходить и уводить Горясера. «Он ранен и слаб», – подсказал рассудок. «Ерунда! – возразило сердце. – Если понадобится, я вынесу его на руках! Выволоку!» – «Не пори горячку». Я вздохнула. Спешить и впрямь не стоит. Служба у Святополка научила меня терпению и хитрости.
   – Тебя как звать? – обернулась я к испуганной бабе.
   – Клавдия.
   Чудное имя.
   – Тот человек с пристани… Раб… Он умер?
   Клавдия улыбнулась:
   – Нет, что ты! Живой. А ты думала, помер?
   – Да… – Мой голос был тихим-тихим. Даже дрожал. – Я так испугалась. Это было ужасно!
   Я спрятала лицо в ладони и сквозь пальцы покосилась на Клавдию. Та участливо покачала головой:
   – Бедняжка. Не мудрено, что… – Она осеклась. Видно, хотела добавить: «Ругаешься, как мужик», но вовремя одумалась.
   – Я устала, – пожаловалась я. – Хочу спать.
   – Спи, – обрадовалась Клавдия. – Вечер уже. Завтра трудный день. .
   – Почему?
   Служанка прикусила губу:
   – Коснятин не велел тебя тревожить.
   – Куда уж больше тревожиться, – вздохнула я. – Теперь за думами и не засну.
   Она растерялась. Покрутила головой, помялась и наконец шепнула:
   – Завтра будем тебя готовить к венчанию.
   Значит, завтра…
   Я легла на лавку и закрыла глаза. Нужно найти Горясера и выбираться отсюда. Но где он? Коснятин приказал посадить его отдельно от других, в прирубок. Я не помнила на дворе посадника никакого прирубка.
   Клавдия зашуршала чем-то в углу, потом тяжело заскрипела лавка.
   Легла? Хорошо, пусть заснет. Легче будет сбежать. Но где искать Горясера? Я еще раз попыталась вспомнить двор посадника. Постройки для слуг, конюшня, хлев, маленькая, прилепившаяся к дому клеть… Она! Горясер там! Но как быть с кандалами? Вряд ли у меня хватит сил с ними справиться. И с цепью, крепящей пленника к стене или вбитому в землю колу. Тут не обойдешься без особых кузнечных инструментов… Кузнец… Лютич!
   Клавдия ровно засопела во сне. Пора.
   Я встала, бесшумно скользнула к двери и накинула зипун. На дворе темно, выберусь…
   Ворота были открыты. Из окна горницы пробивался слабый свет. Коснятин готовился к свадьбе.
 
   Я вышла на улицу и припустила бегом. По скрипучим мостовым, во двор Лютича, на дубовое крыльцо..
   – Ты куда? – Слуга Шрамоносца заступил мне путь.
   – Зови хозяина. Скажи, что пришли от Горясера.
   – Вот еще, – пробормотал он.
   – Зови!
   Парень лениво переступил с ноги на ногу. Мне некогда было уговаривать. Я просто размахнулась и врезала кулаком нерасторопному дурню под ребра:
   – Зови!
   Он охнул и исчез в темноте сеней. Побежал жаловаться.
   Я прислонилась спиной к стене. Она показалась теплой, почти живой. Шероховатый срез, словно шершавый собачий язык, коснулся моих пальцев.
   «Все будет хорошо, – прошептала я. – Не отступать и не бояться…»
   – Ты, что ли, от Горясера? – послышался из темноты сеней хриплый голос Лютича.
   Я оторвалась от стены. Свет факела плеснул на мое лицо.
   – Ты?! – Глаза Шрамоносца стали круглыми от изумления.
   А он постарел… В сказке-то был вечен, а в жизни появились и седина на висках, и морщины под глазами… Сказки часто лгут.
   – Собирайся, Лютич. Пойдешь со мной.
   Почему я вдруг стала ему приказывать? Не знаю… Просто почувствовала, что имею на это право и, главное, силу. Я не боялась ни кузнеца Лютича, ни вечного колдуна Шрамоносца. А он вдруг согнулся и сморщился, словно жухлый лист.
   – Нет, – прошептал, – не пойду.
   Я усмехнулась. Ясно… Лютич еще до моего прихода знал, что Горясер в плену! Сидел в своей норе, словно старая крыса, и ждал его смерти. В сказании он сам сотворил человека-меч. Сотворил и испугался собственного труда. Вот теперь и маялся: хотел убить, а не мог. Трудно уничтожить свое лучшее творение…
   – Тогда научи меня, как перепилить кандалы. Дай какой-нибудь топор, отмычку или… – Я вспомнила про его давний подарок, который чуть не сгубил Горясера. – Или тот огненный шар.
   – Это был не шар. – Лютич согнулся еще больше и вдруг показался старым-старым. – Это был огонь из небесной кузницы Сварога. Если он не убил, ничто не убьет…
   – Ты трус, кузнец. – Я не выбирала слова. Они лились сами, обвиняющие и жестокие. – Дай мне, что прошу, и убирайся из его жизни.
   – Если небесный огонь не убил, ничто не убьет, – бессмысленно повторил Лютич.
   Факел поник в его руке, глаза стали прозрачными, а кожа тонкой и дряхлой. Только теперь я почуяла исходящий от его тела запах тления. Труп… Вечный, гниющий заживо страдалец…
   – Где?! – выкрикнула я.
   На миг он перестал шевелить губами.
   – Там. – Рука с факелом указала в темноту сеней. – На полках. Бери что хочешь. Теперь все равно. Я бессилен. Бессилен…
   Старый болван!
   Я выхватила из его руки факел и подскочила к полкам. Они лепились по стене длинными стройными рядами, и на каждой блестели железными гранями диковинные вещицы. Господи, я даже не знаю, что искать!
   Сбрасывая инструменты на пол, я зашарила по полкам. С грохотом падали топоры, какие-то зазубренные молоты, пилы и зубила…
   Дзиньк…
   Словно: «Возьми!»
   Я нагнулась. На полу у моих ног блестела похожая на нож пилка. Я подняла ее и потерла о край полки. Осталась глубокая борозда. Под руку попался топор. Лезвие о лезвие… Полетели искры. На острой грани топора остался след. Я сунула пилку в платок и вышла из избы.
   Свежий воздух помог мне отдышаться. Раньше я не замечала, как дурно пахнет в доме кузнеца….
   – Не надо! Ты погубишь себя! – На крыльцо за мной следом выбежал Лютич.
   Глупец. Он так и не понял, что я всего лишь половинка Горясера. Мы должны быть вместе. Только тогда наступит покой и равновесие.

57

   Красная с голубыми вытачками рубашка как раз подходила для подобного случая. В ней лицо Коснятина обретало особую мужественность и красоту. Посадник уже давно решил, что эту справленную руками покойной матери рубаху наденет только на свадьбу. Теперь время пришло.
   Коснятин стоял перед византийским стеклом и любовался на свое отражение. Хорош… Очень хорош…
   Он был так занят собой, что не услышал дверного скрипа. Опомнился, только когда в стекле за его плечом отразилось бледное лицо Итиля. Оно казалось озабоченным. «Найдена?» – стукнуло сердце посадника. На пристани Найдене стало худо, но слуги докладывали, будто она очнулась и легла спать…
   Коснятин снял рубаху и осторожно, словно боясь обжечься, уложил на сундук. Он не хотел начинать разговор. Казалось, в рукаве Итиля спрятан нож, который вынырнет при первом же слове и нанесет удар…
   – Найдена, – только и сказал Итиль. Невидимый нож выскользнул из его серого рукава и ткнулся посаднику в сердце. Он закусил губу:
   – Что с ней?
   Сотник переступил с ноги на ногу:
   – Она не спит.
   Великое дело – невеста не спит перед свадьбой! Облегчение омыло сердце посадника ласковой волной и тут же схлынуло.
   – А что делает? – Голос у Коснятина охрип.
   Горло сдавило железным обречем.
   – Тайком вышла из ворот и направилась к Лютичу. К кузнецу.
   Лютич… Коснятин прикрыл глаза. Найдена и раньше знала Лютича. Еще при первом их знакомстве она рассказывала о Шрамоносце. Что-то они не поделили, что ли… Посадник попытался припомнить подробности, но не смог.
   «Зачем Найдена пошла к кузнецу перед свадьбой? – думал он. – Ведь не хуже других знала, что Шрамоносец собирается за море. На причале стоят его ладьи. Может, захотела проститься и отпустить прежние обиды? Но почему ночью и тайно?»
   Итиль шагнул к посаднику:
   – Я следил за ней. Она вошла в дом кузнеца и побыла там совсем недолго. Потом вышла с каким-то свертком. Лютич выбежал за ней. Я едва успел спрятаться за поленницу. «Не делай этого! – крикнул ей Шрамоносец – Ты погубишь себя! Он заслуживает уготовленной богами участи!» А она ответила: «Боги дали ему жизнь, и ты помогал им, Шрамоносец. С чем же теперь ты не можешь смириться? Прощай». А потом пошла обратно, в твой дом, на свою половину.
   Коснятин вздохнул. Похоже, его невеста не сделала ничего предосудительного и ее ночные разговоры с Лютичем ничего не значили.
   – Ступай, Итиль, – потягиваясь, сказал Коснятин. – Я устал и хочу выспаться.
   – Еще не все, – тихо возразил сотник. Посадник напрягся:
   – Говори…
   – Она вошла в дом и стала собирать вещи для долгого пути. Одна из чернавок притворилась спящей и проследила за ней. Кажется, Найдена собралась сбежать…
   Коснятин сжал кулаки. Так… Сговор? Найдена и Лютич? Его невеста собралась удрать с кузнецом за море? Но сотник сказал, будто она прощалась со Шрамоносцем…
   Итиль тяжело протопал через горницу.
   – Не грусти заранее, – сказал он. – Пойми, ей непривычно здесь. Она боится.
   – Боится? – Коснятин поднял недоумевающие глаза. – Меня?
   – Нет, не тебя… Замужней жизни, власти, почета. Она не привыкла к этому. Многие невесты боятся гораздо меньшего…
   Посадник задумался. Найдена боится? Он не понимал.
   – Это как выйти на первый поединок, – долетел до него голос Итиля.
   Первый поединок? Да, Коснятин помнил тот страх. Его первый поединок был больше шутейным, для науки, но как он боялся! Он не опасался за свою жизнь. Он боялся показаться смешным и неуклюжим, боялся промахнуться, так что все будут прятать улыбки и втихаря посмеиваться над его нерасторопностью, боялся собственного меча, который вдруг стал тяжелым и неудобным, и одежды, которая неожиданно оказалась тесна где только можно… Он боялся людских взглядов, дружеских советов…
   Коснятин оторвался от воспоминаний. «Найдену нужно остановить!» – решил он.
   – Идем. – На ходу подхватив меч, он выскочил из избы, перемахнул через перила и налетел на стоящую под крыльцом женщину. – Найдена! Передумала…
   Женщина испуганно ойкнула. Сзади послышался задыхающийся шепот Итиля:
   – Это не она. Это Клавдия, чернавка. Ну что, Клавдия, видела ее?
   Чернавка поспешно высвободилась из объятий посадника и зашептала:
   – Вот-вот выйдет…
   Словно отзываясь на ее слова, заскрипела дверь. Коснятин замер. Оглядываясь и пригибаясь, Найдена спустилась с крыльца и легкой тенью заскользила к воротам.
   – Найдена!
   Сперва Коснятину показалось, что это крикнул Итиль, он даже рассердился на, сотника, однако спустя миг увидел, как от вереи отделилась невысокая худая фигура в длинном плаще.
   – Найдена! Слава богам, я успел, – глухо прошелестела фигура.
   Найдена охнула и попятилась. Ее белая рука замелькала, поспешно открещиваясь от незнакомца. Тот засмеялся и негромко, но уверенно сказал:
   – Не бойся. Я не блазень. Выжил я. Ты тогда приняла меня за мертвого, а я отлежался и выжил. Знахари сказали, что это ты спасла. А нынче вот пришел тебе помочь…
   Найдена споткнулась, остановилась и перестала креститься.
   – Ой, – пискнула забытая всеми Клавдия: невольно повторяя движения невесты, посадник сам не заметил, как попятился и наступил женщине на ногу.
   Итиль быстро скользнул к ней и зажал ей рот. Коснятин про себя похвалил сотника. Молодец. Нынче следует сидеть тише воды ниже травы. Не часто на его дворе творятся такие странные дела.
   – Журка, – вдруг всхлипнула Найдена, – Журка… – И кинулась в объятия незнакомца.
   Посадника бросило в жар. Он дернулся, однако сотник схватил его за рукав и вылупил глаза. «Ждать!» – говорили они. Ждать? Чего?! Пока у него со двора уведут невесту? Коснятин заскрипел зубами.
   – Что-то тут не так, – понимая его мысли, шепнул сотник.
   И действительно, ночной гость отстранил Найдену:
   – Ну хватит, хватит, не то затопишь жениха слезами. Я же хотел уговорить тебя, чтоб не поступала против сердца, да вижу, все уладилось…
   Он снял с плеча Найдены мешок с вещами. Словно опомнившись, она рванула мешок к себе:
   – Нет! Ты не знаешь! Горясер здесь…
   – Боже… – простонал незнакомец. – Этого я и боялся… Забудь его! Слышишь?! Он приносит только беды и несчастья! Пойдем.
   Он схватил Найдену за руку и потянул к воротам. Посадник приготовился. Пора… Но девушка изловчилась, вывернулась и вцепилась зубами в руку ночного пришельца. От неожиданности тот вскрикнул и выронил ее вещи. Из мешка выскользнул тонкий нож. Найдена подхватила его и побежала. Но не прочь от незнакомца и не к воротам, а к дальнему сарайчику, где сидел раб с волчьим взглядом.
   – Стой! – Незнакомец нагнал девушку и ухватился за край ее платья. Прочная материя затрещала, но не порвалась.
   Найдена забилась, словно птица в силке.
   – Пусти!
   – Нет! Не позволю! Погубишь и себя, и его! – убежденно зашипел незнакомец. – Одурела от любви?! Или отдала ему свою честь и теперь не можешь с ним расстаться? Я молчал, когда ты слюбилась с ним, молчал, когда ты легла под этого убийцу, но теперь не смолчу! Ты же сама мне потом спасибо скажешь…
   – Ненавижу! – Тонкое лезвие в руке Найдены взмыло вверх, сверкнуло и скользнуло по платью, оттяпав от него изрядный кусок.
   – Во дает, – восхищенно шепнул старый сотник.
   Похоже, он не расслышал тех страшных слов, которые заставили Коснятина схватиться за сердце. «Слюбилась с ним, – звучало в его голове. – Легла под убийцу…»
   В своей жизни Коснятин не испытывал подобной ярости, омерзения и стыда. Стерва! Дешевая подстилка! Как ловко она притворялась невинной! Обманула его! Обокрала! Девушка, которую он хотел ввести в свой дом и назвать женой, была порченой!
   – Нет!!! – взревел он и выпрыгнул из укрытия.
   Незнакомец застыл, открыв рот, а Найдена даже не оглянулась. Она подбежала к дверям сарайчика, распахнула их и исчезла в темноте.
   – Держи его! – тычась рукой в застывшего посреди двора незнакомца, приказал Итилю Коснятин, а сам бросился за обманщицей.
   Темнота прирубка окутала его. Лунный луч высветил на полу две фигуры. Мужскую и женскую. Припав к мужчине, Найдена неумело терзала ножом железные кандалы и шептала:
   – Милый мой, милый… Сейчас…
   Коснятин все понял. Перед ним в кандалах сидел тот самый Горясер, с которым она слюбилась… Раб, убийца, наемник…
   Меч сам взвился в воздух.
   – Не смей!
   Коснятин не заметил, как Найдена упала ему в ноги, только почувствовал острую боль под коленом. Посадник зарычал и опустил взгляд. Из его икры, вогнанный почти на половину длины, торчал тот нож, которым Найдена пилила кандалы пленника.
   – Тварь, потаскуха, – надвигаясь на девку, прохрипел посадник.
   Она судорожно задергала ногами и на заду поползла в угол. Огромные глаза стали блестящими от страха. Губы зашевелились.
   – Не трогай его, не трогай… – донеслось до посадника. Найдена подползла к Горясеру и обхватила его голову. – Не дам…
   То ли ее слезы привели пленника в чувство, то ли этот затравленный шепот, но он неожиданно открыл глаза. Холодный, равнодушный взгляд скользнул по лицу посадника. Коснятин перевел дыхание. Меч выскользнул из его пальцев. Накатилась волна отвращения.
   – Не дам! – уверенно повторила Найдена.
   Посадник вздохнул. Все… Отпустило… Он наклонился, поднял выпавший из руки меч и обернулся. Найдена глядела на него как затравленный зверек. Наемник – как матерый зверь… Дикие… Лесные… Один другого стоит…
   – Черт! – выругался посадник, ступил за порог и обернулся: – Ждите суда, твари…
   На дворе горели факелы и негромко переговаривались слуги. Итиль крепко держал за локти ночного незнакомца. Коснятин обвел двор тяжелым взглядом. Он устал.
   – Она тебя опозорила, – вдруг сказал Итиль. Коснятин коротко рыкнул. Сотник все слышал…
   Слуги тоже… Позор надо смыть, чтоб потом никто не осмелился судачить, что новгородский посадник стерпел обман от бабы. Эту потаскуху надо наказать… Она не заслуживает жалости. Дешевая подстилка для наемников… Зря он тогда не поверил кликуше. Наверное, и тот печенег Арканай тоже побывал в объятиях этой лживой девки! И этот – Коснятин стрельнул глазами на ночного гостя и сплюнул – тоже вкусил ее ласк. А может, вернуться в прирубок и взять ее силой прямо там, перед ее любовником? Хотя что для нее насилие? Еще будет рада, сучка, что сам новгородский посадник польстился на ее тело! Нет, ее накажут иначе. Все увидят ее позор. И в конце концов она сдохнет. Задохнется в дерьме…